— Эй, вы, — сказал он негромко, но голос его прозвучал так отчетливо, словно расколол стеклянную тишину. — Я — король Безмятежной Лабастьер Шестой. Что за комедию вы тут разыгрываете?
   — Это не комедия, ваше величество, — раздался где-то поблизости голос самца, но кто это произнес, понять было невозможно.
   — Встань и назови себя, когда говоришь с королем! — возмутился Лаан, выдергивая из ножен свой костяной меч.
   В нескольких шагах от них поднялся седой махаон.
   — Меня зовут Байар, — отозвался он, смело посмотрев в глаза королю и презрительно усмехнувшись Лаану, а затем вновь опустился на колени и склонил голову.
   — Если это не комедия, то что означает ваша поза, Байар? — стараясь говорить спокойно, спросил Лабастьер.
   — Она означает, что наша жизнь полностью в вашей власти и мы признаем ее во всем. Кроме одного. Мы готовы без малейшего сопротивления принять смерть от вашей руки, но мы никогда не будем жить по закону семейного квадрата.
   Король огляделся. Маака и махаоны стояли плечом к плечу. Лабастьер взглянул на своих друзей и прочел в их лицах растерянность.
   — Кто из вас может говорить со мной как старший? — спросил Лабастьер.
   — Я, ваше величество, — отозвался все тот же голос.
   — Вот что, милейший, — сказал король. — Встань и подними голову.
   Махаон неторопливо выполнил приказ короля, а тот продолжал:
   — Обсудим наши дела. Остальные, если им так нравится, пусть стоят так, как стоят, но если эту позу снова примешь ты, я выполню твое пожелание.
   — Какое? — не понял махаон.
   — Принять смерть от моей руки, — пояснил король.
   — Понятно, — чуть заметно улыбнулся махаон.
   — Как, ты сказал, тебя звать? Дент-Байар, я не ошибаюсь?
   — Нет, ваше величество, вы не ошиблись. Только без приставки. Просто Байар.
   — Следовательно, несмотря на возраст, вы никогда не были женаты. Вы со своей избранницей не нашли достойную пару маака, и ваш брак не состоялся? Потому ты и не желаешь признавать закон семейного квадрата?
   — О нет, ваше величество. Все было не так. Я был влюблен в самку, которую звали Наан. Вы знали ее, она погибла в стычке с вашим отрядом. Она не желала жить семейным квадратом, а я боялся нарушать закон, потому мы и остались одинокими оба.
   — Да, помню, что-то такое она говорила, — вмешалея Лаан. — Костерила тебя почем зря. Говорила, что ты развратник и только и думаешь о том, как бы затащить в постель молодую маака.
   — Это на нее похоже, — вновь чуть заметно улыбнулся Байар.
   — Ты не был с ней согласен, почему же теперь ты принял ее сторону? — спросил король.
   — Потому что я любил ее всю жизнь, но был слишком законопослушен, чтобы принять ее позицию. Но когда вы убили ее и ее соратников, применив запрещенное законом оружие, я понял, что должен продолжить ее борьбу.
   — Здесь все население вашего города? —спросил Лабастьер, с отвращением делая ударение на последнем слове.
   — Да, ваше величество. Однако называть наш поселок городом было прихотью Наан, и эту ее блажь поддерживают не все.
   — Да нет, боюсь, дело здесь не в прихоти. Число жителей тут явно превышает установленную норму.
   — Есть жители, а есть гости. Большая часть присутствующих официально у нас не зарегистрирована.
   — И как долго они гостят у вас?
   — Они пользуются нашим гостеприимством и защитой столько, сколько захотят. В каждом селении королевства находятся пары, которые не смогли или не захотели найти себе диагональ. Не думаю, что вы в своей столице имеете обыкновение выгонять гостей…
   — Мой король! — воскликнул Лаан. — Мне кажется, он пытается оскорбить нас…
   — Та-ак… — мрачно протянул король. — Похоже, вы нарушаете все законы колонии до одного. И желаете при этом получить прощение?
   — Убей нас, если мы тебя недостойны, как ты убил околдованных т'ангом жителей соседнего селения. Убей всех. Пусть останется один идеальный король. Который, правда, тоже, когда прижмет, нарушает свои законы.
   Нечленораздельно выругавшись, Лаан сплюнул на землю и виновато глянул на Лабастьера.
   — Может быть, нам стоит сменить тон? — спросил тот.
   — Да, мой король, — отозвался Байар. — Простите мне мою дерзость.
   — Хорошо. Назовем ее смелостью. А смелость я уважаю. Скажи, неужели все эти бабочки не признают закон квадрата и не живут по этому закону?
   — Многие из них, чтобы не вступать в конфликт с законом, создавали семейные квадраты. Но лишь формально. Живя под одной крышей, маака и махаоны никогда не делили ложе, да и хозяйство, как правило, вели раздельно, поделив дом на две половины. Это стало традицией нашего селения. Внешне все выглядело гладко, и я тоже хотел идти этим путем. Но Наан физически не переносила ложь и лицемерие. Неправа она была только в том, что делала ставку на силу. Мы чтим ее, но полагаемся прежде всего на вашу мудрость.
   — Скажи честно, Байар, маака и махаоны у вас враждуют?
   — Подобное случается. Но не чаще, чем в любом другом селении. И не чаще, чем маака враждуют с маака, а махаоны с махаонами.
   Король покачал головой, а затем, глянув вверх, крикнул:
   — Ракши!
   — Да, ваше величество! — откликнулся тот.
   — Лети к отряду и дай отбой тревоги.
   — Есть, ваше величество, — крикнул тот и полетел к гвардейцам на окраину пустыря.
   Лабастьер вновь посмотрел на Байара и, кивнув на Ракши, сказал:
   — Когда он сядет, ты отпустишь всех по домам. Останешься только ты и две-три бабочки, наиболее компетентные в затронутом нами вопросе. По сути, мне все ясно, но истину будем искать вместе. И, боюсь, разговор предстоит долгий.

Глава 3

   Пение птицы — бабочке радость
   Не потому, что песня взлетает
   В высь неизбывную, в светлую благость.
   Не потому, что музыка манит
   В даль и дарует вечную младость.
   А потому, что клюв птицы занят.
«Книга стабильности» махаонов, т. X , песнь VII ; «Трилистник» (избранное)

 
   По команде Байара, передаваемой из уст в уста, а потому многократно повторенной и превратившейся в гул, бабочки взмыли в небо и разлетелись в разные стороны. На пустыре остались только Лабастьер, Лаан, Байар, еще один самец махаон и ослепительной красоты самка маака.
   — Позвольте представить вам, — сказал Байар, — моих друзей и соратников Дент-Геллура и Сиэнию. Они — муж и жена.
   — Вот как?! — вскричал Лаан. — Значит, все-таки в квадрате?!
   — Нет, — покачал головой Байар. — Но у нас случаются и такие браки. Если влюбленные решают, что быть вместе для них важнее, чем продолжить род.
   — Но это же противоестественно! — воскликнул Лаан.
   Юная самка стрельнула в него лиловым взглядом из-под длиннющих ресниц и отчеканила:
   — Болван!
   — Оп-паньки! — округлил глаза Лаан.
   — Не спеши с оценками, друг, — посоветовал ему Лабастьер, вспомнив недавние слова Мариэль. — Насколько я понимаю, удивиться нам предстоит еще не раз.
   — Мой король, — вновь обратился к нему Байар. — Я не приглашаю вас в свое холостяцкое жилище, но, думаю, нам будет лучше отправиться в дом Геллура и Сиэнии. Не в чистом же поле решать государственные вопросы.
   — Вас ждет радушный прием и вкусный ужин, — добавила самка. — Все давно готово.
   — Похоже, вы были уверены, что король будет плясать под вашу дудку! — воскликнул Лаан, не скрывая неприязни и сверля Байара взглядом.
   — Уверены мы не были, — холодно отозвался тот, — но очень надеялись на королевское здравомыслие и великодушие. — Он обернулся к Лабастьеру. — Полетели?
   — Мой король! — возмутился Лаан. — Разрешите сказать вам два слова конфиденциально!
   Ситуация назрела неловкая, но Байар легко разрешил ее:
   — Летите вперед, в сторону вашего отряда, а мы вас догоним.
   Когда друзья взлетели, король нахмурился:
   — Что тебе приспичило, Лаан?
   — Ваше величество, — вполголоса заговорил Лаан, — не нравится мне этот хитрый махаон, ой не нравится. Вы же чересчур доверчивы! Нам не следует обсуждать дела на их территории, не следует отделяться от отряда, тем паче что наши самки остались в лесу…
   — При горожанах об этом не упоминай, — отрезал Лабастьер. — Я понял тебя и частично согласен. — Он повис в воздухе, дожидаясь троицу местных жителей, а когда те подлетели, сказал им: — Мой друг Дент-Лаан отвечает за мою безопасность, и хотя лично мне это кажется лишним, я вынужден уступить ему. Он настаивает на том, чтобы наш отряд расположился там же, куда вы зовете нас.
   Горожане переглянулись.
   — Пусть так, — пожал плечам Байар. — Мы бы могли устроить всех ваших бойцов в домах, но если вы настаиваете, ваш отряд может разбить шатры вокруг дома Геллура…
 
   Когда они вошли в дом, навстречу им, пища и хихикая, кинулись сразу три гусенички — две личинки махаона и одна маака.
   — Как?! Дети от смешанного союза?! — воскликнул пораженный Лаан.
   — Приемные, — лаконично отозвался хозяин.
   — Но некоторым не понять, что приемных детей можно любить не меньше, чем родных, — в свойственной ей экспрессивной манере высказалась Сиэния.
   Пока она кормила и успокаивала гусеничек, остальные расселись за большим овальным столом. Кроме Лабастьера, Лаана и Ракши, по настоянию последнего гости на всякий случай прихватили еще и одного вооруженного до зубов гвардейца — маака Шостана. Но за все последующее время он, как и было велено, не проронил ни слова.
   Вскоре хозяева выставили на стол сосуды с «напитком бескрылых», куски мяса волосатого угря, запеченного с плодами урмеллы, мякоть воздушного коралла и что-то еще — какие-то нанизанные на палочки колечки, кушанье, которого гости никогда раньше не видели.
   — Если не секрет, что это? — осведомился Лабастьер Шестой.
   — Оболочка птенца шар-птицы…
   — Опять новшество, — покачал головой король.
   — Ошибаетесь, ваше величество, — возразил Геллур. — Это блюдо указано в «Гастрономических отчетах» вашего прапрадеда, но готовить его довольно сложно, потому, наверное, не везде оно прижилось. А нам нравится, мы почитаем его за деликатес.
   — В чем сложность? — поинтересовался Ракши.
   — Во-первых, шар-птица должна быть совсем маленькой. Чем она старше, тем больше в ней токсинов. Во-вторых, порезанная оболочка двое суток вымачивается в воде, и вода меняется несколько раз. Наконец, кольца варят, и отвар выливают. И лишь после этого их запекают на открытом огне.
   — Да, муторное дело, — кивнул Лаан, — и все только ради того, чтобы потешить свое чрево…
   — А вы попробуйте, — откликнулся Байар, — оно того стоит.
   Гости осторожно откусили по кусочку, задумчиво пожевали и, переглянувшись, согласно друг другу кивнули.
   — Удивительный вкус! — похвалил Лабастьер. — Так, вы говорите, рецепт есть в «Отчетах»?
   — Да, — подтвердил хозяин. — Один в один. Там только не сказано, что наилучший вкус кольца шар-птицы приобретают после доброго глотка «напитка бескрылых».
   Усмехнувшись, гости последовали этому предписанию, отведали чуть-чуть и остальных яств, а затем уж навязался разговор по существу. Начал его, само собой, король.
   — Я помню доводы Наан, — сказал он. — Семейные квадраты она считала противными природе. Спорить с этим трудно. Но бабочки и не созданы природой. За долгие годы существования нашей колонии такой порядок вещей оправдал себя: маака и махаоны живут в мире. Если настаивать на слепом следовании природе, то мы не должны строить дома, не должны заниматься ремеслами, говорить и писать…
   Лабастьер видел, что горожане порываются отвеять, но, остановив их жестом, продолжал:
   — Я уже понял, что ваша позиция мягче, чем позиция Наан. Уже то, что хозяева этого гостеприимного дома принадлежат разным видам, говорит о том, что ее взгляды пересмотрены. Так в чем же они состоят? Отдаете ли вы себе отчет, что, желая уйти от закона, подвергаете опасности мирную жизнь колонии? И, наконец, как и почему именно в вашей провинции возобладали эти взгляды?
   — Позвольте мне, — начал Байар. — Наан была чересчур эмоциональна и порывиста, и страсть порой затмевала ее разум. Однако именно это ее качество заставило нас вспомнить о нашем достоинстве и перестать жить в лживой гармонии с властью…
   — Да о каком достоинстве вы говорите?! — не выдержал Лаан.
   — Остынь, — поднял руку король. — Продолжайте, Байар.
   — Будучи вожаком народа, Наан подняла на флаг самую популярную тему возмущения — необходимость паре маака и паре махаон жить вместе. Но после ее гибели мы много спорили и много обсуждали… Дело не в квадрате. Дело в праве каждой бабочки жить так, как она хочет, и с тем, с кем она хочет, если это не ущемляет права других бабочек. Дело в праве на счастье. Если кто-то хочет жить квадратом, пусть живет квадратом. Если самка и самец махаон или маака хотят жить вдвоем, пусть живут вдвоем. Если пара смешанная, она тоже имеет право на счастье…
   — Ага! — вновь не удержался Лаан. — Может быть, пусть еще самцы живут с самцами, а самки с самками? Вдруг им так хочется? Или мне завести еще парочку жен?
   — Жаль, не слышит тебя Фиам, — остудил его пыл Лабастьер. Зато освободившаяся и присевшая за стол с остальными Сиэния тут же высказалась крайне резко:
   — Вот к каким развратным идеям привела несвобода семейного квадрата этого глупого похотливого махаона!
   Лабастьер и Ракши, переглянувшись, не смогли удержаться от смеха.
   — Мой король! — вскричал Лаан. — Я не понимаю, чего вы с ними цацкаетесь?! Они нарушают закон и должны быть наказаны. Вот и все!
   Король посерьезнел:
   — Если бы все было так просто… Раньше я бы и сам ни минуты не сомневался, но теперь, когда на меня снизошла мудрость предков, все стало значительно сложнее. Закон семейного квадрата ввел мой предок Лабастьер Второй, и было это совсем недавно. А тысячи лет до этого маака и махаоны жили порознь. Закон молод, и у нас нет никакой гарантии, что он столь уж безупречен. Он помог жить нескольким поколениям колонистов, но рядом с вечностью это ничто. Что касается многоженства и однополой любви, то, милая самка, — Лабастьер перевел взгляд на Сиэнию, — вопросы это не столь праздные, как тебе кажется. История бабочек и бескрылых знала и то, и другое… Однако хватит лирики. Пора принимать решение.
   Он замолчал. Хозяева смотрели на него напряженно.
   — Ваше мнение, Ракши? — неожиданно обратился Лабастьер к другу.
   — Закон есть закон, ваше величество, — отозвался тот. — Или он есть, или его нет.
   — А не вы ли еше совсем недавно готовы были убить своего короля, когда его власть грозила вашей любви?
   Ракши потупил взор.
   — Ну так как, Ракши? Вам есть еще что посоветовать мне?
   — Нет, ваше величество. Тилия изготавливала незаконное оружие. Но однажды это спасло всех нас. И вы изменили закон. Боеспособность наших войск возросла в сотни раз… Но меня до сих пор гложут сомнения, правильно ли это. Есть вещи, которые усваиваешь еще личинкой.
   Понимающе покачав головой, Лабастьер перевел взгляд на хозяина дома:
   — А вы что думаете?
   — Я — художник, — отозвался Дент-Геллур. — Я не умею думать за короля. Но сегодняшний разговор убедил меня в том, что мы не враги, что ваше решение будет взвешенным и мудрым. Я приму его. Лишь бы оно не было поспешным.
   Лабастьер усмехнулся:
   — Жизнь вне закона научила вас быть политиком. Чтобы мое решение не было поспешным, оглашаться оно будет в два этапа. Второй, окончательный, вариант я приму позже, по завершении инспекции, когда вернусь в столицу и обсужу вопрос с советниками. В обсуждении будете участвовать и вы, Байар, — король кивнул пожилому махаону, — я пошлю за вами. Сейчас же, на первом этапе, я изложу вам проект решения. Обсудите его с соплеменниками, выработайте с ними свое отношение и будьте готовы отстаивать его.
   Итак. Ваш населенный пункт, а именно «город», будет объявлен особой территорией, где закон семейного квадрата не действует. Все не желающие его признавать будут переселяться к вам, чтобы жить тут как им заблагорассудится… Но за эту свободу внутри города все вы заплатите несвободой снаружи: вылет семейным бабочкам за пределы города будет запрещен, дабы зараза беззакония не ширилась. Второе: в вашем городе, на вашем обеспечении и под вашей охраной будет жить назначенный мною представитель королевской власти. С семьей.
   — Соглядатай?! — вырвалось у Сиэнии.
   — Его единственной функцией будет периодически удостоверять меня в том, что маака и махаоны в городе не враждуют. Ведь это единственное, зачем существует закон семейного квадрата, и если вы действительно сумеете жить в мире без него, — живите. Но если мне, станет известно, что в городе вспыхнула межвидовая вражда или если что-то дурное случится с моим представителем, в город будут введены войска. Ваши замечания?
   — Мой король, — обратился Ракши, — а нарушение закона о запрете городов мы уже не обсуждаем?
   — Раз уж мы объявляем это место «особой территорией», то и такое допустимо. Тем более что в свете последних событий, когда наш враг в космосе повержен, существование городов перестает нести прежнюю опасность. Этот закон преследовал целью сделать поселения Безмятежной менее заметными с орбиты — на случай, если враг в поисках облетел бы планету. Скорее всего, теперь этот закон будет пересмотрен. Еще вопросы? С вашей стороны, Байар?
   — У меня вопросов нет. Ваше решение кажется мне справедливым, хоть мне и не хочется жить в резервации.
   — Король сказал, что свобода будет ограничена только семейным бабочкам, — заметил Геллур. — То есть вас-то как холостяка это как раз не коснется.
   — Я говорю не только за себя.
   — Значит, нет вопросов? — подытожил Лабастьер, оглядывая присутствующих. — А у меня есть. И первый из них — к вам, Геллур. Вы назвались художником. Вы покажете нам свои работы?
   — С удовольствием, ваше величество, — улыбнулся хозяин. Обстановка сразу же заметно разрядилась.
   — А теперь второй, серьезный. Откуда вы узнали о моем прибытии? За отрядом кто-то шпионит?
   Горожане переглянулись. В их лицах вновь появись напряжение.
   — Похоже, вы попали в точку, — пробормотал Лаан.
   — Не устаю поражаться вашей прозорливости, — сказал Байар. — Что ж, мой король. Ваша искренность заставляет отвечать тем же. Придется открыть вам… Нас предупредил колдун.

Глава 4

   Небо серо, словно пылью
   Припорошено оно.
   Солнце спряталось бессильно;
   Град с кулак величиной
   Без труда дырявит крылья,
   И в душе — темным-темно.
«Книга стабильности» махаонов, т. XIII , песнь V ; «Трилистник» (избранное)

 
   — Что еще за колдун?! — воскликнул Лаан. — Только колдунов нам не хватало!
   — Объяснитесь, — велел Лабастьер.
   — Он живет в лесу, — сказала Сиэния.
   — Это все, что вы можете мне сказать?
   — Мы не любим обращаться к нему, но иногда вынуждены. Он очень много знает. Мы платим ему продуктами. После памятной битвы, — продолжала отдуваться за остальных самка, — в которой погибла храбрая Наан, мы ходили к нему узнать, как скоро король вернется с войском, чтобы наказать нас. Колдун ответил, что не скоро, так как он занят семейными делами, и — простите, мой король! — он сказал еще: «убийством миллиона бабочек». — Лабастьер вздрогнул. — Но он пообещал сообщить нам, когда вы все же направитесь к нам. В качестве платы он потребовал, чтобы мы ежедневно приносили ему определенную норму продуктов. Вчера, встретив нас с данью, он сказал, что вы прибудуте в город сегодня.
   — Почему он так много ест? — удивился Лаан.
   — Это он не для себя, — быстро переглянувшись с Сиэнией, пояснил Геллур. — У него есть воспитанники.
   — Какие еще воспитанники? — не унимался Лаан.
   — Меня интересует другое, — остановил его Лабастьер, — откуда этот колдун мог знать о нашем прибытии?
   — Предупредил кто-то из людей Пиррона, — предположил подозрительный по долгу службы Ракши.
   — Возможно, — кивнул король. — Я должен встретиться с этим вашим колдуном, — сказал он, сурово оглядывая хозяев. — Вы проводите нас к нему.
   — Нет, — покачал головой Байар.
   — Только не лги, что не знаешь, где он живет! — воскликнул Лаан. — Ты сам говорил, что при необходимости вы обращаетесь к нему!
   — Я знаю, где его искать. Но лететь к нему можно только в одиночку. Даже вдвоем, а не то что отрядом, искать его бесполезно.
   — Я не верю ни одному его слову! — заявил Ракши.
   — Мне все это тоже кажется подозрительным, — согласился Лаан тоном ниже.
   — И впрямь звучит довольно странно, — еще более смягчил Лабастьер.
   — Да, мой король, я понимаю, что это звучит странно, — отозвался Байар, — но это так. С колдуном можно встретиться только в одиночку, да и то лишь в том случае, если он сам этого захочет. И если в руках у вас не будет оружия.
   — Если вы пойдете к нему с оружием, — добавил Геллур, — вы заблудитесь, а возможно, и погибнете, угодив, к примеру, в капкан.
   — Кстати! — воскликнул Лаан. — Давно хотел спросить. Вы что, не знаете, что охотничья смола запрещена? Мы и в прошлый наш поход натыкались неподалеку на капканы, и в этот — снова…
   — Они не наши, — отозвался Геллур. — Их ставит колдун.
   — Опять он! — возмутился Лаан.
   — Я должен с ним встретиться, — повторил Лабастьер.
   — Только не вы, ваше величество! — вскричал Лаан. — К колдуну пойду я.
   — А я считаю, — сказал Ракши, — что мы не обязаны идти на поводу у этих россказней, а должны отправить отряд, который колдуна приведет к королю. А не наоборот.
   Байар покачал головой:
   — Не стоит даже пытаться.
   — А мы все-таки попытаемся! — упрямо сказал Ракши.
   — Досточтимый Байар, — обратился король к махаону. — Мне кажется, Ракши все-таки прав. Мы ничем не рискуем, отправив сперва отряд. Если в указанном вами месте колдуна не найдут, туда пойдет кто-то один.
   — И тоже ничего не найдет. Колдун знает, что вы у нас. Он поймет, что вы ищете его по нашей наводке. А раз так, то мы не могли не предупредить вас, что идти к нему надо в одиночку. То есть вы нарушаете его условие, и вряд ли он после этого к вам выйдет. Что касается риска… Вы рискуете отрядом.
   — За отряд не беспокойтесь! — заверил Ракши. — Это лучшие воины Безмятежной.
   — Рисуйте план, — подытожил Лабастьер.
   Байар пожал плечами, обернулся к Сиэнии, та кивнула, вышла в соседнюю комнату и принесла оттуда сверток флуона. Байар принялся выдавливать на нем стилом:
   — Вот наш город. Здесь проходит ручей. Это лес. Двигаться надо так… И где-то здесь колдун выйдет вам навстречу.
   — Где-то рядом он и живет? — уточнил король.
   — Не знаю, мы встречаемся с ним именно так.
   — Да он издевается над нами! — вскричал Ракши, хватаясь за рукоять костяной сабли.
   — Перестань, — осадил его король. — У нас есть возможность проверить. — Он поднялся. — Думаю, мы скоро увидимся снова, — сказал он горожанам, забирая карту со стола.
   — Будем счастливы, — ответил за всех Байар. — Только, пожалуйста, мой король, не сочтите за дерзость то пожелание, которое я сейчас выскажу.
   — Зависит от того, что это за пожелание.
   — Оно касается наблюдателя, которого вы сюда пришлете.
   — Ну?
   — Хотелось бы, чтобы им стал не командир вашей гвардии, — сказал Байар, покосившись на Ракши.
   — Не бойтесь, — усмехнулся Лабастьер. — Он мне нужен в столице.
 
   Шесть гвардейцев на трех сороконогах отправились на поиски колдуна, скопировав себе план Байара. Остальные двинулись к окраине города, туда — где остались ждать самки и их охрана.
   Мариэль кинулась на шею супругу со словами:
   — О, мой господин, как я боялась за вас!
   — А я беспокоился за вас, дорогая моя.
   — Что здесь могло случиться со мной, под охраной ваших воинов? Кроме того, Тилия дала нам с Фиам по одному из своих смертоносных приспособлений. — Мариэль высвободилась из объятий и кокетливо продемонстрировала висящую на поясе угрожающего вида металлическую штуковину. — А что было в городе? И почему отряд не полон?
   Рассказ Лабастьера, время от времени дополняемый репликами Лаана, занял около часа и закончился словами: «Они должны вернуться с минуты на минуту»… Однако ни через десять, ни через двадцать минут, ни через полчаса отправившиеся на поиски колдуна не появились. Вот уже на темное небо выползли Дипт и Дент. Самые мрачные предчувствия Лабастьера оправдывались.
   Гвардейцы объявились только под утро. Живы и здоровы были все шестеро, но одежда и крылья их были изрядно выпачканы, а кое-где и порваны, сами они выбились из сил, и, что самое неприятное, из трех сороконогов с ними вернулся только один.
   Назначенный старшим маака Шостан, тот самый, что присутствовал на беседе с горожанами, бросился на колени:
   — О, мой король! Я не понимаю, как это произошло! Маршрут был предельно ясен, но нас угораздило заблудиться. Когда мы были на берегу ручья, сороконоги вдруг чего-то испугались и понесли. Один из них соскользнул в воду и стал тонуть. Мы сумели успокоить других, привязали их к стволу травянистого дерева и полетели к барахтающемуся. Мы надеялись вместе помочь ему выбраться на берег с воздуха. И нам почти удалось это, но внезапно на берегу дико закричал другой сороконог. Как мы поняли потом, животные запутались в привязях друг друга, и один из них, у которого веревка обмоталась вокруг шеи, стал задыхаться. Услышав этот вопль, сороконог в воде забился, поднял лавину брызг, и мы, замочив крылья, рухнули в воду. Сами-то мы выбрались, а вот зверь без нашей поддержки пошел ко дну. Второго мы нашли на берегу удушенным.