И он сильно сомневался, что здесь будет иначе.
   – А Дангатар нас ждать не будет? – напомнил Алексей.
   – И связаться с ним никак нельзя? – поддакнул Гриневский. – По сотовому, например…
   – Ай, какие телефоны в пустыне! – отмахнулся Ханджар. – С сусликами разговаривать? Да тут и связи-то нет! Пойдем, пойдем, это недолго, обидятся, если не пойдем…
   Был он по-своему прав, конечно. Обидятся.
   Сделав шаг к аулу, он запнулся и в нерешительности посмотрел на своих спутников. Сказал:
   – Правда вот, местные обычаи заходить с оружием в дом не…
   – Мы лучше здесь подождем, – твердо сказал Карташ. – И пусть обижаются. Русский человек, понимаете ли, уважаемый, со стволом не расстается даже в могиле. Такие уж нашитрадиции. Валгалла, слыхали, может?
   На это Ханджар пожевал губами и лишь рукой махнул. А Карташ вытащил заправленную рубашку и стыдливо прикрыл ею рукоять «Глока».

Глава 6
Светский раут с восточным уклоном

    Тринадцатое арп-арслана 200* года, 13.33
   Аул являл собой три домика, стоящих треугольником и почти прижатых друг к другу углами, огороженных каменной оградкой, через которую не переберется разве что едва вылупившийся младенец. Домишки до умиления были похожи на те, что мелькают тут и там все в том же незабвенном «Белом солнце»: простенькие коробки-мазанки, квадратные окна без стекол, желтая трава вдоль фундаментов. За домиками располагалось еще одно строение – побольше и вовсе без окошек. Хлев, не иначе, – судя по доносившимся оттуда мычанию и запашку. Имел место и огород, выглядящий значительно пристойнее остального: кусты с какими-то набухшими зелеными стручками, в рост человека парник с дозревающими помидорками. Где-то в стороне наверняка имеется и картофельное поле, и пшеница какая-нибудь растет… А с другой стороны, скажите, пожалуйста, что может расти на такойпочве? Но, со стороны третьей, товарищи, раз здесь живут люди, стало, и кушать они что-то должны, нельзя людям без этого… Крошечный двор между домами был ухожен и вылизан с искренней заботой, ни соринки, ни травинки… Хотя нет, вон там, в углу, пятно какое-то темнеет – не иначе, барана недавно резали… Середину двора занимала деревянная плита примерно два на два метра, местами крытая лоскутами цветной материи. Поначалу Карташ принял ее за вынесенную в целях проветривания кровать, но потом вспомнил про знаменитый достархан, и пригорюнился. За таким, с позволения сказать, столом сидеть можно неделю, хавки бы хватило. И выпивки… Слева возвышалось еще какое-то малопонятное сооружение – что-то вроде гладкого валуна, но с дырой посередине, из дыры тянулся дымок, а справа, в небольшом углублении в земле, выложенном камушками, доживал свое родничок. Вокруг коего, собственно, аул и был построен. И все. Больше ничего интересного в окрестностях не было.
   – Тут что, всего одна семья живет? – в некотором разочаровании спросила Маша у Ханджара.
   Тот лишь кивнул.
   М-да, боевая подруга права, бедненько. Извините, но вот как-то иначе представлял себе Карташ аулы. Ему представлялось, что под ногами обязательно должно путаться с десяток голых туркменят, по двору бродят барашки, мужчины копают арык неподалеку и верхом на конях пасут тучные стада овец, женщины крутятся вокруг огромной печи, собирают на стол горы всякого экзотического и вкусно пахнущего. Довели страну, понимаешь…
   – Значит так, приказ по армии, – шепнул он. – Не пить, есть по чуть-чуть! И по сторонам смотреть. Мало ли что…
   – Да пошел ты, гражданин начальник, – беззлобно откликнулся Таксист, не отрывая алчного взгляда от стола.
   Чертова Машка промолчала, но в том же смысле.
   Появилась и хозяйка – по самые ноздри закутанная в черные ткани женщина испуганно кивнула гостям, поставила на стол огромное блюдо с чем-то дымящимся, исходящим соком и мигом исчезла. Гриневский гулко сглотнул на блюдо.
   Откуда-то нарисовался невысокий крепыш в джинсах и халате поверх него, при непременной чалме, из-под которой, впрочем, выбивались прядки темных волос, постриженных, однако, по моде отчетливо городской. Поклонился по-своему, потом по-европейски пожал мужчинам руки, Маше поклонился еще раз.
   – В наших пустынных землях всегда приятно встретить и накормить гостя, а когда гостей целых шестеро – это настоящий праздник для нас! Я Сапар, внук старейшины… – «Все-таки внук! – поразился Алексей. – Это ж сколько лет дедуле?!» Внучек тянул на весь тридцатник, не меньше. – Прошу к достархану, дорогие друзья, сейчас родители выйдут…
   Они перезнакомились, а потом несмело расселись на подушках вокруг стола. Откровенно говоря, расселись – это слишком сильно сказано: ноги деть было некуда, вперед не вытянуть, под себя не подсунуть, по-турецки сидеть жуть как неудобно… Да как же они тут жрут, прах их побери?! Это ж дыба и пресс-хата в одном флаконе!
   Но – с грехом пополам разместились, и глядя на то, с какими проворством и непринужденностью, можно даже сказать – грацией, воспитанной с детства, за столом воцарился Ханджар, которому, казалось бы, даже брюхо девать некуда, не то что ноги, Карташ подумал: «Вот вам, господа присяжные заседатели, еще одно доказательство того, что аборигены – философы все до одного. Потому что прием пищи в таких позах не может не наводить на всяческие глубокомысленные рассуждения…»
   Едва они расселись, как появились хозяева, форменное шествие. Процессию возглавлял старейшина, шел он, как и полагается главе рода, неторопливо и важно, за ним двигался крепкий туркмен без чалмы, но зато с большими залысинами и тоже в халате – а как же без халата, а в арьергадре чинно шли еще трое крепышей – правнуки, надо полагать, и среди них этот, как бишь его, Сапар кого-то там оглы туды его сюды. Внучок крепко держал за локоть давешнюю закутанную женщину, а может, и не давешнюю, аллах их тут всех разберет…
   Старейшина воцарился во главе стола, ближайшие же родственники расположились в порядке, которого Алексей не уловил – в нем явно была какая-то система, но вот какая? Этот, с залысинами, скорее всего – сын старейшины, расположился на противоположном краю, хотя, по логике, должен был сесть где-нибудь неподалеку от папы, одесную. А одесную оказалась Маша, чужая, иного роду-племени-веры-культуры. Двое из когорты то ли внуков, то ли правнуков старца так и вовсе остались стоять в сторонке, к праздничной трапезе не приближаясь. Что, младшим вообще к столу подходить нельзя? Ну и традиции у них тут, нет, ну дикие люди, право слово! Китайская церемония и та понятнее будет, это я вам точно говорю…
   Сапар тем временем почтительно помог женщине дойти до зловещего дымящегося камня, женщина запустила руки внутрь по локоть и несколько секунд совершала там какие-то магические действия.
   Старейшина произнес несколько слов, глядя грозно и властно, аки твой орел на вершине Кавказа.
   – Уважаемый Дэдэ говорит, что сейчас подадут сачак, горячий, из самого тамдыра, – перевел Ханджар. – Это вековая традиция туркменского народа – сперва перед едой преломить сачак с гостями и, таким образом, стать друзьями.
   – А что такое сачак? И тамдыр? – вырвалось у Маши, сидящей через человека от Алексея, но она тут же испуганно затихла под гневным взглядом Дэдэ.
   – Нехорошо перебивать старших, – укоризненно покачал головой. – Тамдыр – это печь, в которой выпекают сачак. А сачак – это наш хлеб.
   Наконец закутанная достала из печи – а, так это печь! – сверток размером с голову младенца и, опять же в сопровождении Сапара (кто она ему – мамашка? бабушка?), протянула его старейшине. Тот неторопливо сверток развернул, вынул из него невзрачный кусок и впрямь хлеба – серого, естественно, как и все вокруг, понюхал и одобрительно кивнул. А потом с загадочными словами, переведенными Ханджаром как: «Душа у душу пьет воду, человек человеку – гость», – пустил его по кругу. Каждый принимал его, отламывал по кусочку, принимался сосредоточенно жевать. Тишина стояла как на похоронах. Нет, братцы-кролики, такаяэкзотика не для меня…
   Маша, сидючи рядом с старейшиной, тихонько вздохнула. Гриневский же, сидючи напротив Алексея и будучи зажат двумя правнуками аксакала, так и вовсе приуныл.
   Когда очередь дошла до Алексея, он с сомнением отщипнул малость, сунул в рот, пожевал. Пресно, черство, горячо. Охо-хо-хо…
   Однако едва сачак обошел весь достархан, Дэдэ с довольным видом сказал что-то Ханджару, но тот лишь раздраженно пожал плечами. Тут-то и началось оживление. Типа, понравился гостям сачак, оценили, сожрали, не отвергли бледнолицые, можно веселиться. Закутанная женщина, по-прежнему с Сапаром в качестве помощника, как заведенная выносила из дома тарелки, тарелочки, чаши, плошки и даже вазы – и все благоухающие, ароматные, источающие дивные амбре. Настроение круто поползло в гору. Традиции традициями, а кушать-то всем надо. Краем глаза наблюдая за хозяевами, Карташ поступал как они. Где надо – брал кушанье ложкой, где положено – смешивал одно с другим и посыпал перцем, а то и вовсе хватал пальцами, погружая их в горячее, жирное, но вкусное охренительно. Гриневский не отставал – уплетал так, что хруст стоял. Как будто и не хавали недавно на станции.
   Странно, что руки перед едой не омыли – так ведь дикие люди, а я что говорю. Хоть и хлебосольные. А вот, кстати, сам Ханджар рядышком с Гриней вообще не ест, более того: глядит на триумф желудков в высшей степени неодобрительно. Даже взгляды какие-то мрачные на Дэдэ своего бросает. Понятно, к Дангатару торопится. Ну и поделом, не фиг было тянуть «на минутку». Теперь жди, пень туркменский, пока гости насытятся… А старейшина смотрит и радуется.
   Маша поймала за полу хозяйку и приступила к допросу третьей степени; Сапар, следующий за хозяйкой тенью, поневоле вынужден был переводить. И сквозь негромкий говор над достарханом долетали отрывочные фразы: «…берете печень, нашпиговываете чесноком, макаронами, салом курдючным…», «…нет, до кипения доводить не надо…», «…граммов сто костей, не больше…», – и прочие премудрости кулинарии.
   Некоторые блюда были более-менее узнаваемы: супы там всевозможные, блинчики, нечто наподобие чебуреков, шашлыков с луком, хычин; это, извольте видеть, наверняка Везувием дымится гора знаменитого плова, а вот, извольте откушать, несомненно разложены пирожки с бараниной, вон там плавают в супе в ожидании ложки знакомые манты… А вот дальше память и воображение начинали буксовать. Что такое, скажите на милость, истекает мутноватым соусом в чаше? Кусочки баранины – это я вижу, помидорки тоже присутствуют, а вот что за нитки какие-то цветные изнутри торчат пучком, макароны, что ли? Непохоже… Или вот это: зеленые кубики тонут в глубоком блюде, наполненном непрозрачной желтой субстанцией, подозрительно напоминающей клейстер. Ну-ка подвиньтесь, дайте место дегустатору…
   Он так и замер с протянутой к блюду рукой, недожеванный кусок блюда предыдущего буквально застрял в горле. Потому что Сапар наклонился слишком низко к Маше, часть загадочного одеяния хозяйки соскользнула, немного обнажая ее лицо и бок, и Карташ увидел.
   Левая половина лица хозяйки превратилась в огромный багровый кровоподтек. К левому боку хозяйки (то ли мамы, то ли бабушки) милый крепыш Сапар прижимал ствол волыны.
   Многое можно было списать на местные нравы, даже такое… Многое по отдельности можно было объяснить. Например, что двое крепышей вышли из аула просто отлить. Что вообще все в семье урождаются такими вот тренированными крепышами. Что гостей зачем-то рассадили порознь и сдвинули локтями. Что нет вина на столе, что не моют руки перед едой. Не молятся, наконец… Всему можно было найти оправдание – но только порознь. Вся же картина в целом с почти слышным хлопком открылась перед Алексеем во всей своей красоте.
   Это нехозяйка дома.
   Это пленница.
   Значит, и остальные нехозяева.
   Значит…
   Разум еще перерабатывал информацию, сортировал и раскидывал по полочкам, а организм уже работал за четверых. Глотка издала яростный вопль: « Подстава!!!» Одновременно с этим руки ухватили край достархана, рывком высвободили столешницу из креплений, опрокинули на сволочного старейшину, не думая, что тяжелая доска может задеть и боевую подругу. Одновременно тело швырнуло себя назад, отталкиваясь от тяжелого достархана, как от трамплина, упало на спину, перекатилось (мозг успел мимоходом вознести хвалу изобретателю подушек). Одновременно, еще в полете, рука рванулась к рукояти «Глока», отбросила полу рубашки…
   И одновременно с этим происходило еще много чего.
   Петька-Таксист не сплоховал. Нет, скорее всего, это не сплоховали его лагерные рефлексы – столешница еще не сбросила с себя первые блюда, как Гриневский был уже на ногах и выхватывал свой ствол... А вот «хозяева» явно тормозили. Не ожидали, сучары поганые, такой подлости от русских – те вроде бы сидят себе ровно, жрут и расслабляются, еще немного, и бери их тепленькими, а тут вдруг такое. Крышка достархана, стряхнув наконец с себя угощения, яства и кушанья, перевернулась и шарахнула старейшину аккурат в лобешник, тот даже пернуть не успел.
   А вот Алексей пушку выхватить успел. И тут же, из положения «лежа», пустил ее в дело. Пуля смачно шлепнула в брюхо приподнявшегося было типа с залысинами. «Папа» Сапара сложился пополам, засеменил в сторону как-то бочком, запутался в ногах, упал и упокоился подле печки-тамдыра. Впрочем, Карташ этого уже не видел, его «Глок» уже выцеливал другую цель. Время для него растянулось, как жевательная резинка, а пространство, наоборот, сжалось до габаритов потенциального одиночного противника. Ага. Вот и «чадушка» поверженного лысого. Отступает. Женщиной прикрываясь, гаденыш! Ладно. С тобой потом, нет времени…
   Воздух уже полнился выстрелами – противник пришел в себя и начал.
   – Живыми!!! – заорал кто-то, и…
   А эт-то еще что?!.
   Он не видел, что Гриневский сделал только один прицельный выстрел, в одного из бойцов уважаемого Ханджара, а потом был сметен стремительной и неожиданной атакой. Но источник этой атаки разглядел прекрасно – потому как следующий удар был направлен против него.
   И опять включились инстинкты, которые действуют быстрее сознания. Они-то его и спасли. Промедли он долю секунды, позволь внезапному и кошмарному зрелищу на эту долю сковать разум – и лететь ему кубарем в упомянутую Валгаллу.
   Так быть не могло – по исключительно физическим законам. Но так было. Издавая визг наподобие заклинившей бензопилы, старое, грузное, рыхлое тело уважаемого Ханджара в развевающемся халате взметнулось в каком-то диком, невозможном прыжке, по воздуху перенеслось через поруганный достархан, – и на утрамбованную землицу дворика, там, где только что находилась нога Карташа, со всего маху обрушилась подошва тяжелого кованого сапога. С яростным свистом, причудливой спиралью взлетели полы тяжелющего расписного халата, ну не может, убей меня бог, не может простаяматерия рассекать воздух, как дамасская сталь... Однако – рассекла и с характерным металлическим звуком выбила «Глок» из карташовской руки! Ствол отлетел в сторону. Значит, не простая материя пошла на шмотки для верного слуги Дангатара-Поджигая. Ах ты пень трухлявый, ты тоже за этих!!!
   Не раздумывая, Карташ бросил себя за прикрытие водителя «мерса», что уже стоял, всаживая пулю за пулей – но почему-то не в него и не в Гриневского, а… да хрен знает, куда он там палит, к черту! И, кстати, вовремя Алексей прыгнул. Вторично взметнулись крылья халата, блеснула сталь, отточенными полосками которой были подбиты его полы – и едва ли не располовиненное тело бедового водилы шмякнулось на изнаночную сторону достархана.
   Карташ остался и без оружия, и без прикрытия.
   Лицо Ханджара, в недавнем прошлом принадлежавшее столь милому невысокому толстячку, в мгновенье ока превратилось в маску смерти. Нет, в самом деле, без дураков. Орудуя полами халата покруче, чем иной самурай управляется с двумя мечами, рисуя стальными бритвами-подбоем халата заковыристые фигуры в воздухе, круги, спирали и волны, старик и впрямь походил на крылатого злобного джинна из какого-нибудь фильма ужасов про Арабию… но с одним маленьким исключением: если б фильм Карташ смотрел по телевизору поздним вечером из уютного кресла, а не сам являлся героем этого ужастика. Однако правда такова: он, старший лейтенант внутренних войск Российской армии, лежит на земле задрипанного аула, поверженный неуклюжим стариком, оказавшимся бандитом плюс ниндзя-мастером владения обоюдоострого плаща, а глаза ему слепит беспощадное солнце Средней Азии. Ха-ха, господа писатели, предложите этот сюжетец издательству, специализирующемуся на выпуске книжонок в ярких обложках – с руками оторвут. На самом деле, Алексею Карташу не было смешно. На самом деле ему было очень даже наоборот.
   – Я буду убивать вас медленно, – сказал Ханджар, не останавливая завораживающего, шелестящего вращения «бритв». «Бритвы» с шипением резали воздух на ломти. – Одного за другим. Начну с девчонки. Если она не заговорит, займусь твоим приятелем. Тебя я оставлю на закуску… Да пристрели ты эту суку, что ты ждешь!
   Последнее было обращено к Сапару, боязливо жмущемуся к стене и по-прежнему щитом прижимающему к себе пленную женщину. Глухо треснул пистолетный выстрел, и женщина, как-то по-детски всхлипнув, медленно осела на землю. Бросив ее, Сапар поспешно приблизился и, повинуясь резкому жесту, с почтением вложил в протянутую ладонь еще горячий пистолет. Старик брезгливо ствол отбросил, прошипел что-то по-туркменски. Сапар испуганно вжал голову в плечи. Подошел и уцелевший боец Ханджара. Обоим Ханджар отдал отрывистое приказание, и те бросились исполнять: один завозился вокруг неподвижно лежащего Таксиста, а второй принялся стаскивать тяжелый достархан с тела почтенного старейшины… который на деле, конечно, никакой не старейшина, а… а кто? Кто это такие, шайтан вас загрызи?!
   Бешеное вращение крыльев наконец унялось, Ханджар расслабил руки, и халат вновь превратился в халат. И вдруг оказалось, что вокруг стоит тишина, полная, оглушающая тишина.
   – Ты чуть не поймал меня, русский, – сказал он с ноткой уважения. – Я не уследил. Как ты успел? Ты ел со вкусом, ты явно не думал, что это ловушка… И я расслабился. Скажу больше: я разозлился, и злость застлала мне глаза. Ай-ай-ай, какой позор, – сокрушенно покачал он головой, – позволить злости взять верх над разумом! И злости на кого? На трусливого ишака, который ради денег готов был попрать законы и обычаи предков. Я просто не успел ответить тебе сразу… Ты хороший воин.
   Алексей, разумеется, ничего не ответил. А что отвечать, блядь?! «Ты тоже хороший воин»? Оставьте это японским кинобоевикам. Или сказать правду: ему всего лишь повезло увидеть пистолет в руках Сапара?..
   И все же он негромко проговорил, обращаясь скорее к старейшине:
   – У вас в ауле так всех гостей встречают?
   Старейшина же, потерявши чалму, был наконец освобожден из-под достархана и поднят на ноги. Он был жив, в сознании и даже держал Машу за шею, так что та и рыпнуться не могла. Маша посмотрела на Карташа и… сквозь слезы подмигнула ему. Ободряюще подмигнула, вы слышали?! В такой-то ситуации! Алексею хотелось выть от бессилия. А старейшина начал было говорить, и говорить по-местному, но Ханджар резко оборвал его:
   – Побежденного врага тоже надо уважать, так что изволь говорить на его языке! Или тоже боишься? Сапар, свяжи сначала девчонку, потом этого, – кивок на Карташа.
   Старейшина запнулся, кашлянул и ответил по-русски, с чувством оставшегося достоинства:
   – Спасибо, Ханджар. Ты помог мне. Я доложу досточтимому хякиму Саидову о твоем смелом поступке. Если б не ты, мы справились бы с трудом…
   Полы халата угрожающе колыхнулись.
   – Ты… – после долгой паузы очень тихо сказал Ханджар. – Ты говоришь – справились бы? Ты, падаль на солнце, грязь между пальцами ног, – тыговоришь, что доложишь о моейсмелости?!
   – Но, Ханджар…
   – Молчи, блевотина умирающей неженатой бездомной старухи! Молчи, дерьмо верблюда! Кто мне сказал: привези их сюда живыми и невредимыми, Ханджар-яр, я буду сам пытать их! А когда я возразил: позволь, господин начальник охраны, взятьмне их ночью, по дороге сюда, что ты мне ответил? Ты ответил, раздавленный хвост скорпиона, валяющийся на заброшенной тропе: никто не знает, сколько их будет, Ханджар-яр! Никто не знает, как они будут вооружены! Никто не знает, что это вообще за воины, если они способны украсть вагон платины! А вдруг за ними будут следить их друзья, сказал ты! А вдруг за ними будут следить их враги, сказал ты! Мы не можем рисковать платиной, сказал ты, трусливая блоха на трупе бродячей собаки! И кто мне сказал: не надо братьих в пути, это опасно, обмани их, привези сюда, пусть они напоследок насладятся оскверненной трапезой, а мы от души повеселимся над неверными, которые даже не знают, как правильно готовить достархан!.. Ну что, повеселился? Я же сразу сказал тебе: они никто, никого за ними нет, они приехали в никуда! Ты просто испугался, досточтимый господин начальник охраны Мырат-яр, имей мужество хотя бы признать это!
   «Каков штиль», – вяло подумал Карташ.
   – Но Дангатар помогал им добраться сюда!
   – Дангатар мертв, забыл?!
   – Да уж, сходили в магазин за хлебушком…
   Это вдруг пробормотал Гриневский, уже спеленатый, со здоровенным шишаком на лбу, с уже связанными руками, с разъезжающимися зрачками, под прицелом вражьего бойца – но живой, живой, мать всех азиатов за обе ноги!!! Карташ испытал мимолетное облегчение, хотя разумом-то прекрасно понимал, что лучше бы уж они все пали в бою. Информацию о платине из них вытянут, тут к мулле не ходи. Уж с восточными-то заслуженными мастерами заплечных видов спорта тягаться не могла никакая Инквизиция…
   Ханджар не обратил на воскресшего Таксиста ни малейшего внимания, он был увлечен размазыванием начальничка по кустам. И ведь, надо заметить, с лишкомувлечен. А вот ежели сейчас медленно так сдвинуться, переместиться хоть на вершок, вокруг ведь уйма валяющегося оружия, плевать, что руки связаны, уж лучше рискнуть и погибнуть, чем так… В ту же секунду Карташ услышал преспокойный голос паршивого старикашки:
   – Если ты сделаешь хоть одно движение, я просто отсеку тебе нос, русский. Я не буду убивать тебя сразу, я ведь обещал… Сапар, ты долго будешь возиться?!
   Названный Сапаром закончил пеленать руки Маши и быстренько занялся Алексеем. Что-что, а вязать стервец умел, этого у него не отнять. Минута – запястья Карташа были надежнейше стянуты за спиной тонкой прочной веревкой. Он подергал аккуратно: не-а, бесполезно…
   А Ханджар тем временем вновь говорил с Мыратом-яром:
   – Из-за твоего страха погибли люди. Твои и моилюди... Из-за твоего страха погибли ни в чем не повинные обитатели этого бедного аула, за хозяина которого ты хотел себя выдать. Зачем ты убил их, Мырат-яр, – трех взрослых людей и пятерых детишек? И зачем оставил в живых эту бедную женщину? Поздно вспомнил, что некому будет прислуживать за фальшивым достарханом? Зачем, Мырат-яр? Чтобы посмеяться над чужеземцами? Нет: из страха перед чужеземцами. Но ты не просто испугался. Ты позволил себе осквернить достархан. И не только тем, что пустил за него неверных. Ты с самого начала и до самого конца готовил достархан неправильно– специально, потешаясь, как беспомощные пленные будут есть неосвященную пищу, как будут нарушать законы предков и тем самым мостить себе дорогу в ад камнями величиной с гору… А камнями какой величины умостил ее ты, Мырат-яр?
   – Да как ты смеешь?!. Моих людей убили не они, их убили твои люди, Ханджар, я видел!.. – тут голос изменил почтенному Мырату, и он позорно дал петуха.
   – Откуда видел, из-под поверженного достархана? – презрительно осведомился Ханджар. – Символично, не находишь? Молчи, сопля на пупке непосвященного, хоть в эту минуту помолчи… Да, твоих людей убили по моему приказу. Чтобы они уже никому не рассказали, какой гнилью оказался их начальник – начальник охраны самого Гурбанберды Саидова, хякима всего Гурдыкдерийского велаята… Отпусти девчонку.
   Приказ был столь неожиданен и властен, что руки лжестарейшины непроизвольно разжались, и Маша едва не упала, бросилась к Карташу, спрятала голову на груди.
   – Что ты хочешь… – взвизгнул Мырат, начинающий понемногу соображать, что к чему.
   – Что я хочу? Я хочу вершить правосудие. У тебя есть секунда, чтобы помолиться и очистить свою душу… хотя бы попытаться.
   – Я твой хозяин, Ханджар, не смей!!!
   – У меня нет хозяина. Секунда прошла.
   Зато дальнейшее произошло меньше, чем за секунду. Стремительный шаг вперед, шорох темно-синей полы, фонтанчик крови – и вот голова нечестивого начальника покатилась по пыльной земле аула.
   Алексей закрыл глаза. Увольте. Увольте, господа! Я подписался упереть платину у воров, согласился доставить ее каким-то наркоторговцам в Среднюю Азию… ну, может, и немного побегать от воров туркменских. Однако присутствовать при разборках в силе вора Конана и прочих преступных элементов из фантастических книжек – это, извините, мимо кассы. Я из другого сценария… Нет, слыхал он, конечно, об одном авторитете из зоны откуда-то из-под Сыктывкара, который наловчился валить неугодных посредством обыкновенной таблетки, скажем, аспирина, пуляя ее ногтем аккурат в яремную вену. Как-то попался и самолично – сдуру – поспорил на пересылке с известным жуликом Моторолой, что тот вынет у него долларовую десятку из застегнутого на «молнию» кармана, к карману не прикасаясь… ну и что, ну и остался без десятки. Причем ни молния, ни карман, ни сам Карташ не пострадали. («Древнее секретное искусство», – на полном серьезе объяснил Моторола. «А сотенную могешь?» – скептически поинтересовался тогда Карташ. Моторола виновато развел руками: «Извини, начальник, только десятидолларовые…») Это все ладно. Это все зэковские примочки. Но чтоб в самом сердце дружественного Туркменистана, посреди груд трупов на тебя и твоих связанных друзей танком прет старый толстый немытый азиат, одержимо вращая, как пропеллером, смертоносно острым халатом – это перебор. Хочу обратно в Парму, к милым, добрым и веселым «уголкам»!