– Из, - лаконично ответил тот, ничуть не смущенный холодной отповедью.
   – Что там слышно?
   – Там суматоха. Нагрянул отряд харланцев, молотит в ворота бревном и требует кого-то им выдать. Отряд большой, сотни три. Сплошь конница, причем гвардейская, - все в черном с белым.
   – Интересно, - сказал капитан Зо. - Расскажи-ка поподробнее. Я как раз еду туда за товаром, оставил там повозки и людей, но если такая заварушка…
   – Это точно, лучше переждать, - кивнул циркач. - Под шумок почистят вашу милость от лишнего добра и хорошо еще, если душу не вытрясут… А они могут. Законов в этих краях никаких не наблюдается, равно как и властей.
   – Это точно, - в тон ему сказал капитан Зо. - Ну совершенно никаких, ты совершенно верно подметил, наблюдательный ты парень, я смотрю, приятно с таким встретиться на дороге и побеседовать о всяком разном, потому как бывает, неделями нового человека не встретишь, не поболтаешь о том о сем, а тем более такого смекалистого, ведь в округе людей почитай что не осталось, а если и попадаются, так тати или кто почище бывает, того и гляди, ограбят или прирежут, ушки надыть держать на макушке, и оружие чтоб всегда под рукой…
   Он продолжал плести словесные кружева, небрежно, с застывшей улыбкой, выплескивая этакий шизофренический поток сознания, и это не могло не преследовать какую-то цель. И Сварог наконец понял. Капитан попросту ждал, когда у встречного сдадут нервы, чтобы посмотреть, как он себя поведет. А циркач, слушая идиотскую болтовню, явно занервничал…
   – И скажи ты мне, друг любезный… - Капитан вдруг замолчал и несколько мучительно долгих мгновений смотрел сверху вниз на собеседника, меряя его взглядом. - А что это у тебя в мешке живое ворочается?
   Циркач молниеносно присел на корточки, протянул, не глядя, руку к мешку, но в воздухе свистнуло короткое копье, с противным хрустом вошло ему в шею, отбросило назад, и, пока он падал, в груди у него появились две стрелы. Боцман Блай перекинул ногу через седло, спрыгнул и обрушил на мешок страшный удар топора, принялся рубить, так быстро, что топор превратился в туманную полосу. Раздалось шипящее мяуканье, тут же оборвалось, от мешка плеснули зеленые брызги, он разлетелся под ударами на кучу лохмотьев, перемешанных с кусками кого-то непонятного, истекающими густой зеленой жидкостью: вот вроде бы ящеричья лапа, кусок перепончатого крыла, чешуйчатый хвост, еще конвульсивно свивавшийся в кольцо…
   Только теперь Сварог догадался выхватить меч. Но вмешательства уже не требовалось: Циркач лежал неподвижно в нелепой позе, подогнув колени к подбородку, а от мешка и неведомого живого существа остались одни ошметки.
   – Тьфу ты, - с некоторой даже скукой сказал капитан Зо, разглядывая остатки твари из мешка. Сварог пригляделся. После атаки Блая понять, кто это, было невозможно, но он уверился, что таких бестий ему пока встречать не приходилось: крупная, больше варана, ящерица с крыльями, как у летучей мыши, и вылупленными зенками, рыбья чешуя, тонкие лапы с тремя длинными пальцами, увенчанными изогнутыми когтями, пасть щерится двумя беспорядочными рядами кривых, разной длины зубов. Короче говоря, помесь неизвестно чего неизвестно с чем… - василиск. Ничего интересного, тем более необычного. А говорили, василиски окончательно перевелись.
   – Он что, убивает взглядом? - спросил Сварог.
   – Да нет, бабья болтовня. Но парализует качественно. Мы провалялись бы достаточно долго, чтобы этот скот успел связать всех, как цыплят на продажу, и радостно бежать за подмогой…
   – Интересно, правду он болтал насчет Фиортена? - мрачно спросил боцман Блай.
   – Врал, конечно. И насчет осады, и насчет трех сотен. Видишь ты где-нибудь следы большого отряда? То-то. И коням, и людям нужно жрать. Слишком много овса и припасов пришлось бы с собой тащить. А путь из Харлана неблизкий. Нет, я охотно верю, что харланская конница сшивается где-то в Пограничье, но на сотни ей счет не идет. Несколько десятков. А у такого отряда кишка тонка осадить Фиортен. Либо они торчат у Храма Ашореми, либо рыщут ниже по реке. Басс дело знает. А этот был дурак. Сразу нужно было выпускать эту тварь из мешка, а не разговоры разговаривать. Хотя приятели его могут поумнее оказаться. Так что - всем быть начеку… Ладно, закопайте все это поодаль от дороги и поторопимся.
   Часа полтора они неслись то галопом, то размашистой рысью. Когда по обе стороны дороги появились поля и необозримые виноградники, солнце уже скрылось за горизонтом, и они еще долго ехали меж бесчисленных рядов увитых лозой подпорок, поднимавшихся в гору. Кони начали стричь ушами и радостно пофыркивать, без понукания ускоряя бег: чуяли близость жилья. Сварог и сам явственно почуял запах дыма.
   Капитан Зо остановил коня на перевале, обернулся к своему отряду:
   – Вот вам и Фиортен и, что характерно, никаких харланцев вокруг.
   Сварог подъехал к нему. Да, чтобы взять деревню, пришлось бы повозиться. Окруженные высокой каменной стеной, в низине меж гор стояло несколько сот крепких каменных домов под черепичными крышами, от которых поднимались многочисленные дымки. Деревья, сады и огороды, амбары, в середине - круглая большая площадь. На ней горели огромные костры, и на фоне высокого желтого пламени мелькали в танце вереницы взявшихся за руки фигурок.
   – Ваш старый капитан снова на высоте, - сказал Зо. - Чтобы совместить приятное с полезным, я рассчитывал подгадать к празднику, так оно и оказалось. Мы среди друзей, в полной безопасности, так что можете поразвлечься. Но смотрите у меня, в меру. Неплохое место, лорд Сварог. Деревня богатая, фригольдерская, а при переселении они лишились бы всех вольностей, вот и решили остаться…
   Тяжелые дубовые ворота распахнулись для них беспрепятственно, едва караульные перекинулись парой слов с капитаном Зо. Лошадей они оставили в конюшне у ворот, там же сложили и большую часть оружия, но когда Сварог собирался снять меч, капитан перехватил его руку:
   – Милорд, в этих краях меч всегда держат при себе. Даже ложась спать в собственном доме, к постели прислоняют…
   Позже, когда они всей гурьбой вышли на площадь, Сварог убедился, что с оружием здесь и в самом деле не расстаются - и у пляшущих вокруг костров, и у тех, кто стоял вокруг, даже у подростков, мечи висели на поясах, даже женщины в ярких рубашках с широкими рукавами и белых коротких юбках с искусной вышивкой носили длинные широкие кинжалы. Понятно, в здешних местах крепкое хозяйство нужно уметь отстоять от многочисленных охотников до чужого добра, и подтверждать это умение, должно быть, приходится часто…
   Изнутри деревня произвела на Сварога еще более благоприятное впечатление. Самое большое - трехэтажные каменные домики, разделенные садиками и проулками, чистенькие и аккуратные, напоминающие те, что строили в Прибалтике, - двускатные крутые крыши с красной черепицей, вытянутые стрельчатые окна, кое-где даже виднеются витражи; люди улыбчивые, довольные, веселящиеся… И словно не посреди покинутых Богом и людьми мест стоит Фиортен, а на пересечении оживленных торговых путей.
   Сначала они не разделялись, стояли у огромного чана, где шипело и пузырилось в свете факелов и костров черное молодое вино, и его наливали всем желающим, сколько принимала душа. Правда, вино было легкое, по-настоящему праздничное - ниоткуда не торчали ноги упившихся, никто не рвал друг на друге рубахи. Сварог самокритично подумал: у нас, с этаким бесплатным чаном, давно бы все опошлили до полной похабщины… И отпил из кружки, скупо, пару глотков - ему приходилось сиживать в молдавских винных погребах, и он хорошо помнил коварство молодого вина: льется в глотку, как родниковая водичка, но стакана после четвертого вдруг обнаружишь, что блаженно покоишься под столом…
   Вскоре компания странствующих купцов как-то незаметно распалась. Сначала где-то в хороводе исчез боцман Блай, потом потерялся один из матросов - Чаба его, кажется звали, - туманно объяснив про живущего по близости кума, потом пропали остальные двое, которых Сварог не знал по именам, а спустя немного времени рядом не оказалось ни капитана Зо, ни Борна, и Сварог остался один, не особенно этому огорчившись. Он стоял, прислонившись к столбу, поддерживавшему навес над чаном, отпивал по глотку из тяжелой глиняной кружки и чувствовал себя прекрасно. Особенно когда с приятностью озирал женщин, благо посмотреть было на что: у легких рубах вырезы глубокие, на обнаженных шеях ожерелья из древних золотых монет, кавалеры, ухарски вскрикивая, кружат дам, волнующе взметываются короткие юбки, грохочут барабаны, свищут дудки, старики невольно выпрямляют спины, подростки, прячась в боковых улочках, подталкивают друг друга в спину, но на площадь выйти не решаются.
   Спустя некоторое время Сварог подметил странную особенность в манерах фиортенцев. Одинаково задорно танцевали и мужчины, и женщины, веселились, пили, флиртовали друг с другом… Однако отношение кавалеров к дамам было двояким: одних они смело тянули в круг, обнимали, шептали им на ушко всякие фривольности (что было заметно по раскрасневшимся щечкам), в танце позволяли себе даже ненароком поласкать женскую грудь, исчезали с ними в сумерках переулков… а с другими вели себя более сдержанно: и танцевать приглашали, и кружили до умопомрачения, но никаких вольностей не было - языку и рукам волю не давали.
   Сварог заинтересовался. Вполне вероятно, что дамы, относящиеся ко второй категории, - жены ревнивых мужей или благонравные, с неколебимыми устоями девицы, с которыми только время зря потеряешь, охмуряя. Но как тогда мужчины распознают, где кто? Не может быть, чтобы все здесь знали друг друга наперечет - город-то немаленький, не пять дворов. Да и команда «Божьего любимчика» смело ринулась на штурм женских бастионов - не опасаясь ошибки. Ведь ошибись кто из моряков, так и по морде схлопотать недолго, а лишние стычки в походе капитану ни к чему.
   Значит, есть какой-то знак…
   Сварог стал разглядывать веселящихся более внимательно. И совершенно случайно обнаружил ответ на загадку.
   Жгучий брюнет в белых штанах и ярко-красной жилетке на голое тело (обильные кучерявые волосы на могучей груди были похожи на небольшую плантацию) в танце подлетел к миниатюрной девушке в цветастой широкой юбке до колен и, смеясь, попытался увлечь за собой. В ответ девушка отрицательно мотнула гривой каштановых вьющихся волос, мягко отстранилась, сказала что-то и, очевидно, в доказательство своих слов отбросила кудри с левой стороны очаровательной головки. Извиняясь, угодник прижал руки к груди, расшаркался и немедленно бросился в погоню за следующей прелестницей. А за ушком девушки алел крошечный свежий цветок.
   Сварог пригляделся к празднующим. И точно: каждая из дам, с которыми мужчины вели себя чересчур обходительно, носила за левым ухом красный цветок, тогда как у остальных, следовательно доступных, прически не были украшены ничем - ну разве что деревянными обручами, чтобы волосы в глаза не лезли.
   «Ага, - понял Сварог и приободрился. - Вот как тут у вас устроено! Если барышня несвободна, то она так об этом и заявляет. Сунула за ухо цветок - и каждый видит, что лучше не подходить, ничего не обломится. Умно!»
   А веселье все не стихало. Веселье бурлило вокруг нескончаемым потоком красок, звуков и смеха. Кружились пары, наяривали музыканты, вино текло рекой…
   «Нет, у нас бы давно нажрались и передрались», - подумал Сварог и поежился от странного ощущения: все, кого он знал и помнил, еще только должны были родиться через долгие тысячелетия, и погибшие еще не погибли… Пропасть, отделявшая его от прежней жизни, оказалась столь широка и бездонна, что рассудком совершенно не воспринималась. Тем более теперь, когда дикая музыка будоражила кровь, и все женщины казались прекрасными. Но та, что стояла поблизости, черноволосая, в красной рубашке и вышитой юбке, красавицей не казалась - она ею была. И юной девочкой она отнюдь не выглядела, так что Сварог, давно не имевший дела с юными, лишь приободрился. Одно смущало: она носила по цветку за каждым ухом.
   Что бы это значило? Жена местного гетмана? Или ненавистница всего мужского рода-племени?
   «Ну подойти и просто поговорить-то я могу! - попытался Сварог унять боязнь. - Без всяких там непристойностей!»
   И он попросту подошел и спросил ни к чему не обязывающим тоном:
   – Я тут стою и удивляюсь - вы красивая, но никто вас не зовет танцевать…
   И спохватился - быть может, с точки зрения местных обычаев совершил какую-то жуткую бестактность, за что его тут же, не сходя с места, позовут «выйти на два слова». Он исподтишка огляделся - не косится ли кто-нибудь на него, хмуря брови, кусая ус и сжимая рукоять меча. Но нет: вокруг все так же бушевал неуемный праздник, а черноволосая открыто посмотрела ему в лицо, усмехнулась и сказала:
   – Я колдунья. Многие меня побаиваются - просто так, без неприязни, по традиции…
   – Как-то так получилось, что я колдуний не боюсь, - сказал Сварог. - Я ими даже восхищаюсь иногда. И сегодня тоже.
   – А если мне на самом деле сто лет и я только прикидываюсь молодой?
   – Быть этого не может, - сказал Сварог. - Я сам умею колдовать, так что…
   – Колдовать ты не умеешь, - ответила она. - Ты просто выучил ровно столько, сколько тебе позволили, а это совсем не то… - Она рассмеялась, видя его легкую оторопь. - Теперь понимаешь, что такое - умение колдовать? Вот видишь, и ты испугался…
   – Ничего подобного, - сказал Сварог браво. - Я просто огорчился. Раз так, ты прекрасно понимаешь, что у меня на уме, и пошлешь ко всем чертям…
   – Чтобы понять, что у тебя на уме, не нужно быть колдуньей.
   – И что? - Сварог вопросительно поднял брови.
   – И ничего, - засмеялась она. - Любая колдунья - еще и женщина. И если ей не сто лет… - Она протянула руку. - Пошли в круг?
   И они вошли в круг, понеслись в хороводе вокруг костра. Сварог выделывал руками и ногами совсем не то, что остальные, но никто не обращал внимания.
   Главное было - попасть в ритм, не сводя глаз с ее улыбающегося лица, и это оказалось не так уж трудно. Труднее было уйти с площади незаметно.
   До рассвета весь мир был лишь нежным теплом и запахом сена.
   …Сварог пошевелился, зашуршало пахучее сено. Узкое горизонтальное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы он мог рассмотреть ее лицо, ставшее строгим и печальным.
   – Вот и все, - сказала она тихо, мягко отстранила Сварога, когда он потянулся к ней. - Вот и все…
   – Но… - сказал он и замолчал, совершенно не зная, что еще сказать.
   – Вот и все. Ты, конечно, можешь сказать, что безоглядно меня полюбил и непременно вернешься ко мне после ратных трудов… но ведь это будет неправда, верно?
   – Верно, - сказал Сварог. - Я и сам не знаю, что со мной будет завтра…
   – Вот видишь. Что бы с тобой ни случилось, сюда ты уже не вернешься. А если и вернешься, то только для того, чтобы вновь остановиться на ночь и утром ускакать дальше, на сей раз навсегда. Так что не нужно ничего обещать. Благо оправдываться не за что.
   – Неловко как-то…
   – Потому что ты еще не освоился в этом мире. Откуда ты, я не знаю, но чувствую - из страшного далека… Ни в чем себя не упрекай и не старайся усмотреть сложности там, где их не должно быть. Нам было хорошо - вот и все. - Она натянула рубашку на плечи, стянула шнурком на груди, ласково провела ладонью по щеке Сварога. - Нам было хорошо… Правда, мне еще и тревожно. Что-то недоброе впереди. Но здесь ничего иного впереди и ждать не может…
   – Почему же вы отсюда не уйдете? - спросил Сварог.
   – Потому что Фиортену - три тысячи лет. Когда-нибудь мы уйдем, но это будет в предпоследний миг… Понимаешь?
   – Понимаю, - сказал Сварог. - А вы успеете почувствовать, что пришла пора?
   – Успеем. Береги себя.
   Она подняла руки, закинула за голову, и рубашка на ее груди натянулась… Сварог непроизвольно сглотнул и почувствовал в душе нечто такое… такое… словно и не был он сладостно опустошен этой ночью… «Околдовала она меня, что ли…» А колдунья развязала на шее шнурок, сняла что-то с груди и протянула Сварогу.
   – Возьми. Не знаю, в какого бога ты веришь, но это всем помогало…
   На черном шнурке покачивалась каменная фигурка, вроде бы изображавшая человека, но настолько окатанная, словно бы оплавленная временем и прикосновениями бесчисленных рук, что не понять уже, кого она в незапамятные годы изображала.
   – Повесь на шею.
   – Что это?
   – Это алар. Дух-покровитель из тех времен, когда здесь еще не было Фиортена, когда лары еще не ушли за облака. Их находили в старых курганах, насыпанных еще до потопа и Шторма.
   – До чего? - спросил Сварог.
   – Ох, ничего ты не знаешь, я вижу…
   – Ну почему же ничего,- пожал плечами Сварог. - Я знаю, что Шторм - это череда войн, катастроф и несчастий, после которой жизнь на земле пришла в упадок, а лары подались за облака…
   – Как по писаному говоришь, - улыбнулась она. - А потоп случился лет за пятьсот до Шторма.
   – А Вьюга что такое? - необдуманно спросил Сварог… и прикусил язык.
   Глаза ее вдруг потемнели; она отвернулась. Молчала долго, и Сварог решил, что ответа не дождется, но колдунья вдруг проговорила тихо, глядя в потолок:
   – Я очень хочу верить, что Вьюга - это всего лишь ошибка… большая ошибка. Потому что только думая так, я еще верю в людей… Но ты лар, ты не поймешь. - Она повернулась к Сварогу и кивнула на амулет. Сказала обычным голосом: - Надень на шею. Теплый, правда?
   – Теплый…
   – Он станет холодным, когда тебе будет грозить опасность большая, нешу-точная. Уберечь не сможет, но предостережет…
   Сварог надел шнурок через голову. Теплая фигурка скользнула на грудь, пониже креста.
   – Спасибо, - сказал он.
   – А теперь иди. Тебя уже заждались. Где твой меч?
   Сварог растерянно зашарил вокруг, разбрасывая сено, наткнулся на ножны.
   – Ну вот, - засмеялась она. - Сразу видно, что ты нездешний. Меч всегда должен лежать под рукой…
   Сварог нашел меч, неуклюже соскользнул с сена на земляной пол, застегнул пуговицы на кафтане, отряхнулся. Колдунья бесшумно оказалась рядом. Подарить ей в ответ что-нибудь, что ли, - мелькнула дурацкая мысль. Но ничего у Сварога не было - только наколдованная в Хелльстаде и до сих пор не выброшенная Звезда Героя. Не орден же дарить…
   – Мы больше не увидимся, я знаю, - очень серьезно сказала колдунья. - По-этому постарайся поскорее меня забыть - чтобы посторонние мысли не мешали твоим делам. Тебе предстоит длинный путь, очень длинный - гораздо длиннее, чем тот, на котором ты стоишь сейчас. Есть в тебе что-то… что-то… я не могу это объяснить, просто будь осторожен - чтобы выполнить все то, что тебе предназначено. Обещаешь?
   Он смог только молча кивнуть в ответ.
   В воротах Сварог обернулся к ней, хотел сказать что-то нежное и серьезное, но не нашел слов.
   Женщина прижалась к нему, гибкая, сильная, теплая, крепко поцеловала и отстранила, заглянула в глаза:
   – Иди и не оглядывайся. Мужчины не должны оглядываться, иначе выйдет не к добру…
   Сварог быстро шагал мимо просыпавшихся домов - зевали и лениво ворчали на него кудлатые собаки, в хлевах мычали коровы, в кухнях гремела посуда. Вставало солнце, и он вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имени, да и свое не называл, но возвращаться, понятно, не стал - чувствовал, что этого никак нельзя делать. Да и не нашел бы дороги. Он прекрасно помнил ее голос, ее запах, ее тело, но дороги назад не нашел бы, как ни старался, не помнил ворот, мимо которых только что прошел, улочек, в которые только что сворачивал.
   А ведь забывчивостью он никогда не страдал…
   У деревенских ворот его ив самом деле ждали возле оседланных коней все шестеро спутников. Обошлось без мужских шуточек вслух, только боцман Блай хитро подмигнул - левым глазом, правым, левым, правым.
   – Ну, приятное позади, - сказал капитан Зо. - Впереди теперь, увы, одно полезное, то есть насквозь опасное. По коням!
   Он первым въехал в ворота и приказал:
   – Рысью… Между прочим, в окрестностях и в самом деле болтались харланские конники, десятка два. Но очень быстро убрались в сторону Храма Ашореми. Что доказывает: Басс постарался на совесть.
   Двигались шагом и реже - чтобы не утомить лошадей, смены-то не было - рысью. Пересекали перелески и пустоши. Поднимались на холмы и перебирались вброд через быстрые речушки. Привалы делали редко - подчас даже ели на ходу. Ночевали под открытым небом, сбившись в кучу вокруг костерка, укрывшись попонами, положив под головы вьючные мешки. Умывались и брились, когда выпадала такая возможность, - из фляг, в небольших лесных озерках, на берегу весело журчащих речек, перекатывающихся по скользким круглым камушкам на дне. Сварог с удивлением и удовольствием отметил, что ноги почти не болят, да и задница выдерживает долгий конный переход вполне стоически. Молодец старушка…
   Ни одной живой души они по пути не встретили, даже редкий лесной зверь не бежал от людей сломя голову - лишь настороженно следил из зарослей. Значит, давненько тут человек не появлялся… хотя заросшие дороги отчетливо указывали на то, что некогда здесь в изобилии жил честной люд. И капитан Зо каждую ночь выставлял часового. Когда вечером распределял, кому и в какой очередности стоять на страже, Сварога он не поминал вовсе. В первый раз Сварог принял это за недоверие, ни словом не намекнул, но на лице, видимо, что-то отразилось. Капитан повернулся к нему и хлопнул по плечу:
   – Голуба моя, ну что вы дуетесь, как юная служаночка на деревенском празднике? Пригласят вас еще танцевать, не беспокойтесь. Вы же понятия не имеете о здешних опасностях и сроду их не отличите от чего-нибудь жуткого на вид, но совершенно безобидного. Беда с этими графьями, право…
   И Сварог согласился с ним.
   Перед сном сидели у костра - травили байки, а то и просто молчали, слушая ночь. Когда было настроение, Сварог брал виолон, с которым даже в походе не расставался один из матросов по кличке Шестипалый, и задумчиво перебирал струны:
   От самых дверей ведет дорога,
   Все вдаль и в даль.
   Ходил по ней и бедный путник,
   и государь.
   О, кто по ней куда пойдет?
   И кто куда когда придет?
   Уж не моя печаль…
   Однажды во время привала штурман Борн завел с ним странную беседу, смысл и цель которой была Сварогу совершенно не ясна.
   – Вы новичок, - негромко сказал Борн, задумчиво вороша веткой угли костра. - Зеленый, неопытный новичок. Хотя и воевали, хотя и прибыли из неуютных, надо полагать, мест. И пока мало что смыслите в наших делах. Возьмем, например, ларов. Конечно, в заоблачных замках красиво и привольно, сытно и беззаботно… Но, видите ли, лорд Сварог, это мир без будущего. В первую очередь потому, что лары способны держать земную жизнь под контролем, но не способны разумно ею управлять… - Он замолчал. Сварог молчал тоже - он понимал, что Борн хочет сообщить ему нечто важное. - Вот представьте остров, населенный полудикими жителями. Посреди - гора, откуда простреливается любой уголок. И вот на этой горе угнездился потерпевший кораблекрушение моряк с пулеметом, заставивший туземцев признать себя королем. Что касается силы - он и в самом деле может в любой момент перестрелять всех поголовно. А дальше-то что? Как он будет ими управлять? Он прибыл из более цивилизованных мест, ему невероятно скучно изо дня в день разбирать жалобы на потравившую огород соседскую свинью, мирить двух сплетниц или вводить новые проекты крыш для хижин. Он владыка, но король на горе - сам по себе, а его подданные - сами по себе.
   – Но он же может цивилизовать, вести к прогрессу… - позволил себе возразить Сварог.
   – А если ему этого не хочется? - быстро спросил штурман. Было видно, что этот вопрос волнует Борна всерьез и давно. - Если в этом случае его со временем лишат и пулемета, и власти? Если туземцы, научившись наукам и ремеслам, превзойдут своего короля - в прежней жизни не более чем недалекого боцмана? Конечно, я выбрал ни самый удачный пример, и все же он в какой-то мере передает сложившуюся ситуацию. Все сами по себе. Там, наверху, для одних смысл жизни в балах и развлечениях, для других - в удовлетворении любопытства посредством науки. И никому не хочется делиться могуществом с теми, что внизу. А на земле свои проблемы. Вот и получается замкнутый круг. Да что земля - взять хотя бы вас. Вот вы - лар. Однако в здешних делах, извините, полный профан. Вы ничего не знаете об истории Талара, о Шторме и Вьюге, о том, почему лары ушли в небеса и что было до них… Даже о нынешней расстановке политических сил вам ничего не известно.
   – Ну почему же, - пожал плечами Сварог. - В Магистериуме меня кое-чему научили…
   – И это оказались жалкие крохи, верно? Таков порядок вещей. Крохи магии, истории, науки. А самое печальное - что большинству и не нужно ничего, кроме крох.
   Толстый сук в угасающем костре оглушительно треснул, сноп искр, похожих на рой огненных мух, кружась, взмыл в воздух. Борн помолчал, глядя на дым, потом вдруг переменил тему:
   – Вы никогда не задумывались, лорд Сварог, что представляете собой досадное нарушение установившихся порядков?
   Как-то не успел, признаться.
   Зря. Подумайте над этим. На вашем месте я приложил бы все усилия, чтобы побыстрее стать яркой деталью пейзажа, которую никакая сила не изымет незаметно… Пока же, простите, меня удивляют два обстоятельства. Первое - почему вас не убрали там, наверху тихо и незаметно? Второе - почему вас до сих пор не разыскали?
   – А что, могли?
   – Ну, не за час-два, конечно. Но за сутки вас непременно обнаружили бы. Исчезновение вашего яла не могло остаться незамеченным. Система наблюдения и контроля - мощнейшая. Ответ один: то, что вы рассказали о докторе Молитори и покушениях на вас, позволяет думать, что Великий Мастер отыскал-таки лазейку. Благо высокомудрый Магистериум в его существование не верит, и все меры предосторожности лишь результат усилий архаичного, безнадежно отставшем от прогресса, но во многом незаменимого Мистериора. Вам во многом предстоит разбираться самому. - Он усмехнулся. - Если захотите, конечно. А можете жить, как большинство: балы, фейерверки, отдых на Сильване…