Паранойя, психическое нарушение, характеризующееся подозрительностью и хорошо обоснованной системой сверхценных идей, приобретающих при чрезмерной выраженности характер бреда. Эта система обычно не меняется; она была бы совершенно логична, если бы исходные патологические идеи были правильны.
Популярная Медицинская Энциклопедия

 
   Так. Домой возвращаться нельзя. Могут взять прямо там, не дожидаясь совещания. Идем, естественно, к немцам. Благо есть что предложить, так что можно будет рассчитывать на высокий пост в отошедшей рейху Литве. В том, что Гитлер, получив от него подробную информацию, раскатает Советский Союз в блин – Прунскас не сомневался. Там-товсе на волоске висело. А тут… Даже получив королевский подарок от неведомых сил, Сталин не мог ничего изменить, по большому-то счету. Уж это-то посвященный во многие тайны и подробности лейтенант госбезопасности знал. Слишком велика эта страна, слишком много азиатчины. Временами Россия напоминала ему болото – сколько ни ухни в вонючую жижу бревен и камней (да хоть бетона!) – а под ногами все одно хлюпает. Немцы совершили несколько роковых ошибок. Теперь они их не совершат. И его доклад – как своевременно! – им в этом поможет.
   Где уходить? В хорошо знакомой ему Литве его будут искать в первую очередь. Либо юг, либо Брест. Юг… румыны – это дополнительная затяжка времени. Неделю будут надувать щеки, прежде чем сведут его с немцами. Значит, Брест. Было бы забавно сбежать к англичанам – но прямых границ с ними нет, а через Турцию или Иран – масса сложностей. Нет, надо делать все нагло и быстро. Сначала – в архив.
   Прунскас заполнил бланк, расписался. Документы и вещдоки по делу «Паука» выдавались ему в любое время и по первому требованию. А часть вообще хранилась в его собственном сейфе. Так и произошло. Дежурный с заспанной круглой мордой выдал ему под роспись маленькую опечатанную картонную коробку и пару папок. Жаль, электрический патефон уехал с наркомом на Урал. В кабинете коробка и папки отправились на дно дорожного саквояжа. Туда же – те материалы, из сейфа, над которыми он работал до того, как их Особую группу начали устранять. Несколько чистых бланков управления – пригодятся. Теперь – в общий отдел.
   Общий отдел в столь серьезном учреждении, как Народный Комиссариат Внутренних Дел, тоже работал круглосуточно. Но природу человеческую полностью пока переделать не удалось. Неважно, что окна в помещении были замазаны краской и закрыты тяжеленными шторами, неважно, что свет электрических ламп одинаков что днем, что ночью. Плотный делопроизводитель с кубарями, чья карма обрекла его на это ночное дежурство, явно позевывал – кофе в доппайке ему не полагался.
   Выписать командировку в Брянск (благо, что один из дальних предков объекта разработки как раз там и проживал) было минутным делом. Дежурный пошел к сейфу за печатью, а пока возился с ключами сейфа – длинные тонкие пальцы прибалта умыкнули со стола из неосмотрительно оставленной там стопки пару бланков. Что поделать – дыры в самых лучших системах безопасности образуются неизбежно, причем, как правило, из-за несовершенства человеческой природы. С печатями, конечно, так просто не получится, придется изобретать что-то на ходу. Ага, а вот это просто подарок судьбы. Взглядом нашел в лежащей под стеклом таблице нужные условные слова, попросил разрешения позвонить. Коммутатор ответил сразу – по ночному времени загрузка была небольшой – и соединили его с «Папоротником» почти сразу. «Папоротник» тоже был сонным, телефонограмму с указанием о содействии принял только со второго раза. Дежурный ухом не повел – едет человек, причем из особой, подотчетной лично наркому, группы, в командировку, и едет. Причем командировка у него за этот месяц четвертая или пятая уже. Ишь, лицо аж заострилось. И идей насчет проверки позывных у него не возникло, конечно. А возникни случайно – человек так устроен, что со строчки, в начале которой стоит «Брянск», глаз неминуемо перескочит на только что упомянутый «Папоротник», хотя «Папоротник», как и еще ряд произнесенных только что кодовых слов, соответствовал соседнему в списке Бресту.
   Тепло попрощавшись, Прунскас вернулся в свой кабинет. Распотрошил аптечку, накрутил на спичку ватку. Открыл флакончик с перекисью водорода, аккуратно, точечными касаниями удалил все буквы после «Бр» во всех встретившихся «Брянсках». И заменил «Брянск» на «Брест», благо, что чернила во всем НКВД использовались одинаковые. А врожденной аккуратности следователю было не занимать.
   Теперь вызвать машину и переодеться в штатское. На проходной лейтенант под тяжелым взглядом двух сержантов сдал пенал с ключами, расписался в журнале. Машиной оказался древний «фордик» со спицевыми колесами. Лейтенант сел на переднее сиденье:
   – Домой, Саша! – Персонального водителя ему не выделили, но этот парень возил его по ночам частенько.
   – Доставим, товарищ лейтенант! – улыбнулся тот.
   Машина вырулила на Лубянку, потом пять минут по бульварам. После поворота на Каретный ряд Прунскас встрепенулся.
   – Саша, останови здесь. Сам дойду. Духотища в управлении, хоть воздухом подышу.
   «Фордик» скрипнул тормозами, остановился, пофыркивая. Попрощавшись, лейтенант неторопливо, прогулочной походкой отправился в сторону дома. Улица была пустынна, доставивший его шофер развернулся и поехал назад, видимо, отсыпаться. Проверить, не ждут ли его во дворе? Не стоит. Это все равно ничего не изменит. Если его уже пасут – возьмут так и так. Лейтенант прошел мимо ведущего во двор прохода и немного ускорил шаг. Перешел через Садовое, потом двадцать минут до Белорусского вокзала. Пистолет – не штатный «ТТ», а компактный полицейский «вальтер» – лежал в кармане плаща. Застрелиться… если дадут.
   Народу у касс было мало, окошко администратора было свободно. Лейтенант подошел, сверкнул корочкой в левой руке – правая ласкала рукоять пистолета.
   – Бронь категории «А», отдельное купе до Бреста на ближайший.
   – Ваше командировочное, товарищ лейтенант госбезопасности, – никакого пиетета к НКВД тетка не испытывала. Их таких в день штук десять набирается. И всем категорию «А» подавай. Благо, на утренний поезд места были, а то, бывало, скандал и до Кагановича доходил. Года два назад, причем скандалисты частично поисчезали, один вон раз пять ей неприятностями грозил, а потом пропал. А она все тут же, на том же месте. То-то!
   Впрочем, этот пассажир был спокоен, не хамил. Пока администраторша выписывала билет, пассажир стоял, привалившись к стойке, скучающим взглядом бродя по залу. Получив требуемое, вежливо поблагодарил и пошел в буфет – коротать оставшиеся пару часов до поезда.
   Пронесло.
   Пронесло.
   Видимо, все-таки не предполагали, что он встрепенется. Теперь хватятся не раньше полудня понедельника, он уже будет в Бресте. Полдня на выяснение что к чему. И искать, скорее всего, начнут с Прибалтики. Выручили бы документы на другое имя – но где их взять? Ладно, шансы есть и так. Расслабляться, конечно, не стоит – но побег, кажется, начался удачно.

* * *

   Возьмем винтовки новые,
   На штык – флажки,
   И с песнею в стрелковые
   Идем кружки!
В. Маяковский

 
   Андрей задом загнал полуторку в сарай – проводку в новом гараже он дотянул, но электрики на заводской подстанции что-то телились. Наверное, ругаются с главинжем по лимитам – раньше Андрею и в голову не могло прийти, что с тривиальным освещением гаража могут возникнуть какие-то проблемы. Электричество было строго нормировано, за перебор лимита в комнатушке барака, к чему Андрей регулярно бывал близок, тут могли и провода обрезать. Да это еще что – вот когда Андрей увидел приводные ремни, тянущиеся от вала под потолком к шкивам токарных станков – вот это был шок. И бормотание трудовика в школе – дескать, в стары времена вам-то руки бы поотрывало, разгильдяи, – стало, наконец, понятным.
   Да и по сравнению с тем, на чем приходилось ездить, в ноль убитая батина «шаха» была шедевром. Что неудивительно, гм. Механические тормоза полуторки не тормозили вообще. Ну вообще. Шкворни передней подвески требовали регулярной смазки – как, впрочем, и другие механизмы. Электростартер, слава богу, уже был, но тянул через пень колоду – регулярно приходилось пользоваться кривым. Заводной рукояткой, по-научному.
   А уж знаменитый двойной выжим сцепления… Елки-палки, Андрей никогда в жизни не понимал, какое гениальное изобретение – синхронизаторы в коробке перемены передач. Здесь для тривиальнейшей операции – с первой на вторую, со второй на третью и обратно – требовалось вдвое больше движений и как бы не втрое – усилий. Да и машину новичку, да еще – со справкой, дали хм… не самую лучшую. Но тут выручила общая техническая грамотность, да и ребята помогли. Пивом угостил, конечно, не скупясь, да. В результате Андрей так вылизал аппарат, что завгар Семеныч крякал и предложил было Андрею передать машинку Семенычеву зятю – за премию со стороны Семеныча и отдельный магарыч со стороны зятя, понятно. А самому взять еще одну развалину и довести ее до такого же состояния. Андрей подумывал даже согласиться – поупиравшись и выбив с Семеныча запчасти. Но тут зятя призвали на сборы, танкистом, и вопрос, как думал завгар, был отложен. Андрей, ясно дело, понял, что вопрос вообще отпал. Такие дела.
   Собравшиеся на стрельбы комсомольцы кучковались у проходной. Андрей подошел, поздоровался. Он боялся, что до стрельбища будут идти строем и с песней, как в фильмах, то-то идиотом бы себя почувствовал, но Давид помимо самого стрельбища выбил еще и грузовик, так что ехали хотя и с песнями, но в кузове. Репертуар был в основном знакомым по довоенным фильмам. Да и дорога была недлинной. Наташка сидела напротив, улыбалась Андрею. Пела она замечательно.
   Стрельбище было динамовским, при райотделе милиции. Длинная, метров пятьсот, обвалованная площадка с грубыми силуэтными мишенями. Вместо матов на позициях для стрельбы лежа – дощатые настилы, покрытые мешковиной. Привычной россыпи гильз на огневых рубежах не было – на гильзы здесь шла в основном латунь, цветной металл, так что собирали гильзы (а кстати, когда и пули из мишеней, за ради свинца) после каждых стрельб.
   На всю ораву выдали пять винтовок и пять наганов, патроны в картонных пачках – по счету. Начать решили с винтовок.
   Андрей попал в третью пятерку, вместе с Наташкой. Смотрели, как стреляют остальные. С винтовкой народ управлялся ловко, видно, что на стрельбище не первый раз. Первая пятерка отстрелялась так себе, только отслуживший в пехоте Иванченко выполнил норматив. Вторая – уже неплохо. Там было двое служивших, да и Давид не подкачал.
   Андрей взял винтовку с некоторым волнением – легендарную «мосинку» он до того вживую видел только у задержавшего его патруля и прочих конвоиров. Дерево было отполировано тысячами рук, да и приклад был спроектирован изумительно удобно. А вот металлические части… Нет, то, что выглядел металл грубо, как только что от деревенского кузнеца – ладно. Даже с торчащей сантиметров на пять вбок рукоятью затвора можно было смириться. Но вот почему ни Александр Третий, ни Николай Второй не высказали капитану Мосину свое императорское «фэ» по поводу предохранителя – Андрей решительно не понимал. Он и понял-то, что это предохранитель, только наблюдая за первыми двумя пятерками. А при первом же применении его грибок начисто содрал Андрею шкуру с большого пальца левой руки. Даже стыдно немного стало за свою неумелость. Забить обойму в приемник магазина тоже было нетривиальной задачей. В общем, все товарищи по пятерке уже отстрелялись, а Андрей только-только примерился к прицелу. Вроде никто пока не смеется, и то ладно.
   «Бабах!» – Ого, как конь лягнул. Да, ребята, это не «Калашников». Не «Калашников», я сказал! Что, Андрей Юрьевич, затвор за тебя сам Михаил Тимофеевич передергивать будет?
   «Бабах!» – Да, так без ключицы останешься.
   – Андрей, ты приклад к плечу плотнее прижимай, синяк набьешь. – Давид, советчик хренов. Ладно.
   «Бабах!» – Уже легче. Не было бы двух первых выстрелов – вообще все нормально было бы. «Бабах!» «Бабах!» Уфф.
   – Открыть затворы! Положить оружие! К мишеням!
   Так. Непомеченных мелком – четыре дырки, одна в молоко ушла. Три лежат кучно, в девятке-десятке. Четвертая – в районе тройки, видимо – результат неудачной прикладки то ли с первого, то ли со второго выстрела.
   – Ого! Для первого раза ничего. Из винтовки раньше же не стрелял?
   – Не стрелял. – «Ну да. Только из автомата. В школе, на стрельбах по НВП вызвался на полигоне училища связи для всего класса рожки набивать. Все пальцы ободрал, зато потом оставшиеся полцинка на пару с приятелем расстреляли, на зависть остальным пацанам».
   – Тогда совсем хорошо.
   Стоя и с колена получилось средненько, но хоть не последний по результатам. Могло бы быть и лучше, но отбитое плечо меткости не добавляло.
   А вот от «нагана» Андрей проперся. До того ему довелось попробовать только «макарку», из которого, если ты не офицер группы «Альфа», только стреляться удобно. И бутылки с пивом открывать, ага. По аналогии с «мосинкой», Андрей ждал мощной отдачи – но «наган» только слегка подпрыгнул. Андрей так удивился, что отстрелял весь барабан со вторым в группе результатом. Всего на одно очко хуже Наташки. Хотя, вообще-то, в Интернете «наган» ругали. Может, экземпляр удачный попался… Экземпляр экземпляру, как известно, люпус эст…
   Обратно на машине не поехали – общежитие было в стороне от завода. Пошли пешком, по легкой вечерней прохладе. Давид погнал полуторку в гараж, основная масса народа оторвалась и гомонила впереди. Андрей с Наташкой шли рядом, примерно в метре друг от друга. По тутошним временам – как в обнимку в девяностых. Да-а-а… Попал ты, Андрюха, на прицел. А эта дивчина бьет без промаха и наповал.
   – А ты где так стрелять научился?
   – Да нигде особо. Так. В тир ходил иногда, в школе.
   – Говорить не хочешь?
   – Да нет… Что скрывать-то? – Есть, есть что скрывать. Не расскажешь ведь ей ничего. – Просто – я же рисую много. Вот, видимо, руку и набил.
   – Да, рисуешь ты здорово… А меня… Можешь нарисовать?
   – Могу. – И о том, что уже нарисовал ее после памятного побоища – в ночнушке и со сковородкой наперевес, тоже не расскажешь. Рисунок, по обыкновению, сжег, хотя и было жалко. До того, кстати, рисовалась только Ленка. Странно, по ней вообще не тосковал с самого начала. Да и, в общем, дело тамявно шло к разрыву, месяцем раньше, месяцем позже, какая разница. – Если хочешь – пойдем, посидишь у меня, а я порисую.
   Наташка покраснела, но предложение ей явно понравилось.
   – Давай, – тряхнула головой, – у меня пироги еще остались, с капустой. Хочешь, принесу?
   – Заметано. Тащи пироги, а я пока чай поставлю.
   Тащила пироги Наташка минут пятнадцать – прихорашивалась. Чайник на примусе успел засопеть, да и Андрей немного прибрался. Пришла церемонная, накрашенная, села на табурет напротив, водрузив блюдо с пирожками на стол.
   Андрей разлил по эмалированным кружкам чай с молодыми смородиновыми листьями (с детства любил). Пирожки оказались что надо, даром, что холодные. Андрей съел штуки три, Наташка ограничилась одним. Сидела, смотрела на него, чисто по-русски подперев подбородок ладонью. Андрей мысленно сфотографировал ее, и потом, когда он короткими штрихами переносил ее образ на бумагу, принятая ею поза, совсем как на старых карточках – скованная, официальная, но, видимо, для этих времен каноническая, – уже не имела никакого значения.

* * *

   Был побег на рывок -
   Наглый, глупый, дневной, -
   Вологодского – с ног
   И – вперед головой.
В. Туманов. Магадан, ок. 1965

 
   Кто сказал, что в СССР не было деловых людей? Ну, частных предпринимателей? Чеботарев Андрей Юрьевич, 1976 года рождения, ранее судимый? Девять граммов ему между глаз за дезинформацию – и не было бы у лейтенанта ГБ Прунскаса проблем, кстати. Попутчик, подсевший-таки в Толочине в купе (лейтенант забронировал оба места, но вот поди ж ты! Не скандал же устраивать… Хотя в иной ситуации…), был живым воплощением, прямо-таки эталоном делового подхода и частного предпринимательства. Несмотря на свою формальную принадлежность к потребкооперации. Толстый разбитной дядька неопределенного возраста, пухлый, в засаленном пиджачке, направляющийся в Брест по каким-то своим якобы потребкооператорским делам.
   Это целое искусство – надоесть попутчику всего за 30 минут. На третьей минуте Сидор Егорович Сирко предложил перейти на «ты», на пятой – выволок из портфеля бутылку беленькой (судя по звяку – не единственную), крутые яйца и курицу в газетке. На пятнадцатой – «тонко» намекнул, что на недавно возвращенной в лоно братских советских народов территории еще можно делать дела (хотя, конечно, уже не так, как годом раньше), и по доброте душевной предложил «товарищу инженеру» свести того с нужными людьми. Ведь есть же у товарища инженера супруга? Нет? Ну значит, должна быть, хе-хе, любовница. А женщины – они ж любят тонкое обхождение и, хе-хе, тонкое бельишко.
   Лейтенант отмалчивался, лишь изредка бросая короткие реплики, а чаще – понимающе усмехаясь. Человек был не из органов, там, конечно, были гениальные опера-актеры, но принять на операции пару стаканов за десять минут, не обращая внимания на то, что собеседник едва пригубил – это было исключено. Значит, вырваться удалось. Впереди была куча проблем – но, по крайней мере, эта часть проводимого исключительно на наглости уходапрошла удачно. До Бреста следовало решить проблему с печатью на командировочном – там все же не московский вокзал, там погранзона. Хорошо еще, маховик предвоенных мероприятий еще только начал раскручиваться, так что шанс был.
   – А что ж вы не пьете, Владимир Оттович? – Сосед не умолкал ни на минуту. – Давайте-ка выпьем за гладкую дорожку. Вон курочкой закусите, не побрезгуйте! А вот яички, только с утра из-под курочки, хе-хе.
   – Благодарствую! – Вот и решение. Отхлебнуть полглотка, этот все сто грамм засадил, какие же русские алкоголики, прав все-таки Гитлер – недочеловеки. – Курицу, пожалуй, не буду, а вот яичком – угощусь, спасибо.
   Кооператора хватило еще на полтора часа. Практически в одиночку уговорив поллитру (у Прунскаса осталось еще пол-стакана), он неловко завалился на свой диван и захрапел. Лейтенант взял так и не облупленное яйцо и пустой стакан, прошел к титану за кипятком. Проводник посмотрел неодобрительно – уплывали чаевые – но ничего, естественно, не сказал. Оставив стакан и яйцо на полочке у титана, прибалт вышел в тамбур, покурил. Яйцо нагрелось. Вернувшись в купе, Прунскас достал из дорожного саквояжа пачку прихваченных с собой документов, выбрал наиболее подходящий. Под богатырский храп толстяка прокатил аккуратно очищенным яйцом по печати, затем – по первому из прихваченных бланков. Получилось вполне приемлемо, да еще и с первого раза. Что ж, цивилизованному европейцу аккуратности не занимать. Дотошной проверки печать, конечно, не выдержала бы, но тут уж точно – за неимением гербовой…
   Убрал бумаги в саквояж, еще раз покурил в тамбуре. Отправил яйцо на шпалы, в промежуток между вагонами. Мелькнула мысль – съесть вместе со штампом, но природная чистоплотность не позволила. Ничего, птицы склюют. За окном проносилась тьма, лишь изредка разрезаемая огоньками. Вернулся, легким движением забросил себя на верхнюю полку и лег спать с полицейским «вальтером» под подушкой.
   К Бресту поезд подходил ранним утром. Вопреки ожиданиям, прощелыга-кооператор с похмелья не страдал, подскочил в пять утра, за окном едва светало. Слава богу, больше бутылок из пузатого портфеля не появлялось – дескать, предстоит много хлопот, нужно встречаться с нужными людьми, вы же, товарищ инженер, понимаете. Заказали у проводника чайку. Зато из того же портфеля на газетку перекочевала сочащаяся жиром колбаса, коию кооператор принялся жизнерадостно нарезать. От угощения «инженер» опять отказался, нервы все-таки подшаливали. Хотелось пристрелить толстяка, но такую роскошь Владимир, нет, теперь уже снова Валдис Прунскас, позволить себе не мог. Приходилось терпеть. Наконец проводник в коридоре зычно объявил, что до Бреста осталось полчаса и предложил собираться. Подхватив саквояж, Валдис извинился и вышел в уборную. Когда по истечении трех минут он вернулся, вчерашний кошмар был отмщен. Кооператор в немом ужасе глядел на «инженера», затянутого в слегка помятую в саквояже, но щегольскую форму, слепящую глаза малиновыми петлицами.
   – Что же вы так неаккуратно, Сидор Егорович? – Аристократический палец указал на стол, где под слоем колбасных кружков на первой странице «Известий» красовался заляпанный жиром и изрядно порезанный ножом портрет Сталина, – нехорошо это.
   Кооператор бросился собирать колбасу, уронив пару кружочков на брюки. Впрочем, тем уже было все равно – пятном больше, пятном меньше. Попытался рукавом вытереть жир, но только разорвал и так уже надрезанную бумагу. Лейтенант с иронической улыбкой наблюдал за суетящимся толстяком, откинувшись в углу. Тот, наконец, осознал тщетность попыток и затих, сгорбившись. Считаные минуты назад румяное, лицо попутчика теперь было мертвенно бледным. Хоть бы инфаркт не схлопотал, скотина – уж больно не ко времени. Нет, выдержал. Губешки дрожат, но жив пока. Пару раз свистнув на семафорах, поезд ворвался на станцию.
   Прунскас с достоинством поднялся, откозырял полумертвому попутчику и, не задевая (сами жались по сторонам) других пассажиров, вышел на перрон. Постоял, покурил. Все разошлись, даже бедняга-кооператор уковылял в обнимку с портфелем, прячась за спины. Наверное, забьется в какую-нибудь вшивую гостиницу, будет глушить оставшуюся водку и ждать, когда за ним придут. Пусть ждет.
   На привокзальной площади мельком предъявил патрулю документы, огляделся. Рядом с ящиком мороженщика и будкой чистильщика сапог примостился мелкий лоточник – классический еврей, совершенно местечкового вида. Сначала – к чистильщику. Если идешь брать службу на арапа – что-что, а сапоги должны сиять. Затем подошел к лоточнику. Хорошие шведские спички, немецкий фонарик-коробочка с набором светофильтров. Вот ведь торгашеская нация, немцы их прямо в синагогах жгут, а этот кустарь-одиночка наверняка с ними свои гешефты и ведет, пусть и через посредников. Хотя он же, наверное, не знает…
   Лоточник, почуяв богатого клиента, сыпал словами не хуже, чем этот, как его… газетный террорист-кооператор. За то время, что лейтенант опробовал фонарик, он узнал, что торговля, конечно, уже не та («спасибо, мне уже сообщили»), но что если товарищ командир желает, то можно найти многое; что Советская Власть, шоб ей было хорошо, с прошлой недели активно вербует местных жителей куда-то на Урал вместе с семьями. Но какая, азохэнвей, на Урале торговля? Там же одни заводы, на которые поехали одни гои или голытьба вроде Рувима Блюмшмита или Изи Малкина. А вот если товарищ командир желает наилучшие французские кондомы…
   Товарищ командир наилучшие французские кондомы пожелал. Не торгуясь, взял сразу десяток. После чего выслушал информацию о том, где собираются лучшие девушки города, и массу пожеланий хорошо отдохнуть. Расплатился сотенной и даже получил сдачу, в основном – медяками.
   Теперь следовало четко рассчитать время. Карту погранрайона Прунскас изучил еще в поезде, сразу по отъезде от Москвы. Дорога до интересующей его заставы должна была занять часа два, следовательно, полдня нужно было где-то убить. Для начала зашел в ресторан и наконец-то позавтракал. Затем посетил оба местных кинотеатра. Время утекало, его уже должны были хватиться, но запас еще должен был остаться. Единственный в мире мобильный телефон был у него, да и тот без сети базовых станций малополезен. А по обычному телефону…
   В кинотеатре посмотрел «Семеро смелых», затем в другом – какую-то пафосную лабуду «про шпионов». Это было ошибкой – фильм был бездарным, а жанр только усугубил нервное напряжение. Пришлось зайти в рюмочную и принять пятьдесят под селедочку. Это помогло.
   По ступеням здания НКВД-НКГБ лейтенант взлетел внешне уверенным и деловым. Предъявив на посту удостоверение, поинтересовался, получена ли телефонограмма из Москвы. Телефонограмма была, естественно, получена, машина с водителем будут готовы через полчаса. Отметив пребывание (хорошо получилось – предвоенная лихорадка уже потихоньку раскручивалась, но параноидальная бдительность еще не успела развиться), потребовал на этот срок помещение для работы, с пишущей машинкой. В кабинете, запершись изнутри, открыл саквояж, достал мобильник. Распаковал презервативы, один за другим натянул три из них на аппарат, перевязав суровой ниткой каждый по отдельности. В остальные семь упаковал часть документов – какие влезли. Остальные бумаги переложил в распухший планшет. Достал один из «прокатанных» в поезде бланков, отпечатал недостающий, но крайне нужный документ. В столе оказались конверты и сургуч. Печать, конечно, не добыть, придется запечатывать своей, персональной. В любом случае это уже неважно.