Бушков Александр Александрович. Бульдожья схватка

   Двор был пуст. Появились, правда, двое засаленных мужичков, искавших, где бы оприходовать пару бутылок сквернейшего вина, но, покосившись на Петра, шустренько смотались со двора, оба были настолько бичеваты, что им и чисто вымытая простенькая «девятка» казалась чрезмерно уж господским лимузином…
   Транзистор ожил.
   – Кого мы видим! – с неподдельным энтузиазмом воскликнул Елагин. – Господин Косарев собственной персоной! А мы уж тут все жданки съели… Проходите, ваше степенство, сейчас подыщем вам стульчик без тараканов и гвоздей…
   – Привет, Митя, – суховато ответил Фомич. – Здравствуйте, Павел Иванович. Что за срочные дела?
   Он держался совершенно спокойно – что было вполне естественно для человека, ни сном ни духом не ведавшего, что он подставлен и будет сейчас обвинен в том, чего не совершал…
   – Ну, не то чтобы срочные, – послышался вкрадчивый Пашкин голос, – однако интересные, оч-чень завлекательные…
   – Детективные дела, – хохотнул Елагин. – Босс, вы обратили внимание, до чего этот выблядок спокоен? Прямо-таки тень отца Гамлета…
   – Каменный гость, – поддержал Пашка. – Штирлиц на допросе…
   – Слушайте, я не вполне понимаю, что происходит, – судя по голосу, Фомич вертел головой, видимо, они зашли с двух сторон. – Полное впечатление, что вы оба изрядно выпили, но что-то нет запашка…
   – Будет сейчас запашок, – пообещал Елагин многозначительно. – Когда ты у меня обсерешься…
   – Павел Иванович! – не выдержал Косарев.
   – Митенька, – мягко произнес Пашка, – поясните, друг мой, этому нехорошему человеку, редиске этой, что мы оба крайне возмущены…
   Елагин протянул:
   – Как писал классик, она схватила его за рукав и неоднократно спросила, куда ты девал деньги…
   Х-хэсь!!!
   Судя по звуку, удар был качественный. Треск стула, шум падающего тела, изумленный возглас, похожий на заячий писк. И тут же в две глотки взревели:
   – Деньги где, пидер?
   – Где «уазик»? – шум несомненного пинка. – С-сука, потроха выну!
   – Деньги где?!
   – Не лупай глазами, тварь! Деньги где?
   Это продолжалось несколько минут – возня, азартные пинки, жалкий писк ничего не понимающего Фомича, рявканье и угрозы, половины которых хватило бы любому нормальному человеку, чтобы позорным образом описаться.
   Потом они то ли утомились, то ли решили, что предварительная обработка завершена. Слышалось тяжелое дыхание, стоны ушибленного. С шумом придвинули стул.
   – Дай сигаретку, Митя, Спасибо… Фомич, подними харю. Больше бить не будем… пока. Знаешь, у меня ни слов, ни эмоций не хватает, чтобы описать твою наглость. Ты на что, собственно говоря, рассчитывал? Честное слово, не пойму… Дураку было ясно, что следы моментально приведут к тебе.
   – Да о чем вы? – взвыл Фомич тоном невинной девушки, оказавшейся на необитаемом острове в компании дюжины сексуальных маньяков. – Вы что, рехнулись оба?
   – Клиент хамит…
   – Митя, стоп! – распорядился Пашка. – Погоди… Фомич, я о тебе был лучшего мнения… Ты бы хоть легенду какую-то приготовил заранее, что ли, ложный след…
   – Павел Иванович, объясните, наконец, в чем дело!!!
   – В «уазике», – сказал Пашка, – из которо-го пару часов назад нашего манекена вытряхнули, обдав предварительно «черемухой». В том самом месте, куда ты его якобы от моего имени просил приехать, сука такая. Ты на что рассчитывал?
   – Я?! – как и следовало ожидать, возопил Фомич, уязвленный в самое сердце. – Я?
   – Ну не я же, Фомич…
   – Обратите внимание, босс, – вмешался Елагин. – На манекена напали аккурат в том самом месте, где он якобы оторвался от Фомича, по недавнему заявлению последнего. Вам не кажется, что совпадение чересчур уж многозначительное? Загодя почву готовил, козел?
   – А ведь похоже, Митя, – сказал Пашка, – похоже…
   – Подождите! – вскричал Фомич. – Объясните толком…
   – Объясним, – ледяным тоном сказал Пашка. – Собственно, объяснили уже. Ты передал манекену от моего имени, что я прошу перегнать «уазик» с деньгами на угол Кутеванова и Западной и передать там неизвестному, который скажет некий пароль… Манекен поехал. Только неизвестный вместо пароля дал ему по башке, прыснул газом и, пока тот блевал в пыли, угнал «уазик». Одного я не пойму, Фомич: зачем газом-то прыскать понадобилось? Коли уж он поверил, и так отдал бы машину…
   – Для вящей надежности, надо полагать, – сказал Елагин.
   – Да нет, мне думается, – сказал Пашка, – видимо, тут где-то была недоработочка, видимо, манекен наш мог узнать посланца. Фомич об этом сначала не подумал, а потом спохватился…
   «Прекрасно, – подумал Петр. – Начали активно дополнять дезу собственными догадками. Значит, приняли ее полностью, заглотнули».
   – Точно! – восхищенно охнул Елагин. – Мог узнать! Значит, раньше его видел наш манекенчик, и достаточно часто… Кто-то с фирмы, а? Кто с тобой работает, Фомич? И вообще ты сам на себя работаешь или кто-то надоумил?
   – Вы с ума сошли, оба? Ничего я ему не говорил, никуда не посылал…
   – Митя, поделись добытой информацией…
   – Дело в следующем, – сказал Елагин. – «Уазика» на цыганской стоянке действительно нет. На Кутеванова и в самом деле поднимали два часа назад с земли опрысканного грязью мужичка, которого якобы двое щенков освежили газом, чтобы грабануть бумажник…
   – Вот видите! При чем тут я?! Двое щенков…,
   – Фомич, ты глупеешь на глазах, – хохотнул Пашка, – а вот манекен сохранил кое-какие остатки хитрости, хоть и дурак дураком. Что он, по-твоему, должен был поведать мирным горожанам и участковому? Что у него увели машину, в которой лежало триста кило американских денег? Сообразил придумать насчет юных налетчиков и вульгарного бумажника… Не дурак. А ты – дурак законченный. От жадности потерял всякое соображение. Ни ложного следа, ни убедительных отговорок… Будь ты поумнее, позаботился бы о ложных следах. Будь порешительнее – дал бы команду пристукнуть его к чертовой матери. А ты… Как был дешевым советским снабженцем, так им и остался.
   – Павел Иванович, честное слово…
   – Митя!
   Звук удара. Оханье. Пашка невозмутимо продолжал:
   – Не произноси при мне, козел, «честное слово». Договорились? И вообще хватит толочь воду в ступе. Либо ты честно выкладываешь, куда дел деньги и кто с тобой был в игре, либо сейчас начнется такое, о чем ты и в документальных книжках про гестапо не прочтешь. Рот, конечно, заткнем, да и услышит кто-нибудь – не велика беда. В этих бараках по три белые горячки на день случается, не считая бытовых драк. Народ тут простой, бесхитростный, на вопли за стеной особого внимания не обращает, в чужие дела не лезет, а в милицию звонить не приучен сызмальства…
   – Яйца ведь отрежу, сука, – грозно пообещал Елагин. – В несколько приемов.
   – Ребята… господа… товарищи… – лепетал Фомич. – Чем угодно клянусь, это какой-то поклеп…
   – И кто ж его на тебя возвел?
   – Он…
   – Манекен?
   – Вот именно… Я раньше не рассказывал… Он шутил, говорил, что шарахнет по голове и угонит «уазик»…
   – Вздор, – заключил Елагин, – если бы собирался, не стал бы с тобой на эту тему шутить, это азбука… Кто шутит – не собирается, а кто собирается – не шутит…
   – Возможно, сначала он и не собирался, а потом-то решил всерьез…
   – И подставил тебя, невинное наше дитятко?
   – Конечно!
   – И сам себя газом облил?
   – Почему бы и нет?
   – И раздвоился? Один он лежал и блевал, а второй он угнал машину?! Фомич, ты сам-то хоть чувствуешь, какую чушь несешь? Ну, поразмысли спокойненько над всем, что только что болтал…
   – Почему бы и нет? – повторил Фомич.
   – Почему? – спокойно сказал Пашка. – Я тебе сейчас объясню, почему то, что говорит манекен, представляется крайне убедительным, а вот то, что несешь ты – бредом собачьим. Наш манекен не мог все это провернуть даже не потому, что перед нами – туповатый отставной офицеришка, штабная крыса. Не мог он спереть деньги по другой, гораздо более весомой причине. Он здесь чужой. Я все тщательно перепроверил, прежде чем запускать операцию. Последний раз он был в Шантарске одиннадцать лет назад, и то – пару дней. Знакомых у него здесь нет и не было совершенно, если не считать меня. Он чужой, он не отсюда. Для него это – абсолютно чужой город. Это раз. Все наблюдения за ним, пока он исполнял роль меня, свидетельствуют, что он ни о чем не подозревает до сих пор. Не знает, какая ему роль отводится, чем все кончится. Это два. Он все это время был на глазах. Новых знакомств не заводил, ни с кем левым не встречался. Жил чужаком. Это три. Хорошо… Предположим, ему и в самом деле помутила разум с умма. И наш болван решил захапать денежки. Но объясни ты мне, каким чудом ему удалось все провернуть? Кто ему дал код замка в «спецотделе»? Как он ухитрился, будучи на глазах, найти себе помощника? Где с ним встречался? Когда договаривались? Где «уазик»? Он был под колпаком…
   – Не всегда…
   – Почти всегда. Достаточно плотно, чтобы знать о всех его встречах и передвижениях. Я лично не могу найти щелочки… А ты, Мить?
   – Аналогично, Павел Иванович.
   – Подождите! – взвыл Фомич. – Код замка он мог просто-напросто подсмотреть и запомнить…
   – Возможно. Ну и что? Это-то как раз не самое важное… Где он отыскал сообщника, я тебя спрашиваю? Когда он успел все провернуть и как? Ну, дай мне хотя бы намек на версию… Что молчишь, тварь?
   – Кстати, там, на углу Кутеванова-Западной, как раз живет Марушкин… Жил то есть…
   – Фомич… – брезгливо протянул Пашка, – ты уже несешь откровенную шизу… По-твоему, покойный Марушкин ему помогал машину спрятать?
   – Я не это имел в виду… Когда он от меня оторвался… Именно там, где жил Марушкин… Это зацепка…
   – Это не зацепка, а неумелый звиздеж, проистекающий из твоей глупости, падло, – отрезал Пашка. – Никогда он от тебя не отрывался – с чего бы вдруг? Это ты, сукин кот, пытался какую-то легенду придумать, но не довел до ума, запутался…
   «Отлично, – констатировал Петр. – Нужная степень обмана врага достигнута: истину они считают ложью, а ко лжи относятся, как к истине. Версия их ведет. Начав ее логически дополнять, влипли окончательно. Как и с шизофрениками: сумасшедший допускает одну-единственную неверную исходную посылку. Зато все, что вокруг нее в больном мозгу наворочено, как раз безукоризненно логично и где-то даже убедительно… Правда, эта логика и убедительность отнюдь не делают шиза здоровым, а его россказни – истиной».
   – В общем, так, Фомич, – сказал Пашка. – Ты мужик взрослый, сам понимаешь, что говорить на эту увлекательную тему можно до бесконечности, вот только жаль времени. Получилась классическая ситуация, у вас с манекеном, я имею в виду, – его слово против твоего слова, и наоборот. Однако то, что я слышал от него, – очень логично и убедительно. А то, что ты нам тут проблеял… Ну совершенно не вызывает доверия, уж извини. Короче, так: или ты все расскажешь подробно и честно, или в самом деле придется малость погладить бритвой по яйцам. Ну?
   – Понял! – торжествующе возгласил Фомич. – Наконец-то дошло! Хотели вывести меня из дела, а? Я вам теперь не нужен? Когда сделал свою часть работы? Теперь можно и не делиться? Вот и придумали насчет «уазика»?
   Ровным, даже скучающим тоном Пашка произнес:
   – Митрий, друг мой, клиент по-хорошему не понимает. Не бросить ли нам эти бесполезные дрязги и не приступить ли к активному следствию?
   – С превеликой охотой, босс… с-сука…
   В комнате определенно что-то произошло. Воцарилась полная тишина. Петр решил было, что с микрофоном что-то случилось, но тут же расслышал тяжелое, напряженное дыхание, скрип отодвинутого стула, шаги.
   – Стойте на месте, – раздался звенящий от напряжения голос Фомича. – Я с вами не шучу, подонки…
   – Фомич, – с наигранной бодростью произнес Елагин, – брось дуру, Фомич, ты же с ней обращаться не умеешь, она ж у тебя и вовсе незаряженная, на предохранителе стоит… Положи волыну, может, и обойдется…
   – Заряжен, Митенька, заряжен, – саркастически отозвался Фомич, – и с предохранителя снят, тут ты ошибся. И патрончик в стволе. Не скажу, что стреляю, как ковбой, да в такой клетушке по вам промахнуться будет трудно… Стойте спокойно, вы меня сами загнали в ситуацию, когда терять нечего…
   – С-сука… – это прозвучало тихо и глухо, так что Петр не понял, кто из двоих говорил.
   – Ну что ты, Митенька? Просто предусмотрительный человек. Кто бы мог подумать на скромного бюрократа? Я, Митя, даже две недели в платный тир на Робеспьера ходил… Азы освоил… Стой, говорю!
   – Фомич, а Фомич! У тебя ж глушителя нет, шуму будет, если нажмешь…
   – Митенька, Павел Иванович объяснял про здешние вольные нравы… Стой, выстрелю! Оба – по два шага назад…
   – Я ж из тебя котлет наверчу, тварь лысая…
   – Авось обойдется… – новым, решительным голосом отозвался Фомич. – Нехорошо, Павел Иванович. Я вам верил, столько лет бок о бок… А вы и меня в издержки производства списать решили? Я ж сказал – на два шага назад, оба…
   – Фомич, – заговорил вдруг Пашка, – ты постарайся понять меня правильно. Так уж сплелась вокруг тебя информация… да не дави ты на курок, и в самом деле выстрелит! Нет у меня оружия, ты видишь? А Митя стоит совершенно спокойно и у него тоже ничего нет… Подожди, поговорим ладком… видишь, все нормально, никто на тебя не бросается, давай перекурим, побеседуем спокойно…
   Короткий непонятный шум, грохот стула. Сильный хлопок, резкий и гулкий, словно умело откупорили бутылку шампанского. Нечто вроде возни. И стук упавшего тела.
   – Ну, босс… – после долгого молчания хмыкнул Елагин, – снимаю шляпу. Не кабинетный деятель вы у нас, чего там… Атаман впереди на лихом коне… А ведь сдох…
   – Не было другого выхода, – зло бросил Пашка. – Он бы ушел.
   – Это точно… Как два пальца – ушел бы… Надо же, какая прыть перед лицом смерти прорезалась…
   «Что они с ним сделали? – ломал тем временем голову Петр. – Пристрелили, конечно, но как им удалось? Он бы ни за что не дал кому-то из них достать оружие… В чем тут фокус?»
   – Так, – отрывисто сказал Пашка, – плакать некогда, да и не к чему. Где деньги, уже не узнаем. Что поделать… В конце-то концов эти денежки были не более чем случайным калымом до кучи… Возьми в кухне ацетон, протри тут все на предмет пальчиков. Концы к нам по поводу квартиры не потянутся?
   – Абсолютно исключено. Я этому алкашу ни документов не показывал, ни бумаг, ничего не подписывали… Если он вообще живой, а не сдох в деревне от стеклореза… Никаких ниточек, – его голос на некоторое время отдалился. – Где бутылка? Ага… Босс, вы и в самом деле думаете, что за ним кто-то стоял? Не Мехоношин ли? Покойник был из тех, кто всю жизнь на два фронта работает. Не уличен, правда, но…
   – Да что тут языком молоть? – в сердцах прикрикнул Пашка. – При полном отсутствии информации и наличии покойника? Протри все в темпе, только аккуратно, и сматываемся…
   – А его как замотивируем?
   – А никак, – бросил Пашка. – Самое простое – предоставить все естественному течению событий. Нынче жара стоит, когда завоняет – даже здешние павианы обеспокоятся и заявят. Наверняка решат, что покойный снова пошел по малолетним поблядушкам, да плохо выбрал район, вот и напоролся… Придется потом подтвердить со скорбным видом, что покойный был морально неустойчив… а впрочем, ничего уже нам не требуется подтверждать. Потому что нас, как таковых, уже не будет… Шевелись!
   Минут через десять Петр увидел в зеркальце заднего вида, как из подъезда вышли двое. Одним оказался Елагин, а вот второго, темноволосого, с длинным лицом и кавказским ястребиным носом, Петр видел впервые в жизни. «Что за черт, – подумал он озадаченно, – их же там было только двое, где Пашка?!»
   И тут до него дошло. Еще одна мозаика сложилась до последнего кусочка. Все стало понятно: небрежно намотанные бинты, полумрак, неуловимо знакомая походка темноволосого…
   Это и был Пашка. И никакого пьяного падения мордой на асфальт. Пластическая операция где-то далеко отсюда, у хорошего, надежного врача, который, подобно покойному Николаю Петровичу, чересчур уж вольно обращается с клятвой Гиппократа. Если только сей эскулап еще жив. Зная Пашкины приемчики, начинаешь в этом сомневаться.
   Пашка – уже не Пашка. Значит, его, Петра, окончательно приговорили. Манекен, изволите ли видеть…

Глава пятая
Несчастная жертва барской прихоти

   Выйдя из машины на заднем дворе и шагая к своему кабинету, он поневоле сохранял на лице маску слегка идиотской эйфории – именно так, со всех течек зрения, и следовало выглядеть цивилизованному бизнесмену, отхватившему практически в единоличное распоряжение свою сделку века…
   Свершилось. В роскошном зале заседаний лучшего в Шантарске бизнес-центра «Лазурит» только что были подписаны эпохальные соглашения по Тарбачанскому проекту. Присутствовал отборный бомонд – элегантные до безобразия иностранные инвесторы, заметно уступавшие им в умении небрежно-уверенно щеголять в дорогих тройках местные бизнесмены из числа имевших прямое отношение к проекту, представители областной администрации, возглавляемые слегка меланхоличным г-ном Карсавиным, выставочные экземпляры банкиров с г-ном Рыжовым на первом плане и прочие вершители судеб, капитаны индустрии, владельцы заводов, газет, пароходов. Было во всем этом нечто от театрального действа – чересчур широкие улыбки, чересчур плавно-торжественные движения рук с занесенными над белоснежными бумагами бесценными авторучками, чересчур деланное воодушевление. Ну что же, вполне возможно, именно такая, строго отмеренная доза театральности и должна была наличествовать при подписании подобных договоров. Петр не мог знать точно. Свою роль он сыграл безукоризненно – столь же торжественно-лихо подмахивал бумаги, улыбался варяжским гостям и здешним чалдонам, пожимал протянутые руки, подхватывал на лету светские реплики о сияющих горизонтах, ослепительных перспективах, единстве капиталистов всего мира, и, уж непременно, о баснословном везении матушки-России, которой посчастливилось заиметь новых Третьяковых и Морозовых в лице многих здесь присутствующих и персонально П. И. Савельева.
   Потом, значительно уменьшившись числом, – одни только боссы и финансисты, непосредственно причастные к проекту, – перешли в соседний зал, дабы отдаться на растерзание средствам массовой информации (первую скрипку среди асов телекамер играла, конечно, очаровательная Вика Викентьева в сугубо деловом прикиде – Петр свято выполнял взятые на себя обязательства, пусть и данные от чужого имени). Все, разумеется, и там прошло гладко, представители древнейшей профессии были одарены, пожалуй что, пудами высокосортной лапши для завешивания ушей. Правда, с этим суждением Петр, пожалуй что, перебрал. В конце концов, очень и очень многие из присутствующих всерьез рассчитывали, что Шантарск оросится золотым ливнем инвестиций. Да что там, подавляющее большинство. Кто мог предполагать, что пользовавшийся безукоризненной репутацией П. И. Савельев на деле всего-навсего трудолюбиво претворил в жизнь пример, подсказанный классиком французской изящной словесности? И решил вульгарно скачать денежки в личную мошну? Заикнись кому об этом, искренне ржали бы, полагая тебя идиотом и провокатором…
   Шествуя к своему «мерседесу» по обширному двору «Лазурита», Петр ощущал легонькую дрожь в коленках, проистекавшую, конечно, не от выпитого только что шампанского. В голове так и вертелась бессмертная фраза Бендера: «Берегите пенсне, Киса! Сейчас начнется…»
   Вот именно. Вряд ли в него сейчас всадят пулю. Простой расчет – этакая смесь разбойной логики и светских приличий – требует наступить на горло естественным людоедским стремлениям, выждать пару дней. Уж никак не годится убирать манекена в тот же самый день. Так что сегодня опасаться поганых сюрпризов не следовало – и все равно, инстинкт самосохранения заставлял сердчишко заходиться в морозной смертной тоске…
   В стенах родного офиса от сердца слегка отлегло – ничего не случилось по дороге, он все еще был цел-невредим. И гораздо важнее, нежели ждать удара со всех сторон света, было ответить на коварный вопрос: был ли покойный Фомич единственным посвященным лицом или…
   Но как ответ отыскать? В конторе, кстати, никто до сих пор не встревожился из-за отсутствия Косарева – ну, понятно, прошло слишком мало времени, разве что иные удивятся мимолетно, отчего это на подписании не было Фомича, коему просто-таки по протоколу положено… Однако из сотрудников «Дюрандаля» на церемонии была одна только Снежная Королева, Ирина Сергеевна, а она не из тех, кто спешит разносить сплетни. Вообще интересно, как там будет обставлено с Фомичом, со вчерашнего вечера исправно коченеющим на полу той квартирки? Позвонит какой-нибудь аноним в милицию или события предоставят их естественному течению? Если…
   Мурли-ширли-мырли! Селектор закурлыкал…
   – Павел Иванович…
   – Да?
   – К вам Ирина Сергеевна по срочному делу…
   – Жанночка, пусть подождет буквально минуту… Я скажу, когда…
   – Понятно, – пропела Жанна и отключилась.
   «А вдруг?» – мелькнуло у него в голове. Почему бы и нет? Еще не факт, что именно она и есть помянутая Фея… но, окажись она Феей, это прекрасно уложилось бы в мозаику. Очаровательна, что немаловажно для сексуально подвинутого Пашки, умна, что в этом деле опять-таки плюс, сидит на бухгалтерии – снова ставим плюсик…
   Как проверить? Да очень просто!
   Он великолепным прыжком, словно берущий одиннадцатиметровый искусный вратарь, метнулся к сейфу за картиной. Выхватил оттуда ту бутылку «Хеннесси», где оставалось не более стакана, на ходу отхлебнул, проливая на пиджак и сорочку. Для надежности выплюнул большую часть отхлебнутого в горсть, втер в полы пиджака. Плюхнул на стол стакан и бутылку, распустил узел галстука. Двумя пальцами сунул в нагрудный карман невесомую плоскую пластиночку микрофона. Чтобы придать картине завершенность, плеснул коньяком прямо на парочку малозначительных бумаг, залежавшихся на столе. Нажал клавишу:
   – Ирину Сергеевну х-хачу! – прямо-таки рявкнул он с интонациями Мимино, так, чтобы сама помянутая непременно услышала. – Проси!
   Снежная Королева с порога одним взглядом оценила обстановку, но бровью не повела, изящно ставя великолепные ноги, подошла к столу.
   – Прошу, драгоценная! – с подъемом заявил Петр, обогнув стол и приблизившись к ней вплотную. – Украсьте своей персоной кресло!
   От него должно было нести, как от винной бочки, но деловая красавица оставалась невозмутима. Села, положив ногу на ногу, держа на коленях тонкую пластиковую папочку, поинтересовалась:
   – Павел Иванович, вы, простите великодушно, в состоянии серьезно относиться к делу?
   – Разумеется, – кивнул Петр, стоя в величественной позе, опершись рукой на угол стола. – Я здесь, простите, немножко употребил, но излишества эти вполне понятны, если вспомнить, с какой мы церемонии вернулись… Есть повод. Не так ли?
   – Я с вами совершенно согласна, – кивнула она, – вот только нужно подписать еще пару документов… Дополнительных протоколов, касающихся передвижения денег…
   – Послушайте, очаровательная, а это непременно нужно делать именно сегодня? – с капризными нотками вопросил Петр. – Никуда они и до завтра не убегут, я полагаю…
   – Позвольте уж мне решать, – сказала она непреклонно. – Подпись ваша необходима мне сегодня…
   – Что? – вскинул он брови, изображая легонький приступ пьяной злобы. – Дорогая, вы очаровательны, но не кажется ли вам, что и законченным красоткам следует держаться с боссом самую чуточку почтительнее…
   – Так то с боссом, – протянула она вдруг медленно, многозначительно глядя ему в глаза и улыбаясь отнюдь не холодно, – с нормальным, человеческим лукавством. – Так то с боссом, дражайший господин Иванович…
   – Вы это что? – спросил он с видимой растерянностью.
   Однако в душе ликовал: а зверь бежит и прямо на ловца! Все правильно просчитал…
   – Я? – она улыбалась. – Дорогой Павел Иванович, так уж сложились некоторые обстоятельства, что в тайну, кроме Фомича, оказалась посвященной еще одна особа… Вам необходимо все растолковывать? Или так поймете? Вы, по моим оценкам, далеко не дурак… Не хочется надолго затягивать эти шпионские игры – пароль, отзыв, славянский шкаф… Лучше позвоните по известному вам номеру человеку, вынужденному некоторое время провести в бинтах, и попросите его одобрения…