Страница:
Молодой еще, сопляк-сопляком, с круглым лицом и едва пробивающимися над губой усиками, с какими-то прыщиками на лбу, но взгляд его узких зенок из-под чахлых бровей был внимательный и донельзя неприятный.
– Мир вам, гости дорогие, – сказал он, и непонятно было, то ли издевается, сука, то ли так тут в самом деле принято начинать разговор, обычно заканчивающийся широко известным «Никому не двигаться, руки в гору!». – Иду вот мимо, смотрю – люди гражданские, напрочь незнакомые, с вещами и обедают, думаю: а что это незнакомые люди делают ночью на сортировочной станции? Дай, думаю, зайду, поздороваюсь, познакомлюсь. Может, помощь нужна, да?
Сама доброжелательность он был, но и самый захудалый лох такой доброжелательности бы не поверил ни на грош.
Только бы никто из наших не сорвался, в панике подумал Алексей. Только бы Машка молчала и не глупила, Таксист тертый, зря на рожон не полезет, тогда, глядишь, еще и пронесет. Тогда, глядишь, договоримся, сотку баксов сунем, мозги запудрим. Не впервой же ментам головы пудрить? Подумаешь – мент, менты везде одинаковые…
– И вам мир, уважаемый, – через силу улыбнулся он и почувствовал, что края губ дрожат как зайцы. – Мы груз сопровождали, из Сибири привезли, вот, ждем встречающих, а они чего-то запаздывают…
Краем глаза он заметил мелькнувшее в окне лицо давешней соплюшки – та наблюдала за происходящим с жадным любопытством.
«Настучала, тварь нерусская, – с бессильной тоской подумал он. – На хлебушек зарабатывает, коза туркменская…»
– Из Сибири, значит, – почесал висок ментяра и расплылся в улыбке – такой широкой, что лицо его превратилось в грушу. – Чего ж не понять, уважаемые, это мы понимаем, добро пожаловать… Хрень какую-то железную привезли и вагончик-теплушку, правильно я понимаю?
На это Алексей не нашелся, что ответить. Тетка бочком-бочком ретировалась в сторону своего поста – к стульчику и газетке. А мент произнес фразу не менее известную:
– А на документики ваши взглянуть позволите?
«Бля-а…»
Сопроводительные документы они отдали аксакалу в наколках, поэтому пришлось играть сицилианскую защиту – то бишь переходить в наступление:
– А представляться туркменским милиционерам не полагается? Или как вы там называетесь…
Он просто тянул время, скоренько примеряясь. Ага, вот движение и намечено, больше ждать было нечего. Карташ изготовился. Ребром ладони ментяру по цыплячьему горлу, подсечка, дальше им занимается Таксист, этот не подведет, а он к тетке, надо заткнуть ей рот до того, как она поднимет крик… Убивать Алексей никого не собирался – так, обездвижить и обеззвучить, а что делать дальше – разберемся…
Конечно, если сопливого ментика за дверью поджидает группа поддержки, то тогда дело плохо, тогда…
Группа поддержки ментика поджидала.
Глава 5
– Мир вам, гости дорогие, – сказал он, и непонятно было, то ли издевается, сука, то ли так тут в самом деле принято начинать разговор, обычно заканчивающийся широко известным «Никому не двигаться, руки в гору!». – Иду вот мимо, смотрю – люди гражданские, напрочь незнакомые, с вещами и обедают, думаю: а что это незнакомые люди делают ночью на сортировочной станции? Дай, думаю, зайду, поздороваюсь, познакомлюсь. Может, помощь нужна, да?
Сама доброжелательность он был, но и самый захудалый лох такой доброжелательности бы не поверил ни на грош.
Только бы никто из наших не сорвался, в панике подумал Алексей. Только бы Машка молчала и не глупила, Таксист тертый, зря на рожон не полезет, тогда, глядишь, еще и пронесет. Тогда, глядишь, договоримся, сотку баксов сунем, мозги запудрим. Не впервой же ментам головы пудрить? Подумаешь – мент, менты везде одинаковые…
– И вам мир, уважаемый, – через силу улыбнулся он и почувствовал, что края губ дрожат как зайцы. – Мы груз сопровождали, из Сибири привезли, вот, ждем встречающих, а они чего-то запаздывают…
Краем глаза он заметил мелькнувшее в окне лицо давешней соплюшки – та наблюдала за происходящим с жадным любопытством.
«Настучала, тварь нерусская, – с бессильной тоской подумал он. – На хлебушек зарабатывает, коза туркменская…»
– Из Сибири, значит, – почесал висок ментяра и расплылся в улыбке – такой широкой, что лицо его превратилось в грушу. – Чего ж не понять, уважаемые, это мы понимаем, добро пожаловать… Хрень какую-то железную привезли и вагончик-теплушку, правильно я понимаю?
На это Алексей не нашелся, что ответить. Тетка бочком-бочком ретировалась в сторону своего поста – к стульчику и газетке. А мент произнес фразу не менее известную:
– А на документики ваши взглянуть позволите?
«Бля-а…»
Сопроводительные документы они отдали аксакалу в наколках, поэтому пришлось играть сицилианскую защиту – то бишь переходить в наступление:
– А представляться туркменским милиционерам не полагается? Или как вы там называетесь…
Он просто тянул время, скоренько примеряясь. Ага, вот движение и намечено, больше ждать было нечего. Карташ изготовился. Ребром ладони ментяру по цыплячьему горлу, подсечка, дальше им занимается Таксист, этот не подведет, а он к тетке, надо заткнуть ей рот до того, как она поднимет крик… Убивать Алексей никого не собирался – так, обездвижить и обеззвучить, а что делать дальше – разберемся…
Конечно, если сопливого ментика за дверью поджидает группа поддержки, то тогда дело плохо, тогда…
Группа поддержки ментика поджидала.
Глава 5
Сплошь познавательная
Тринадцатое арп-арслана 200* года, 00.23
Выстрелом грохнула распахиваемая дверь, и в столовой неожиданно стало многолюдно. Внутрь, толкаясь, полезли аборигены. Чуть позже Карташ насчитал всего четверых, однако на тот момент казалось, что их не меньше десятка.
– Генгеш-той! Генгеш-той! – выкрикивал замыкающий, и Алексей в первый момент никак не мог сообразить, что это означает, а когда сообразил, едва не обмочился от счастья.
«Генгеш-той». Пароль Дангатара.
Трое новых персонажей слаженно распределились вдоль стен, а замыкающий, как выяснилось – предводитель, низенький плотнотелый туркмен в летах, бодренько засеменил к столу, громко говоря на ходу и при этом потешно разводя ручками:
– Генгеш-той, уважаемые, генгеш-той! Не надо стрелять, не надо войны, никто не хочет воевать!
И в самом деле, даже ментик, падла, улыбался еще шире, хотя это казалось просто невозможным, и кобуру лапать не спешил. Троица угрюмых парней вдоль стен оружие в руках держала, но стволы смотрели исключительно вверх. Предводитель банды так и вовсе не был вооружен – ручонки пустые, да и за поясом ничего, это было хорошо видно, поскольку полы его темно-синего, до пят халата с вышивкой тяжело колыхались при каждом шажке. Хотя – кто этих азиатов разберет, где они волыны могут прятать…
На спрятавшуюся за стойкой хозяйку сего мирного заведения, пребывающую в полных непонятках и оттого решившую переждать, никто внимания не обращал.
– Меня зовут Ханджар, нас послал господин Дангатар Махмуд-оглы, – затараторил туркмен, приблизившись. – Мы приехали встретить уважаемых русских гостей и проводить к хозяину. Генгеш-той! Не будем стрелять, да?
Был он весь какой-то лоснящийся, округлый, ни дать ни взять – евнух на пенсии с иллюстрации из «Тысячи и одной ночи», лет шестидесяти, в расписном халате, почти лысый, с крошечными чингизхановскими усиками возле самых уголков губастого рта и такой же недоразвитой бороденкой, растущей из середины мясистого подбородка, с маслянистыми глазками, щурящимися из-под набрякших век, с раздутыми щеками…
Карташ отер пот со лба и выдавил:
– Да где ж вас раньше носило, шайтанов…
Он оглядел свое воинство. Гриневского, казалось, сейчас удар хватит – синий лицом, вылупив зенки и отвиснув челюстью, он таращился на посланцев фронтового друга, как на инопланетных пришельцев, предлагающих ему увлекательную ознакомительную экскурсию к Альдебарану. В таком же обалдении смотрела и Маша, но румянец на ее лицо постепенно возвращался. Признаться, и сам Карташ весьма сомневался, что выглядит лучше.
– Опоздали, опоздали, каюсь! – Ханджар прижал к груди пухлые руки и зажурчал скороговоркой: – Приключились непредвиденные трудности, но уже самым достойным образом преодоленные. Я счастлив видеть, что возлюбленные друзья моего начальника, уважаемого Дангатара Махмуд-оглы, целы и невредимы, я должен был проверить – те ли вы самые, кого я жду, вот и послал вперед моего доброго приятеля, этого благородного стража здешнего порядка… – На миг лицо его помрачнело, и он осведомился с тревогой: – Целы ли и невредимы возлюбленные друзья моего нач…
– Целы, целы, успокойтесь, – устало проговорил Карташ, чувствуя, как отпускает. Ну, вот и добрались. Вот и на месте. Хвала Христу, Аллаху и всем прочим богам…
Однако Гриневский отнюдь не выглядел столь расслабленным.
– Где сам Дангатар? – спросил он подозрительно.
– Последствия тех самых трудностей заставили его задержаться, – с готовностью объяснил Ханджар. – Он послал нас, своих верных слуг, и просил умолять его о прощении, что не сам он вынужден встречать столь доро…
– У него шрам на лице есть? – перебил Таксист.
Ханджар сбился, посмотрел недоуменно, нахмурился. Пробормотал:
– Прошу извинить, уважаемый, но я не очень хорошо понимаю. Должно быть, я слишком давно изучал язык великих Пушкина, Толс…
– Если вы, уважаемый, верный слуга Дангатара, – отчеканил Гриневский, наваливаясь на стол, – то должны знать, есть у него на лице шрам или нет.
– Шрам?..
– Шрам. След от ранения, полученного в бою с врагами. Повреждение на лице. Как еще сказать…
Ханджар несмело кивнул и провел ногтем большого пальца полоску себе по физиономии – наискось от правого виска к переносице.
– Что ж, – шумно выдохнул Таксист и выпрямился – теперь расслабился и он, – по крайней мере, этот верный слуга хозяина в лицо видел…
– Параноиком ты стал, Гриневский, – негромко бросила Маша.
– Станешь тут…
– Теперь все в порядке? – робко поинтересовался Ханджар.
– Ну.
– Тогда могу я спросить – все ли в порядке с грузом, который с таким нетерпением ждет мой господин? – сейчас в его голосе появился плохо скрываемый сарказм, и Алексей вспомнил, что, по большому-то счету, самому многоуважаемому Ханджару на дорогих гостей плевать… равно как, не будем забывать, господа, о такой возможности, – и самому Поджигаю, да продлит Аллах его годы.
– И могу я узнать, где находится груз?
– Сначала об этом узнает Дангатар, – сказал Карташ твердо.
– Но груз прибыл?
– Дангатар.
Ханджару явственно сие по душе не пришлось. Он задумчиво пожевал губами, потеребил седенькую бородку, но как на месте выманить у русских тайну золотого ключика, не придумал. И махнул рукой своим бойцам.
– Будь по-вашему. Желание гостя – закон. Транспорт ждет, любезные друзья, равно как ждет и мой господин. К полудню мы должны быть подле него с отчетом…
Нет, ну точно: «Тысяча и одна ночь».
Транспортом оказался старенький, чуть ли не времен Второй мировой, но с виду еще бодрый грузовой «мерс», крашенный зеленой краской, уже выгоревшей и облупившейся, и с крытым брезентом кузовом. Алексей невольно улыбнулся. Примерно с полгодика назад, после дежурства, еще будучи полноправным офицером ВВ, старший лейтенант Карташ взял в зоновской библиотеке книжку под названием «Колумбийская балалайка» – надеясь, что примитивненькое чтиво, какового нынче развелось, что песка в Каракумах, усыпит его, усталого, почище морфия. Однако книжонка оказалась столь увлекательной и смешной, что он читал чуть ли не до подъема, изредка похохатывая в подушку над злоключениями русских в Колумбии. Так вот: тамошние наркобароны гонялись за нашими на аккурат таком же «мерсе» – по крайней мере, Алексей именно так его себе представлял. Грузовик ждал за столовой, под одиноким тусклым фонарем, у начала грунтовой дороги, ведущей куда-то в пески – не иначе, по ней сюда доставляли продукты. Алексей последний раз осмотрелся – все ли тихо, мысленно перекрестился, поплевал через левое плечо и полез в кузов. В конце концов, нельзя же в каждом встречном-поперечном врага видеть. Тем более, оружие у них не отобрали – добрый знак.
В кузове было темно, как в душе шайтана, поэтому располагаться пришлось на ощупь. Залезли Гриневский, уважаемый Ханджар и один из бойцов уважаемого Ханджара – двое остальных, надо полагать, расположились в кабине. Маша села рядом с Алексеем, молча сжала его ладонь. Ей было страшно, но она держалась, не жаловалась. Молодец, девочка, мне тоже страшно до усрачки. Ничего, прорвемся. Он положил руку ей на колено.
Тронулись. Время от времени взрыкивая мотором, «мерседес» покатил по грунтовке навстречу неизвестности. В кузове были окошки – овальные дыры, затянутые мутным плексигласом, но поелику на дворе ночь, то смотри не смотри, а фиг увидишь. Поэтому Алексей поерзал, поерзал и оставил попытки выяснить, куда их везут. Да и какая, собственно, разница – все равно они тут впервые. Под мерное покачивание грузовика Карташ и сам не заметил, как уснул крепким сном офицера, выполнившего свой долг.
.........
Разбудило его солнце, лупящее сквозь окошки с одержимостью старика Диогена, стырившего где-то галогенный прожектор ради поисков человека. Алексей поморщился, заслонясь ладонью, осторожненько снял с плеча голову уютно расположившейся Маши, поворошил языком во рту. Во рту будто кошки нагадили, хотя, вроде, не пил. Водички бы…
Грузовик все так же мирно катил вперед, однако, приподнявшись на скамейке, укрепленной вдоль борта, и выглянув в проем заднего борта, Карташ отметил, что пейзаж снаружи изменился кардинально. Вместо индустриальных построек сортировки теперь его глазам открылась степь. Выжженная, поросшая чахлой травкой, серая и ровная, как стол. Без кочек, деревьев, возвышенностей и признаков жизни – как разумной, так и нет. Даже дорога исчезла. От края до края, от горизонта до горизонта. Серый стол степи накрывала миска неба – такого же серого и уныло однообразного, ни точки, ни облачка.
Смотреть было, в общем, не на что, и он оглянулся на попутчиков. Машка, бесхитростное создание, продолжала мирно посапывать, устроившись на скамье и положив ладошки под голову. Таксист тоже бесстыдно дрых – отвалившись к брезентовой стене кузова и громко сопя открытым ртом. Ну и компания подобралась, с вялым раздражением отметил Алексей. Никто не дежурит, никто не караулит… А если бы ночью им глотки перерезали? Ну, положим, резать их не стали бы, постеснялись до той поры, пока не выяснят, где платина. Но мало ли что… Командир один, что ли, должен за всех думать! А как там наши азиатские друзья?
А вот азиатские друзья не спали, молодцы. Уважаемый Ханджар сидел на лавке, закутавшись в халат, и с хитринкой в маленьких глазках смотрел на пробудившегося уважаемого гостя. Боец же его сидел прямо, как выстрел из ружья, – по меткому определению классика, и мрачно разглядывал стену кузова. Создавалось полное впечатление, что просидел он так всю ночь. И просидит до самого приезда. Не иначе, думает о чем-то исключительно важном, душман чертов. Например, как бы половчее неверным кишки выпустить, пока начальник-ага не смотрит…
– Гюндогы, – внятно сказал старик.
– А?..
– Солнце говорю, встало. Полчаса назад мы останавливались, – Ханджар говорил негромко и в высшей степени елейно, – но, поскольку вы к правоверным не принадлежите, вас будить не стали. Я прав? Если я ошибаюсь и уважаемые гости принадлежат к исповедующим мусульманство, я прикажу немедленно остановиться!
– Не принадлежим, – успокоил его Карташ. Подумал и спросил: – А зачем мусульманам было останавливаться полчаса назад?
– А как же, – непритворно удивился Ханджар. – Для совершения первого утреннего намаза!
Алексей мысленно обругал себя, буркнул: «Извините», – и вновь отвернулся к проему заднего борта. Так-то, господин офицер, вот и первый прокол. Будем надеяться, уважаемый не обиделся на незнание чужестранцами местных законов. А то ведь не посмотрит на приказ, да и порешит дорогих гостей на месте.
– Это мы где едем? – сменил он тему.
– В пустыне. Через два часа будем на месте.
Алексей глянул наружу еще раз. Позвольте, и вот это – пустыня? Серая земля, серое небо… Правда, с этого неба жарит солнце, и солнце это было вполне правильным, белым – в полном соответствии с известным фильмом. Что ж, салям-алейкум, товарищ старший лейтенант, вот вы и превращаетесь в капитана Бертона. Хотя тот все больше по Афгану шакалил – но ведь тоже с сокровищами под мышкой… Карташ вернулся на место. Отчетливо припекало, он скинул бушлат, аккуратно, чтобы не разбудить, положил его под голову Маше. Та что-то прошептала, но не проснулась. Эх, утомилась, маленькая путешественница с дикими беглыми…
Ханджар мудро улыбнулся, точно прочитал его мысли. Теперь он выглядел благообразным и не таким суетливым – видать, успокоился за ночь, доволен, что хозяин не заругает за то, что опоздал и чуть было гостей не упустил.
– Мы называем это пустыней. А то, что называете пустыней вы, находится там, – он указал рукой с зажатой в ней походной флягой в матерчатом чехле защитного цвета. – Там и барханы, и пески, и кочевые племена.
– У вас еще и кочевники сохранились? – удивился Карташ.
– А куда они денутся? – пожал плечами старик.
– Логично… А как же водитель тут дорогу находит? Дороги-то и нет никакой…
– Вон там, смотрите, дорогой, – с готовностью привстал старик. Карташ тоже глянул в окошко. И кроме степи-пустыни не увидел ни черта. – Вон там идут провода с электричеством. Вот вдоль них и едем… Тут дороги не нужны, тут мало кто живет, так, несколько аулов, ферм и полей, так что двигайся по меткам, если знаешь куда путь держишь, и прибудешь точно. Да и ездят тут не часто.
Алексей пригляделся. На самом горизонте и впрямь тянулась какая-то темная на фоне серого неба ниточка с подпорками-спичками. Елки-палки, да это же линия высоковольтной передачи, ЛЭП-500 или как ее там!
– Ловко, – только и сказал он.
– А дальше туда – там жизнь кипит. Там города, арыки, вода, машины, поезда. Вот, возьмите. – И протянул флягу Алексею.
Алексей насторожился.
– Это что?
– Это вода. Простая вода. Что может быть лучше глотка простой воды в конце долгого, утомительного пути?
Философ, блин. Впрочем, на Востоке все философы, это мы проходили…
Вода оказалась вкусной и холодной. И, вроде бы, без химдобавок. Он снова выглянул в проем.
– Премного благодарен… уважаемый. А вот ежели не секрет: куда именно мы направляемся?
И без малейшей запинки старый хитрован произнес нараспев, как молитву:
– В Карыйский велаят, которым правит досточтимый Аширберды Аллакулыев и при котором мой благородный начальник Дангатар Махмуд-оглы состоит начальником охраны.
Карташ благоразумно переспрашивать не стал, хотя слово «велаят» показалось ему знакомым. Ах, ну да, так, Таксист утверждал, у них тут административные единицы зовутся, типа областей, а вот все остальное... Боже православный, спаси и сохрани, да как же они здесь вообще разговаривают?! Это ж язык узлом завяжется! Н-да, тут поневоле философом станешь, причем с малолетства. Аккурат с того момента, когда тебе мама скажет: «Кымджы-бердыйсы-оглы, дорогой!». И все же позволил себе небольшое уточнение, напрягши всю свою воспитанность:
– Простите, уважаемый Ханджар, мою невежественность и забывчивость, но мой добрый друг и соратник, который сейчас вон там… э-э… наслаждается сном, по-моему, называл другую фамилию вашего достойного начальника…
Старик благосклонно кивал при каждом слове иноземного гостя, а потом ответил просто и без затей:
– Махмудов, вероятно? Ну так все правильно, Махмуд-оглы – его настоящая фамилия, а Махмудовыми их род стал после революции, когда Советы все имена принялись чесать под одну гребенку. Дангатар Махмуд-оглы, молодой человек, означает «Дангатар, сын Махмуда». Или, по-вашему, Махмудов. А вот если б досточтимый Дангатар был девочкой, то тогда ее фамилия была бы Махмуд-гызы.
– Ловко, – повторил Карташ, переваривая информацию и смекая, что старик не так прост, как кажется.
Неторопливо и очень осторожно, на иносказаниях и эвфемизмах, поговорили еще о том, о сем – Карташа больше интересовало, что в стране происходит, как тут у вас на предмет преступности, есть ли у нее, преступности, связи с российским криминалитетом – знает ли уважаемый Ханджар, что такое криминалитет? – и есть ли возможность русским преступникам, например, уголовным, безнаказанно перебраться через границу сюда.
Уважаемый Ханджар на политические вопросы отвечал уклончиво и говорил в основном о том, что Алексей знал из газет и без проклятого старца. Например, что в стране имеет место то, что происходило при товарище Бровеносце, если даже не более круто. Главным официальным паханом в стране являлся его превосходительство Сапармурат Ниязов, Туркменбаши, нынешний, без ограничения срока полномочий, бессменный президент, и что выше его, отца всех детей и спасителя отечества, только Аллах. Сей факт, и весьма успешно, проталкивался в головы мирного населения абсолютно всеми газетками и телерадиоканалами – по той простой причине, что негосударственных газет и каналов не существовало напрочь. Как не существовало частников, кооператоров, диссидентов и прочего инакомыслящего элемента. Все строем на построение светлого Завтра – да чтоб с чувством глубокого удовлетворения на лицах! А если кто посмеет что-нибудь вякнуть против или, там, нетрудовыми доходами озаботиться, так сами знаете что будет. И тэ дэ, и тэ пэ. В общем, переразвитой социализм в чистом виде... Карташ не хвалил и не ругал такое положение вещей – во-первых, ему было глубочайше плевать, а во-вторых, он здравомысляще понимал, что наши газеты и каналы тоже не дурни приврать, чего уж греха таить.
Конечно, недовольные были, куда без них, иначе не бывает – разве что веселящий газ в воздухе распылять. (Даже Ханджар признал с опаской, что недовольные есть и среди правителей велаятов, но пока это так, шепотком и кулуарно, высказываться против Туркменбаши вслух пока никто не решался.) Конечно, были и уголовники, без них тоже никуда, как ни крути. Но в этом вопросе старик прикусил язык и ограничивался лишь отговорками, что сам он не в курсе дела.
В свою очередь толстый верблюд то и дело и, надо признать, весьма ловко пытался свернуть разговор на груз: не было ли препон на границах, успешно ли груз доехал, не пострадал ли во время перевозки и куда был заныкан. Карташ атаки отбивал не менее ловко, так что вскоре выдохлись оба, а поскольку тем для беседы больше не нашлось, то и примолкли.
Но тишина не настала – почти тут же в заднюю стенку кабины заколотили кулаком, и водила что-то прокричал по-своему. «Мерседес» замедлял ход. Уважаемый Ханджар вновь засуетился, подхватился с лавки, приник к переднему окошку и залопотал ответно. Вскинулся и боец, напрягся, прислушался, бдительно окинул взглядом дорогих гостей: не готовятся ли когти сорвать.
– Что там еще не слава богу? – спросил Алексей, напрягшись ответно.
– Ай, плохо дело, – нервно потер ручки старик, вновь повернувшись к нему. – Говорит, радиатор закипел, а воды нет! Не озаботился запас воды взять, сын дохлой скорпионихи и тухлого урюка!
Он опять превратился в беззлобного потешного евнуха. Эге, а непростые, оказывается, старички у Дангатара служат. Станиславский охрип бы, скандируя: «верю! верю!».
– Ваши предложения?
– На наше счастье, тут рядом аул есть небольшой, там вода! Заправимся и поедем.
В самом деле, из-под капота вовсю валил пар, а в клубах этого пара ковырялся водила, громко матерясь по-своему. Наверняка проклинал тот день, когда он сел за баранку этого пылесоса. Ханджар гавкнул на него, тот огрызнулся, старика поддержал второй боец, а потом и примкнувший к ним третий, из кузова, шофер отбрехивался… Короче, сплошной восточный базар получился. Весьма натуральный. Проснувшийся от шума Таксист был мрачен и зол, заглянул под капот, но помогать коллеге даже не рыпнулся. Проснувшаяся Маша встала рядом с Карташом и некоторое время с сонным интересом прислушивалась.
– Смешно как ругаются, – наконец резюмировала она. Поправила прическу. Огляделась по сторонам, обозрела степь. И зевнула. – Мы где? Долго еще?
Кажется, она совершенно не была обеспокоена происходящим посреди пустыни, целиком полагалась на мужчин. Если понадобится, ее позовут. Ну не чудо ли девка, а?
– Около какого-то аула, полного аксакалов и саксаулов, – сказал Карташ. – Долго ли – понятия не имею. А послушаешь их имена, так вообще обхохочешься…
– Короче, влипли, начальник, – подошедший Гриневский сплюнул в пыль. – И это не подлянка, точняк закипел, я проверил… Хотя, если они воду еще там, на сортировке, не долили… Что делать-то будем, начальник?
– А вон и один из твоих аксакалов! – Маша вытянула пальчик.
Они обернулись. Оказывается, совсем неподалеку серело несколько приземистых строений в окружении каких-то чахлых кустиков – располагались они против солнца и почти не видны были в зыбком сером мареве, колышущемся над пустыней, потому их и не приметили сразу. От домишек к машине неторопливо двигался человек – мужик или баба, пока на расстоянии было не разобрать…
Нет, все ж таки мужик. В одежке, более всего напоминающей кимоно, только серое и пыльное, как сама пустыня, – короткий халатик, подпоясанный многажды обернутой вокруг талии полосой черной материи, и короткие штанишки, из которых выглядывают черные тапочки и худые лодыжки. Когда он подошел, ругань в мгновенье ока стихла, все тут же успокоились, и стороны степенно поклонились друг другу. Мужик что-то спросил у Ханджара, тот принялся объяснять, показывая попеременно то на грузовик, то на горизонт, то на гостей, то почему-то на солнце. Мужик слушал внимательно, иногда кивал грязной чалмой, иногда ковырялся во всклокоченной бороде до середины груди, но недовольства или враждебности пока не проявлял. Был он чуть моложе Ханджара, но не в пример подтянутее и жилистее. Видно было, что жизнь он провел главным образом на свежем воздухе, занимался исключительно благими делами типа животноводства и сельского хозяйства, короче, такой в Думу не полезет.
А Карташ чувствовал себя, будто попал в картину студии «Туркменфильм» – настолько странным, непривычным и оттого почему-то театральнымказалось все окружающее. Эти дальние родственники бедуинов, о чем-то беседующие посреди унылой пустыни, эта бесконечная пустыня, замерший допотопный грузовик… Сейчас по сценарию из-под земли должна выскочить банда басмачей на взмыленных конях и атаковать мирный аул, а они займут круговую оборону и будут держаться до прихода основных сил Красной армии… Вот только солнце было реальным и наотмашь лупило по маковке. И никакие басмачи, разумеется, ниоткуда не выскочили.
Полномочный представитель аула наконец сказал что-то веское, развернулся и, не оглядываясь, двинулся восвояси. Переговоры окончились. Ханджар бросил несколько слов подчиненным и скоренько подбежал к богатеньким буратинам.
– Как удачно все складывается, дорогие гости! Только что этот благородный старейшина аула разрешил нам воспользоваться его родником! Сейчас мы все пойдем туда и принесем воду!
– А чего нам всем ходить? – тут же насторожился Алексей. – Пусть вон шофер этот провинившийся сходит, а мы тут в тенечке посидим…
– Зачем одному?! – изумился Ханджар. – Не-ет, дорогой, у нас так дела не делают! Как оставить, кого оставить?! Там сразу стол будет, еда будет! Отдохнем чуть и поедем! Сильно обидите хозяев, если откажетесь заглянуть на минутку.
Знаю я эти минутки, с тоской подумал Карташ. Однажды, по молодости, он отдыхал в Абхазии, еще до тамошней войны, и понадобилось ему, дураку, что-то там спросить у соседа. Какую-то сущую ерунду, то ли соли, то ли каков диаметр Земли – фигню ненужную, в общем. И не было, он поклясться готов, не было у соседа никаких гостей – сосед работал в огороде, ковырялся себе среди мандариновых деревьев, и все! Но по случаю того, что к нему в гости кто-то заглянул, он отложил все дела, чуть ли не силой затащил гостя в дом, выволок, гад, на веранду кувшинчик домашнего вина, приказал супруге быстренько собрать на стол легкой закуси… И последнее, что запомнил Карташ, были ломящийся яствами стол, толпа каких-то местных абреков, в обнимку горланящих какие-то местные песни, и он сам – танцующий лезгинку под сенью винных струй.
Выстрелом грохнула распахиваемая дверь, и в столовой неожиданно стало многолюдно. Внутрь, толкаясь, полезли аборигены. Чуть позже Карташ насчитал всего четверых, однако на тот момент казалось, что их не меньше десятка.
– Генгеш-той! Генгеш-той! – выкрикивал замыкающий, и Алексей в первый момент никак не мог сообразить, что это означает, а когда сообразил, едва не обмочился от счастья.
«Генгеш-той». Пароль Дангатара.
Трое новых персонажей слаженно распределились вдоль стен, а замыкающий, как выяснилось – предводитель, низенький плотнотелый туркмен в летах, бодренько засеменил к столу, громко говоря на ходу и при этом потешно разводя ручками:
– Генгеш-той, уважаемые, генгеш-той! Не надо стрелять, не надо войны, никто не хочет воевать!
И в самом деле, даже ментик, падла, улыбался еще шире, хотя это казалось просто невозможным, и кобуру лапать не спешил. Троица угрюмых парней вдоль стен оружие в руках держала, но стволы смотрели исключительно вверх. Предводитель банды так и вовсе не был вооружен – ручонки пустые, да и за поясом ничего, это было хорошо видно, поскольку полы его темно-синего, до пят халата с вышивкой тяжело колыхались при каждом шажке. Хотя – кто этих азиатов разберет, где они волыны могут прятать…
На спрятавшуюся за стойкой хозяйку сего мирного заведения, пребывающую в полных непонятках и оттого решившую переждать, никто внимания не обращал.
– Меня зовут Ханджар, нас послал господин Дангатар Махмуд-оглы, – затараторил туркмен, приблизившись. – Мы приехали встретить уважаемых русских гостей и проводить к хозяину. Генгеш-той! Не будем стрелять, да?
Был он весь какой-то лоснящийся, округлый, ни дать ни взять – евнух на пенсии с иллюстрации из «Тысячи и одной ночи», лет шестидесяти, в расписном халате, почти лысый, с крошечными чингизхановскими усиками возле самых уголков губастого рта и такой же недоразвитой бороденкой, растущей из середины мясистого подбородка, с маслянистыми глазками, щурящимися из-под набрякших век, с раздутыми щеками…
Карташ отер пот со лба и выдавил:
– Да где ж вас раньше носило, шайтанов…
Он оглядел свое воинство. Гриневского, казалось, сейчас удар хватит – синий лицом, вылупив зенки и отвиснув челюстью, он таращился на посланцев фронтового друга, как на инопланетных пришельцев, предлагающих ему увлекательную ознакомительную экскурсию к Альдебарану. В таком же обалдении смотрела и Маша, но румянец на ее лицо постепенно возвращался. Признаться, и сам Карташ весьма сомневался, что выглядит лучше.
– Опоздали, опоздали, каюсь! – Ханджар прижал к груди пухлые руки и зажурчал скороговоркой: – Приключились непредвиденные трудности, но уже самым достойным образом преодоленные. Я счастлив видеть, что возлюбленные друзья моего начальника, уважаемого Дангатара Махмуд-оглы, целы и невредимы, я должен был проверить – те ли вы самые, кого я жду, вот и послал вперед моего доброго приятеля, этого благородного стража здешнего порядка… – На миг лицо его помрачнело, и он осведомился с тревогой: – Целы ли и невредимы возлюбленные друзья моего нач…
– Целы, целы, успокойтесь, – устало проговорил Карташ, чувствуя, как отпускает. Ну, вот и добрались. Вот и на месте. Хвала Христу, Аллаху и всем прочим богам…
Однако Гриневский отнюдь не выглядел столь расслабленным.
– Где сам Дангатар? – спросил он подозрительно.
– Последствия тех самых трудностей заставили его задержаться, – с готовностью объяснил Ханджар. – Он послал нас, своих верных слуг, и просил умолять его о прощении, что не сам он вынужден встречать столь доро…
– У него шрам на лице есть? – перебил Таксист.
Ханджар сбился, посмотрел недоуменно, нахмурился. Пробормотал:
– Прошу извинить, уважаемый, но я не очень хорошо понимаю. Должно быть, я слишком давно изучал язык великих Пушкина, Толс…
– Если вы, уважаемый, верный слуга Дангатара, – отчеканил Гриневский, наваливаясь на стол, – то должны знать, есть у него на лице шрам или нет.
– Шрам?..
– Шрам. След от ранения, полученного в бою с врагами. Повреждение на лице. Как еще сказать…
Ханджар несмело кивнул и провел ногтем большого пальца полоску себе по физиономии – наискось от правого виска к переносице.
– Что ж, – шумно выдохнул Таксист и выпрямился – теперь расслабился и он, – по крайней мере, этот верный слуга хозяина в лицо видел…
– Параноиком ты стал, Гриневский, – негромко бросила Маша.
– Станешь тут…
– Теперь все в порядке? – робко поинтересовался Ханджар.
– Ну.
– Тогда могу я спросить – все ли в порядке с грузом, который с таким нетерпением ждет мой господин? – сейчас в его голосе появился плохо скрываемый сарказм, и Алексей вспомнил, что, по большому-то счету, самому многоуважаемому Ханджару на дорогих гостей плевать… равно как, не будем забывать, господа, о такой возможности, – и самому Поджигаю, да продлит Аллах его годы.
– И могу я узнать, где находится груз?
– Сначала об этом узнает Дангатар, – сказал Карташ твердо.
– Но груз прибыл?
– Дангатар.
Ханджару явственно сие по душе не пришлось. Он задумчиво пожевал губами, потеребил седенькую бородку, но как на месте выманить у русских тайну золотого ключика, не придумал. И махнул рукой своим бойцам.
– Будь по-вашему. Желание гостя – закон. Транспорт ждет, любезные друзья, равно как ждет и мой господин. К полудню мы должны быть подле него с отчетом…
Нет, ну точно: «Тысяча и одна ночь».
Транспортом оказался старенький, чуть ли не времен Второй мировой, но с виду еще бодрый грузовой «мерс», крашенный зеленой краской, уже выгоревшей и облупившейся, и с крытым брезентом кузовом. Алексей невольно улыбнулся. Примерно с полгодика назад, после дежурства, еще будучи полноправным офицером ВВ, старший лейтенант Карташ взял в зоновской библиотеке книжку под названием «Колумбийская балалайка» – надеясь, что примитивненькое чтиво, какового нынче развелось, что песка в Каракумах, усыпит его, усталого, почище морфия. Однако книжонка оказалась столь увлекательной и смешной, что он читал чуть ли не до подъема, изредка похохатывая в подушку над злоключениями русских в Колумбии. Так вот: тамошние наркобароны гонялись за нашими на аккурат таком же «мерсе» – по крайней мере, Алексей именно так его себе представлял. Грузовик ждал за столовой, под одиноким тусклым фонарем, у начала грунтовой дороги, ведущей куда-то в пески – не иначе, по ней сюда доставляли продукты. Алексей последний раз осмотрелся – все ли тихо, мысленно перекрестился, поплевал через левое плечо и полез в кузов. В конце концов, нельзя же в каждом встречном-поперечном врага видеть. Тем более, оружие у них не отобрали – добрый знак.
В кузове было темно, как в душе шайтана, поэтому располагаться пришлось на ощупь. Залезли Гриневский, уважаемый Ханджар и один из бойцов уважаемого Ханджара – двое остальных, надо полагать, расположились в кабине. Маша села рядом с Алексеем, молча сжала его ладонь. Ей было страшно, но она держалась, не жаловалась. Молодец, девочка, мне тоже страшно до усрачки. Ничего, прорвемся. Он положил руку ей на колено.
Тронулись. Время от времени взрыкивая мотором, «мерседес» покатил по грунтовке навстречу неизвестности. В кузове были окошки – овальные дыры, затянутые мутным плексигласом, но поелику на дворе ночь, то смотри не смотри, а фиг увидишь. Поэтому Алексей поерзал, поерзал и оставил попытки выяснить, куда их везут. Да и какая, собственно, разница – все равно они тут впервые. Под мерное покачивание грузовика Карташ и сам не заметил, как уснул крепким сном офицера, выполнившего свой долг.
.........
Разбудило его солнце, лупящее сквозь окошки с одержимостью старика Диогена, стырившего где-то галогенный прожектор ради поисков человека. Алексей поморщился, заслонясь ладонью, осторожненько снял с плеча голову уютно расположившейся Маши, поворошил языком во рту. Во рту будто кошки нагадили, хотя, вроде, не пил. Водички бы…
Грузовик все так же мирно катил вперед, однако, приподнявшись на скамейке, укрепленной вдоль борта, и выглянув в проем заднего борта, Карташ отметил, что пейзаж снаружи изменился кардинально. Вместо индустриальных построек сортировки теперь его глазам открылась степь. Выжженная, поросшая чахлой травкой, серая и ровная, как стол. Без кочек, деревьев, возвышенностей и признаков жизни – как разумной, так и нет. Даже дорога исчезла. От края до края, от горизонта до горизонта. Серый стол степи накрывала миска неба – такого же серого и уныло однообразного, ни точки, ни облачка.
Смотреть было, в общем, не на что, и он оглянулся на попутчиков. Машка, бесхитростное создание, продолжала мирно посапывать, устроившись на скамье и положив ладошки под голову. Таксист тоже бесстыдно дрых – отвалившись к брезентовой стене кузова и громко сопя открытым ртом. Ну и компания подобралась, с вялым раздражением отметил Алексей. Никто не дежурит, никто не караулит… А если бы ночью им глотки перерезали? Ну, положим, резать их не стали бы, постеснялись до той поры, пока не выяснят, где платина. Но мало ли что… Командир один, что ли, должен за всех думать! А как там наши азиатские друзья?
А вот азиатские друзья не спали, молодцы. Уважаемый Ханджар сидел на лавке, закутавшись в халат, и с хитринкой в маленьких глазках смотрел на пробудившегося уважаемого гостя. Боец же его сидел прямо, как выстрел из ружья, – по меткому определению классика, и мрачно разглядывал стену кузова. Создавалось полное впечатление, что просидел он так всю ночь. И просидит до самого приезда. Не иначе, думает о чем-то исключительно важном, душман чертов. Например, как бы половчее неверным кишки выпустить, пока начальник-ага не смотрит…
– Гюндогы, – внятно сказал старик.
– А?..
– Солнце говорю, встало. Полчаса назад мы останавливались, – Ханджар говорил негромко и в высшей степени елейно, – но, поскольку вы к правоверным не принадлежите, вас будить не стали. Я прав? Если я ошибаюсь и уважаемые гости принадлежат к исповедующим мусульманство, я прикажу немедленно остановиться!
– Не принадлежим, – успокоил его Карташ. Подумал и спросил: – А зачем мусульманам было останавливаться полчаса назад?
– А как же, – непритворно удивился Ханджар. – Для совершения первого утреннего намаза!
Алексей мысленно обругал себя, буркнул: «Извините», – и вновь отвернулся к проему заднего борта. Так-то, господин офицер, вот и первый прокол. Будем надеяться, уважаемый не обиделся на незнание чужестранцами местных законов. А то ведь не посмотрит на приказ, да и порешит дорогих гостей на месте.
– Это мы где едем? – сменил он тему.
– В пустыне. Через два часа будем на месте.
Алексей глянул наружу еще раз. Позвольте, и вот это – пустыня? Серая земля, серое небо… Правда, с этого неба жарит солнце, и солнце это было вполне правильным, белым – в полном соответствии с известным фильмом. Что ж, салям-алейкум, товарищ старший лейтенант, вот вы и превращаетесь в капитана Бертона. Хотя тот все больше по Афгану шакалил – но ведь тоже с сокровищами под мышкой… Карташ вернулся на место. Отчетливо припекало, он скинул бушлат, аккуратно, чтобы не разбудить, положил его под голову Маше. Та что-то прошептала, но не проснулась. Эх, утомилась, маленькая путешественница с дикими беглыми…
Ханджар мудро улыбнулся, точно прочитал его мысли. Теперь он выглядел благообразным и не таким суетливым – видать, успокоился за ночь, доволен, что хозяин не заругает за то, что опоздал и чуть было гостей не упустил.
– Мы называем это пустыней. А то, что называете пустыней вы, находится там, – он указал рукой с зажатой в ней походной флягой в матерчатом чехле защитного цвета. – Там и барханы, и пески, и кочевые племена.
– У вас еще и кочевники сохранились? – удивился Карташ.
– А куда они денутся? – пожал плечами старик.
– Логично… А как же водитель тут дорогу находит? Дороги-то и нет никакой…
– Вон там, смотрите, дорогой, – с готовностью привстал старик. Карташ тоже глянул в окошко. И кроме степи-пустыни не увидел ни черта. – Вон там идут провода с электричеством. Вот вдоль них и едем… Тут дороги не нужны, тут мало кто живет, так, несколько аулов, ферм и полей, так что двигайся по меткам, если знаешь куда путь держишь, и прибудешь точно. Да и ездят тут не часто.
Алексей пригляделся. На самом горизонте и впрямь тянулась какая-то темная на фоне серого неба ниточка с подпорками-спичками. Елки-палки, да это же линия высоковольтной передачи, ЛЭП-500 или как ее там!
– Ловко, – только и сказал он.
– А дальше туда – там жизнь кипит. Там города, арыки, вода, машины, поезда. Вот, возьмите. – И протянул флягу Алексею.
Алексей насторожился.
– Это что?
– Это вода. Простая вода. Что может быть лучше глотка простой воды в конце долгого, утомительного пути?
Философ, блин. Впрочем, на Востоке все философы, это мы проходили…
Вода оказалась вкусной и холодной. И, вроде бы, без химдобавок. Он снова выглянул в проем.
– Премного благодарен… уважаемый. А вот ежели не секрет: куда именно мы направляемся?
И без малейшей запинки старый хитрован произнес нараспев, как молитву:
– В Карыйский велаят, которым правит досточтимый Аширберды Аллакулыев и при котором мой благородный начальник Дангатар Махмуд-оглы состоит начальником охраны.
Карташ благоразумно переспрашивать не стал, хотя слово «велаят» показалось ему знакомым. Ах, ну да, так, Таксист утверждал, у них тут административные единицы зовутся, типа областей, а вот все остальное... Боже православный, спаси и сохрани, да как же они здесь вообще разговаривают?! Это ж язык узлом завяжется! Н-да, тут поневоле философом станешь, причем с малолетства. Аккурат с того момента, когда тебе мама скажет: «Кымджы-бердыйсы-оглы, дорогой!». И все же позволил себе небольшое уточнение, напрягши всю свою воспитанность:
– Простите, уважаемый Ханджар, мою невежественность и забывчивость, но мой добрый друг и соратник, который сейчас вон там… э-э… наслаждается сном, по-моему, называл другую фамилию вашего достойного начальника…
Старик благосклонно кивал при каждом слове иноземного гостя, а потом ответил просто и без затей:
– Махмудов, вероятно? Ну так все правильно, Махмуд-оглы – его настоящая фамилия, а Махмудовыми их род стал после революции, когда Советы все имена принялись чесать под одну гребенку. Дангатар Махмуд-оглы, молодой человек, означает «Дангатар, сын Махмуда». Или, по-вашему, Махмудов. А вот если б досточтимый Дангатар был девочкой, то тогда ее фамилия была бы Махмуд-гызы.
– Ловко, – повторил Карташ, переваривая информацию и смекая, что старик не так прост, как кажется.
Неторопливо и очень осторожно, на иносказаниях и эвфемизмах, поговорили еще о том, о сем – Карташа больше интересовало, что в стране происходит, как тут у вас на предмет преступности, есть ли у нее, преступности, связи с российским криминалитетом – знает ли уважаемый Ханджар, что такое криминалитет? – и есть ли возможность русским преступникам, например, уголовным, безнаказанно перебраться через границу сюда.
Уважаемый Ханджар на политические вопросы отвечал уклончиво и говорил в основном о том, что Алексей знал из газет и без проклятого старца. Например, что в стране имеет место то, что происходило при товарище Бровеносце, если даже не более круто. Главным официальным паханом в стране являлся его превосходительство Сапармурат Ниязов, Туркменбаши, нынешний, без ограничения срока полномочий, бессменный президент, и что выше его, отца всех детей и спасителя отечества, только Аллах. Сей факт, и весьма успешно, проталкивался в головы мирного населения абсолютно всеми газетками и телерадиоканалами – по той простой причине, что негосударственных газет и каналов не существовало напрочь. Как не существовало частников, кооператоров, диссидентов и прочего инакомыслящего элемента. Все строем на построение светлого Завтра – да чтоб с чувством глубокого удовлетворения на лицах! А если кто посмеет что-нибудь вякнуть против или, там, нетрудовыми доходами озаботиться, так сами знаете что будет. И тэ дэ, и тэ пэ. В общем, переразвитой социализм в чистом виде... Карташ не хвалил и не ругал такое положение вещей – во-первых, ему было глубочайше плевать, а во-вторых, он здравомысляще понимал, что наши газеты и каналы тоже не дурни приврать, чего уж греха таить.
Конечно, недовольные были, куда без них, иначе не бывает – разве что веселящий газ в воздухе распылять. (Даже Ханджар признал с опаской, что недовольные есть и среди правителей велаятов, но пока это так, шепотком и кулуарно, высказываться против Туркменбаши вслух пока никто не решался.) Конечно, были и уголовники, без них тоже никуда, как ни крути. Но в этом вопросе старик прикусил язык и ограничивался лишь отговорками, что сам он не в курсе дела.
В свою очередь толстый верблюд то и дело и, надо признать, весьма ловко пытался свернуть разговор на груз: не было ли препон на границах, успешно ли груз доехал, не пострадал ли во время перевозки и куда был заныкан. Карташ атаки отбивал не менее ловко, так что вскоре выдохлись оба, а поскольку тем для беседы больше не нашлось, то и примолкли.
Но тишина не настала – почти тут же в заднюю стенку кабины заколотили кулаком, и водила что-то прокричал по-своему. «Мерседес» замедлял ход. Уважаемый Ханджар вновь засуетился, подхватился с лавки, приник к переднему окошку и залопотал ответно. Вскинулся и боец, напрягся, прислушался, бдительно окинул взглядом дорогих гостей: не готовятся ли когти сорвать.
– Что там еще не слава богу? – спросил Алексей, напрягшись ответно.
– Ай, плохо дело, – нервно потер ручки старик, вновь повернувшись к нему. – Говорит, радиатор закипел, а воды нет! Не озаботился запас воды взять, сын дохлой скорпионихи и тухлого урюка!
Он опять превратился в беззлобного потешного евнуха. Эге, а непростые, оказывается, старички у Дангатара служат. Станиславский охрип бы, скандируя: «верю! верю!».
– Ваши предложения?
– На наше счастье, тут рядом аул есть небольшой, там вода! Заправимся и поедем.
В самом деле, из-под капота вовсю валил пар, а в клубах этого пара ковырялся водила, громко матерясь по-своему. Наверняка проклинал тот день, когда он сел за баранку этого пылесоса. Ханджар гавкнул на него, тот огрызнулся, старика поддержал второй боец, а потом и примкнувший к ним третий, из кузова, шофер отбрехивался… Короче, сплошной восточный базар получился. Весьма натуральный. Проснувшийся от шума Таксист был мрачен и зол, заглянул под капот, но помогать коллеге даже не рыпнулся. Проснувшаяся Маша встала рядом с Карташом и некоторое время с сонным интересом прислушивалась.
– Смешно как ругаются, – наконец резюмировала она. Поправила прическу. Огляделась по сторонам, обозрела степь. И зевнула. – Мы где? Долго еще?
Кажется, она совершенно не была обеспокоена происходящим посреди пустыни, целиком полагалась на мужчин. Если понадобится, ее позовут. Ну не чудо ли девка, а?
– Около какого-то аула, полного аксакалов и саксаулов, – сказал Карташ. – Долго ли – понятия не имею. А послушаешь их имена, так вообще обхохочешься…
– Короче, влипли, начальник, – подошедший Гриневский сплюнул в пыль. – И это не подлянка, точняк закипел, я проверил… Хотя, если они воду еще там, на сортировке, не долили… Что делать-то будем, начальник?
– А вон и один из твоих аксакалов! – Маша вытянула пальчик.
Они обернулись. Оказывается, совсем неподалеку серело несколько приземистых строений в окружении каких-то чахлых кустиков – располагались они против солнца и почти не видны были в зыбком сером мареве, колышущемся над пустыней, потому их и не приметили сразу. От домишек к машине неторопливо двигался человек – мужик или баба, пока на расстоянии было не разобрать…
Нет, все ж таки мужик. В одежке, более всего напоминающей кимоно, только серое и пыльное, как сама пустыня, – короткий халатик, подпоясанный многажды обернутой вокруг талии полосой черной материи, и короткие штанишки, из которых выглядывают черные тапочки и худые лодыжки. Когда он подошел, ругань в мгновенье ока стихла, все тут же успокоились, и стороны степенно поклонились друг другу. Мужик что-то спросил у Ханджара, тот принялся объяснять, показывая попеременно то на грузовик, то на горизонт, то на гостей, то почему-то на солнце. Мужик слушал внимательно, иногда кивал грязной чалмой, иногда ковырялся во всклокоченной бороде до середины груди, но недовольства или враждебности пока не проявлял. Был он чуть моложе Ханджара, но не в пример подтянутее и жилистее. Видно было, что жизнь он провел главным образом на свежем воздухе, занимался исключительно благими делами типа животноводства и сельского хозяйства, короче, такой в Думу не полезет.
А Карташ чувствовал себя, будто попал в картину студии «Туркменфильм» – настолько странным, непривычным и оттого почему-то театральнымказалось все окружающее. Эти дальние родственники бедуинов, о чем-то беседующие посреди унылой пустыни, эта бесконечная пустыня, замерший допотопный грузовик… Сейчас по сценарию из-под земли должна выскочить банда басмачей на взмыленных конях и атаковать мирный аул, а они займут круговую оборону и будут держаться до прихода основных сил Красной армии… Вот только солнце было реальным и наотмашь лупило по маковке. И никакие басмачи, разумеется, ниоткуда не выскочили.
Полномочный представитель аула наконец сказал что-то веское, развернулся и, не оглядываясь, двинулся восвояси. Переговоры окончились. Ханджар бросил несколько слов подчиненным и скоренько подбежал к богатеньким буратинам.
– Как удачно все складывается, дорогие гости! Только что этот благородный старейшина аула разрешил нам воспользоваться его родником! Сейчас мы все пойдем туда и принесем воду!
– А чего нам всем ходить? – тут же насторожился Алексей. – Пусть вон шофер этот провинившийся сходит, а мы тут в тенечке посидим…
– Зачем одному?! – изумился Ханджар. – Не-ет, дорогой, у нас так дела не делают! Как оставить, кого оставить?! Там сразу стол будет, еда будет! Отдохнем чуть и поедем! Сильно обидите хозяев, если откажетесь заглянуть на минутку.
Знаю я эти минутки, с тоской подумал Карташ. Однажды, по молодости, он отдыхал в Абхазии, еще до тамошней войны, и понадобилось ему, дураку, что-то там спросить у соседа. Какую-то сущую ерунду, то ли соли, то ли каков диаметр Земли – фигню ненужную, в общем. И не было, он поклясться готов, не было у соседа никаких гостей – сосед работал в огороде, ковырялся себе среди мандариновых деревьев, и все! Но по случаю того, что к нему в гости кто-то заглянул, он отложил все дела, чуть ли не силой затащил гостя в дом, выволок, гад, на веранду кувшинчик домашнего вина, приказал супруге быстренько собрать на стол легкой закуси… И последнее, что запомнил Карташ, были ломящийся яствами стол, толпа каких-то местных абреков, в обнимку горланящих какие-то местные песни, и он сам – танцующий лезгинку под сенью винных струй.