«Все идет согласно предначертаниям», – рассуждал Сергей, уворачиваясь в коридоре от влекомого двумя сержантами окровавленного мужика. Мужик дергался и орал:

– Всех не перевешаете!

– Чего сделал-то? – приостановив сержанта, спросил Сергей.

– На автобусном вокзале нагадил, товарищ капитан, – доложил тот. – Прямо в зале ожидания. А когда милиционер ему указал, драться полез, оружие у него выхватывать начал… Ну, ребята ему немножко разъяснили.

– Правильно, – кивнул Сергей и двинулся дальше.

Все идет по плану. Фээсбэшники поверили в глупого мента, а как можно испугать глупого мента, чтобы он вовсе заткнулся и не рыпался? Правильно, позвонить начальству, чтобы оно мента пропесочило и чтобы оно велело менту не совать свой ментовский нос в дела, ему непонятные. Что и выполнил только что на «отлично» подполковник Глазычев.

Что ж, будем делать вид, что глупый мент испугался и на пушечный выстрел не подойдет теперь ни к зданию ФСБ, ни к НИИ люпина. Надо у Зотова спросить, но и того, скорее всего, тоже накачали. Вот только пластиночка эта… Уже догадались, наверное, что это – липа.

Но кто знает, была ли у старичка Корнеева настоящая? Может, он липу и хранил. Или поменял совсем недавно, а настоящую у него, убиенного, забрал киллер.

Ой, придется еще встретиться с достопочтенными Кактусом и Костюмом. Пытать, может, и не станут, но нервы потреплют.

Когда же эстонец явится, интересно? Без него – никакого прикрытия… Ладно бы еще эстонец попался терпимый, а то приедет какая-нибудь сволочь. По-русски, интересно, разговаривает? А жрет что? Какие-нибудь свои пумперникели.

Заметив сидящего на подоконнике Зотова, Сергей подрулил к нему. Тот таращился в окно.

– Что там?

– А вон какой-то тип девку на это самое крутит, – хихикнул Зотов.

Рядом со зданием отделения находилась замороженная с незапамятных времен стройка – вроде как Дворец культуры, и в окружении осыпающихся кирпичных бастионов частенько веселились местные подростки и более взрослая часть населения. Соседство с милицией никого не пугало. Видимо, народ исходил из того, что ментам хватает забот и в других частях города, а у себя под носом разбираться недосуг. Так оно и было – очень редко Глазычев посылал людей отловить особенно обнаглевших граждан, оравших непристойные песни и пытавшихся бросать камнями в окна. В остальное время народ гулял как хотел.

Вот и сейчас на площадке недостроенного второго этажа сидела парочка: багрово пиджачный стриженый тип и сопля лет пятнадцати. Сопля расселась на ступеньке, вытянув длинные ноги в туфлях на ужасающей вышины «платформах», и сосала из двухлитровой бутылки сидр. Это сладкое девятиградусное пойло на первый взгляд было безобидным, но очень быстро срубало, так что им вовсю пользовались для совращения таких вот «лолит».

Стриженый сидел на корточках рядом и попивал пиво в ожидании, пока подругу развезет.

– Ждешь продолжения? – укорил приятеля Сергей. Зотов развел руками:

– А что еще делать? Можно прогнать.

– Черт с ними, не гони… Не ты один смотришь.

– А то. Лейтенант Файбышевич даже бинокль из дому притащил, говорит, много интересного видел. У него-то кабинет на пятом этаже, обзор отличный… – завистливо сказал Зотов. Потом подумал и добавил: – А можно и прогнать. Девка знакомая, что любопытно. Из нашего дома, в девятом классе учится, звать Маринка. У нее батька работает на макаронной фабрике.

– Тогда чего смотришь? Пойдем навешаем этому Гумберту Гумберту.

– Кому? – опешил Зотов. – Ты что, его знаешь?

– Потом объясню.

В дежурке они попросили у сержантов дубинки. Осторожно поднявшись по лестнице, затаились в какой-то нише. Сюда ясно доносились голоса.

– А сидр вкусный… – тянула «лолита» – Маринка.

– Еще хочешь? Еще куплю, – рисовался стриженый. – А ты это… В рот берешь?

– Чиво-о-о? – тянула Маринка с деланным непониманием.

– Ну это… Берешь или нет? Я тебе полтинник дам.

– Полтинник, говоришь? – Зотов выскочил на площадку. Стриженый поперхнулся пивом, «лолита» уронила свою бутылку. Сидр с бульканьем полился на бетон.

– Ты, мужик, иди отсюда, – сказал стриженый. Из-за угла выдвинулся Сергей, глаза стриженого забегали, но он не сдавался.

– Дядь… Дядь… – пискнула «лолита», пытаясь, видимо, вспомнить, как зовут Зотова.

– Не местный, что ли? – спросил Зотов, хлопая дубинкой по ладони. – Ты, дурья башка, знаешь хоть, где взялся девку соблазнять?

«Лолита» бочком проскользнула к лестнице и затопала вниз. Стриженый шмыгнул носом.

– Вот этот дом, – Зотов показал пальцем на отделение, – милиция. А ты – дурак. Стриженый не знал, что делать.

– Вали отсюда, – приказал Зотов, и стриженый быстро ретировался, бросив свои напитки.

– Сделали доброе дело, – резюмировал Сергей. – Дубинки только зря брали.

– Теперь ребята обидятся. Скажут, все шоу испортили…

– Зато девку отмазали.

– Девка только огорчилась, как ты мог видеть. Не заработала свой полтинник, а то и стольник. Вот я вечером батьке ее скажу, он устроит ей заработки, – мстительно сказал Зотов. Они стали спускаться по лестнице, и вдруг Зотов спросил: – Слушай, тебе никто не звонил?

– Звонили, а как же. Из гаража звонили, потом Марков из ОБЭП… – начал перечислять Сергей, но Зотов помотал головой:

– Нет, не по работе. Странных звонков не было?

– Да нет вроде.

– А мне был. Сегодня, недавно совсем. Какой-то мужик спрашивает: «Лейтенант Зотов?» Я говорю, что я. А он мне: «Зотов, не будьте идиотом. Вам это надо?» Я говорю: «Ты о чем, мужик?» Он мне: «Ты знаешь, о чем. У тебя семья, думать головой надо». И трубку положил. И знаешь что, Сергей?

– Что? – спросил Сергей, хотя прекрасно знал, что сейчас скажет Зотов.

– У меня и в самом деле семья… Я не знаю, тарелка там или нет, хотя скажу честно, нету там ни хрена, сказки одни… Но не хочет кто-то, чтобы мы туда лезли. Сунулись – и ладно, получили по носу – и чудненько. Тебе оно надо? Мне – нет. Подвезти попросишь или там другое что – пожалуйста, но брось ты этот институт хренов, кэптен. Вон дел сколько. Хочешь майора – заработаешь еще, молодой совсем… Ты меня понял?

– Понял, Зотыч, – сказал Сергей. – Понял, как не понять.

ГЛАВА 14

Из родной кровати да в последний раунд.

Из Христовой благодати да в андеграунд.

Егор Летов

Черное. Белое. Черное. Белое. Огромный стробоскоп замедляет свое движение. Кажется, сейчас станут видны лопасти вентилятора… Черное. Белое.

Кусты… Небо… Облака… – Спине холодно.

Хейти поднял голову, почувствовав, что что-то тянет за одежду. Дергает.

После того как зрение наладилось и окружающие предметы перестали множиться, Хейти разглядел, что за край его плаща уцепилось что-то рыжеватое. И живое.

При ближайшем рассмотрении это оказался маленький лисенок, который ухватился за краешек плаща Хейти и старался или утащить такой большой кусок мяса в укромное место, или просто мыслил оторвать понравившуюся подкладку. Теперь у него завязли зубы в ткани и он, увидев, что жертва оказалась живой, вытаращил в ужасе глаза и всеми силами пытался освободиться. Нелепо распахивал пасть и отступал назад.

– Отдай плащ и можешь валить к мамке, – сказал Хейти и обнаружил, что охрип.

«Сколько ж я тут провалялся, на холодке?» – Мысль показалась Хейти бесполезной, тем более что предыдущий день почти полностью стерся из его памяти.

«Это второстепенный вопрос, – решил он. – Гораздо важнее вопрос другой. Где я и как отсюда выбираться? Вот выясню это, а потом начну думать, как я сюда попал. В жизни появляется смысл».

Лисенок тем временем с треском вырвался из плена и рванул куда-то в кусты. В зеленеющей траве мелькнул его пушистый хвост.

Хейти встал. Особого результата это действие не принесло, вокруг были кусты, полностью скрывающие перспективу. Где-то вдалеке виднелись макушки деревьев. Лес.

«Ну и черт с ним, по солнцу сориентируюсь», – неуверенно подумал Хейти, припоминая смутно, что втюхивал капрал на армейских сборах.

Эстонская армия управлялась людьми, мыслящими реально. Эти люди понимали, что вести сколь-либо эффективные боевые действия против «теоретически предполагаемого» противника, буде оный возымеет желание навести свои порядки на берегах Балтии, не представляется возможным. А значит, единственное, что может сделать армия маленького государства, это уйти в подполье с целью выживания на период смутных времен. А поскольку эстонская армия в основном состояла из молодых людей призывного возраста, то выживание этих самых «бойцов» означало сохранение целого поколения нормальных, половозрелых молодых людей, генофонда, можно сказать. И это для маленькой нации было вопросом далеко не последней важности.

Таким образом, эстонских солдат и офицеров хорошо обучали одной военной мудрости. Не заблудиться в лесу, не утонуть в болоте, не попасть в ловушку, не помереть с голода на природе. Всему остальному, типа артиллерийских стрельб по мишени при помощи одного хорошо пристрелянного прицела на все артиллерийское отделение или сборке-разборке израильского автомата «галил», выделялось второстепенное место в воинской выучке. Один черт – не пригодится, так зачем солдат мурыжить?

Случались, конечно, трагичные и непонятные с точки зрения логики инциденты, вроде переправы вплавь через морской пролив Курксе, но главной задачей было научить эстонского солдата выжить в лесу на манер Робинзона.

Из отрывочной информации, которую Хейти получил на сборах, следовало, что перво-наперво нужно определиться со своим инвентарем. То есть с тем, что имеется у предполагаемого Робинзона в карманах.

Произведенная небольшая инвентаризация повергла Хейти в тягостные раздумья. И не из-за своей скудости. Наоборот. При себе Хейти обнаружил все необходимое для того, чтобы продержаться в лесу несколько дней. Самые простые рассуждения приводили к довольно неутешительным выводам. Например, о том, что вся деятельность Хейти за последнее время носила характер, подконтрольный кому-то неизвестному. И этот кто-то пока постоянно оказывался на шаг впереди своего поднадзорного, подталкивая его в нужном направлении. Хейти явно играл в чью-то игру, о содержании которой знал не больше, чем положено знать пешке о направлении главного удара в предстоящем гамбите.

«Плохо, очень плохо, – печально подумал Хейти. – Очень редкая пешка выбивается в ферзи. Чаше всего она становится разменной…»

Единственной вещью, которой порадовался Хейти, был его пистолет, провезенный неведомо как через эстонско-русскую границу. Каким образом это произошло, Хейти сказать достоверно не мог. Память на этот вопрос отвечала странным образом и черными пустотами.

Однако радость обретения знакомого оружия оказалась преждевременной.

Повинуясь необъяснимому желанию, Хейти поднес пистолет к лицу и втянул воздух. От ствола исходил явственный запах, который спутать с чем-либо было невозможно. Запах пороховой гари.

Хейти посмотрел на пистолет, как будто это был не знакомый и надежный «глок», а гадюка. Повертел в руках, сверил номера. Нет. Все точно. На вооружении у Полиции Безопасности несколько таких пистолетов. Один у комиссара, один у регионального контролера Эйнара Мяги и один у Хейти. Остальные довольствовались либо «Макаровыми», либо недавними ПСМ.

Как Хейти выбивал из руководства именно «глок» – отдельная история, достойная занесения в учебники мелкого интриганства. Но выбил. И вот теперь из его оружия кто-то стрелял. Возможно, что и сам Хейти, но он такого за собой не припоминал и надеялся, что этого не было.

Положение вместо того, чтобы улучшиться с находкой снаряжения, ухудшилось. Не улучшали настроения даже небольшие запасы пищи, галеты и какие-то обезвоженные концентраты с питьевыми таблетками.

К поясу («Кстати, что за пояс? Я такой не ношу») был прицеплен небольшой нож из разряда дешевых ножей выживания, с полой рукоятью, внутри которой обнаружились спички, неизвестные таблетки, моток нейлонового шнура и даже нехитрая рыболовная снасть.

«Скаутские какие-то приключения, – подумал Хейти, озабоченно разглядывая кусты вокруг и сожалея, что на сборах больше ухлестывал за симпатичной поварихой, чем слушал капрала. – Как все-таки меня сюда забросили?»

Явных следов множества людей, тащивших на себе тяжелое тело, не наблюдалось.

«Ну не вертушкой же?!» – Хейти посмотрел на небо.

«Я ничего не знаю», – ответило безоблачной голубизной небо.

«Отпираться будем?» – строго спросил Хейти.

На это небо только пожало невидимыми плечами и перестало обращать на человечка внизу внимание.

«Ну и хрен с тобой, – разочарованно подумал Хейти и внимательно осмотрел кусты. – Кто у нас где?»

Кусты неразборчиво что-то пробормотали. Кажется, матерной рифмой на слово «где».

«Тоже хорошо, – подвел итоги Хейти. – Что бы нам теперь со сторонами света придумать?»

Что-то вспомнив, он засунул руку в карман плаща. Где-то там должен был лежать маленький, чуть ли не детский, компас, который тем не менее указывал на север достаточно точно. Его маленькому Хейти подарил отец в день рождения. С тех пор этот компас стал чем-то вроде талисмана… И вот, кажется, пригодился.

Вопрос, в какую сторону идти, решился сам собой. Хейти оставил солнце за спиной и двинулся на восток. В ту сторону, куда ринулся незадачливый лисенок.

Он шел весь день. Сопровождаемый любопытным лисенком, который шуршал чем-то в кустах, становился на пенек, чтобы лучше разглядеть странного человека, и высовывал из густой травы острую мордочку с белой отметинкой возле черного шевелящегося носа. Иногда Хейти даже начинал беспокоиться, не забрел бы лисенок далеко от родного дома, норы или что там у него… Однако лисенок был весел, нор не искал и предоставлял Хейти думать о разного рода проблемах в одиночестве.

– Ну и черт с тобой, – сказал Хейти. – Не хочешь домой идти, и не надо.

Разговаривать с собой, лисенком, небом и встречающимися по пути пнями и прочими лесными прибамбасами уже вошло у Хейти в привычку. Подобные разговоры отвлекали. Отвлекали от довольно печальных мыслей по поводу того, что случится, если неизвестные игроки, которые кидали Хейти как пешку, просчитались и он не достигнет места назначения за отведенный ему условный промежуток времени. Время определялось только продуктами и охотничьими способностями самого Хейти, к которым сам он относился с большим скептицизмом.

Несколько раз он натыкался на ручейки. Чистые и холодные. Хейти увидел в этом хороший знак и некоторое время шел в довольно приподнятом настроении. Затем это настроение сменилось апатией. Усталость брала свое.

Приблизительно в шесть часов вечера Хейти начал искать место для ночлега. И сдуру чуть не заночевал на краю большой поляны, однако, обнаружив в высокой траве огромные пролежни, поспешил убраться, не решившись тягаться с тем зверем, который приходит поваляться ночью в эти заросли. Кабаны не были в числе его любимых зверей.

В конечном итоге Хейти устроился под высокой березой. Мощное дерево уверенно отвоевало себе место в этом лесу. Оттеснило, выдавило, пережило своих конкурентов и теперь заслуженно наслаждалось солнечными лучами. Под его стволом, в груде сухих листьев и расположился Хейти, предварительно пошуровав в листве палкой на предмет каких-нибудь сюрпризов типа зазевавшегося ежа или по-весеннему дурной гадюки. Место было чистое.

Костер разводить не стал. Согреться не согреешься, а спать не будешь. Да и разогревать было особенно нечего. И уныло сжевав пару галет, Хейти начал клевать носом. А потом забылся беспокойным лесным сном, вздрагивая всем телом и вполголоса матеря уже знакомого лисенка, который норовил подобраться поближе. То ли для того, чтобы откусить-таки приглянувшийся кусок плаща, то ли чтобы сделать еще какую-нибудь лисью пакость.

Глубокой ночью, когда стало холодно, а ночной воздух извлек из тела последние остатки тепла, Хейти почувствовал, как что-то небольшое, но теплое и пушистое, остро пахнущее, удобно устраивается рядом с ним. Сопит и сворачивается клубочком, пряча черный нос с белой отметинкой в пушистой шубе своего хвоста.

«Умом Россию не понять…» – подумал Хейти и пришел к выводу, что эта затасканная цитата целиком относится еще и к местной фауне, коварной, но вот ведь добродушной.

«Одни их медведи чего стоят, – думал Хейти, медленно отключаясь. – Морды… Добрые… А сунься – сожрет мигом… Сволочь».

Хейти провалился в глубокую черную ночь. Чтобы открыть глаза только утром.

ГЛАВА 15

Самолет усмехнулся вдребезги

В бугорок обетованной земли.

Егор Летов

На Зотова Сергей ничуть не обиделся. Тот прилип к этом делу случайно, и главной ошибкой было то, что он ему рассказал про тарелку и прочую сайенс фикшн. Пусть он и не поверил, но все же…

Списанное на ФСБ убийство деда само по себе не привлекло бы никакого внимания, особенно если учитывать боевое прошлое убиенного. Сергей был уверен в том, что Зотов будет молчать и не сдаст, но из игры он, бесспорно, вышел. Что ж, что Бог ни делает…

Одно неприятно: остался совсем один. А один, как гласит народная мудрость, в поле не воин. Тем более против отлаженной, пусть и разболтанной слегка проделками Калугина и Бакатина машины ФСБ. И ведь не шпион я, не шпион! Не на дядюшку Сэма работаю. Просто докопаться хочется, из-за чего же человека убили…

А ведь хорошо, что я развелся, подумал Сергей, подкармливая Свинтуса макарониной. Никаких у них козырей теперь нет – ни Милки, ни Вовки… Родители померли, царство им небесное, так что отдуваться за все только капитану Слесареву.

Пожалуй, надо схорониться. НИИ никуда не денется, сроков никто не назначал, пусть поуймутся. Бульдозером, что ли, пока заняться…

Он переворошил дело по бульдозеру. Мятые объяснительные, безграмотно написанные на листках в клеточку: «А када пришол бульдозира нету». Сторож писал, некий Приходько В. Н., 1925 года рождения, проживает ул. Папанина, дом 103. Документы на бульдозер. МП «Пол-акт», поди ж ты… Половой акт, что ли? Не исключено. Сергей вспомнил перестроечные времена, когда всякие мудрецы и шутники любили зарегистрировать частное предприятие с двусмысленным названием, благо ограничений никаких не имелось. Видать, с тех пор продержался…

А бульдозер-то хороший был, «Комацу». Таких в городе хорошо, если пара. Сергей его, кажется, даже видел: желтый такой, красивый. Японский, мать его. Красть такой невыгодно, попробуй потом сбудь его куда-нибудь… Мистика, да и только. И следов не осталось, а ведь бульдозер – не вертолет, поразбивал бы на хрен и асфальт, и бордюры на выезде. Если только на платформу загнали и увезли, так это ж еще больше рогоза – платформа-то шестнадцать колес, опять-таки их в городе всего несколько, и ни у кого не пропадала, проверили уже, все на местах стоят…

Свинтус засуетился в своей банке, зашуршал газетными клочками. Вот уж кто знает больше всех… Старик с ним небось и разговаривал даже, с кем ему еще было разговаривать, если даже случайному партнеру по шахматам такую историю выложил…

В детстве у Сергея был кролик. Белый, ушастый, с подвижным розовым носом. Кролика звали Филя, и жил он сначала в его комнате в картонном ящике, который все время грыз по ночам, а потом, когда переехали в новую квартиру, – на балконе. С балкона-то он и свалился, за что Сергей получил во дворе кличку Десантник – кто-то пустил слух, что он сам скинул кролика, привязав к нему парашют из наволочки. С той поры Сергей к домашним тварям охладел, считая их никчемными существами, склонными к суициду, из-за каковых хорошим людям дают клички. Но вот Свинтус ему чем-то понравился.

– Свинтус, чего тебе хозяин говорил-то? – негромко спросил Сергей, прижав нос к банке. Свинтус встал на задние лапки и внимательно таращился на него. Разумеется, он ничего не ответил.

С горя Сергей принялся листать монографию Кузьменко о НИИ люпина. Узнал он, что институт занимается, не щадя живота своего, разработкой новых технологий по выращиванию не только пресловутого люпина, но и зерновых, зернобобовых, а также плодово-ягодных культур. Что здание главного корпуса института было построено в 1896 году по проекту архитектора Грановского, а основная часть пристроек и новых корпусов – в 1946—1953 годах по проекту архитекторов Нойхеса и Блока. В том числе, кстати, и злополучный корпус Е. Строили, что характерно, пленные немцы, которых потом вполне могли ухайдакать, дабы не раскрыли тайны.

Сергей перелистнул несколько страниц и наугад прочел: «В период экономического и экологического кризисов необходимо максимально использовать ресурсоэнергосберегающие культуры, менее требовательные к условиям возделывания. К ним, в условиях степной и лесостепной зон Российской Федерации, относится и люпин узколистный. Являясь высокобелковой культурой, люпин выступает в роли основной культуры биологической энергосберегающей системы земледелия, способной давать дешевый высококачественный белок. В этой связи возникает необходимость всестороннего изучения биологических особенностей данного сорта люпина и разработки сортовой агротехники, позволяющей раскрыть его потенциальные возможности».

Вот так-то вот. Дешевый высококачественный белок. Сергей вспомнил старую репризу каких-то телевизионных юмористов про кроликов, которые «не только ценный мех, но и три-четыре килограмма ценного легкоусвояемого мяса». Что-то не видели мы там особенных разработок новых технологий. Вымершее место какое-то, дохлое.

А прикрытие и впрямь лучше не придумаешь. Кому он нужен, этот люпин? Место редко посещаемое, значительная часть сотрудников и вправду ковыряется в этом дешевом высококачественном белке, таскает на грядки навоз или чем они там удобряют все это дело… А несколько человек где-нибудь под землей потихоньку занимаются тарелкой. И руководство в лице товарища Бачило и прочих замов и директоров если и знает про реальное положение дел, помалкивает и делает вид, что ничего им не известно. Хотя пластиночки испугался, паршивец…

А вот и Бачило: стоит в числе нескольких коллег («Посещение НИИ люпина товарищем Михаилом Андреевичем Сусловым. Слева направо: Корнюшин А. В., Бачило С. С., Суслов М. А., Антипов В. И., Дивонис Ф. М., Кукин А. В».), в руках какая-то папочка, халатик чистый, белый. Рожа довольная.

Суслову, надо полагать, демонстрировали успехи «разработки новых технологий». Рожа у Суслова тоже довольная, понравились, видать, успехи.

А может, и не успехи, а подвалы корпуса Е, особенно если вспомнить все то мрачное, так или иначе связанное с личностью «серого кардинала».

А где ж директор Толстопятов? Или тогда он еще директором не был?

Ага, вот он. Еще в ранге заместителя директора, а с ним рядом тогдашний директор, некто Смилич М. Л. Толстенный дядька, пять подбородков, лет шестьдесят с виду… Может, и не помер еще. Надо бы проверить в паспортном столе. Смилич. Не забыть бы. Может много интересного рассказать, вот только как к нему подобраться, ФСБ явно капканчики порасставила кругом…

Кстати, про Патона хотел посмотреть… Убрав монографию, Сергей пошел к экспертам, молча взял с полки энциклопедический словарь и принялся листать. Ага, вот он. Патон, Борис Евгеньевич. Родился 27 ноября 1918 года в Киеве. Специалист в области использования методов электросварки в металлургии. Академик по Отделению технических наук (металлургия и технология металлов) с 29 июня 1962 года. Награжден золотой медалью им. М. В. Ломоносова за выдающиеся достижения в области металлургии и технологии металлов в 1980 году. Состоит в Отделении физикохимии и технологии неорганических материалов РАН.

Значит, в НИИ люпина Патон приезжал уже будучи академиком… И беседовал с люпиноведами об использовании методов электросварки в металлургии. Нестыковочка получается, хотя он, возможно, просто друга-профессора навещал. Выпили по сто – двести, вспомянули минувшие дни. Только за три месяца, что он тут находился, любому профессору надоесть можно…

На таких уликах кашу не сваришь. За уши притягивать факты, конечно, можно, но в разумных пределах. Звонить Патону и выяснять, что да как, само собой, нет смысла. С одной стороны, не скажет ничего, понимающий же человек, недаром академик. С другой – подставлюсь так, что мало не покажется, тут уже на придурковатого мента не спищут.

– Борисыч, – подергал он за плечо эксперта. Тот недовольно оторвался от газеты:

– Чего?

– Ты мою цацку ненароком не выкинул?

– Ты что, сдурел…

– Мало ли. Мусор из стола выбрасывал и… того… за компанию.

– Я мусор из стола уже лет пять не выбрасывал, – заявил эксперт. Судя по тону, он весьма этим обстоятельством гордился.

– Я тебя попросить хотел… Ты повозись с ней еще немножко, пожалуйста. Я понимаю, что возможности ограниченные, но попробовать не мешает. Тебе ж самому должно быть интересно.

– Интересно-то интересно, – согласился Борисыч, – вот только оторвут мне голову, как и тебе, за подобное любопытство. Ладно, уговорил. Знаешь, как поддеть на крючок энтузиаста.

Только Сергей успел войти в кабинет, как задребезжал телефон. Задремавший в банке Свинтус подскочил и завозился.

– Сережа?

Звонил сосед, Василий Никитич, когда-то секретарь обкома, а теперь «сучок в тюбетейке», как он сам себя по-райкински рекомендовал.

– Здравствуйте, Василь Никитич. Случилось что?

– К вам из энергосети приходили, а вас дома нет. Оставили бумажку, что надо заплатить сегодня, а то свет отключат.