Леверлин поставил бочонок, перевел дух, подошел нетвердой походкой и выдернул у нее из ножен меч. Подумав, выкинул в окно. Далеко внизу клинок зазвенел на камнях. Она остолбенела от изумления, даже не успела помешать. Только повторила:
– Что такое?
– Все спят, - сказал Сварог ласково. Все-таки ему было жаль эту милую сумасбродную девчонку, играющую в странные для девчонки игры. - И марги тоже. А мы уходим, извини…
Леверлин деловито оторвал от портьеры златотканый шнур, смахнув нечаянно вниз горшок с геранью. Раздавшийся из-за окна звонкий грохот черепков успокоил Сварога: горшок встретился с твердой мостовой, а не с чьей-нибудь несчастной головой, - быстро и ловко, несмотря на принятые на грудь несколько ковшиков вина, скрутил девушке руки за спиной, пока она не успела опомниться. Сварог поморщился. Как-то не очень по-мужски это выглядело.
– Ничего, - сказал Леверлин. - Я их успел изучить. На минутку отвернешься - и получишь в спину чем-нибудь острым. Правда, прекрасная царица? Да ты посмотри на нее. Ее в жизни так не оскорбляли, она в тебе сейчас бездонными своими глазищами дыру прожжет… Как ты еще не задымился?
В самом деле, глаза Грайне метали молнии - к счастью для беглецов, в переносном смысле.
– Не сердись, что поделаешь… - сказал Сварог примирительно.
– Значит, ты с самого начала притворялся, будто мы тебя победили, а на самом деле… Развлекался? - В голосе очаровательной кошки звенел металл, но Сварогу показалось, что девчонка готова расплакаться. Оказывается, игрушкой был не он, а она. Очень серьезное оскорбление для царицы. Но, как полагал Сварог, заодно и хороший урок, который только на пользу пойдет.
Сварог покачал головой:
– Ничего подобного, веришь ты или нет…
Она подошла к окну, зорко, с надеждой огляделась. Но надежда тут же растаяла. Сварог смотрел через ее плечо. Во дворе, скошенные молниеносным сном, лежали где попало слуги и собаки, и на улицах виднелись спящие, вдали, у подножия холма, замерли повозки - возницы сползли с козел, лошади легли, опустив оглобли к земле. Сонное царство. Сварог хмыкнул. И принялся гадать, подействовало бы искусство джинна, к примеру, на хелльстадского щенка. При мысли о веселом Акбаре стало грустно. Интересно, есть у собак свой рай? Должен быть, как не быть… Вспомнив о верном домовом, бросился в комнату, позвал:
– Карах!
Никакого ответа. «Тьфу ты, мы ж и тебя сосчитали по забывчивости», - спохватился Сварог. Рванул дверцу шкафа. Карах посапывал, свернувшись клубочком, - ему вместе со всеми предстояло проснуться лишь с темнотой. Сварог взял его под мышку, вышел в коридор, растерянно пожал плечами:
– Я про него забыл, и он тоже… Он знал дорогу… - Хмель постепенно выветривался из головы.
– Ну, дорогу я тоже знаю, - сказал Леверлин. - Они меня везли днем. Пошли, граф? Только прекрасную царицу обязательно следует прихватить с собой, чтобы проводила нас до причала. Если не захочет нежно махать нам вслед платочком, ее дело. Но пусть непременно проводит. Иначе она быстро освободит руки, едва мы выйдем из дворца, а там уж что-нибудь придумает. Тебе метательное оружие не страшно, а вот мне не хочется получить стрелу в спину на пороге вновь обретенной свободы…
Он нагнулся и, кряхтя, взвалил на плечо бочонок. Сварог мог бы заклинанием сделать его ношу невесомой, но не стал рисковать - боялся, что в этом случае бесшабашный студент непременно захочет прихватить еще парочку бочек, и получится лишняя трата времени.
Сам он быстренько заскочил в оружейную комнату и выбрал два меча получше. Взял Грайне за локоть:
– Пошли?
Она с вызовом уперлась каблуками в пол, напряглась, всем видом показывая, что с места не сдвинется. Красивая в гневе, как никогда.
И еще этот венок из ромашек, делающий ее одновременно и проще, и загадочней. Одна из лучших женщин, встреченных Сварогом в жизни. Вот так-то. И комичность ситуации отошла на второй план, уступив место легкой печали.
– Унизительно будет для царицы, если ее поволокут, как мешок, два существа низшего порядка… - сказал Сварог.
Подействовало. Грайне пошла впереди, гордо воздев голову, выпятив грудь. Под пыхтенье плетущегося следом Леверлина они спускались по улицам, огибая спящих людей и животных. Возможно, Сварогу и показалось, но раза два он явственно услышал гулкое хихиканье джинна. Он смотрел на чудную фигурку Грайне и никак не мог поверить, что видит девушку в последний раз. Все так и следовало сделать, понятно, но расставаться с ней было нелегко. Она слишком уж ярко и внезапно вошла в его жизнь, очень уж неожиданно пришлось прощаться. Конечно, любые расставания - это одновременно и новые надежды, но…
Он остановился и постучал рукояткой меча по макушке марга. Получился именно такой звук, какой и бывает, если постучать железом по камню.
– Ты мне еще попадешься, - сказала Грайне, не оборачиваясь. - Жизнь положу, но поймаю. Что я тогда с тобой сделаю, ты бы знал…
– Мечты, мечты, где ваша сладость… - сказал Сварог. - Знаешь, меня устраивало и то, что ты со мной до этого делала, к чему разнообразить?
– Я тебя буду искать днем и ночью…
– Хочешь хороший совет? Не нужно больше плавать за Ворота. Есть оружие, против которого не поможет вся ваша храбрость. Даже если ты не боишься смерти, подумай - можешь остаток жизни провести пленницей, живой диковинкой при каком-нибудь королевском дворе…
Пусть в крепости они катались как сыр в масле, пусть пленившие их воительницы были необычайными чистюлями и воздух в покоях был чист, но Сварог, оказавшись снаружи, вдохнул свежий воздух с нескрываемым удовольствием. Засиделся он что-то в гостях. Он с удовольствием подставил ветерку щеку, с удовольствием повел плечами, словно сбрасывая тяжелые оковы.
Они ступили на мощеный камнем причал, и Сварог, к превеликому удивлению, увидел на небольшом одномачтовом кораблике какое-то шевеление. Три человека, суетясь и сталкиваясь, ставили парус - двое работали во всю силу, а третий неловко тыкался обок, помогая им одной рукой, потому что вторая была перевязана до локтя. Сварог, усмехнувшись, набрал побольше воздуха и гаркнул:
– Хозяина бросаете, прохвосты?
Троица шарахнулась в стороны в поисках какого-нибудь оружия.
Видать, пуще смерти им неволя осточертела. Однако главный тут же признал Сварога.
– Ваша милость! - радостно завопил капитан. - А мы вот видим, все дрыхнуть завалились, ну и рискнули, благо терять нечего! Вас искать не стали, уж извините. Леверлин перевалил через борт бочонок, прыгнул на палубу следом за ним. Сварог осторожно уложил Караха у низкого борта, повернулся к девушке:
– Будем прощаться?
Грайне смотрела на него с бессильной ненавистью и явно не собиралась ронять слезы. Вздохнув, Сварог сказал:
– Мне с тобой было чертовски хорошо, но нельзя же держать живого человека вроде игрушки, пойми ты, чудачка…
Он обнял ее, наклонился и крепко поцеловал в губы, чувствуя себя ужасно виноватым - из-за пощечины, нанесенной по самолюбию юной царицы. Но все равно не получилось и тени трогательного прощания - вопреки иным авторам чувствительных романов. Грайне ничуть не разнежилась и не прильнула к Сварогу с прерывистым вздохом. Она просто-напросто попыталась двинуть ему коленом в то место, к которому раньше относилась не в пример нежнее. Хорошо еще, он вовремя сообразил, когда она резко отодвинулась, успел увернуться, но все равно по бедру прилетело крепко.
– А еще царица… - покачал он головой, думая, что вышло бы не в пример больнее, цапни она его коралловыми зубками вместо поцелуя.
– Ты ко мне еще придешь, - сказала она, охваченная страстной надеждой, что когда-нибудь так и случится. - Приползешь, когда окажется, что та жизнь не дала тебе счастья…
В уголке глаза Сварог заметил у нее крохотную слезинку, но не сомневался, что это - признак бессильной ненависти, не имеющий к лирике никакого отношения. Совершенно не зная, что еще сказать и нужно ли что-то говорить, он помялся и спросил:
– Сколько тебе лет, воительница?
– Девятнадцать. Развяжи руки. Не могу же я остаться вот так… и убирайся, видеть не хочу!
– На свете всегда найдется кто-то, кто сильнее нас… - шепнул ей Сварог на ухо. Разрезал кинжалом шнур, из предосторожности повернув девушку к себе спиной, прыгнул на палубу и громко сказал: - Урак-Омтар, двигай посудину. Место укажем.
– С какой скоростью? - не преминул уточнить педантичный дух огня.
– С обычной. Словно мы идем под хорошим попутным ветром.
Грайне сорвала с головы венок и с ненавистью швырнула его в реку. Венок рассыпался, и ромашки закачались на воде - каждая отдельно.
А еще среди них замелькало оранжевое пятнышко. Это вынул из петлицы маргаритку и предал ее воде Леверлин. Он тоже прощался с пленившей его знатной воительницей, которая так и не успела появиться на сцене.
С треском оборвался причальный канат, но кораблик не тронулся с места.
– Хочешь, я сделаю так, что она станет думать по-другому и уплывет с тобой? - пророкотал джинн.
– Дурак ты, а еще дух огня, - сказал Сварог. - Трогай.
Корабль отвалил от причала и, невзирая на мертвый штиль, поплыл к выходу из бухты, задрав нос и пеня воду, словно торпедный катер. Сварог смотрел за корму. Грайне неподвижно стояла у самой кромки причала, смотрела вслед, ее фигурка становилась все меньше и меньше, потом девушку заслонила башня. Сварог ее больше не видел и подозревал, что не увидит уже никогда. Это оказалось больно, так думать. Он обернулся, хотел распорядиться, но Леверлин уже возлежал у бочки с невесть откуда раздобытым ковшиком, и тут же стояла пустая оловянная чарка. Сварог опустился на колени, повернул медный краник, и полилось благоухающее черное вино.
– Ну, за пьянящее дыхание свободы? - спросил Леверлин.
Прозвучало это как-то уныло. Сварог молча выпил, резко дернув рукой, пролил немного на грудь и смахнул капли ладонью.
– Странно, - сказал Леверлин. - Меня вроде бы ничем не удивить, исколесил мир и не был обделен вниманием нежного пола, но вспомнил вдруг свою рыжеволосую пантеру и подумал - может, другой такой у меня никогда не будет?
– Это тебе просто хочется посмаковать счастливое избавление, - сказал Сварог хмуро.
Корабль резво бежал по широкой реке - с зарифленным парусом, против течения. Капитан и матросы так и не отошли от этаких чудес - сидели кучкой у мачты, с почтительным ужасом таращились на Сварога, надолго забыв о своих полных чарках. Леверлин лежал, грустно глядя в небо, тренькал на виолоне на три такта и с нарочитым пафосом напевал:
А он скакал домой с войны,
Вез подарки для жены -
Самоцветы из чужой стороны…
Он безжалостно загнал
Пять коней,
Он не ел, он не пил, он не спал -
Мчался к ней.
Он шагнул через порог,
Он был молод и высок -
Но увидел, что другой был у ней…
Он достал свой верный меч,
Повидавший столько сеч,
Он смахнул головку с плеч -
Эх, златовласую…
– По сторонам зорче смотри, - сказал Сварог. - Как бы не проехали, я-то дороги не знаю…
На самом деле ему просто не нравилась песня. Наслушался он подобного творчества в родной части: «Как медленно садятся на песок ребята из Москвы и Ленинграда», «Рыдает мать, и как стена стоит отец…», «Я был батальонный разведчик, а он - писаришка штабной…». А точнее, он был зол на весь белый свет.
– Я могу вас довезти, куда только скажете, и сам найти дорогу, - сказал джинн, которому чертовски не терпелось на волю. - Это будет третье желание.
– Ну потерпи, ладно? - сказал Сварог. - Ты мне еще понадобишься в Хар-лане…
Джинн чем-то неуловимым напоминал лейтенанта Семенова, с которым они вместе служили после училища. Поневоле начнешь относиться к духу огня как к старому приятелю.
До последнего момента не верил Сварог, что студент проявит должную сноровку и правильно вспомнит дорогу. Правда, в резерве оставался джинн, зациклившийся на исполнении последнего желания. Но, как сказал бы старшина роты прапорщик Подоляк, «негоже пулеметом бутылки открывать!»
Но - нет: в какой-то момент Леверлин бережно отложил виолон, с уверенностью прошагал на нос и принялся отдавать команды совершенно трезвым голосом.
Когда они отыскали Ворота - перемычку неподвижного синего тумана в узкой расселине, - все повторилось, как в прошлый раз: корабль нырнул в синюю мглу, мгла сгустилась до полной непроглядности, вскоре рассеялась, узкий проход в скалах повернул направо, и посудина выплыла на Ител. Низкие угрюмые тучи заполонили небо. И здесь, на этом свете, казалось ненамного светлее, чем в синем тумане: того и гляди, грянет буря и закружит утлый челн…
– Ну вот и все, - сказал Сварог.
Неуправляемый корабль тут же развернуло кормой вперед и в столь постыдной позиции понесло течением - джинн, въедливый, словно стряпчий, счел, что строго выполнил свои обязанности согласно договору о втором желании. Моряки, не дожидаясь приказа Сварога, бросились к мачте. Быстро развернули кораблик в нормальное положение, капитан встал за штурвал и повел суденышко к высокой скале, похожей на восклицательный знак. Сварог, свесившись над бортом, громко позвал (вспомнив поучения Блая):
– Доран-ан-Тег!
Взметнулся фонтан брызг - топор взлетел над серыми, украшенными серой же пеной волнами и, описав дугу, оказался в руке Сварога, больно ударив древком по ладони - Сварог не успел разжать пальцы пошире.
– Впечатляюще, - присвистнул Леверлин. - Где ты раздобыл этот славный топорик?
– Потом расскажу, когда будет время, - сказал Сварог, вытирая мокрую руку. - Интересно, чья это конница там нарисовалась?
Он достал подзорную трубу, всмотрелся. Десятка два верховых, желтые с черным кафтаны. Один как раз смотрел на кораблик в подзорную трубу.
Показалось, они встретились глазами. Сварог вздрогнул, опомнился, с видом скучающего зеваки медленно опустил трубу и спросил:
– Харланцы?
– Они, - поддакнул капитан, спокойный как танк. - Гвардейцы.
Наверное, людей с «Божьего любимчика» до сих пор сторожили по дорогам.
– Интересно, что они о нас подумали? - спросил Сварог.
Столь трогательная забота и пристальное внимание свидетельствовали, что капитан Зо кому-то крепко наступил на мозоль. Или на копыто. Еще спасибо, что в этом мире не додумались до фотороботов и прочих коварств из арсенала земных криминалистов.
– А что им думать? - хмыкнул капитан. - Один в наряде Вольного Топора, один в дворянском и мы, местные… И нас, всех пятерых, для экипажа такого кораблика маловато. Кораблик ронерской постройки. Они наверняка решили, что речные пираты захватили ронерскую посудину. На что им глубоко наплевать.
– Леверлин, у тебя есть документы? - спросил Сварог.
– Ну разумеется.
– А у вас, капитан?
– Аж три, ваша милость, - позволил себе жуликоватую улыбку подчиненный. - И все, каюсь, на разные фамилии и подданства. Вот только на кораблик у нас патента нет… ну да у меня в голенище два чистых зашиты. Впишем что захотим, дело знакомое. Название на борту есть, «Морская жемчужница», порт приписки сочиним из головы…
– Весело будет, если нападем на того, кому этот корабль знаком.
– А мы его в Риуме купили, ваша милость. - Капитан был очень доволен, что может дать хоть какой-то совет Сварогу.
– Ну и что? - не понял Сварог.
– Риуме - первое в Пограничье место по продаже ворованного и прочего неправедно доставшегося. Кораблей в первую очередь. Кого ни спросят насчет чего подозрительного - купил в Риуме у хромого да чернявого, еще один зуб у него со свистом… Все понимают, в чем дело, а доказать нельзя. Главное - как следует осмотреть кораблик, и если попадется что лишнее, выкинуть за борт.
Так они и сделали. Пооткрывали рундуки, прощупали ладонями все щели, куда не заглянуть, на всякий случай простучали даже переборки - чтобы потом не оконфузиться на таможенном досмотре, но не нашли ничего, кроме кое-какой посуды. Никакого груза в трюме не оказалось. Видимо, амазонки успели похозяйничать с чисто женской добросовестностью.
Что гораздо хуже, не оказалось ни еды, ни воды. Бочонок вина к тому времени был объединенными усилиями опустошен и вышвырнут за борт. Создавать заклинаниями еду и питье Сварог не хотел, чтобы не выдавать себя как лара. Капитан и так узнал много такого, чего ему не следовало бы знать. По этой же причине Сварог героически отказался от своих сигарет, извлекаемых из воздуха, довольствуясь одной из трубок капитана и его скверным горлодером. А есть и пить хотелось не на шутку. Один Карах безмятежно дрых у борта, ничуть не встревоженный наступившим на корабле голодом, поскольку не знал ни о голоде, ни о побеге. Джинн был начеку и настойчиво предлагал завалить корабль изысканнейшими яствами вкупе с лучшими винами - очень ему не терпелось поскорее развязаться с избавителями и отправиться восвояси. Но Сварог, твердо решивший поберечь третье желание для серьезного дела, потребовал карту и, обнаружив, что ближайшим населенным пунктом является уже знакомый ему понаслышке Готар, решительно приказал:
– Курс на Готар!
Была у него некоторая надежда, что с тамошним бароном, пристрастившимся жечь людей на кострах, уже прискакала разбираться рать молодого князя. Тогда всем будет не до проезжих корабельщиков.
Глава шестая. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ КАК ИМПРОВИЗАЦИЯ
– Что такое?
– Все спят, - сказал Сварог ласково. Все-таки ему было жаль эту милую сумасбродную девчонку, играющую в странные для девчонки игры. - И марги тоже. А мы уходим, извини…
Леверлин деловито оторвал от портьеры златотканый шнур, смахнув нечаянно вниз горшок с геранью. Раздавшийся из-за окна звонкий грохот черепков успокоил Сварога: горшок встретился с твердой мостовой, а не с чьей-нибудь несчастной головой, - быстро и ловко, несмотря на принятые на грудь несколько ковшиков вина, скрутил девушке руки за спиной, пока она не успела опомниться. Сварог поморщился. Как-то не очень по-мужски это выглядело.
– Ничего, - сказал Леверлин. - Я их успел изучить. На минутку отвернешься - и получишь в спину чем-нибудь острым. Правда, прекрасная царица? Да ты посмотри на нее. Ее в жизни так не оскорбляли, она в тебе сейчас бездонными своими глазищами дыру прожжет… Как ты еще не задымился?
В самом деле, глаза Грайне метали молнии - к счастью для беглецов, в переносном смысле.
– Не сердись, что поделаешь… - сказал Сварог примирительно.
– Значит, ты с самого начала притворялся, будто мы тебя победили, а на самом деле… Развлекался? - В голосе очаровательной кошки звенел металл, но Сварогу показалось, что девчонка готова расплакаться. Оказывается, игрушкой был не он, а она. Очень серьезное оскорбление для царицы. Но, как полагал Сварог, заодно и хороший урок, который только на пользу пойдет.
Сварог покачал головой:
– Ничего подобного, веришь ты или нет…
Она подошла к окну, зорко, с надеждой огляделась. Но надежда тут же растаяла. Сварог смотрел через ее плечо. Во дворе, скошенные молниеносным сном, лежали где попало слуги и собаки, и на улицах виднелись спящие, вдали, у подножия холма, замерли повозки - возницы сползли с козел, лошади легли, опустив оглобли к земле. Сонное царство. Сварог хмыкнул. И принялся гадать, подействовало бы искусство джинна, к примеру, на хелльстадского щенка. При мысли о веселом Акбаре стало грустно. Интересно, есть у собак свой рай? Должен быть, как не быть… Вспомнив о верном домовом, бросился в комнату, позвал:
– Карах!
Никакого ответа. «Тьфу ты, мы ж и тебя сосчитали по забывчивости», - спохватился Сварог. Рванул дверцу шкафа. Карах посапывал, свернувшись клубочком, - ему вместе со всеми предстояло проснуться лишь с темнотой. Сварог взял его под мышку, вышел в коридор, растерянно пожал плечами:
– Я про него забыл, и он тоже… Он знал дорогу… - Хмель постепенно выветривался из головы.
– Ну, дорогу я тоже знаю, - сказал Леверлин. - Они меня везли днем. Пошли, граф? Только прекрасную царицу обязательно следует прихватить с собой, чтобы проводила нас до причала. Если не захочет нежно махать нам вслед платочком, ее дело. Но пусть непременно проводит. Иначе она быстро освободит руки, едва мы выйдем из дворца, а там уж что-нибудь придумает. Тебе метательное оружие не страшно, а вот мне не хочется получить стрелу в спину на пороге вновь обретенной свободы…
Он нагнулся и, кряхтя, взвалил на плечо бочонок. Сварог мог бы заклинанием сделать его ношу невесомой, но не стал рисковать - боялся, что в этом случае бесшабашный студент непременно захочет прихватить еще парочку бочек, и получится лишняя трата времени.
Сам он быстренько заскочил в оружейную комнату и выбрал два меча получше. Взял Грайне за локоть:
– Пошли?
Она с вызовом уперлась каблуками в пол, напряглась, всем видом показывая, что с места не сдвинется. Красивая в гневе, как никогда.
И еще этот венок из ромашек, делающий ее одновременно и проще, и загадочней. Одна из лучших женщин, встреченных Сварогом в жизни. Вот так-то. И комичность ситуации отошла на второй план, уступив место легкой печали.
– Унизительно будет для царицы, если ее поволокут, как мешок, два существа низшего порядка… - сказал Сварог.
Подействовало. Грайне пошла впереди, гордо воздев голову, выпятив грудь. Под пыхтенье плетущегося следом Леверлина они спускались по улицам, огибая спящих людей и животных. Возможно, Сварогу и показалось, но раза два он явственно услышал гулкое хихиканье джинна. Он смотрел на чудную фигурку Грайне и никак не мог поверить, что видит девушку в последний раз. Все так и следовало сделать, понятно, но расставаться с ней было нелегко. Она слишком уж ярко и внезапно вошла в его жизнь, очень уж неожиданно пришлось прощаться. Конечно, любые расставания - это одновременно и новые надежды, но…
Он остановился и постучал рукояткой меча по макушке марга. Получился именно такой звук, какой и бывает, если постучать железом по камню.
– Ты мне еще попадешься, - сказала Грайне, не оборачиваясь. - Жизнь положу, но поймаю. Что я тогда с тобой сделаю, ты бы знал…
– Мечты, мечты, где ваша сладость… - сказал Сварог. - Знаешь, меня устраивало и то, что ты со мной до этого делала, к чему разнообразить?
– Я тебя буду искать днем и ночью…
– Хочешь хороший совет? Не нужно больше плавать за Ворота. Есть оружие, против которого не поможет вся ваша храбрость. Даже если ты не боишься смерти, подумай - можешь остаток жизни провести пленницей, живой диковинкой при каком-нибудь королевском дворе…
Пусть в крепости они катались как сыр в масле, пусть пленившие их воительницы были необычайными чистюлями и воздух в покоях был чист, но Сварог, оказавшись снаружи, вдохнул свежий воздух с нескрываемым удовольствием. Засиделся он что-то в гостях. Он с удовольствием подставил ветерку щеку, с удовольствием повел плечами, словно сбрасывая тяжелые оковы.
Они ступили на мощеный камнем причал, и Сварог, к превеликому удивлению, увидел на небольшом одномачтовом кораблике какое-то шевеление. Три человека, суетясь и сталкиваясь, ставили парус - двое работали во всю силу, а третий неловко тыкался обок, помогая им одной рукой, потому что вторая была перевязана до локтя. Сварог, усмехнувшись, набрал побольше воздуха и гаркнул:
– Хозяина бросаете, прохвосты?
Троица шарахнулась в стороны в поисках какого-нибудь оружия.
Видать, пуще смерти им неволя осточертела. Однако главный тут же признал Сварога.
– Ваша милость! - радостно завопил капитан. - А мы вот видим, все дрыхнуть завалились, ну и рискнули, благо терять нечего! Вас искать не стали, уж извините. Леверлин перевалил через борт бочонок, прыгнул на палубу следом за ним. Сварог осторожно уложил Караха у низкого борта, повернулся к девушке:
– Будем прощаться?
Грайне смотрела на него с бессильной ненавистью и явно не собиралась ронять слезы. Вздохнув, Сварог сказал:
– Мне с тобой было чертовски хорошо, но нельзя же держать живого человека вроде игрушки, пойми ты, чудачка…
Он обнял ее, наклонился и крепко поцеловал в губы, чувствуя себя ужасно виноватым - из-за пощечины, нанесенной по самолюбию юной царицы. Но все равно не получилось и тени трогательного прощания - вопреки иным авторам чувствительных романов. Грайне ничуть не разнежилась и не прильнула к Сварогу с прерывистым вздохом. Она просто-напросто попыталась двинуть ему коленом в то место, к которому раньше относилась не в пример нежнее. Хорошо еще, он вовремя сообразил, когда она резко отодвинулась, успел увернуться, но все равно по бедру прилетело крепко.
– А еще царица… - покачал он головой, думая, что вышло бы не в пример больнее, цапни она его коралловыми зубками вместо поцелуя.
– Ты ко мне еще придешь, - сказала она, охваченная страстной надеждой, что когда-нибудь так и случится. - Приползешь, когда окажется, что та жизнь не дала тебе счастья…
В уголке глаза Сварог заметил у нее крохотную слезинку, но не сомневался, что это - признак бессильной ненависти, не имеющий к лирике никакого отношения. Совершенно не зная, что еще сказать и нужно ли что-то говорить, он помялся и спросил:
– Сколько тебе лет, воительница?
– Девятнадцать. Развяжи руки. Не могу же я остаться вот так… и убирайся, видеть не хочу!
– На свете всегда найдется кто-то, кто сильнее нас… - шепнул ей Сварог на ухо. Разрезал кинжалом шнур, из предосторожности повернув девушку к себе спиной, прыгнул на палубу и громко сказал: - Урак-Омтар, двигай посудину. Место укажем.
– С какой скоростью? - не преминул уточнить педантичный дух огня.
– С обычной. Словно мы идем под хорошим попутным ветром.
Грайне сорвала с головы венок и с ненавистью швырнула его в реку. Венок рассыпался, и ромашки закачались на воде - каждая отдельно.
А еще среди них замелькало оранжевое пятнышко. Это вынул из петлицы маргаритку и предал ее воде Леверлин. Он тоже прощался с пленившей его знатной воительницей, которая так и не успела появиться на сцене.
С треском оборвался причальный канат, но кораблик не тронулся с места.
– Хочешь, я сделаю так, что она станет думать по-другому и уплывет с тобой? - пророкотал джинн.
– Дурак ты, а еще дух огня, - сказал Сварог. - Трогай.
Корабль отвалил от причала и, невзирая на мертвый штиль, поплыл к выходу из бухты, задрав нос и пеня воду, словно торпедный катер. Сварог смотрел за корму. Грайне неподвижно стояла у самой кромки причала, смотрела вслед, ее фигурка становилась все меньше и меньше, потом девушку заслонила башня. Сварог ее больше не видел и подозревал, что не увидит уже никогда. Это оказалось больно, так думать. Он обернулся, хотел распорядиться, но Леверлин уже возлежал у бочки с невесть откуда раздобытым ковшиком, и тут же стояла пустая оловянная чарка. Сварог опустился на колени, повернул медный краник, и полилось благоухающее черное вино.
– Ну, за пьянящее дыхание свободы? - спросил Леверлин.
Прозвучало это как-то уныло. Сварог молча выпил, резко дернув рукой, пролил немного на грудь и смахнул капли ладонью.
– Странно, - сказал Леверлин. - Меня вроде бы ничем не удивить, исколесил мир и не был обделен вниманием нежного пола, но вспомнил вдруг свою рыжеволосую пантеру и подумал - может, другой такой у меня никогда не будет?
– Это тебе просто хочется посмаковать счастливое избавление, - сказал Сварог хмуро.
Корабль резво бежал по широкой реке - с зарифленным парусом, против течения. Капитан и матросы так и не отошли от этаких чудес - сидели кучкой у мачты, с почтительным ужасом таращились на Сварога, надолго забыв о своих полных чарках. Леверлин лежал, грустно глядя в небо, тренькал на виолоне на три такта и с нарочитым пафосом напевал:
А он скакал домой с войны,
Вез подарки для жены -
Самоцветы из чужой стороны…
Он безжалостно загнал
Пять коней,
Он не ел, он не пил, он не спал -
Мчался к ней.
Он шагнул через порог,
Он был молод и высок -
Но увидел, что другой был у ней…
Он достал свой верный меч,
Повидавший столько сеч,
Он смахнул головку с плеч -
Эх, златовласую…
– По сторонам зорче смотри, - сказал Сварог. - Как бы не проехали, я-то дороги не знаю…
На самом деле ему просто не нравилась песня. Наслушался он подобного творчества в родной части: «Как медленно садятся на песок ребята из Москвы и Ленинграда», «Рыдает мать, и как стена стоит отец…», «Я был батальонный разведчик, а он - писаришка штабной…». А точнее, он был зол на весь белый свет.
– Я могу вас довезти, куда только скажете, и сам найти дорогу, - сказал джинн, которому чертовски не терпелось на волю. - Это будет третье желание.
– Ну потерпи, ладно? - сказал Сварог. - Ты мне еще понадобишься в Хар-лане…
Джинн чем-то неуловимым напоминал лейтенанта Семенова, с которым они вместе служили после училища. Поневоле начнешь относиться к духу огня как к старому приятелю.
До последнего момента не верил Сварог, что студент проявит должную сноровку и правильно вспомнит дорогу. Правда, в резерве оставался джинн, зациклившийся на исполнении последнего желания. Но, как сказал бы старшина роты прапорщик Подоляк, «негоже пулеметом бутылки открывать!»
Но - нет: в какой-то момент Леверлин бережно отложил виолон, с уверенностью прошагал на нос и принялся отдавать команды совершенно трезвым голосом.
Когда они отыскали Ворота - перемычку неподвижного синего тумана в узкой расселине, - все повторилось, как в прошлый раз: корабль нырнул в синюю мглу, мгла сгустилась до полной непроглядности, вскоре рассеялась, узкий проход в скалах повернул направо, и посудина выплыла на Ител. Низкие угрюмые тучи заполонили небо. И здесь, на этом свете, казалось ненамного светлее, чем в синем тумане: того и гляди, грянет буря и закружит утлый челн…
– Ну вот и все, - сказал Сварог.
Неуправляемый корабль тут же развернуло кормой вперед и в столь постыдной позиции понесло течением - джинн, въедливый, словно стряпчий, счел, что строго выполнил свои обязанности согласно договору о втором желании. Моряки, не дожидаясь приказа Сварога, бросились к мачте. Быстро развернули кораблик в нормальное положение, капитан встал за штурвал и повел суденышко к высокой скале, похожей на восклицательный знак. Сварог, свесившись над бортом, громко позвал (вспомнив поучения Блая):
– Доран-ан-Тег!
Взметнулся фонтан брызг - топор взлетел над серыми, украшенными серой же пеной волнами и, описав дугу, оказался в руке Сварога, больно ударив древком по ладони - Сварог не успел разжать пальцы пошире.
– Впечатляюще, - присвистнул Леверлин. - Где ты раздобыл этот славный топорик?
– Потом расскажу, когда будет время, - сказал Сварог, вытирая мокрую руку. - Интересно, чья это конница там нарисовалась?
Он достал подзорную трубу, всмотрелся. Десятка два верховых, желтые с черным кафтаны. Один как раз смотрел на кораблик в подзорную трубу.
Показалось, они встретились глазами. Сварог вздрогнул, опомнился, с видом скучающего зеваки медленно опустил трубу и спросил:
– Харланцы?
– Они, - поддакнул капитан, спокойный как танк. - Гвардейцы.
Наверное, людей с «Божьего любимчика» до сих пор сторожили по дорогам.
– Интересно, что они о нас подумали? - спросил Сварог.
Столь трогательная забота и пристальное внимание свидетельствовали, что капитан Зо кому-то крепко наступил на мозоль. Или на копыто. Еще спасибо, что в этом мире не додумались до фотороботов и прочих коварств из арсенала земных криминалистов.
– А что им думать? - хмыкнул капитан. - Один в наряде Вольного Топора, один в дворянском и мы, местные… И нас, всех пятерых, для экипажа такого кораблика маловато. Кораблик ронерской постройки. Они наверняка решили, что речные пираты захватили ронерскую посудину. На что им глубоко наплевать.
– Леверлин, у тебя есть документы? - спросил Сварог.
– Ну разумеется.
– А у вас, капитан?
– Аж три, ваша милость, - позволил себе жуликоватую улыбку подчиненный. - И все, каюсь, на разные фамилии и подданства. Вот только на кораблик у нас патента нет… ну да у меня в голенище два чистых зашиты. Впишем что захотим, дело знакомое. Название на борту есть, «Морская жемчужница», порт приписки сочиним из головы…
– Весело будет, если нападем на того, кому этот корабль знаком.
– А мы его в Риуме купили, ваша милость. - Капитан был очень доволен, что может дать хоть какой-то совет Сварогу.
– Ну и что? - не понял Сварог.
– Риуме - первое в Пограничье место по продаже ворованного и прочего неправедно доставшегося. Кораблей в первую очередь. Кого ни спросят насчет чего подозрительного - купил в Риуме у хромого да чернявого, еще один зуб у него со свистом… Все понимают, в чем дело, а доказать нельзя. Главное - как следует осмотреть кораблик, и если попадется что лишнее, выкинуть за борт.
Так они и сделали. Пооткрывали рундуки, прощупали ладонями все щели, куда не заглянуть, на всякий случай простучали даже переборки - чтобы потом не оконфузиться на таможенном досмотре, но не нашли ничего, кроме кое-какой посуды. Никакого груза в трюме не оказалось. Видимо, амазонки успели похозяйничать с чисто женской добросовестностью.
Что гораздо хуже, не оказалось ни еды, ни воды. Бочонок вина к тому времени был объединенными усилиями опустошен и вышвырнут за борт. Создавать заклинаниями еду и питье Сварог не хотел, чтобы не выдавать себя как лара. Капитан и так узнал много такого, чего ему не следовало бы знать. По этой же причине Сварог героически отказался от своих сигарет, извлекаемых из воздуха, довольствуясь одной из трубок капитана и его скверным горлодером. А есть и пить хотелось не на шутку. Один Карах безмятежно дрых у борта, ничуть не встревоженный наступившим на корабле голодом, поскольку не знал ни о голоде, ни о побеге. Джинн был начеку и настойчиво предлагал завалить корабль изысканнейшими яствами вкупе с лучшими винами - очень ему не терпелось поскорее развязаться с избавителями и отправиться восвояси. Но Сварог, твердо решивший поберечь третье желание для серьезного дела, потребовал карту и, обнаружив, что ближайшим населенным пунктом является уже знакомый ему понаслышке Готар, решительно приказал:
– Курс на Готар!
Была у него некоторая надежда, что с тамошним бароном, пристрастившимся жечь людей на кострах, уже прискакала разбираться рать молодого князя. Тогда всем будет не до проезжих корабельщиков.
Глава шестая. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ КАК ИМПРОВИЗАЦИЯ
То ли причиной тому было цыганское счастье Сварога, то ли местные муссоны, пассаты и прочие баргузины, но ветер постепенно разогнал низкие тучи, и буря отменилась. Подплывши к Готару, или, как правильнее говорить, «подойдя», они обнаружили, что городишко выглядит крайне убого - дома ветхие, прямо-таки готовые рухнуть.
Причал был вымощен камнем в незапамятные времена, и половина плит давно вывалилась. Дыры кое-где залатали досками, но особого старания при этом не проявили. На волнах покачиваются три лодки и большой одномачтовый баркас без палубы - судя по груде сетей на корме, рыбацкий.
На фоне всего этого «Морская жемчужница» выглядела роскошным океанским лайнером, бросившим по случайности якорь в захолустном райцентре. Экипаж Сварога представления не имел, что такое океанский лайнер и райцентр, но оценил ситуацию верно - несмотря на полное отсутствие свидетелей-аборигенов, моряки приосанились и гордо поплевывали за борт - даже покалеченный, чьи раны уже начали подживать.
– Ну, пошли? - сказал Сварог Леверлину.
– А топор ты не берешь? Здешний хозяин - скотина редкая, к нему лучше приходить в гости вооруженным до зубов…
Сварог прихватил топор, они осторожно прошагали по дряхлому причалу и направились к ближайшим домишкам. В первом никого не оказалось, только вовсю заливалась собачонка, сторожа никчемный скарб. Во втором тоже. Из домов воняло, вокруг валялся всякий хлам, бродили бесприютно худые свиньи. Отличие от аккуратненьких келий амазонок было разительным.
«Все-таки есть в матриархате что-то», - с улыбкой подумал Сварог. Но прилипший к хребту желудок не располагал к долгим философским умозаключениям. Только у третьего домика, на лавочке, обнаружилась старуха - ветхая, под стать причалу и городку.
Она молча выслушала Сварога, ничего не поняла, и они еще долго добросовестно орали ей в ухо. Из ее шамканья только и дознались, что жрать самим нечего, а весь народ на площади. Сварог сунул в иссохшую ладонь монетку (при виде которой старуха едва не лишилась чувств), и они быстрым шагом направились дальше, держа курс на видневшуюся над крышами каменную башенку с развевавшимся вымпелом - баронский замок и, следовательно, центр города. Должна же в центре отыскаться хоть одна лавчонка со съестным?
На площади перед баронским замком они обнаружили целых три лавчонки - но все оказались заперты. В угрюмом молчании стояло сотни три народа - должно быть, все городское население, способное передвигаться, - и над головами толпы виднелись верхушки двух столбов, вокруг которых что-то происходило: оттуда слышались шум и ругань, но ни дыма, ни огня пока что не видно.
Они быстро протолкались в первый ряд, весьма невежливо работая рукоятями мечей и древком топора. Видя их хорошую одежду и оружие, те, кто стоял поближе, торопились дать дорогу, но толпа была очень уж спрессована, и повозиться пришлось.
Они переглянулись. Леверлин побелел от злости.
– Ну, так, - сказал Сварог. - Слухи ничуть не преувеличены…
По краю пустого пространства вокруг столбов прохаживались воины, человек двадцать, в кольчугах старинного фасона, но добротных, вооруженные мечами и топорами. Огнестрельного оружия Сварог не заметил. Еще несколько человек складывали кучи хвороста вокруг столбов с привязанными к ним людьми, и на них покрикивал красовавшийся на черном коне субъект в кольчуге с серебряными накладными украшениями и баронской короне на лысоватой башке.
Сварог пригляделся к тем, у столбов. Девушка в бедном домотканом платье, довольно красивая. Скорее всего местная. А вот мужчина определенно не отсюда - высокий, темноволосый, с аккуратной бородкой, в изодранной, но совсем недавно роскошной одежде, синей с вышивкой золотом.
На шее у барона красовалось изящной работы золотое ожерелье с синими самоцветами - оно никак не вязалось с хозяином Готара, а вот на человеке в синем смотрелось бы весьма естественно - как и висевший при бедре барона меч в дорогих ножнах, с усыпанной рубинами рукоятью…
– Ну, с кого начнем? - спросил Леверлин сквозь зубы.
– Ты что, хочешь…
– А ты до конца досмотреть собираешься? - На узком лице студента не осталось ни бесшабашности, ни благодушия.
– Да нет, - сказал Сварог. - Просто…
– Не знал, можно ли на меня рассчитывать?
– Ну… в общем, да.
– Ну, в общем, я на тебя не обижаюсь, - передразнил Леверлин. - Знакомы без году неделя… Ладно. Забыли. Но если ты еще когда-нибудь решишь, что на меня нельзя полагаться, - не посмотрю, что ты милорд, Его небесное великолепие… - Студент огляделся. - Так. Время есть, они еще повозятся, только начали… Знаешь, этот, с бородкой, определенно моряк. Одежда у него стагарского пошива. Но не колдун, мочки ушей на месте. Стагарский волшебник им уже давно устроил бы стихийное бедствие. Колдовство у них специфическое, сугубо морское, но неплохо работает и возле реки, впадающей в море. Проливной дождь или ветер, такой, чтобы крыши срывало, - это и здесь пригодилось бы…
– Я делаю барона, - сказал Сварог. - Во-первых, он здесь главный и без него начнется сумятица, во-вторых, лошадь, оставшись без седока, начнет метаться, прибавит паники. Держи мне спину, только смотри, сам не подвернись…
Они говорили вполголоса, но стоявшие рядом все же кое-что расслышали, стали потихоньку отодвигаться, насколько удалось.
– Вся загвоздка в этих, - кивнул Леверлин на толпу. - Если кинутся на подмогу хозяину - задавят массой…
– Живи ты в таком дерьме, ты бы его любил и защищал?
– Люди - существа непредсказуемые… Вдруг они не захотят лишаться ни такого зрелища, ни хозяина? Ну как, начнем сразу или с разговором?
– С разговором, - сказал Сварог. - Вот что, диспозиция меняется. Как только я начну, кидайся и режь на парне веревки. Уж он-то за барона драться не станет.
– Не стоит. Если его сначала пытали, а вполне могли, он весь ломаный, и толку от него будет чуть. Только время потеряю.
– Тоже верно… Идем?
Они прошли мимо воинов и направились прямо к барону. Теперь их видели все. Кто-то охнул. Они шагали легко, размашисто под взглядами сотен глаз. Сварог ощутил легкость во всем теле и почувствовал, что движется, как некая машина, без единого лишнего движения. Люди у костров перестали складывать хворост и таращились на них. Барон - тоже. «Сейчас он рявкнет, - подумал Сварог, - не может не рявкнуть… А этот вот белобрысый совсем мальчишка, жалко…»
– Эт-то что за франты? - раздалось наконец рявканье барона. - Что нужно? - Громадина сверху вниз изучала прервавших представление новичков заплывшими маленькими глазками.
Ощутив прилив веселой ярости, Сварог посмотрел снизу вверх в одутловатую харю. Его голос звучал невыносимо надменно:
– Я - лорд Сварог, граф Гэйр. Что здесь происходит?
– Я - Леверлин, граф Грелор, и хочу задать тот же вопрос.
Сварог убедился, что его имя барону незнакомо. Но вот титул - самый захудалый барон Пограничья не мог не знать, что «лордами» титулуют только ларов.
– Что я хочу, то здесь и происходит, - рявкнул барон. И добавил тише, чтобы не слышали его вояки: - Милорд, если Его Небесное Великолепие нарушает традиции и без должного почета разгуливает по нашей убогой земле, с ним по скудоумию нашему могут и бесчестно обойтись…
«А он не трус, - отметил Сварог. - Подонок, но не трус. И неплохо осведомлен о традициях…»
Барон гнусно усмехнулся:
– Ваше Небесное Великолепие, тридцать топоров - это тридцать топоров, как ни крути. Если вы соблаговолите дождаться окончания церемонии, я приму вас в своем замке с почетом, какой только способен оказать. Мы люди темные, но понимаем: иногда и высоким господам неба хочется развлечься на земле без лишней пышности…
Пожалуй, он готов был покончить дело миром. Вот только Сварог никак на это не мог согласиться. Он быстро огляделся. Воины, сбитые с толку вполне мирным разговором, содержания которого они не слышали, поступили, как все солдаты в подобных случаях: опустили оружие, расслабились, тупо ожидая, пока дело вернется к какой-то определенности.
Леверлин крикнул человеку у столба:
– У вас, случаем, не будет к нам просьбы?
Человек ответил быстро, но с достоинством:
Причал был вымощен камнем в незапамятные времена, и половина плит давно вывалилась. Дыры кое-где залатали досками, но особого старания при этом не проявили. На волнах покачиваются три лодки и большой одномачтовый баркас без палубы - судя по груде сетей на корме, рыбацкий.
На фоне всего этого «Морская жемчужница» выглядела роскошным океанским лайнером, бросившим по случайности якорь в захолустном райцентре. Экипаж Сварога представления не имел, что такое океанский лайнер и райцентр, но оценил ситуацию верно - несмотря на полное отсутствие свидетелей-аборигенов, моряки приосанились и гордо поплевывали за борт - даже покалеченный, чьи раны уже начали подживать.
– Ну, пошли? - сказал Сварог Леверлину.
– А топор ты не берешь? Здешний хозяин - скотина редкая, к нему лучше приходить в гости вооруженным до зубов…
Сварог прихватил топор, они осторожно прошагали по дряхлому причалу и направились к ближайшим домишкам. В первом никого не оказалось, только вовсю заливалась собачонка, сторожа никчемный скарб. Во втором тоже. Из домов воняло, вокруг валялся всякий хлам, бродили бесприютно худые свиньи. Отличие от аккуратненьких келий амазонок было разительным.
«Все-таки есть в матриархате что-то», - с улыбкой подумал Сварог. Но прилипший к хребту желудок не располагал к долгим философским умозаключениям. Только у третьего домика, на лавочке, обнаружилась старуха - ветхая, под стать причалу и городку.
Она молча выслушала Сварога, ничего не поняла, и они еще долго добросовестно орали ей в ухо. Из ее шамканья только и дознались, что жрать самим нечего, а весь народ на площади. Сварог сунул в иссохшую ладонь монетку (при виде которой старуха едва не лишилась чувств), и они быстрым шагом направились дальше, держа курс на видневшуюся над крышами каменную башенку с развевавшимся вымпелом - баронский замок и, следовательно, центр города. Должна же в центре отыскаться хоть одна лавчонка со съестным?
На площади перед баронским замком они обнаружили целых три лавчонки - но все оказались заперты. В угрюмом молчании стояло сотни три народа - должно быть, все городское население, способное передвигаться, - и над головами толпы виднелись верхушки двух столбов, вокруг которых что-то происходило: оттуда слышались шум и ругань, но ни дыма, ни огня пока что не видно.
Они быстро протолкались в первый ряд, весьма невежливо работая рукоятями мечей и древком топора. Видя их хорошую одежду и оружие, те, кто стоял поближе, торопились дать дорогу, но толпа была очень уж спрессована, и повозиться пришлось.
Они переглянулись. Леверлин побелел от злости.
– Ну, так, - сказал Сварог. - Слухи ничуть не преувеличены…
По краю пустого пространства вокруг столбов прохаживались воины, человек двадцать, в кольчугах старинного фасона, но добротных, вооруженные мечами и топорами. Огнестрельного оружия Сварог не заметил. Еще несколько человек складывали кучи хвороста вокруг столбов с привязанными к ним людьми, и на них покрикивал красовавшийся на черном коне субъект в кольчуге с серебряными накладными украшениями и баронской короне на лысоватой башке.
Сварог пригляделся к тем, у столбов. Девушка в бедном домотканом платье, довольно красивая. Скорее всего местная. А вот мужчина определенно не отсюда - высокий, темноволосый, с аккуратной бородкой, в изодранной, но совсем недавно роскошной одежде, синей с вышивкой золотом.
На шее у барона красовалось изящной работы золотое ожерелье с синими самоцветами - оно никак не вязалось с хозяином Готара, а вот на человеке в синем смотрелось бы весьма естественно - как и висевший при бедре барона меч в дорогих ножнах, с усыпанной рубинами рукоятью…
– Ну, с кого начнем? - спросил Леверлин сквозь зубы.
– Ты что, хочешь…
– А ты до конца досмотреть собираешься? - На узком лице студента не осталось ни бесшабашности, ни благодушия.
– Да нет, - сказал Сварог. - Просто…
– Не знал, можно ли на меня рассчитывать?
– Ну… в общем, да.
– Ну, в общем, я на тебя не обижаюсь, - передразнил Леверлин. - Знакомы без году неделя… Ладно. Забыли. Но если ты еще когда-нибудь решишь, что на меня нельзя полагаться, - не посмотрю, что ты милорд, Его небесное великолепие… - Студент огляделся. - Так. Время есть, они еще повозятся, только начали… Знаешь, этот, с бородкой, определенно моряк. Одежда у него стагарского пошива. Но не колдун, мочки ушей на месте. Стагарский волшебник им уже давно устроил бы стихийное бедствие. Колдовство у них специфическое, сугубо морское, но неплохо работает и возле реки, впадающей в море. Проливной дождь или ветер, такой, чтобы крыши срывало, - это и здесь пригодилось бы…
– Я делаю барона, - сказал Сварог. - Во-первых, он здесь главный и без него начнется сумятица, во-вторых, лошадь, оставшись без седока, начнет метаться, прибавит паники. Держи мне спину, только смотри, сам не подвернись…
Они говорили вполголоса, но стоявшие рядом все же кое-что расслышали, стали потихоньку отодвигаться, насколько удалось.
– Вся загвоздка в этих, - кивнул Леверлин на толпу. - Если кинутся на подмогу хозяину - задавят массой…
– Живи ты в таком дерьме, ты бы его любил и защищал?
– Люди - существа непредсказуемые… Вдруг они не захотят лишаться ни такого зрелища, ни хозяина? Ну как, начнем сразу или с разговором?
– С разговором, - сказал Сварог. - Вот что, диспозиция меняется. Как только я начну, кидайся и режь на парне веревки. Уж он-то за барона драться не станет.
– Не стоит. Если его сначала пытали, а вполне могли, он весь ломаный, и толку от него будет чуть. Только время потеряю.
– Тоже верно… Идем?
Они прошли мимо воинов и направились прямо к барону. Теперь их видели все. Кто-то охнул. Они шагали легко, размашисто под взглядами сотен глаз. Сварог ощутил легкость во всем теле и почувствовал, что движется, как некая машина, без единого лишнего движения. Люди у костров перестали складывать хворост и таращились на них. Барон - тоже. «Сейчас он рявкнет, - подумал Сварог, - не может не рявкнуть… А этот вот белобрысый совсем мальчишка, жалко…»
– Эт-то что за франты? - раздалось наконец рявканье барона. - Что нужно? - Громадина сверху вниз изучала прервавших представление новичков заплывшими маленькими глазками.
Ощутив прилив веселой ярости, Сварог посмотрел снизу вверх в одутловатую харю. Его голос звучал невыносимо надменно:
– Я - лорд Сварог, граф Гэйр. Что здесь происходит?
– Я - Леверлин, граф Грелор, и хочу задать тот же вопрос.
Сварог убедился, что его имя барону незнакомо. Но вот титул - самый захудалый барон Пограничья не мог не знать, что «лордами» титулуют только ларов.
– Что я хочу, то здесь и происходит, - рявкнул барон. И добавил тише, чтобы не слышали его вояки: - Милорд, если Его Небесное Великолепие нарушает традиции и без должного почета разгуливает по нашей убогой земле, с ним по скудоумию нашему могут и бесчестно обойтись…
«А он не трус, - отметил Сварог. - Подонок, но не трус. И неплохо осведомлен о традициях…»
Барон гнусно усмехнулся:
– Ваше Небесное Великолепие, тридцать топоров - это тридцать топоров, как ни крути. Если вы соблаговолите дождаться окончания церемонии, я приму вас в своем замке с почетом, какой только способен оказать. Мы люди темные, но понимаем: иногда и высоким господам неба хочется развлечься на земле без лишней пышности…
Пожалуй, он готов был покончить дело миром. Вот только Сварог никак на это не мог согласиться. Он быстро огляделся. Воины, сбитые с толку вполне мирным разговором, содержания которого они не слышали, поступили, как все солдаты в подобных случаях: опустили оружие, расслабились, тупо ожидая, пока дело вернется к какой-то определенности.
Леверлин крикнул человеку у столба:
– У вас, случаем, не будет к нам просьбы?
Человек ответил быстро, но с достоинством: