Сварог повернул, тень повернула за ними, с размаху зацепив каменную стену. И стена рухнула, подняв облако гари.
Тень уже не повторяла их контуры. Рождаясь у копыт коней, она постепенно превращалась в четырехрукую фигуру и тянулась этими руками к беглецам.
Храпящие кони перемахнули завал из бревен. Тень, уже набравшая густой черный цвет и начавшая набирать объем, разметала завал на всем ходу, как катящийся шар кегли. Теперь и за тень-то ее было трудно принять. Теперь это напоминало вылитую из чана на дорогу горячую смолу.
Только вдруг ожившую. И взбесившуюся.
Что делать, как уберечься от колдовства, Сварог не знал. Можно было прибегнуть к колдовству, засыпать дорогу позади себя сотворяемыми из воздуха бутербродами, столовыми сервизами и прочей чепухой - всем тем, что научили его создавать. Но для этого пришлось бы остановиться. Можно было попробовать вступить с тенью в бой - шаур по-прежнему ждал своего часа в кармане. Но для этого пришлось бы остановиться.
Мимо мелькнули остатки крепостной стены и рва. Не хватало, чтобы конь споткнулся. Сварог оглянулся, подозревая, что преследователь уже совсем близко и… и… Нет, останавливать коня он не стал. С галопа перевел на рысь, потом на шаг.
Тень или то, как эта мерзость называется на самом деле, не смогла покинуть пределы Фир Норта. Или не захотела.
– Что это было? - спросил Сварог, когда руины Фир Норта сравнялись с горизонтом.
– Честно говоря, - после долгой паузы ответил Карах, - я ничего не видел. Я зажмурился от страха и держался изо всех сил, чтобы не вывалиться на дорогу… А что это было?
– Бес его разберет, - сплюнул Сварог. На зубах хрустело от копоти. - Было и сгинуло. И слава Богу.
Глава вторая. «Я ПРИНЯЛ ВЫЗОВ»
Тень уже не повторяла их контуры. Рождаясь у копыт коней, она постепенно превращалась в четырехрукую фигуру и тянулась этими руками к беглецам.
Храпящие кони перемахнули завал из бревен. Тень, уже набравшая густой черный цвет и начавшая набирать объем, разметала завал на всем ходу, как катящийся шар кегли. Теперь и за тень-то ее было трудно принять. Теперь это напоминало вылитую из чана на дорогу горячую смолу.
Только вдруг ожившую. И взбесившуюся.
Что делать, как уберечься от колдовства, Сварог не знал. Можно было прибегнуть к колдовству, засыпать дорогу позади себя сотворяемыми из воздуха бутербродами, столовыми сервизами и прочей чепухой - всем тем, что научили его создавать. Но для этого пришлось бы остановиться. Можно было попробовать вступить с тенью в бой - шаур по-прежнему ждал своего часа в кармане. Но для этого пришлось бы остановиться.
Мимо мелькнули остатки крепостной стены и рва. Не хватало, чтобы конь споткнулся. Сварог оглянулся, подозревая, что преследователь уже совсем близко и… и… Нет, останавливать коня он не стал. С галопа перевел на рысь, потом на шаг.
Тень или то, как эта мерзость называется на самом деле, не смогла покинуть пределы Фир Норта. Или не захотела.
– Что это было? - спросил Сварог, когда руины Фир Норта сравнялись с горизонтом.
– Честно говоря, - после долгой паузы ответил Карах, - я ничего не видел. Я зажмурился от страха и держался изо всех сил, чтобы не вывалиться на дорогу… А что это было?
– Бес его разберет, - сплюнул Сварог. На зубах хрустело от копоти. - Было и сгинуло. И слава Богу.
Глава вторая. «Я ПРИНЯЛ ВЫЗОВ»
Если объявил войну, как минимум подготовься к ней. А подготовку к войне не худо бы начать с перечисления врагов по пальцам… если пальцев хватит. Это новобранцев пугают несметные полчища врагов, ветерана же такая диспозиция только бодрит и делает злее и опасней. Смертельно опасней.
Во-первых, следует помнить о тех, кто там, за облаками, имеет на него зуб. А зуб имеется, и не маленький - штурман Борн говорил, что Сварога могли обнаружить и спасти в течение дня после падения яла, однако минула неделя, а о спасателях ни слуху ни духу…
Нет, если по порядку, то начинать следует с. той загадочной силы, которая умыкнула настоящего графа Гэйра в неизвестном направлении. А далее, по очереди, следует вспомнить нечисть в космическом тоннеле, явившую ему картины ада и с помощью такой вот артподготовки намерившуюся завладеть его разумом и телом. Потом - тварь в образе пташки, заманившая Сварога в Лжемагистериум. Потом - неведомый Противник, который лишил его ял подъемной силы и обрушил на погибельные земли Хелльстада…
Уф. Самые неприятные личности перечислены. Остается пакостная мелочь. Родственники тех, кому снесли головы удалые предки графа Гэйра (кажется, в эту почетную команду включены все мало-мальски титулованные шишки земных королевств и даже Горрота. Кстати! Случайно ли оседлавший ящера воин вместо плаща носил горротский флаг?). И нет бы спасибо сказать предкам графа за то, что те приблизили час вступления в наследные права. Сволочи неблагодарные…
Кто еще? Ну конечно, те, кто заполонил три земных королевства так называемыми Глазами Сатаны. Скорее всего, это будет персональная военная кампания или освободительный поход. Его мы отложим до лучших времен, хотя при случае не упустим возможности сунуть врагу палку в колеса.
Или гранату в бензобак.
Потом - не стоит забывать летающую, прыгающую, бегающую и ползающую нечисть. Эту пакость мы будем рубить по ходу дела. И на десерт нам остается герцогиня Харланская, не дающая мертвецам спокойно почивать в земле. Требующая, чтобы мертвецы под звуки ее военных барабанов маршировали туда, куда она укажет. И пусть десертом положено заниматься в последнюю очередь, маленькие дети всегда тянут ручки сначала к сладкому. А Сварог в этом, почитай, еще совсем ребенок.
Он покачивался в седле и мурыжил голову злобно-веселыми мыслями.
Накачка перед боем. Стандартный психотерапевтический курс опытного вояки.
Часа через полтора они без всяких приключений добрались до обитаемого места под названием Рут. С первого взгляда было ясно, что раньше городок был не в пример обитаемее. Сварог долго ехал по пустым улицам, состоявшим исключительно из заброшенных домов - богатых некогда, бедных, средних. Не разрушенных или сожженных при штурме - просто брошенных однажды раз и навсегда. Иные носили следы разграбления в спешке, но по большинству видно было, что в них похозяйничали обстоятельно, не спеша и ничего не опасаясь, аккуратно сняли с петель двери, вынули стекла из окон, забрали все, что могло пригодиться в хозяйстве. Захватчикам такое ни к чему. Значит, постарались земляки и соседи, а дома определенно принадлежали тем, кто подался на полдень за лучшей долей.
Сварог свернул за угол. Там уже начинались обитаемые места - из труб идет дым, на улицах попадаются прохожие, а на удобном месте, которое не обойти и не объехать, расположился патруль - пятеро в шлемах и кольчугах, с мечами, копьями, арбалетами и единственным мушкетом военного образца. Тут же стояли две оседланные лошади, а на высоком шесте развевался незнакомый флаг - красная, желтая и белая вертикальные полосы, на красной изображен черный меч острием вверх. Странный флаг, не значившийся ни в одном геральдическом справочнике. А уж в здешней геральдике Сварог разбирался больше, чем во всем остальном: эти знания ему запихнули в голову в первую очередь. Согласно здешним правилам и традициям, красный цвет символизировал отвагу, желтый - богатство, достаток, а вот белый был траурным цветом. На белых конях везли хоронить покойников, в белые одежды облачались неутешные близкие. Одни лишь горротские короли, издавна славившиеся весьма своеобразным чувством юмора, сделали свой флаг белым…
Его заметили и взяли на прицел. И сразу стало видно, что это не какие-нибудь там наспех оторванные от сохи и втиснутые в кольчуги землепашцы, а регулярная армия. Пусть вооруженная и не по последнему слову. Мушкет поставлен так, чтобы смахнуть ездока с лошади, если тому придет в голову шальная идея удирать на полном галопе. А арбалетчики, как бы невзначай сместившись с линии огня, встали так, чтобы утыкать всадника стрелами, приди тому в голову сумасбродная мысль прорываться с боем. И еще: парни знали, кто на что способен, и секторы обстрела не пересекали - верили в верный глаз и твердую руку друг друга.
Сварог спокойно ехал прямо на них - и остановился в трех шагах, отметив, что наконечники стрел серебряные. И наконечники копий - тоже. Он разглядывал их, а они разглядывали его. Чтобы не нагнетать напряжения, Сварог заговорил первым:
– Документ показать, орлы?
Он постарался погасить все клокотавшую внутри ярость. И помня, насколько скоропалительно делают выводы стражи блокпостов всех времен и народов, постарался обойтись без резких движений, когда полез в седельную сумку за мандатом. Плавно-плавно отстегиваем ремешки. Долго роемся, чтобы у солдатиков не мелькнуло подозрение, будто он заранее ждал встретить здесь патрульный отряд. Теперь находим нужную бумагу. Может быть, умнее было бы слезть с лошади? Хотя уже поздно. Протягиваем бумажку.
– Сам рисовал? - спросил старший, изучив документ. Остальные хмыкнули невесело. Из чего можно сделать вывод, что служба солдатикам медом не кажется. Не до шуток им, бдят со всей ответственностью и осторожностью.
Сварог сказал чистую правду:
– А откуда я знаю, кто его рисовал?
Орлы хохотнули чуть веселее. Старший бросил:
– Не шевелись. Проверим.
Серебряный наконечник копья медленно поднялся к его груди - Сварог добросовестно замер, - коснулся шеи и отодвинулся гораздо быстрее. Лица у патрулей стали чуточку дружелюбнее, но старший, как ему и полагалось по должности, остался собранным и подозрительным:
– Смотри, если что… Тут у нас адвокаты не водятся. Откуда едешь?
– Из Фиортена, - бухнул Сварог и пожалел, что проговорился.
Но что прикажете делать, если других названий он попросту не знал и врать о незнакомых местах опасался?
– Как там?
– Паршиво, - сказал Сварог. - Нет больше Фиортена. Один пепел остался.
– Кто там был? - Старший даже не удивился такому ответу. Остальные тоже не вздрогнули.
А это уже плохо. Это называется - низкий боевой дух.
И за такое состояние боевого духа вверенного личного состава командира следовало расстрелять на месте. Иначе обойдется дороже. Впрочем, Сварог им не судья, чтоб так, с пылу с жару, делить на правых и виноватых. У него своя, персональная война.
– Ох, знал бы я кто, - сказал Сварог устало. - Он бы у меня кровью умылся… Кабаки в городе есть, ребята? Типа постоялого двора?
Они молчали. Расступились, правда, и он медленно поехал прочь. Вдогонку все же крикнули:
– Через базарную площадь, налево у зеленого дома - и прямо до самой реки. Постоялый двор тетки Чари.
Карах смирнехонько сидел под плащом. Прохожие, как один, оглядывались на Сварога - кто украдкой, кто открыто. Сварог понял, что приезжие здесь - вещь редкостная, что он станет темой для вечерней болтовни, ибо с новостями здесь плоховато…
Большого ума не требовалось, чтобы заметить: здесь властвует гордая бедность. Понятно - ни развитой торговли, ни серьезных ремесел и промыслов. Нелепо трудиться до седьмого пота, если завтра-послезавтра может прийти враг и все отнять. Трижды ему предлагали продать второго коня, один раз спросили, не ожидается ли какой войны, а однажды поинтересовались, не он ли беспутный племянник мамаши Микоты, лет двадцать назад сбежавший искать приключений и с тех пор не объявлявшийся. Сварог каждый раз молча мотал головой.
Он почувствовал вдруг, что Карах зашевелился под плащом, пробрался к шее. Это могли заметить со стороны, и Сварог, не поворачивая головы, прошипел сквозь зубы:
– Тихо! Что там?
– Хозяин, убей его! - зашептал Карах из-под капюшона. - Убей его сейчас же! Это плохой!
Сварог придержал коня, украдкой оглянулся - нет, никто вроде бы не обратил внимания, как приезжий пустился в дискуссию с собственным плащом.
– Вон тот, в черной шапке! - не унимался Карах. - Убей его побыстрее!
Сварог растерянно огляделся. Он как раз проезжал по базарной площади, где не особенно шумно торговали рыбой, старой одеждой, живыми овцами, дровами и пивом. Покупателей было самую малость побольше, чем продавцов. У лотка с рыбой, точно, стоял худой человек в буром кафтане и высокой черной шапке, какую носят на полудне Снольдера - круглой, с плоским донцем и наушниками. Человек этот ничем особенным не выделялся. Гильдейской бляхи у него не видно, но здесь их никто не носит.
– Убей его! - чуть ли не крикнул Карах.
Сварог колебался. Вспомнил, что однажды уже пропустил мимо ушей предостережения Караха и кончилось все дракой с вампирами, а могло кончиться и печальнее…
Пробормотал заклинание, и рука сама дернулась к топору.
На месте человека в черной шапке колыхалась мгла, черный сгусток тяжелого дыма, то принимавший зыбкие очертания человеческой фигуры, то переливавшийся в знакомый уже образ - шар над прямоугольником.
Впервые он эту дрянь увидел с палубы «Божьего любимчика».
И имя этой дряни было - Глаз Сатаны. Эта дрянь уже заполонила собой едва ли не пятую часть континента, там, где в школьных учебниках ларов значатся необитаемые земли. А теперь он встречает эту дрянь здесь, в Приграничье, среди ничего не подозревающих людей.
– Ах, вот это кто… - сквозь зубы пробормотал Сварог. - Карах, держись!
Он отвязал повод заводного коня, накинул его на столбик ближайшего навеса. Еще раз произнес заклинание. Теперь он вновь видел лишь худого человека, отвернувшегося к лотку с рыбой, - видел то, что и все остальные на площади, окруженной невысокими каменными домами с острыми крышами. Сварог развернул коня так, чтобы оставить худого справа, пустил вскачь. На бодрый конский топот стали удивленно оборачиваться. Разговоры прервались на полуслове. Лезвие Доран-ан-Тега шелестяще свистнуло в воздухе, и сразу же вокруг завопили. Сварог оглянулся, натянул поводья.
Отсеченная голова худого еще кувыркалась высоко в воздухе, невесомо выписывая круги вопреки законам природы и тяготения - словно живое существо, выбиравшее, где бы приземлиться на грязный булыжник. Обезглавленное туловище прочно стояло на ногах, из перерубленной шеи не брызнуло и кровинки, руки подняты ладонями вверх, словно готовятся поймать непоседливую голову, которой, дело житейское, захотелось вдруг полетать отдельно.
Голова упала на обрубок шеи и утвердилась на нем левым ухом. Пространство вокруг худого подернулось туманом, пронизанным тусклыми молниями, и вот тут-то началась настоящая паника, продавцы и покупатели брызнули во все стороны, даже овцы, мемекая, припустили прочь. Значит, все видели то же, что и Сварог, - как посреди площади возникает, принимая все более четкие, завершенные очертания, повисший над черным прямоугольником белый шар и с его бока немигающе таращится глаз - без век и ресниц, с желтой радужкой и белым кошачьим зрачком. И рожденный взгляд холоден, как лед. Как у рыси, которую Сварогу повезло подстрелить в Забайкалье.
Нечто вроде туманного диска возникло над шаром, рассыпая искры. Змеистые желтые молнии хлестнули по крышам домов, с грохотом расшвыривая черепицу и жестяные колпаки труб, опустились ниже, вышибая звонко лопавшиеся оконные стекла, выворачивая камни из стен, потянулись еще ниже, к людям…
Сварог выхватил шаур. Вереница свистящих серебряных звездочек пронеслась над ушами коня. И повторилось то, что Сварог уже видел однажды с палубы «Божьего любимчика», - спиралью завертелся густой черный дым, пронизанный зелеными вспышками, омерзительный вой, злобный и жалобный, пронесся над площадью и оборвался. Послышался сухой скрежет, дым кучей пыли осел на грязную булыжную мостовую.
Никто уже не кричал, только овцы блеяли, носясь по площади, а люди застыли неподвижно. Сварог подумал, схватил повод запасного коня и поскакал прочь - не устраивать же пресс-конференцию с митингом?
Через квартал он перешел на рысь, еще через квартал перевел коней на шаг. И все равно ловил любопытствующие взгляды местных жителей. И ему не нравились их лица - неулыбчивые, грустные или угрюмые, с навсегда въевшейся безнадежностью. Будто не в дальних далях он, а на исторической родине, в каком-нибудь захолустном городке, возведенном, чтобы секретный заводик, имеющий вместо названия только номер, получил рабочую силу. И дни идут за днями: к станку, от станка, к станку, от станка. Разве что можно только напиваться до чертиков - от этакой безысходности.
Постоялый двор под вывеской «Жена боцмана» стоял на отшибе у самой реки - приземистый каменный дом с конюшней и деревянными пристройками, все это обнесено добротным деревянным забором. Посреди двора величественно возлежала свинья и бродили куры.
Сварог проехал в распахнутые ворота и остановил коня у широкого крыльца. Дверь распахнута настежь, но внутри тихо. Из конюшни появился угрюмый высоченный детина. Рукава засучены, за пояс заткнута короткая, тщательно обструганная дубинка. На трактирного слугу он походил не больше, чем Сварог на герцогиню. Но спросил предупредительно, как положено:
– Чего изволите?
– Есть, пить, ночевать, - сказал Сварог. - Все эти удовольствия можете предоставить или только некоторые?
– Все, ваша милость, если есть денежки, - ответил детина. На правом запястье у него Сварог заметил синюю татуировку - русалка с огромной пивной кружкой. Похоже, морская тематика не ограничивалась вывеской. - Расседлать, ваша милость?
– Расседлай, - сказал Сварог. У него самого это до сих пор получалось довольно неуклюже. Детина, ничуть не удивившись, принялся за работу. Сварог заметил, что и у него получается не лучше.
Карах смирнехонько притаился в откинутом капюшоне плаща.
Сварог стоял, прислонившись плечом к столбу, наблюдал с интересом, как детина возится с пряжками и ремнями, беззвучно чертыхаясь поднос.
– Где плавал? - напрямик спросил Сварог.
Детина не стал вздрагивать и цепенеть. Буркнул, не отрываясь от работы:
– Везде помаленьку.
И за такой ответ спасибо. Что он, в самом деле, лезет хлопцу в душу в манере замполита Ульянова (ни с какого бока не родственника). Если надо, чтоб тебя здесь принимали за Вольного Топора, то и вести себя следует, как Вольный Топор. Просто пожрать, просто надрызгаться вином.
– Фогороши в городе есть?
– Где их нет? Позвать?
– Зови. - Сварог принял равнодушие детины как должное.
Понятно, моряку не радостно халдействовать, даже если по неписаным вездесущим законам музыканты должны будут отвалить ему десять процентов гонорара.
– Гулять будете, ваша милость?
– Немножко.
– С радости или с горя?
– А что, есть разница?
– Еще какая, - хмыкнул детина. - Почему-то с радости все спокойно обходится, а как завернет кто с горем, непременно норовит, подлец - уж простите, ваша милость, - запалить таверну. Вы из которых? - Наконец хлопец немного оживился. Возможно, причиной тому была пусть зыбкая, но перспектива поработать кулаками, усмиряя загулявшего буяна. С точки зрения хлопца это было куда привлекательней взимания десятины с хлипких музыкантов.
– Пожалуй, с горя, - сказал Сварог. - Правда, нет у меня такой привычки - палить таверны.
«И вообще, я в таверне впервые в жизни», - мысленно добавил он. Не воспринимать же всерьез обиталище гостеприимных ямурлакских вампиров!
– Мне что, - сказал детина. - Мое дело предупредить - хоть воды поблизости и навалом, за баловство с огнем и по башке схлопотать можно. Будь вы хоть харланский герцог.
– Там герцогиня.
– Будь вы хоть сама харланская герцогиня.
– Учту, - сказал Сварог.
В таверне и в самом деле никого почти не было. За одним столом потребляли пиво серьезные люди - четверо гуртовщиков с бычьими головами на бляхах Серебряной гильдии. Судя по гербам, гуртовщики были ронерские. Они беседовали степенно, отвешивая четко выверенные слова: «спрос», «предложение», «накладные расходы». Держали руки или на кружках, надежно обхватив запотевшую глину всей пятерней, или сложив на пузе и перебирая пальцами, или на боках, поближе к дородным кошелям - чтоб не уперли. За другим столом тихонько резалась в кости компания - на вид сплошь темные личности непонятного сословия, числом восемь. Бегающие глазки, шустрые пальцы и экзальтированные выкрики. За третьим, уронив голову в блюдо с кое-как обглоданными копчеными ребрышками, мирно похрапывал субъект в довольно приличном камзоле. Остальные столы, десятка полтора, пустовали.
Сварог подошел к стойке. Из задней комнаты, вытирая руки передником, вышла тетка лет сорока, с крепкой, отнюдь не расплывшейся фигуркой, не лишенная секс-эпила, но сущая бой-баба на вид. Если это и есть жена боцмана, боцман прочно сидит под каблуком.
– А налейте-ка мне, хозяйка, чего-нибудь для начала, - сказал Сварог, прислоняя к стойке топор.
Хозяйка налила ему из кувшина большой оловянный стакан. Он попробовал - одна из разновидностей здешнего коньяка, не самая скверная. Коньяк положено наливать в маленькую рюмку, греть в ладони и любоваться напитком на свет солнца или свечи. Но если бы он попробовал вытворить нечто подобное здесь, его тут же захотели бы пришибить. И правильно захотели бы - не выделывайся. Выпил до половины, посмотрел на хозяйку, а хозяйка посмотрела на него:
– Это вы гулять собрались?
– Да какая там гульба, - сказал Сварог. - Легкое расслабление тела и души, с должной музыкой. С горя, признаться, но таверну поджигать не намерен, не беспокойтесь.
– Перек пошел за фогорошами. Девок поискать? Тут этот промысел не особо процветает, ну да шлюхи везде сыщутся.
– Уж это точно, - философски сказал Сварог и допил остальное. - Только ну их к черту. Не тянет что-то.
– Это Вольного Топора-то? - Тетка поморщилась.
– Вы меня, хозяйка, не шибко пытливо расспрашивайте, я и врать не буду, - сказал Сварог.
– Тоже верно…
– Вы и в самом деле жена боцмана?
– Вдова, - сказала хозяйка. - Вместе плавали, пока мой дурак не сотворил последнюю в его жизни глупость…
– Это какую?
– Знаете, ваша милость, вы тоже не всюду нос суйте, вот и поладим. Если тетка Чари будет помнить про все глупости, свои и мужнины…
– Понятно, - сказал Сварог. - А на «Божьем любимчике» плавать не доводилось?
Наверное, он как-то не так спросил, не по-свойски, сразу выдав, что не слишком силен во флотском жаргоне, а значит - человек то ли сторонний, то ли малоопытный, но и так и так - опасный. Во времена оны доводилось ему как-то коротать отпуск в санатории Минобороны, деля номер с майором по фамилии, кажется, Мазур. И хотя тот был именно майор, а не капитан третьего ранга, но к флоту явно имел прямое отношение - говорил «Мурмaнск» и «компaс» с ударением на второй слог, «штормa», «ветрa»… так вот он никогда не говорил «плавали» - всегда «ходили». Возможно, и здесь для этого понятия применялись особенные слова.
Тетка Чари посмотрела на него крайне внимательно и помолчала, словно ждала чего-то. Не дождавшись, пожала плечами:
– Так ведь каждый прохиндей про себя думает, что он - божий любимчик…
Но в глазах у нее определенно что-то этакое мелькнуло.
– Бросьте, - сказал Сварог. - Я здесь человек новый, да не вчера родился. Конечно, есть какой-то тайный знак для своих или пароль, но я его не знаю… Вы мне только одно скажите: за последние два дня «Божий любимчик» здесь проходил?
Он поднял руку так, чтобы она увидела перстень Борна. Сам не знал, откуда такая уверенность, но русалку Переку явно наколол тот же умелец, что разрисовал иных моряков капитана Зо.
– Ни слуху, ни духу… - мотнула головой тетка Чари.
– Так… - Сварог повесил голову. - Тогда налейте еще, что ли.
Она плеснула в стакан и задумчиво сказала:
– Может, проще будет вас сразу со двора взашей вышибить? Не люблю я загадок и не люблю, когда чего-то не понимаю…
Она словно бы размышляла вслух. Или спрашивала совета у какого-нибудь своего божка. Рука, отставив полупустую бутылку, потянулась к шее, где, видимо, висел амулет. Это напомнило Сварогу его собственный жест, который он повторял все чаще после встречи с вампирами.
– Да ладно вам, - сказал Сварог. - Переночую и поеду. И никакого от меня беспокойства. Вы мне лучше соберите поесть, я и в самом деле жрать хочу…
– А этот, что в капюшоне у вас сидит?
– Что, видно?
– Ухо торчит. А теперь спряталось. - Это было сказано уже с явной иронией. Словно тетка Чари приняла окончательное решение предоставить гостю кров и сервис. Острые вопросы и ответы отзвучали, пришел черед необременительного трепа.
– Да он безобидный, - сказал Сварог.
– Сама знаю. Когда была маленькой, в деревне, у нас в амбаре целых два жили. Косу мне заплетали. Ну, вон туда садитесь, что ли.
Он забрал топор и уселся за массивный стол, не близко и не далеко от прочих посетителей, показывая, что новый постоялец не спешит обзавестись друзьями, но никого и не сторонится. Тетка Чари, сделав несколько рейсов от стойки, понаставила перед ним тарелок и кувшинов. Еда была простая, но сытная. Розовый, впечатляющих размеров ломоть ветчины и соответствующая краюха ржаного рассыпчатого хлеба с пропеченной корочкой. Желтоватый, нарезанный толстыми кусками сыр вроде «Вологодского».
Блюдо с утонувшей в подсолнечном масле, обложенной зеленым лучком селедкой, размерами больше похожей на щуку. Кольцо сухой колбасы «смерть зубам». Плошка с горячим месивом из овощей…
– Ага, вот и фогороши ваши идут, торопятся, голубчики, с похмелья небось…
Наметанным глазом легко вычислив заказчика, военно-полевой оркестр без шума, с достоинством прошествовал от входа к столу и, как у себя дома, начал занимать места. Тренькнула задетая струна, глухо загудел фанерный корпус, когда братцы складывали свою музыку на край, подальше от тарелок.
Она принесла стопку оловянных стаканчиков, вложенных один в другой, - для фогорошей, рассевшихся за столом и откровенно потиравших руки.
– За знакомство? - Сварог поднял стакан, разглядывая их.
Народ был колоритный - музыканты из снольдерских степей, в синих штанах, желтых рубашках и красных жилетах, все потертое и штопаное, но на шеях сверкают диковинные золотые украшения, а на пальцах - массивные золотые перстни с крупными самоцветами. Этой привилегии - носить кольца с драгоценными камнями - завидовали все сословия и гильдии, ибо подобным правом обладали одни дворяне. Этот народ принципиально носил из оружия только серебряные сабли против нечисти.
В самых диких и безлюдных местах ходил как по родной улице. Потому что убить или ограбить фогороша считалось преступлением более мерзким, чем убийство собственной матери.
– Как же это вы, ребятки, всей этой красоты с похмелья не спустили? - спросил Сварог.
Старший, черный, как ворон, усач, сверкнул ослепительными зубами:
– С Сильваны, должно быть, ваша милость? Обычаев наших не знаете? Подыхать будем, а не пропьем. Традиция. Фогорош может ходить хоть голым, но если он при сабле и драгоценностях - чести его урона нет. Ваше здоровье! Музыку лучше слушать после пары наперсточков, а чтобы играть и петь душевно, потребно этих наперсточков не меньшее количество. Посему поднимем и опростаем, не унижая себя закуской! У вас печаль или вовсе наоборот?
Во-первых, следует помнить о тех, кто там, за облаками, имеет на него зуб. А зуб имеется, и не маленький - штурман Борн говорил, что Сварога могли обнаружить и спасти в течение дня после падения яла, однако минула неделя, а о спасателях ни слуху ни духу…
Нет, если по порядку, то начинать следует с. той загадочной силы, которая умыкнула настоящего графа Гэйра в неизвестном направлении. А далее, по очереди, следует вспомнить нечисть в космическом тоннеле, явившую ему картины ада и с помощью такой вот артподготовки намерившуюся завладеть его разумом и телом. Потом - тварь в образе пташки, заманившая Сварога в Лжемагистериум. Потом - неведомый Противник, который лишил его ял подъемной силы и обрушил на погибельные земли Хелльстада…
Уф. Самые неприятные личности перечислены. Остается пакостная мелочь. Родственники тех, кому снесли головы удалые предки графа Гэйра (кажется, в эту почетную команду включены все мало-мальски титулованные шишки земных королевств и даже Горрота. Кстати! Случайно ли оседлавший ящера воин вместо плаща носил горротский флаг?). И нет бы спасибо сказать предкам графа за то, что те приблизили час вступления в наследные права. Сволочи неблагодарные…
Кто еще? Ну конечно, те, кто заполонил три земных королевства так называемыми Глазами Сатаны. Скорее всего, это будет персональная военная кампания или освободительный поход. Его мы отложим до лучших времен, хотя при случае не упустим возможности сунуть врагу палку в колеса.
Или гранату в бензобак.
Потом - не стоит забывать летающую, прыгающую, бегающую и ползающую нечисть. Эту пакость мы будем рубить по ходу дела. И на десерт нам остается герцогиня Харланская, не дающая мертвецам спокойно почивать в земле. Требующая, чтобы мертвецы под звуки ее военных барабанов маршировали туда, куда она укажет. И пусть десертом положено заниматься в последнюю очередь, маленькие дети всегда тянут ручки сначала к сладкому. А Сварог в этом, почитай, еще совсем ребенок.
Он покачивался в седле и мурыжил голову злобно-веселыми мыслями.
Накачка перед боем. Стандартный психотерапевтический курс опытного вояки.
Часа через полтора они без всяких приключений добрались до обитаемого места под названием Рут. С первого взгляда было ясно, что раньше городок был не в пример обитаемее. Сварог долго ехал по пустым улицам, состоявшим исключительно из заброшенных домов - богатых некогда, бедных, средних. Не разрушенных или сожженных при штурме - просто брошенных однажды раз и навсегда. Иные носили следы разграбления в спешке, но по большинству видно было, что в них похозяйничали обстоятельно, не спеша и ничего не опасаясь, аккуратно сняли с петель двери, вынули стекла из окон, забрали все, что могло пригодиться в хозяйстве. Захватчикам такое ни к чему. Значит, постарались земляки и соседи, а дома определенно принадлежали тем, кто подался на полдень за лучшей долей.
Сварог свернул за угол. Там уже начинались обитаемые места - из труб идет дым, на улицах попадаются прохожие, а на удобном месте, которое не обойти и не объехать, расположился патруль - пятеро в шлемах и кольчугах, с мечами, копьями, арбалетами и единственным мушкетом военного образца. Тут же стояли две оседланные лошади, а на высоком шесте развевался незнакомый флаг - красная, желтая и белая вертикальные полосы, на красной изображен черный меч острием вверх. Странный флаг, не значившийся ни в одном геральдическом справочнике. А уж в здешней геральдике Сварог разбирался больше, чем во всем остальном: эти знания ему запихнули в голову в первую очередь. Согласно здешним правилам и традициям, красный цвет символизировал отвагу, желтый - богатство, достаток, а вот белый был траурным цветом. На белых конях везли хоронить покойников, в белые одежды облачались неутешные близкие. Одни лишь горротские короли, издавна славившиеся весьма своеобразным чувством юмора, сделали свой флаг белым…
Его заметили и взяли на прицел. И сразу стало видно, что это не какие-нибудь там наспех оторванные от сохи и втиснутые в кольчуги землепашцы, а регулярная армия. Пусть вооруженная и не по последнему слову. Мушкет поставлен так, чтобы смахнуть ездока с лошади, если тому придет в голову шальная идея удирать на полном галопе. А арбалетчики, как бы невзначай сместившись с линии огня, встали так, чтобы утыкать всадника стрелами, приди тому в голову сумасбродная мысль прорываться с боем. И еще: парни знали, кто на что способен, и секторы обстрела не пересекали - верили в верный глаз и твердую руку друг друга.
Сварог спокойно ехал прямо на них - и остановился в трех шагах, отметив, что наконечники стрел серебряные. И наконечники копий - тоже. Он разглядывал их, а они разглядывали его. Чтобы не нагнетать напряжения, Сварог заговорил первым:
– Документ показать, орлы?
Он постарался погасить все клокотавшую внутри ярость. И помня, насколько скоропалительно делают выводы стражи блокпостов всех времен и народов, постарался обойтись без резких движений, когда полез в седельную сумку за мандатом. Плавно-плавно отстегиваем ремешки. Долго роемся, чтобы у солдатиков не мелькнуло подозрение, будто он заранее ждал встретить здесь патрульный отряд. Теперь находим нужную бумагу. Может быть, умнее было бы слезть с лошади? Хотя уже поздно. Протягиваем бумажку.
– Сам рисовал? - спросил старший, изучив документ. Остальные хмыкнули невесело. Из чего можно сделать вывод, что служба солдатикам медом не кажется. Не до шуток им, бдят со всей ответственностью и осторожностью.
Сварог сказал чистую правду:
– А откуда я знаю, кто его рисовал?
Орлы хохотнули чуть веселее. Старший бросил:
– Не шевелись. Проверим.
Серебряный наконечник копья медленно поднялся к его груди - Сварог добросовестно замер, - коснулся шеи и отодвинулся гораздо быстрее. Лица у патрулей стали чуточку дружелюбнее, но старший, как ему и полагалось по должности, остался собранным и подозрительным:
– Смотри, если что… Тут у нас адвокаты не водятся. Откуда едешь?
– Из Фиортена, - бухнул Сварог и пожалел, что проговорился.
Но что прикажете делать, если других названий он попросту не знал и врать о незнакомых местах опасался?
– Как там?
– Паршиво, - сказал Сварог. - Нет больше Фиортена. Один пепел остался.
– Кто там был? - Старший даже не удивился такому ответу. Остальные тоже не вздрогнули.
А это уже плохо. Это называется - низкий боевой дух.
И за такое состояние боевого духа вверенного личного состава командира следовало расстрелять на месте. Иначе обойдется дороже. Впрочем, Сварог им не судья, чтоб так, с пылу с жару, делить на правых и виноватых. У него своя, персональная война.
– Ох, знал бы я кто, - сказал Сварог устало. - Он бы у меня кровью умылся… Кабаки в городе есть, ребята? Типа постоялого двора?
Они молчали. Расступились, правда, и он медленно поехал прочь. Вдогонку все же крикнули:
– Через базарную площадь, налево у зеленого дома - и прямо до самой реки. Постоялый двор тетки Чари.
Карах смирнехонько сидел под плащом. Прохожие, как один, оглядывались на Сварога - кто украдкой, кто открыто. Сварог понял, что приезжие здесь - вещь редкостная, что он станет темой для вечерней болтовни, ибо с новостями здесь плоховато…
Большого ума не требовалось, чтобы заметить: здесь властвует гордая бедность. Понятно - ни развитой торговли, ни серьезных ремесел и промыслов. Нелепо трудиться до седьмого пота, если завтра-послезавтра может прийти враг и все отнять. Трижды ему предлагали продать второго коня, один раз спросили, не ожидается ли какой войны, а однажды поинтересовались, не он ли беспутный племянник мамаши Микоты, лет двадцать назад сбежавший искать приключений и с тех пор не объявлявшийся. Сварог каждый раз молча мотал головой.
Он почувствовал вдруг, что Карах зашевелился под плащом, пробрался к шее. Это могли заметить со стороны, и Сварог, не поворачивая головы, прошипел сквозь зубы:
– Тихо! Что там?
– Хозяин, убей его! - зашептал Карах из-под капюшона. - Убей его сейчас же! Это плохой!
Сварог придержал коня, украдкой оглянулся - нет, никто вроде бы не обратил внимания, как приезжий пустился в дискуссию с собственным плащом.
– Вон тот, в черной шапке! - не унимался Карах. - Убей его побыстрее!
Сварог растерянно огляделся. Он как раз проезжал по базарной площади, где не особенно шумно торговали рыбой, старой одеждой, живыми овцами, дровами и пивом. Покупателей было самую малость побольше, чем продавцов. У лотка с рыбой, точно, стоял худой человек в буром кафтане и высокой черной шапке, какую носят на полудне Снольдера - круглой, с плоским донцем и наушниками. Человек этот ничем особенным не выделялся. Гильдейской бляхи у него не видно, но здесь их никто не носит.
– Убей его! - чуть ли не крикнул Карах.
Сварог колебался. Вспомнил, что однажды уже пропустил мимо ушей предостережения Караха и кончилось все дракой с вампирами, а могло кончиться и печальнее…
Пробормотал заклинание, и рука сама дернулась к топору.
На месте человека в черной шапке колыхалась мгла, черный сгусток тяжелого дыма, то принимавший зыбкие очертания человеческой фигуры, то переливавшийся в знакомый уже образ - шар над прямоугольником.
Впервые он эту дрянь увидел с палубы «Божьего любимчика».
И имя этой дряни было - Глаз Сатаны. Эта дрянь уже заполонила собой едва ли не пятую часть континента, там, где в школьных учебниках ларов значатся необитаемые земли. А теперь он встречает эту дрянь здесь, в Приграничье, среди ничего не подозревающих людей.
– Ах, вот это кто… - сквозь зубы пробормотал Сварог. - Карах, держись!
Он отвязал повод заводного коня, накинул его на столбик ближайшего навеса. Еще раз произнес заклинание. Теперь он вновь видел лишь худого человека, отвернувшегося к лотку с рыбой, - видел то, что и все остальные на площади, окруженной невысокими каменными домами с острыми крышами. Сварог развернул коня так, чтобы оставить худого справа, пустил вскачь. На бодрый конский топот стали удивленно оборачиваться. Разговоры прервались на полуслове. Лезвие Доран-ан-Тега шелестяще свистнуло в воздухе, и сразу же вокруг завопили. Сварог оглянулся, натянул поводья.
Отсеченная голова худого еще кувыркалась высоко в воздухе, невесомо выписывая круги вопреки законам природы и тяготения - словно живое существо, выбиравшее, где бы приземлиться на грязный булыжник. Обезглавленное туловище прочно стояло на ногах, из перерубленной шеи не брызнуло и кровинки, руки подняты ладонями вверх, словно готовятся поймать непоседливую голову, которой, дело житейское, захотелось вдруг полетать отдельно.
Голова упала на обрубок шеи и утвердилась на нем левым ухом. Пространство вокруг худого подернулось туманом, пронизанным тусклыми молниями, и вот тут-то началась настоящая паника, продавцы и покупатели брызнули во все стороны, даже овцы, мемекая, припустили прочь. Значит, все видели то же, что и Сварог, - как посреди площади возникает, принимая все более четкие, завершенные очертания, повисший над черным прямоугольником белый шар и с его бока немигающе таращится глаз - без век и ресниц, с желтой радужкой и белым кошачьим зрачком. И рожденный взгляд холоден, как лед. Как у рыси, которую Сварогу повезло подстрелить в Забайкалье.
Нечто вроде туманного диска возникло над шаром, рассыпая искры. Змеистые желтые молнии хлестнули по крышам домов, с грохотом расшвыривая черепицу и жестяные колпаки труб, опустились ниже, вышибая звонко лопавшиеся оконные стекла, выворачивая камни из стен, потянулись еще ниже, к людям…
Сварог выхватил шаур. Вереница свистящих серебряных звездочек пронеслась над ушами коня. И повторилось то, что Сварог уже видел однажды с палубы «Божьего любимчика», - спиралью завертелся густой черный дым, пронизанный зелеными вспышками, омерзительный вой, злобный и жалобный, пронесся над площадью и оборвался. Послышался сухой скрежет, дым кучей пыли осел на грязную булыжную мостовую.
Никто уже не кричал, только овцы блеяли, носясь по площади, а люди застыли неподвижно. Сварог подумал, схватил повод запасного коня и поскакал прочь - не устраивать же пресс-конференцию с митингом?
Через квартал он перешел на рысь, еще через квартал перевел коней на шаг. И все равно ловил любопытствующие взгляды местных жителей. И ему не нравились их лица - неулыбчивые, грустные или угрюмые, с навсегда въевшейся безнадежностью. Будто не в дальних далях он, а на исторической родине, в каком-нибудь захолустном городке, возведенном, чтобы секретный заводик, имеющий вместо названия только номер, получил рабочую силу. И дни идут за днями: к станку, от станка, к станку, от станка. Разве что можно только напиваться до чертиков - от этакой безысходности.
Постоялый двор под вывеской «Жена боцмана» стоял на отшибе у самой реки - приземистый каменный дом с конюшней и деревянными пристройками, все это обнесено добротным деревянным забором. Посреди двора величественно возлежала свинья и бродили куры.
Сварог проехал в распахнутые ворота и остановил коня у широкого крыльца. Дверь распахнута настежь, но внутри тихо. Из конюшни появился угрюмый высоченный детина. Рукава засучены, за пояс заткнута короткая, тщательно обструганная дубинка. На трактирного слугу он походил не больше, чем Сварог на герцогиню. Но спросил предупредительно, как положено:
– Чего изволите?
– Есть, пить, ночевать, - сказал Сварог. - Все эти удовольствия можете предоставить или только некоторые?
– Все, ваша милость, если есть денежки, - ответил детина. На правом запястье у него Сварог заметил синюю татуировку - русалка с огромной пивной кружкой. Похоже, морская тематика не ограничивалась вывеской. - Расседлать, ваша милость?
– Расседлай, - сказал Сварог. У него самого это до сих пор получалось довольно неуклюже. Детина, ничуть не удивившись, принялся за работу. Сварог заметил, что и у него получается не лучше.
Карах смирнехонько притаился в откинутом капюшоне плаща.
Сварог стоял, прислонившись плечом к столбу, наблюдал с интересом, как детина возится с пряжками и ремнями, беззвучно чертыхаясь поднос.
– Где плавал? - напрямик спросил Сварог.
Детина не стал вздрагивать и цепенеть. Буркнул, не отрываясь от работы:
– Везде помаленьку.
И за такой ответ спасибо. Что он, в самом деле, лезет хлопцу в душу в манере замполита Ульянова (ни с какого бока не родственника). Если надо, чтоб тебя здесь принимали за Вольного Топора, то и вести себя следует, как Вольный Топор. Просто пожрать, просто надрызгаться вином.
– Фогороши в городе есть?
– Где их нет? Позвать?
– Зови. - Сварог принял равнодушие детины как должное.
Понятно, моряку не радостно халдействовать, даже если по неписаным вездесущим законам музыканты должны будут отвалить ему десять процентов гонорара.
– Гулять будете, ваша милость?
– Немножко.
– С радости или с горя?
– А что, есть разница?
– Еще какая, - хмыкнул детина. - Почему-то с радости все спокойно обходится, а как завернет кто с горем, непременно норовит, подлец - уж простите, ваша милость, - запалить таверну. Вы из которых? - Наконец хлопец немного оживился. Возможно, причиной тому была пусть зыбкая, но перспектива поработать кулаками, усмиряя загулявшего буяна. С точки зрения хлопца это было куда привлекательней взимания десятины с хлипких музыкантов.
– Пожалуй, с горя, - сказал Сварог. - Правда, нет у меня такой привычки - палить таверны.
«И вообще, я в таверне впервые в жизни», - мысленно добавил он. Не воспринимать же всерьез обиталище гостеприимных ямурлакских вампиров!
– Мне что, - сказал детина. - Мое дело предупредить - хоть воды поблизости и навалом, за баловство с огнем и по башке схлопотать можно. Будь вы хоть харланский герцог.
– Там герцогиня.
– Будь вы хоть сама харланская герцогиня.
– Учту, - сказал Сварог.
В таверне и в самом деле никого почти не было. За одним столом потребляли пиво серьезные люди - четверо гуртовщиков с бычьими головами на бляхах Серебряной гильдии. Судя по гербам, гуртовщики были ронерские. Они беседовали степенно, отвешивая четко выверенные слова: «спрос», «предложение», «накладные расходы». Держали руки или на кружках, надежно обхватив запотевшую глину всей пятерней, или сложив на пузе и перебирая пальцами, или на боках, поближе к дородным кошелям - чтоб не уперли. За другим столом тихонько резалась в кости компания - на вид сплошь темные личности непонятного сословия, числом восемь. Бегающие глазки, шустрые пальцы и экзальтированные выкрики. За третьим, уронив голову в блюдо с кое-как обглоданными копчеными ребрышками, мирно похрапывал субъект в довольно приличном камзоле. Остальные столы, десятка полтора, пустовали.
Сварог подошел к стойке. Из задней комнаты, вытирая руки передником, вышла тетка лет сорока, с крепкой, отнюдь не расплывшейся фигуркой, не лишенная секс-эпила, но сущая бой-баба на вид. Если это и есть жена боцмана, боцман прочно сидит под каблуком.
– А налейте-ка мне, хозяйка, чего-нибудь для начала, - сказал Сварог, прислоняя к стойке топор.
Хозяйка налила ему из кувшина большой оловянный стакан. Он попробовал - одна из разновидностей здешнего коньяка, не самая скверная. Коньяк положено наливать в маленькую рюмку, греть в ладони и любоваться напитком на свет солнца или свечи. Но если бы он попробовал вытворить нечто подобное здесь, его тут же захотели бы пришибить. И правильно захотели бы - не выделывайся. Выпил до половины, посмотрел на хозяйку, а хозяйка посмотрела на него:
– Это вы гулять собрались?
– Да какая там гульба, - сказал Сварог. - Легкое расслабление тела и души, с должной музыкой. С горя, признаться, но таверну поджигать не намерен, не беспокойтесь.
– Перек пошел за фогорошами. Девок поискать? Тут этот промысел не особо процветает, ну да шлюхи везде сыщутся.
– Уж это точно, - философски сказал Сварог и допил остальное. - Только ну их к черту. Не тянет что-то.
– Это Вольного Топора-то? - Тетка поморщилась.
– Вы меня, хозяйка, не шибко пытливо расспрашивайте, я и врать не буду, - сказал Сварог.
– Тоже верно…
– Вы и в самом деле жена боцмана?
– Вдова, - сказала хозяйка. - Вместе плавали, пока мой дурак не сотворил последнюю в его жизни глупость…
– Это какую?
– Знаете, ваша милость, вы тоже не всюду нос суйте, вот и поладим. Если тетка Чари будет помнить про все глупости, свои и мужнины…
– Понятно, - сказал Сварог. - А на «Божьем любимчике» плавать не доводилось?
Наверное, он как-то не так спросил, не по-свойски, сразу выдав, что не слишком силен во флотском жаргоне, а значит - человек то ли сторонний, то ли малоопытный, но и так и так - опасный. Во времена оны доводилось ему как-то коротать отпуск в санатории Минобороны, деля номер с майором по фамилии, кажется, Мазур. И хотя тот был именно майор, а не капитан третьего ранга, но к флоту явно имел прямое отношение - говорил «Мурмaнск» и «компaс» с ударением на второй слог, «штормa», «ветрa»… так вот он никогда не говорил «плавали» - всегда «ходили». Возможно, и здесь для этого понятия применялись особенные слова.
Тетка Чари посмотрела на него крайне внимательно и помолчала, словно ждала чего-то. Не дождавшись, пожала плечами:
– Так ведь каждый прохиндей про себя думает, что он - божий любимчик…
Но в глазах у нее определенно что-то этакое мелькнуло.
– Бросьте, - сказал Сварог. - Я здесь человек новый, да не вчера родился. Конечно, есть какой-то тайный знак для своих или пароль, но я его не знаю… Вы мне только одно скажите: за последние два дня «Божий любимчик» здесь проходил?
Он поднял руку так, чтобы она увидела перстень Борна. Сам не знал, откуда такая уверенность, но русалку Переку явно наколол тот же умелец, что разрисовал иных моряков капитана Зо.
– Ни слуху, ни духу… - мотнула головой тетка Чари.
– Так… - Сварог повесил голову. - Тогда налейте еще, что ли.
Она плеснула в стакан и задумчиво сказала:
– Может, проще будет вас сразу со двора взашей вышибить? Не люблю я загадок и не люблю, когда чего-то не понимаю…
Она словно бы размышляла вслух. Или спрашивала совета у какого-нибудь своего божка. Рука, отставив полупустую бутылку, потянулась к шее, где, видимо, висел амулет. Это напомнило Сварогу его собственный жест, который он повторял все чаще после встречи с вампирами.
– Да ладно вам, - сказал Сварог. - Переночую и поеду. И никакого от меня беспокойства. Вы мне лучше соберите поесть, я и в самом деле жрать хочу…
– А этот, что в капюшоне у вас сидит?
– Что, видно?
– Ухо торчит. А теперь спряталось. - Это было сказано уже с явной иронией. Словно тетка Чари приняла окончательное решение предоставить гостю кров и сервис. Острые вопросы и ответы отзвучали, пришел черед необременительного трепа.
– Да он безобидный, - сказал Сварог.
– Сама знаю. Когда была маленькой, в деревне, у нас в амбаре целых два жили. Косу мне заплетали. Ну, вон туда садитесь, что ли.
Он забрал топор и уселся за массивный стол, не близко и не далеко от прочих посетителей, показывая, что новый постоялец не спешит обзавестись друзьями, но никого и не сторонится. Тетка Чари, сделав несколько рейсов от стойки, понаставила перед ним тарелок и кувшинов. Еда была простая, но сытная. Розовый, впечатляющих размеров ломоть ветчины и соответствующая краюха ржаного рассыпчатого хлеба с пропеченной корочкой. Желтоватый, нарезанный толстыми кусками сыр вроде «Вологодского».
Блюдо с утонувшей в подсолнечном масле, обложенной зеленым лучком селедкой, размерами больше похожей на щуку. Кольцо сухой колбасы «смерть зубам». Плошка с горячим месивом из овощей…
– Ага, вот и фогороши ваши идут, торопятся, голубчики, с похмелья небось…
Наметанным глазом легко вычислив заказчика, военно-полевой оркестр без шума, с достоинством прошествовал от входа к столу и, как у себя дома, начал занимать места. Тренькнула задетая струна, глухо загудел фанерный корпус, когда братцы складывали свою музыку на край, подальше от тарелок.
Она принесла стопку оловянных стаканчиков, вложенных один в другой, - для фогорошей, рассевшихся за столом и откровенно потиравших руки.
– За знакомство? - Сварог поднял стакан, разглядывая их.
Народ был колоритный - музыканты из снольдерских степей, в синих штанах, желтых рубашках и красных жилетах, все потертое и штопаное, но на шеях сверкают диковинные золотые украшения, а на пальцах - массивные золотые перстни с крупными самоцветами. Этой привилегии - носить кольца с драгоценными камнями - завидовали все сословия и гильдии, ибо подобным правом обладали одни дворяне. Этот народ принципиально носил из оружия только серебряные сабли против нечисти.
В самых диких и безлюдных местах ходил как по родной улице. Потому что убить или ограбить фогороша считалось преступлением более мерзким, чем убийство собственной матери.
– Как же это вы, ребятки, всей этой красоты с похмелья не спустили? - спросил Сварог.
Старший, черный, как ворон, усач, сверкнул ослепительными зубами:
– С Сильваны, должно быть, ваша милость? Обычаев наших не знаете? Подыхать будем, а не пропьем. Традиция. Фогорош может ходить хоть голым, но если он при сабле и драгоценностях - чести его урона нет. Ваше здоровье! Музыку лучше слушать после пары наперсточков, а чтобы играть и петь душевно, потребно этих наперсточков не меньшее количество. Посему поднимем и опростаем, не унижая себя закуской! У вас печаль или вовсе наоборот?