– А вот те шиш, - шепотом произнес Сварог, отступая подальше от заманчивого мерцания.
Спиной вперед прошел под аркой, держа руку на мече и твердо решив не отвлекаться на придорожные странности, - ненароком влипнешь во что-нибудь такое, от чего уже не отвяжешься…
Шарахнулся влево, выхватив меч, ему не почудилось, он точно видел, что на темно-серой стене слева от арки дернулись дветени - его и чужая…
Остановился в боевой позиции, заслонившись изготовленным к рубящему удару мечом. Огляделся.
Рядом никого не было. И до него понемногу стало доходить: учитывая положение скрывшегося за скалами солнца, на стене никак не могла оказаться его собственная тень… Осторожно сделал два шага влево, то и дело поворачиваясь в стороны, готовый к бою.
Тени виднелись на прежнем месте, они выглядели гораздо темнее, чернее обычных теней, этакие пятна космического мрака, аккуратно вырезанные ножницами. Они двигались. Они жили своей жизнью. Их прибавилось.
И они, такое впечатление, никакой угрозы путнику не представляли, занятые своими заботами…
Сварог засмотрелся. В профиль к нему стояла женщина - нет, дама в длинном платье и затейливом головном уборе, из-под него опускаются на плечи то ли уложенные кружками косы, то ли украшения. Голова надменно вздернута, руки сложены на груди, она застыла, с превеликим самообладанием слушая беснующегося перед ней мужчину в столь же пышном костюме неизвестного фасона - вот кому самообладания не хватает, немо открывает рот, явно вопя, потрясает кулаками, топает ногой. За спиной его стоят еще несколько человек, сливаясь в сплошное пятно причудливых очертаний.
Ух ты! Один вдруг отделился от толпы, упругим кошачьим шагом ринулся вперед, черной полосой, пропавшей на миг, метнулся длинный узкий клинок, вошел в спину… Дама ни на миг не изменила величественной позы, только подбородок задрался еще надменнее - а вот для сторонних зрителей все случившееся то ли явилось полной неожиданностью, то ли нервы у них слабые. Мечутся, бестолково сталкиваясь, всплескивая руками, кто-то рванулся в сторону и мгновенно пропал, с глаз - хотя на стене еще достаточно места - словно картина ограждена невидимой рамкой экрана. Убийца стоит в вольной, непринужденной позе, уперев кончик меча в носок сапога, не похоже что-то, чтобы его мучили раскаяние или хотя бы неловкость. А дама - очень похоже, она совсем молода, - величественно переступив через труп, движется к нему, грациозно протягивает руку - пышный рукав взметнулся плавной дугой, от силуэта неизвестной красотки прямо-таки веет облегчением и злорадством… Любовная драма со старым мужем и юным амантом? Смерть надоевшего фаворита королевы? Неведомые дела чести? Сварог зачарованно смотрел, как удаляется дама под руку с убийцей, так и не убравшим меч в ножны, как суетятся оставшиеся тени, боязливо приближаясь к убитому. Всадник в шипастом шлеме вдруг появился справа, натянул поводья и что-то стал кричать, потрясая рукой в перчатке с широким раструбом, но Сварог уже зашагал прочь. Темнеет, привидения зашевелились, лучше отсюда убраться…
А потом? У реки он будет не в большей безопасности, чем здесь, как ни крути, а заночевать придется в Хелльстаде… Сварог потрогал ожерелье - цепь на шее - меж самоцветами в филигранной оправе и золотыми бляшками имелось немало серебряных колечек. Та самая инкунабула советовала, коли уж вас застала в Хелльстаде ночь, оградить себя серебром и щелкать зубами от страха до самого утра в относительной безопасности, но тут же оговаривалась, что совет таковой, судя по иным свидетельствам, сплошь и рядом бесполезен…
Долина раздваивалась. Тогда, с горки, Сварог окинул окрестности лишь беглым взглядом и не помнил всех хитрых изгибов русла, а потому какое-то время стоял в нерешительности. Прямо передним, словно острый нос корабля, вздымалась скала, высоко над головой в ней зияло несколько пещерок.
Поразмыслив, Сварог зашагал направо - благо долина тянулась, в общем, в нужном ему направлении. Все то же самое - гладкая каменистая земля под ногами, кое-где - россыпи скатанных камешков. Долина расширялась и расширялась, вскоре Сварог уже шагал по обширнейшему полю - и впереди вдруг вновь замаячила стена.
Сущий близнец первой - те же камни, тот же способ кладки.
На сей раз он не колебался, одним прыжком оказался по ту сторону и браво двинулся дальше.
Пока впереди не встала новая стена. Повыше, по грудь. И на вид совершенно иная, отчего-то казавшаяся угрюмой - сложенная из огромных черно-серых камней, бугристых, заплесневевших. Преодолеть ее было гораздо труднее, носки сапог соскальзывали, Сварог перемазался склизкой плесенью - но упрямо лез, бормоча про себя: «Нет таких крепостей, которые б не развалили большевики, знаете ли…»
Дорога вела под уклон. Темнело. Сварог размашисто шагал, не утруждая себя мыслями о жизненных сложностях, но понемногу начал тревожиться. Он и сам не понимал, что ему в окружающем не нравится, но чем дальше, тем сильнее в душе крепло некое неудобство. В конце концов он понял, что ему просто-напросто не хочется идти дальше. Не хочется, и все тут. Хоть режьте.
Остановился и огляделся. Впереди ничего не удавалось рассмотреть - в сгущавшемся мраке земля сливалась с небом, горизонт неразличим, вдали, на пределе зрения, словно бы колюче сияют звезды, необычно низко, будто склон ведет все ниже и ниже, в пропасть. После иных приключений, пережитых на пути в этот мир, Сварог в глубине души преисполнился стойкого недоверия ко всему, напоминающему пропасть, да и легенды иные гласили о провалах, ведущих в подземный мир, о котором не известно ничегошеньки, кроме плохого… Показалось, в лицо дует едва заметный ледяной ветерок. Оглянувшись, Сварог узрел, что вдали, далеко за спиной, небо по-прежнему синеет светлой полосой - тамсумерки еще не наступили, и это было странно, словно он миновал некий рубеж меж двумя совершенно иными мирами. Смеяться над своими страхами как-то не тянуло. Прежняя дорога стала опасностью привычной, а то, что виднелось - вернее, как раз не виднелось - впереди, прямо-таки отталкивало.
Поблизости росли невиданные прежде цветы - бледно-белые высокие стебли и стрельчатые листья, синие и желтые бутоны выглядят странно блеклыми, будто нарисованными жиденькой акварелью. Впереди, подальше, их все больше и больше, сущие заросли. Превозмогши себя, Сварог опустился на корточки и потрогал стебель. Кончики пальцев явственно ощутили прохладу. Стоило чуть посильнее свести пальцы, стебель беззвучно переломился, нелепо повис, невероятно хрупкий, руку испачкало бесцветным прозрачным соком, и Сварог долго вытирал ее о куртку. Цветы выглядели так, словно их никогда не касался лучик солнечного света, не говоря уж о том, что белый здесь считался цветом смерти.
Сварог помотал головой и, превозмогая себя, все же двинулся дальше. Бормотал под нос для собственного успокоения: «В конце концов, до Итела всего ничего, рукой подать, текущую воду, как известно, нечисть на дух не выносит, там и заночуем, добраться бы только засветло, а волков бояться - в лес не ходить…»
Уклон прекратился, теперь Сварог шагал по ровной, как стол, твердой земле, никакой угрозы вроде бы не таящей.
Зато в небесах началось некое движение: заструились смутные тени, появлялись и исчезали расплывчатые образы, вспыхивали огоньки, ничуть не похожие на звезды; над горизонтом возникло ровное белое сияние. Сварог немного постоял, задумчиво глядя на это свечение, а потом мозг вдруг пронзила мысль: «Город!» Чертовски похоже на свет ночного города… в смысле - земного города конца двадцатого века.
Однако с каждым шагом Сварога сияние становилось ярче, разлилось в полнеба, и он понял, что никакой это не город: источник света находился не на земле, а над ней. Может быть, второе солнце? Кто этот Хелльстад разберет, что тут у них происходит…
Пейзаж тоже начал изменяться. Скалы остались далеко за спиной, уступив место унылому однообразию степи, но на всей линии горизонта появились мелкие изломы, напоминающие далекие горные хребты. Он сделал еще несколько шагов… и встал как вкопанный.
Это не были горные хребты. Это вообще не было ничем, что Сварог когда-либо видел.
Изломы не были неподвижны. Нет, они не перемещались с места на место, они колыхались: пики сглаживались, становились впадинами, а провалы между ними вздувались горбом, сами превращаясь в возвышенности… Совсем как показания на экране осциллографа. Пики оплывают, провалы выгибаются, пики оплывают, провалы выгибаются - и так без конца, от края до края…
Оптический обман - единственное объяснение, пришедшее Сварогу в голову. Однако и на небе тоже творилось что-то невообразимое: освещенные ровным белым сиянием, там сновали туманные переливающиеся фигуры. То и дело они принимали вроде бы знакомые формы, во вспышках огоньков проявлялись вроде бы знакомые контуры, но в этом завораживающем клубящемся хороводе невозможно было ни на чем остановить взор, подумать секунду и сообразить наконец, что же это такое.
Перстень на пальце стал подозрительно горячим - гораздо горячее, нежели нагретый человеческим теплом. А спустя некоторое время Сварог почувствовал, что и все его тело начинает клубиться, переливаться и утекать куда-то.
А белое сияние росло, росло, росло…
Да, то вставало солнце.
Треугольное.
Когда светило целиком вылезло из-за сошедшего с ума горизонта, оказалось, что в самом его центре находится огромный человеческий глаз, пристально смотрящий прямо на Сварога. Стало светло как днем, но небеса по-прежнему оставались черными.
А потом все призрачные образы ринулись к треугольному «солнцу» - аккурат в центр великанского зрачка. Глаз поглотил их, моргнул и взорвался фонтаном разноцветных огней.
Никогда в жизни Сварог не бегал так быстро.
Он не знал, сколько прошло времени. Когда он наконец смог мыслить связно, то понял, что все еще жив и, кажется, пребывает в здравом уме.
По-прежнему стояла ночь - нормальная, темная, без идиотского мельтешения в небе. С горизонтом тоже все было в порядке. Сварог судорожно сглотнул и посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали.
Его предупреждали, что Хелльстад ничуть не похож на обжитые земли, но чтоб такое…
Нет, разумеется, всему этому можно было найти рациональное объяснение. Например: в атмосфере Талара присутствуют ядовитые примеси, вызывающие галлюцинации (хотя до сих пор он не замечал сбоев в работе своего организма). Или: Хелльстад есть территория со своими, в корне отличными от повсеместных физическими законами (хотя он, даже учитывая магическую природу Хелльстада, и представить не мог существование треугольного солнца).
«Или», «или», «или» - тысячи «или»… И каждое разбивалось о свое «хотя».
Сварог бросил ломать голову над загадками, перевел дух и решительно повернул назад, спеша и поругивая себя за эту нервную спешку, добрался до развилки и двинулся другой дорогой, уже прекрасно понимая, что не успеет до темноты выйти к реке. Галлюцинация или нет, но Сварог почему-то был уверен, что мир вновь начнет закусывать удила, если он повернет назад, и вновь на небе взойдет треугольное солнце…
Темнота, как он и ждал, обернулась полным мраком совершенно неожиданно, будто упал великанский занавес. К этому времени Сварог шагал уже по редкому лесу, покрывавшему широкую долину, - лес, надо отметить, вел себя пристойно, деревья не трогались с места и не пытались ухватить ветвями за шиворот. У Сварога не хватало знаний, чтобы определить, отличается ли звездное небо над ним от того, которое можно увидеть за пределами Хелльстада, но не удивился бы, окажись, что так оно и есть. Мрак для него не представлял досадного препятствия - обучили видеть в темноте не хуже кошки, только заклятье пробубни, но поневоле вспоминалось, что во всяком лесу есть обитатели, с темнотой покидающие логова в рассуждении, чего бы пожрать…
Над горизонтом поднялся желтый серп Юпитера, стало гораздо светлее, все вокруг залили серебристые отсветы, а тени стали черными, густыми и четкими - но Сварог «кошачьего зрения» не отключал для пущей надежности. Временами мерещились быстрые тени, мелькавшие поодаль меж деревьев, - а может, и не мерещились.
Но не нападали, и то ладно.
А один раз откуда-то из подлеска вдруг явственно донесся радостный, заливистый детский смех. Это было настолько неожиданно, настолько дико, что у Сварога мурашки по коже побежали. Он замер и прислушался, крепко сжимая рукоять меча. Тишина. Смех растаял в ночном воздухе, как привидение на рассвете. Однако Сварог ничуть не сомневался в том, что ему не показалось.
Потом с той же стороны чистый голос ребенка то ли пропел, то ли позвал: «Йо!… Йо!…», послышался частый топот детских ног, хрустнула сухая ветка - и все смолкло окончательно.
Сварог немного постоял, не зная что и думать. Наконец он громко предупредил неизвестных шутников:
– Нас на мякине не проведешь! Иванов, заходи слева! Петров, справа! Сидоров, прикрываешь!
Опять прислушался. Молчание. Испугались, гады.
И он решительно двинулся сквозь темень в прежнем направлении. Ни смех, ни прочие не соответствующие обычной ночи звуки не повторялись.
Признаться честно, он немного устал, сапоги и меч казались пудовыми - но шагал вперед, как автомат, на упрямом автопилоте, надеясь, что вот-вот увидит реку, забивая нещадным куреньем назойливо требовавший ужина желудок. Ни в каких спасателей он уже не верил, как встарь, полагаясь только на себя, благо имелся большой опыт.
И когда уголком глаза узрел шевеление справа, ничуть не испугался, лишь напрягся, как почуявший волка конь.
Нечто большое, косматое, длинное, на четырех лапах, двигалось уардах в пятидесяти от него параллельным курсом. Для пробы Сварог свернул, сделал крюк, отклонившись немного от избранного маршрута, - мохнатое создание, не приближаясь и не отдаляясь, повторило маневр, словно двигаясь на невидимой привязи.
Так они шли довольно долго - временами, бросив взгляд украдкой, Сварог успевал заметить фосфорически-желтый блеск глаз, но тварь тут же отворачивала голову, демонстрируя как отличную реакцию, так и наличие в башке некоего количества мозгов. Упорно не желала встречаться взглядом - и не отставала, успев за какой-то час надоесть смертельно.
Он не хотел нападать первым - где гарантия, что это не местный безобидный хомячок? - но безмолвный спутник опостылел хуже горькой редьки как раз из-за своей загадочности.
Впереди показалось нечто высокое, на распяленных тоненьких ножках, кажется, полосатое, направилось было навстречу Сварогу, перебегая от дерева к дереву, больше всего смахивающее на куриное яйцо, вставшее на ходули, донеслось басовитое ворчанье, что-то крайне напоминавшее лязг зубов, но мохнатая тварь бдительно выдвинулась вперед, издала плаксивый вой. Яйцо на ходулях застыло, как вкопанное, потом с воем кинулось в лес. Нет, пожалуй, не хомячок. И уж конечно, не благородный самаритянин, провожающий по ночам одиноких путников, чтобы их, паче чаяния, не обидели здешние хулиганы, - что-то не слышно было о подобных хелльстадских благотворителях…
Решаться пора, вот что. Заприметив слева невысокий пригорок, Сварог поднялся на вершину, уселся под деревом и с удовольствием вытянул натруженные ноги. Потом быстренько сварганил себе из воздуха горячий бутерброд с ветчиной, сыром и луком и впился зубами в сочную мякоть. Оказывается, проголодался он больше, чем казалось во время марш-броска.
Мохнатая тварь бродила вокруг холмика, как заведенная механическая игрушка. Теперь Сварог рассмотрел ее чуточку получше - нечто среднее меж вставшим на четыре лапы шимпанзе и некрупной гиеной, хвоста не видно, голова - сплошной комок спутанной длинной шерсти, откуда сторожко поблескивают желтые блестящие глаза (теперь она уже не таилась, то и дело таращилась на Сварога), косолапая походка.
То и дело она похныкивала, всхлипывала, бурчала что-то неразборчивое - но вовсе не казалась жалким, забитым, боязливым существом, наоборот, было в ней что-то липко-подловатое. Сварог и не заметил, как она, сужая спираль, оказалась ближе на добрый десяток уардов. Забормотала требовательно, жадно. Категорически не нравилась - и в роли ночного спутника, и в общефилософском плане.
Бутерброд был доеден, была выкурена очередная сигарета; и, решив наладить общение, Сварог запустил в тварь извлеченным из воздуха куском сначала сырого, а потом жареного мяса - авось нажрется и отстанет. Куски упали прямо перед мордой. И тварь, даже не наклонив башку, с такой брезгливостью отбросила его лапой, что стало ясно: если и голодна, то ни сырым мясом, ни жарким по рецепту императорских поваров не прельстится. Но не травоядная же? Не похоже что-то…
Точно такая же участь постигла аппетитную поджаристую булочку…
– Какого ж тебе рожна? - вслух спросил Сварог.
Вместо ответа последовало ворчанье и хныканье - злое, нетерпеливое. Вновь в ее бормотанье послышались членораздельные слова, Сварог стал старательно прислушиваться и тут же понял свою ошибку - тварь, без сомнения, каким-то образом туманила ему мозги, давила на подсознание, гипнотизировала хныкающими стонами и размеренными перемещениями, опять вдруг возникла гораздо ближе, и он не успел заметить, когда это произошло…
Сварог начал беспокоиться. Лучше пересолить, чем недосолить. Похохотать над своими страхами можно потом, в уютной каминной фамильного замка, а сейчас его явно пытаются одурманить с неизвестными целями, все ее бормотанье и гибкие, плавные пируэты вызывают в памяти подползающую к птичке змею… Вот опять показалось, что на миг она растаяла в лунном свете и возникла в другом месте, ближе, по ногам начинает растекаться странная истома, и это не фантазии возбужденного сознания…
Он не собирался быть птичкой. Достал шаур, уже чувствуя и в руках странную вялость, ползущую от кончиков пальцев к локтям, повел запястьем - кисть описала плавную дугу вопреки его намерениям, - нажал на спуск.
Словно молния мелькнула - тварь молниеносно сделала кувырок, скользнув в сторону от Сварога по склону холма, с дьявольским проворством уйдя от серебряной звездочки, летящей немногим медленнее пули. Полное впечатление, что она сбросила личину - уставившись на Сварога злыми круглыми глазами-фонариками, утробно рявкнула. Впервые он увидел ее зубы - неплохую коллекцию игольчатых клыков, влажно сверкнувшую в разинутой пасти. Какое, к черту, травоядное, тут и Кювье не нужно быть…
Сварог дважды выстрелил - и снова безуспешно, тварь, крутнувшись клубком, ушла с линии огня так ловко, что в сердце понемногу начал закрадываться страх: она не собирается снимать осаду, а легкой победой для него и не пахнет, тут ноги бы унести…
Тварь вновь принялась выписывать неуловимо для глаза сужавшуюся спираль, воя, мурлыча, подскуливая, ни на миг не сводя с него зло сверкающего взора, готовая в любой миг отскочить, ее клокочущие всхлипы сливались в мелодию, липкой паутиной оплетавшую тело и сознание. Пора было как-то спасаться. Сварог медленно вытянул меч - что не произвело на его загадочного противника никакого впечатления, разве что самую чуточку прибавило прыти - и почувствовал, что кружится голова, а окружающее все гуще подергивается туманной пеленой.
Он неуклюже сунул шаур в карман, лихорадочно перебирая в уме свои возможности. В задурманенную голову пришло только одно решение: с помощью заклинаний построить вокруг себя серебряную клетку - нечисть, ясное дело, серебра боится… А что это даст? Так и останется Сварог под решетчатым куполом, невредимый, зато в дурмане, от которого неизвестно когда очнется, да и очнется ли… Кроме того, не пристало десантнику и лару прятаться в клетках от каких-то обезьян.
А мысли скакали все быстрее, а окружающий мир становился все туманнее, Сварог уже не чувствовал ног…
Он поднял непослушную руку к горлу, рванул тугой высокий ворот парадного кафтана, освобождая дыхание. Посыпались самоцветные пуговицы, от сильного рывка лопнуло ожерелье-цепь и длинной струйкой стекло к ногам. В приливе отчаянного бешенства Сварог, собрав его в горсть, запустил к подножию пригорка, целя чудищу в морду.
Промазал, конечно, оно увернулось грациозно, гибко, похожее сейчас скорее на вихрь или смерч, чем на живое существо. И тут же застыло в довольно нелепой позе, присев на задницу, подняв передние поджатые лапы. Вялость в теле мгновенно сгинула, Сварог, выпустив рукоять меча, полез за шауром. Рука запуталась в кармане. Когда он извлек овальный предмет, мохнатая тварь уже сидела к нему вполоборота, словно бы и забыв о нем вовсе. И медленно, можно бы даже сказать, отрешенно, самозабвенно перебирала цепь, словно четки. Сварог оторопело смотрел, как она, пропустив меж когтями драгоценную безделку, начала перебирать ее заново, прямо-таки священнодействуя, тихонечко повизгивая с несомненным восторгом. Что ж это получается? Значит, серебра она не боится? Значит, не нечисть это, а просто зверушка тутошная. Типа сороки, может быть, которая сама не своя до блестящих бирюлек…
Некогда было раздумывать. Тихонечко засунув в ножны меч, он бочком-бочком спустился с пригорка, то и дело оглядываясь. Тварь и не заметила его ухода, сидела на том же месте, скрючившись в прежней позе, пребывая словно бы в восторженном трансе. Первое время он еще подозревал коварный подвох, но, удалившись уардов на сто, поверил, что произошло нечто непредвиденное и удача вновь обернулась к нему лицом, обратив более вульгарные детали фигуры кое к кому другому.
И наддал, припустил меж деревьев что есть мочи, придерживая болтавшиеся ножны, стараясь не задевать ими за стволы, не шуметь. О следопытских способностях странной твари он не имел ни малейшего понятия, так что следовало убраться подальше, прежде чем ей надоест забавляться с драгоценной безделкой. Может, это такая особая порода хелльстадских чудовищ, на которых драгоценные камни действуют гипнотически? Вводят в транс точно так, как они сами вульгарным подобием пения сирен завораживают других?
Продравшись сквозь жесткие кусты и едва не оставив на длинных колючках вырванные с мясом клочья одежды (форма десантника получилась на удивление прочной, хотя колдун из него аховый), Сварог оказался на широкой дороге. На ней повсюду росли низенькие, то по колено ему, то по грудь, пушистые елочки, но все же это была пришедшая в запустение дорога, сразу видно. Особо не раздумывая, побежал по ней, уже экономя дыхание, войдя в ритм. Тяжелые армейские ботинки словно свинцом налились. Он отстранение подумал, что неплохо бы дальше шлепать босиком, - дорога песчаная, ровная, тут нет ни битых бутылок, ни ржавых консервных банок, - но останавливаться, ясно, не стал…
Замедлил бег. Остановился и прислушался. Показалось сначала, что привязалось очередное наваждение. Где там, песня ему не почудилась, впереди чистый и высокий мужской голос забубенно, весело, ни черта не боясь, выводит во всю глотку:
Ах, это всех касается…
Как шел к себе домой
Ты в обществе красавицы.
Пение приближалось. Тот, кто двигался Сварогу навстречу, держался так, словно был у себя дома, в насквозь знакомых и безопасных местах, где нет нужды таиться и опасаться… Держался хозяином. А значит, был опасен…
Сварог на цыпочках сошел с заросшей молодым ельничком дороги. Окажись вокруг сосны, пришлось бы похуже, а ели - просто клад для ищущего укрытия… Осторожненько, спиной вперед, он пролез меж колючих лап к самому стволу, чуть повозился, выбирая место, откуда сможет видеть кусочек дороги, безбожно пачкая спину смолой, держа шаур наизготовку.
Странно, залихватская песня доносилась откуда-то снизу, словно ночной певец полз… или росточком вышел пониже пня…
Ах, это всех касается…
Как посреди невзгод
Тебя твоя красавица
Лишила всех свобод!
На дороге замаячило нечто белое, быстро приближавшееся… У Сварога мурашки поползли по спине.
Он наконец-то увидел лицо певца - совсем не там, где ожидал узреть. Лицо как лицо, грубоватая физиономия мужчины лет сорока, бесшабашного любителя гульнуть и поволочиться за девчонками, всклокоченная шевелюра, крупная голова…
А кроме головы, ничего и не было. Человеческая голова проворно скользила над самой землей на толстых паучьих лапах, которые Сварог зачем-то попытался сосчитать, но тут же забыл об этом. В ней не было ничего демонического - всего лишь живехонькая голова, семенившая паучьими лапами, полузакрыв глаза, играя густыми бровями, распевавшая:
Ах, это всех касается…
Как ты живешь с красавицей
В высоком терему,
Похожем на тюрьму!
А следом, держа шеренги, держа четкий строй, слаженно, в ногу, шагали белые костяки, скелеты, иные в кольчугах и разномастных кирасах, иные в продранных кафтанах, кто с мечом у пояса, кто с алебардой на плече, кто безо всего, и без доспехов, и без одежды, и без оружия, они печатали шаг, словно кто-то невидимый проворно управлялся с массой невидимых же ниточек, двигались безмолвно, только временами слышался костяной бряк или короткое лязганье оружия, задевшего соседские доспехи. Конец колонны скрывался за поворотом, но все равно Сварог видел, что их там чертовски много…
Он замер, не в силах, кажется, вдохнуть. Впервые в жизни казалось, что волосы на голове зашевелились, - а может, и не казалось… Прямо напротив него гремел на весь лес задорный голос:
Ах, и мне б, смеясь и плача,
Спиной вперед прошел под аркой, держа руку на мече и твердо решив не отвлекаться на придорожные странности, - ненароком влипнешь во что-нибудь такое, от чего уже не отвяжешься…
Шарахнулся влево, выхватив меч, ему не почудилось, он точно видел, что на темно-серой стене слева от арки дернулись дветени - его и чужая…
Остановился в боевой позиции, заслонившись изготовленным к рубящему удару мечом. Огляделся.
Рядом никого не было. И до него понемногу стало доходить: учитывая положение скрывшегося за скалами солнца, на стене никак не могла оказаться его собственная тень… Осторожно сделал два шага влево, то и дело поворачиваясь в стороны, готовый к бою.
Тени виднелись на прежнем месте, они выглядели гораздо темнее, чернее обычных теней, этакие пятна космического мрака, аккуратно вырезанные ножницами. Они двигались. Они жили своей жизнью. Их прибавилось.
И они, такое впечатление, никакой угрозы путнику не представляли, занятые своими заботами…
Сварог засмотрелся. В профиль к нему стояла женщина - нет, дама в длинном платье и затейливом головном уборе, из-под него опускаются на плечи то ли уложенные кружками косы, то ли украшения. Голова надменно вздернута, руки сложены на груди, она застыла, с превеликим самообладанием слушая беснующегося перед ней мужчину в столь же пышном костюме неизвестного фасона - вот кому самообладания не хватает, немо открывает рот, явно вопя, потрясает кулаками, топает ногой. За спиной его стоят еще несколько человек, сливаясь в сплошное пятно причудливых очертаний.
Ух ты! Один вдруг отделился от толпы, упругим кошачьим шагом ринулся вперед, черной полосой, пропавшей на миг, метнулся длинный узкий клинок, вошел в спину… Дама ни на миг не изменила величественной позы, только подбородок задрался еще надменнее - а вот для сторонних зрителей все случившееся то ли явилось полной неожиданностью, то ли нервы у них слабые. Мечутся, бестолково сталкиваясь, всплескивая руками, кто-то рванулся в сторону и мгновенно пропал, с глаз - хотя на стене еще достаточно места - словно картина ограждена невидимой рамкой экрана. Убийца стоит в вольной, непринужденной позе, уперев кончик меча в носок сапога, не похоже что-то, чтобы его мучили раскаяние или хотя бы неловкость. А дама - очень похоже, она совсем молода, - величественно переступив через труп, движется к нему, грациозно протягивает руку - пышный рукав взметнулся плавной дугой, от силуэта неизвестной красотки прямо-таки веет облегчением и злорадством… Любовная драма со старым мужем и юным амантом? Смерть надоевшего фаворита королевы? Неведомые дела чести? Сварог зачарованно смотрел, как удаляется дама под руку с убийцей, так и не убравшим меч в ножны, как суетятся оставшиеся тени, боязливо приближаясь к убитому. Всадник в шипастом шлеме вдруг появился справа, натянул поводья и что-то стал кричать, потрясая рукой в перчатке с широким раструбом, но Сварог уже зашагал прочь. Темнеет, привидения зашевелились, лучше отсюда убраться…
А потом? У реки он будет не в большей безопасности, чем здесь, как ни крути, а заночевать придется в Хелльстаде… Сварог потрогал ожерелье - цепь на шее - меж самоцветами в филигранной оправе и золотыми бляшками имелось немало серебряных колечек. Та самая инкунабула советовала, коли уж вас застала в Хелльстаде ночь, оградить себя серебром и щелкать зубами от страха до самого утра в относительной безопасности, но тут же оговаривалась, что совет таковой, судя по иным свидетельствам, сплошь и рядом бесполезен…
Долина раздваивалась. Тогда, с горки, Сварог окинул окрестности лишь беглым взглядом и не помнил всех хитрых изгибов русла, а потому какое-то время стоял в нерешительности. Прямо передним, словно острый нос корабля, вздымалась скала, высоко над головой в ней зияло несколько пещерок.
Поразмыслив, Сварог зашагал направо - благо долина тянулась, в общем, в нужном ему направлении. Все то же самое - гладкая каменистая земля под ногами, кое-где - россыпи скатанных камешков. Долина расширялась и расширялась, вскоре Сварог уже шагал по обширнейшему полю - и впереди вдруг вновь замаячила стена.
Сущий близнец первой - те же камни, тот же способ кладки.
На сей раз он не колебался, одним прыжком оказался по ту сторону и браво двинулся дальше.
Пока впереди не встала новая стена. Повыше, по грудь. И на вид совершенно иная, отчего-то казавшаяся угрюмой - сложенная из огромных черно-серых камней, бугристых, заплесневевших. Преодолеть ее было гораздо труднее, носки сапог соскальзывали, Сварог перемазался склизкой плесенью - но упрямо лез, бормоча про себя: «Нет таких крепостей, которые б не развалили большевики, знаете ли…»
Дорога вела под уклон. Темнело. Сварог размашисто шагал, не утруждая себя мыслями о жизненных сложностях, но понемногу начал тревожиться. Он и сам не понимал, что ему в окружающем не нравится, но чем дальше, тем сильнее в душе крепло некое неудобство. В конце концов он понял, что ему просто-напросто не хочется идти дальше. Не хочется, и все тут. Хоть режьте.
Остановился и огляделся. Впереди ничего не удавалось рассмотреть - в сгущавшемся мраке земля сливалась с небом, горизонт неразличим, вдали, на пределе зрения, словно бы колюче сияют звезды, необычно низко, будто склон ведет все ниже и ниже, в пропасть. После иных приключений, пережитых на пути в этот мир, Сварог в глубине души преисполнился стойкого недоверия ко всему, напоминающему пропасть, да и легенды иные гласили о провалах, ведущих в подземный мир, о котором не известно ничегошеньки, кроме плохого… Показалось, в лицо дует едва заметный ледяной ветерок. Оглянувшись, Сварог узрел, что вдали, далеко за спиной, небо по-прежнему синеет светлой полосой - тамсумерки еще не наступили, и это было странно, словно он миновал некий рубеж меж двумя совершенно иными мирами. Смеяться над своими страхами как-то не тянуло. Прежняя дорога стала опасностью привычной, а то, что виднелось - вернее, как раз не виднелось - впереди, прямо-таки отталкивало.
Поблизости росли невиданные прежде цветы - бледно-белые высокие стебли и стрельчатые листья, синие и желтые бутоны выглядят странно блеклыми, будто нарисованными жиденькой акварелью. Впереди, подальше, их все больше и больше, сущие заросли. Превозмогши себя, Сварог опустился на корточки и потрогал стебель. Кончики пальцев явственно ощутили прохладу. Стоило чуть посильнее свести пальцы, стебель беззвучно переломился, нелепо повис, невероятно хрупкий, руку испачкало бесцветным прозрачным соком, и Сварог долго вытирал ее о куртку. Цветы выглядели так, словно их никогда не касался лучик солнечного света, не говоря уж о том, что белый здесь считался цветом смерти.
Сварог помотал головой и, превозмогая себя, все же двинулся дальше. Бормотал под нос для собственного успокоения: «В конце концов, до Итела всего ничего, рукой подать, текущую воду, как известно, нечисть на дух не выносит, там и заночуем, добраться бы только засветло, а волков бояться - в лес не ходить…»
Уклон прекратился, теперь Сварог шагал по ровной, как стол, твердой земле, никакой угрозы вроде бы не таящей.
Зато в небесах началось некое движение: заструились смутные тени, появлялись и исчезали расплывчатые образы, вспыхивали огоньки, ничуть не похожие на звезды; над горизонтом возникло ровное белое сияние. Сварог немного постоял, задумчиво глядя на это свечение, а потом мозг вдруг пронзила мысль: «Город!» Чертовски похоже на свет ночного города… в смысле - земного города конца двадцатого века.
Однако с каждым шагом Сварога сияние становилось ярче, разлилось в полнеба, и он понял, что никакой это не город: источник света находился не на земле, а над ней. Может быть, второе солнце? Кто этот Хелльстад разберет, что тут у них происходит…
Пейзаж тоже начал изменяться. Скалы остались далеко за спиной, уступив место унылому однообразию степи, но на всей линии горизонта появились мелкие изломы, напоминающие далекие горные хребты. Он сделал еще несколько шагов… и встал как вкопанный.
Это не были горные хребты. Это вообще не было ничем, что Сварог когда-либо видел.
Изломы не были неподвижны. Нет, они не перемещались с места на место, они колыхались: пики сглаживались, становились впадинами, а провалы между ними вздувались горбом, сами превращаясь в возвышенности… Совсем как показания на экране осциллографа. Пики оплывают, провалы выгибаются, пики оплывают, провалы выгибаются - и так без конца, от края до края…
Оптический обман - единственное объяснение, пришедшее Сварогу в голову. Однако и на небе тоже творилось что-то невообразимое: освещенные ровным белым сиянием, там сновали туманные переливающиеся фигуры. То и дело они принимали вроде бы знакомые формы, во вспышках огоньков проявлялись вроде бы знакомые контуры, но в этом завораживающем клубящемся хороводе невозможно было ни на чем остановить взор, подумать секунду и сообразить наконец, что же это такое.
Перстень на пальце стал подозрительно горячим - гораздо горячее, нежели нагретый человеческим теплом. А спустя некоторое время Сварог почувствовал, что и все его тело начинает клубиться, переливаться и утекать куда-то.
А белое сияние росло, росло, росло…
Да, то вставало солнце.
Треугольное.
Когда светило целиком вылезло из-за сошедшего с ума горизонта, оказалось, что в самом его центре находится огромный человеческий глаз, пристально смотрящий прямо на Сварога. Стало светло как днем, но небеса по-прежнему оставались черными.
А потом все призрачные образы ринулись к треугольному «солнцу» - аккурат в центр великанского зрачка. Глаз поглотил их, моргнул и взорвался фонтаном разноцветных огней.
Никогда в жизни Сварог не бегал так быстро.
Он не знал, сколько прошло времени. Когда он наконец смог мыслить связно, то понял, что все еще жив и, кажется, пребывает в здравом уме.
По-прежнему стояла ночь - нормальная, темная, без идиотского мельтешения в небе. С горизонтом тоже все было в порядке. Сварог судорожно сглотнул и посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали.
Его предупреждали, что Хелльстад ничуть не похож на обжитые земли, но чтоб такое…
Нет, разумеется, всему этому можно было найти рациональное объяснение. Например: в атмосфере Талара присутствуют ядовитые примеси, вызывающие галлюцинации (хотя до сих пор он не замечал сбоев в работе своего организма). Или: Хелльстад есть территория со своими, в корне отличными от повсеместных физическими законами (хотя он, даже учитывая магическую природу Хелльстада, и представить не мог существование треугольного солнца).
«Или», «или», «или» - тысячи «или»… И каждое разбивалось о свое «хотя».
Сварог бросил ломать голову над загадками, перевел дух и решительно повернул назад, спеша и поругивая себя за эту нервную спешку, добрался до развилки и двинулся другой дорогой, уже прекрасно понимая, что не успеет до темноты выйти к реке. Галлюцинация или нет, но Сварог почему-то был уверен, что мир вновь начнет закусывать удила, если он повернет назад, и вновь на небе взойдет треугольное солнце…
Темнота, как он и ждал, обернулась полным мраком совершенно неожиданно, будто упал великанский занавес. К этому времени Сварог шагал уже по редкому лесу, покрывавшему широкую долину, - лес, надо отметить, вел себя пристойно, деревья не трогались с места и не пытались ухватить ветвями за шиворот. У Сварога не хватало знаний, чтобы определить, отличается ли звездное небо над ним от того, которое можно увидеть за пределами Хелльстада, но не удивился бы, окажись, что так оно и есть. Мрак для него не представлял досадного препятствия - обучили видеть в темноте не хуже кошки, только заклятье пробубни, но поневоле вспоминалось, что во всяком лесу есть обитатели, с темнотой покидающие логова в рассуждении, чего бы пожрать…
Над горизонтом поднялся желтый серп Юпитера, стало гораздо светлее, все вокруг залили серебристые отсветы, а тени стали черными, густыми и четкими - но Сварог «кошачьего зрения» не отключал для пущей надежности. Временами мерещились быстрые тени, мелькавшие поодаль меж деревьев, - а может, и не мерещились.
Но не нападали, и то ладно.
А один раз откуда-то из подлеска вдруг явственно донесся радостный, заливистый детский смех. Это было настолько неожиданно, настолько дико, что у Сварога мурашки по коже побежали. Он замер и прислушался, крепко сжимая рукоять меча. Тишина. Смех растаял в ночном воздухе, как привидение на рассвете. Однако Сварог ничуть не сомневался в том, что ему не показалось.
Потом с той же стороны чистый голос ребенка то ли пропел, то ли позвал: «Йо!… Йо!…», послышался частый топот детских ног, хрустнула сухая ветка - и все смолкло окончательно.
Сварог немного постоял, не зная что и думать. Наконец он громко предупредил неизвестных шутников:
– Нас на мякине не проведешь! Иванов, заходи слева! Петров, справа! Сидоров, прикрываешь!
Опять прислушался. Молчание. Испугались, гады.
И он решительно двинулся сквозь темень в прежнем направлении. Ни смех, ни прочие не соответствующие обычной ночи звуки не повторялись.
Признаться честно, он немного устал, сапоги и меч казались пудовыми - но шагал вперед, как автомат, на упрямом автопилоте, надеясь, что вот-вот увидит реку, забивая нещадным куреньем назойливо требовавший ужина желудок. Ни в каких спасателей он уже не верил, как встарь, полагаясь только на себя, благо имелся большой опыт.
И когда уголком глаза узрел шевеление справа, ничуть не испугался, лишь напрягся, как почуявший волка конь.
Нечто большое, косматое, длинное, на четырех лапах, двигалось уардах в пятидесяти от него параллельным курсом. Для пробы Сварог свернул, сделал крюк, отклонившись немного от избранного маршрута, - мохнатое создание, не приближаясь и не отдаляясь, повторило маневр, словно двигаясь на невидимой привязи.
Так они шли довольно долго - временами, бросив взгляд украдкой, Сварог успевал заметить фосфорически-желтый блеск глаз, но тварь тут же отворачивала голову, демонстрируя как отличную реакцию, так и наличие в башке некоего количества мозгов. Упорно не желала встречаться взглядом - и не отставала, успев за какой-то час надоесть смертельно.
Он не хотел нападать первым - где гарантия, что это не местный безобидный хомячок? - но безмолвный спутник опостылел хуже горькой редьки как раз из-за своей загадочности.
Впереди показалось нечто высокое, на распяленных тоненьких ножках, кажется, полосатое, направилось было навстречу Сварогу, перебегая от дерева к дереву, больше всего смахивающее на куриное яйцо, вставшее на ходули, донеслось басовитое ворчанье, что-то крайне напоминавшее лязг зубов, но мохнатая тварь бдительно выдвинулась вперед, издала плаксивый вой. Яйцо на ходулях застыло, как вкопанное, потом с воем кинулось в лес. Нет, пожалуй, не хомячок. И уж конечно, не благородный самаритянин, провожающий по ночам одиноких путников, чтобы их, паче чаяния, не обидели здешние хулиганы, - что-то не слышно было о подобных хелльстадских благотворителях…
Решаться пора, вот что. Заприметив слева невысокий пригорок, Сварог поднялся на вершину, уселся под деревом и с удовольствием вытянул натруженные ноги. Потом быстренько сварганил себе из воздуха горячий бутерброд с ветчиной, сыром и луком и впился зубами в сочную мякоть. Оказывается, проголодался он больше, чем казалось во время марш-броска.
Мохнатая тварь бродила вокруг холмика, как заведенная механическая игрушка. Теперь Сварог рассмотрел ее чуточку получше - нечто среднее меж вставшим на четыре лапы шимпанзе и некрупной гиеной, хвоста не видно, голова - сплошной комок спутанной длинной шерсти, откуда сторожко поблескивают желтые блестящие глаза (теперь она уже не таилась, то и дело таращилась на Сварога), косолапая походка.
То и дело она похныкивала, всхлипывала, бурчала что-то неразборчивое - но вовсе не казалась жалким, забитым, боязливым существом, наоборот, было в ней что-то липко-подловатое. Сварог и не заметил, как она, сужая спираль, оказалась ближе на добрый десяток уардов. Забормотала требовательно, жадно. Категорически не нравилась - и в роли ночного спутника, и в общефилософском плане.
Бутерброд был доеден, была выкурена очередная сигарета; и, решив наладить общение, Сварог запустил в тварь извлеченным из воздуха куском сначала сырого, а потом жареного мяса - авось нажрется и отстанет. Куски упали прямо перед мордой. И тварь, даже не наклонив башку, с такой брезгливостью отбросила его лапой, что стало ясно: если и голодна, то ни сырым мясом, ни жарким по рецепту императорских поваров не прельстится. Но не травоядная же? Не похоже что-то…
Точно такая же участь постигла аппетитную поджаристую булочку…
– Какого ж тебе рожна? - вслух спросил Сварог.
Вместо ответа последовало ворчанье и хныканье - злое, нетерпеливое. Вновь в ее бормотанье послышались членораздельные слова, Сварог стал старательно прислушиваться и тут же понял свою ошибку - тварь, без сомнения, каким-то образом туманила ему мозги, давила на подсознание, гипнотизировала хныкающими стонами и размеренными перемещениями, опять вдруг возникла гораздо ближе, и он не успел заметить, когда это произошло…
Сварог начал беспокоиться. Лучше пересолить, чем недосолить. Похохотать над своими страхами можно потом, в уютной каминной фамильного замка, а сейчас его явно пытаются одурманить с неизвестными целями, все ее бормотанье и гибкие, плавные пируэты вызывают в памяти подползающую к птичке змею… Вот опять показалось, что на миг она растаяла в лунном свете и возникла в другом месте, ближе, по ногам начинает растекаться странная истома, и это не фантазии возбужденного сознания…
Он не собирался быть птичкой. Достал шаур, уже чувствуя и в руках странную вялость, ползущую от кончиков пальцев к локтям, повел запястьем - кисть описала плавную дугу вопреки его намерениям, - нажал на спуск.
Словно молния мелькнула - тварь молниеносно сделала кувырок, скользнув в сторону от Сварога по склону холма, с дьявольским проворством уйдя от серебряной звездочки, летящей немногим медленнее пули. Полное впечатление, что она сбросила личину - уставившись на Сварога злыми круглыми глазами-фонариками, утробно рявкнула. Впервые он увидел ее зубы - неплохую коллекцию игольчатых клыков, влажно сверкнувшую в разинутой пасти. Какое, к черту, травоядное, тут и Кювье не нужно быть…
Сварог дважды выстрелил - и снова безуспешно, тварь, крутнувшись клубком, ушла с линии огня так ловко, что в сердце понемногу начал закрадываться страх: она не собирается снимать осаду, а легкой победой для него и не пахнет, тут ноги бы унести…
Тварь вновь принялась выписывать неуловимо для глаза сужавшуюся спираль, воя, мурлыча, подскуливая, ни на миг не сводя с него зло сверкающего взора, готовая в любой миг отскочить, ее клокочущие всхлипы сливались в мелодию, липкой паутиной оплетавшую тело и сознание. Пора было как-то спасаться. Сварог медленно вытянул меч - что не произвело на его загадочного противника никакого впечатления, разве что самую чуточку прибавило прыти - и почувствовал, что кружится голова, а окружающее все гуще подергивается туманной пеленой.
Он неуклюже сунул шаур в карман, лихорадочно перебирая в уме свои возможности. В задурманенную голову пришло только одно решение: с помощью заклинаний построить вокруг себя серебряную клетку - нечисть, ясное дело, серебра боится… А что это даст? Так и останется Сварог под решетчатым куполом, невредимый, зато в дурмане, от которого неизвестно когда очнется, да и очнется ли… Кроме того, не пристало десантнику и лару прятаться в клетках от каких-то обезьян.
А мысли скакали все быстрее, а окружающий мир становился все туманнее, Сварог уже не чувствовал ног…
Он поднял непослушную руку к горлу, рванул тугой высокий ворот парадного кафтана, освобождая дыхание. Посыпались самоцветные пуговицы, от сильного рывка лопнуло ожерелье-цепь и длинной струйкой стекло к ногам. В приливе отчаянного бешенства Сварог, собрав его в горсть, запустил к подножию пригорка, целя чудищу в морду.
Промазал, конечно, оно увернулось грациозно, гибко, похожее сейчас скорее на вихрь или смерч, чем на живое существо. И тут же застыло в довольно нелепой позе, присев на задницу, подняв передние поджатые лапы. Вялость в теле мгновенно сгинула, Сварог, выпустив рукоять меча, полез за шауром. Рука запуталась в кармане. Когда он извлек овальный предмет, мохнатая тварь уже сидела к нему вполоборота, словно бы и забыв о нем вовсе. И медленно, можно бы даже сказать, отрешенно, самозабвенно перебирала цепь, словно четки. Сварог оторопело смотрел, как она, пропустив меж когтями драгоценную безделку, начала перебирать ее заново, прямо-таки священнодействуя, тихонечко повизгивая с несомненным восторгом. Что ж это получается? Значит, серебра она не боится? Значит, не нечисть это, а просто зверушка тутошная. Типа сороки, может быть, которая сама не своя до блестящих бирюлек…
Некогда было раздумывать. Тихонечко засунув в ножны меч, он бочком-бочком спустился с пригорка, то и дело оглядываясь. Тварь и не заметила его ухода, сидела на том же месте, скрючившись в прежней позе, пребывая словно бы в восторженном трансе. Первое время он еще подозревал коварный подвох, но, удалившись уардов на сто, поверил, что произошло нечто непредвиденное и удача вновь обернулась к нему лицом, обратив более вульгарные детали фигуры кое к кому другому.
И наддал, припустил меж деревьев что есть мочи, придерживая болтавшиеся ножны, стараясь не задевать ими за стволы, не шуметь. О следопытских способностях странной твари он не имел ни малейшего понятия, так что следовало убраться подальше, прежде чем ей надоест забавляться с драгоценной безделкой. Может, это такая особая порода хелльстадских чудовищ, на которых драгоценные камни действуют гипнотически? Вводят в транс точно так, как они сами вульгарным подобием пения сирен завораживают других?
Продравшись сквозь жесткие кусты и едва не оставив на длинных колючках вырванные с мясом клочья одежды (форма десантника получилась на удивление прочной, хотя колдун из него аховый), Сварог оказался на широкой дороге. На ней повсюду росли низенькие, то по колено ему, то по грудь, пушистые елочки, но все же это была пришедшая в запустение дорога, сразу видно. Особо не раздумывая, побежал по ней, уже экономя дыхание, войдя в ритм. Тяжелые армейские ботинки словно свинцом налились. Он отстранение подумал, что неплохо бы дальше шлепать босиком, - дорога песчаная, ровная, тут нет ни битых бутылок, ни ржавых консервных банок, - но останавливаться, ясно, не стал…
Замедлил бег. Остановился и прислушался. Показалось сначала, что привязалось очередное наваждение. Где там, песня ему не почудилась, впереди чистый и высокий мужской голос забубенно, весело, ни черта не боясь, выводит во всю глотку:
Ах, это всех касается…
Как шел к себе домой
Ты в обществе красавицы.
Пение приближалось. Тот, кто двигался Сварогу навстречу, держался так, словно был у себя дома, в насквозь знакомых и безопасных местах, где нет нужды таиться и опасаться… Держался хозяином. А значит, был опасен…
Сварог на цыпочках сошел с заросшей молодым ельничком дороги. Окажись вокруг сосны, пришлось бы похуже, а ели - просто клад для ищущего укрытия… Осторожненько, спиной вперед, он пролез меж колючих лап к самому стволу, чуть повозился, выбирая место, откуда сможет видеть кусочек дороги, безбожно пачкая спину смолой, держа шаур наизготовку.
Странно, залихватская песня доносилась откуда-то снизу, словно ночной певец полз… или росточком вышел пониже пня…
Ах, это всех касается…
Как посреди невзгод
Тебя твоя красавица
Лишила всех свобод!
На дороге замаячило нечто белое, быстро приближавшееся… У Сварога мурашки поползли по спине.
Он наконец-то увидел лицо певца - совсем не там, где ожидал узреть. Лицо как лицо, грубоватая физиономия мужчины лет сорока, бесшабашного любителя гульнуть и поволочиться за девчонками, всклокоченная шевелюра, крупная голова…
А кроме головы, ничего и не было. Человеческая голова проворно скользила над самой землей на толстых паучьих лапах, которые Сварог зачем-то попытался сосчитать, но тут же забыл об этом. В ней не было ничего демонического - всего лишь живехонькая голова, семенившая паучьими лапами, полузакрыв глаза, играя густыми бровями, распевавшая:
Ах, это всех касается…
Как ты живешь с красавицей
В высоком терему,
Похожем на тюрьму!
А следом, держа шеренги, держа четкий строй, слаженно, в ногу, шагали белые костяки, скелеты, иные в кольчугах и разномастных кирасах, иные в продранных кафтанах, кто с мечом у пояса, кто с алебардой на плече, кто безо всего, и без доспехов, и без одежды, и без оружия, они печатали шаг, словно кто-то невидимый проворно управлялся с массой невидимых же ниточек, двигались безмолвно, только временами слышался костяной бряк или короткое лязганье оружия, задевшего соседские доспехи. Конец колонны скрывался за поворотом, но все равно Сварог видел, что их там чертовски много…
Он замер, не в силах, кажется, вдохнуть. Впервые в жизни казалось, что волосы на голове зашевелились, - а может, и не казалось… Прямо напротив него гремел на весь лес задорный голос:
Ах, и мне б, смеясь и плача,