Страница:
«Ладно, – говорит редактор, – если вы возьметесь за работу прямо сейчас, вы еще все наверстаете.» «Понима-аете, – снова тянет девушка, – мама приехала, и в отпуск пошел папа. Он будет жить в пансионате, в Николаеве, и он очень хотел, чтобы я была с ним...»
Становится ясно, что девочка намекает на то, что практику ей надо зачесть за красивые глаза и фамилию папочки. Но редактор не был бы хохлом, если бы тут же не придумал розыгрыш. «В Николаеве?! – воскликнул он, – Это большая удача! Как раз недалеко от Николаева, в каком-то поселке работает студенческий отряд. Найдите его там и сделайте материал на всю газетную полосу. И практика у вас будет отличная! Я думаю, у вашего папы будет возможность свозить вас на машине туда обратно?»
«Конечно! – обрадовалась девочка и исчезла.
Следующие полмесяца наши девчонки продолжали вертеться аки пчелки... И вновь появилась давешняя дива. Хлопая глазами, она сообщила редактору: «Мы с папочкой объездили весь район на машине, но так и не нашли ваш отряд... Что же делать»
Редактор вскричал: «Вам невероятно везет! Жаль, конечно, что вы не побывали на месте, но командир отряда сейчас в Одессе! Вам даже не нужно никуда ехать. Я наберу его номер, вы поговорите с ним с часик по телефону, он все расскажет вам, вы напишете полосный материал, и практика будет вам засчитана!
Он набирает номер соседнего кабинета и говорит своему же журналисту: «Але, Саша? Слушай, а Воронов сейчас у тебя?» «Какой Воронов? – удивленно спрашивает журналист, узнав в то же время голос своего редактора. „У тебя? Вот и отлично! – радуется редактор. – Дай-ка ему трубочку, с ним сейчас поговорит наша практикантка. Ну, та самая, у которой папа такой-то, я рассказывал... Сейчас найдете? Но он точно где-то у вас?“ Журналист Саша смекает, что редактор что-то придумал и трубку не кладет. А тот дает девушке стопку бумаги, ручку, садит на свое место и говорит: „Его пошли искать по главку. Сейчас найдут, и он с вами поговорит. Постарайтесь все записывать как можно подробнее. Ну, не буду вам мешать...“
Редактор вышел из комнаты, зашел в соседний кабинет и дальше разговаривал с девушкой уже по телефону от лица командира мифического отряда... Проговорили они действительно час. Еще часа три девушка обрабатывала материала и к концу дня сдала его. Редактор материал прочел, подписал, девочку похвалил и сказал ей, что на этом ее практика закончена, а документы и газету со статьей пообещал выслать по почте.
Несколько дней статья эта ходила по рукам журналистов редакции, и от хохота буквально тряслись стены.
Оказывается, студенческий отряд, работающий под Николаевым, занимается не чем-нибудь, а сбором камыша, так необходимого народному хозяйству... (Для чего камыш народному хозяйству, папочкина дочка спросить не удосужилась.) Все бойцы отряда – аквалангисты, так как работать приходится под водой... Весь заработок от прошлого года они пустили на освоение передового метода: закупили у японцев специально надрессированных дельфинов, к хвостам которых пристегиваются специальные косилки камыша... Работа у студентов не только трудная, но и опасная: в прошлом году, один из бойцов погиб, запутавшись в камышах, и на комсомольском собрании они решили весь заработок этого лета истратить на памятник погибшему... Памятник будет установлен тут же – под водой, чтобы увидеть его мог только настоящий подводник...
И вот всю эту ахинею, сдобренную «подробностями» и героическим пафосом, москвичка и изложила в материале объемом в газетную страницу... Ходил-ходил этот материал по коридорам редакции, а когда редактор уехал в какую-то командировку, какой-то журналист подсунул его в секретариат. Ответственный секретарь, не читая (подпись редактора-то есть), поставил его в номер...
Читатели «Одесского рабочего» содрогнулись. Материал с соответствующими рекомендациями был отправлен в Москву.
Я этот случай на всю жизнь запомнил. Они были тогда еще совсем маленькие, младшему – Стасу – год, старшему – Косте – два.
Вот сижу я как-то, книжечку почитываю, дети, слышу, в соседней комнате возятся. Потом слышу, Стас разревелся. Ну, это дело обычное.
Тут он в комнату входит, зареванный, жалуется:
– Папа, меня Коська дерет (это значит бьет).
Я, не отвлекаясь от книжки, отвечаю:
– А ты сдачи дай.
Стас продолжает:
– Он меня на кровать загнал, там гвоздь, я поцарапался...
Я мудро советую:
– А возьми молоток и забей.
Стас перестает плакать и удивленно спрашивает:
– А можно?
– Конечно можно, – отвечаю я, и Стас удаляется.
Через пару минут в комнате с видом идущей на заклание жертвы появляется Костя. Позади него движется Стас с поднятым над головой молотком.
– Папа, а он убегает, – сообщает он.
И тут до меня доходит, что «забить» он собирается не гвоздь, а своего старшего брата.
Я просто в ужасе. Кричу:
– Положи молоток на место!!!
И тут слышу полный обиды голос Кости:
– Папа, а я слышал, как ты разрешил...
Представляете, что пережил бедный ребенок, когда его папаша разрешил «забить» его молотком?... Я до сих пор радуюсь, что он оказался не самым послушным в мире ребенком, и не стал смиренно дожидаться своей участи...
В пятидесятые годы была популярна юмористическая песенка «Часы». Заканчивалась она такими строками:
В местном отделении ГБ он провел всю ночь...
Вот сидим мы, беседуем... Я случайно обернулся и вижу: напротив стоит огромных размеров грузин и внимательнейшим образом смотрит под наш столик. Заметив мой взгляд грузин, смутился и отвернулся. Но прежде одобрительно сказал мне: «Горячая женщина!»
Позвонили мы в местную милицию.
Минут через двадцать появляется эдакий грузинский Мегрэ – с пышными усами, в кепке-аэродроме, но – с трубкой в зубах:
– Проедем в отделение, – говорит он с сильным акцентом.
Мы поехали. «Отделение» – малюсенькая избушка с одной комнатой. В комнате – скамья для посетителей и ширма, за которую нас «Мегрэ» по очереди заводил. Зачем он это делал, непонятно, слышно было все насквозь. Каждому он задавал два вопроса:
Первый:
– Чито у вас украли?
Потерпевший перечислял. После этого звучал второй, поражающий своей простотой, вопрос:
– Кито у вас украл?
... Опросив всех, «Мегрэ» и его помощник вновь посадили нас в газик, и поехали по городу. Вот они остановились перед одним домом и резво выскочили из машины. Из дома раздались крики, грохот, грузинские ругательства... Потом «Мегрэ» пригласил нас в дом и показал на кучу сваленных на полу вещей:
– Потерпевшие, есть ли среди этих предметов украденные у вас?
Таких не оказалось, и мы поехали дальше. Вломились в следующий дом, и там все повторилось... Так продолжалось до вечера. Мы посетили домов пятьдесят... Потом они отвезли нас в гостиницу поужинать, а после ужина приехали снова и вновь отвезли нас в «участок».
«Мегрэ» опять вызывал нас за ширмочку и показывал вещи, спрашивая:
– Это ваше?
И действительно, все наши вещи были у него. Мы просто диву давались, где он их все-таки раздобыл...
Ну, и под конец он поразил меня еще раз.
– Это ваш бумажник? – спросил он у одного из потерпевших.
– Мой.
– Что в нем било?
– Паспорт и билет.
«Мегрэ» проверил, все правильно. «Получай, дорогой». Дошла очередь до меня, он показывает мне фотоаппарат:
– Ваш?
– Мой.
– Что в нем било?
– Пленка «Кодак».
Он преспокойно открывает аппарат, вытаскивает пленку, само собой, засвечивая ее, читает:
– «Кодак». Все верно. Получай, дорогой...
Так и не получилось у меня похвастаться снимками солнечного затмения.
А историю он поведал следующую. Будто бы в армии он служил при штабе, водителем начальника ВАИ (кто не знает – это военная автоинспекция). «Так вот, – рассказывает он, – будят меня однажды среди ночи: „Иди к телефону, полковник твой тебя вызывает“. Подхожу, шеф мой командует: „Бегом в автопарк, выезжаем на ДТП“. Я прикидываю: если мой полковник самолично среди ночи на ДТП собрался, дело, значит, серьезное...
И, правда. Едем за город, и он мне объясняет, что какой-то наш солдатик за рулем заснул и прямо в гражданский дом въехал. Пол стены снес. Ему-то трибунала однозначно не миновать, а вот гражданский ущерб возместить – проблема...
Приезжаем и видим: загородный домик одноэтажный, кирпичный. Половины стены и вправду нет, а из огромной дыры в ней торчит задница «66-го». Заходим, уже приготовились к тяжелому разговору, и видим неожиданную картину.
В доме толпа народу, все навеселе, музыка играет танцы... Солдатик наш сидит посреди комнаты, пьяненький, на коленях у него девица какая-то. Все довольны и счастливы, нас встречают, как дорогих гостей...
А когда мы узнали, в чем дело, то полковник мой уже и не знал, то ли под трибунал водилу отдавать, то ли благодарность ему объявить. Дело в том, что, оказывается, въехал он в комнату, в которой уже семнадцать лет парализованная девушка неподвижно лежала. А как он въехал, девушка эта вскочила и побежала... Шок ее излечил. Вся родня ликует, и тут же солдатика сватают: «Ты вылечил, ты и женись... Такая, вот, история...»
А утром его в Москву экстренно самолетом доставили – с обморожением конечностей. У африканских врачей нет опыта лечения такой травмы.
Это давно, лет двадцать назад было. Съехались на какой-то симпозиум в Москву со всего мира лингвисты-славянисты. И Милн среди них. Только сам он больше на Винни-Пуха больше похож. Маленький, толстенький холерик.
На банкете в честь открытия форума выпили хорошенько, и Милн своих русских коллег попросил рассказать все, что можно о знаменитой русской ненормативной лексике. О мате, то бишь. Ну, наши, конечно, рады стараться. Они говорят, он торопливо себе в тетрадь все записывает: само словечко, в каких случаях употребляется, как видоизменяется...
А наутро иностранцы отправились в буфет – завтракать. Стоят у стойки, ждут, когда буфетчица выйдет. А ей наплевать, что ее ждут. Она – наша, советская буфетчица. Посуду моет. И не слишком-то торопится. Пока не вымоет, не выглянет даже.
Иностранцы к такому не привыкли, даже и не знают, как себя вести в такой ситуации. Десять минут ждут, пятнадцать, двадцать... Покашливают, чтобы к себе внимание привлечь, зовут тихонько: «Хеллоу-у...» Все без толку.
Тут в буфет заходит Милн. Видит эту картину. Его холерическая натура не может смириться с пассивным ожиданием. Он проталкивается к стойке, достает тетрадку, что-то в ней находит и выкрикивает: «Хей, ты, ёп...ая сука, паффарачифайся!» И победно смотрит на коллег, мол, я-то знаю, как и что нужно в России говорить!
Бедная женщина, услышав такое, выскакивает... И видит перед собой группу с иголочки одетых, чисто выбритых, благоухающих туалетной водой мужчин. И все слова, которые она хотела в ответ выкрикнуть, у нее застревают в горле. И она выдавливает из себя: «Как вы смеете меня оскорблять?...»
Милн хмуриться. Снова принимается перелистывать свою тетрадку. Затем, найдя нужное слово, довольно ухмыляется и сообщает: «Фот, фот! Именно б...!»
Подняли в десятый раз рюмки. «Ну... ну», – и никак не можем придумать подходящий тост.
В это время журналист в телевизоре задал вопрос: «Как вы думаете, может наше отечественное кино соперничать с американским?» Режиссер принялся млить: «В смысле зрелищности, конечно же нет, ведь почти все зависит от вложенных сумм... Но за то мы могли бы снимать сериалы, которые пользовались бы успехом у наших детей потому, что речь в них шла бы о НАШИХ людях, о НАШИХ проблемах, о НАШИХ тушканчиках...»
Тушканчиках?! Почему тушканчиках?!!
– За наших тушканчиков! – нашелся кто-то, и мы с удовольствием выпили. С тех пор этот тост стал неотъемлемой частью всех наших посиделок.
Благо, сортир неподалеку был, и солдатик вовремя услышал шаги в коридоре. Дверь чуть-чуть приоткрыл, выглянул, смотрит: а там – командир части... Стоит, оцепенев, с выпученными глазами: ни знамени нет, ни часового. С минуту он так в оцепенении простоял, потом заорал диким голосом и – бегом по коридору.
А солдатик из туалета выскочил и встал на место.
В части – тревога, сирены воют, к посту прибегает целая комиссия офицеров... Знамя на месте, часовой на месте.
– Где ты был?! – орет командир части.
– Я? Тут стоял.
– Не ври! Я только что тут был!..
– Да. Точно. Были. Подошли, встали напротив меня и – как будто сквозь меня смотрите, а потом как закричите, как побежите...
Пришла ему повестка. Он – в панику: сильно служить не хотел. И вдруг вспомнил, что у него сосед – военный, майор. Бегом к нему: «Мол, так и так, дядя Вася, выручайте!..»
Тот говорит:
– Ну, парень, тебе повезло. Я в этом году – как раз председатель призывной комиссии. Только это будет стоить дорого.
– Сколько?
– Столько-то, – называет он действительно серьезную сумму. – Но есть один нюанс. Эти деньги ты должен положить в банку из-под кофе и ровно в полночь принести их на кладбище. Там, возле ворот, растут два дерева. На одном из них уже буду сидеть я. Ты должен забраться на второе и бросить мне банку. А потом дождаться, когда я спущусь и уйду.
– Дядя Вася, вы что издеваетесь?...
– Или делай так, как я сказал, или пойдешь в армию.
Деваться парню некуда. Пришел он ровно в полночь на кладбище с банкой из-под кофе, в ней – деньги. Все сделал так, как ему было сказано. А потом, через пару дней, отправился на комиссию.
Вот, проходит одного врача за другим, все ждет, что кто-нибудь его «забракует». А все ему пишут: «годен», «годен»... Короче, прошел комиссию.
«Ну, – думает, – козел, раз ты меня обманул, я тебе хоть службу испорчу». Влетает он в кабинет, где комиссия во главе с председателем собралась и орет на майора:
– Дядя Вася! Я за что вам деньги платил?! Почему мне все врачи написали «годен»?!!
– Какие деньги? – удивляется майор делано.
– Действительно, какие деньги? – потирают в предвкушении руки его армейские коллеги. – Ну-ка, ну-ка, расскажите-ка нам поподробнее...
– Да как же?! – кричит парень, раздухарившись, – позавчера я ему деньги передал. На кладбище! Он на дереве сидел, а я деньги в банку из-под кофе положил, тоже на дерево забрался...
Пока он все это рассказывал, к нему тихонечко подкрались санитары, – хвать! – и в Сосновый бор. В результате его признали психически ненормальным и дали «белый билет»...
Главное, что мне в этой истории нравится? То, что майор не рисковал ничем. Промолчал бы парень, ушел бы в армию, деньги бы все равно у того остались. Возмутился – поехал на психу, значит, выходит, обещание выполнено.
Играет, играет, и вдруг – шлеп! – вместе с табуреткой по пояс проваливается вниз. Я потом посмотрел: там в сцене дыра была выломана, и организаторы концерта, чтобы прикрыть ее, додумались на нее ковер положить. Видно, баяниста не предупредили, и он прямо на это место табуреточку и поставил.
Но что меня поразило, так это хладнокровие и мужество музыканта. Представьте, он ни на миг не остановился. Торчат из сцены голова, руки и баян, а музыка продолжается!
Его провожали такими овациями, что Майкл Джексон позавидовал бы.
Бежит она в цех, прихватив чертежи. Навстречу ей – начальник цеха.
– Вы, – говорит, – чертили деталь «Гайка корончатая»?
– Чертила, – отвечает та, – а что за проблемы?
– Да вот, полюбуйтесь, – говорит начальник цеха и машет кому-то рукой.
Появляются четверо рабочих, которые тащат гайку весом килограмм на 30 и диаметром в полметра.
– Это, – говорит начальник цеха, – ваша ошибочка. Что вы там за размеры проставили? Сантиметры?
С девушкой делается дурно, и чертежи выпадают из ее рук...
А потом оказалось, что это стандартная шутка начальника цеха, которую он проделывает со всеми новичками. И гайка эта была сделана еще лет 10 назад специально для этого...
С вечера накануне и всю ночь напролёт всё мылось, чистилось, красилось, и т. п.
А утром Язов прошел в часть не через парадный КПП, где его все ждут, а через «чёрный» (время-то «перестроечное»!). Там он застал дневального за невинным занятием: тот с соответствующими нарушениями формы одежды метал в забор свой штык-нож.
Далее, никем не отслеженный, Язов начинает со своей свитой ходить по территории части, и первым делом заходит в нашу казарму.
Дежурный офицер, полагая, что Язов ещё где-то только на подъезде, удалился в каптёрку поспать, дневальный, тоже расслабившись, сидит на табуреточке и читает какой-то детектив... И вдруг тихо открывается дверь и входит Язов с толпой генералов.
Дневальный с перепугу вскакивает на ноги и орёт: «Смирно!»
Тут дежурный офицер должен был отрапортовать вошедшим, как, мол, идет служба... Но он в каптерке и ничего знать не знает.
Язов, выждав паузу, пожимает плечами. И тут солдатик решает принять бой на себя. Он одеревеневшими ногами шагает навстречу высокому начальству, и, ничего уже от испуга не соображая, рапортует: «Товарищ маршал Советского Союза. За время Вашего отсутствия никаких происшествий не случилось!»
Язов медленно оборачивается к сопровождающей его свите и риторически вопрошает: «А где ж это я был-то?».
Я зашел, взял билет ответил...
Преподаватель сказал: – Очень плохо, идите поучите еще.
Я вышел и остался ждать друга в коридоре.
Минут через десять преподаватель выглядывает, видит меня и говорит:
– Ага! Вы еще здесь! Давайте зачетку!
Я даю зачетку, он пишет мне в ней «удовлетворительно» и поясняет:
– Там дружок ваш такое несет, что, по сравнению с ним, вы – просто Ломоносов...
Как-то мы на гастроли в Новосибирск ездили. Обратно в Томск везли нас на «Икарусе». Ну, и мы там выпивали немножко. И наш актер Костя Тутубалин заснул. А проснулся, когда автобус остановился, и водитель объявил: «Если кому-то нужно „по маленькому“, выходите».
Многие вышли. Костя – тоже. Зашел за автобус. И задержался дольше остальных. А так как водителю его не видно было, то когда все сели, автобус уехал. И остался Костя один одинешенек посередине дороги, ночью, где-то, как он считал, под Новосибирском. А отряд не заметил потери бойца.
И вот побрел Костя по шоссе, вдруг – машина попутная едет! Он давай ей махать. Машина остановилась.
– Мужик, ты томич? – спрашивает Костя водителя с надеждой.
– Довезешь?
– А куда тебе?
– К университету.
– Садись.
Сел Костя в машину и снова сразу же уснул.
Разбудил его водитель: «Приехали».
Костя покопался в карманах и говорит:
– Слушай, а у меня только сотня...
– Да мне и десятки хватит, – говорит тот. – Я же тебя совсем недалеко, возле моста взял...
Оказывается, весь путь от Новосибирска Костя в «Икарусе» проспал и не заметил.
А дело было так. Едет парней на «тойоте», смотрит, две девушки стоят возле припаркованной к обочине «семерки» и голосуют. Он остановился:
– Куда дотащить? – спрашивает.
Девушки объяснили.
– Ладно, – говорит парень, – помогу.
Он трос зацепил, сел за руль, оглянулся, девушек возле машины нет, значит сели (лобовое стекло отсвечивало).
Поехали. На ближайшем светофоре, ничуть не притормозив, «семерка» въехала «тойоте» в задницу...
Парень пришел в ярость, выскочил, подбежал к «семерке», распахнул дверцу... И увидел двух девушек, преспокойно сидящих на заднем сидении и разглядывающих журнал.
А чего он, собственно, хотел? Он же сам обещал помочь...
Ну и решили они сгонять партийку. Но тут встал вопрос: «На что играть?»
Японцы стали пыжились-пыжились, давай, говорят, кто проиграет, тот, мол, и за выпивку платит! Друг мой говорит: «Не катит. Банкет – тут за все уплачено!» И пришла ему в голову замечательная мысль.
«Давай говорит сыграем на Курилы!».
Лицо восточных товарищей перекосила одновременно вежливая, недоуменная и испуганная улыбка.
И они тихо-тихо, бочком удалились.
Вот Цветков и попросил его дать телеграмму, мол, «жив-здоров, подробности письмом». Адрес дал и деньги.
Через три дня в часть примчалась вся семья Цветкова с телеграммой в руках: «Цветков жив. Подробности письмом. Тырсымбаев».
Становится ясно, что девочка намекает на то, что практику ей надо зачесть за красивые глаза и фамилию папочки. Но редактор не был бы хохлом, если бы тут же не придумал розыгрыш. «В Николаеве?! – воскликнул он, – Это большая удача! Как раз недалеко от Николаева, в каком-то поселке работает студенческий отряд. Найдите его там и сделайте материал на всю газетную полосу. И практика у вас будет отличная! Я думаю, у вашего папы будет возможность свозить вас на машине туда обратно?»
«Конечно! – обрадовалась девочка и исчезла.
Следующие полмесяца наши девчонки продолжали вертеться аки пчелки... И вновь появилась давешняя дива. Хлопая глазами, она сообщила редактору: «Мы с папочкой объездили весь район на машине, но так и не нашли ваш отряд... Что же делать»
Редактор вскричал: «Вам невероятно везет! Жаль, конечно, что вы не побывали на месте, но командир отряда сейчас в Одессе! Вам даже не нужно никуда ехать. Я наберу его номер, вы поговорите с ним с часик по телефону, он все расскажет вам, вы напишете полосный материал, и практика будет вам засчитана!
Он набирает номер соседнего кабинета и говорит своему же журналисту: «Але, Саша? Слушай, а Воронов сейчас у тебя?» «Какой Воронов? – удивленно спрашивает журналист, узнав в то же время голос своего редактора. „У тебя? Вот и отлично! – радуется редактор. – Дай-ка ему трубочку, с ним сейчас поговорит наша практикантка. Ну, та самая, у которой папа такой-то, я рассказывал... Сейчас найдете? Но он точно где-то у вас?“ Журналист Саша смекает, что редактор что-то придумал и трубку не кладет. А тот дает девушке стопку бумаги, ручку, садит на свое место и говорит: „Его пошли искать по главку. Сейчас найдут, и он с вами поговорит. Постарайтесь все записывать как можно подробнее. Ну, не буду вам мешать...“
Редактор вышел из комнаты, зашел в соседний кабинет и дальше разговаривал с девушкой уже по телефону от лица командира мифического отряда... Проговорили они действительно час. Еще часа три девушка обрабатывала материала и к концу дня сдала его. Редактор материал прочел, подписал, девочку похвалил и сказал ей, что на этом ее практика закончена, а документы и газету со статьей пообещал выслать по почте.
Несколько дней статья эта ходила по рукам журналистов редакции, и от хохота буквально тряслись стены.
Оказывается, студенческий отряд, работающий под Николаевым, занимается не чем-нибудь, а сбором камыша, так необходимого народному хозяйству... (Для чего камыш народному хозяйству, папочкина дочка спросить не удосужилась.) Все бойцы отряда – аквалангисты, так как работать приходится под водой... Весь заработок от прошлого года они пустили на освоение передового метода: закупили у японцев специально надрессированных дельфинов, к хвостам которых пристегиваются специальные косилки камыша... Работа у студентов не только трудная, но и опасная: в прошлом году, один из бойцов погиб, запутавшись в камышах, и на комсомольском собрании они решили весь заработок этого лета истратить на памятник погибшему... Памятник будет установлен тут же – под водой, чтобы увидеть его мог только настоящий подводник...
И вот всю эту ахинею, сдобренную «подробностями» и героическим пафосом, москвичка и изложила в материале объемом в газетную страницу... Ходил-ходил этот материал по коридорам редакции, а когда редактор уехал в какую-то командировку, какой-то журналист подсунул его в секретариат. Ответственный секретарь, не читая (подпись редактора-то есть), поставил его в номер...
Читатели «Одесского рабочего» содрогнулись. Материал с соответствующими рекомендациями был отправлен в Москву.
* * *
Мне один врач рассказывал, как он практиковал в деревне. Приходит к нему женщина, и жалуется, мол, семь лет живут с мужем, а детей все нет... Врач спрашивает: «А какой у вашего мужа резус-фактор?» Женщина засмущалась, потом пальцами показывает величину: «Такой примерно...»* * *
Хватит непристойностей. Лучше я про своих сыновей расскажу.Я этот случай на всю жизнь запомнил. Они были тогда еще совсем маленькие, младшему – Стасу – год, старшему – Косте – два.
Вот сижу я как-то, книжечку почитываю, дети, слышу, в соседней комнате возятся. Потом слышу, Стас разревелся. Ну, это дело обычное.
Тут он в комнату входит, зареванный, жалуется:
– Папа, меня Коська дерет (это значит бьет).
Я, не отвлекаясь от книжки, отвечаю:
– А ты сдачи дай.
Стас продолжает:
– Он меня на кровать загнал, там гвоздь, я поцарапался...
Я мудро советую:
– А возьми молоток и забей.
Стас перестает плакать и удивленно спрашивает:
– А можно?
– Конечно можно, – отвечаю я, и Стас удаляется.
Через пару минут в комнате с видом идущей на заклание жертвы появляется Костя. Позади него движется Стас с поднятым над головой молотком.
– Папа, а он убегает, – сообщает он.
И тут до меня доходит, что «забить» он собирается не гвоздь, а своего старшего брата.
Я просто в ужасе. Кричу:
– Положи молоток на место!!!
И тут слышу полный обиды голос Кости:
– Папа, а я слышал, как ты разрешил...
Представляете, что пережил бедный ребенок, когда его папаша разрешил «забить» его молотком?... Я до сих пор радуюсь, что он оказался не самым послушным в мире ребенком, и не стал смиренно дожидаться своей участи...
* * *
– А я, как всегда, о театре. Вот какую историю рассказал мне наш бессменный музыкальный руководитель театра драмы Сергей Королев.В пятидесятые годы была популярна юмористическая песенка «Часы». Заканчивалась она такими строками:
И вот эту песенку переделали в традициях политической сатиры тех лет. А именно: сравнивали с этими испорченными часами английский и французский парламенты, американский конгресс... И заканчивали ее славословием по поводу кремлевских курантов:
Часы идут, тик-так, и маятник качается,
И стрелочки бегут, и все – как полагается.
Но механизм у них плохого сорта:
Часы скрипят, пружина стерта.
Друзья внимательно прислушайтесь к часам.
Их надо просто выкинуть, как хлам.
Так вот. Однажды на гастролях по Колпашевскому району эту сатирическую песенку исполнял со сцены Сергей Королев. Вот он спел о том, какой прогнивший парламент в Англии. Потом о том, что и Американское правительство скрипит... Потом, что и французы выжили из ума... Наконец добрался до Курантов:
Часы идут, тик-так, и маятник качается,
И с маятником в такт к нам счастье приближается,
Ведь механизм у них такого сорта:
Не быть вовек пружине стертой.
Друзья внимательно прислушайтесь к часам.
О лучшем будущем поют Куранты нам.
И тут за кулисами мелькнуло знакомое лицо. Сергей Александрович на миг отвлекся и... нечаянно спел дальше первоначальное:
– Но есть еще часы, одни во всей вселенной,
И только лишь они имеют верный ход.
Они у нас в Москве, на самых древних стенах
Показывают время, зовут с собой вперед...
... И сам обомлел. В зале стояла напряженная тишина. Такой политической сатиры наши люди еще не слышали...
– Но механизм у них плохого сорта:
Часы скрипят, пружина стерта.
Друзья внимательно прислушайтесь к часам.
Их надо просто выкинуть, как хлам.
В местном отделении ГБ он провел всю ночь...
* * *
Сижу я как-то в кафе с очаровательной девушкой. Пьем сухое вино. И так случилось, что девушка случайно пролила вино себе на мини-юбку... Мокро. И она под столиком стала эту юбку быстро-быстро потрясывать – чтобы высохла побыстрее...Вот сидим мы, беседуем... Я случайно обернулся и вижу: напротив стоит огромных размеров грузин и внимательнейшим образом смотрит под наш столик. Заметив мой взгляд грузин, смутился и отвернулся. Но прежде одобрительно сказал мне: «Горячая женщина!»
* * *
Кстати, о грузинах. Был я как-то в составе туристической группы в Грузии, в небольшом городишке. И вот по радио объявили, что ожидается солнечное затмение. Я решил сфотографировать это явление, купил камеру, снял... А на следующий фотоаппарат из гостиницы украли. И много других вещей. Не только у меня.Позвонили мы в местную милицию.
Минут через двадцать появляется эдакий грузинский Мегрэ – с пышными усами, в кепке-аэродроме, но – с трубкой в зубах:
– Проедем в отделение, – говорит он с сильным акцентом.
Мы поехали. «Отделение» – малюсенькая избушка с одной комнатой. В комнате – скамья для посетителей и ширма, за которую нас «Мегрэ» по очереди заводил. Зачем он это делал, непонятно, слышно было все насквозь. Каждому он задавал два вопроса:
Первый:
– Чито у вас украли?
Потерпевший перечислял. После этого звучал второй, поражающий своей простотой, вопрос:
– Кито у вас украл?
... Опросив всех, «Мегрэ» и его помощник вновь посадили нас в газик, и поехали по городу. Вот они остановились перед одним домом и резво выскочили из машины. Из дома раздались крики, грохот, грузинские ругательства... Потом «Мегрэ» пригласил нас в дом и показал на кучу сваленных на полу вещей:
– Потерпевшие, есть ли среди этих предметов украденные у вас?
Таких не оказалось, и мы поехали дальше. Вломились в следующий дом, и там все повторилось... Так продолжалось до вечера. Мы посетили домов пятьдесят... Потом они отвезли нас в гостиницу поужинать, а после ужина приехали снова и вновь отвезли нас в «участок».
«Мегрэ» опять вызывал нас за ширмочку и показывал вещи, спрашивая:
– Это ваше?
И действительно, все наши вещи были у него. Мы просто диву давались, где он их все-таки раздобыл...
Ну, и под конец он поразил меня еще раз.
– Это ваш бумажник? – спросил он у одного из потерпевших.
– Мой.
– Что в нем било?
– Паспорт и билет.
«Мегрэ» проверил, все правильно. «Получай, дорогой». Дошла очередь до меня, он показывает мне фотоаппарат:
– Ваш?
– Мой.
– Что в нем било?
– Пленка «Кодак».
Он преспокойно открывает аппарат, вытаскивает пленку, само собой, засвечивая ее, читает:
– «Кодак». Все верно. Получай, дорогой...
Так и не получилось у меня похвастаться снимками солнечного затмения.
* * *
– Прямо не знаю, неужели то, что я байки люблю, у меня на лбу написано? Сажусь недавно в такси, машина трогается, и водила сразу же начинает: «А еще такая история была...»А историю он поведал следующую. Будто бы в армии он служил при штабе, водителем начальника ВАИ (кто не знает – это военная автоинспекция). «Так вот, – рассказывает он, – будят меня однажды среди ночи: „Иди к телефону, полковник твой тебя вызывает“. Подхожу, шеф мой командует: „Бегом в автопарк, выезжаем на ДТП“. Я прикидываю: если мой полковник самолично среди ночи на ДТП собрался, дело, значит, серьезное...
И, правда. Едем за город, и он мне объясняет, что какой-то наш солдатик за рулем заснул и прямо в гражданский дом въехал. Пол стены снес. Ему-то трибунала однозначно не миновать, а вот гражданский ущерб возместить – проблема...
Приезжаем и видим: загородный домик одноэтажный, кирпичный. Половины стены и вправду нет, а из огромной дыры в ней торчит задница «66-го». Заходим, уже приготовились к тяжелому разговору, и видим неожиданную картину.
В доме толпа народу, все навеселе, музыка играет танцы... Солдатик наш сидит посреди комнаты, пьяненький, на коленях у него девица какая-то. Все довольны и счастливы, нас встречают, как дорогих гостей...
А когда мы узнали, в чем дело, то полковник мой уже и не знал, то ли под трибунал водилу отдавать, то ли благодарность ему объявить. Дело в том, что, оказывается, въехал он в комнату, в которой уже семнадцать лет парализованная девушка неподвижно лежала. А как он въехал, девушка эта вскочила и побежала... Шок ее излечил. Вся родня ликует, и тут же солдатика сватают: «Ты вылечил, ты и женись... Такая, вот, история...»
* * *
– Чего только не бывает в жизни. Мне рассказали, как один наш начинающий дипломат в Африку поехал. В первый же день надрался там виски, пришел в гостиницу, жара страшная, ни кондиционеры, ни вентиляторы не помогают. Он морозильную камеру открыл, руки-ноги туда засунул, да и уснул по пьяни...А утром его в Москву экстренно самолетом доставили – с обморожением конечностей. У африканских врачей нет опыта лечения такой травмы.
* * *
Чужая страна – потемки. Есть такой писатель – Милн. «Винни-Пуха» написал. Так вот, у писателя этого есть племянник. Языковед, специалист по русскому языку. Тоже Милн.Это давно, лет двадцать назад было. Съехались на какой-то симпозиум в Москву со всего мира лингвисты-славянисты. И Милн среди них. Только сам он больше на Винни-Пуха больше похож. Маленький, толстенький холерик.
На банкете в честь открытия форума выпили хорошенько, и Милн своих русских коллег попросил рассказать все, что можно о знаменитой русской ненормативной лексике. О мате, то бишь. Ну, наши, конечно, рады стараться. Они говорят, он торопливо себе в тетрадь все записывает: само словечко, в каких случаях употребляется, как видоизменяется...
А наутро иностранцы отправились в буфет – завтракать. Стоят у стойки, ждут, когда буфетчица выйдет. А ей наплевать, что ее ждут. Она – наша, советская буфетчица. Посуду моет. И не слишком-то торопится. Пока не вымоет, не выглянет даже.
Иностранцы к такому не привыкли, даже и не знают, как себя вести в такой ситуации. Десять минут ждут, пятнадцать, двадцать... Покашливают, чтобы к себе внимание привлечь, зовут тихонько: «Хеллоу-у...» Все без толку.
Тут в буфет заходит Милн. Видит эту картину. Его холерическая натура не может смириться с пассивным ожиданием. Он проталкивается к стойке, достает тетрадку, что-то в ней находит и выкрикивает: «Хей, ты, ёп...ая сука, паффарачифайся!» И победно смотрит на коллег, мол, я-то знаю, как и что нужно в России говорить!
Бедная женщина, услышав такое, выскакивает... И видит перед собой группу с иголочки одетых, чисто выбритых, благоухающих туалетной водой мужчин. И все слова, которые она хотела в ответ выкрикнуть, у нее застревают в горле. И она выдавливает из себя: «Как вы смеете меня оскорблять?...»
Милн хмуриться. Снова принимается перелистывать свою тетрадку. Затем, найдя нужное слово, довольно ухмыляется и сообщает: «Фот, фот! Именно б...!»
* * *
Однажды мы сидели в общаге и квасили. Квасить просто так было скучно, поэтому мы говорили тосты. Телевизор был включен, шла передача «Тема», в которой журналист мучал троицу русских режиссеров детского кино. Мы не смотрели и не слушали, телик шел чисто для фона.Подняли в десятый раз рюмки. «Ну... ну», – и никак не можем придумать подходящий тост.
В это время журналист в телевизоре задал вопрос: «Как вы думаете, может наше отечественное кино соперничать с американским?» Режиссер принялся млить: «В смысле зрелищности, конечно же нет, ведь почти все зависит от вложенных сумм... Но за то мы могли бы снимать сериалы, которые пользовались бы успехом у наших детей потому, что речь в них шла бы о НАШИХ людях, о НАШИХ проблемах, о НАШИХ тушканчиках...»
Тушканчиках?! Почему тушканчиках?!!
– За наших тушканчиков! – нашелся кто-то, и мы с удовольствием выпили. С тех пор этот тост стал неотъемлемой частью всех наших посиделок.
* * *
Стоял как-то ночью в расположении части часовой – у знамени. И вдруг захотел в туалет. Ну, просто, невтерпеж. А как уйдешь? Знамя-то не бросишь, под трибунал угодишь. И тогда он вот что додумался сделать: ушел в туалет прямо со знаменем.Благо, сортир неподалеку был, и солдатик вовремя услышал шаги в коридоре. Дверь чуть-чуть приоткрыл, выглянул, смотрит: а там – командир части... Стоит, оцепенев, с выпученными глазами: ни знамени нет, ни часового. С минуту он так в оцепенении простоял, потом заорал диким голосом и – бегом по коридору.
А солдатик из туалета выскочил и встал на место.
В части – тревога, сирены воют, к посту прибегает целая комиссия офицеров... Знамя на месте, часовой на месте.
– Где ты был?! – орет командир части.
– Я? Тут стоял.
– Не ври! Я только что тут был!..
– Да. Точно. Были. Подошли, встали напротив меня и – как будто сквозь меня смотрите, а потом как закричите, как побежите...
* * *
– Ну, раз уж об армии заговорили, я – на ту же тему. Кто-то мне рассказал, как один парень от призыва скрывался.Пришла ему повестка. Он – в панику: сильно служить не хотел. И вдруг вспомнил, что у него сосед – военный, майор. Бегом к нему: «Мол, так и так, дядя Вася, выручайте!..»
Тот говорит:
– Ну, парень, тебе повезло. Я в этом году – как раз председатель призывной комиссии. Только это будет стоить дорого.
– Сколько?
– Столько-то, – называет он действительно серьезную сумму. – Но есть один нюанс. Эти деньги ты должен положить в банку из-под кофе и ровно в полночь принести их на кладбище. Там, возле ворот, растут два дерева. На одном из них уже буду сидеть я. Ты должен забраться на второе и бросить мне банку. А потом дождаться, когда я спущусь и уйду.
– Дядя Вася, вы что издеваетесь?...
– Или делай так, как я сказал, или пойдешь в армию.
Деваться парню некуда. Пришел он ровно в полночь на кладбище с банкой из-под кофе, в ней – деньги. Все сделал так, как ему было сказано. А потом, через пару дней, отправился на комиссию.
Вот, проходит одного врача за другим, все ждет, что кто-нибудь его «забракует». А все ему пишут: «годен», «годен»... Короче, прошел комиссию.
«Ну, – думает, – козел, раз ты меня обманул, я тебе хоть службу испорчу». Влетает он в кабинет, где комиссия во главе с председателем собралась и орет на майора:
– Дядя Вася! Я за что вам деньги платил?! Почему мне все врачи написали «годен»?!!
– Какие деньги? – удивляется майор делано.
– Действительно, какие деньги? – потирают в предвкушении руки его армейские коллеги. – Ну-ка, ну-ка, расскажите-ка нам поподробнее...
– Да как же?! – кричит парень, раздухарившись, – позавчера я ему деньги передал. На кладбище! Он на дереве сидел, а я деньги в банку из-под кофе положил, тоже на дерево забрался...
Пока он все это рассказывал, к нему тихонечко подкрались санитары, – хвать! – и в Сосновый бор. В результате его признали психически ненормальным и дали «белый билет»...
Главное, что мне в этой истории нравится? То, что майор не рисковал ничем. Промолчал бы парень, ушел бы в армию, деньги бы все равно у того остались. Возмутился – поехал на психу, значит, выходит, обещание выполнено.
* * *
А я, не про армию, я из жизни. Возле одного томского ДК проходил концерт самодеятельности. И вот вышел на сцену дяденька-баянист, сел на табуреточку и заиграл.Играет, играет, и вдруг – шлеп! – вместе с табуреткой по пояс проваливается вниз. Я потом посмотрел: там в сцене дыра была выломана, и организаторы концерта, чтобы прикрыть ее, додумались на нее ковер положить. Видно, баяниста не предупредили, и он прямо на это место табуреточку и поставил.
Но что меня поразило, так это хладнокровие и мужество музыканта. Представьте, он ни на миг не остановился. Торчат из сцены голова, руки и баян, а музыка продолжается!
Его провожали такими овациями, что Майкл Джексон позавидовал бы.
* * *
У одного моего знакомого жена после института пошла работать в КБ на завод инженером-чертежником. Не проработала еще и недели, как звонят ей из цеха и говорят: «Срочно приходите, с вашей деталью тут проблемы».Бежит она в цех, прихватив чертежи. Навстречу ей – начальник цеха.
– Вы, – говорит, – чертили деталь «Гайка корончатая»?
– Чертила, – отвечает та, – а что за проблемы?
– Да вот, полюбуйтесь, – говорит начальник цеха и машет кому-то рукой.
Появляются четверо рабочих, которые тащат гайку весом килограмм на 30 и диаметром в полметра.
– Это, – говорит начальник цеха, – ваша ошибочка. Что вы там за размеры проставили? Сантиметры?
С девушкой делается дурно, и чертежи выпадают из ее рук...
А потом оказалось, что это стандартная шутка начальника цеха, которую он проделывает со всеми новичками. И гайка эта была сделана еще лет 10 назад специально для этого...
* * *
Когда я в 89-м году я служил в армии, в нашу часть неожиданно нагрянул с проверкой тогдашний министр обороны Язов.С вечера накануне и всю ночь напролёт всё мылось, чистилось, красилось, и т. п.
А утром Язов прошел в часть не через парадный КПП, где его все ждут, а через «чёрный» (время-то «перестроечное»!). Там он застал дневального за невинным занятием: тот с соответствующими нарушениями формы одежды метал в забор свой штык-нож.
Далее, никем не отслеженный, Язов начинает со своей свитой ходить по территории части, и первым делом заходит в нашу казарму.
Дежурный офицер, полагая, что Язов ещё где-то только на подъезде, удалился в каптёрку поспать, дневальный, тоже расслабившись, сидит на табуреточке и читает какой-то детектив... И вдруг тихо открывается дверь и входит Язов с толпой генералов.
Дневальный с перепугу вскакивает на ноги и орёт: «Смирно!»
Тут дежурный офицер должен был отрапортовать вошедшим, как, мол, идет служба... Но он в каптерке и ничего знать не знает.
Язов, выждав паузу, пожимает плечами. И тут солдатик решает принять бой на себя. Он одеревеневшими ногами шагает навстречу высокому начальству, и, ничего уже от испуга не соображая, рапортует: «Товарищ маршал Советского Союза. За время Вашего отсутствия никаких происшествий не случилось!»
Язов медленно оборачивается к сопровождающей его свите и риторически вопрошает: «А где ж это я был-то?».
* * *
В институте пришли с товарищем пересдавать химию.Я зашел, взял билет ответил...
Преподаватель сказал: – Очень плохо, идите поучите еще.
Я вышел и остался ждать друга в коридоре.
Минут через десять преподаватель выглядывает, видит меня и говорит:
– Ага! Вы еще здесь! Давайте зачетку!
Я даю зачетку, он пишет мне в ней «удовлетворительно» и поясняет:
– Там дружок ваш такое несет, что, по сравнению с ним, вы – просто Ломоносов...
* * *
– Интересные вещи иногда с людьми происходят. Человек уверен, что делает одно, а на самом деле – совсем другое...Как-то мы на гастроли в Новосибирск ездили. Обратно в Томск везли нас на «Икарусе». Ну, и мы там выпивали немножко. И наш актер Костя Тутубалин заснул. А проснулся, когда автобус остановился, и водитель объявил: «Если кому-то нужно „по маленькому“, выходите».
Многие вышли. Костя – тоже. Зашел за автобус. И задержался дольше остальных. А так как водителю его не видно было, то когда все сели, автобус уехал. И остался Костя один одинешенек посередине дороги, ночью, где-то, как он считал, под Новосибирском. А отряд не заметил потери бойца.
И вот побрел Костя по шоссе, вдруг – машина попутная едет! Он давай ей махать. Машина остановилась.
– Мужик, ты томич? – спрашивает Костя водителя с надеждой.
– Довезешь?
– А куда тебе?
– К университету.
– Садись.
Сел Костя в машину и снова сразу же уснул.
Разбудил его водитель: «Приехали».
Костя покопался в карманах и говорит:
– Слушай, а у меня только сотня...
– Да мне и десятки хватит, – говорит тот. – Я же тебя совсем недалеко, возле моста взял...
Оказывается, весь путь от Новосибирска Костя в «Икарусе» проспал и не заметил.
* * *
Если бы это был анекдот, то он бы не был смешным. Весь юмор в том, что это – случай из жизни. Но в нем есть мораль: женщине необходимо сильное мужское плечо.А дело было так. Едет парней на «тойоте», смотрит, две девушки стоят возле припаркованной к обочине «семерки» и голосуют. Он остановился:
– Куда дотащить? – спрашивает.
Девушки объяснили.
– Ладно, – говорит парень, – помогу.
Он трос зацепил, сел за руль, оглянулся, девушек возле машины нет, значит сели (лобовое стекло отсвечивало).
Поехали. На ближайшем светофоре, ничуть не притормозив, «семерка» въехала «тойоте» в задницу...
Парень пришел в ярость, выскочил, подбежал к «семерке», распахнул дверцу... И увидел двух девушек, преспокойно сидящих на заднем сидении и разглядывающих журнал.
А чего он, собственно, хотел? Он же сам обещал помочь...
* * *
Один мой товарищ был в командировке во Франции и случилось ему оказаться на банкете, где присутствовало множество специалистов из разных стран. И что был там бильярдный стол. Захотелось ему поиграть, кости размять. Тут как раз подвернулись одолеваемые схожим желанием японцы.Ну и решили они сгонять партийку. Но тут встал вопрос: «На что играть?»
Японцы стали пыжились-пыжились, давай, говорят, кто проиграет, тот, мол, и за выпивку платит! Друг мой говорит: «Не катит. Банкет – тут за все уплачено!» И пришла ему в голову замечательная мысль.
«Давай говорит сыграем на Курилы!».
Лицо восточных товарищей перекосила одновременно вежливая, недоуменная и испуганная улыбка.
И они тихо-тихо, бочком удалились.
* * *
Со мной в роте служил один паренек по фамилии Цветков. Однажды он вспомнил, что уже как месяца два не писал своим родным и близким. А в тот день еще один наш сослуживец, Тырсымбаев, в город на патруль уходил.Вот Цветков и попросил его дать телеграмму, мол, «жив-здоров, подробности письмом». Адрес дал и деньги.
Через три дня в часть примчалась вся семья Цветкова с телеграммой в руках: «Цветков жив. Подробности письмом. Тырсымбаев».