Страница:
– Герр адмирал. Вчера вечером в районе Бреста при попытке перехода на нашу сторону Буга русскими пограничниками убит перебежчик. Тело было прибито к нашему берегу. Судя по документам, это офицер русской тайной полиции. Начальник отделения абвера сообщил, что обнаруженные на теле убитого материалы требует вашего личного внимания. Подробности он счел неподходящими для телефонного разговора или даже шифрованной телеграммы, настаивая на личной встрече. Два часа назад он вылетел в Растенбург.
* * *
– Как – ушел?! – Берия как будто уменьшился в росте. – Как. Ви. Могли. Допустить. Это?!
Ответить было нечего. Оправдываться? Как? Сбежавший предатель был выведен в прямое подчинение самого Берии – тут даже на непосредственного начальника не свалишь, а головотяпы, пропустившие через страну и границу беглеца с липовыми документами, также подчинялись, в конечном счете, ему – наркому внутренних дел. Да и не об оправдании следовало думать. Даже из тех, отнюдь не главных соображений, что оправдывающихся Сталин не любил. Просто на ниточке повисло слишком многое – не для самого Берии, для страны. Надо было срочно думать, что еще можно спасти.
– Виноват, товарищ Сталин. Это целиком моя вина.
– Не сомневаюсь, – резко бросил вождь и внезапно успокоился. Вероятно, из тех же соображений. – У вас, товарищ Берия, есть три недели. До двадцать второго числа. До этого времени вы должны совершенно точно выяснить, что стало известно немцам, поверили ли они перебежчику… или тем документам, которые, если этот… Лемехов действительно пристрелил мерзавца, они нашли на его трупе.
– Там были не только документы, товарищ Сталин. Непосредственно перед побегом лейтенант госбезопасности Прунскас получил из хранилища под расписку вещественное доказательство – рацию марки «Сименс». В личном сейфе Прунскаса объект не обнаружен.
– Совсем плохо. Значит, поверят, – Сталин покачал головой. – Мы же поверили. Что вы собираетесь предпринять?
– Во-первых, я предлагаю уничтожить все оставшиеся вещественные доказательства по этому делу. Точнее, разобрать соответствующие устройства, особо критические части передать в совершенно несвязанные друг с другом секретные лаборатории для дальнейшего изучения. Во-вторых, провести операцию по дезинформации противника. В ближайшее же время немцы неизбежно должны зашевелиться, пытаясь выяснить, что же все-таки произошло. Я думаю, что кто-то из их агентов направится в Острожск – протокол задержания Чеботарева входил в число похищенных документов. Но, кроме того, они должны активизировать научно-техническую разведку. Состав пластических масс, из которых сделаны корпуса радиостанции и патефона, весьма схож. Мы попытаемся подсунуть одному из германских агентов панель, похожую на панель корпуса рации. Я поинтересовался у химиков – плавление и литье в бескислородной атмосфере не приведет к окислению пластической массы.
– Хорошо. И что это нам даст?
– Немцы могут подумать, что рация – наша мистификация. Пусть даже это будет не полная копия – к примеру, может же у нашей «мистификации» быть прототип. Кроме того, на основе купленной у Маркони технической документации мы можем составить отчет по испытанию жидких кристаллов разных типов. Датируем примерно тридцать шестым годом. Может сработать.
– Может, да. А может, и нет. Еще вопрос. Место, куда мы определили Чеботарева, тоже может быть… скомпрометировано. Что вы предполагаете делать с ним самим?
– Убирать «Паука» оттуда нет никакого смысла. Если немецкий агент не обнаружит Чеботарева, но расспросит сотрудников завода и узнает, что да, был такой да после утечки сплыл, – немцы еще больше уверятся. Проще в рамках начавшейся мобилизации выдернуть его и еще нескольких его товарищей и призвать в армию.
– В армию? Накануне войны? Рискованно.
– Рискованно было отпустить его тогда, товарищ Сталин. А теперь… К тому же он водитель, закатаем его в тыловую часть. Лучше всего – на Дальний Восток.
– Тогда проще устроить ему пищевое отравление. Благо приставленный вами к нему сотрудник такую возможность теперь имеет. Весь смысл того риска, на который мы пошли, отпустив этого человека, заключается в том, чтобы определить, что же он из себя представляет. Так что на Дальний Восток его отправлять не надо. Пусть поводит грузовик под немецкими бомбами. Если они будут.
* * *
Военкомат в Александрове радикально отличался от знакомого Андрею по той жизни Кировского районного. Отличался в первую очередь по духу. И там и там собиралась изрядная толпа нетрезвых юношей с родственниками. Но если там нетрезвость была угрюмая, злая – то в этом времени поддавали больше для веселья. «Социальный лифт», – подумал Андрей. Ну да, армия в этой жизни была уважаемым социальным институтом, школой жизни без появившегося позже издевательского оттенка. Помимо получения множества полезных в дальнейшей гражданской жизни навыков (обращения со сложной техникой, например, на гражданке такую не везде встретишь), отслужившие возвращались уверенными в себе взрослыми мужиками. Причем привычными к совместной работе, что сразу поднимало вчерашних крестьян на одну ступеньку во все еще деревенской на семьдесят-восемьдесят процентов социальной иерархии. Готовый рабочий как-никак. А уж если вернулся младшим командиром – прямая дорога в звеньевые, бригадиры – и далее, хоть из прораба до министра дорастай.
Да и провожали сыновей-братьев-женихов хотя и с почти теми же нетрезвыми песнями-танцами под гармошку, но совершенно с другим настроением. И бравурные марши из репродукторов звучали без скрытой безнадеги… Если не знать, что сегодня уже, как ни крути, восьмое июня одна тысяча девятьсот сорок первого года. Точнее, не знать смысла этой даты.
Народ действительно веселился. Давид в окружении комячейки травил байки, Славка Иванченко гулко ухал, забивая смех остальных слушателей. Он уже отслужил, так что пришел только проводить друзей, поделиться опытом. И уж в такой ситуации не отказал себе в удовольствии постращать «молодых». Не дедовщиной, нет – тут слова-то такого еще не изобрели. Скорее, все его страшилки и байки можно было свести к постулату «в армии служить – это вам не девок портить». Но особо тоже не пугал – «научат».
Даже Леха Клязьмин в окружении давешнего тела и еще двух корешей (давешнего же крепыша среди них не наблюдалось) бодрился и выпячивал грудь. Провожали его с компанией две подавальщицы из столовой.
Андрей, как всегда, тусовался чуть в сторонке. Ну уж так он себя поставил, и народ к этой его особенности уже привык. Давид иногда, после памятного разговора «про древних греков» в заводском гараже, пытался сблизиться, то ли по должности, то ли из симпатии, но Андрей, хотя и вежливо, неизменно уходил в глухую оборону. Ага, про серого речь, а серый навстречь. Подскочил, улыбнулся во все шестьдесят четыре.
– Ну что, Андрюха, как настроение?
– Нормально.
– Я тут вот что подумал. Тебе что – судимость, что ли, сняли? Я тут у военкома узнал, с судимостью в армию брать не положено.
– Угу, сняли. Вместе с повесткой постановление пришло.
– Ну, поздравляю! Это здорово. Теперь главное – доверие оправдай. У меня на тебя ба-альшие виды по возвращении. И не у меня одного, кстати.
– А еще у кого? У Семеныча что ли?
– Да какой там Семеныч! Ты вон туда посмотри!
Андрей обернулся. На противоположной стороне дороги, под мечущим в небо пух старым тополем стояла Наташка Хромова. В той же полосатой футболке и в той же расклешенной юбке, в руках – узелок. Андрей загасил о каблук папиросу, вскинул на плечо сидор с ложкой-кружкой-миской и пошел через улицу. Чего девчонку мучить.
– Андрей, я тут тебе на дорогу… Пирожков принесла. Ты… уходишь? – Толковый вопрос, слов нет.
– Ухожу, понятно. Родина приказала, рабочий класс ответил «Есть!», – улыбнулся Андрей, – да ты не переживай.
– Я и не переживаю. Я, наоборот, рада, что тебя призвали.
– Надоел?
– Да что ты говоришь! Просто Верка-почтальонша сказала, что тебе вместе с повесткой…
– Ну да, судимость сняли. Я теперь как все.
– Вот я и рада, – ага, – и глаза на мокром месте. – Андрей… Ты, когда отслужишь, к нам на завод вернешься?
– А куда ж я от вас, таких хороших, денусь?
– Андрей, – слезы у девчонки уже не держатся, стекают по щекам, – я все-все твои статьи в стенгазете читала. Я не знаю, откуда ты все это взял… ну, про войну… Но я тебе верю. Ты уж там, на войне, поосторожней… Пожалуйста… Если получится…
– Есть быть поосторожнее… Если получится.
– Товарищи призывники! – Зычный голос майора с медалью «XX лет РККА» перекрыл многоголосый гомон и оборвал гармошку. – В две шеренги стано-ооо-вись!
– Ну все, я побег. До свидания, Наташка.
– До свидания, Андрей.
Когда две выделенные для такого случая заводом полуторки (одна – бывшая Андреева, с его же сменщиком за баранкой) скрылись за углом, Наталья Тимофеевна Хромова, комсомолка, спортсменка и просто красавица, а по совместительству – штатный сотрудник Управления Наркомата Госбезопасности по Владимирской области, текущий оперативный псевдоним Бушлат, развернулась и, глядя под ноги, пошла к общежитию. И слезы продолжали капать на пыльную обочину безо всякой служебной необходимости.
* * *
– Вы идиот, Канарис! Вы не заметили самого главного! Боже, какой же вы идиот! – Гитлер бегал по кабинету, брызгая слюной, изредка останавливаясь перед замершим во фрунт разведчиком. – Неудивительно, что с генералами и адмиралами вроде вас Германия может быть повержена! Вы все не видите дальше собственного носа! Вы битый час утомляли меня техническими деталями и не упомянули о самом главном! Не догадайся я сам заглянуть внутрь…
Гитлер подскочил к столу, схватил собственноручно распотрошенный им жемчужно-серый корпус и сунул под нос адмиралу.
– Что здесь написано, Канарис? Вот здесь, на этой наклейке! Здесь написано – «Росстандарт»! Вы понимаете, что это значит? Что толку, что «Сименс» где-то там, в будущем, сможет создавать такие замечательные устройства? Неужели кто-то сомневается в полном и безоговорочном превосходстве германского технического гения? Что толку, что на него будет работать весь мир – от Малайи до Формозы? Главное – стандарты будет устанавливать Россия! Именно Россия будет решать, что ей одобрять, а что нет! Запомните, Канарис – стандарты может устанавливать только высшая раса!
Канарис был готов возразить, что сам факт нанесения надписи «Росстандарт» на бумажную наклейку свидетельствует лишь о том, что русские и немцы (если принять безумную идею о подарке из будущего) всего лишь активно торговали. До такой степени активно, что наклейки регулирующих торговлю органов приходилось печатать типографским способом. Таково было общее мнение аналитиков абвера. Но жизнь адмиралу еще не надоела, и он счел за благо промолчать. Тем более что фюрер далеко еще не закончил.
– А язык надписей на экране? Все, все в этом устройстве написано либо по-русски, либо по-английски! Ни одного немецкого слова! Немецкий язык погиб, немецкого языка не существует! Вы понимаете это, Канарис? А вот это? – Нервно подрагивающий палец остановился на клейме «Made in EU». – Европейский Союз – да, мы могли бы объединить Европу в такой союз! Но почему, скажите, почему официальный язык этого союза – английский?! И почему символом союза является кольцо из пятиконечных звезд?! Пятиконечные звезды – символ большевиков и американских плутократов! Вы понимаете, что в этом будущем Германия – всего лишь экономический придаток истинных хозяев мира, всего лишь второе издание проклятой Веймарской республики?!
Гитлер кинул аппаратик на стол и обхватил голову руками.
– Что же до якобы выловленных с этим вашим перебежчиком протоколов допроса – вы не хуже меня понимаете, что уж что-что, а стряпать фальшивки большевики и американские плутократы умели всегда. Если бы не этот аппарат – я просто посмеялся бы над ними. Но подделать столь сложное устройство им действительно не хватит мозгов. Да и американцам – тоже. Но во всей этой куче, – он брезгливо ткнул стопку фотокопий и машинописных страниц перевода, – достоверно только одно. Они каким-то образом разнюхали о «Барбароссе» и об одной из дат начала операции. Я даже склонен допустить, что ваши измышления верны и они действительно получили сигнал из будущего. К счастью, мы несколько изменили план и усиливаем наши войска. И к каким бы подлым трюкам ни прибегали большевики – что в прошлом, что в будущем, – германский дух выйдет из войны победителем! Само Провидение рушит их коварные планы! Теперь мы тоже предупреждены, и мы поведем войн) еще более безжалостно!
Канарис понял, что сейчас, пока гнев Гитлера временно направлен мимо его персоны, у него есть шанс. Возможно, последний.
– Мой фюрер! Слабость большевиков – в гнилости их режима!
– Вы решили говорить банальностями, адмирал?
– Дело в том, что, по моим данным, все связанные с этой… аномалией изменения в политике и военном планировании большевиков исходят лично от Сталина. Вероятнее всего, круг посвященных крайне узок – сам Сталин, кто-то из верхушки тайной полиции, несколько экспертов.
– Это тоже тривиально. Я тоже не намерен кричать об этой находке на весь рейх.
– Соответственно вся лихорадочная подготовка к войне, причем – к конкретной дате, тоже исходит лично от Сталина. Причем, боюсь, он не в состоянии раскрыть свой источник информации. Что не способствует доверию к этой информации и к самомуСталину со стороны большевистской верхушки. При этом, как я уже упоминал, мобилизационные мероприятия встречают серьезное сопротивление хозяйственных бонз. Мобилизация людей и автотранспорта в разгар летних полевых работ, форсирование слабой русской промышленности – все это порождает массу недовольных как среди народных масс, так и в верхах.
– Вы предлагаете…
– Да, мой фюрер. Я предлагаю прикрыть стальной кулак вермахта бархатной перчаткой дипломатии. По всем официальным и неофициальным каналам мы должны демонстрировать наше миролюбие. Мы должны создать у большевистской верхушки полную иллюзию того, что все приготовления к войне – всего лишь плод паранойи Сталина… Или его стремления напасть на рейх. Мы должны внушить людям из второго эшелона, что политику Сталина необходимо менять.
– Вы полагаете, менее чем за месяц мы успеем убедить их свергнуть Сталина? И что это у них получится?
– Вряд ли. Тем более что глава русской тайной полиции не может не быть в курсе дела. Но мы можем успеть посеять раздоры и создать напряжение в русском руководстве. Пусть большевики немного погрызутся. А когда двадцать второго июня вместо нападения последует какой-либо дружественный жест со стороны Германии, позиции Сталина резко ослабнут.
– И что мы сможем им предложить?
– Турцию, мой фюрер. Проливы. Мы могли бы сделать вид, что согласны на прошлогодние требования Молотова – хотя бы на южном направлении. Мы сошлемся на то, что не можем допустить, чтобы Турция стала плацдармом для англичан, и предложим им совместную операцию. Русские жадны, на такой кусок они не смогут не разинуть пасть. К тому же, хотя Святая София им сейчас, казалось бы, и не нужна – фактически большевики продолжают политику русских царей, так что возможность захватить Босфор и Дарданеллы будет для них неодолимым искушением.
– Вы в самом деле…
– Что вы, мой фюрер. Слова, особенно произнесенные в кулуарах, ничего не стоят. Что же касается дел… За неделю они никак не смогут даже спланировать операцию. А жаль. Если бы они успели напасть – турки стали бы нашими вернейшими союзниками, как и финны. А, учитывая позицию Румынии и Болгарии, Черное море стало бы немецким озером. Кроме того, англичане очень бы разозлились. Я не исключаю, что они все же решились бы претворить в жизнь свой прошлогодний план и совершить налет на Баку. Будь у русских пара лишних недель на раскачку, как в случае с Польшей, – мы могли бы поставить их в безвыходное дипломатическое положение. У них просто не осталось бы потенциальных союзников. Так что я бы предложил рассмотреть вариант с переносом операции, чтобы дать медведю залезть в капкан всеми четырьмя лапами.
– Отложить операцию на июль? Нет, Канарис, это исключено. Я не могу рисковать и гнаться за возможностями, подвергая риску беспроигрышный вариант. Что бы там ни насовали русским из будущего их потомки – они не смогут преодолеть свою расовую ущербность. Я думаю, на те три месяца, которые нам нужны для разгрома России, будет довольно эффекта от «случайной утечки». А затем мы подкрепим ее трофейными протоколами заседаний Коминтерна. Даже если они успеют уничтожить документы – мы их все равно опубликуем. Тем или иным способом. Подготовьте план действий по турецкому варианту к завтрашнему совещанию.
Гитлер, удовлетворенный собственной гениальностью, успокоился. Подошел к столу, опять взял распотрошенный корпус «Сименса», рефлекторно поглаживая округлые очертания. С третьего раза вставил на место спичечную коробку аккумулятора и крышку.
– Дальнейшие работы по этому… артефакту будет курировать СС. Как и по другим возможным находкам. Мы создадим специальный засекреченный Технический Комитет СС… Да, пожалуй, назовем его… «Наследие потомков», «Nachcommenerbe». Туда войдут группы Гейзенберга и Паули, а также фон Браун. Кроме того, сама возможность путешествий во времени, какой бы гипотетической она ни была, также заслуживает исследований. Абверу же следует сосредоточиться на своих прямых обязанностях. Проработайте мероприятия по активизации разведки в России. Помимо данных о русской армии и о разногласиях среди окружения Сталина, мне нужно как можно больше информации по тому, откуда взялся этот аппарат. Я все же не исключаю, что это какая-то дьявольски хитрая еврейская провокация. Какой город упоминается в этих документах? Острожск?
– Да, мой фюрер. Это город чуть в стороне от Транссибирской железной дороги, довольно-таки провинциальный. Раньше был одним из основных центров Западной Сибири, теперь основательно захирел. Промышленности мало, несколько крупных учебных заведений.
– Выясните, что там произошло.
– Мой фюрер, наши сотрудники уже в пути.
* * *
Это же самое естественное дело – проведать живущего под Новосибирском отца. Вот только есть пара маленьких нюансов. Во-первых, отца в его деревне чаще называют «батюшкой», и потому верному члену ВКП(б), товарищу Сомову, среднего уровня чиновнику Наркомата легкой промышленности, последние лет пятнадцать навещать родителя было не с руки. А во-вторых, отпуск товарищ Сомов запросил внезапно. Впрочем, в огромной стране, где горизонтальная мобильность населения (когда добровольная, а когда и не вполне) была, пожалуй, наивысшей в мире, эти нюансы вполне могли остаться незамеченными. Только вот была на личной карточке товарища Сомова в отделе кадров так называемая «контролька». Ну или «сторожок» – где как. Маленькая такая пометочка, обязывавшая сотрудников этого отдела сообщать «куда положено» о предпринимаемых товарищем Сомовым телодвижениях строго определенного рода. Чистая предосторожность – что бы не писали ни сейчас, ни потом, далеко не все, кто бывал в Германии по торговым делам, непременно зачислялись в шпионы. А если вдруг и зачислялись – далеко не все сразу же арестовывались. Потому что выявленный настоящийшпион, да еще и перед войной – это величайшая ценность, которую надо холить, лелеять и кормить вкусной и питательной информацией. Когда имеющей отношение к действительности, а когда и нет. А арестовывать или уж тем более расстреливать – только в крайнем случае. Или по скудоумию. Такое тоже бывает, чего уж там.
И надо ж такому случиться – только вчера в список таких подлежащих контролю телодвижений попали поездки в район Западной Сибири, а сегодня товарищ Сомов тут как тут. И ценность товарища Сомова в определенных кругах, обычно подразумеваемых под тем самым сочетанием «куда положено», взлетела до небес.
Конечно, отпуск ему, несмотря на массу дел в наркомате, дали.
И купе ему с женой – холеной, шикарно одетой дамой, что называется – «с запросами», досталось замечательное. И попутчики – удивительно приятная, милая и интеллигентная пара.
А когда товарищ Сомов с женой, погостив четыре дня у деревенского священника, взяли билет до Острожска, проведать троюродную тетку по отцовой линии, так им и вовсе повезло. В одной с ними секции плацкартного вагона оказался врач из Острожской психиатрической больницы. Выпили на дорожку, как водится (супруга товарища Сомова изволила от беленькой сморщить носик), заговорили о разном. От футбола перешли к кино, от кино – к литературе. Дошли до «Золотого теленка». Товарищ Сомов усомнился в правдоподобности историй с бухгалтером Берлагой, пытавшимся пересидеть ревизию в сумасшедшем доме, симулируя бред величия. «Да этого „вице-короля Индии“ и в приемный покой не должны были допускать! – горячился товарищ Сомов. – Он бы еще лидером монархистов себя объявил!» На что молодой врач с обидой отвечал, что случаи бывают разные, и вот прямо сейчас у него в отделении на излечении находится человек, выдающий себя за внебрачного сына царя Николая. Даже паспорт с двуглавым орлом себе нарисовал, с присущей этой категории душевнобольных аккуратностью. Причем заметьте, товарищ Сомов, никакой не симулянт, а действительно глубоко больной человек. Причем, как говорили соседи, ранее в симпатии к монархии не замеченный. И прошу учесть – лежит уже полгода, с начала января, и никто его выгонять как симулянта или же передавать органам как скрывающегося контрреволюционера не собирается. Типичный случай (тут врач выдал длинную латинскую тираду), так что лежать гражданину Чеботареву в больнице еще долго. А вот что действительно возмущает – так это то, что товарищи Ильф и Петров в своей книге позволяют себе насмехаться над действительно глубоко несчастными людьми – я имею в виду учителя географии, не нашедшего в учебнике Берингов пролив. Товарищ Сомов согласился, что товарищи Ильф и Петров действительно поступили некрасиво, и высказал предположение, что гражданин Чеботарев просто слишком увлекся празднованием Нового года. На что доктор компетентно возразил, что делириум тременс, или, по-простому, белая горячка, как правило, протекает сравнительно быстро и дает совершенно иную клиническую картину. Что, впрочем, не отменяет необходимости умеренности в питие. Ваше здоровье, товарищ Сомов.
* * *
При выполнении постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 7 декабря 1940 г. «О привлечении к ответственности изменников Родины и членов их семей» НКГБ, НКВД и Прокуратура Союза ССР предлагают руководствоваться следующим:
1. Проведение следствия по всем делам об изменниках Родины, бежавших или перелетевших за границу, кроме военнослужащих, возложить на органы НКГБ, надзор за следствием – на военных прокуроров военных округов; дела по окончании следствия направлять через военных прокуроров в военные трибуналы для судебного рассмотрения – заочно (следствие по делам об изменниках Родины из числа военнослужащих и вольнонаемных Красной Армии, Военно-Морского Флота и войск НКВД проводят органы третьих управлений НКО, НКВМФ и третьего отдела НКВД).
Приказ НКГБ СССР, НКВД СССР и Прокуратуры СССР№ 00246/00833/ПР/59сс о порядке привлечения к ответственности изменников Родины и членов их семей
– Как – ушел?! – Берия как будто уменьшился в росте. – Как. Ви. Могли. Допустить. Это?!
Ответить было нечего. Оправдываться? Как? Сбежавший предатель был выведен в прямое подчинение самого Берии – тут даже на непосредственного начальника не свалишь, а головотяпы, пропустившие через страну и границу беглеца с липовыми документами, также подчинялись, в конечном счете, ему – наркому внутренних дел. Да и не об оправдании следовало думать. Даже из тех, отнюдь не главных соображений, что оправдывающихся Сталин не любил. Просто на ниточке повисло слишком многое – не для самого Берии, для страны. Надо было срочно думать, что еще можно спасти.
– Виноват, товарищ Сталин. Это целиком моя вина.
– Не сомневаюсь, – резко бросил вождь и внезапно успокоился. Вероятно, из тех же соображений. – У вас, товарищ Берия, есть три недели. До двадцать второго числа. До этого времени вы должны совершенно точно выяснить, что стало известно немцам, поверили ли они перебежчику… или тем документам, которые, если этот… Лемехов действительно пристрелил мерзавца, они нашли на его трупе.
– Там были не только документы, товарищ Сталин. Непосредственно перед побегом лейтенант госбезопасности Прунскас получил из хранилища под расписку вещественное доказательство – рацию марки «Сименс». В личном сейфе Прунскаса объект не обнаружен.
– Совсем плохо. Значит, поверят, – Сталин покачал головой. – Мы же поверили. Что вы собираетесь предпринять?
– Во-первых, я предлагаю уничтожить все оставшиеся вещественные доказательства по этому делу. Точнее, разобрать соответствующие устройства, особо критические части передать в совершенно несвязанные друг с другом секретные лаборатории для дальнейшего изучения. Во-вторых, провести операцию по дезинформации противника. В ближайшее же время немцы неизбежно должны зашевелиться, пытаясь выяснить, что же все-таки произошло. Я думаю, что кто-то из их агентов направится в Острожск – протокол задержания Чеботарева входил в число похищенных документов. Но, кроме того, они должны активизировать научно-техническую разведку. Состав пластических масс, из которых сделаны корпуса радиостанции и патефона, весьма схож. Мы попытаемся подсунуть одному из германских агентов панель, похожую на панель корпуса рации. Я поинтересовался у химиков – плавление и литье в бескислородной атмосфере не приведет к окислению пластической массы.
– Хорошо. И что это нам даст?
– Немцы могут подумать, что рация – наша мистификация. Пусть даже это будет не полная копия – к примеру, может же у нашей «мистификации» быть прототип. Кроме того, на основе купленной у Маркони технической документации мы можем составить отчет по испытанию жидких кристаллов разных типов. Датируем примерно тридцать шестым годом. Может сработать.
– Может, да. А может, и нет. Еще вопрос. Место, куда мы определили Чеботарева, тоже может быть… скомпрометировано. Что вы предполагаете делать с ним самим?
– Убирать «Паука» оттуда нет никакого смысла. Если немецкий агент не обнаружит Чеботарева, но расспросит сотрудников завода и узнает, что да, был такой да после утечки сплыл, – немцы еще больше уверятся. Проще в рамках начавшейся мобилизации выдернуть его и еще нескольких его товарищей и призвать в армию.
– В армию? Накануне войны? Рискованно.
– Рискованно было отпустить его тогда, товарищ Сталин. А теперь… К тому же он водитель, закатаем его в тыловую часть. Лучше всего – на Дальний Восток.
– Тогда проще устроить ему пищевое отравление. Благо приставленный вами к нему сотрудник такую возможность теперь имеет. Весь смысл того риска, на который мы пошли, отпустив этого человека, заключается в том, чтобы определить, что же он из себя представляет. Так что на Дальний Восток его отправлять не надо. Пусть поводит грузовик под немецкими бомбами. Если они будут.
* * *
Отменить бронирование от призыва на военную службу для 50 % лиц, имеющих специальности шофера и тракториста с разбитием по промышленным предприятия колхозам и совхозам. Призвать разбронированных работников на срочную службу в ряды РККА. Одновременно по аналогичной квоте провести мобилизацию грузового автотранспорта и тракторов промышленного и сельскохозяйственного назначения, а также строительной техники. Мобилизованные а/м и водительский состав использовать для пополнения автомобильных подразделений механизированных соединений, а также для формирования отдельных автомобильных батальонов в приграничных округах.
Приказ наркома обороны Тимошенко от 01 июня 1941 года
Военкомат в Александрове радикально отличался от знакомого Андрею по той жизни Кировского районного. Отличался в первую очередь по духу. И там и там собиралась изрядная толпа нетрезвых юношей с родственниками. Но если там нетрезвость была угрюмая, злая – то в этом времени поддавали больше для веселья. «Социальный лифт», – подумал Андрей. Ну да, армия в этой жизни была уважаемым социальным институтом, школой жизни без появившегося позже издевательского оттенка. Помимо получения множества полезных в дальнейшей гражданской жизни навыков (обращения со сложной техникой, например, на гражданке такую не везде встретишь), отслужившие возвращались уверенными в себе взрослыми мужиками. Причем привычными к совместной работе, что сразу поднимало вчерашних крестьян на одну ступеньку во все еще деревенской на семьдесят-восемьдесят процентов социальной иерархии. Готовый рабочий как-никак. А уж если вернулся младшим командиром – прямая дорога в звеньевые, бригадиры – и далее, хоть из прораба до министра дорастай.
Да и провожали сыновей-братьев-женихов хотя и с почти теми же нетрезвыми песнями-танцами под гармошку, но совершенно с другим настроением. И бравурные марши из репродукторов звучали без скрытой безнадеги… Если не знать, что сегодня уже, как ни крути, восьмое июня одна тысяча девятьсот сорок первого года. Точнее, не знать смысла этой даты.
Народ действительно веселился. Давид в окружении комячейки травил байки, Славка Иванченко гулко ухал, забивая смех остальных слушателей. Он уже отслужил, так что пришел только проводить друзей, поделиться опытом. И уж в такой ситуации не отказал себе в удовольствии постращать «молодых». Не дедовщиной, нет – тут слова-то такого еще не изобрели. Скорее, все его страшилки и байки можно было свести к постулату «в армии служить – это вам не девок портить». Но особо тоже не пугал – «научат».
Даже Леха Клязьмин в окружении давешнего тела и еще двух корешей (давешнего же крепыша среди них не наблюдалось) бодрился и выпячивал грудь. Провожали его с компанией две подавальщицы из столовой.
Андрей, как всегда, тусовался чуть в сторонке. Ну уж так он себя поставил, и народ к этой его особенности уже привык. Давид иногда, после памятного разговора «про древних греков» в заводском гараже, пытался сблизиться, то ли по должности, то ли из симпатии, но Андрей, хотя и вежливо, неизменно уходил в глухую оборону. Ага, про серого речь, а серый навстречь. Подскочил, улыбнулся во все шестьдесят четыре.
– Ну что, Андрюха, как настроение?
– Нормально.
– Я тут вот что подумал. Тебе что – судимость, что ли, сняли? Я тут у военкома узнал, с судимостью в армию брать не положено.
– Угу, сняли. Вместе с повесткой постановление пришло.
– Ну, поздравляю! Это здорово. Теперь главное – доверие оправдай. У меня на тебя ба-альшие виды по возвращении. И не у меня одного, кстати.
– А еще у кого? У Семеныча что ли?
– Да какой там Семеныч! Ты вон туда посмотри!
Андрей обернулся. На противоположной стороне дороги, под мечущим в небо пух старым тополем стояла Наташка Хромова. В той же полосатой футболке и в той же расклешенной юбке, в руках – узелок. Андрей загасил о каблук папиросу, вскинул на плечо сидор с ложкой-кружкой-миской и пошел через улицу. Чего девчонку мучить.
– Андрей, я тут тебе на дорогу… Пирожков принесла. Ты… уходишь? – Толковый вопрос, слов нет.
– Ухожу, понятно. Родина приказала, рабочий класс ответил «Есть!», – улыбнулся Андрей, – да ты не переживай.
– Я и не переживаю. Я, наоборот, рада, что тебя призвали.
– Надоел?
– Да что ты говоришь! Просто Верка-почтальонша сказала, что тебе вместе с повесткой…
– Ну да, судимость сняли. Я теперь как все.
– Вот я и рада, – ага, – и глаза на мокром месте. – Андрей… Ты, когда отслужишь, к нам на завод вернешься?
– А куда ж я от вас, таких хороших, денусь?
– Андрей, – слезы у девчонки уже не держатся, стекают по щекам, – я все-все твои статьи в стенгазете читала. Я не знаю, откуда ты все это взял… ну, про войну… Но я тебе верю. Ты уж там, на войне, поосторожней… Пожалуйста… Если получится…
– Есть быть поосторожнее… Если получится.
– Товарищи призывники! – Зычный голос майора с медалью «XX лет РККА» перекрыл многоголосый гомон и оборвал гармошку. – В две шеренги стано-ооо-вись!
– Ну все, я побег. До свидания, Наташка.
– До свидания, Андрей.
Когда две выделенные для такого случая заводом полуторки (одна – бывшая Андреева, с его же сменщиком за баранкой) скрылись за углом, Наталья Тимофеевна Хромова, комсомолка, спортсменка и просто красавица, а по совместительству – штатный сотрудник Управления Наркомата Госбезопасности по Владимирской области, текущий оперативный псевдоним Бушлат, развернулась и, глядя под ноги, пошла к общежитию. И слезы продолжали капать на пыльную обочину безо всякой служебной необходимости.
* * *
Во имя святой и нераздельной Троицы, мы, Петр, император и самодержец всероссийский, всем нашим потомкам и преемникам на престоле и правительству русской нации (…)
VIII
Неустанно расширять свои пределы к северу и к югу, вдоль Черного моря.
IX
Возможно ближе придвигаться к Константинополю и Индии. Обладающий ими будет обладателем мира. С этой целью возбуждать постоянные войны то против турок, то против персов, основывать верфи на Черном море, мало-помалу овладевать как этим морем, так и Балтийским, ибо то и другое необходимо для успеха плана – устроить падение Персии, проникнуть до Персидского залива, восстановить, если возможно, древнюю торговлю Леванта через Сирию и достигнуть Индии, как мирового складочного пункта. По овладении ею можно обойтись и без английского золота.
Завещание Петра Великого – фальшивый документ, якобы найденный в 1757 французским посланником Д'Эоном в секретных царских архивах
– Вы идиот, Канарис! Вы не заметили самого главного! Боже, какой же вы идиот! – Гитлер бегал по кабинету, брызгая слюной, изредка останавливаясь перед замершим во фрунт разведчиком. – Неудивительно, что с генералами и адмиралами вроде вас Германия может быть повержена! Вы все не видите дальше собственного носа! Вы битый час утомляли меня техническими деталями и не упомянули о самом главном! Не догадайся я сам заглянуть внутрь…
Гитлер подскочил к столу, схватил собственноручно распотрошенный им жемчужно-серый корпус и сунул под нос адмиралу.
– Что здесь написано, Канарис? Вот здесь, на этой наклейке! Здесь написано – «Росстандарт»! Вы понимаете, что это значит? Что толку, что «Сименс» где-то там, в будущем, сможет создавать такие замечательные устройства? Неужели кто-то сомневается в полном и безоговорочном превосходстве германского технического гения? Что толку, что на него будет работать весь мир – от Малайи до Формозы? Главное – стандарты будет устанавливать Россия! Именно Россия будет решать, что ей одобрять, а что нет! Запомните, Канарис – стандарты может устанавливать только высшая раса!
Канарис был готов возразить, что сам факт нанесения надписи «Росстандарт» на бумажную наклейку свидетельствует лишь о том, что русские и немцы (если принять безумную идею о подарке из будущего) всего лишь активно торговали. До такой степени активно, что наклейки регулирующих торговлю органов приходилось печатать типографским способом. Таково было общее мнение аналитиков абвера. Но жизнь адмиралу еще не надоела, и он счел за благо промолчать. Тем более что фюрер далеко еще не закончил.
– А язык надписей на экране? Все, все в этом устройстве написано либо по-русски, либо по-английски! Ни одного немецкого слова! Немецкий язык погиб, немецкого языка не существует! Вы понимаете это, Канарис? А вот это? – Нервно подрагивающий палец остановился на клейме «Made in EU». – Европейский Союз – да, мы могли бы объединить Европу в такой союз! Но почему, скажите, почему официальный язык этого союза – английский?! И почему символом союза является кольцо из пятиконечных звезд?! Пятиконечные звезды – символ большевиков и американских плутократов! Вы понимаете, что в этом будущем Германия – всего лишь экономический придаток истинных хозяев мира, всего лишь второе издание проклятой Веймарской республики?!
Гитлер кинул аппаратик на стол и обхватил голову руками.
– Что же до якобы выловленных с этим вашим перебежчиком протоколов допроса – вы не хуже меня понимаете, что уж что-что, а стряпать фальшивки большевики и американские плутократы умели всегда. Если бы не этот аппарат – я просто посмеялся бы над ними. Но подделать столь сложное устройство им действительно не хватит мозгов. Да и американцам – тоже. Но во всей этой куче, – он брезгливо ткнул стопку фотокопий и машинописных страниц перевода, – достоверно только одно. Они каким-то образом разнюхали о «Барбароссе» и об одной из дат начала операции. Я даже склонен допустить, что ваши измышления верны и они действительно получили сигнал из будущего. К счастью, мы несколько изменили план и усиливаем наши войска. И к каким бы подлым трюкам ни прибегали большевики – что в прошлом, что в будущем, – германский дух выйдет из войны победителем! Само Провидение рушит их коварные планы! Теперь мы тоже предупреждены, и мы поведем войн) еще более безжалостно!
Канарис понял, что сейчас, пока гнев Гитлера временно направлен мимо его персоны, у него есть шанс. Возможно, последний.
– Мой фюрер! Слабость большевиков – в гнилости их режима!
– Вы решили говорить банальностями, адмирал?
– Дело в том, что, по моим данным, все связанные с этой… аномалией изменения в политике и военном планировании большевиков исходят лично от Сталина. Вероятнее всего, круг посвященных крайне узок – сам Сталин, кто-то из верхушки тайной полиции, несколько экспертов.
– Это тоже тривиально. Я тоже не намерен кричать об этой находке на весь рейх.
– Соответственно вся лихорадочная подготовка к войне, причем – к конкретной дате, тоже исходит лично от Сталина. Причем, боюсь, он не в состоянии раскрыть свой источник информации. Что не способствует доверию к этой информации и к самомуСталину со стороны большевистской верхушки. При этом, как я уже упоминал, мобилизационные мероприятия встречают серьезное сопротивление хозяйственных бонз. Мобилизация людей и автотранспорта в разгар летних полевых работ, форсирование слабой русской промышленности – все это порождает массу недовольных как среди народных масс, так и в верхах.
– Вы предлагаете…
– Да, мой фюрер. Я предлагаю прикрыть стальной кулак вермахта бархатной перчаткой дипломатии. По всем официальным и неофициальным каналам мы должны демонстрировать наше миролюбие. Мы должны создать у большевистской верхушки полную иллюзию того, что все приготовления к войне – всего лишь плод паранойи Сталина… Или его стремления напасть на рейх. Мы должны внушить людям из второго эшелона, что политику Сталина необходимо менять.
– Вы полагаете, менее чем за месяц мы успеем убедить их свергнуть Сталина? И что это у них получится?
– Вряд ли. Тем более что глава русской тайной полиции не может не быть в курсе дела. Но мы можем успеть посеять раздоры и создать напряжение в русском руководстве. Пусть большевики немного погрызутся. А когда двадцать второго июня вместо нападения последует какой-либо дружественный жест со стороны Германии, позиции Сталина резко ослабнут.
– И что мы сможем им предложить?
– Турцию, мой фюрер. Проливы. Мы могли бы сделать вид, что согласны на прошлогодние требования Молотова – хотя бы на южном направлении. Мы сошлемся на то, что не можем допустить, чтобы Турция стала плацдармом для англичан, и предложим им совместную операцию. Русские жадны, на такой кусок они не смогут не разинуть пасть. К тому же, хотя Святая София им сейчас, казалось бы, и не нужна – фактически большевики продолжают политику русских царей, так что возможность захватить Босфор и Дарданеллы будет для них неодолимым искушением.
– Вы в самом деле…
– Что вы, мой фюрер. Слова, особенно произнесенные в кулуарах, ничего не стоят. Что же касается дел… За неделю они никак не смогут даже спланировать операцию. А жаль. Если бы они успели напасть – турки стали бы нашими вернейшими союзниками, как и финны. А, учитывая позицию Румынии и Болгарии, Черное море стало бы немецким озером. Кроме того, англичане очень бы разозлились. Я не исключаю, что они все же решились бы претворить в жизнь свой прошлогодний план и совершить налет на Баку. Будь у русских пара лишних недель на раскачку, как в случае с Польшей, – мы могли бы поставить их в безвыходное дипломатическое положение. У них просто не осталось бы потенциальных союзников. Так что я бы предложил рассмотреть вариант с переносом операции, чтобы дать медведю залезть в капкан всеми четырьмя лапами.
– Отложить операцию на июль? Нет, Канарис, это исключено. Я не могу рисковать и гнаться за возможностями, подвергая риску беспроигрышный вариант. Что бы там ни насовали русским из будущего их потомки – они не смогут преодолеть свою расовую ущербность. Я думаю, на те три месяца, которые нам нужны для разгрома России, будет довольно эффекта от «случайной утечки». А затем мы подкрепим ее трофейными протоколами заседаний Коминтерна. Даже если они успеют уничтожить документы – мы их все равно опубликуем. Тем или иным способом. Подготовьте план действий по турецкому варианту к завтрашнему совещанию.
Гитлер, удовлетворенный собственной гениальностью, успокоился. Подошел к столу, опять взял распотрошенный корпус «Сименса», рефлекторно поглаживая округлые очертания. С третьего раза вставил на место спичечную коробку аккумулятора и крышку.
– Дальнейшие работы по этому… артефакту будет курировать СС. Как и по другим возможным находкам. Мы создадим специальный засекреченный Технический Комитет СС… Да, пожалуй, назовем его… «Наследие потомков», «Nachcommenerbe». Туда войдут группы Гейзенберга и Паули, а также фон Браун. Кроме того, сама возможность путешествий во времени, какой бы гипотетической она ни была, также заслуживает исследований. Абверу же следует сосредоточиться на своих прямых обязанностях. Проработайте мероприятия по активизации разведки в России. Помимо данных о русской армии и о разногласиях среди окружения Сталина, мне нужно как можно больше информации по тому, откуда взялся этот аппарат. Я все же не исключаю, что это какая-то дьявольски хитрая еврейская провокация. Какой город упоминается в этих документах? Острожск?
– Да, мой фюрер. Это город чуть в стороне от Транссибирской железной дороги, довольно-таки провинциальный. Раньше был одним из основных центров Западной Сибири, теперь основательно захирел. Промышленности мало, несколько крупных учебных заведений.
– Выясните, что там произошло.
– Мой фюрер, наши сотрудники уже в пути.
* * *
В случае срочных или слабо мотивированных поездок подлежащих контролю лиц в Новосибирскую область по личным делам либо по служебным делам, но по собственной инициативе – немедленно докладывать о данном факте в областное либо республиканское Управление НКГБ с указанием шифра «Паук» и приложением краткой справки по данному лицу.
Циркуляр Народного Комиссара Госбезопасности от 05 апреля 1941 года
Это же самое естественное дело – проведать живущего под Новосибирском отца. Вот только есть пара маленьких нюансов. Во-первых, отца в его деревне чаще называют «батюшкой», и потому верному члену ВКП(б), товарищу Сомову, среднего уровня чиновнику Наркомата легкой промышленности, последние лет пятнадцать навещать родителя было не с руки. А во-вторых, отпуск товарищ Сомов запросил внезапно. Впрочем, в огромной стране, где горизонтальная мобильность населения (когда добровольная, а когда и не вполне) была, пожалуй, наивысшей в мире, эти нюансы вполне могли остаться незамеченными. Только вот была на личной карточке товарища Сомова в отделе кадров так называемая «контролька». Ну или «сторожок» – где как. Маленькая такая пометочка, обязывавшая сотрудников этого отдела сообщать «куда положено» о предпринимаемых товарищем Сомовым телодвижениях строго определенного рода. Чистая предосторожность – что бы не писали ни сейчас, ни потом, далеко не все, кто бывал в Германии по торговым делам, непременно зачислялись в шпионы. А если вдруг и зачислялись – далеко не все сразу же арестовывались. Потому что выявленный настоящийшпион, да еще и перед войной – это величайшая ценность, которую надо холить, лелеять и кормить вкусной и питательной информацией. Когда имеющей отношение к действительности, а когда и нет. А арестовывать или уж тем более расстреливать – только в крайнем случае. Или по скудоумию. Такое тоже бывает, чего уж там.
И надо ж такому случиться – только вчера в список таких подлежащих контролю телодвижений попали поездки в район Западной Сибири, а сегодня товарищ Сомов тут как тут. И ценность товарища Сомова в определенных кругах, обычно подразумеваемых под тем самым сочетанием «куда положено», взлетела до небес.
Конечно, отпуск ему, несмотря на массу дел в наркомате, дали.
И купе ему с женой – холеной, шикарно одетой дамой, что называется – «с запросами», досталось замечательное. И попутчики – удивительно приятная, милая и интеллигентная пара.
А когда товарищ Сомов с женой, погостив четыре дня у деревенского священника, взяли билет до Острожска, проведать троюродную тетку по отцовой линии, так им и вовсе повезло. В одной с ними секции плацкартного вагона оказался врач из Острожской психиатрической больницы. Выпили на дорожку, как водится (супруга товарища Сомова изволила от беленькой сморщить носик), заговорили о разном. От футбола перешли к кино, от кино – к литературе. Дошли до «Золотого теленка». Товарищ Сомов усомнился в правдоподобности историй с бухгалтером Берлагой, пытавшимся пересидеть ревизию в сумасшедшем доме, симулируя бред величия. «Да этого „вице-короля Индии“ и в приемный покой не должны были допускать! – горячился товарищ Сомов. – Он бы еще лидером монархистов себя объявил!» На что молодой врач с обидой отвечал, что случаи бывают разные, и вот прямо сейчас у него в отделении на излечении находится человек, выдающий себя за внебрачного сына царя Николая. Даже паспорт с двуглавым орлом себе нарисовал, с присущей этой категории душевнобольных аккуратностью. Причем заметьте, товарищ Сомов, никакой не симулянт, а действительно глубоко больной человек. Причем, как говорили соседи, ранее в симпатии к монархии не замеченный. И прошу учесть – лежит уже полгода, с начала января, и никто его выгонять как симулянта или же передавать органам как скрывающегося контрреволюционера не собирается. Типичный случай (тут врач выдал длинную латинскую тираду), так что лежать гражданину Чеботареву в больнице еще долго. А вот что действительно возмущает – так это то, что товарищи Ильф и Петров в своей книге позволяют себе насмехаться над действительно глубоко несчастными людьми – я имею в виду учителя географии, не нашедшего в учебнике Берингов пролив. Товарищ Сомов согласился, что товарищи Ильф и Петров действительно поступили некрасиво, и высказал предположение, что гражданин Чеботарев просто слишком увлекся празднованием Нового года. На что доктор компетентно возразил, что делириум тременс, или, по-простому, белая горячка, как правило, протекает сравнительно быстро и дает совершенно иную клиническую картину. Что, впрочем, не отменяет необходимости умеренности в питие. Ваше здоровье, товарищ Сомов.