Бурцев Виктор. Вечное пламя

   Милиционеры и приданные им в помощь пятеро молодых финских красноармейцев осматривали сарай, тыкали штыками в сено, чем-то гремели на чердаке. Один попытался заглянуть в будку, но собачонка оказала настолько ожесточенное сопротивление, что солдатик отступился, раздумывая, то ли прикладом шавку приложить, то ли плюнуть на это дело…
   – Бензопила большая, ее в будку не спрячешь, – громко сказал Маркко, и солдат махнул рукой. Тем более что осматривать еще было что.
   Старик тем временем повернул голову и пристально посмотрел на председателя колхоза. Тот, в свою очередь, старательно избегал встречаться взглядом с Йусси. Борис Александрович прохаживался вокруг дома, постукивал кулаком по бревнам, словно примеряясь, где бы половчее вдарить, чтобы обнаружить тайник.
   – Слышь, дед! – подсел он к старику. – Это ведь наверняка ты пилы припрятал. Ты скажи где, все равно ведь найдем!
   – Вот и найди, – равнодушно пожал плечами Йусси.
   Борис хлопнул себя по колену и направился к бане.
   – Вы походите, посмотрите, – вдруг сказал Маркко, обращаясь к Ивану, – вам интересно будет. – Голос его был тусклым, будто бы мертвым. – В нашем районе последний кулак. Будет о чем написать…
   – А вы думаете, у него пилы?
   Председатель кивнул.
   – Не похож он… Хоть и кулак, а не похож на вора.
   Маркко только руками развел. Что, мол, поделаешь…
   Иван прошелся вдоль забора. Дотронулся ладонью до огромного дуба, что рос внутри ограды. Где-то Лопухин слышал, что сажать такие деревья рядом с домом нельзя. Якобы они своими могучими корнями, расходящимися далеко в стороны, могут фундамент дома свернуть.
   Огромный, точно столетний великан возвышался над домом Йусси, как отец над маленьким ребенком. Словно бы прикрывал его от чужих взглядов, от палящего летнего солнца. Будто бы держал избу в своих зеленых, крепких ладонях.
   – Это старое дерево… – вдруг произнес рядом чей-то голос.
   Иван вздрогнул и обернулся.
   Рядом стоял старик. Последний кулак смотрел благожелательно, как смотрит человек взрослый и уже подуставший от жизни на маленького ребенка, только-только в эту жизнь пришедшего.
   Лопухин прокашлялся. Как разговаривать с человеком, у которого проводится обыск, он не знал. Тем более неблагонадежный элемент…
   Но старик улыбнулся. И Иван подумал: «А какого черта? В конце концов, пил у него еще не нашли, да и…»
   Что «и», Лопухин не знал, но почему-то твердо решил, что поговорить с дедом надо. Просто потому, что в другой раз такой возможности может и не представиться.
   – А я слышал, что сажать дубы рядом с домом нельзя. У них корни расходятся широко… Вроде как больше чем на пятьдесят метров.
   – Я и не сажал, – улыбнулся старик. Он говорил с удивительным, мягким акцентом, но очень правильно выговаривал слова. – Сам вырос. А я с ним договорился…
   – Что? – Иван подумал, что ослышался.
   – Договорился. Сел вот так, – финн подошел к дубу и уселся прямо на землю, опершись спиной о дерево, – и говорю: не трогай мой дом, а я не буду трогать тебя. И все.
   Лопухин неопределенно хмыкнул, не зная, как реагировать. То ли пошутил дед, то ли просто двинулся от одиночества.
   – Так и живем уже… много-много лет живем, – продолжал старик. – Пойдем, покажу… – Он легко поднялся на ноги и повел Лопухина к избе. – Смотри…
   Там, возле самого дома, огромный, толстый, как туловище человека, корень волной выходил из-под земли, заворачивался у самой стены и снова скрывался под землей.
   – Видишь? Так он соблюдает договор. Этот корень вон туда идет, – Йусси махнул рукой вдоль избы. – А потом поворачивает и снова прямо. Как ладонь. – Он нагнулся, подобрал желудь, сложил ладони лодочкой, спрятав его. – Вот так. И дуб тоже держит мой дом вот так. – Йусси улыбался. – А когда умру, договор кончится. И он сломает мой дом. Деревья часто умнее людей. Пойдем, покажу тебе еще…
   Старик повел Ивана дальше, на задний двор, где в панике бегали от солдат куры, а усатый пожилой следователь чесал в затылке. Йусси перекинулся с ним парой слов на финском. Следователь отвечал хмуро, неприязненно поглядывая на Ивана. Потом сказал по-русски, тяжело коверкая слова:
   – Вы не ходить тут много. Топтать след.
   – Извините, – простодушно ответил Иван, от чего финн скорчил еще более кислую физиономию.
   Старик махнул рукой:
   – Пекко меня не любит. Когда он приехал в наши края, у него была жена. Он ко мне пришел как-то раз и говорит: у меня есть жена, а у тебя нет. Ты никому не нужен. Он пьяный был. Я тогда ответил, что его счастье не долгим будет. Так и вышло. Это давняя история. Он потом ко мне приходил еще раз. С топором. Рубил дверь. Сломал топорище. Но я на него не обижаюсь, – словно подтверждая свои слова, дед улыбнулся усачу. – Нет, не обижаюсь. Прощаю ему все. Пойдем…
   Йусси повел Лопухина дальше.
   Уже за границей забора, под бдительным оком финна-следователя, Йусси показал Ивану два больших камня. Громадные гранитные валуны имели ровную поверхность и располагались друг возле друга, как две колоссальные ступени. По окружности камни были украшены каким-то сложным перепутанным рисунком. Бороздки, выбитые на глыбах в незапамятные времена, едва виднелись. И вблизи их было совершенно не разглядеть, но если отойти на пару шагов, знаки проступали на камне явственно.
   – Вот это да… – прошептал Иван, начисто позабыв про то, что дед неблагонадежен и вообще слегка тронутый, про солдат и злого следователя Пекко. – Это ж… Сколько ему лет?
   – О! – Йусси засмеялся. – Никто не считал. Никто. Это очень старые камни.
   – Настоящие памятники старины. – Иван в восторге начал расчехлять фотоаппарат. – Можно я сфотографирую?..
   – Нельзя! – крикнул Пекко. – Спрятать камера!
   И добавил что-то по-фински. Красноармеец, стоявший неподалеку, сделал несколько нерешительных шагов к Ивану.
   – Тут идет следствие! – важно подняв палец, пояснил усатый финн.
   Йусси махнул рукой.
   – Не надо с ним спорить. Я вам лучше расскажу. Эти камни, они могильные. Сюда всегда приходили умирать. Вот эти резы, – дед старательно выговаривал это слово, будто вкладывая в него особый смысл, – говорят, что мертвый отсюда отправляется на тот свет. Как по лестнице. Помоги-ка мне…
   Он протянул Ивану руку. Тот взял ее, ощутив, какая тяжелая у старика ладонь. Йусси сжал пальцы, и Лопухин ощутил, как что-то твердое оказалось у него в руке. Сам не понимая, что делает, Иван стиснул предмет.
   Дед, опираясь на руку Лопухина, встал на первый камень.
   – Отсюда человек начинал свой путь в мертвый мир, где его ждет большая дорога. Длиннее, чем его жизнь на земле, – сказал, улыбаясь, старик. – Становясь на эту ступень, человек должен был подарить что-то тому, кто провожает его в последний путь.
   Иван смотрел на деда во все глаза.
   – Потом, – Йусси с явным усилием взобрался на второй камень, – человек видит всю свою жизнь. Отсюда, с высоты второй ступени, ему видно все-все, что он совершил, что сделал хорошо, а что не очень…
   Старик посмотрел в сторону ворот, где стояли председатель Маркко и Борис Александрович.
   – Отсюда он прощает всех, – продолжал Йусси. – И идет на тот свет уже легко. Будто летит.
   – Нашел! Нашел! – закричал кто-то у реки.
   Иван дернулся и не увидел, как дед сделал свой шаг в небо. Только тело с глухим стуком ударилось об землю.
   От забора бежали финны, следователь. Лопухин бросился к старику, присел, поднял ему голову.
   Тот был мертв.

6

   Назад возвращались молча. Грузовик потряхивало на колдобинах. В ногах перекатывались, громыхая, бензопилы. Солдаты молча курили. Следователь недовольно крутил усы.
   – Около бани спрятал, соответственно, – наклонился к Ивану Борис Александрович. – В крапиве.
   Но прозвучало неубедительно, как оправдание.
   – А кем он был? – вдруг спросил Иван.
   – То есть? – Борис не понял.
   – Ну, вообще… Занимался чем?
   Борис Александрович пожал плечами и покосился на председателя.
   – Да так… Мелкобуржуазный элемент.
   – Он вам что-нибудь дал? – вдруг спросил Маркко.
   Лопухин помедлил с ответом. А потом разжал кулак. На ладони лежал круглый металлический диск. Тяжелый, как из свинца.
   Маркко заметно побледнел и вздрогнул, а усатый следователь заинтересовался:
   – Что это? – Он взял диск и принялся рассматривать его, подслеповато щурясь. Потом хмыкнул и вернул железку Лопухину. – Бабушкины сказки.
   – Ну, – демонстративно протер кругляк платочком Иван, – кому сказки, а кому народные сказания. Сейчас этому большое значение придают. В Москве.
   Иван с удовлетворением заметил злой огонек в глазах следователя. Злой и испуганный. Борис Александрович, напротив, почему-то даже обрадовался.
   – А вы к нашему председателю обратитесь! Он, соответственно, много разных сказок знает. К нему детишки наши бегают, табуном!
   – Правда? – Лопухин обернулся к Маркко.
   Тот кивнул и протянул руку:
   – Можно?
   Иван протянул странный диск председателю. Тот долго гладил угловатые значки, выбитые в металле. Крутил в пальцах, рассматривал окантовку, пущенную по краешку диска.
   – Тонкая работа, – прокомментировал Борис Александрович. – Старая.
   Маркко вдруг сжал кулак. Резко повернул. Что-то громко щелкнуло. Когда председатель раскрыл ладони, диск распался на две половинки.
   – Ух ты! – Борис Александрович даже приподнялся. – Это ж, соответственно, шкатулка!
   Иван подсел поближе.
   Председатель опустил ладонь вниз, показывая всем содержимое. Диск действительно представлял собой шкатулку. Там, на гладкой внутренней поверхности, лежал другой кусочек металла. А может, это был камень?.. Грубый, в отличие от футляра, с неровными краями и одним большим знаком, вырубленным посередине.
   Следователь на всякий случай отсел подальше, с опаской поглядывая на футляр в руках Маркко. Председатель, видя такую реакцию, протянул ему ладонь с находкой.
   – Возьмешь?
   Следователь потряс головой.
   – Так ведь сказки же, – глухо произнес председатель. И добавил зло: – Бери!
   – Не возьму. – Пекко отсел еще дальше.
   – Это же искал!
   – Ничего я не искал! – вдруг взвизгнул следователь. Куда только делся его акцент? – Я искал пилы! А этот ваш Йусси – вор! Всегда вором был и подох вором!
   Иван понял, что присутствует на кульминационном моменте какой-то старой ссоры.
   На лице Маркко заиграли желваки, и он прошипел что-то по-фински. Злое, страшное. Пекко смолчал. Совладав с собой, председатель повернулся к Лопухину и спокойно курившему Борису Александровичу.
   – Это старая легенда. Камень называется рунным. Его хранят в специальной шкатулке, чтобы случайные руки его не касались. Считается, что тот, кто возьмет камень, примет его как собственность или подарок, тот примет и свою судьбу. А уж какой она будет, не знает никто. Только ведьмы, которые этот камень сделали. И случилось это давным-давно, еще когда на земле жили два могучих народа, враждовавшие друг с другом. С той поры и находят люди в болотах да в озерах такие камни. Но и судьбу вместе с ними. Кое-кто говорит, что судьба эта зависит от того, какой человек возьмет в руки камень… У плохого и судьба будет страшная. А у доброго… Главное, что не изменишь уже ничего. Судьба. – Маркко протянул рунный камень Ивану. – Это ваш подарок. Возьмете?
   Лопухин тряхнул волосами и ответил весело:
   – Я материалист. В судьбу не верю. – И протянул руку, чтобы взять камень.
   – Судьбе все равно, кто ее принимает… – тихо ответил председатель.
   Иван не ощутил ничего, вынув камень из шкатулки. Совсем.
   Тяжелый каменюга. Непонятные резы на нем сделаны глубоко, и складывалось ощущение, что их не выбили, а выплавили. Хотя Иван совершенно не разбирался в подобных вопросах, могли и вырезать, а потом долго-долго скоблить. Лопухину доводилось видеть в краеведческих музеях и не такие поделки.
   – Спрячьте в карман, – председатель протянул Ивану шкатулку. – Вечером вам расскажу еще одну историю.
   Они снова замолчали. Только злополучные пилы катались по доскам кузова.
   По приезде следователь начал упираться, что бензопилы – это вещественное доказательство и он должен забрать их с собой. После длительного и безрезультатного препирательства с председателем на первый план вышел Борис Александрович. Он отвел Пекко в сторону и долго что-то ему втолковывал, рубя воздух ладонью. Следователь пытался отвечать, но тщетно. Вскоре он вместе с солдатиками и своим помощником уехал, а Борис Александрович вернулся к Ивану, утирая лоб.
   – Ох и тяжелый человек! Ох и каменюка! Сколько раз уже… А всегда с ним тяжко. Голова, соответственно, трещит, будто раскалывается!
   – Я хотел, чтобы вы мне хозяйство показали, да, видимо, вам трудно сейчас, – Иван развел руками. – Может быть, мне к Маркко обратиться тогда?
   – Нет, не надо, – Борис Александрович сморщился. – Ему сейчас… не до того будет. Бумаги писать, отчеты… Эх… Так что давайте со мной походим. Готовы? Перекусить не желаете?
   Иван вдруг вспомнил, что у него маковой росинки во рту не было с утра.
   – Знаете, очень хочу!
   – Тогда пойдемте…

7

   После обеда Иван с Борисом Александровичем снова отправились на лесопилку, хотя планировали двинуть к озеру. Но что-то там опять приключилось в лесном хозяйстве. На лошади прискакал какой-то малец и, пригнувшись, крикнул в окошко:
   – Борис Саныч, опять тягачи встали! Юри приехать просит!
   Борис хлопнул себя по бедрам и сплюнул.
   – Буду, скажи! – крикнул он вслед парнишке.
   – Случилось что-то? – поинтересовался Лопухин, когда Борис Александрович вернулся за стол.
   Тот в ответ только рукой махнул.
   – Это так, наши местные сложности. Колхоз, соответственно, молодой. Очень много людей с самых разных мест. Поднимаем хозяйство, сами видите, как приходится иногда… С местными сложно бывает. Тут после войны всякого люда осталось… Маркко очень тяжело. Он хоть и авторитетом пользуется, но все-таки, сами понимаете. Разные бывают моменты. Сейчас вот поеду разбираться… Может, вы без меня на озерцо?
   – Нет-нет! – Лопухин встал. – Я с вами!
   – Да не будет вам интересно… Рабочие моменты, соответственно… – Чувствовалось, что Борис пытается увильнуть.
   Однако Иван оставался тверд:
   – Я мешать не буду. Похожу, посмотрю, пару снимков сделаю. Покажете мне ваших ударников. Я интервью возьму. Есть ударники?
   – Найдем, – Борис Александрович вздохнул. – Ну что ж, поехали…
   В машине, подпрыгивая и трясясь, Борис вводил Лопухина в суть проблемы:
   – Тягачи деревья возят. Техника могучая, подцепил стволы и поволок. Ну и работа тяжелая. По жаре в кабине духота, двигатель ревет… Наши-то, приезжие, еще ничего, справляются, а местные все норовят схитрить. Оплата идет по сделанному, так они норовят за раз стволов сверх нормы схватить. За полдня сволокут дневную норму и все. На обочину и под машину.
   – Зачем?
   – Ну, ремонт якобы. Водителю ведь все равно, сколько он стволов за раз волочет. Не на горбу же. А получается, полдня поработал – и на боковую. А у меня потом тягачи из мастерских не вылезают. Два двигателя перебрали, на один запчастей нет, так и стоит! Еще у одной машины ходовую выбило, соответственно! И что теперь делать?
   – А наказать? Рублем ударить?
   – Да какое там… – Борис махнул рукой. – Пробовали уже все. И общественное порицание выносили, и рублем… Я им: «Вредительство!», а они мне: «Передовой метод!» И что делать? Местных и так в колхоз затащить проблема была. Чего только не делали… Уклад у них другой. Все больше хуторами, за тридевять земель друг от друга… Если бы не Маркко, так и не знаю, чем бы все кончилось.
   – Инициативный человек?
   – Ну, – Борис пожал плечами, – не то чтобы, просто авторитетный. Для местной молодежи вроде как. А в колхоз кто идет? Только молодые! Старики… ну, сам видел.
   Они проехали кучу опилок, свернули в лес и двинулись по ухабистой дороге, что шла вдоль обширной просеки. Через некоторое время Борис Александрович резко свернул налево и встал на небольшой полянке.
   – Дальше ногами пойдем, – пояснил он. – Там только тягачи ходят. И то не в сырую погоду. Болота тут. Капитальные болота. Кто-то рассказывал, что лосей утягивает. А уж лось, он, соответственно, по любой топи пройдет.
   Воздух был заполнен одурманивающим запахом леса. Трав. Еловой смолы, разогретой на солнце. Шумел ветер и неумолчно щебетали птицы.
   – Хорошо-то как! – Иван задрал голову и прищурился на солнце. – Хорошо!
   Борис хмыкнул, как показалось Лопухину, чуть самодовольно.
   – Ну, что ж, пойдемте… Теперь вы этих красот насмотритесь.
   Идти по лесной дороге было легко. Впечатление портили только комары, здоровенные, голодные и злые, они налетели, казалось, на одного только Ивана. По крайней мере, Борис Александрович отмахивался от них как-то легко, словно даже не замечая. Лопухину же досталось в полной мере.
   – Что, зажрали? – поинтересовался Борис. – Тут комары злющие. Особенно на приезжих. Мы-то уже пообвыклись. А кто приедет, да еще в первый раз… Тучами налетают. – Он сошел с тропы. Сорвал пучок каких-то травок. Протянул Ивану: – Вот, обмахивайтесь.
   – Что это?
   – Да травка какая-то местная, я названий не помню. Но вроде как помогает. Комарье ее боится даже.
   Иван последовал его совету, и действительно гудящая эскадрилья вроде бы отстала.
   – Надо же! А я и не знал, что такое средство есть…
   – И я не знал, – бодро ответил Борис. – Наш председатель показал. Вроде и растет она не везде, а только тут. Давайте-ка отойдем…
   Навстречу им с рычанием и лязгом полз здоровенный железный монстр. Тягач.
   Борис Александрович замахал рукой. Машина рыкнула и остановилась. Грохот от двигателя снизился до приемлемого уровня.
   Из кабины высунулась конопатая физиономия водителя.
   – Саныч! Опять стоим! Я не знаю, что делать уже. Как сговорились!
   – Что значит – не знаю?! – с места в карьер заорал Борис, да так, что перекрыл своим голосом рык мотора. – Что значит – не знаю? Ты бригадир или кто?!
   – Ну, бригадир…
   – А может, мне найти бригадира без «ну»?! Что за бардак на работе? Ты что, с водителями справиться не можешь?!
   – Да могу я! Только без толку это все! С ними же каши не сваришь!
   – А где я тебе других возьму? Где?! Вот что, Степан, или ты находишь способ в своей бригаде порядок навести, или тобой займусь я! Понятно?!
   – Понятно, – протянул Степан и нырнул в кабину. Тягач взревел и двинулся дальше.
   – Еще немного осталось, сейчас на месте будем. Уже слышно, как валят…
   Иван кивнул. Он сам ничего не слышал. В ушах до сих пор стоял грохот двигателя тяжелой машины.
   Однако Борис оказался прав. Через несколько десятков метров дорога делала плавный поворот. Отсюда была видна вырубка. Огромная рукотворная поляна. На ней около нескольких бревен тяжело ворочался еще один тягач. Еще четыре стояли тут же. По краю поляны работали люди с пилами. То один, то другой здоровенный ствол рушился на землю.
   – Эх… – выдохнул Борис Александрович. – Теперь я пойду, мне тут переговорить надо…
   – Да-да, конечно. – Иван расчехлил фотоаппарат. – Я тут сам…
   – Только смотрите мне, – Борис погрозил пальцем. – Чтобы без приключений. Очень внимательно по сторонам смотрите. Все-таки вырубка, не прогулочный парк.
   И он убежал, ловко прыгая среди пней.
   Лопухин осторожно, глядя под ноги, двинулся вдоль еще не тронутого лесного массива. Больше всего Иван боялся, что наступит на гадюку, и потому шел с опаской.
   Борис Александрович уже размахивал руками около ближайшего тягача. К нему подтягивался народ. Однако о чем идет разговор, слышно не было.
   Иван тем временем вышел поближе к лесоповалу и сделал несколько снимков. Должно было получиться хорошо. Пильщики, крепкие ребята в мокрых от пота гимнастерках, валили высоченные ели так, будто траву косили. Только и слышалось отовсюду: «Поберегись!!!» И лесной гигант с хрустом и треском ломаемых ветвей рушился на землю. Завораживающее зрелище.
   Единственное, чего Иван никак не мог сделать, это обратить на себя внимание хотя бы одного лесоруба, чтобы взять у него интервью. Казалось, что эти ребята не ведают, что такое перекур или перерыв в работе.
   В результате, засмотревшись на падение очередной мачтовой ели, Лопухин пропустил громкое «Поберегись!!!», слишком поздно сообразив, что крик этот обращался к нему.
   Иван успел только повернуться и увидеть, как что-то темное, страшное, с множеством растопыренных лап, когтистых и жадных, прыгнуло на него сверху! Скрутило! Сжало! Ударило об землю! Да так, что дух вышибло начисто!
   И все погрузилось во тьму.

8

   В себя Лопухин пришел от того, что ему на лицо лилась холодная вода. Она неприятно затекала в уши и нос. Иван закашлялся, в груди остро отозвалось болью.
   В темноте кто-то говорил по-фински. Тягучие фразы на непонятном, совершенно чужом языке. Наконец темнота начала таять, сделалась прозрачной…
   Первое, что увидел Лопухин, – это женские руки. Узкая, белая ладонь скользнула по его лицу. Снова холодная вода полилась по лбу, по шее…
   Красивые руки. С тонкой, удивительно нежной кожей. К таким рукам хочется прижаться лицом, уронить в них лоб, тяжелый после трудного дня, и чувствовать, как уходит усталость, как мысли становятся легкими, невесомыми…
   Потом Иван увидел лицо.
   Высокие скулы, глаза светлые, голубые, как небо, и очень бледная кожа. Из-под платка выбивается на высокий лоб прядка соломенных волос.
   «Катька? Так она ж блаженная!» – всплыли в памяти чужие слова.
   Лопухин смотрел в ее глаза, как смотрят в небо. Высокое, далекое голубое небо, чистое, как в первый день творения. Казалось, что это продолжалось вечность. И уже не ясно было, то ли он смотрит в небо, то ли это небо вглядывается в него этими удивительными глазами…
   Иван попытался поднять руку, но в груди снова кольнуло.
   – Лежи… Не шевелись… – Ее голос звучал странно. Каждое слово она будто подбирала в каком-то словаре и старательно проговаривала по транскрипции.
   В поле зрения появился Маркко.
   – Как чувствуешь себя?
   – Ничего, – прошептал Иван. – Что случилось?
   Маркко пожал плечами. Вид у него был изнуренный, бледный.
   – Если считать, что чудес не бывает, то случилось то, что бывает один раз на миллион. А если по-другому, то чудо.
   – Не понял, – Лопухин поднял руку, потрогал грудь, где болело.
   Девушка осторожно отвела его пальцы. Ее ладошка была на удивление горячей и сухой. От этого прикосновения по телу разливалась звенящая легкость, хотелось прижаться к ее рукам и заснуть.
   – Тебя деревом завалило, – сказал председатель.
   – И что?
   – Не понимаешь? Для лесоруба упавшее дерево – верная смерть. Мало того что весом все кости раздробит, так еще и сучьями проткнет. Страшная смерть.
   – Но я же жив?
   – Жив, – Маркко кивнул. – Это и есть один на миллион. Чудо.
   – А болит… – Иван снова попытался коснуться груди.
   – Еще бы. И долго болеть будет. Сук точно в сердце шел. Да вот… Повезло.
   – Как это? – Лопухин похолодел, представив себе, как огромное бревно вбивает ему обломанную ветку в грудь.
   Председатель поднял на цепочке что-то металлическое, смятое.
   – Я цепочку сам приладил. Она у тебя в кармане ловко оказалась. К месту.
   Лопухин сощурился, приглядываясь.
   – Это ж дед мне подарил. Йусси…
   – Он самый, – Маркко присел рядом с Иваном на кровать, протянул подарок. – Футлярчик расколотило. А рунный камень внутри цел. Он весь удар на себя и принял. Наши как увидели – не поверили. Сук в щепу. А тебя самого в мох вдавило. Тоже везение. Почва мягкая попалась, болотистая. На том месте сейчас хоть статую отливай, форма такая в земле. У нас это называется – второй раз родился.
   Лопухин не нашелся что ответить, а Маркко вложил в его руку амулет.
   – Носи при себе. – Он встал и направился к выходу. – Полежи еще, в себя приди. Кости целы, а все остальное ерунда. Катти последит. Если что надо, спроси у нее.
   – Катти… – одними губами прошептал Иван и, встретив чуть встревоженный взгляд голубых глаз, улыбнулся.
   Она положила ему ладонь на лоб. От этого боль в груди чудесным образом отодвинулась, стала тише, незаметней. Иван улыбнулся, да так и заснул.
   Проснулся он вечером.
   В углу на небольшом столике горела маленькая лампа с зеленым бахромчатым абажуром. Света она давала немного, но достаточно, чтобы осмотреться. Рядом с кроватью стоял стул, на котором сидела, подперев голову ладонью, Катти. Кажется, она спала.
   Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Лопухин откинул одеяло и сел. Грудь уже не болела так остро. Иван поискал брюки, но не нашел. Вставать же в одних трусах было как-то неудобно. Лопухин растерянно озирался, не зная, что делать.
   Катти вздрогнула и проснулась.
   – Я не хотел вас будить, – почему-то прошептал Иван. – Мне надо… Ну, выйти…
   Девушка попыталась его уложить, осторожно коснувшись плеча. Но Лопухин отвел ее ладони.
   – Мне надо выйти, – снова повторил он, чувствуя, что начинает краснеть. – Где моя одежда?
   Она на мгновение задумалась. Затем кивнула, встала и вышла.
   – А?.. – начал было Иван, но затем увидел, что вся его одежда аккуратно висит на спинке стула. – Понял…