…Ракши, Лаан и еще пара гвардейцев вломились в усыпальницу думателей с обнаженными саблями и остановились, как вкопанные, оглядываясь по сторонам.
   — Он причинил вам вред? — спросил наконец Ракши, указывая на колдуна. — Убить его?
   — Если ты готов, пойдем наверх, — сказал Лабастьеру колдун, не обращая внимания на непрошеных гостей.
   — Спрячьте сабли, — приказал им король. — Мы выходим.
   Наверху, в лучах яркого дневного солнца, возле дома колдуна Лабастьер увидел весь свой отряд, состоящий теперь из восьми сороконогов и пятнадцати бабочек, включая самок. Отыскав среди них бледное от волнения лицо Мариэль, он, улыбнувшись, успокаивающе кивнул ей.
   — Каждая потерянная минута грозит судьбе Безмятежной, — напомнил Лабастьеру старый маака. — ОН зол на тебя. И есть за что.
   Лабастьер кивнул.
   — Слушайте все! — крикнул он. — Стойте и слушайте. Я, король Безмятежной, Лабастьер Шестой, находясь в здравом рассудке и твердой памяти, по собственной воле клянусь. Если этот старик, — король указал на колдуна, — своими сведениями действительно спасет сегодня мою колонию от смертельной беды, я выполню три его желания, какими бы странными или страшными они ни оказались. Я не остановлюсь ни перед чем. Королевская клятва — клятва жизни. Если я преступлю ее, я должен умереть от руки того, кому она дана.
   Сказав это, Лабастьер чуть помедлил… Затем встал перед колдуном на колени и поцеловал его руку. Королевская свита ахнула.
   — Дай мне карту, по которой ты нашел меня! — приказал колдун, когда Лабастьер поднялся.
   Король протянул ему флуоновый свиток. Колдун развернул его и, выдавив ногтем крестик в левом верхнем углу карты, сказал:
   — Скачите туда во весь опор. Затаитесь. Через два с половиной часа тут сядет корабль с Земли. Убейте всех, кто из него выйдет. Тех же, кто спит в нем, — не трогайте. Спешите! Не медлите ни минуты!
   — Вперед! — крикнул Лабастьер, вспорхнув в седло к Умнику. И отряд помчался к указанному колдуном месту.
   А уже через час в темнеющем небе Безмятежной засияла сиреневая звезда.

Глава 6

   Жухлые, жухлые травы вокруг,
   Нет стебелька живого.
   Травы мертвы, но меж ними паук
   Сплел свой узор суровый.
   Очень надеется он, что вдруг
   Жизнь возродится снова.
«Книга стабильности» махаонов т. X , песнь III «Трилистник» (избранное)

 
   — Вот он! — крикнул Лаан, и все обернулись туда, куда король указывал. Ночное зрение позволило бабочкам увидеть, как огромное тело звездолета медленно опускается в чащу леса позади них — там, где они были минут десять назад. Какая сила делает его движение плавным? Почему они не видели его раньше? Почему он не падает — корабль весом в сотни тонн? Впрочем, как раз этот факт Лабастьера Шестого не удивил, ведь он видел, как взлетал над Безмятежной «Золотой замок», и начинался тот полет со столь же неестественно медленного подъема…
   Развернувшись, отряд поспешил к месту посадки корабля. Несмотря на то что двигался тот с величественной неторопливостью, масса его была так велика, что король и его свита почувствовали, как колыхнулась почва, да так основательно, что некоторых сороконогов повело с тропы в сторону.
   — Оружие к бою! — скомандовал Ракши, и гвардейцы ощетинились смертоносными приспособлениями — и старыми, традиционными, и новыми, сконструированными Тилией и введенными в воинский обиход совсем недавно.
   Однако, когда отряд добрался до места, выяснилось, что спешить было необязательно. Звездолет стоял на поляне леса гигантской безжизненной металлической башней, и никто из него не высаживался.
   Отряд спешился.
   — Думаю, те, кто к нам пожаловал, хотят дождаться рассвета, — предположил Лабастьер. — Я бы, во всяком случае, на их месте поступил именно так.
   Трудно было не согласиться с этим. Если есть возможность оглядеться в незнакомом месте при дневном свете, лучше так и сделать, ведь ночное зрение неполноценно и обманчиво. Выставив караульных наблюдателей, отряд углубился обратно в чащу и стал готовить лагерь. Первым был разбит и тщательно замаскирован королевский шатер, по традиции — квадратный, в котором спальни пар маака и махаонов отделялись друг от друга диагональной перегородкой с клапаном.
   Мариэль выглядела встревоженной.
   — Рядом с этой копией «Золотого замка» конструкции Тилии кажутся невинными игрушками… — поделилась она своими опасениями с мужем. — Сколько воинов может прятаться в такой махине? Готовы ли мы к встрече с ними? И чем они вооружены?
   — Я прекрасно понимаю твои сомнения, дорогая, — кивнул Лабастьер, стаскивая с себя одежду, от которой за прошедшие сутки его тело уже изрядно устало. — Но я решил довериться колдуну.
   — Почему? Я не понимаю, с какой стати ты отдаешь наши жизни в руки этого ужасного существа?! — воскликнула королева.
   — Вот-вот, — послышался из-за загородки сварливый голос Лаана. — А эта безрассудная клятва, которую вы дали ему… Мало ли что ему придет в голову потребовать от вас! Я бы назвал это безответственной выходкой. Если бы меня, конечно, об этом кто-нибудь спросил.
   — Но тебя никто не спрашивал, — заметил Лабастьер.
   — А зря, — парировал Лаан.
   — Перестаньте браниться, — раздался голос невидимой королю Фиам, и она тут же стала видимой, расстегнув клапан и отведя полог в сторону. — Ведете себя, как гусеницы. И, между прочим, ответственность за это, ваше величество, лежит на вас. Вы ведь ничего нам не объяснили.
   — Мне трудно объяснить, — отозвался Лабастьер, опускаясь на ложе, возможно, не самое мягкое, зато сухое и идеально чистое. — Слишком много он знает такого, чего не знает никто… Время и место приземления корабля он указал точно, а значит, скорее всего, он прав и в том, что в стычке с пришельцами мы способны победить.
   — Или наоборот, — отозвалась Мариэль. — Смотря на чьей он стороне.
   — Вот именно, — вновь поддакнул ей Лаан.
   — Сговорились вы, что ли? — Лабастьер закрыл глаза. — Нет у нас другого выхода, кроме как довериться ему. Вы же видели, что он сделал с теми гвардейцами и их сороконогами, которых мы отправили сначала…
   — Да, он опасен, — подтвердил Лаан. — Но это повод как раз не доверять ему. А не наоборот.
   — При тех знаниях, которыми он обладает, ему не составило бы особого труда погубить нас более простым способом… — Переутомление сказывалось, и король еле ворочал языком. — Я верю ему.
   — На вашем месте, дорогой, я бы все же не теряла бдительности, — заметила Мариэль.
   Но ее супруг уже мирно посапывал и не ответил ей.
 
   — Мой король, проснитесь! — Лабастьер открыл глаза и увидел склонившегося над ним Лаана. — С поста просигналили, а значит, корабль ожил!
   Выскочив наружу и одеваясь на ходу, Лабастьер добрался до ближайшего часового, залег рядом с ним и замер, как и остальные, прячась в листве. В середине ствола звездолета зияло отверстие. Возле него порхала странно одетая самка маака.
   — Одна? — шепотом спросил Лабастьер.
   Гвардеец покачал головой:
   — Было четверо. Три самки и самец…
   — Где остальные?
   — Вернулись внутрь.
   — Почему вы не стреляли?
   — Ваше величество… Самец… Мы не смогли…
   — Что вы мямлите?! — все так же шепотом возмутился король, но тут же понял, в чем дело. Из отверстия выплыла небольшая площадка какого-то транспортного средства. На ней сидели трое: две самки и… он сам.
   — Вот, — сказал гвардеец.
   Лабастьер Шестой тряхнул головой. А чему он, собственно, удивляется? Он знал, что правитель уничтоженной им Земли — его физическая копия. И все же это так странно — увидеть себя. И считать при том, что это смертельный враг.
   Самка, которую король увидел первой, тоже уселась на летучую площадку, и та двинулась вниз, одновременно смещаясь по дуге вправо — как раз к тому месту, где со своими бойцами и прятался король. Правильнее всего было бы начать стрелять тогда, когда наружу из корабля вылетят все его обитатели. Но сколько их там еще? Десятки? Сотни? Тысячи?.. «Будем истреблять по мере появления», — решил король.
   — Приготовиться к бою! — вполголоса приказал он, вскидывая арбалет. Еще недавно всякое дистанционное оружие на Безмятежной было строжайше запрещено. Теперь же арбалеты были приняты на вооружение гвардии вместе со сконструированными Тилией огнестрельными трубками, ручными бомбами и прочими смертоносными приспособлениями. Однако король отдавал предпочтение механическому оружию.
   — Огонь! — скомандовал он.
   Но никто не стрелял.
   — В чем дело? — огляделся король, вскипая.
   — Ваше величество, — сказал часовой, и король узнал его: гвардейца звали Шостан, — мы не можем стрелять, пока там… вы.
   — Я здесь, болван, а не там!
   — Но там вы точно такой же…
   Как и все на свете, преданность имеет свою оборотную сторону. Поняв, что объяснения бесполезны, Лабастьер обернулся к пришельцам и всмотрелся в лицо своего двойника. И вдруг отчетливо осознал, что их абсолютное сходство несет страшную угрозу. «Если меня убьют, — подумал он, — все эти болваны беспрекословно примут власть Лабастьера-с-Земли… А раз так, я должен решить эту проблему сам».
   Летающий плотик был уже совсем близко. Король поднялся во весь рост и, целясь, прищурился. Как раз в тот миг, когда Лабастьер-с-Земли заметил его и их взгляды встретились, король нажал на спусковой крючок. Пружина с тихим звоном выпрямилась, а миг спустя пришелец, схватившись руками за торчащую из груди стрелу, хрипя, завалился на бок, сполз с кресла водителя и рухнул в траву.
   Оцепенев, король смотрел на фигуру убитого им двойника, поражаясь тому пьянящему наслаждению, которое он внезапно испытал. Перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивалась эта сцена: он жмет на курок, его двойник смотрит ему в лицо, стрела пронзает тому грудь, и что-то между ними происходит… Что-то непостижимое, но очень важное… Внезапно Лабастьер-с-Земли шевельнулся, повернул голову, и их взгляды встретились снова. Неверным движением умирающий сдернул со своего уха клипсу, лицо его исказилось — то ли в улыбке, то ли в оскале.
   Боль пронзила короля насквозь. Выронив из рук арбалет, он повалился на землю и скрючился в судороге.
   — Что с вами, ваше величество?! — воскликнул Шостан.
   — Оставь! — прохрипел Лабастьер. — Бей остальных.
   …Муки агонии отпустили его так же внезапно, как и одолели. Вновь сжимая в руках арбалет, Лабастьер, пошатываясь, поднялся и огляделся.
   Летающий плотик пришельцев, став неуправляемым, висел в метре от почвы и медленно кружился вокруг себя. Самки на нем в панике что-то выдергивали из-за поясов… Такого оружия Безмятежная еще не видывала. Только что царившая в лесу тишина сменилась звуками боя. Три невидимых луча бластеров, установленных на режим максимальной мощности, хлестали по стволам травянистых деревьев, моментально пережигая их пополам. Горящие деревья со скрипом и грохотом падали на землю, ревели и выли перепуганные сороконоги, пытаясь сорваться со своих привязей, кричали раненые гвардейцы…
   Лабастьер тряхнул головой, отгоняя наваждение.
   — Я сказал «огонь»! — заорал он хрипло, увернулся от падающего дерева и взлетел. — Огонь! — крикнул он уже окрепшим голосом, на лету перезаряжая арбалет.
   Не прекращая стрельбу, земные самки бросили вертящийся на месте летучий плотик и, расправив крылья, полетели назад, ко входу в звездолет. Словно очнувшись, бабочки Безмятежной принялись палить в них из всего, что только было в руках. Грохотали огнестрельные трубы, свистели и звенели, ударяясь о корабль, пули и стрелы…
   Миг — и две из трех земных самок были убиты или ранены, во всяком случае, обе они рухнули вниз. Теперь смертоносным огнем поливала вокруг только одна оставшаяся земная бабочка, почти добравшаяся до входа в звездолет… Лабастьер, поднявшийся над кронами деревьев, был с нею почти на одном уровне. Он прицелился… Но нажать на спуск никак не мог себя заставить. Ему ничто не помешало выстрелить в своего двойника, но тогда было совсем другое дело. Теперь-то он знал, каково это — умирать…
   «Почему я снова должен убивать? — подумал он. — Потому что я — король, и если верить колдуну, только так я смогу спасти вверенную мне колонию… Но это самка. И она одна. И это я уничтожил ее мир…» Промедление сыграло роковую роль. Самка заметила Лабастьера и миг удивленно смотрела на него. Затем ее черты перекосились от ненависти, словно она узнала своего давнего врага, и она вскинула руку с оружием. Боль обожгла королю плечо, пальцы разжались, и арбалет выпал.
   Король почувствовал, что потерял возможность управлять полетом и валится вниз. Крылья, прожженные в нескольких местах, превратились в лохмотья и уже не способны были удерживать его в воздухе. Ударившись о землю, Лабастьер Шестой потерял сознание, но за миг до этого успел услышать грохот взрыва…
 
   — …Ваше величество! Ну, пожалуйста… — глухо, словно через тампоны в ушах, услышал он причитания Мариэль.
   — Да?.. — простонал Лабастьер, открывая глаза. Болело плечо, все тело ныло, и немного кружилась голова.
   Мариэль осыпала его лицо поцелуями.
   — Давно я так лежу? — спросил он.
   — Вы были без сознания около получаса, — ответил ему Лаан, сидящий на корточках рядом.
   Король мягко отстранил супругу и, с трудом усаживаясь, огляделся. Кости вроде бы целы… Вокруг него толпились друзья и соратники. Вид многие из них имели плачевный.
   — Где она? — спросил Лабастьер.
   — Кто? — удивилась Мариэль.
   — Вы спрашиваете о той бабочке, что стреляла в вас? — догадался Лаан.
   — Да.
   — Она мертва. Ракши бросил в нее гранату, но промахнулся. Ее убило осколками: граната ударилась о стену звездолета.
   — Кто из наших?..
   — Есть раненые, — опередил окончание вопроса Лаан, — чуть ли не каждый получил то или иное увечье, особенно много обожженных. Четверо гвардейцев погибли. Одного сороконога придавило деревом.
   — Фиам, Тилия?..
   — Все самки целы и невредимы.
   Король вздохнул с явным облегчением и погладил руку Мариэль, лежащую на его колене. Затем спросил:
   — Кто-нибудь еще вышел из корабля?
   — Нет. И, похоже, там больше никого. Иначе они закрыли бы вход, но он так и остался открытым. Если, конечно, это не ловушка.
   — Мы ждем, и мы готовы к встрече! — возбужденно встряла в разговор подоспевшая Тилия. — Вот что у них было, — с горящими от восторга глазами она продемонстрировала небольшой матово блестящий предмет в руке. — У нас их четыре! Как они устроены, я еще не разобралась, но в обращении они очень просты. Вот это — регулировка силы, а это…
   — Тилия, прошу вас, будьте осторожны, — простонал Лабастьер, почувствовав, что головокружение внезапно усилилось. — Бедняга Ракши женат на стихийном бедствии, — вымученно улыбнувшись, сообщил он Мариэль, найдя ее лицо сквозь серебристое обморочное мерцание. — Что-то мне худо… Дорогая, помогите мне лечь.
   Несмотря на звон в ушах, Лабастьер услышал, как Лаан разгоняет собравшихся:
   — Его величеству дурно, ему нужен покой. Разойдитесь же!..
 
   …Переждав два дня, решили, что на ловушку это не похоже. Глупо было бы устраивать такую ловушку, прилетев на чужую планету. Ну, поймаешь тех, кто первым решится разведать, а дальше что?
   Оснащенные трофейным оружием пришельцев, внутрь корабля вошли трое: Лаан, Ракши и Лабастьер. Причем последнему долететь до входа помогли. Несмотря на то что Фиам основательно поработала над его крыльями, было сомнительно, что король когда-нибудь сможет самостоятельно летать. («Будем болтаться на шарах на пару с Пирроном», — невесело пошутил он, узнав об этом.)
   Обследование земного корабля длилось целые сутки. Главными находками короля и его свиты стали две сотни спящих бескрылых гигантов и два контейнера с куколками неизвестных на Безмятежной видов бабочек. Тенью памяти предков Лабастьер помнил, что на Земле когда-то жили четыре вида бабочек, но материальное подтверждение этому увидел впервые.
 
   — Мне не хочется, но кто-то должен сказать это первым, — объявил Лаан, когда обсудить увиденное они собрались в помещении с огромным овальным столом, который у спящих великанов явно предназначался для совещаний, и втроем забрались в огромное кресло. — Я думаю, мы должны убить бескрылых, пока они не проснулись и не сделали это с нами. — Было отчетливо видно, что он потрясен и даже напуган.
   — Ты готов взять на себя исполнение своего приговора? — спросил Лабастьер, внимательно глядя другу в лицо.
   — Мы должны думать о благе Безмятежной.
   — А куколки? Их ты тоже предлагаешь убить?
   — Не знаю.
   Король обернулся к Ракши:
   — А вы, мой друг, как считаете?
   — Мы же убиваем ненормальных куколок, которые не становятся бабочками, — отозвался тот.
   — А эти — точно ненормальные, — вторил Лаан. — Так что это даже не убийство…
   — Я тоже так думал раньше, — ответил король. — Но кое-что заставило меня изменить мнение… Куколки колдуна… Думатели. И он, кстати, сказал нам: «Тех, кто спит в корабле, не трогайте». А вы, Лаан, как мне кажется, увлеклись казуистикой.
   — Возможно. Но не слишком ли вы доверяете этому горбуну? — опять завел давешнюю песенку Лаан.
   — Разве мы не убедились в том, что он спас Безмятежную от неожиданного нашествия? — возразил король. — Мне абсолютно ясно, что, не подоспей мы вовремя, здесь возникла бы новая колония и у нее был бы правитель, ни в чем не уступающий мне. Вы видели его.
   — Так-то оно так, но…
   — А потому я уверен, что решение на этот счет мы должны принимать, только посоветовавшись с колдуном.
   — Есть и еще кое-что, — сказал Ракши.
   — Что? — обернулись к нему Лабастьер и Лаан.
   — Вы спросили меня о куколках, но не спросили о бескрылых.
   — У тебя есть особое мнение о них? — спросил Лаан.
   — Пожалуй. Вы помните первого из них, увиденного нами? Того, на груди которого спит бабочка…
   — Еще бы! — с деланой бравадой воскликнул Лаан. — Самку махаона такой изумительной красоты не забудешь…
   Ракши согласно кивнул и продолжил:
   — Мне кажется, она пошла на это сознательно. Чтобы те, кто войдет в корабль, увидели, что бабочки и бескрылые могут жить в мире и могут даже любить друг друга.
   — Да-а… — протянул Лаан, качая головой, словно говоря: «Не ожидал от вас, дружище, такой безответственной сентиментальности». Причем делалось это явно для короля. Но тот хладнокровно констатировал:
   — Считаю это предположение не лишенным смысла и предлагаю возвращаться, не принимая пока никаких решительных действий. В конце концов, я дал клятву, и я исполню ее.
   — А если это трюк? — возразил Лаан. — Если они заставили бабочку лечь туда? Вдруг в наше отсутствие они проснутся?!
   — Мы оставим здесь кого-то из воинов, и если это случится, те примчатся и сообщат об этом, — заявил Лабастьер.
   — И что это изменит? — не унимался Лаан. — Что сможет противопоставить основательно потрепанная горстка бабочек двумстам великанам?
   — Что же предлагаете вы, мой друг?! — начал злиться король. — Вы все только отрицаете…
   — Мой король, сейчас я обращаюсь к вам не как ваш подданный, не как ваш преданный слуга и со-муж, а как друг. Не делайте Безмятежную заложницей ваших представлений о чести. На одной чаше весов — сумасбродная клятва сумасшедшему горбуну, на другой — ваш народ… Бескрылых нужно убить.
   Лабастьер молчал. Все это ему сильно не нравилось. Но доводы Лаана были более вескими, чем его собственные. Лаан и Ракши смотрели на него испытующе. Внезапно со стороны входа в помещение раздалось хриплое хихиканье. Вздрогнув от неожиданности, все трое обернулись. В проеме стоял колдун.
   — Сумасшедший горбун явился к вам сам! — заявил он.
   Из-за его спины выступил и в низком поклоне склонился перед Лабастьером гвардеец Шостан:
   — Ваше величество, этот старик пришел в лагерь и заклинал вашим именем доставить его к вам в корабль. Мы сомневались, следует ли это делать, но…
   — Вы правильно поступили, — остановил его король, — возвращайтесь. — А затем обратился к колдуну: — Чем обязаны вашему визиту?
   — А ты не помнишь? Должок! За тобой должок!.. — Морщины на лице колдуна сложились в подобие улыбки. — Не зря я боялся не поспеть. Вдруг забудешь…
   — Это действительно чуть было не случилось, — признался король. — Я не отказываюсь, но прав и мой друг Лаан: на свете есть нечто даже более высокое, чем королевская честь. Королевский долг перед своими подданными.
   — Готовишься преступить клятву?
   — Я исполню ее. Но не из слепого подчинения своему слову, а потому, что верю: вы действуете на пользу Безмятежной. И я прошу вас, если ваши желания действительно так странны и страшны, как вы предупреждали, пожалуйста, объясняйте нам их глубинную суть… Чтобы зря не мучился я, чтобы мои товарищи видели, что я не променял долг на гордыню.
   — Ох и народец же вы, короли, — покачал головой колдун. — Слово дадут, а потом еще и объяснений требуют… — Говоря это, он подошел к креслу и протянул руки. — Помогите мне, что ли, к вам забраться.
   Оказавшись в кресле четвертым, он уселся на мягкую бархатистую поверхность, нелепо растопырив кривые ноги, и сказал:
   — Ладно. Я расскажу вам то, что знаю. Всю эту авантюру придумал не я, а мои слепоглухонемые питомцы. Думаю, вы и сами это поняли. Я и они, мы живем уже очень долго. Я их глаза и уши, а они — мой разум. Они — это целая вселенная, замкнутая в себе, и я не могу объяснить вам всю цепочку событий, которые привели ее к тому или иному итогу. Я знаю только результат. Вот он. Жизнь — то, что приводит к разуму. Разум — то, что дает возможность миру осознать себя. Мир без жизни — груда мертвых камней. Мир без разума — груда камней, покрытых плесенью. Цель жизни в том, чтобы разума было как можно больше.
   — Нельзя ли покороче?! — возмутился Лаан.
   — Нет, — сказал колдун. — И не перебивай меня.
   Лаан искательно посмотрел на короля, но тот лишь покачал головой, показывая, что согласен со старцем. А тот продолжал:
   — Когда-то давно случилась катастрофа, и разум, представленный бескрылыми, погиб. Они позаботились о возрождении и создали нас. Создали по образу и подобию своему. Но немного усовершенствовали. И допустили при этом ошибку, сделав возможным чтение мыслей. Именно это и погубило мир бабочек Земли. Его правитель понимал это и, готовясь к колонизации других миров, отобрал эмбрионы бабочек, не имеющих способности к телепатии. Только себе он позволил исключительные условия.
   Так и вышло. На Безмятежной нет телепатов, кроме короля. И рано или поздно, через еще один виток развития, это приведет к очередной катастрофе. Ошибку нужно исправить, пока есть кому ее осознать. Я говорю о своих думателях. Безмятежную искусственно лишили двух видов бабочек из четырех — это мы тоже можем исправить. Наши создатели — бескрылые гиганты — исчезли, но и это мы можем исправить. И именно в этом мои питомцы видят свое предназначение. А когда оно будет выполнено, их противоестественный коллективный разум станет опасен для равновесия. Что мы должны исправить тоже.
   Ты поклялся, король. И вот что ты должен сделать. Запустить жизненные процессы в хранилищах куколок, найденных вами на корабле, и разбудить бескрылых. Ты должен пресечь свой род, искусственно сделав себя и своего сына бесплодными. И ты должен убить меня и моих думателей. Вот и все.
   Король и его друзья молчали, потрясенные услышанным. Первым очнулся Ракши:
   — Ваше величество, это заговор! Я думаю, нам нужно начать выполнять его пожелания с конца и ограничиться единственным…
   — Остановись, — приказал король. — Знания предков, которыми я обладаю, полностью подтверждают его правоту.
   — Но что будет с нашей колонией, с ее укладом, когда в нем появятся новые виды бабочек да еще и бескрылые?! — вскричал Лаан.
   — Безмятежная станет другой, — сообщил колдун. — Впрочем, меня тогда уже не будет. У каждого из нас своя миссия, выполнив которую нет смысла жить дальше. Бескрылые проявили щедрость, создав нас, и они не прогадали. Они как будто бы знали, что мы ответим тем же.
   — Для начала мы разбудим того бескрылого, который с самкой махаона, — сказал король, пропустив мимо ушей туманные последние рассуждения горбуна. — Через него мы найдем общий язык с остальными. Что касается новых видов бабочек… Они родятся на той особой территории, которую мы недавно создали.
   — В городе отступницы Наан? — уточнил Лаан.
   — Вот именно, — подтвердил король. — Там все равно нет того уклада, о котором ты горюешь.
   — В таком случае именно эта территория и станет моделью того, во что когда-нибудь превратится вся Безмятежная…
   — Возможно, ты и прав, — кивнул король.
   — Это ужасно, — заявил Лаан.
   Лабастьер пожал плечами:
   — А меня, друг мой, эта перспектива не страшит так, как тебя. Мы жили в замечательном мире. Но все меняется, и кто-нибудь обязательно назовет замечательным то, во что он превратится завтра…
   — Но ваш сын…
   — Мой сын проживет достойную и интересную жизнь. Я знаю его, как себя. Он не откажется от ответственности и будет горд тем, что его жертва ведет наш мир к равновесию. Что ж, — обратился король к колдуну. — Я выполню все сказанное тобой именно потому, что этого требует истина… Хоть мне и больно.
   — Можно подумать, что я мечтаю о смерти, — отозвался колдун. — Мне кажется, этот пункт условий они ввели только для того, чтобы ты уверился в их бескорыстии. Да! Забыл добавить. Они не требуют немедленного исполнения клятвы. Отсрочка может длиться сколько угодно, ты сам, король, волен решать, когда какой пункт выполнять.
 
* * *
 
   Это была их последняя ночь в лагере. На завтра был назначен выход в столицу тех, кто не оставался охранять звездолет.
   — А вообще, — тихо сказала Мариэль, отдыхая после любовных игр, — мне понравилось это путешествие. Бескрылые… Если ты говоришь, что они и бабочки могут любить друг друга, так, может быть, это даже хорошо?
   Он закрыл глаза. В памяти почему-то возникли слова колдуна, на которые прежде он не обратил внимания: «У каждого из нас своя миссия… Бескрылые проявили щедрость, создав нас…» Что-то в этом есть… Что-то неуловимое… Внезапно четкое понимание множественных связей в судьбах бабочек Земли и Безмятежной, в судьбах прошлого и будущего, бабочек и бескрылых молнией озарило его сознание. Так вот в чем дело! Если бы бескрылые не создали бабочек, если бы затем когда-то давным-давно «первобабочка» Ливьен не нашла пещеру Хелоу, если бы не появился на Земле тысячеликий император Лабастьер, тогда некому было бы сегодня оживить бескрылых на Безмятежной… Их план по сохранению своего вида сработал. Не так прямолинейно, как они рассчитывали… Но они проявили щедрость… Выходит, весь наш мир — мир бабочек — лишь шестеренка в механизме их судьбы?.. Впрочем, нет. Мы ведь тоже остались.
   Озарение длилось миг. Король открыл глаза и улыбнулся самке светло и печально одновременно.
   — Ты не знаешь всего, дорогая, — сказал он. — Но рассказать все я не могу. Впрочем, ты права. Когда мы увидели самку махаона, спящую на груди бескрылого, мы тоже подумали об этом. Наверное, это все и решило… И если они действительно любят друг друга, то их любовь изменила мир и спасла многие жизни. Послушай-ка, выплыло откуда-то из глубины моей древней памяти:
 
    Золотые звезды падают с неба
    в твои теплые ладони
    оставляя на них
    маленькие светящиеся блестки
 
    Знаешь что?
    Это мои поцелуи
    Которые я не успел дать тебе
    Мой ангел
    за весь этот короткий и длинный срок [1]
 
   — Красиво… — помолчав, сказала Мариэль. — А что такое ангел?!
   — По одному из поверьев бескрылых, это похожие на них существа, только с крыльями и живущие на небе, в ином мире…
   — Может быть, это мы? — улыбнулась Мариэль.
   — Так и знала, что это написал бескрылый! — раздался голос Фиам из-за полога.
   — Ну на-адо же! — шутливо протянул король. — Вас уже целый час как не слышно, и мы были уверены, что вы спите…
   — Мы затихли специально, чтобы вам было свободнее, — откликнулся Лаан. — Так она права? Это стихи бескрылого?
   — Да. — Лабастьер помолчал, иша в памяти сведения. — Он покончил с собой, — сказал он наконец. — Проглотил смертельную дозу снотворного, запил большим количеством напитка, вроде того, которым когда-то угощал меня Пиррон, и уснул навсегда…
   — Как это печально, — сказала Фиам. — Скажите мне, почему так бывает — и у бескрылых, и у нас? Ведь самое главное — жить и продолжать свой род!
   — Не беспокойся, дорогая, — откликнулась Мариэль. — Мы умеем извлекать уроки. Мы, наши дети, дети наших детей… Ведь это никогда не прервется, разве не так, дорогой?..
   — Да-да, конечно, — отозвался король, слегка повернув голову, так, чтобы жена не увидела его лицо. — Давайте-ка спать.