Бушков Александр Александрович. Нечаянный король

   Две деревни. Горсточка крестьян, пастухи, немногочисленная замковая челядь – в таком вот скудном и убогом хозяйстве слуг не так уж много, ораву не прокормишь… Не столь уж великий подвиг им предстоит, если вдуматься…
   Словно отвечая на его мысли, Даглас пояснил, делая скупые жесты рукой в кожаной перчатке:
   – Это, конечно, не отнимет много времени. Наши мушкетеры уже во-он на той горушке. Видите? Она господствует над замком. В старые времена, когда не было огненного боя, бессмысленно было бы посылать туда лучников – стрелы все равно не долетят. Однако мушкет прекрасно достанет. Когда все начнется, они будут простреливать и двор, и стены почти на всем их протяжении. Пушки подвезут не позднее, чем через полчаса. Ворота ветхие, не рассчитаны на отпор ядрам. Все кончится еще до заката…
   «Ну да, – подумал Сварог, оглядываясь на стройные ряды конных гвардейцев, успевших перед штурмом пропустить пару добрых чарок здешней можжевеловой водки. – И начнется резня. Никто, чует моя душа, не станет останавливать раззадоренных вояк – нужно же показать, что при новом царствовании с мятежниками шутить не намерены… Чего ей, дурехе, не сиделось спокойно?»
   – А почему, собственно, мятеж начался? – спросил он, оборачиваясь к хозяину здешних мест.
   – Невероятно злокозненная семейка, мой король! – воскликнул глэрд Рейт в приступе неподдельной злости. – Что ее отец, что дядя, что она сама – волчонок кашку не кушает, как у нас говорят… Их никогда, пока были живы, не поймали на контрабанде, но мы-то знаем, что это за корабли ложились в дрейф неподалеку от берега, что за тюки на шлюпках переправляли под покровом ночи… А эта паршивка еще и чернокнижьем балуется. Точно вам говорю, ваше величество! Один человек, совершенно надежный, видел у нее не что-нибудь – «Книгу ночных трав», а это уж, надо вам сказать, то еще чтение… Брат Фергас не даст соврать…
   – «Книга ночных трав» – и в самом деле чернокнижный трактат, – спокойно сказал монах. – Одного я до сих пор не уяснил, любезный глэрд: почему вы, прекрасно зная о ее неподобающих ночных занятиях, тем не менее настойчиво пытались устроить ее брак с вашим племянником?
   – Я? Ну да… Но кто же знал? Как только мне стало известно, я отменил обручение по всем правилам…
   – Мне говорили иначе, – обронил монах.
   Он как-то странно смотрел на Сварога – совершенно непонятный взгляд, то ли безмолвный призыв, то ли предостережение… У Сварога понемногу стало складываться убеждение, что монах знает больше, чем говорит, хотя по каким-то своим причинам не хочет (или не может?) высказываться открыто.
   – Интересно, кто это вам такое говорил?! – с неприятными, визгливыми нотками в голосе воскликнул глэрд.
   – Люди, – кратко ответил монах.
   «А ведь он волнуется, этот Рейт, – подумал Сварог. – Ему неуютно, он нервничает все сильнее… Во что это меня опять впутывают?»
   – Вы что вообще хотите сказать, святой брат? – сварливо спросил Рейт. – Вы куда клоните?
   – Мне просто кажется странным, что юная благонравная девица взбунтовалась ни с того ни с сего, – спокойно ответил монах. – И не нашлось рядом никого, кто подсказал бы ей: предприятие затеяно безнадежнейшее…
   Сварогу тоже начинала казаться странной вся эта история. Что-то за всем этим крылось. Он еще раз оглянулся на конные шеренги – сотни четыре, не меньше, – на клубившуюся вдали пыль (это на тракте показались упряжки с пушками), на застывшее лицо монаха. Рейт ухитрился так и не встретиться с ним взглядом.
   – Как погиб пристав? – спросил вдруг Сварог. – Это ведь он там лежит? – кивнул он в сторону покрытого дерюгой длинного предмета, лежавшего на траве уардах в пятидесяти.
   – Совершенно верно, мой король, – поклонился Рейт. – Гвардейцы нашли его в опустевшей деревне и привезли сюда…
   – Обыщите тело, – распорядился Сварог.
   Он и сам не представлял толком, для чего отдал этот приказ, – похоже, просто-напросто хотел посмотреть, как поведет себя Рейт, столкнувшись с чем-то, чего решительно не понимает. Иногда такие приемчики приводят к поразительным результатам – это ему еще в Равене втолковывал барон Гинкар, покойный мастер полицейского сыска…
   Властный жест глэрда Баглю – и двое субъектов в темных камзолах, вооруженные, но без дворянских цепей, направились к покойнику.
   – Ваше величество… – Рейт сделал непроизвольное движение, словно хотел загородить им дорогу конем, но в последнюю секунду опомнился. – К чему это?
   – Вы подвергаете сомнению поступки короля? – спокойно спросил Сварог.
   – О, что вы… Я просто… Простите…
   Он замолчал, утирая со лба пот. А ведь прав был покойный Гинкар – иногда такие штучки приводят к интереснейшим результатам. Что он засуетился, собственно? Подумаешь, обыщут труп…
   Клубившаяся за пушками пыль приближалась. Сварог в упор смотрел на глэрда Рейта, а тот ерзал в седле, смахивал пот все чаще и чаще…
   Человек в темном камзоле, кланяясь, подошел вплотную к коню Сварога, показал содержимое своей шляпы:
   – Связка ключей, государь, какая-то бечевка, яблоко, огарок свечи, кошелек… Прикажете открыть? – Он положил шляпу наземь и проворно высыпал содержимое замшевого мешочка себе на ладонь. – Ровно двенадцать золотых…
   Ничего еще не понимая, но нюхом ухватив н а п р а в л е н и е, Сварог обернулся к Баглю:
   – Я в таких вещах не разбираюсь… Это нормальная сумма для кошелька королевского пристава из сельского захолустья?
   Покрутив головой в задумчивости, Баглю протянул:
   – Я бы сказал, мой король, что сумма совершенно ненормальная. Полугодовое жалованье пристава – они в деньгах не купаются… Безгрешных слуг в этом мире не найти, будь это в городе или более богатых краях. Я бы рискнул предположить с уверенностью, что пристав только что хапнул взятку, – монетка к монетке, новенькие, о д н о м о м е н т н о полученные, нет сомнений… Вот только в местах вроде Барраля столь жирных взяток не дают – по причине скудости. Взятки в таком вот захолустье дают в лучшем случае серебром, а главным образом овечьим сыром, сеном и окороками…
   – Может быть, покойный просто получил жалованье? – спросил Сварог, любуясь струйками пота на челе Рейта.
   Баглю решительно мотнул головой:
   – Жалованье им платят помесячно, и не золотом, а серебром…
   – Ну что же, – сказал Сварог. – Возможно, нашему приставу для каких-то своих житейских надобностей потребовалось золото, и он обменял на него в столице свои сбережения… но отчего же так нервничает глэрд Рейт? – и уставился на вышепоименованного. – Итак, отчего вы на глазах бледнеете, любезный?
   – В-вам показалось…
   – А вы никогда не слышали, что у меня есть безошибочные методы выявлять ложь? – лениво спросил Сварог. – Взять! – рявкнул он внезапно.
   Он так ничего и не понял, но видел, что Рейт врет…
   Двое молодцов из Медвежьей Сотни в единый кон­ский мах оказались по бокам глэрда, выхватили из ножен палаш, выдернули из-за пояса кинжал и два пистолета.
   – Снимите его с коня, отведите в сторону и ждите дальнейших приказаний, – распорядился Сварог. – Баглю, вам ничего не кажется странным в происходящем?
   – Возможно, мой король… – осторожно ответил тот. – Но я пока что не представляю, за что тут можно ухватиться…
   – Я тоже, – кивнул Сварог. – А потому… Всем оставаться на месте. Я сам поеду в Барраль и попытаюсь выяснить, отчего они вдруг решили взбунтоваться… – Он двинул коня на ближайшего телохранителя. – Дайте дорогу, глэв!
   Юноша растерянно отъехал… но наперерез решительно бросился командир Медвежьей Сотни, долговязый и костлявый глэрд Макол, загородил дорогу своим гнедым с видом героя рыцарского романа, отважно кинувшегося в бой с великаном:
   – Мой король! Я обязан беречь вас, и мой долг…
   Сварогу он не нравился с первых дней – во-первых, зануда, во-вторых, забота о монархе явно переросла в мелочную опеку. Никакой гибкости, зато апломба выше головы…
   Натянув поводья так, что его черный Дракон присел на задние ноги, Сварог рявкнул от всей души:
   – Глэрд Макол, я лишаю вас должности за неповиновение королю! Гланфортесса Сантор, ко мне! Примите командование над Медвежьей Сотней, такова моя воля!
   Макол открыл было рот… Сварог смотрел на него хмуро и внимательно, постукивая пальцами затянутой в перчатку руки по обуху укрепленного у седла Доран-ан-Тега. Громко поинтересовался:
   – Глэрд, вам понятны последствия?
   Рядом уже приплясывал, звенел трензелями горячий жеребчик Мары, недвусмысленно положившей руку на эфес палаша. Бросив через плечо быстрый взгляд на всадников из Медвежьей Сотни, Сварог что-то не заметил на лицах особого протеста – Макол всех достал своим занудством.
   Подъехавший Даглас, старательно сохраняя на лице невозмутимость, тихонечко сказал:
   – Государь, позвольте на правах старшего по возрасту…
   – Господа глэрды, – громко сказал Сварог, тщательно подпустив в голос металла. – Не вынуждайте меня гневаться… Гланфортесса!
   Кивок Маре, ее властный жест – и конные телохранители, подчиняясь новому командиру, сомкнули вокруг них кольцо, руки лежали на эфесах палашей и рукоятях пистолетов, усатые и безусые физиономии не выражали ничего, кроме холодной решимости исполнить любой приказ. С ликованием в душе Сварог понял, что выиграл. Стоявшие в отдалении гвардейцы так и не поняли, что же произошло внутри кольца телохранителей, зато оба высокородных глэрда, судя по поскучневшим лицам, прекрасно помнили иные здешние установления. Вздумай они протестовать в голос, чему-то препятствовать – выйдет даже не мятеж, а «неповиновение пред лицом короля», еще более чреватое. За последнее обоих, наплевав на знатность, могут по первому же кивку короля положить шеей на ближайший пенек да и смахнуть голову к чертовой матери, не утруждаясь затяжным судопроизводством… Гланские патриархальные законы – палка о двух концах: иные из них идут на пользу исключительно дворянской вольнице, зато другие, наоборот, дают нешуточные преимущества как раз королю…
   – Возвращайтесь к войскам, глэрд, – сказал Дагласу Сварог. – И прикажите им оставаться в строю, пока я не вернусь. Ни единого выстрела, вам понятно?
   – Вас там убьют… – понурясь, сказал Даглас, уже окончательно сломленный.
   – Вы знаете, это многие пытались сделать, – сказал Сварог. – Не чета этой соплячке в Баррале. А вот не получилось, поди ж ты…
   Он кивнул печальному сподвижнику и пришпорил коня. Коротким галопом помчался по равнине, прямо к воротам Барраля. Замок рос на глазах, теперь Сварог мог рассмотреть, что на всем протяжении стены над зубцами торчат головы. Над перекрытием ворот развевалось уже знакомое Сварогу по прежним странствиям знамя: три узких алых вымпела, три черных, три белых. Девчонка объявила рокош по всем правилам…
   Стрела, мелькнув меж зубцами, воткнулась в землю уардах в десяти перед конем, и Дракон, храпя, мотнул головой.
   Спохватившись, Сварог натянул поводья, спрыгнул на землю – для него самого стрелы и прочий метательный хлам были абсолютно безопасны, но не стоило подвергать риску коня… Он достал из седельной сумки острый железный костыль с кольцом, в два счета продел в него поводья, забил костыль каблуком в землю. Достал топор и, вскинув его на плечо, не спеша направился к воротам замка.
   В него полетели еще две стрелы – эти были направлены верной рукой, не то что первая, достигли цели. Однако, как легко догадаться, некая неведомая сила (о природе которой сам Сварог до сих пор имел довольно смутное представление) отшвырнула их в стороны. На стене раздалось громкое удивленное оханье – кто-то не сдержал эмоций.
   Когда до ворот осталось не более десяти уардов, Сварог остановился, оперся на топор привычным жестом и, задрав голову, стал разглядывать собравшихся. Он не заметил на лицах особой ненависти, но настроены они были решительно, сразу видно. Те самые патриархальные традиции, конечно, предписывавшие крестьянам вставать грудью за своего хозяина, даже если ему стукнуло в башку поднять мятеж против короля…
   Кто-то смелый, размахнувшись, метнул в него извечное оружие мятежных землепашцев: вертикально укрепленную на древке косу. С ней, ясен день, произошло то же, что со стрелами.
   – Орлы, да бросьте вы баловать! – крикнул Сварог беззлобно. – Ну не действует на меня это, точно вам говорю! Зачем инструмент портить, он денег стоит…
   – Вы кто такой, ваша милость? – настороженно спросил бросивший косу здоровенный детина в белой овечьей безрукавке мехом наружу.
   – Здешний король, обормот! – незамедлительно отозвался Сварог. – Пора бы и в лицо признавать, в двух шагах от столицы обитаете, простота!
   На стене перешептывались, тыча в него пальцами по крестьянской привычке. Сварог терпеливо ждал, пуская дым – последнее обстоятельство, точнее, извлеченная из воздуха сигарета, вновь стало темой для пересудов.
   – А что надо-то? – наконец крикнул хозяин косы.
   – Сопли подбери, косматый! – гаркнул Сварог. – Хозяйку лучше позови! Буду я тут с тобой языком чесать…
   Как в таких случаях бывает, теперь на стене похохатывали над обладателем белой безрукавки. Внезапно они почтительно шарахнулись в стороны – меж щербатыми зубцами появилась девушка в великоватой ей кирасе и нахлобученном на нос рокантоне. И то, и другое, надо полагать, досталось ей по наследству от родственников мужского пола, и у нее не нашлось деньжат подогнать доспех по своим размерам.
   Она привычным движением сдвинула шлем на затылок и, глядя на незваного гостя без всякого дружелюбия, крикнула:
   – Что вам нужно?
   – Милая, я – здешний король, – сказал Сварог. – И пришел для переговоров…
   – Никаких переговоров! – оборвала она решительно. – Убирайтесь!
   – Эй, белобрысая! – крикнул Сварог. – Я все-таки король, и, между прочим, именно этой державы!
   – Провалитесь вы вместе с державой! – посоветовало белобрысое создание. – Я в мятеже! Делайте со мной, что хотите, но за этого скота я не выйду!
   – А кто тебя принуждает?
   – Вы, кто же еще!
   – Тут какая-то ошибка, – сказал Сварог. – В жизни никого не принуждал выходить замуж, и не собираюсь!
   – Брешете в глаза, а еще король! – отрезало юное создание в отцовских доспехах. – Убирайтесь к лешему, пока живы!
   Эта бесцельная перебранка могла продолжаться до бесконечности, и если у Дагласа или кого-то еще не выдержат нервы, все полетит к чертям, Мара в одиночку может и не воспрепятствовать… Пора было переходить к решительным действиям. Выплюнув окурок, Сварог решительно взял топор обеими руками и двинулся к воротам – из потемневшего от времени дерева, густо окованного тронутыми ржавчиной железными полосами. В самом деле, пушки вынесли бы их в два счета…
   Кажется, ему на голову пытались бросать со стен всякую дрянь – по сторонам что-то такое падало. Но Сварог, не обращая внимания на пустяки, ожесточенно рубил. В шесть ударов он проделал в древних воротах достаточный для торжественного вступления короля проем. И вступил.
   В дальнем конце небольшого дворика, отгороженные жердями, блеяли столпившиеся овцы. Со стен по выщербленной каменной лестнице, отчаянно топоча, неслись взбудораженные землепашцы, потрясая своими нехитрыми орудиями. Впереди всех бежала белобрысая, догадавшаяся сбросить налезавший ей на глаза рокантон. Так, ничего особенного – конопатая девчонка, розовощекая и крепенькая, типичная сельская жительница, выросшая на молоке и свежем воздухе. И уж определенно с характером, тут и гадать нечего…
   Орущая толпа все же остановилась в нескольких шагах – никому не хотелось лезть в пекло поперед батьки. Они вопили и делали угрожающие выпады топорами и вилами, но никто не спешил в заводилы. Отступив к стене, чтобы ему не зашли ненароком за спину, Сварог зорко следил за ближайшими острыми предметами – он не боялся ничего, летящего в воздухе, но нечто острое в р у к а х того, кто нанес бы удар, могло отправить Сварога к праотцам с тем же успехом, что и простого смертного… Перекрывая гомон, он крикнул:
   – Гланфортесса, неужели вы собираетесь поступить против правил чести?
   Он не зря штудировал перед сном толстые тома с описанием наиболее типичных – и, что важнее, до сих пор бывших в ходу – гланских обычаев. Благородной особе, вызванной на поединок другой благородной особой, настрого запрещается прибегать к помощи посторонних, а уж тем более своих же собственных крестьян.
   Чтобы не осталось никаких неясностей, он громко пояснил:
   – Я вас вызываю на честный бой, гланфортесса! По всем правилам!
   – Все назад! – завопила она так звонко, что у Сварога заложило уши. – Бросьте оружие!
   Сварог осклабился – девчонка свято блюла традиции. Что ж, к лучшему…
   Толпа отхлынула, бросая свое дреколье. Девчонка зорко следила, чтобы это проделали все, орала на замешкавшихся, тыча в их сторону мечом. Наконец во дворике образовалось изрядное пустое пространство, а все посторонние сбились в кучу у стены, овечьего загона и главной башни.
   – Начинайте, – вежливо поклонился Сварог.
   – Провалитесь вы! – огрызнулась белобрысая, бросаясь на него с занесенным мечом.
   Легко и привычно уклонившись, Сварог коротким взмахом топора снес ее клинок у самого эфеса. Она не сразу сообразила, что произошло, с маху остановилась, какое-то время (в течение коего Сварог мог десять раз снести ей башку) недоуменно разглядывала то, что осталось у нее в руке, и, отшвырнув бесполезный обрубок, выдохнула с детской обидой:
   – Это нечестно!
   – Почему вдруг? – пожал плечами Сварог. – Это же не магия, просто топор такой… Хотите продолжать?
   Заполошно оглянувшись, она подхватила с земли крестьянский топор, бросилась на Сварога, яростно закусив губу…
   Доран-ан-Teг, рассекши воздух, отрубил верхнюю часть древка вместе с лезвием. На сей раз девчонка среагировала на утрату оружия гораздо быстрее: без замешательства выхватила из-за голенища кинжал и кинулась в атаку, что с ее стороны было исключительно жестом отчаяния.
   Выпустив древко топора, Сварог поймал ее руку, взял на прием, подсек и опрокинул белобрысую скандалистку наземь. По толпе пронесся шумный вздох, но никто не двинулся с места.
   – Ну как? – спросил Сварог, присев над ней на корточки и все еще удерживая выкрученную за спину руку. – По-моему, поединок закончен, и вам остается подчиниться победителю…
   – Это нечестно, – яростно прошептала она, уткнувшись щекой в каменистую утоптанную землю. – У вас же Доран-ан-Тег…
   – А разве касаемо него есть какие-то запреты? – спросил Сварог тоном опытного крючкотвора. – Что-то я не слышал ни о каких запретах… Итак?
   – Отпустите.
   – А волшебное слово?
   – Признаю себя побежденной, – нехотя пробурчала она.
   – Громче, – безжалостно сказал Сварог. – Чтобы ваши вассалы слышали и вели себя соответственно…
   Закусив губы в бессильной ярости, она долго сопела, надеясь, наверное, на одно из тех чудес, что спасают в подобных ситуациях героев рыцарских романов, – появится в сиянии и блеске мудрая фея-крестная, выпрыгнет из-под земли горный гном или нагрянет на крылатом коне рыцарь-избавитель. Сварог терпеливо ждал, когда она сообразит, наконец, что жизнь все же отличается чуточку от рыцарских романов.
   Наконец она смирилась, крикнула во весь голос:
   – Я побеждена! Ясно вам?
   Сварог мог бы поклясться, что пронесшийся по толпе гомон вполне заслуживает эпитета «облегченный». Традиция традицией, верность верностью, а все-таки все это против здоровой крестьянской натуры – запираться в замке и сидеть там в осаде, пока твой сюзерен из-за каких-то непонятных тонкостей жизни дерется с королем…
   Теперь все было в порядке. Нечего бояться вил в спину. Сварог поднялся с корточек и помог встать ей. Девчонка стояла перед ним, уронив руки, повесив буйну головушку. Не поднимая глаз, сказала:
   – Воля ваша, рубите голову, только я за него все равно не пойду…
   – За племянника глэрда Рейта?
   Она кивнула.
   – Ну, коли уж наше общение всецело подчинено рыцарским правилам, вы обязаны верить честному слову короля, гланфортесса, – сказал Сварог. – Так вот, я вам даю слово, что не собираюсь вас принуждать выходить замуж. Ни за рекомого племянника, ни за кого-то еще. Откровенно вам признаюсь, глэрд Рейт на меня произвел самое скверное впечатление, и сейчас он, строго говоря, находится под арестом. И самое лучшее тому доказательство – это то, что я, как болван, дерусь тут с вами на топорах, как будто у меня нет более важных дел. То, что здесь я один, а не орава осаждающих с пушками…
   Белобрысая вскинула глаза, полные внезапно вспыхнувшей надежды:
   – Почему же вы тогда прислали мне повеление?
   – По-моему, тут определенно какое-то недоразумение, – сказал Сварог мягко. Смущенно фыркнул: – Я за последние дни подписал кучу бумаг, доставшихся от прежнего царствования, вполне возможно, среди них и затесалась какая-то, вызвавшая… гм, непонимание и все последующие события… Мы можем с вами где-нибудь сесть и спокойно поговорить? Честное слово, я не припомню никаких бумаг, которые бы вас касались… Я подмахнул такую груду, три секретаря подсовывали охапками…
   – Как же так можно? – сказала она укоризненно. – Вы же король, прибежище справедливости…
   «Так и есть, – подумал Сварог сконфуженно. – Определенно читает на ночь рыцарские романы, как моя Мара, – там именно такие словеса встречаются…»
   – Король, знаете ли, тоже человек… – сказал он осторожно. – Давайте договоримся: мы забудем обо всех этих играх в победителей и побежденных, вы пригласите меня в замок, и мы все спокойно обсудим. Если была допущена какая-то несправедливость, обещаю ее исправить…
   – Вы не врете насчет Рейта? – бухнула она и тут же покраснела до кончиков ушей. – Что я несу, дура… Прошу вас, ваше величество, такая честь! Мой замок в полном вашем распоряжении! – Она гордо выпрямилась и махнула наблюдавшим издали вассалам. – Живо, стелите ковер! Несите из подвала вина! Его величество изволит посетить замок!
   Судя по лицам добрых поселян, они были окончательно сбиты с толку столь замысловатым коловращением жизни. Однако несколько из них, похожие на слуг, шустро кинулись выполнять приказ. Остальные вразброд заорали нечто приветственное, подбрасывая в воздух шапки.
   – Уберите прежде всего бунтарский флаг со стены, – мягко посоветовал Сварог. – При нынешних обстоятельствах он там уже совершенно и не к месту… Кто у вас тут посмышленее? Подзовите его сюда. – Он достал из кошеля на поясе все необходимые принадлежности, набросал несколько строк, припечатал перстнем и протянул листок босоногому парню, и впрямь носившему на лице некоторые признаки смышлености. Спохватившись, добавил золотой. – Бегите, юноша, туда, где верховой держит мое знамя. Знаете, как оно выглядит? Прекрасно. Отдайте бумагу рыжей девушке в красном берете, на гнедом коне, она там одна такая, ошибиться нельзя. Живенько!
   – Прошу вас, ваше величество! – сделала широкий жест белобрысая мятежница.
   – Как вас зовут? – спросил Сварог. – Мы так оживленно общались, что не успели познакомиться…
   – Меня зовут Миала… гланфортесса Кернан.
   – Рад познакомиться, – сказал Сварог. – Ну, меня вы уже знаете…
   Слуги и в самом деле вытащили длинный потертый ковер, спеша и мешая друг другу, расстелили перед входом в небольшой каменный домик, прилепившийся к главной башне. Вассалы все так же орали, нестройно и оглушительно, старательно подбрасывая шапки. Чтобы не выходить из образа и не портить картину, Сварог отвечал подданным «милостивым наклонением головы», как это именуется, искренне надеясь, что у него получается, как надлежит.
   Двухэтажный каменный домик, старинный и ветхий, отличался сразу бросавшейся в глаза честной бедностью. Белобрысая хозяйка поначалу краснела по всякому поводу – провалившаяся половица, лукошко с котятами на лавке, продранный гобелен, за который неспешно убралась толстая мышь, но Сварог притворялся, что ничего не замечает, и она понемногу успокоилась.
   Как и полагается в любом уважающем себя замке, здесь имелся главный зал, где хозяева, смотря по обстоятельствам, то бражничали с гостями, то устраивали заговоры, то играли свадьбы. Мебель пришла в ветхость, фамильные портреты потемнели и стали неразличимыми, но на хозяйском столе, как полагалось, стояла массивная серебряная солонка, а стены были увешаны богатейшей коллекцией оружия (имевшего в большинстве своем, правда, чисто музейное значение). Хозяйка остановилась, отчаянно пытаясь вспомнить соответствующие правила. Смущенно пожала плечами:
   – Кажется, я должна поднести вам ломоть хлеба, посыпанный солью на восемь сторон света… Или нет…
   – Откровенно вам признаюсь, я тоже новичок в этих делах, – сказал Сварог, поставив топор к столу. – Поскольку посторонних тут нет, давайте пренебрежем строгим этикетом. Помнится, когда король – на охоте, скажем, или там застигнутый дождем – заходит в чей-то замок, от сторон не требуется очень уж строгое соблюдение этикета… Садитесь.
   И, подавая ей пример, придвинул рассохшееся кресло с едва видневшимся на спинке гербом. Она уселась рядом.
   – Да снимите вы кирасу, – сказал Сварог. – Давайте я вам помогу расстегнуть пряжки… Вот так.
   В приоткрытую дверь заглянула чья-то испуганная физиономия, скрылась, и к столу вереницей двинулось четверо слуг, неся разнокалиберные блюда – золотое, два почерневших серебряных и простое деревянное. Стол украсился жареной курицей, накромсанной головкой сыра, копченой бараниной и здоровенным жбаном вина. Все та же честная бедность, хлеб, конечно, привозной, вон как его мало, как тонко нарезан, на золотом блюде выложен. Сами обычно простецкие лепешки жуют, надо думать, ну да, проходя через комнаты, видел в углу каменную зернотерку…