Страница:
— Что там? — Светлана бросилась к шкафу и отпрянула: на полке лежали коробки с часами, предназначавшимися участникам в подарок.
— Тут не меньше десяти коробок, — констатировал Ермолаев, — это что же, братец, такое?
— Ну, взял я несколько штук, что, от кого-то убудет, что ли? Все равно многие уехали раньше. Клянусь честью, эти часы никому не нужны! — с вызовом в голосе произнес Валера. — И вообще, отпустите меня, если вы хотите, чтобы «Панда» попала на свой самолет.
Не дождавшись ответа, он накинул пиджак, взял с тумбочки мобильный телефон и вышел из номера.
— Да, — тяжело опустился в кресло Ермолаев, — вот вам мелкий воришка, которого мы искали в Вене и Цюрихе. В Вене у нас что пропало? — Он косо взглянул на Светлану. — Кажется, подарочное блюдо от африканской делегации. А в Цюрихе?
— Ничего не поделаешь, это болезнь. — Лана задумчиво закурила. — Вы ведь не знали Валеру раньше.
— Он что, клептоман? — опешил Ермолаев.
— Да нет, здесь все сложнее.
Лана снова села за письменный стол, сдвинула бумажный мусор в сторону и облокотилась на него локтем.
— Еще студентом он любил фарцевать, говорил, что риск способствует выбросу адреналина. Он любил все острое, возбуждающее… — Она прерывисто вздохнула.
— Да, Аркатова, — Ермолаев пожевал губами, — надо было раньше об этом рассказать. Сколько добра всякого пропало! И на прежних конференциях, и в Москве…
— Так, может, он и взял этот чек? — предположила Ника.
— Не знаю… — Лана с сомнением покачала головой. — Он понимает разницу между чеком и коробкой часов. Такую глупость он не совершит, потому что знает — это будет стоить ему работы. А Валера страстно мечтает сделать карьеру.
— Ладно, если нам тут делать нечего, пойдем дальше. Сегодняшняя ночь полна сюрпризов, посмотрим, что нас ждет, — проворчал Ермолаев и вышел из номера.
Отель «Хилтон», 12 октября, 02.40-03.00
Отель «Хилтон», 12 октября, 03.00-03.10
Отель «Хилтон», вестибюль, 12 октября, 03.10-04.10
Москва, 1967 год
Отель «Хилтон», 13 октября, 8.00-8.30
— Тут не меньше десяти коробок, — констатировал Ермолаев, — это что же, братец, такое?
— Ну, взял я несколько штук, что, от кого-то убудет, что ли? Все равно многие уехали раньше. Клянусь честью, эти часы никому не нужны! — с вызовом в голосе произнес Валера. — И вообще, отпустите меня, если вы хотите, чтобы «Панда» попала на свой самолет.
Не дождавшись ответа, он накинул пиджак, взял с тумбочки мобильный телефон и вышел из номера.
— Да, — тяжело опустился в кресло Ермолаев, — вот вам мелкий воришка, которого мы искали в Вене и Цюрихе. В Вене у нас что пропало? — Он косо взглянул на Светлану. — Кажется, подарочное блюдо от африканской делегации. А в Цюрихе?
— Ничего не поделаешь, это болезнь. — Лана задумчиво закурила. — Вы ведь не знали Валеру раньше.
— Он что, клептоман? — опешил Ермолаев.
— Да нет, здесь все сложнее.
Лана снова села за письменный стол, сдвинула бумажный мусор в сторону и облокотилась на него локтем.
— Еще студентом он любил фарцевать, говорил, что риск способствует выбросу адреналина. Он любил все острое, возбуждающее… — Она прерывисто вздохнула.
— Да, Аркатова, — Ермолаев пожевал губами, — надо было раньше об этом рассказать. Сколько добра всякого пропало! И на прежних конференциях, и в Москве…
— Так, может, он и взял этот чек? — предположила Ника.
— Не знаю… — Лана с сомнением покачала головой. — Он понимает разницу между чеком и коробкой часов. Такую глупость он не совершит, потому что знает — это будет стоить ему работы. А Валера страстно мечтает сделать карьеру.
— Ладно, если нам тут делать нечего, пойдем дальше. Сегодняшняя ночь полна сюрпризов, посмотрим, что нас ждет, — проворчал Ермолаев и вышел из номера.
Отель «Хилтон», 12 октября, 02.40-03.00
— Михаил Михайлович, вы как в воду глядели! — вырвалось у Вероники, когда они вошли в номер Инны.
Переводчицы и их руководитель стояли в пустом номере и с недоверием смотрели на нетронутую постель молодой сотрудницы.
— А девушка где? — Ермолаев прошелся по номеру, словно Инна могла спрятаться за занавесками или в шкафу. — И мобильный телефон на столе валяется!
— Он не валяется, он на подзарядке, — спокойно заметила Лана, — но, кроме телефона, на столе ничего нет — ни записки, ни визитки, ни бэджа…
— Может, она взяла чек и сбежала с ним? — высказала предположение Вероника.
— Что за идиотская мысль! — вдруг взорвался Ермолаев. — Рано возводить на других напраслину!
— Да вы не волнуйтесь так, — миролюбиво заметила Светлана, открывая шкаф.
Осмотр вещей Инны не занял много времени. Их было немного, зато все — известных марок и отменного качества.
— Михаил Михайлович, здесь ничего нет, — отчиталась Лана, — но у меня замечание, если позволите. После регистрации до кофе-брейка Инна была на месте. Потом я ее не видела. Где она была все это время?
— В бизнес-центре отеля мне сообщили, что она сидела за компьютером половину дня, переводила какой-то срочный контракт, — пояснила Ника.
— Да, я в курсе, — подтвердил Ермолаев, — фирма «Нойе технологией» заключала сегодня договор с нашей российской компанией.
— А на обеде она была? — не унималась Светлана.
— Я ее не видела. Зато после обеда Инна вместе с Мариной раскладывали копии документов по столам участников, это точно. И потом до конца заседания она то появлялась, то уходила.
— С тем самым красавцем? — усмехнулась Лана.
— С кем? — переспросил Ермолаев и в упор посмотрел на Светлану.
Ника и Лана обменялись многозначительными взглядами, и, вздохнув, Вероника начала рассказывать руководителю о том, что они довольно часто видели Инну в обществе одного солидного немца, участника конференции.
Ермолаев тяжело вздохнул и неожиданно стукнул себя костяшками кулака по лбу:
— Где же она может быть? Как вы думаете, а?
— Гуляет с немцем, где же еще, — пожала плечами Светлана. — А почему вы так за нее волнуетесь, можно узнать?
Начальник дернул щекой, но ничего не сказал. Он сел в кресло, Лана уселась за стол, а Ника пристроилась на краю кровати.
Мы опять в той же композиции, что полчаса назад, — пробормотала Лана, — какая-то ночь откровений. Но чека нет.
— Мда… — неопределенно промычал Ермолаев. — Дайка мне сигарету, что ли! — попросил он Светлану.
— Вы же не курите, — удивилась Ника.
— Закуришь, когда припечет, — невесело пошутил начальник. — Инна — дочь моего сокурсника, вместе учились, вместе работали еще в том, — он ткнул сигаретой вверх, — «Протоколе». Недоглядел. — Михаил Михайлович сурово затушил окурок в пепельнице. — У нас на таких мероприятиях все отлажено как часы. Даже Ковалев… — Он осекся и покосился в сторону Ланы.
— Не стесняйтесь меня, говорите, — усмехнулась она.
— Даже Валера работает как положено. Инна не отработала еще ни одного московского мероприятия, не привыкла. Поэтому дисциплины нет, ответственности нет, контроля тоже нет. Короче, моя вина.
Странно было видеть обычно уверенного в себе шефа таким растерянным и усталым: взгляд его потух, спина сгорбилась… Трудно было узнать сейчас в Ермолаеве молодцеватого Потапыча.
— Давайте не будем хоронить ее заживо и придумывать разные страшилки! — нарочито жестким тоном скомандовала Светлана. — Я думаю, что Инна вернется к утру. Мы подождем ее в вестибюле и поговорим по душам. Она взрослый человек и должна уже отвечать сама за свои поступки.
В номере повисло молчание. Ермолаев встал и, не говоря ни слова, направился к двери.
— Закрывайте, — процедил он сквозь зубы.
Переводчицы и их руководитель стояли в пустом номере и с недоверием смотрели на нетронутую постель молодой сотрудницы.
— А девушка где? — Ермолаев прошелся по номеру, словно Инна могла спрятаться за занавесками или в шкафу. — И мобильный телефон на столе валяется!
— Он не валяется, он на подзарядке, — спокойно заметила Лана, — но, кроме телефона, на столе ничего нет — ни записки, ни визитки, ни бэджа…
— Может, она взяла чек и сбежала с ним? — высказала предположение Вероника.
— Что за идиотская мысль! — вдруг взорвался Ермолаев. — Рано возводить на других напраслину!
— Да вы не волнуйтесь так, — миролюбиво заметила Светлана, открывая шкаф.
Осмотр вещей Инны не занял много времени. Их было немного, зато все — известных марок и отменного качества.
— Михаил Михайлович, здесь ничего нет, — отчиталась Лана, — но у меня замечание, если позволите. После регистрации до кофе-брейка Инна была на месте. Потом я ее не видела. Где она была все это время?
— В бизнес-центре отеля мне сообщили, что она сидела за компьютером половину дня, переводила какой-то срочный контракт, — пояснила Ника.
— Да, я в курсе, — подтвердил Ермолаев, — фирма «Нойе технологией» заключала сегодня договор с нашей российской компанией.
— А на обеде она была? — не унималась Светлана.
— Я ее не видела. Зато после обеда Инна вместе с Мариной раскладывали копии документов по столам участников, это точно. И потом до конца заседания она то появлялась, то уходила.
— С тем самым красавцем? — усмехнулась Лана.
— С кем? — переспросил Ермолаев и в упор посмотрел на Светлану.
Ника и Лана обменялись многозначительными взглядами, и, вздохнув, Вероника начала рассказывать руководителю о том, что они довольно часто видели Инну в обществе одного солидного немца, участника конференции.
Ермолаев тяжело вздохнул и неожиданно стукнул себя костяшками кулака по лбу:
— Где же она может быть? Как вы думаете, а?
— Гуляет с немцем, где же еще, — пожала плечами Светлана. — А почему вы так за нее волнуетесь, можно узнать?
Начальник дернул щекой, но ничего не сказал. Он сел в кресло, Лана уселась за стол, а Ника пристроилась на краю кровати.
Мы опять в той же композиции, что полчаса назад, — пробормотала Лана, — какая-то ночь откровений. Но чека нет.
— Мда… — неопределенно промычал Ермолаев. — Дайка мне сигарету, что ли! — попросил он Светлану.
— Вы же не курите, — удивилась Ника.
— Закуришь, когда припечет, — невесело пошутил начальник. — Инна — дочь моего сокурсника, вместе учились, вместе работали еще в том, — он ткнул сигаретой вверх, — «Протоколе». Недоглядел. — Михаил Михайлович сурово затушил окурок в пепельнице. — У нас на таких мероприятиях все отлажено как часы. Даже Ковалев… — Он осекся и покосился в сторону Ланы.
— Не стесняйтесь меня, говорите, — усмехнулась она.
— Даже Валера работает как положено. Инна не отработала еще ни одного московского мероприятия, не привыкла. Поэтому дисциплины нет, ответственности нет, контроля тоже нет. Короче, моя вина.
Странно было видеть обычно уверенного в себе шефа таким растерянным и усталым: взгляд его потух, спина сгорбилась… Трудно было узнать сейчас в Ермолаеве молодцеватого Потапыча.
— Давайте не будем хоронить ее заживо и придумывать разные страшилки! — нарочито жестким тоном скомандовала Светлана. — Я думаю, что Инна вернется к утру. Мы подождем ее в вестибюле и поговорим по душам. Она взрослый человек и должна уже отвечать сама за свои поступки.
В номере повисло молчание. Ермолаев встал и, не говоря ни слова, направился к двери.
— Закрывайте, — процедил он сквозь зубы.
Отель «Хилтон», 12 октября, 03.00-03.10
— Слушайте, я даже боюсь стучать в дверь, — призналась Вероника, подходя к следующему номеру.
— Давай стучи, а то мы этот чек проклятый никогда не найдем! — проворчала Лана.
Вероника осторожно стукнула два раза.
— Стучи сильнее! Она же, наверное, спит и не слышит! — воскликнула коллега и громко забарабанила в дверь.
— Сейчас, Moment, — раздался испуганный голос Марины.
— Хорошо, что среди нас есть один нормальный человек, который спит по ночам в номере, — заметил Ермолаев.
— Спокойно спит, значит, совесть чиста, — подхватила Светлана, за что и заслужила мрачный взгляд шефа.
Дверь распахнулась, на пороге, кутаясь в просторный банный халат, стояла Марина. Ее большие карие глаза стали еще больше, когда она увидела начальника в компании со старшими коллегами, полностью одетыми, как будто и не ложились, со строгими лицами.
— Что случилось? — Она отступила в сторону.
— Извини, что разбудили, но у нас пропал документ. Мы осматриваем номера каждого. Твой номер последний, — устало произнесла уже заученный текст Лана.
— Вы считаете, что этот документ у меня? — Смуглое лицо Марины залилось вишневым румянцем.
— Нет, но мы ищем, — вздохнула Ника, — если ты против, мы даже не войдем в твой номер. Необходимо добровольное согласие сотрудника.
— Да нет, проходите. — Марина слегка попятилась, давая возможность всем пройти в номер.
— Если никто не возражает, я иду в ванную комнату и осматриваю шкафы. Где твой чемодан? — раздался голос Ники.
— У меня его нет, — сообщила Марина, — я привыкла ездить налегке. Кожаный саквояж, и все.
— Почему не спишь? — пробормотал Ермолаев, заходя в номер. — Надо беречь себя, а ты… Что это такое? — Похожие на связки рыболовных крючков брови начальника взлетели вверх.
Светлана с изумлением уставилась на кровать Марины, усеянную исписанными от руки листками. Несколько листков лежали на полу, и Ермолаев, все еще недоумевая, поднял пару страниц, машинально сровнял их по краю и протянул девушке.
Завернувшись в халат, Марина села на кровать, поджав под себя ноги.
— Вы почитайте, я разрешаю.
Все еще недоумевая, Потапыч приблизил одну страницу к глазам.
— Вы только послушайте! — Шеф откашлялся и прочитал: — «Пончик появился случайно. А было дело так. Мама готовила пирожки и булочки. Я взяла кусочек мягкого пушистого теста и скатала из него шарик. Получился колобок. Когда все пирожки были готовы, мама увидела шарик из теста, бросила его в масло на сковороду. И получился пончик. Он поселился на кухне в кастрюльке. Но ему там было скучно, и он по ночам выбирался и прыгал по сковородкам, чтобы все просыпались и гонялись за ним…»
— Это ваше? — осведомился он.
— Мое, — вспыхнула Марина.
— И вся эта бумага исписана подобными… — Ермолаев замялся, подбирая слово, — историями?
— Да, — коротко ответила девушка. — Но вы хотели что-то искать. Я могу вам помочь?
— Приведи все свои бумаги в порядок, , чтобы мы сразу увидели, что документа там нет.
Девушка сноровисто сложила записи в толстую стопку и засунула ее в порядком распухший конверт отеля.
Лана бегло осмотрела ящики письменного, стола, комода, тумбочек — везде пусто, а в шкафу сиротливо висели костюм, пять блузок, шелковые шарфики…
— Ну что же, Михаил Михайлович, — обратилась Светлана к Ермолаеву, продолжавшему изучать отдельные листки, исписанные Марининым почерком, — как мы и предполагали, документа здесь нет.
— Угу, — кивнул тот и повернулся к Марине, продолжавшей сидеть в прежней позе на кровати. — Вы пишете сказки для детей? И давно?
— Давно. — Марина устроилась удобнее и, сверкая глазами, уточнила: — С детства. Я выросла в очень маленьком городке под Казанью. Отец работал на железной дороге, мама не работала, а в семье росли пятеро детей. Однажды мама сломала ногу, что-то там неправильно срослось, и она просиживала все дни на кухне, раскладывая пасьянс. Хозяйство вела старшая сестра, а с младшими детьми возилась я. Мама не любила, чтобы дома было шумно; если что, она брала костыль и стучала им. Иногда под костыль попадали наши шеи и спины. Тогда я начала придумывать разные сказки, чтобы дети сидели тихо и не шумели.
— А потом? — с дружелюбным любопытством поинтересовалась Ника, присев на край кровати.
— В школе меня очень любила учительница немецкого языка Берта Адольфовна. Она занималась со мной после уроков, устроила на городские курсы. Говорила, что у меня прирожденные способности. После десятого класса я поехала в Казань, подала документы в пединститут. Меня приняли, и я осталась в Казани, училась, жила в общежитии. Чтобы сестрам и братьям не было скучно, два раза в неделю я отправляла им новые интересные истории.
— Какая ты у нас, оказывается, сказочница, прямо Василиса Премудрая, — недоверчиво качнула головой Лана.
— Или Шахерезада, — улыбнулся Ермолаев.
— Как же ты в Москву попала, — не выдержала Светлана, — наверное, за москвича замуж вышла?
Темные глаза девушки внимательно остановились на лице Ланы, и она кивнула.
— Понятно, — встала Светлана, — здесь и сказке конец.
— Не думайте, что я специально искала мужа-москвича! — звонко запротестовала Марина. — Так получилось! А конец у сказки совсем другой. Через год после свадьбы я показала Вите, то есть мужу, свои записки. Он посоветовал мне разослать их в детские журналы. Ведь братья и сестры выросли, писать было больше некому. Редактору одной семейной газеты понравилось, вот я и пишу для детского приложения.
— А газета называется «Семейные традиции»? — поинтересовалась Ника.
— Да, — Марина с радостным испугом посмотрела на Веронику, — а вы откуда знаете?
— Я хорошо знаю шеф-редактора газеты Алису Раевскую. Она заказывает свои наряды у моего знакомого модельера.
— Короче, дорогая, сворачивай свою литературную деятельность и ложись спать. Ты уже вчера выглядела как мокрая курица, так что изволь быть завтра в форме! — скомандовала Светлана, и все направились к двери.
— Михаил Михайлович! — робко окликнула Марина.
— Ну что еще?
— Вы меня не выгоните из «Протокола»?
— Не выгоню, спи, — беззлобно проворчал начальник и вышел из номера.
— Спи, мы сами погасим свет и закроем дверь, — пообещала Ника и услышала в ответ слабый счастливый вздох.
— Давай стучи, а то мы этот чек проклятый никогда не найдем! — проворчала Лана.
Вероника осторожно стукнула два раза.
— Стучи сильнее! Она же, наверное, спит и не слышит! — воскликнула коллега и громко забарабанила в дверь.
— Сейчас, Moment, — раздался испуганный голос Марины.
— Хорошо, что среди нас есть один нормальный человек, который спит по ночам в номере, — заметил Ермолаев.
— Спокойно спит, значит, совесть чиста, — подхватила Светлана, за что и заслужила мрачный взгляд шефа.
Дверь распахнулась, на пороге, кутаясь в просторный банный халат, стояла Марина. Ее большие карие глаза стали еще больше, когда она увидела начальника в компании со старшими коллегами, полностью одетыми, как будто и не ложились, со строгими лицами.
— Что случилось? — Она отступила в сторону.
— Извини, что разбудили, но у нас пропал документ. Мы осматриваем номера каждого. Твой номер последний, — устало произнесла уже заученный текст Лана.
— Вы считаете, что этот документ у меня? — Смуглое лицо Марины залилось вишневым румянцем.
— Нет, но мы ищем, — вздохнула Ника, — если ты против, мы даже не войдем в твой номер. Необходимо добровольное согласие сотрудника.
— Да нет, проходите. — Марина слегка попятилась, давая возможность всем пройти в номер.
— Если никто не возражает, я иду в ванную комнату и осматриваю шкафы. Где твой чемодан? — раздался голос Ники.
— У меня его нет, — сообщила Марина, — я привыкла ездить налегке. Кожаный саквояж, и все.
— Почему не спишь? — пробормотал Ермолаев, заходя в номер. — Надо беречь себя, а ты… Что это такое? — Похожие на связки рыболовных крючков брови начальника взлетели вверх.
Светлана с изумлением уставилась на кровать Марины, усеянную исписанными от руки листками. Несколько листков лежали на полу, и Ермолаев, все еще недоумевая, поднял пару страниц, машинально сровнял их по краю и протянул девушке.
Завернувшись в халат, Марина села на кровать, поджав под себя ноги.
— Вы почитайте, я разрешаю.
Все еще недоумевая, Потапыч приблизил одну страницу к глазам.
— Вы только послушайте! — Шеф откашлялся и прочитал: — «Пончик появился случайно. А было дело так. Мама готовила пирожки и булочки. Я взяла кусочек мягкого пушистого теста и скатала из него шарик. Получился колобок. Когда все пирожки были готовы, мама увидела шарик из теста, бросила его в масло на сковороду. И получился пончик. Он поселился на кухне в кастрюльке. Но ему там было скучно, и он по ночам выбирался и прыгал по сковородкам, чтобы все просыпались и гонялись за ним…»
— Это ваше? — осведомился он.
— Мое, — вспыхнула Марина.
— И вся эта бумага исписана подобными… — Ермолаев замялся, подбирая слово, — историями?
— Да, — коротко ответила девушка. — Но вы хотели что-то искать. Я могу вам помочь?
— Приведи все свои бумаги в порядок, , чтобы мы сразу увидели, что документа там нет.
Девушка сноровисто сложила записи в толстую стопку и засунула ее в порядком распухший конверт отеля.
Лана бегло осмотрела ящики письменного, стола, комода, тумбочек — везде пусто, а в шкафу сиротливо висели костюм, пять блузок, шелковые шарфики…
— Ну что же, Михаил Михайлович, — обратилась Светлана к Ермолаеву, продолжавшему изучать отдельные листки, исписанные Марининым почерком, — как мы и предполагали, документа здесь нет.
— Угу, — кивнул тот и повернулся к Марине, продолжавшей сидеть в прежней позе на кровати. — Вы пишете сказки для детей? И давно?
— Давно. — Марина устроилась удобнее и, сверкая глазами, уточнила: — С детства. Я выросла в очень маленьком городке под Казанью. Отец работал на железной дороге, мама не работала, а в семье росли пятеро детей. Однажды мама сломала ногу, что-то там неправильно срослось, и она просиживала все дни на кухне, раскладывая пасьянс. Хозяйство вела старшая сестра, а с младшими детьми возилась я. Мама не любила, чтобы дома было шумно; если что, она брала костыль и стучала им. Иногда под костыль попадали наши шеи и спины. Тогда я начала придумывать разные сказки, чтобы дети сидели тихо и не шумели.
— А потом? — с дружелюбным любопытством поинтересовалась Ника, присев на край кровати.
— В школе меня очень любила учительница немецкого языка Берта Адольфовна. Она занималась со мной после уроков, устроила на городские курсы. Говорила, что у меня прирожденные способности. После десятого класса я поехала в Казань, подала документы в пединститут. Меня приняли, и я осталась в Казани, училась, жила в общежитии. Чтобы сестрам и братьям не было скучно, два раза в неделю я отправляла им новые интересные истории.
— Какая ты у нас, оказывается, сказочница, прямо Василиса Премудрая, — недоверчиво качнула головой Лана.
— Или Шахерезада, — улыбнулся Ермолаев.
— Как же ты в Москву попала, — не выдержала Светлана, — наверное, за москвича замуж вышла?
Темные глаза девушки внимательно остановились на лице Ланы, и она кивнула.
— Понятно, — встала Светлана, — здесь и сказке конец.
— Не думайте, что я специально искала мужа-москвича! — звонко запротестовала Марина. — Так получилось! А конец у сказки совсем другой. Через год после свадьбы я показала Вите, то есть мужу, свои записки. Он посоветовал мне разослать их в детские журналы. Ведь братья и сестры выросли, писать было больше некому. Редактору одной семейной газеты понравилось, вот я и пишу для детского приложения.
— А газета называется «Семейные традиции»? — поинтересовалась Ника.
— Да, — Марина с радостным испугом посмотрела на Веронику, — а вы откуда знаете?
— Я хорошо знаю шеф-редактора газеты Алису Раевскую. Она заказывает свои наряды у моего знакомого модельера.
— Короче, дорогая, сворачивай свою литературную деятельность и ложись спать. Ты уже вчера выглядела как мокрая курица, так что изволь быть завтра в форме! — скомандовала Светлана, и все направились к двери.
— Михаил Михайлович! — робко окликнула Марина.
— Ну что еще?
— Вы меня не выгоните из «Протокола»?
— Не выгоню, спи, — беззлобно проворчал начальник и вышел из номера.
— Спи, мы сами погасим свет и закроем дверь, — пообещала Ника и услышала в ответ слабый счастливый вздох.
Отель «Хилтон», вестибюль, 12 октября, 03.10-04.10
Отель начинал просыпаться: где-то глухо зажужжал моющий пылесос, через вестибюль прошла утренняя смена горничных, у стойки регистрации ждали своей очереди первые ранние гости.
— Сейчас бы чаю! — простонала Светлана, бросаясь на диванчик в центре вестибюля. — Чаю с лимоном! Да?
— Хорошо бы, — согласился Ермолаев, подтыкая себе за спину подушку.
— Вероника, я думаю, что мы с шефом будем решать дальше сами. Я виновата, я и буду сидеть до утра. А ты иди, у тебя глаза красные. Выброси все дурные мысли из головы, если бы что-то с папой произошло, тебе бы позвонили, верно? Так что не мучай себя, прими теплый душ и ложись, — ласково выпроваживала подругу Светлана.
Вероника заморгала, хотела что-то возразить, но потом кивнула и направилась к лифту.
Ермолаев сидел молча, откинув голову на спинку дивана. Цвет лица у него был нездоровый, кожа щек отвисла.
«Устал Потапыч, — подумала Лана и закурила. — Да и у меня глаза слипаются, вот-вот рухну, что же о нем говорить. Как мне перед ним стыдно… Он по-настоящему доверял мне. А я вот не оправдала надежд. Да при чем тут надежды! Интересно, а под суд меня могут отдать? — Лана даже вздрогнула. — Какой позор!»
— А вот и Ковалев! — встрепенулся Михаил Михайлович.
— А, вы все еще здесь? — бодрым голосом поинтересовался Ковалев, присел на банкетку и зевнул. — Устал зверски. клянусь честью! — поделился он, ослабляя узел галстука.
— А мы сидим, тебя ждем, — сообщил Ермолаев.
— Я понимаю, из-за часов, — поник головой Валера, — хотите, забирайте их все! Как говорится, унтер фир ауген, между нами говоря, они слова доброго не стоят!
— Мда… — Ермолаев нахмурился.
— Кстати, — Валера встрепенулся, — документ нашли?
— Нет… — Начальник отрицательно покачал головой.
— Лучше прятать надо было, — ухмыльнулся Ковалев, глядя на Светлану.
— Ты иди спать, — с усилием проговорил Ермолаев, уставившись на букет цветов в вазе на столе, — завтра у нас работа.
— Счастливо оставаться. — Ковалев легко поднялся с банкетки и, насвистывая, направился к лифту.
— Будем ждать Инну? — тихо спросила Светлана спустя пять минут.
— Я хочу дождаться. Тебе составлять мне компанию совсем не обязательно.
— Нет уж, позвольте остаться, Михаил Михайлович, — заявила Лана.
Время шло.
— Кажется, Инна? — Ермолаев кивнул головой в сторону двери и приподнялся с кресла.
Лана обернулась: в вестибюль входила молодая девушка в светлом плаще со спортивной сумкой на плече. Колесики зеленого чемодана не хотели двигаться по мраморному полу вестибюля, и девушка с усилием дергала чемодан, словно непослушного ослика, за кожаную петлю.
— Нет, ошиблись. — Ермолаев снова опустился на диван, снял с соседнего кресла еще одну подушку и засунул себе за спину.
— Михаил Михайлович, — Лана задумчиво проследила путь девушки к стойке регистрации, — а что мы будем делать с часами, которые умыкнул Ковалев?
Начальник дернул себя за мочку уха:
— А ведь он, в сущности, прав. Многие участники уезжают раньше и не получают подарков, которые мы традиционно раздаем в конце конференции. Вот почему мы ни разу не замечали ковалевских трюков.
— Михаил Михайлович, — медленно, словно раздумывая, проговорила Лана, — а ведь он прав и в другом смысле. Наши подарки непродуманные. Я уверена, что практически у всех участников они пылятся в кладовках.
— И что ты предлагаешь?
— А как вы поступали в том «Протоколе»?
— Ну, сравнила, — протянул Потапыч. — Представь: собирается наша делегация в Швецию. Туда заранее едет рабочая группа, чтобы обсудить регламент с соответствующими местными службами, в числе прочего упоминаются и подарки. Иногда у официальных лиц, у глав государств имелись свои собственные пожелания относительно подарков, и мы стремились их выполнять. Самое главное, что обмен подарками проводился не официальными лицами и не во время встречи и переговоров, а накануне сотрудниками протокольного отдела. Официальные лица просто благодарили друг друга за приятные подарки. Правда, бывали и исключения: один из ближневосточных нефтяных шейхов привез в подарок Брежневу золотую шашку с драгоценной инкрустацией. Да как вытащит ее в зале приемов, как взмахнет! Мы ужаснулись: зарубит генсека насмерть! Я тогда молодой был, а этот испуг до сих пор помню.
— Всем известно, что лучшим подарком Леониду Ильичу была спортивная машина. А что дарили мы, например, американцам?
— Хм, — Ермолаев хитро улыбнулся, — до чего же ты въедливая, Аркатова! Вытягиваешь из меня, можно сказать, сведения государственной важности!
— Ну и не надо. — Лана обиженно отвернулась.
— Ладно. Слушай: собрался Михаил Сергеевич в Америку с государственным визитом. А что Рейгану дарить?
Наша пэуппа съездила в Вашингтон, обсудила все детали, а потом стали голову ломать над подарком. Я попросил проводить меня в Овальный кабинет. Прошелся, осмотрелся — обстановка скромная, ничего лишнего. Вижу: в УГЛУ столик или полка, а на ней куча седел.
— Седел?
— Ну да, лошадиных седел, не в натуральную величину, конечно, но и не игрушечных. И ковбойские, и индейские, и мексиканские — каких только не было!
— И вы подарили седло?
— Точно. Заказали у кубанских казаков, а они уж расстарались: с инкрустацией, с плетением, очень красивое седло получилось. Подарили Рейгану — он был страшно доволен. Ну-ка смотри! Наша парочка идет. Слава Богу, жива и здорова!
Последнее замечание относилось к Инне, медленно ступавшей по мраморным плитам вестибюля под руку с пожилым мужчиной.
Ермолаев поднялся, застегнул пуговицу пиджака и двинулся паре навстречу. Светлана не слышала, что сказал Ермолаев немцу, но тот наклонил голову и подошел к диванчику, на котором сидела Светлана.
— Гутен морген, — первым поздоровался мужчина, и Лана эхом отозвалась:
— Морген!
Ермолаев протянул немецкому господину свою визитную карточку и получил визитку немца.
— Итак, господин Вальш, — голос Ермолаева звучал холодно и спокойно, — как вы объясните ваше неожиданное времяпрепровождение с нашей сотрудницей?
— Михаил Михайлович! — капризно воскликнула Инна.
— Помолчи! — Окрик Ермолаева прозвучал неожиданно грубо.
— Я так полагаю, что ваша сотрудница свободный человек и имеет право ходить куда угодно, с кем угодно и когда угодно? — осклабился немец.
— Ошибаетесь, — улыбнулся Ермолаев дежурной улыбкой, при этом глаза его смотрели холодно и с неприязнью. — Наша сотрудница — часть нашей команды. У нее есть задания, регламент, она за это получает зарплату. Представьте, что ваша секретарша в разгар рабочего дня отправится гулять с первым посетителем. Не явится она и на следующий день. А потом, заявив, что она свободный человек, придет получать зарплату. Инна приехала в Берлин работать, и даже ночью она обязана спать, потому что от ее ошибки на следующий день могут произойти разные неприятности. А почему? Потому что не выспалась. Я ясно выразил свою мысль, герр Вальш? И попрошу вас до конца мероприятия обращаться к Инне только по служебным вопросам.
Немец открыл рот, чтобы возразить, но потом взглянул в лицо Ермолаева, встал, церемонно кивнул и двинулся в сторону лифта.
— Ты все поняла? — Ермолаев устало взглянул на девушку.
— Все. — Инна мотнула красивой головой, как дорогая скаковая лошадь.
— Вижу, что не все, но мы поговорим об этом позже. А пока иди досыпай, завтра мне нужен полноценный сотрудник!
Девушка встала, коротко взглянула на Светлану и быстро, почти бегом отправилась к лифту.
— Она гуляли, наслаждалась жизнью и совсем не подозревала о том, какая у нас здесь была катавасия, — с сожалением протянула Лана. — Ну как, ваша душа теперь спокойна? Пойдем и мы?
Ермолаев выбрался из подушек, покрутил головой, разминая шею, и, взяв Светлану под руку, повел ее к лифту. У двери своего номера Лана уже была готова попрощаться с начальником, как вдруг он задержал ее руку в своей.
— Светлана, — голос его зазвучал неожиданно серьезно и официально, — я только тебе могу это поручить. Пообещай мне, что возьмешь шефство над этой девчонкой.
— Обещаю, что же мне еще остается, — вздохнула переводчица, — спите спокойно. — Она закрыла за собой дверь и не видела, что начальник не стал заходить в свой номер, а направился к лифту. Он спустился на первый этаж, подошел к стойке регистрации и попросил сотрудника поменять кодовый замок номера 3021. Шифровальное устройство издало короткий писк, и через две секунды Ермолаев получил новый электронный ключ. Удовлетворенно кивнув, шеф «Протокола» направился к лифту и вскоре был у себя в номере.
— Сейчас бы чаю! — простонала Светлана, бросаясь на диванчик в центре вестибюля. — Чаю с лимоном! Да?
— Хорошо бы, — согласился Ермолаев, подтыкая себе за спину подушку.
— Вероника, я думаю, что мы с шефом будем решать дальше сами. Я виновата, я и буду сидеть до утра. А ты иди, у тебя глаза красные. Выброси все дурные мысли из головы, если бы что-то с папой произошло, тебе бы позвонили, верно? Так что не мучай себя, прими теплый душ и ложись, — ласково выпроваживала подругу Светлана.
Вероника заморгала, хотела что-то возразить, но потом кивнула и направилась к лифту.
Ермолаев сидел молча, откинув голову на спинку дивана. Цвет лица у него был нездоровый, кожа щек отвисла.
«Устал Потапыч, — подумала Лана и закурила. — Да и у меня глаза слипаются, вот-вот рухну, что же о нем говорить. Как мне перед ним стыдно… Он по-настоящему доверял мне. А я вот не оправдала надежд. Да при чем тут надежды! Интересно, а под суд меня могут отдать? — Лана даже вздрогнула. — Какой позор!»
— А вот и Ковалев! — встрепенулся Михаил Михайлович.
— А, вы все еще здесь? — бодрым голосом поинтересовался Ковалев, присел на банкетку и зевнул. — Устал зверски. клянусь честью! — поделился он, ослабляя узел галстука.
— А мы сидим, тебя ждем, — сообщил Ермолаев.
— Я понимаю, из-за часов, — поник головой Валера, — хотите, забирайте их все! Как говорится, унтер фир ауген, между нами говоря, они слова доброго не стоят!
— Мда… — Ермолаев нахмурился.
— Кстати, — Валера встрепенулся, — документ нашли?
— Нет… — Начальник отрицательно покачал головой.
— Лучше прятать надо было, — ухмыльнулся Ковалев, глядя на Светлану.
— Ты иди спать, — с усилием проговорил Ермолаев, уставившись на букет цветов в вазе на столе, — завтра у нас работа.
— Счастливо оставаться. — Ковалев легко поднялся с банкетки и, насвистывая, направился к лифту.
— Будем ждать Инну? — тихо спросила Светлана спустя пять минут.
— Я хочу дождаться. Тебе составлять мне компанию совсем не обязательно.
— Нет уж, позвольте остаться, Михаил Михайлович, — заявила Лана.
Время шло.
— Кажется, Инна? — Ермолаев кивнул головой в сторону двери и приподнялся с кресла.
Лана обернулась: в вестибюль входила молодая девушка в светлом плаще со спортивной сумкой на плече. Колесики зеленого чемодана не хотели двигаться по мраморному полу вестибюля, и девушка с усилием дергала чемодан, словно непослушного ослика, за кожаную петлю.
— Нет, ошиблись. — Ермолаев снова опустился на диван, снял с соседнего кресла еще одну подушку и засунул себе за спину.
— Михаил Михайлович, — Лана задумчиво проследила путь девушки к стойке регистрации, — а что мы будем делать с часами, которые умыкнул Ковалев?
Начальник дернул себя за мочку уха:
— А ведь он, в сущности, прав. Многие участники уезжают раньше и не получают подарков, которые мы традиционно раздаем в конце конференции. Вот почему мы ни разу не замечали ковалевских трюков.
— Михаил Михайлович, — медленно, словно раздумывая, проговорила Лана, — а ведь он прав и в другом смысле. Наши подарки непродуманные. Я уверена, что практически у всех участников они пылятся в кладовках.
— И что ты предлагаешь?
— А как вы поступали в том «Протоколе»?
— Ну, сравнила, — протянул Потапыч. — Представь: собирается наша делегация в Швецию. Туда заранее едет рабочая группа, чтобы обсудить регламент с соответствующими местными службами, в числе прочего упоминаются и подарки. Иногда у официальных лиц, у глав государств имелись свои собственные пожелания относительно подарков, и мы стремились их выполнять. Самое главное, что обмен подарками проводился не официальными лицами и не во время встречи и переговоров, а накануне сотрудниками протокольного отдела. Официальные лица просто благодарили друг друга за приятные подарки. Правда, бывали и исключения: один из ближневосточных нефтяных шейхов привез в подарок Брежневу золотую шашку с драгоценной инкрустацией. Да как вытащит ее в зале приемов, как взмахнет! Мы ужаснулись: зарубит генсека насмерть! Я тогда молодой был, а этот испуг до сих пор помню.
— Всем известно, что лучшим подарком Леониду Ильичу была спортивная машина. А что дарили мы, например, американцам?
— Хм, — Ермолаев хитро улыбнулся, — до чего же ты въедливая, Аркатова! Вытягиваешь из меня, можно сказать, сведения государственной важности!
— Ну и не надо. — Лана обиженно отвернулась.
— Ладно. Слушай: собрался Михаил Сергеевич в Америку с государственным визитом. А что Рейгану дарить?
Наша пэуппа съездила в Вашингтон, обсудила все детали, а потом стали голову ломать над подарком. Я попросил проводить меня в Овальный кабинет. Прошелся, осмотрелся — обстановка скромная, ничего лишнего. Вижу: в УГЛУ столик или полка, а на ней куча седел.
— Седел?
— Ну да, лошадиных седел, не в натуральную величину, конечно, но и не игрушечных. И ковбойские, и индейские, и мексиканские — каких только не было!
— И вы подарили седло?
— Точно. Заказали у кубанских казаков, а они уж расстарались: с инкрустацией, с плетением, очень красивое седло получилось. Подарили Рейгану — он был страшно доволен. Ну-ка смотри! Наша парочка идет. Слава Богу, жива и здорова!
Последнее замечание относилось к Инне, медленно ступавшей по мраморным плитам вестибюля под руку с пожилым мужчиной.
Ермолаев поднялся, застегнул пуговицу пиджака и двинулся паре навстречу. Светлана не слышала, что сказал Ермолаев немцу, но тот наклонил голову и подошел к диванчику, на котором сидела Светлана.
— Гутен морген, — первым поздоровался мужчина, и Лана эхом отозвалась:
— Морген!
Ермолаев протянул немецкому господину свою визитную карточку и получил визитку немца.
— Итак, господин Вальш, — голос Ермолаева звучал холодно и спокойно, — как вы объясните ваше неожиданное времяпрепровождение с нашей сотрудницей?
— Михаил Михайлович! — капризно воскликнула Инна.
— Помолчи! — Окрик Ермолаева прозвучал неожиданно грубо.
— Я так полагаю, что ваша сотрудница свободный человек и имеет право ходить куда угодно, с кем угодно и когда угодно? — осклабился немец.
— Ошибаетесь, — улыбнулся Ермолаев дежурной улыбкой, при этом глаза его смотрели холодно и с неприязнью. — Наша сотрудница — часть нашей команды. У нее есть задания, регламент, она за это получает зарплату. Представьте, что ваша секретарша в разгар рабочего дня отправится гулять с первым посетителем. Не явится она и на следующий день. А потом, заявив, что она свободный человек, придет получать зарплату. Инна приехала в Берлин работать, и даже ночью она обязана спать, потому что от ее ошибки на следующий день могут произойти разные неприятности. А почему? Потому что не выспалась. Я ясно выразил свою мысль, герр Вальш? И попрошу вас до конца мероприятия обращаться к Инне только по служебным вопросам.
Немец открыл рот, чтобы возразить, но потом взглянул в лицо Ермолаева, встал, церемонно кивнул и двинулся в сторону лифта.
— Ты все поняла? — Ермолаев устало взглянул на девушку.
— Все. — Инна мотнула красивой головой, как дорогая скаковая лошадь.
— Вижу, что не все, но мы поговорим об этом позже. А пока иди досыпай, завтра мне нужен полноценный сотрудник!
Девушка встала, коротко взглянула на Светлану и быстро, почти бегом отправилась к лифту.
— Она гуляли, наслаждалась жизнью и совсем не подозревала о том, какая у нас здесь была катавасия, — с сожалением протянула Лана. — Ну как, ваша душа теперь спокойна? Пойдем и мы?
Ермолаев выбрался из подушек, покрутил головой, разминая шею, и, взяв Светлану под руку, повел ее к лифту. У двери своего номера Лана уже была готова попрощаться с начальником, как вдруг он задержал ее руку в своей.
— Светлана, — голос его зазвучал неожиданно серьезно и официально, — я только тебе могу это поручить. Пообещай мне, что возьмешь шефство над этой девчонкой.
— Обещаю, что же мне еще остается, — вздохнула переводчица, — спите спокойно. — Она закрыла за собой дверь и не видела, что начальник не стал заходить в свой номер, а направился к лифту. Он спустился на первый этаж, подошел к стойке регистрации и попросил сотрудника поменять кодовый замок номера 3021. Шифровальное устройство издало короткий писк, и через две секунды Ермолаев получил новый электронный ключ. Удовлетворенно кивнув, шеф «Протокола» направился к лифту и вскоре был у себя в номере.
Москва, 1967 год
Они обязательно встречаются раз в пять лет. Это традиционный сбор. За тридцать с лишним лет они не раз выручали друг друга и друг в друге не разочаровались. Ни разу не было предательства, разочарования. Они такие разные — но все равно они вместе. Были среди них карьеристы, служаки, были и те, кто разочаровался в выбранной стезе. Но никто за всю жизнь не предал, сохранил верность идеалам, как бы высокопарно это ни звучало.
Они были разными еще тогда, в далеком шестьдесят седьмом, просто все они были курсантами ВИИЯ, молодыми, красивыми, уверенными в себе. Всем им предстояло стать военными переводчиками…
На втором этаже старых казарм ВИИЯ, в маленьком закутке между лабораторией устной речи и «Дубовой рощей» — кафедрой общей тактической подготовки, — они тогда хорошо выпили. Не много, а именно хорошо. Так, что еще слышали друг друга, хотя говорили одновременно. И все чувствовали, что за обычными словами в этот раз кроется нечто большее. И все понимали что: щемило души от будущего расставания. Пусть впереди еще год учебы, но уже виден порог, за которым другая жизнь. А от этого и тревожно, и печально, и весело сразу. Кто придумал клятву, уже не вспомнить. А произносили ее каждый про себя — всерьез, как молитву. И самый взрослый из них, грозный Леня Семеренко, в этот раз не позволил себе ни капли привычной снисходительности к их ребяческому романтизму, он и сам в этот вечер был неожиданно сентиментален. А Володя Разумихин, рассудительный богатырь из Владивостока, словно что-то увидел вдали — так пристально вглядывался в вечерний полумрак за окном и чему-то грядущему загадочно улыбался… И красавец Кирюша Линьков, поэт и альпинист, вдруг посуровел, стал задумчив. Неожиданно мягок и мечтателен был несгибаемый боец, потомственный военный Ваня Дигорский. Но, будто услышав какое-то мрачное предсказание, потемнел лицом любимец курса Витя Кошелев… Все они, курсанты Института военных переводчиков, были молоды, красивы, уверены в себе и друг в друге. Они в тот вечер клялись, откровенничали и мечтали. Часто такие откровения вперемешку с возлияниями забываются уже наутро, обещания кажутся пустыми, клятвы смешными. Но не в то утро. Хотя текст клятвы никем не был записан, Ермолаев уверен, что все помнят ее отлично. Речь шла о верности, бескорыстии, честности в дружбе и профессии. Ничего особенного. Нечто подобное переживали многие.
Что происходит во взрослой жизни после таких юношеских клятв? Что с этими компаниями случается? И можно ли вообще прожить жизнь так, как намеревался в юности? У курсантов дисциплина не оставляла места романтике, которая бушевала в их душах. Все — строем, все по команде.
Володя Разумихин, чтобы повидаться со своей одноклассницей, приехавшей вслед за ним из Владивостока в Москву и поступившей в историко-архивный институт, каждый раз проделывал целый ряд невообразимых трюков. Курсовой офицер Марченко, не принимая шаблонных объяснений от желающих уйти в увольнение сверх установленного списка, говорил: «Не чувствую творческих натур! Это что? „Часы сломались, надо в мастерскую“ или „На почту надо, тете послать телеграмму“, — цитировал он. — Примитив! Вы дайте оригинальную версию!» Приходилось задумываться. Или прибегать к обходным маневрам. Частенько Володя спускался по веревке из окна и, хитроумно обходя посты, устремлялся к общежитию своей возлюбленной, путь в ее комнату опять же лежал через окно. Эти авантюры приходилось покрывать его лучшему другу — старшине курса Михаилу Ермолаеву.
А с Витей Кошелевым, отцом Инны, была другая история. Однажды он сказал друзьям: «Я могу влюбиться прямо сейчас, здесь, в метро, но если это случится, то навсегда!» В вагоне метро, как назло, никого не было. Потом вошла девушка. Витя подошел к ней и познакомился. Вышли вместе на станции «Парк культуры». Он спросил, сколько ей ехать до общежития на автобусе. Оказалось, пятнадцать минут. Он прикинул: срок увольнительной истекал через час, по времени укладывались. Витя проводил девушку. Потом на ней женился и до сих пор любит безумно. Недавно позвонил Ермолаеву, попросил взять на работу дочь, научить делу, присмотреть за ней. Инна вся в мать: красивая, сложная, избалованная. Но разве откажешь другу?
Они были разными еще тогда, в далеком шестьдесят седьмом, просто все они были курсантами ВИИЯ, молодыми, красивыми, уверенными в себе. Всем им предстояло стать военными переводчиками…
На втором этаже старых казарм ВИИЯ, в маленьком закутке между лабораторией устной речи и «Дубовой рощей» — кафедрой общей тактической подготовки, — они тогда хорошо выпили. Не много, а именно хорошо. Так, что еще слышали друг друга, хотя говорили одновременно. И все чувствовали, что за обычными словами в этот раз кроется нечто большее. И все понимали что: щемило души от будущего расставания. Пусть впереди еще год учебы, но уже виден порог, за которым другая жизнь. А от этого и тревожно, и печально, и весело сразу. Кто придумал клятву, уже не вспомнить. А произносили ее каждый про себя — всерьез, как молитву. И самый взрослый из них, грозный Леня Семеренко, в этот раз не позволил себе ни капли привычной снисходительности к их ребяческому романтизму, он и сам в этот вечер был неожиданно сентиментален. А Володя Разумихин, рассудительный богатырь из Владивостока, словно что-то увидел вдали — так пристально вглядывался в вечерний полумрак за окном и чему-то грядущему загадочно улыбался… И красавец Кирюша Линьков, поэт и альпинист, вдруг посуровел, стал задумчив. Неожиданно мягок и мечтателен был несгибаемый боец, потомственный военный Ваня Дигорский. Но, будто услышав какое-то мрачное предсказание, потемнел лицом любимец курса Витя Кошелев… Все они, курсанты Института военных переводчиков, были молоды, красивы, уверены в себе и друг в друге. Они в тот вечер клялись, откровенничали и мечтали. Часто такие откровения вперемешку с возлияниями забываются уже наутро, обещания кажутся пустыми, клятвы смешными. Но не в то утро. Хотя текст клятвы никем не был записан, Ермолаев уверен, что все помнят ее отлично. Речь шла о верности, бескорыстии, честности в дружбе и профессии. Ничего особенного. Нечто подобное переживали многие.
Что происходит во взрослой жизни после таких юношеских клятв? Что с этими компаниями случается? И можно ли вообще прожить жизнь так, как намеревался в юности? У курсантов дисциплина не оставляла места романтике, которая бушевала в их душах. Все — строем, все по команде.
Володя Разумихин, чтобы повидаться со своей одноклассницей, приехавшей вслед за ним из Владивостока в Москву и поступившей в историко-архивный институт, каждый раз проделывал целый ряд невообразимых трюков. Курсовой офицер Марченко, не принимая шаблонных объяснений от желающих уйти в увольнение сверх установленного списка, говорил: «Не чувствую творческих натур! Это что? „Часы сломались, надо в мастерскую“ или „На почту надо, тете послать телеграмму“, — цитировал он. — Примитив! Вы дайте оригинальную версию!» Приходилось задумываться. Или прибегать к обходным маневрам. Частенько Володя спускался по веревке из окна и, хитроумно обходя посты, устремлялся к общежитию своей возлюбленной, путь в ее комнату опять же лежал через окно. Эти авантюры приходилось покрывать его лучшему другу — старшине курса Михаилу Ермолаеву.
А с Витей Кошелевым, отцом Инны, была другая история. Однажды он сказал друзьям: «Я могу влюбиться прямо сейчас, здесь, в метро, но если это случится, то навсегда!» В вагоне метро, как назло, никого не было. Потом вошла девушка. Витя подошел к ней и познакомился. Вышли вместе на станции «Парк культуры». Он спросил, сколько ей ехать до общежития на автобусе. Оказалось, пятнадцать минут. Он прикинул: срок увольнительной истекал через час, по времени укладывались. Витя проводил девушку. Потом на ней женился и до сих пор любит безумно. Недавно позвонил Ермолаеву, попросил взять на работу дочь, научить делу, присмотреть за ней. Инна вся в мать: красивая, сложная, избалованная. Но разве откажешь другу?
Отель «Хилтон», 13 октября, 8.00-8.30
— Привет, ночная красавица. — Ника уже сидела за столом у окна, пила кофе и читала газету.
— Почему «ночная красавица»? — искренне удивилась Светлана.
— Почему «ночная красавица»? — искренне удивилась Светлана.