Лично я Бинта знал давно. Он был Рачковским приставлен ко мне для наблюдения с 1890 г. С тех пор я знал не только об его существовании, но знал и то, что он делал, как агент Рачковского.
 
   В 1918 г., уже после революции, я, снова приехавши в Париж, как эмигрант, встретил Бинта. Он был не у дел, старого его начальства, кому он служил, уже не было, Рачковский давно (в 1910 г.) умер, а с большевиками никаких связей завязывать он не хотел. Ему не было уже никакого резона что-нибудь от меня скрывать и он, поэтому, охотно отвечал на мои вопросы. Он мне рассказал много важного для меня вообще и о Рачковском в частности. Он сообщил мне тогда и о том, что Рачковский был занят «Сионскими Протоколами», когда до 1902 г. был на своем посту в Париже, и что ими же занят был и Головинский, которого он хорошо знал лично, — и к кому он часто ходил по поручению Рачковского.[125]
 
   В это время я узнал, что проф. Сватиков, как комиссар Временного Правительства, допрашивал Бинта еще в 1917 г. Тогда я посоветовал Сватикову специально расспросить Бинта о «Протоколах». Вскоре я узнал, что он от Бинта получил интересные о них сведения. С тех пор я перестал сам расспрашивать Бинта и только через Сватикова узнавал, что он ему сообщал.
   Впечатления Сватикова и мое тогда были таковы, что Бинт не только искренно рассказывает о Рачковском, но что его сведения о «Протоколах» вполне подтверждаются всем тем, что в это время мы уже о них знали.
   В письме Рачковского-сына, адресованном в бернский суд, имеется интересное сообщение, что в бумагах его отца он нашел черновик одного из его гнусных пасквилей, изданных по-французски, против эмигрантов, под прозрачным псевдонимом «Петр Иванов» [126]. Это только подтверждает указания Бинта, полученные от него С. Г. Сватиковым, о которых была речь на втором суде в Берне.
   Имевшиеся у Бинта документы об его службе у Рачковского были так интересны, что несколько лет спустя, но еще в 1920-х гг., Сватиков, как представитель Русского Исторического Архива в Праге, купил для него этот архив.
 
   Защитники обвиняемых на суде в Берне стремились опорочить показания свидетелей и сведения тех, на кого эти свидетели ссылались. Особенно они стремились скомпрометировать показания г-жи Радзивилл.
 
   Мы мало знаем о г-же Радзивилл и не можем сказать, насколько обоснованы личные против нее обвинения, возведенные на нее защитниками «Протоколов». Но они, во всяком случае, не имеют никакого отношения к «Протоколам».
 
   Г-жа Радзивилл, несомненно, бывала в модных и очень осведомленных политических парижских салонах, как, например, у знаменитой Ж. Адан. Там она встречала и Рачковского, и Головинского, и Мануйлова, которые в этих салонах бывали желанными гостями. Поэтому она могла или, вернее, не могла не знать, что там говорили и о «Протоколах», а там о них говорили. Но едва ли своим встречам с этими агентами тайной русской полиции она придавала в то время большое значение, а потому не может быть ничего удивительного, что она, вспоминая лет через двадцать о Рачковском и Головинском, могла ошибиться, к какому году относятся ее встречи с ними — 1904 или 1900. Встречая вместе Рачковского, Головинского и Мануйлова, она могла и не понимать правильно их взаимные отношения, тем более что они сами не только не афишировали своих враждебных отношений (а они, как оказывается, все время подсиживали друг друга), но даже скрывали их от посторонних лиц. Она могла не совсем верно понять и то, какое в деле подделки «Протоколов» принимал участие каждый из этих трех лиц, официально вместе работавших, как чиновники одного и того же русского учреждения в Париже.
 
   Г-жа Радзивилл едва ли права, когда говорит об участии Мануйлова вместе с Рачковским в подделке «Протоколов». Мало вероятно, в самом деле, чтоб Мануйлов, находившийся в враждебных отношениях к Рачковскому, мог вместе с ним заниматься их подлогом. Но благодаря обстановке, в которой Мануйлов встречался в Париже с Рачковским и Головинским, он тем не менее, мог многое знать о совершавшемся тогда ими подлоге, даже если он сам не принимал непосредственного в нем участия. Сама г-жа Радзивилл, как и г-жа Херблет, могла не знать точно, принимал ли он участие в подлоге или только был в курсе того, как он совершался (что вообще, конечно, не могло иметь никакого значения и для нее); но это давало ей повод в своих воспоминаниях уверенно сказать о нем, как об активном участнике подлога.
   Правдивость рассказа г-жи Радзивилл т. о. не может подвергаться сомнению благодаря некоторым не имеющим значения ее ошибкам. Ее воспоминания и дополняющие их воспоминания г-жи Херблет вполне подтверждают все, что мы знаем из других источников о парижском происхождении «Протоколов». А важность их воспоминаний вполне объясняет вызванное ими возмущение антисемитов, безнадежно защищавших в Берне подлинность «Протоколов», и потребность дискредитировать во что бы то ни стало их обеих.
   Но эти отдельные, не имеющие большого значения, ошибки в воспоминаниях г-жи Радзивилл лично для меня были всегда ясны. Я еще в 1921 г. их оговорил в своей статье в «Общем Деле», на которую теперь ссылаются нападающие на г-жу Радзивилл для полемики, направленной, между прочим, и лично против на меня.
 
   Все, что говорилось защитниками «Протоколов» на бернском суде против дю Шайла, или не выдерживает никакой критики, или не относится к делу. Они даже утверждают, что дю Шайла и не встречался с Нилусом, тогда как сам Нилус говорит о знакомстве с ним в своем сочинении «На берегу великой реки».
   Высказанное антисемитами соображение, что 24-летнему дю Шайла Нилус не мог рассказывать про рукопись «Протоколов» и показывать ее, — просто наивно.
   Молодой француз, энтузиаст, каким был тогда дю Шайла, только что перешедший в православие, не мог не представлять огромного интереса для Нилуса. Именно с таким любопытным и интересным лицом охотнее всего и мог бы Нилус беседовать по душам, когда они были где-то в далеком Оптинском монастыре и когда об опасениях каких либо его будущих разоблачений не могло быть и речи.
   В рассказе дю Шайла Нилус называет Рачковского «генералом». Рачковскому-сыну кажется невероятным, чтобы его отца кто-нибудь называл «генералом». Но Рачковский был действительный статский советник, а действительных статских советников обыкновенно, особенно среди иностранцев, называют генералами. Поэтому, нет ничего удивительного, что Нилус говорил дю Шайла о Рачковском, называя его генералом.
 
   Флейшауэр и Вас много говорят о письме Г. в «Возрождении», написанном по поводу моих показаний на бернском суде. В настоящей брошюре я подробно изложил, при каких условиях я получил от него сообщения о Николае II. Сведения, данные им, были, без всякого сомнения, точно записаны. Его письмо в «Возрождении» было, очевидно, вынужденным. Оно только подтверждает ту закулисную работу, какую проделывали организаторы защиты обвиняемых на бернском суде, а с другой стороны они показывают, как заинтересованные лица неохотно расстаются с своими сведениями о «Протоколах», когда они подтверждают их подделку.
   Вас в своей книге говорит, что бернский процесс поставил пред ними, антисемитами, вопрос о необходимости отыскать истинных творцов «Протоколов» и рассказать об обстановке, при какой они создавались. Этим он собственно зачеркивает все, что они сами говорили до сих пор и то, что они, якобы знали о том, кто и когда составляли «Протоколы».
   Если же Вас и другие будут искренно отыскивать истину, они, конечно, установят, что никакие евреи не принимали участия в составлении «Протоколов», а их создали плагиаторы и подделыватели, их собственные единомышленники, т.е. они докажут то, что уже было доказано на суде в Берне.
   Но Вас, и все вообще Васы, едва ли когда-нибудь решатся сами сказать правду о «Протоколах» и впредь только будут отыскивать о них другие, менее легко опровергаемые, инсинуации, и опять таки, будут пытаться все сваливать на евреев.
   Но что бы антисемиты ни делали для дальнейшего запутывания вопроса о «Протоколах», их противники должны продолжать разоблачать укрывателей правды о «Протоколах».
   Бернский процесс для этого сделал много. Он указал и пути, какими можно продолжать разоблачать подлог «Протоколов».
 
 

8. «Сионские Протоколы» основаны с начала до конца на сознательной лжи

Защищая «Протоколы», антисемиты совершают сознательно мошенническое дело

   После бернского процесса на подлинности «Протоколов» особенно не настаивают даже сами немцы. Прислужники Гитлера теперь даже в своей печати — чаще чем раньше — делают полупризнание, что «Протоколы» подложны.
   Так, М. В. Энгельгард, национал-социалист, бывший директор института для изучения еврейского вопроса в Берлине, в книге, изданной в 1936 году, говорит, «ныне прочно установлено, что «Протоколы» в наиболее существенной их части являются ничем иным, как переработкой, а отчасти и дословным воспроизведением книги Жоли», и что эти «Протоколы» вовсе не являются протоколами заседаний самого сионистского конгресса 1897 года, лишь изложением общих линий, формулированных в узком кругу «влиятельных» евреев на этом конгрессе, или же сейчас же после него.
   Признание, что «Протоколы» — плагиат и подделка, и что они написаны не евреями а их врагами, впрочем, можно встретить почти у всех антисемитов и не только после бернского процесса, а раньше — у Крушевана (1903 год), у Нилуса, самого Гитлера (1922 г.), Розенберга, Фрей и т. д.
   Тем не менее, признавая иногда подделку «Протоколов», антисемиты (гитлеровцы в том числе), когда им нужно, и теперь говорят о них, как …о подлинном документе, составленном евреями! Они и в настоящее время все еще продолжают пользоваться «Протоколами» в борьбе с евреями. Конечно, и впредь они никогда не расстанутся с ними в своей пропаганде, какую с таким успехом вели до сих пор среди «дурачков» разных стран.
   Таким образом, те, кто и дальше доказанный и признанный подлог будут выдавать за подлинный документ и на нем по-прежнему будут строить свою борьбу с евреями, будут совершать сознательно мошенническое, на суде разоблаченное, дело.
 
   Некоторые антисемиты, более уже не решающиеся поддерживать подлинность «Протоколов», говорят, что их автором должен был быть, поистине гениальный человек, который, не будучи евреем, знал все их самые сокровенные тайны и поэтому мог так верно предсказать в им самим сфабрикованном подлоге то, что по указанию существовавшей тайной еврейской организации и было впоследствии совершено, например, в России во время обеих революций в 1905…06 и в 1917…1918 гг.
   На самом же деле в «Протоколах» нет ни малейшего понимания ни общей тогдашней политики, ни политики, какую проводили евреи. А тем более в них нет никаких предсказаний фактов современной жизни, даже случайно совпавших с их утверждениями.
   Все, что произошло за последние десятилетия, является, несомненно, полным опровержением того, о чем говорилось в «Протоколах».
   Авторам, фабриковавшим «Протоколы» 40 лет тому назад, нужно было доказать, что существует международный еврейский заговор, стремящийся захватить, власть над всем миром.
   Разумеется, ни им и никому из позднейших защитников «Протоколов» доказать этого никогда не удалось — по простой причине:
 
   Никакого мирового еврейского заговора никогда не было, нет и теперь.
   Никогда и никем не было установлено существование какой-нибудь еврейской организации, составлявшей такой заговор.
   Нигде и никогда не была доказана принадлежность кого либо из евреев к этой организации.
 
   Никто из антисемитов никогда не мог установить обстоятельств, при которых, якобы, евреи создали «Протоколы».
   Все то, что об этом говорили защитники «Протоколов» на бернском суде, не носит ни малейшего серьезного характера. Своих утверждений они не пытались даже как-нибудь доказывать, а только повторяли без всяких оснований имена, якобы, авторов «Протоколов»: Герцль, Нордау, Ахад Гаам и т. д. Они не делали и попыток отвечать, когда с фактами в руках опровергали эти их голословные утверждения.
   Попытки связать «Протоколы» с сионистским движением, давно начавшиеся, конечно, тоже совершенно не удались.
   Сионисты, как и раньше, так и в настоящее время, всегда были заняты организацией чисто еврейского государства, и, как евреи, никогда не вмешивались в европейские и мировые вопросы.
   Предсказания авторов «Протоколов», сделанные 40 лет тому назад, говорили о предстоящем развитии мирового еврейского заговора и о захвате их мудрецами власти в различных странах.
   Надо ли говорить, что все эти предсказания не осуществились ни в какой мере. Они только напоминают предсказания, которые на страницах Библии из столетия в столетие находят неудачливые предсказатели о неизбежном пришествии антихриста, мировых катастрофах и т. д., но которые никогда не сбывались.
   Никто никогда не устанавливал никакой связи политических выступлений сионистов с какими-нибудь их широкими планами в мировой политике. Если же теперь, спустя 40 лет после фабрикации «Протоколов», евреями ставится вопрос об организации еврейского государства, то именно специально еврейского, вне общемировых политических комбинаций — и при том только в Палестине, о которой они говорят, как о своей родной земле.
   За последние 40-50 лет во всем мире происходили страшные катастрофы, как результат различных национальных и политических движений. Катастрофически погибали отдельные государства. Падали наиболее могущественные правительства. Коренным образом изменялись экономические отношения в различных странах и во всем мире.
   Во главе организаций, руководивших движениями, приводивших к самым крупным событиям, находились различные политические деятели, но среди них никто никогда не мог указать членов таинственного ордена сионских мудрецов, или кого-нибудь, хоть сколько-нибудь их напоминающих.
   Если же в этих мировых событиях среди руководителей, наряду с деятелями всех вообще национальностей, принимали участие евреи как Дизраэли, Маркс или как ближайшие сотрудники Ленина, Троцкий, Зиновьев, а в настоящее время во Франции главой правительства был Блюм, то все они, само собою разумеется, не только не могут быть зачислены в разряд сионских мудрецов, но их, конечно, нельзя даже зачислить в бессознательные жертвы таких мудрецов, под влиянием которых они будто бы действуют, не сознавая того сами, о чем за них не сознает всеведущая мировая пресса, чего не могли доказать в продолжение всех последних 40 лет и сами защитники «Протоколов».
   Словом, подделыватели «Протоколов» не проявили ни малейшего понимания событий того времени, когда они составляли свой подлог, ни понимания тогдашней и последующей роли евреев в мировой жизни и, конечно, у них нет никаких пророческих предсказаний.
 
   После дебатов на бернском процессе нет более никаких так называемых «недоразумений» по поводу «Протоколов».
   Все ясно!
   Как те, кто когда-то фабриковали «Протоколы» и кто их потом пустили в обращение среди темных масс, так и те, кто с тех пор все время их пропагандировали и пропагандируют до сих пор, — как и все их «укрыватели», — люди, делающие заведомо нечестное, гнусное и кровавое дело.
   Про них нельзя сказать: «Не ведают, что творят!»
   Нет! Нет!
   Они хорошо знают, что творят…
 
 

9. Борьба с антисемитами — наше общее дело

Призыв к борьбе с антисемитами
 
   На собрании, бывшем в Париже, после бернского процесса, в начале 1935 г. на котором Г. Б. Слиозберг давал отчет о своем участии на нем, он настаивал на необходимости дальнейшей энергичной агитации против антисемитизма и, в частности, против «Протоколов».
   В своей речи он указывал, как мало в еврейской среде заняты литературной борьбой с антисемитизмом и убеждал в необходимости широко использовать в печати процесс в Берне.
   Тогда же в одной из своих статей Г. Б. Слиозберг писал:
   «В Европе со стороны еврейства разных стран не было сделано ни одной серьезной попытки широкого ознакомления общественного мнения с данными, ясно доказывающими подложность „Протоколов“ и наличность плагиата. Еврейство, очевидно, полагалось на здравый смысл читателей памфлета и не могло допустить, чтобы глупость доходила до веры в то, что всемирная история сводится к комплоту еврейства при участии фран-масонства».
   В той же статье Г. Б. Слиозберг высказал сожаление, что такая замечательная книга, как книга Ю. Делевского [127], не могла быть, по отсутствию для этого средств (!!), во время, задолго до процесса в Берне, издана на французском и английском языках и таким образом не получила серьезного распространения.
   После бернского процесса с горячим призывом продолжить борьбу против «Протоколов» выступил в «La Revue Juive» [128] Лоосли, бывший экспертом на бернском процессе. Он высказал надежду на широкую ее постановку в ближайшее время.
   «Нам не приходится сражаться с лояльным врагом, — говорит Лоосли, — ни даже просто человечным. Мы должны поражать олицетворенную бессовестность, лживость, являющуюся признаком умопомешательства буйного, автоматического, бездушного, бессердечного, без малейшего намека на совесть. Это значит, что придется быть не только беспощадным, но и неутомимым до полного истребления этой гидры, у которой на месте срубленной головы вырастает семь новых».
   «Бернский процесс — не конец боя, но лишь первый его этап, — отправной пункт чудовищной борьбы между зловредным суеверием, опасным психозом масс и народов, зараженных маниакальным и до крайности злобным антисемитизмом, с одной стороны, и тем, что есть в человечестве наиболее честного и лучшего, с другой стороны».
 
   Итак, бернский процесс был призывом к дальнейшей борьбе с антисемитами и с их «Протоколами».
   Это был удар в набатный колокол.
 
 
 
 
 

Дополнение

Дополнение

Автор

В. Л. Бурцев

 
 
   Бурцев Владимир Львович (1862, форт Перовский — 1942, Париж) — участник революционного движения, публицист, издатель, «охотник за провокаторами».
   Родился в семье штабс-капитана. Детство провел в семье дяди, зажиточного купца. Окончил гимназию в Казани и поступил в Петербургский университетт, но за участие в студенческих беспорядках был арестован, вскоре отпущен и продолжил учебу в Казанском университетете.
   С 1883 принимал участие в деятельности народовольческих кружков. В 1885 Бурцев был арестован за принадлежность к «Народной воле», около года просидел в Петропавловской крепости и в 1886 был сослан в Иркутскую губернию
   В 1888 с помощью народовольцев совершил побег и эмигрировал в Швейцарию, где приступил к издательской и лит. деятельности. В 1889…1897 Бурцев принял участие в выпуске газеты «Самоуправление», редактировании журнала «Свободная Россия»; выпустил свою книгу «Белый террор при Александре III», издал книгу «Сибирь и ссылка» Д. Кеннана, американского публициста и путешественника, раскрывшего миру самые мрачные стороны царизма. В 1891 Бурцев переехал в Англию, где изучал историю общественного движения в России и издал по этой теме двухтомник «За сто лет (1800-1896)». В своих работах Бурцев призывал к возобновлению революционного террора народовольцев.
   В 1897 под давлением русского правительства Бурцев был приговорен английским судом к полутора годам каторги.
   В начале 1900, как только Бурцев освободился, он начал издавать исторические сборники «Былое». Они печатались при финансовой поддержке партии эсеров и стали ценным источником при изучении российского революционного движения.
   Осенью 1905 Бурцев нелегально вернулся в Россию, вскоре последовала амнистия, и он совместно с историками В. Я. Богучарским и П. Е. Щеголевым стал издавать журнал «Былое». До весны 1906 сбор исторических материалов для этого издания был главным делом жизни Бурцева. Но в 1906 Бурцев охладел к «Былому», т.к. увлекся «охотой на провокаторов». Ему удалось разоблачить многих революционных деятелей, работавших на охранку, и среди них Е. Азеф, Гартинг (Ландезен, Геккельман), Жученко и др.
 
   Азеф Евно Фишелевич (1869, местечко Лысково Гродненской губ. — 1918, Берлин)
 
   После поражения революции 1905…1907 Бурцев эмигрировал во Францию. В 1908…1912 издал 8 новых сборников «Былого», в основном посвященных деятельности эсеров и разоблачению провокаторов, а также газету «Будущее», не имевшую успеха. Попытка Бурцев вернуться в россию в 1914 закончилась арестом и ссылкой в Восточную Сибирь, откуда амнистированный Бурцев вернулся в 1915 в Петроград. До Октябрьского переворота издавал газету «Общее дело» и журнал «Будущее», где резко выступал против большевиков, заявляя в 1917, что «нет в настоящее время большего зла и большей опасности, чем большевизм Ленина и его товарищей».
   Газета Бурцев была единственной небольшевистской газетой, вышедшей в Петрограде 25 октября 1917. Вечером он был арестован, таким образом оказавшись первым политзаключенным новой власти, и, просидев в тюрьме до марта 1918, был выпущен благодаря заступничеству Горького, напомнившего о революционных заслугах Бурцева.
   Летом 1918 Бурцев снова эмигрировал. В Швеции напечатал открытое письмо: «Проклятье вам, большевики!». Перебравшись в Париж, издавал крупнейшую газету русской эмиграции «Общее дело», безуспешно призывая к единству всех антибольшевистских сил. Переполненному планами свержения Советской власти и готовности изобличать советских агентов, Бурцеву не удалось снискать ни признания, ни славы.
   Живший «холодно, бедно, грязно, неуютно», он в 1924 выпустил в свет свои воспоминания.
   В 1933 попытался возобновить выпуск журнала «Былое», но русское освободительное движение в это время уже не вызывало интереса. В 30-е гг. Бурцев печатал антифашистские статьи и боролся с антисемитизмом, выступив на Бернском процессе в 1934…1935, доказывал подложность «Протоколов сионских мудрецов». Книгу о «Протоколах» Бурцев выпустил в 1938.
   В последние годы жизни отчаянно нуждался. Современник вспоминал, как в годы фашистской оккупации старик Бурцев «продолжал неутомимо ходить по опустевшему, запуганному городу, волновался, спорил с пеной у рта и доказывал, что Россия победит…».
   Умер в больнице от заражения крови.
 
 
 

Циркуляр

   1 июня 1907 г.
   Срочно.
   Совершенно секретно.

Циркуляр департамента полиции начальникам губернских жандармских управлений, охранных отделений и жандармским офицерам на пограничных пунктах о наблюдении за террористической группой В. Бурцева
 
 
   Известным социалистом-революционером Владимиром Львовым Бурцевым заграницей организуется группа революционеров свыше 20 человек, которая должна отправиться в Россию для совершения какого-то центрального террористического акта. В распоряжении этой группы имеются различные виды на жительство, из коих известны следующие:
   1) паспорт за №472 на имя кочегара крестьянина Варшавской губернии Пултусского уезда, гмины Пшевадова Франца Петрова Левандовского;
   2) паспортная книжка, срочная 20 февраля 1906 г., выданная магистром г. Насельска, Пултусского уезда, Варшавской губернии, 22 апреля 1905 г. с обозначением в ней примет: рост средний, цвет волос — темные, особых примет нет — на имя мещанина Эйноха Зельманова Яновера, родившегося 10 февраля 1888 г.;
   3) австрийский внутренний и заграничный паспорт на имя галицийского поданного John Noster;
   4) паспорта, выданные Витебским Губернатором 8 июня 1904 г. за №869 на имя Витебского мещанина Хаима-Лейбы Абрамова Лисиц, 28 лет, и 21 сентября 1904 г. за №4769 на имя Старотолочинского мещанина Менделя Нохимова Мовшева Матлина, 30 лет;
   5) паспорт на имя сына Штабс-Капитана Владимира Львова Бурцева.
 
   Сообщая об изложенном, Департамент Полиции просит Вас, Милостивый Государь, в случае появления во вверенном Вам районе или на пограничном пункте Владимира Бурцева или лиц с означенными паспортами, учредить за ними неотступное наблюдение для выяснения связей, а в случае проезда через пограничный пункт произвести тщательный осмотр их вещей и сопровождать наблюдением для передачи соответствующим Жандармским Управлениям для дальнейшей проследки и о последующем телеграфировать Департаменту.
 
   За Вице Директора ……………… Васильев 
   За Заведывающего Отделом … Еремин Александр Михайлович — генерал-майор Отдельного корпуса жандармов