Страница:
Впрочем, это не только легенды. В 1910 году был случай, когда чукчи предложили капитану американской шхуны любое количество песцов, пусть только американцы убьют страшного келюча, из-за которого они не могут выйти в море: только на волнах появляется байдара, как, рассекая волны, чудовище бросается на них. Келюч ныряет так далеко, что его не удается застрелить, а потом бросается на байдару, как подводная лодка.
Американцы застрелили келюча с борта шхуны, из винчестеров с оптическим прицелом. Какой бы он не был умный, келюч, но понять, что такое шхуна, он не мог, и темного полусознания зверя не хватило, чтобы понять — человек может нести смерть и на расстоянии нескольких сотен метров… Но когда подплыли к льдине, на которой нашло свой конец чудовище, голова моржа лежала как раз на обглоданном трупе чукотского охотника… Так что моржи-людоеды — не просто пугалки для взрослых, не просто мрачная легенда.
Аналогия моржа с медведем мне понятна… Так сказать, медведь-келюч, рано потерявший мать, вынужденный стать более хищным, более свирепым, более хитрым, чем другие медведи. Но есть и еще кое-что, и я с сомнением поднимаю глаза на умного старика…
— Геннадий Васильевич, а ведь это не объясняет, что медведь настолько… ну, волевой, так, наверное?
— Так. Не стесняйтесь, договаривайте — такой волевой, такой разумный, верно?
— Наверное, так… Ведь и правда эту разумность объяснить так просто нельзя. Что он так ловко охотился на людей — уже удивительно… Полное впечатление чуть ли не разума…
— А почему сразу «чуть ли»?! Как медведь, так ясное же дело, никакого разума быть не может и в помине! А этот медведь — думал! Как хотите, а это был думающий медведь. Медведь и с разумом, и с волей, и с чувством собственного достоинства. Он и людей начал есть, потому что понял, как можно ими питаться и не погореть. Я ведь убил его случайно, ведь улицы от дома охотников расходились на все четыре стороны; и побеги он по другой улице, я бы его и не заметил… И отомстил он, да как ловко!
— Вы про Мартовых? А вы уверены, что он ради них проник в дом?
— Доказать не могу, но уверен, дело в этом. Медведи ведь страшно мстительные! Они и через десять лет помнят запах того, кто их обидел, скажем — ранил, и уж постараются до него добраться.
— Тогда, получается, медведь действовал для них обычно…
— «Обычно»! Нашел дом, где поселились те, кто собирается на него охотиться, точнейшим образом все рассчитал и всех порешил… Да к тому же медведи ведь только за себя мстят, а у этого разум такой, что он за мать отомстил! У моржей-келючей тоже разум больше, чем у других, а уж у медведя… Ему другого выхода не осталось, как умнеть, вот он и стал почти разумным.
— Так, постойте! Мартов же его самого чуть не убил, пятку ему разворотил пулей!
— Во-первых, не пулей, а картечью. А во-вторых, Мартова, который стрелял в него, он лапой зашиб прямо в доме, младшего Мартова, сына. Сын по медведице не стрелял, он стоял вторым номером, его тогда отец только натаскивал. Этот Мартов и стрелял в пестуна… Мартова, который убил медведицу, старика Мартова, этот медведь и выпотрошил живого… Этот Мартов только через трое суток помер, уже узнав о смерти сына. Отомстил?!
— А не случайность? Нельзя же сразу…
— Доказать железно не смогу. Но в своей правоте уверен, и если вы не согласны, объясните-ка лучше все, что вы об этом медведе знаете? Можете объяснить? Ну вот тот-то… И не спорьте больше со мной — это был думающий медведь!
ГЛАВА 32
«Кова — река в Иркутской обл. и Красноярском крае РСФСР, лев. приток Ангары. Дл. 452 км… В ср. течении и близ устья труднопроходимые пороги» [14, с. 355]. Так характеризует речку Кову Большая советская энциклопедия, и очень может быть, никакой другой характеристики она бы и не заслуживала. Так, одна из множества таежных речек, не примечательная решительно ничем. От такой судьбы — почти полного забвения — уберегли Кову то ли одно, то ли несколько «плохих», или «поганых» мест в ее верховьях. Называют их, впрочем, и еще более «весело» — «чертовыми кладбищами» и гиблыми местами. По общему мнению, находятся эти места примерно в ста километрах выше ее устья, недалеко от впадения в Кову притока, речки Дешембы.
Впрочем, называют и другие места, где тоже есть «чертовы кладбища». Многим из моих знакомых археологов называли разные районы тайги, куда не следует ходить, чтобы не натолкнуться на «чертовы кладбища». Если верить всем таким сообщениям, то «чертовых кладбищ» в Приангарье окажется до тридцати, и в самых различных местах.
Когда-то здесь, в верховьях Ковы, находились и деревни, но люди ушли из этих мест. Кто говорит, просто проводилась коллективизация, а потом и укрупнение деревень: в 1960 — 1970 годы изничтожались «неперспективные» поселки, считалось, что к маленьким, затерянным в дебрях лесов деревушкам слишком дорого тянуть линию электропередачи, делать дорогу. Гораздо выгоднее сконцентрировать население на центральной усадьбе колхоза или совхоза, где у людей будут совсем другие условия жизни и где их уровень и образ жизни можно будет максимально приблизить к городскому. На центральных усадьбах и впрямь появились асфальт, хорошие магазины и даже парикмахерские и кафе, но только вот беда! Некоторые земли оказались отделены от центральной усадьбы на десятки и даже сотни километров. Чтобы читатель не подумал, что автор «загнул», уточню: по крайней мере в двух случаях куски пахотного клина оказывались примерно в 200 километрах от центральной усадьбы, и по огромной территории «совхоза-миллионера» впору было летать на вертолете.
Так что все равно не только на центральной усадьбе, но и в других деревушках оставалось какое-то население, постоянное или временное, но, конечно же, уровень жизни там оставался совершенно первобытный. Впрочем, в Сибири хотя бы электрификацию села завершили к концу 1970-х. Кое-где в Европейской России и в это время сидели при керосиновой лампе.
Ну так вот, по одной, и самой распространенной версии, людей с Ковы собрали именно потому, что все деревни тут были объявлены неперспективными. Разумное решение было принято или нет, правы ли были власти — особый вопрос; а было сделано именно так.
По этой версии, людей из деревушек близ Ковы вывезли то ли военные, то ли «компетентные органы». А может быть, что и военные по приказу и под контролем «компетентных органов».
Некоторые «знающие люди» рассказывают целые телесериалы про трехосные машины, людей в форме, вскрытые в указанное время конверты. Про то, как местных жителей силой забрасывали в машины, давали двадцать минут на сборы, истребляли скотину, сжигали дома и так далее.
Все это — необычайно интересные истории и рассказываются, как правило, в высшей степени красочно… В России вообще очень много грешат на военных, а особенно в Сибири, на просторах которой и впрямь многовато было разного рода «точек» и много проводилось всякого рода секретных учений, маневров, передвижений и так далее. Целые военные городки строились для секретных частей, а сколько существует всевозможных «точек» с ракетами, направленными на все части земного шара, наверное, и сами военные толком не знают. Во всяком случае, в 1989 году имел место очень пикантный эпизод, когда выяснилось — даже сам М.Горбачев не знает, сколько в Советском Союзе танков. Так почему, скажите на милость, кто-то обязательно должен знать, сколько в нем «точек», какого назначения и где именно?
По Сибири в старое время ходили слухи про целые подземные города, сделанные военными на случай затяжной ядерной войны. Мол, строили эти города заключенные и были они потом поголовно уничтожены. А в этих городах-призраках есть и запасы продовольствия на десятилетия автономной жизни, и боеприпасы, и медикаменты, и даже системы производства боеприпасов и медикаментов. Сидит там, в таком городе, похороненный заживо гарнизон, а все, кто сносятся с ними, законопачены такими подписками, такой системой заложников, что ни в жизнь не произнесут ни звука о том немногом, что они знают. Но и знают они не особенно многое — так, обеспечивают гарнизону хоть какую-то связь с внешним миром. Рассказывали даже про тех, кто ухитрился побывать в таких городах и все же вернулся в мир живых. Я приведу некоторые из этих рассказов, но в другом месте. Пока — только о привычке жителей Сибири валить многое непонятное или неприятное на военных.
Мы с женой столкнулись однажды с совершенно фантастическим проявлением такого обыкновения. Работали мы тогда всего в 100 километрах от Красноярска, в местах сравнительно цивилизованных. Изучали все стороны отношения населения к месту своего обитания, к землеустройству и землепользованию и столкнулись с удивительным явлением: три года подряд у людей в огородах «сгорали» все помидоры! Почему?!
— Военные шалят… Три года назад мы облако видали… Во-он оттуда. Черное облако такое; постояло оно и исчезло, а с тех пор помидоры уже не растут.
У других местных в этой истории возникали свои вариации. Облако становилось то синим, то красным, то фиолетовым, то сиреневым, то вообще не могли определить, какого цвета. То оно стояло и тихо исчезало, то уплывало за сопки, а то даже проплывало над деревней. В общем, не было единства в описании облака, и только в одном все были полностью солидарны — что облако пустили военные и что именно оно сожгло все помидоры навсегда во всей деревне Комаровке. Кстати, именно в эти же сроки исчезла и рыба в реке Комаровке. Я еще помнил недавний, 1985 год, когда на моих глазах парни бреднем вычерпали ведро мелких рыбешек и продали в экспедицию за бутылку. А тут всего через несколько лет река и правда стала мертвой, буквально без единой самой мелкой рыбешки. Даже мальки исчезли, которые всегда тыкались в пальцы ног купающихся в речке.
Стоял 1993 год, разоблачение козней военных было еще у всех на слуху, а в 1988 — 1990 годах много писали про военные сателлиты Красноярска — Красноярск-26 и Красноярск-45, расположенные как раз во-он за теми сопками, на другом берегу Енисея. Рассказы местных были так убедительны, что мы сначала почти поверили. А может быть, и правда облако?!
Сомнения вызвала единственная «дачница» на всю деревню Комаровку, женщина из Красноярска, которая еще в древние советские времена купила здесь дом. Она хорошо относилась к экспедиции и консультировала нас о нравах местных:
— Вы у кого молоко покупаете? У них не берите, они грязные…
Грязные, естественно, не в ритуальном масонском смысле, а в самом простом, в гигиеническом. В том самом, насчет чистых рук и привычки менять белье.
Так вот, у «дачницы» помидоры почему-то вырастали. Она и сама никак не могла объяснить, почему у нее растут, а больше ни у кого не растут… Но сам факт, что хоть у кого-то помидоры удаются, вызывал сильнейшие сомнения в том, что дело тут в «военном облаке».
Истина открылась неожиданно, когда мы стали выяснять, что же происходит на гибнущей, запустевающей ферме. Среди множества интереснейших подробностей, достойных пера Сальтыкова-Щедрина, Булгакова и Бушкова, была и такая деталь:
— А навоз что… Мы его теперь в реку кидаем!
— Как?!
— А так… Что удивляетесь?
— Так ведь деревня же ниже фермы! Навоз же по реке плывет!
— Ну и плывет… Так начальство-то теперь не протестует. Раньше председатель был суровый, прямо убил бы.
— А нынешний?
— Ему и самому плевать…
Мы толковали про то, что ведь эту воду пьют, этой водой поливают огороды, но местные смотрели на нас совершенно пустыми глазами и вели речи исключительно про то, что раньше было «нельзя», а вот теперь стало вдруг «можно». С такой логикой спорить совершенно немыслимо, и оставалось только выяснить, когда именно стало «можно» сбрасывать в воду навоз. Оказалось: как раз три года назад! Весной навоз первый раз сбросили в воду — просто чтобы не возиться, не вывозить на поля и тем самым не задавать себе лишней работы. Зачем, если речка — за оградой фермы, а начальство не напрягает?!
В это же лето рыба плыла по Комаровке вверх брюхом, а помидоры «сгорели» у всех, кроме «дачницы», — она поливала водой из колодца. Да не сочтет читатель, что это я затеял на старости лет травить байки, унижающие сельский люд, бросающие тень на русский народушко, несущий в себе бога и необъятную духовность. История эта совершенно реальная, может быть засвидетельствована целой толпой участников экспедиции, и к тому же мы ее доложили на нескольких конференциях и опубликовали в журнале [15].
Это я все к тому, что военные, может быть, во многом и впрямь начудили в разных местах Сибири, но обвиняют-то их в несравненно большем… Очень уж это удобный объект для выливания негативных эмоций и для снятия ответственности с самих себя. Это ведь не мы пьем смесь воды с навозом, это все «ихнее» облако.
Вот похоже, что и вывоз населения с Ковы и ее притоков — чистейшей воды чепуха. Потому что взволнованные рассказы о военных, об операциях, тайных приказах и разорванных в полночь конвертах исходят от людей совершенно городских, от нашей милейшей либеральной интеллигенции, которую хлебом не корми, а дай хоть в чем-то уличить «имперскую военщину». Да и страшные сказки про тайные вывозы очень уж в перестроечном духе, чтобы принимать их без критики.
А вот сами местные жители на Кове, на Ангаре что-то совершенно не помнили никаких ужасов этого рода: ни трехосных машин, ни немногословных людей в военной форме, оцепивших деревни, поджигавших коровники и расстреливавших скот, гнавших население по проселочным дорогам из родных деревень, ни других кошмаров выселения и истребления.
Есть и третья версия исчезновения людей в верховьях Ковы — люди убежали сами, из-за неблагоприятных факторов, а проще сказать, от непонимания происходящего и с перепугу. Раньше-то не было такой страсти, как эти гиблые места, а кроме гиблых мест, еще много страстей появилось, которые человеку и выразить словами-то невозможно… Мол, рождались в деревнях на Кове пятиногие телята, детишки с двумя головами или с тремя рядами зубов, полностью мохнатые. Такие страшные рождались детишки, что сами родители их того… подушкой придавливали, от греха подальше. Мол, нападали на людей неведомые никому нечеловеческие болезни, а у женщин непредсказуемо менялся менструальный цикл. Вот от этих всех ужасов в духе «Сталкера» и разбежалось население.
Но как раз время появления «чертовых кладбищ» остается совершенно непонятным. Откуда, собственно, взято число — август 1908 года?! Если уж ссылаться на даты, которые называли старики, еще жившие в верховьях Ковы, то они рассказывали о появлении «поганых мест» и в 1912, и в 1916 годах.
Может быть, у стариков не очень хорошо было с оценкой времени? Может быть, для них не так уж важны были записанные на бумагу даты и они их легко путали? Очень может быть, что так оно и есть; на Ангаре не так уж мало людей еще сравнительно недавно плохо понимало летоисчисление — оно им было и не особенно нужно. Священник вел книги, в которых записывались даты рождений и смертей, люди прекрасно знали, когда была война с Наполеоном или когда взошел на престол Николай II… Но в быту гораздо большее значение имел год, «когда грибов была уйма» или «когда мор на телят напал». То есть конкретные даты люди могли сильно путать… Но тогда особенно непонятно, что же заставляет относить время появления «поганых мест» к Тунгусскому чуду?
И вообще, кто сказал, что этих мест раньше не было, а потом они появились? Нет ни одного свидетеля того. Как такие места появляются? Может, они всегда были? По крайней мере, в записках крупнейшего этнографа Анучина зафиксирован рассказ о гиблом месте еще в XIX веке.
Нет никакого единства и в описании гиблых мест. Каждое такое место по описаниям — это поляна, совершенно лишенная растительности; вот почти единственное общее, что есть в рассказах о «чертовых кладбищах». В других описаниях упоминается растительность, но угнетенная, низкая и хилая или же сожженная, засушенная от жара. В последнем случае, возможно, речь идет о только что возникшем «дурном месте»: раньше тут растительность была, а вот теперь она сгорает в изменившихся условиях.
Собственно говоря, как-то и неясно, идет ли речь об одном «дурном месте» или о нескольких таких местах, расположенных в одном районе. Некоторые рассказывают вполне определенно об одном таком месте, о поляне диаметром чуть ли не в 200 или 250 метров. Другие рассказывают о нескольких полянах гораздо меньшего диаметра — около 30-40 метров. Есть рассказы и о «кочующих» полянах, которые специально охотятся за неопытными или неосторожными путниками… Только что их не было, и неопытные люди присаживаются отдохнуть, а тут вдруг и начинается! Исчезает растительность, жар охватывает людей, и хорошо, если они успеют убежать! Но это уже, скорее всего, из области чистого фольклора, специальная «пугалка», чтобы не лезли.
В описании того, что происходит на поляне, тоже нет никакого единства. Наиболее зловещая версия — о гибели всего живого на поляне. По рассказам одного из старых жителей деревни Карамышево С.Н.Полякова, его дед своими глазами видел, как сохатый, убегая от охотника, оказался на поляне, тут же провалился и сгорел. При этом возник сильный жар, плеснувший в лицо охотнику. Невольно возникает вопрос: куда же это провалился сохатый — огромный и сильный зверь? Для сохатого яма нужна куда как приличная…
И.Ф.Ермаков, родом из той же деревни, вспоминает, что в 1926 или 1927 году его отец показывал ему поляну, и он сквозь заросли видел обугленные деревья, скелеты различных животных. Но, по его свидетельству, никто уже никуда не проваливался и не сгорал на месте. Это раньше в поляне была яма и в нее падали и сгорали животные, а потом животные уже погибали на самой поляне, так и умирали прямо на ней, никуда не проваливаясь. Мол, постепенно поляна покрывалась скелетами погибших животных, на ней все время лежало много костей. Было там якобы и два человеческих скелета. Впрочем, о человеческих скелетах рассказывали несколько людей; может быть, это и не фольклор.
Об этой поляне, где лежали скелеты животных, тоже рассказывают по-разному, порой довольно несуразно. Якобы туда часто забредали и погибали коровы; тогда туши животных стали вытаскивать крюками с поляны. Мясо животных становилось странного ярко-красного цвета, а причины смерти никто не брался объяснить.
Если на поляну забегали собаки, то они вскоре переставали есть, становились вялыми и скучными и скоро околевали. Спрашивается, почему так по-разному действовала поляна на собак и на коров? Ну, допустим, сначала животные сгорали, а потом отрицательная энергетика поляны уменьшилась и они стали просто умирать на поляне, не сгорая при этом. Такое еще можно объяснить. Но каким образом коровы умирали на месте, а собаки убегали и помирали не сразу? Удивительно…
Еще более удивительны приключения некого агронома из деревни Карамышево, B.C.Салягина. Он якобы проник в самый центр «поганого места», до самой ямы, заполненной водой, и обнаружил там скважину, уходящую куда-то в глубь Земли. B.C.Салягин опустил в эту яму грузик на нитке, отмотал, по одним данным, сто метров, по другим — триста, но так и не достал этим грузиком дна.
Обращаю внимание читателей — агроном побывал на поляне, даже дошел до ее центра, но почему-то не сгорел и вовсе не остался на поляне! Его мясо не приобрело странного ярко-красного цвета! Более того — агроном даже не потерял аппетит, не стал вялым и малоподвижным, не умер через короткое время. Он даже собрался организовать на гиблое место самодеятельную экспедицию, но вроде бы помешала война — экспедиция планировалась на самый конец июня 1941 года. А потом героический агроном погиб на фронте, и не нашлось ему достойного преемника.
Эта история про агронома настолько анекдотична, что ее просто не знаешь, чему и приписать. И таковы очень многие россказни, которые некому подтвердить. Похоже, что ловцы аномалий и уфологи сочиняют их сами — то ли чтобы сделалось интереснее, то ли чтобы пугать друг друга.
Самодеятельным собирателям сведений даже невдомек, что расспрашивать свидетелей тоже надо уметь. Что мало владеть одним языком и умело задавать вопросы. Что надо хорошо знать психологию собеседников и не только формально понимать, что они отвечают, но и понимать, почему они отвечают именно это, зачем им это надо и что стоит за их рассказами. Надо тонко чувствовать, насколько искренен собеседник, в какой степени он сотрудничает с вами и хочет ли он быть правдивым.
Совершенно замечательную историю рассказывает профессиональный охотник, шотландец Джон Хантер про то, как он показал пигмеям в Конго картинку, изображавшую арктического моржа.
«Самый маленький из охотников показал пальцем на картинку и заявил:
— Мне этот зверь прекрасно знаком, он живет в самой глубине леса и появляется только ночью. Он страшно злой и убивает людей своими огромными бивнями, после чего питается их мясом. Но если вы желаете, я его для вас поймаю.
Исследователи, которые проникали в глубину леса Итури, часто возвращаются оттуда, начиненные рассказами, услышанными от пигмеев о необычайных зверях: от динозавров до медведей-людоедов, которые якобы обитают в джунглях. Я подозреваю, что этих зверей в лесу Итури не больше, чем моржей… Определить, насколько правдивы рассказы местных жителей, — деликатная и трудная задача» [16, с. 132].
Это пример вранья совершенно бескорыстного, совершаемого в основном для того, чтобы поддержать коммуникацию. Городской исследователь, которому вешают лапшу на уши, приходит в неистовство, но ведь и сельский дед приходит в неменьшее неистовство от прагматизма горожанина, который никак не может понять: главное в жизни вовсе не какая-то там информация, а хорошие отношения людей. И в сравнении с этим число моржей в лесу Итури просто не имеет никакого значения!
А ведь есть еще и вранье, так сказать, с коммерческим уклоном. Вот горожанин предлагает деньги, и тут же из знакомого, друга, коллеги становится попросту источником финансов, и только. Он смотрит на дело совсем не так, но ведь жители глухих мест Сибири вовсе не спрашивают его, совместимы ли денежные дела и нормальные человеческие отношения. Они знают, что несовместимы, и поступают соответственно!
Есть не менее чудесная история у Л.Шапошниковой про то, как некий хорошо обеспеченный антрополог пришел к тода собирать их легенды: «Апарш раскрыл рот и произнес первую фразу: „Давно кода-то жил один человек. Звали его Понетан“. Но его перебили. Ему предложили по десять рупий за каждую легенду. Это сразу меняло дело. Легенды о богах и предках не буйволиное молоко. Никто еще их не продавал. Не стал этого делать и Апарш. Но десять рупий за рассказ не так уж плохо. Апарш начал рассказывать. Его природная фантазия хитро плела узор историй. Подбодренный вниманием соплеменников, он вдохновенно врал. Он рассказывал день, два, неделю, месяц. Антрополог старательно записывал слова рассказчика в тетрадь. Сидящие вокруг тода открывали рты, они никогда ничего подобного не слышали. Это было интереснее, чем в кино. Апарш наговорил на пятьсот рупий, он мог бы продолжать и дальше, но антрополог не мог задерживаться в Нилгири.
Американцы застрелили келюча с борта шхуны, из винчестеров с оптическим прицелом. Какой бы он не был умный, келюч, но понять, что такое шхуна, он не мог, и темного полусознания зверя не хватило, чтобы понять — человек может нести смерть и на расстоянии нескольких сотен метров… Но когда подплыли к льдине, на которой нашло свой конец чудовище, голова моржа лежала как раз на обглоданном трупе чукотского охотника… Так что моржи-людоеды — не просто пугалки для взрослых, не просто мрачная легенда.
Аналогия моржа с медведем мне понятна… Так сказать, медведь-келюч, рано потерявший мать, вынужденный стать более хищным, более свирепым, более хитрым, чем другие медведи. Но есть и еще кое-что, и я с сомнением поднимаю глаза на умного старика…
— Геннадий Васильевич, а ведь это не объясняет, что медведь настолько… ну, волевой, так, наверное?
— Так. Не стесняйтесь, договаривайте — такой волевой, такой разумный, верно?
— Наверное, так… Ведь и правда эту разумность объяснить так просто нельзя. Что он так ловко охотился на людей — уже удивительно… Полное впечатление чуть ли не разума…
— А почему сразу «чуть ли»?! Как медведь, так ясное же дело, никакого разума быть не может и в помине! А этот медведь — думал! Как хотите, а это был думающий медведь. Медведь и с разумом, и с волей, и с чувством собственного достоинства. Он и людей начал есть, потому что понял, как можно ими питаться и не погореть. Я ведь убил его случайно, ведь улицы от дома охотников расходились на все четыре стороны; и побеги он по другой улице, я бы его и не заметил… И отомстил он, да как ловко!
— Вы про Мартовых? А вы уверены, что он ради них проник в дом?
— Доказать не могу, но уверен, дело в этом. Медведи ведь страшно мстительные! Они и через десять лет помнят запах того, кто их обидел, скажем — ранил, и уж постараются до него добраться.
— Тогда, получается, медведь действовал для них обычно…
— «Обычно»! Нашел дом, где поселились те, кто собирается на него охотиться, точнейшим образом все рассчитал и всех порешил… Да к тому же медведи ведь только за себя мстят, а у этого разум такой, что он за мать отомстил! У моржей-келючей тоже разум больше, чем у других, а уж у медведя… Ему другого выхода не осталось, как умнеть, вот он и стал почти разумным.
— Так, постойте! Мартов же его самого чуть не убил, пятку ему разворотил пулей!
— Во-первых, не пулей, а картечью. А во-вторых, Мартова, который стрелял в него, он лапой зашиб прямо в доме, младшего Мартова, сына. Сын по медведице не стрелял, он стоял вторым номером, его тогда отец только натаскивал. Этот Мартов и стрелял в пестуна… Мартова, который убил медведицу, старика Мартова, этот медведь и выпотрошил живого… Этот Мартов только через трое суток помер, уже узнав о смерти сына. Отомстил?!
— А не случайность? Нельзя же сразу…
— Доказать железно не смогу. Но в своей правоте уверен, и если вы не согласны, объясните-ка лучше все, что вы об этом медведе знаете? Можете объяснить? Ну вот тот-то… И не спорьте больше со мной — это был думающий медведь!
ГЛАВА 32
«ЧЕРТОВО КЛАДБИЩЕ»
У старой-старой ели,
Над черною рекой,
Качает черт качели
Мохнатою рукой.
Качает и смеется…
Вперед-назад, вперед-назад
О сук еловый трется
Натянутый канат.
Ф.СОЛОГУБ
«Кова — река в Иркутской обл. и Красноярском крае РСФСР, лев. приток Ангары. Дл. 452 км… В ср. течении и близ устья труднопроходимые пороги» [14, с. 355]. Так характеризует речку Кову Большая советская энциклопедия, и очень может быть, никакой другой характеристики она бы и не заслуживала. Так, одна из множества таежных речек, не примечательная решительно ничем. От такой судьбы — почти полного забвения — уберегли Кову то ли одно, то ли несколько «плохих», или «поганых» мест в ее верховьях. Называют их, впрочем, и еще более «весело» — «чертовыми кладбищами» и гиблыми местами. По общему мнению, находятся эти места примерно в ста километрах выше ее устья, недалеко от впадения в Кову притока, речки Дешембы.
Впрочем, называют и другие места, где тоже есть «чертовы кладбища». Многим из моих знакомых археологов называли разные районы тайги, куда не следует ходить, чтобы не натолкнуться на «чертовы кладбища». Если верить всем таким сообщениям, то «чертовых кладбищ» в Приангарье окажется до тридцати, и в самых различных местах.
Когда-то здесь, в верховьях Ковы, находились и деревни, но люди ушли из этих мест. Кто говорит, просто проводилась коллективизация, а потом и укрупнение деревень: в 1960 — 1970 годы изничтожались «неперспективные» поселки, считалось, что к маленьким, затерянным в дебрях лесов деревушкам слишком дорого тянуть линию электропередачи, делать дорогу. Гораздо выгоднее сконцентрировать население на центральной усадьбе колхоза или совхоза, где у людей будут совсем другие условия жизни и где их уровень и образ жизни можно будет максимально приблизить к городскому. На центральных усадьбах и впрямь появились асфальт, хорошие магазины и даже парикмахерские и кафе, но только вот беда! Некоторые земли оказались отделены от центральной усадьбы на десятки и даже сотни километров. Чтобы читатель не подумал, что автор «загнул», уточню: по крайней мере в двух случаях куски пахотного клина оказывались примерно в 200 километрах от центральной усадьбы, и по огромной территории «совхоза-миллионера» впору было летать на вертолете.
Так что все равно не только на центральной усадьбе, но и в других деревушках оставалось какое-то население, постоянное или временное, но, конечно же, уровень жизни там оставался совершенно первобытный. Впрочем, в Сибири хотя бы электрификацию села завершили к концу 1970-х. Кое-где в Европейской России и в это время сидели при керосиновой лампе.
Ну так вот, по одной, и самой распространенной версии, людей с Ковы собрали именно потому, что все деревни тут были объявлены неперспективными. Разумное решение было принято или нет, правы ли были власти — особый вопрос; а было сделано именно так.
Универсальный враг — военные
Есть и другая версия — мол, людей собрали с Ковы власти, чтобы, во-первых, люди не гибли, не калечились в «чертовом кладбище»; так сказать, из гуманных соображений. А во-вторых, собрали людей, мол, для того, чтобы не могли они подсматривать и изучать эти гиблые места, а сами-то власти только и делают, что тайно их изучают.По этой версии, людей из деревушек близ Ковы вывезли то ли военные, то ли «компетентные органы». А может быть, что и военные по приказу и под контролем «компетентных органов».
Некоторые «знающие люди» рассказывают целые телесериалы про трехосные машины, людей в форме, вскрытые в указанное время конверты. Про то, как местных жителей силой забрасывали в машины, давали двадцать минут на сборы, истребляли скотину, сжигали дома и так далее.
Все это — необычайно интересные истории и рассказываются, как правило, в высшей степени красочно… В России вообще очень много грешат на военных, а особенно в Сибири, на просторах которой и впрямь многовато было разного рода «точек» и много проводилось всякого рода секретных учений, маневров, передвижений и так далее. Целые военные городки строились для секретных частей, а сколько существует всевозможных «точек» с ракетами, направленными на все части земного шара, наверное, и сами военные толком не знают. Во всяком случае, в 1989 году имел место очень пикантный эпизод, когда выяснилось — даже сам М.Горбачев не знает, сколько в Советском Союзе танков. Так почему, скажите на милость, кто-то обязательно должен знать, сколько в нем «точек», какого назначения и где именно?
По Сибири в старое время ходили слухи про целые подземные города, сделанные военными на случай затяжной ядерной войны. Мол, строили эти города заключенные и были они потом поголовно уничтожены. А в этих городах-призраках есть и запасы продовольствия на десятилетия автономной жизни, и боеприпасы, и медикаменты, и даже системы производства боеприпасов и медикаментов. Сидит там, в таком городе, похороненный заживо гарнизон, а все, кто сносятся с ними, законопачены такими подписками, такой системой заложников, что ни в жизнь не произнесут ни звука о том немногом, что они знают. Но и знают они не особенно многое — так, обеспечивают гарнизону хоть какую-то связь с внешним миром. Рассказывали даже про тех, кто ухитрился побывать в таких городах и все же вернулся в мир живых. Я приведу некоторые из этих рассказов, но в другом месте. Пока — только о привычке жителей Сибири валить многое непонятное или неприятное на военных.
Мы с женой столкнулись однажды с совершенно фантастическим проявлением такого обыкновения. Работали мы тогда всего в 100 километрах от Красноярска, в местах сравнительно цивилизованных. Изучали все стороны отношения населения к месту своего обитания, к землеустройству и землепользованию и столкнулись с удивительным явлением: три года подряд у людей в огородах «сгорали» все помидоры! Почему?!
— Военные шалят… Три года назад мы облако видали… Во-он оттуда. Черное облако такое; постояло оно и исчезло, а с тех пор помидоры уже не растут.
У других местных в этой истории возникали свои вариации. Облако становилось то синим, то красным, то фиолетовым, то сиреневым, то вообще не могли определить, какого цвета. То оно стояло и тихо исчезало, то уплывало за сопки, а то даже проплывало над деревней. В общем, не было единства в описании облака, и только в одном все были полностью солидарны — что облако пустили военные и что именно оно сожгло все помидоры навсегда во всей деревне Комаровке. Кстати, именно в эти же сроки исчезла и рыба в реке Комаровке. Я еще помнил недавний, 1985 год, когда на моих глазах парни бреднем вычерпали ведро мелких рыбешек и продали в экспедицию за бутылку. А тут всего через несколько лет река и правда стала мертвой, буквально без единой самой мелкой рыбешки. Даже мальки исчезли, которые всегда тыкались в пальцы ног купающихся в речке.
Стоял 1993 год, разоблачение козней военных было еще у всех на слуху, а в 1988 — 1990 годах много писали про военные сателлиты Красноярска — Красноярск-26 и Красноярск-45, расположенные как раз во-он за теми сопками, на другом берегу Енисея. Рассказы местных были так убедительны, что мы сначала почти поверили. А может быть, и правда облако?!
Сомнения вызвала единственная «дачница» на всю деревню Комаровку, женщина из Красноярска, которая еще в древние советские времена купила здесь дом. Она хорошо относилась к экспедиции и консультировала нас о нравах местных:
— Вы у кого молоко покупаете? У них не берите, они грязные…
Грязные, естественно, не в ритуальном масонском смысле, а в самом простом, в гигиеническом. В том самом, насчет чистых рук и привычки менять белье.
Так вот, у «дачницы» помидоры почему-то вырастали. Она и сама никак не могла объяснить, почему у нее растут, а больше ни у кого не растут… Но сам факт, что хоть у кого-то помидоры удаются, вызывал сильнейшие сомнения в том, что дело тут в «военном облаке».
Истина открылась неожиданно, когда мы стали выяснять, что же происходит на гибнущей, запустевающей ферме. Среди множества интереснейших подробностей, достойных пера Сальтыкова-Щедрина, Булгакова и Бушкова, была и такая деталь:
— А навоз что… Мы его теперь в реку кидаем!
— Как?!
— А так… Что удивляетесь?
— Так ведь деревня же ниже фермы! Навоз же по реке плывет!
— Ну и плывет… Так начальство-то теперь не протестует. Раньше председатель был суровый, прямо убил бы.
— А нынешний?
— Ему и самому плевать…
Мы толковали про то, что ведь эту воду пьют, этой водой поливают огороды, но местные смотрели на нас совершенно пустыми глазами и вели речи исключительно про то, что раньше было «нельзя», а вот теперь стало вдруг «можно». С такой логикой спорить совершенно немыслимо, и оставалось только выяснить, когда именно стало «можно» сбрасывать в воду навоз. Оказалось: как раз три года назад! Весной навоз первый раз сбросили в воду — просто чтобы не возиться, не вывозить на поля и тем самым не задавать себе лишней работы. Зачем, если речка — за оградой фермы, а начальство не напрягает?!
В это же лето рыба плыла по Комаровке вверх брюхом, а помидоры «сгорели» у всех, кроме «дачницы», — она поливала водой из колодца. Да не сочтет читатель, что это я затеял на старости лет травить байки, унижающие сельский люд, бросающие тень на русский народушко, несущий в себе бога и необъятную духовность. История эта совершенно реальная, может быть засвидетельствована целой толпой участников экспедиции, и к тому же мы ее доложили на нескольких конференциях и опубликовали в журнале [15].
Это я все к тому, что военные, может быть, во многом и впрямь начудили в разных местах Сибири, но обвиняют-то их в несравненно большем… Очень уж это удобный объект для выливания негативных эмоций и для снятия ответственности с самих себя. Это ведь не мы пьем смесь воды с навозом, это все «ихнее» облако.
Вот похоже, что и вывоз населения с Ковы и ее притоков — чистейшей воды чепуха. Потому что взволнованные рассказы о военных, об операциях, тайных приказах и разорванных в полночь конвертах исходят от людей совершенно городских, от нашей милейшей либеральной интеллигенции, которую хлебом не корми, а дай хоть в чем-то уличить «имперскую военщину». Да и страшные сказки про тайные вывозы очень уж в перестроечном духе, чтобы принимать их без критики.
А вот сами местные жители на Кове, на Ангаре что-то совершенно не помнили никаких ужасов этого рода: ни трехосных машин, ни немногословных людей в военной форме, оцепивших деревни, поджигавших коровники и расстреливавших скот, гнавших население по проселочным дорогам из родных деревень, ни других кошмаров выселения и истребления.
Есть и третья версия исчезновения людей в верховьях Ковы — люди убежали сами, из-за неблагоприятных факторов, а проще сказать, от непонимания происходящего и с перепугу. Раньше-то не было такой страсти, как эти гиблые места, а кроме гиблых мест, еще много страстей появилось, которые человеку и выразить словами-то невозможно… Мол, рождались в деревнях на Кове пятиногие телята, детишки с двумя головами или с тремя рядами зубов, полностью мохнатые. Такие страшные рождались детишки, что сами родители их того… подушкой придавливали, от греха подальше. Мол, нападали на людей неведомые никому нечеловеческие болезни, а у женщин непредсказуемо менялся менструальный цикл. Вот от этих всех ужасов в духе «Сталкера» и разбежалось население.
Без космических пришельцев — никуда!
Последние две версии, кроме всего прочего, основываются вот еще на чем — на идее внеземного происхождения «чертового кладбища»… Мол, появились и «поганые места», и прочие удивительные штуки ровно после того, как пролетел над тайгой пресловутый Тунгусский метеорит, после 30 июня 1908 года, после 7 часов 15 минут местного времени, когда прогремел знаменитый взрыв. Прогремел он, правда, очень далеко от Ковы, в 65 километрах от поселка Ванавара, что на Подкаменной Тунгуске, и примерно в 500 километрах от Ковы, но Тунгусский метеорит получается очень уж удобным способом «разъяснить» раз и навсегда «чертовы кладбища» на Кове. Вот, мол, космическое чудо стряслось, и все тут!Но как раз время появления «чертовых кладбищ» остается совершенно непонятным. Откуда, собственно, взято число — август 1908 года?! Если уж ссылаться на даты, которые называли старики, еще жившие в верховьях Ковы, то они рассказывали о появлении «поганых мест» и в 1912, и в 1916 годах.
Может быть, у стариков не очень хорошо было с оценкой времени? Может быть, для них не так уж важны были записанные на бумагу даты и они их легко путали? Очень может быть, что так оно и есть; на Ангаре не так уж мало людей еще сравнительно недавно плохо понимало летоисчисление — оно им было и не особенно нужно. Священник вел книги, в которых записывались даты рождений и смертей, люди прекрасно знали, когда была война с Наполеоном или когда взошел на престол Николай II… Но в быту гораздо большее значение имел год, «когда грибов была уйма» или «когда мор на телят напал». То есть конкретные даты люди могли сильно путать… Но тогда особенно непонятно, что же заставляет относить время появления «поганых мест» к Тунгусскому чуду?
И вообще, кто сказал, что этих мест раньше не было, а потом они появились? Нет ни одного свидетеля того. Как такие места появляются? Может, они всегда были? По крайней мере, в записках крупнейшего этнографа Анучина зафиксирован рассказ о гиблом месте еще в XIX веке.
Нет никакого единства и в описании гиблых мест. Каждое такое место по описаниям — это поляна, совершенно лишенная растительности; вот почти единственное общее, что есть в рассказах о «чертовых кладбищах». В других описаниях упоминается растительность, но угнетенная, низкая и хилая или же сожженная, засушенная от жара. В последнем случае, возможно, речь идет о только что возникшем «дурном месте»: раньше тут растительность была, а вот теперь она сгорает в изменившихся условиях.
Собственно говоря, как-то и неясно, идет ли речь об одном «дурном месте» или о нескольких таких местах, расположенных в одном районе. Некоторые рассказывают вполне определенно об одном таком месте, о поляне диаметром чуть ли не в 200 или 250 метров. Другие рассказывают о нескольких полянах гораздо меньшего диаметра — около 30-40 метров. Есть рассказы и о «кочующих» полянах, которые специально охотятся за неопытными или неосторожными путниками… Только что их не было, и неопытные люди присаживаются отдохнуть, а тут вдруг и начинается! Исчезает растительность, жар охватывает людей, и хорошо, если они успеют убежать! Но это уже, скорее всего, из области чистого фольклора, специальная «пугалка», чтобы не лезли.
В описании того, что происходит на поляне, тоже нет никакого единства. Наиболее зловещая версия — о гибели всего живого на поляне. По рассказам одного из старых жителей деревни Карамышево С.Н.Полякова, его дед своими глазами видел, как сохатый, убегая от охотника, оказался на поляне, тут же провалился и сгорел. При этом возник сильный жар, плеснувший в лицо охотнику. Невольно возникает вопрос: куда же это провалился сохатый — огромный и сильный зверь? Для сохатого яма нужна куда как приличная…
И.Ф.Ермаков, родом из той же деревни, вспоминает, что в 1926 или 1927 году его отец показывал ему поляну, и он сквозь заросли видел обугленные деревья, скелеты различных животных. Но, по его свидетельству, никто уже никуда не проваливался и не сгорал на месте. Это раньше в поляне была яма и в нее падали и сгорали животные, а потом животные уже погибали на самой поляне, так и умирали прямо на ней, никуда не проваливаясь. Мол, постепенно поляна покрывалась скелетами погибших животных, на ней все время лежало много костей. Было там якобы и два человеческих скелета. Впрочем, о человеческих скелетах рассказывали несколько людей; может быть, это и не фольклор.
Об этой поляне, где лежали скелеты животных, тоже рассказывают по-разному, порой довольно несуразно. Якобы туда часто забредали и погибали коровы; тогда туши животных стали вытаскивать крюками с поляны. Мясо животных становилось странного ярко-красного цвета, а причины смерти никто не брался объяснить.
Если на поляну забегали собаки, то они вскоре переставали есть, становились вялыми и скучными и скоро околевали. Спрашивается, почему так по-разному действовала поляна на собак и на коров? Ну, допустим, сначала животные сгорали, а потом отрицательная энергетика поляны уменьшилась и они стали просто умирать на поляне, не сгорая при этом. Такое еще можно объяснить. Но каким образом коровы умирали на месте, а собаки убегали и помирали не сразу? Удивительно…
Еще более удивительны приключения некого агронома из деревни Карамышево, B.C.Салягина. Он якобы проник в самый центр «поганого места», до самой ямы, заполненной водой, и обнаружил там скважину, уходящую куда-то в глубь Земли. B.C.Салягин опустил в эту яму грузик на нитке, отмотал, по одним данным, сто метров, по другим — триста, но так и не достал этим грузиком дна.
Обращаю внимание читателей — агроном побывал на поляне, даже дошел до ее центра, но почему-то не сгорел и вовсе не остался на поляне! Его мясо не приобрело странного ярко-красного цвета! Более того — агроном даже не потерял аппетит, не стал вялым и малоподвижным, не умер через короткое время. Он даже собрался организовать на гиблое место самодеятельную экспедицию, но вроде бы помешала война — экспедиция планировалась на самый конец июня 1941 года. А потом героический агроном погиб на фронте, и не нашлось ему достойного преемника.
Эта история про агронома настолько анекдотична, что ее просто не знаешь, чему и приписать. И таковы очень многие россказни, которые некому подтвердить. Похоже, что ловцы аномалий и уфологи сочиняют их сами — то ли чтобы сделалось интереснее, то ли чтобы пугать друг друга.
Особенности национального фольклора
Например, известие о том, что в Карамышево рождались двухголовые ребятишки, трехногие и пятиногие телята, никто не подтвердил. Конечно, если очень постараться, обязательно найдется активный дедок, который непременно вспомнит, как у соседки родилась дочка с тремя ногами и телка с двумя головами. Вспомнит просто из хорошего отношения к людям, которые приехали вон за сколько километров, да еще поставили деду выпивку! Правильные люди, обходительные, и если им очень надо, чтобы курочка бычка родила, — пожалуйста!Самодеятельным собирателям сведений даже невдомек, что расспрашивать свидетелей тоже надо уметь. Что мало владеть одним языком и умело задавать вопросы. Что надо хорошо знать психологию собеседников и не только формально понимать, что они отвечают, но и понимать, почему они отвечают именно это, зачем им это надо и что стоит за их рассказами. Надо тонко чувствовать, насколько искренен собеседник, в какой степени он сотрудничает с вами и хочет ли он быть правдивым.
Совершенно замечательную историю рассказывает профессиональный охотник, шотландец Джон Хантер про то, как он показал пигмеям в Конго картинку, изображавшую арктического моржа.
«Самый маленький из охотников показал пальцем на картинку и заявил:
— Мне этот зверь прекрасно знаком, он живет в самой глубине леса и появляется только ночью. Он страшно злой и убивает людей своими огромными бивнями, после чего питается их мясом. Но если вы желаете, я его для вас поймаю.
Исследователи, которые проникали в глубину леса Итури, часто возвращаются оттуда, начиненные рассказами, услышанными от пигмеев о необычайных зверях: от динозавров до медведей-людоедов, которые якобы обитают в джунглях. Я подозреваю, что этих зверей в лесу Итури не больше, чем моржей… Определить, насколько правдивы рассказы местных жителей, — деликатная и трудная задача» [16, с. 132].
Это пример вранья совершенно бескорыстного, совершаемого в основном для того, чтобы поддержать коммуникацию. Городской исследователь, которому вешают лапшу на уши, приходит в неистовство, но ведь и сельский дед приходит в неменьшее неистовство от прагматизма горожанина, который никак не может понять: главное в жизни вовсе не какая-то там информация, а хорошие отношения людей. И в сравнении с этим число моржей в лесу Итури просто не имеет никакого значения!
А ведь есть еще и вранье, так сказать, с коммерческим уклоном. Вот горожанин предлагает деньги, и тут же из знакомого, друга, коллеги становится попросту источником финансов, и только. Он смотрит на дело совсем не так, но ведь жители глухих мест Сибири вовсе не спрашивают его, совместимы ли денежные дела и нормальные человеческие отношения. Они знают, что несовместимы, и поступают соответственно!
Есть не менее чудесная история у Л.Шапошниковой про то, как некий хорошо обеспеченный антрополог пришел к тода собирать их легенды: «Апарш раскрыл рот и произнес первую фразу: „Давно кода-то жил один человек. Звали его Понетан“. Но его перебили. Ему предложили по десять рупий за каждую легенду. Это сразу меняло дело. Легенды о богах и предках не буйволиное молоко. Никто еще их не продавал. Не стал этого делать и Апарш. Но десять рупий за рассказ не так уж плохо. Апарш начал рассказывать. Его природная фантазия хитро плела узор историй. Подбодренный вниманием соплеменников, он вдохновенно врал. Он рассказывал день, два, неделю, месяц. Антрополог старательно записывал слова рассказчика в тетрадь. Сидящие вокруг тода открывали рты, они никогда ничего подобного не слышали. Это было интереснее, чем в кино. Апарш наговорил на пятьсот рупий, он мог бы продолжать и дальше, но антрополог не мог задерживаться в Нилгири.