– Ни единой живой души… Только с час назад заехал клиент к нашей… к Ларке, короче.
– Пушка у тебя есть? – спросил Мазур. – Отлично. Занять глухую оборону, никого не впускать. Ни своих, ни чужих, понятно? – И, чтобы избежать лишних объяснений, добавил: – Папа приказал, усек? Кто бы ни стал ломиться, пушку в лоб, клади мордой на асфальт… Живого клади, орел, ясно?
Выскочил на улицу, огляделся словно волк, пытающийся понять: не притаились ли поблизости эти чертовы двуногие со своими гремящими палками. Тишина и благолепие вроде бы, оазис, как уже говорилось…
– Зажги свет на территории! – крикнул Мазур в распахнутую дверь. – Совсем темно уже…
И размашистыми шагами направился к невысокому крыльцу. Он был на полпути, когда холодным ртутным светом вспыхнули уличные фонари.
Верзила в роскошном вестибюле опять-таки был тот же самый, завидев Мазура, кивнул, как своему.
– Кто в здании? – быстро спросил Мазур.
– Телепузик и Ларка с клиентом, – преспокойно отрапортовал привратник. – А что?
– Запри входную дверь, – распорядился Мазур непререкаемым тоном. – Пушку наготове. Кто бы ни ломился, не пускать.
– А что случилось? – Судя по благодушной роже, до этого орелика еще не дошла серьезность ситуации, да оно и понятно, откуда ему проникнуться, в здешнем уюте сидючи и не видевши мертвого босса?
– Папу убили.
– Чего-о? Шутите?
– Ага! – рявкнул Мазур, давая выход эмоциям. – С другого конца города ехал, чтобы с тобой пошутить, всю жизнь мечтал! Дверь запри! И пушку под рукой держи! – Он сделал над собой некоторое усилие, смог даже улыбнуться. – Потому что, не исключено, всех нас тут сейчас будут убивать. Мочить, если тебе так понятнее…
Слева, из сауны, не доносилось никаких таких особенных звуков – то ли там отдыхали от трудов праведных, то ли клиент на сей раз попался скромный, не стремившийся в интимной жизни к лишней огласке. Прыгая через две ступеньки, Мазур поднялся на второй этаж, в комнату с телевизорами. Телепузик, разумеется, торчал у монитора, всецело поглощенный зрелищем.
– Вуайеризмом маемся помаленьку? – спросил Мазур.
Телепузик неохотно отвлекся:
– Да ну… Вуайеризм – это когда вживую подглядывают, а ежели по ящику, то получается всего-навсего просмотр порнухи… Вы по какой надобности?
– По неотложной, – сказал Мазур. – Процесс, я так понимаю, идет?
– Ага. Во – фантазер…
Зайдя за стойку, Мазур глянул на экран, покрутил головой. Очередной клиент и впрямь оказался субъектом с нездоровой фантазией – даже на взгляд видавшего виды мужика, позиция, в которую он установил Лару, была, мягко говоря, затейливой.
– А? – хихикнул толстяк. – Кама с утра и кама с вечера… А вообще, надо потом попробовать…
– Долго ему еще елозить? – нетерпеливо спросил Мазур, с поджатыми губами косясь на экран и гадая, как же можно получать удовольствие в такой позе.
– Вот-вот время выйдет… Минут десять осталось.
– Это чересчур, – задумчиво сказал Мазур. – Нет у нас столько времени, чует моя душа… Иди живенько и вышиби его к чертовой матери, придумай что-нибудь…
– Но ведь…
– Я кому сказал? – грозно прикрикнул Мазур.
Телепузик, после известных событий питавший к нему нешуточное уважение, замешанное, понятно, на страхе, начал приподниматься, что-то обиженно бурча под нос.
В следующий миг Мазур ослеп.
Темнота была непроницаемой и абсолютной. На короткое время он растерялся, но тут же пришел в норму, услышав оханье Телепузика:
– Бля, надо же… Свет вырубило…
Все моментально встало на свои места. Никаких катаклизмов не произошло, и с глазами ничегошеньки не случилось – просто-напросто вырубился свет…
Просто-напросто?! Что-то не верилось в данный момент в любые совпадения…
Шторы на окнах были плотными, надежными. Так что различить что-то в наступившем мраке мота бы разве что сова или человек, снабженный прибором ночного видения. Ничего подобного у Мазура в заначке не имелось, не Джеймс Бонд, чай, и он слепо таращился в темноту…
И упал за стойку, затаил дыхание отнюдь не потому, что увидел шевеление у двери, – попросту отреагировал на легонький скрип петель по многолетней привычке бороться за свою жизнь с напряжением всех человеческих сил…
Щелкнул характерный хлопок – и рядом с Мазуром грянулось об пол тяжелое тело.
Несколько секунд конечности еще конвульсивно постукивали по линолеуму, потом все стихло. Телепузик больше не шевелился, и Мазур понимал, что с ним покончено. С одного выстрела наповал, в кромешной тьме – такое могло означать только одно: стрелявший не сверхъестественное существо и не сова, у него всего лишь с собой «ночной глаз», и не обязательно навороченный, тут достаточно отечественной «Ящерицы»…
Медленно-медленно, не производя ни малейшего шороха, Мазур согнул руку, отстегнул большим пальцем кнопку «горизонталки» и вытянул пистолет. Замер, обратившись в слух, бесшумно дыша. При всем его опыте шансы были хреновые – он не видел ни зги, а противник, наоборот, владел ситуацией. Невесело…
Глаза начали самую-самую малость различать оттенки и отливы в темноте, легче от этого не стало, но комната больше не казалась внутренностью наглухо закупоренной бочки. Слух, слух, сейчас нет ничего важнее слуха…
Легонький, едва различимый стук затворенной двери. В самом деле ушел или это ловушка?
Тщательно прикинув все расстояния и возможные варианты перемещений чужого, Мазур протянул свободную руку, стащил с ноги покойника туфлю и точным броском запустил в сторону двери – и тут же перекатился на открытое пространство из-под защиты стойки-стола, направив пистолет в сторону двери.
Тишина. Ни единого звука – хотя любой, самый тренированный человек обязательно отреагировал бы, пусть даже легким движением. А человек с прибором ночного видения давным-давно пальнул бы в оказавшегося на открытом месте Мазура…
Точно, ушел… Ощущая противную липкую испарину по всему телу, Мазур не без некоторого насилия над собой поднялся на ноги, метнулся к двери, смутно различавшейся впереди.
Положил руку на круглую ручку, осторожненько, насколько мог бесшумнее приоткрыл дверь. За ней была уже не темнота, а нечто посветлее – слабый сумрак. Ну да, высокое окно в торцевой стене, не прикрытое шторами… По сравнению с комнатой коридор прямо-таки залит ослепительным сиянием…
Мазур уже не сомневался, что с обоими охранниками – и тем, что у ворот, и на первом этаже – уже покончено, должно быть, они с тем разминулись – Мазур появился аккурат в тот самый момент, когда некто прямиком направился в подсобное строеньице, чтобы обеспечить себе темноту во всем здании…
Внизу хлопнула дверь. Уже достигший лестничной клетки Мазур шустро отпрянул, прижался к стене. Снизу послышался громкий, взволнованный голос Лары:
– Молодец, я так ждала… Нужно уходить побыстрее… Одежда…
Едва слышный хлопок. Звук падения тела. Мазур на миг прикрыл глаза, хмыкнул про себя: дура, какая дура, в самом деле поверила, что ее сообщник явился принцем на белом коне спасать прекрасную принцессу из лап злых гномов… Идиотка, цели у него были другие, гораздо более утилитарные – избавиться от лишних свидетелей, от всех, кто знал хоть что-то о Гейше, только-то и делов…
Стук захлопнувшейся входной двери… и странное шипение внизу. Хорошо, что Мазур все еще стоял с закрытыми глазами – белая слепящая вспышка ударила даже сквозь прижмуренные веки, треск и растущее шипение, весь первый этаж залит ослепительным сиянием – сволочь, мало ему было просто раствориться в вечерних сумерках, он еще напоследок швырнул что-то зажигательное, судя по тому, как там полыхнуло, чертовски эффективное, отнюдь не примитивный «молотовский коктейль»…
Пора было из всего этого выпутываться. Мазур, уже не особенно боясь себя демаскировать – некто все равно смылся из здания, – пробежал к высокому окну и что есть силы саданул в стекло локтем.
Оно не поддалось. Ах, вот какие стеклышки вы у себя завели…
Мазур отпрянул в сторону, больше не пытаясь расколотить стекло пистолетом или ногой. Хватило того, что едва не расшиб локоть – он бил на совесть, и, если стекло выдержало, значит, не стоит и пытаться…
Он бегом вернулся в комнату с телевизорами, уже довольно прилично освещенную сполохами разгоравшегося внизу пожара. Раздернул шторы – решетки, черт, решетки… Добротные такие, укрепленные снаружи…
Слава богу, стекла были обыкновенные – они с грохотом разлетелись, когда Мазур вмазал по окну первым попавшимся под руку стулом. И тут же отскочил, чтобы не получить пуню снизу. Нет, никого вроде бы не видно, двор пуст, насколько удается разглядеть… Внизу полыхает на совесть, вовсю тянет противным чадом горелой синтетики, если задержишься здесь, задохнешься к чертовой матери. Нужно решаться. В конце-то концов, он мог бы убить Мазура там, на дороге… стоп, но он же может не знать, что тут именно Мазур, решит, что остался еще один свидетель…
Да нет, глупости, свидетель – чего? Тот сделал свое дело, выполнил все, ради чего пришел. Вряд ли он считает, что в здании остался кто-то для него опасный…
Успокаивая себя тем, что на сто процентов предсказывает логику и поступки противника, Мазур решился. Схватил телевизор, с натугой пронес его пару метров и что есть сил шарахнул им об решетку. Решетка заскрипела, но выдержала – только внизу справа что-то, такое впечатление, подалось. Мазур ударил еще раз, и еще в то место, где почувствовал слабинку. Ага, подалась! Правый нижний угол отошел – а вот импортный телевизор, не выдержав подобного использования его в качестве тарана, развалился у Мазура в руках, кинескоп, бахнувшись об пол, разлетелся с ужасным шумом, способным поднять на ноги всех жителей близлежащих домов. Не теряя времени, Мазур подхватил со стола второй ящик, богатырски размахнулся и запустил им в окно.
Решетка отошла еще сильнее. В комнату ползли струи вонючей гари, глотку резало не на шутку, глаза щипало. Пора было торопиться. Уцепившись обеими руками за держатель для штор – к счастью, на совесть закрепленный – Мазур ударил обеими ногами, бил до тех пор пока решетка не отошла настолько, что в образовавшуюся щель можно было пролезть.
Ну, выручай, господи… Мазур прыгнул ногами вперед, упал, но тут же умело откатился в сторону по широкому газону, лег с пистолетом в руке, пытаясь высмотреть поблизости шевеление, чьи-то перемещения… Ничего. Залитый отблесками пожара двор был пуст. Над головой Мазура со звоном лопнуло стекло на первом этаже, и стало ясно, что делать здесь более нечего. В две перебежки он достиг «Волги», прыгнул за руль – все еще живой, целый и невредимый. Развернул машину и вылетел в ворота, вышибив капотом шлагбаум. Едва разминулся с огромной, отчаянно завывавшей пожарной машиной и прибавил газу.
Он уже понимал, с кем свела судьба, – молодой волк был учен на совесть, не сделал до сих пор ни одной ошибки, в каждом случае добивался своего… интересно, почему он не прихлопнул-таки Мазура, хотя имел к тому все возможности?
Да потому, что убийство Кы Сы Мазура не принесло бы нашему невидимке ни малейшей выгоды, только и всего. А вот охотников могло ожесточить и придать охоте совершенно нежелательный для сообщника Гейши размах. Даже при нынешнем бардаке и диком смещении ориентиров и понятий контр-адмирал известного ведомства – не та фигура, которую можно хлопнуть безнаказанно. Наш некто, есть такое подозрение, большой прагматик. Боже, как хочется достать эту суку, аж зубы ломит…
Глава седьмая
– Пушка у тебя есть? – спросил Мазур. – Отлично. Занять глухую оборону, никого не впускать. Ни своих, ни чужих, понятно? – И, чтобы избежать лишних объяснений, добавил: – Папа приказал, усек? Кто бы ни стал ломиться, пушку в лоб, клади мордой на асфальт… Живого клади, орел, ясно?
Выскочил на улицу, огляделся словно волк, пытающийся понять: не притаились ли поблизости эти чертовы двуногие со своими гремящими палками. Тишина и благолепие вроде бы, оазис, как уже говорилось…
– Зажги свет на территории! – крикнул Мазур в распахнутую дверь. – Совсем темно уже…
И размашистыми шагами направился к невысокому крыльцу. Он был на полпути, когда холодным ртутным светом вспыхнули уличные фонари.
Верзила в роскошном вестибюле опять-таки был тот же самый, завидев Мазура, кивнул, как своему.
– Кто в здании? – быстро спросил Мазур.
– Телепузик и Ларка с клиентом, – преспокойно отрапортовал привратник. – А что?
– Запри входную дверь, – распорядился Мазур непререкаемым тоном. – Пушку наготове. Кто бы ни ломился, не пускать.
– А что случилось? – Судя по благодушной роже, до этого орелика еще не дошла серьезность ситуации, да оно и понятно, откуда ему проникнуться, в здешнем уюте сидючи и не видевши мертвого босса?
– Папу убили.
– Чего-о? Шутите?
– Ага! – рявкнул Мазур, давая выход эмоциям. – С другого конца города ехал, чтобы с тобой пошутить, всю жизнь мечтал! Дверь запри! И пушку под рукой держи! – Он сделал над собой некоторое усилие, смог даже улыбнуться. – Потому что, не исключено, всех нас тут сейчас будут убивать. Мочить, если тебе так понятнее…
Слева, из сауны, не доносилось никаких таких особенных звуков – то ли там отдыхали от трудов праведных, то ли клиент на сей раз попался скромный, не стремившийся в интимной жизни к лишней огласке. Прыгая через две ступеньки, Мазур поднялся на второй этаж, в комнату с телевизорами. Телепузик, разумеется, торчал у монитора, всецело поглощенный зрелищем.
– Вуайеризмом маемся помаленьку? – спросил Мазур.
Телепузик неохотно отвлекся:
– Да ну… Вуайеризм – это когда вживую подглядывают, а ежели по ящику, то получается всего-навсего просмотр порнухи… Вы по какой надобности?
– По неотложной, – сказал Мазур. – Процесс, я так понимаю, идет?
– Ага. Во – фантазер…
Зайдя за стойку, Мазур глянул на экран, покрутил головой. Очередной клиент и впрямь оказался субъектом с нездоровой фантазией – даже на взгляд видавшего виды мужика, позиция, в которую он установил Лару, была, мягко говоря, затейливой.
– А? – хихикнул толстяк. – Кама с утра и кама с вечера… А вообще, надо потом попробовать…
– Долго ему еще елозить? – нетерпеливо спросил Мазур, с поджатыми губами косясь на экран и гадая, как же можно получать удовольствие в такой позе.
– Вот-вот время выйдет… Минут десять осталось.
– Это чересчур, – задумчиво сказал Мазур. – Нет у нас столько времени, чует моя душа… Иди живенько и вышиби его к чертовой матери, придумай что-нибудь…
– Но ведь…
– Я кому сказал? – грозно прикрикнул Мазур.
Телепузик, после известных событий питавший к нему нешуточное уважение, замешанное, понятно, на страхе, начал приподниматься, что-то обиженно бурча под нос.
В следующий миг Мазур ослеп.
Темнота была непроницаемой и абсолютной. На короткое время он растерялся, но тут же пришел в норму, услышав оханье Телепузика:
– Бля, надо же… Свет вырубило…
Все моментально встало на свои места. Никаких катаклизмов не произошло, и с глазами ничегошеньки не случилось – просто-напросто вырубился свет…
Просто-напросто?! Что-то не верилось в данный момент в любые совпадения…
Шторы на окнах были плотными, надежными. Так что различить что-то в наступившем мраке мота бы разве что сова или человек, снабженный прибором ночного видения. Ничего подобного у Мазура в заначке не имелось, не Джеймс Бонд, чай, и он слепо таращился в темноту…
И упал за стойку, затаил дыхание отнюдь не потому, что увидел шевеление у двери, – попросту отреагировал на легонький скрип петель по многолетней привычке бороться за свою жизнь с напряжением всех человеческих сил…
Щелкнул характерный хлопок – и рядом с Мазуром грянулось об пол тяжелое тело.
Несколько секунд конечности еще конвульсивно постукивали по линолеуму, потом все стихло. Телепузик больше не шевелился, и Мазур понимал, что с ним покончено. С одного выстрела наповал, в кромешной тьме – такое могло означать только одно: стрелявший не сверхъестественное существо и не сова, у него всего лишь с собой «ночной глаз», и не обязательно навороченный, тут достаточно отечественной «Ящерицы»…
Медленно-медленно, не производя ни малейшего шороха, Мазур согнул руку, отстегнул большим пальцем кнопку «горизонталки» и вытянул пистолет. Замер, обратившись в слух, бесшумно дыша. При всем его опыте шансы были хреновые – он не видел ни зги, а противник, наоборот, владел ситуацией. Невесело…
Глаза начали самую-самую малость различать оттенки и отливы в темноте, легче от этого не стало, но комната больше не казалась внутренностью наглухо закупоренной бочки. Слух, слух, сейчас нет ничего важнее слуха…
Легонький, едва различимый стук затворенной двери. В самом деле ушел или это ловушка?
Тщательно прикинув все расстояния и возможные варианты перемещений чужого, Мазур протянул свободную руку, стащил с ноги покойника туфлю и точным броском запустил в сторону двери – и тут же перекатился на открытое пространство из-под защиты стойки-стола, направив пистолет в сторону двери.
Тишина. Ни единого звука – хотя любой, самый тренированный человек обязательно отреагировал бы, пусть даже легким движением. А человек с прибором ночного видения давным-давно пальнул бы в оказавшегося на открытом месте Мазура…
Точно, ушел… Ощущая противную липкую испарину по всему телу, Мазур не без некоторого насилия над собой поднялся на ноги, метнулся к двери, смутно различавшейся впереди.
Положил руку на круглую ручку, осторожненько, насколько мог бесшумнее приоткрыл дверь. За ней была уже не темнота, а нечто посветлее – слабый сумрак. Ну да, высокое окно в торцевой стене, не прикрытое шторами… По сравнению с комнатой коридор прямо-таки залит ослепительным сиянием…
Мазур уже не сомневался, что с обоими охранниками – и тем, что у ворот, и на первом этаже – уже покончено, должно быть, они с тем разминулись – Мазур появился аккурат в тот самый момент, когда некто прямиком направился в подсобное строеньице, чтобы обеспечить себе темноту во всем здании…
Внизу хлопнула дверь. Уже достигший лестничной клетки Мазур шустро отпрянул, прижался к стене. Снизу послышался громкий, взволнованный голос Лары:
– Молодец, я так ждала… Нужно уходить побыстрее… Одежда…
Едва слышный хлопок. Звук падения тела. Мазур на миг прикрыл глаза, хмыкнул про себя: дура, какая дура, в самом деле поверила, что ее сообщник явился принцем на белом коне спасать прекрасную принцессу из лап злых гномов… Идиотка, цели у него были другие, гораздо более утилитарные – избавиться от лишних свидетелей, от всех, кто знал хоть что-то о Гейше, только-то и делов…
Стук захлопнувшейся входной двери… и странное шипение внизу. Хорошо, что Мазур все еще стоял с закрытыми глазами – белая слепящая вспышка ударила даже сквозь прижмуренные веки, треск и растущее шипение, весь первый этаж залит ослепительным сиянием – сволочь, мало ему было просто раствориться в вечерних сумерках, он еще напоследок швырнул что-то зажигательное, судя по тому, как там полыхнуло, чертовски эффективное, отнюдь не примитивный «молотовский коктейль»…
Пора было из всего этого выпутываться. Мазур, уже не особенно боясь себя демаскировать – некто все равно смылся из здания, – пробежал к высокому окну и что есть силы саданул в стекло локтем.
Оно не поддалось. Ах, вот какие стеклышки вы у себя завели…
Мазур отпрянул в сторону, больше не пытаясь расколотить стекло пистолетом или ногой. Хватило того, что едва не расшиб локоть – он бил на совесть, и, если стекло выдержало, значит, не стоит и пытаться…
Он бегом вернулся в комнату с телевизорами, уже довольно прилично освещенную сполохами разгоравшегося внизу пожара. Раздернул шторы – решетки, черт, решетки… Добротные такие, укрепленные снаружи…
Слава богу, стекла были обыкновенные – они с грохотом разлетелись, когда Мазур вмазал по окну первым попавшимся под руку стулом. И тут же отскочил, чтобы не получить пуню снизу. Нет, никого вроде бы не видно, двор пуст, насколько удается разглядеть… Внизу полыхает на совесть, вовсю тянет противным чадом горелой синтетики, если задержишься здесь, задохнешься к чертовой матери. Нужно решаться. В конце-то концов, он мог бы убить Мазура там, на дороге… стоп, но он же может не знать, что тут именно Мазур, решит, что остался еще один свидетель…
Да нет, глупости, свидетель – чего? Тот сделал свое дело, выполнил все, ради чего пришел. Вряд ли он считает, что в здании остался кто-то для него опасный…
Успокаивая себя тем, что на сто процентов предсказывает логику и поступки противника, Мазур решился. Схватил телевизор, с натугой пронес его пару метров и что есть сил шарахнул им об решетку. Решетка заскрипела, но выдержала – только внизу справа что-то, такое впечатление, подалось. Мазур ударил еще раз, и еще в то место, где почувствовал слабинку. Ага, подалась! Правый нижний угол отошел – а вот импортный телевизор, не выдержав подобного использования его в качестве тарана, развалился у Мазура в руках, кинескоп, бахнувшись об пол, разлетелся с ужасным шумом, способным поднять на ноги всех жителей близлежащих домов. Не теряя времени, Мазур подхватил со стола второй ящик, богатырски размахнулся и запустил им в окно.
Решетка отошла еще сильнее. В комнату ползли струи вонючей гари, глотку резало не на шутку, глаза щипало. Пора было торопиться. Уцепившись обеими руками за держатель для штор – к счастью, на совесть закрепленный – Мазур ударил обеими ногами, бил до тех пор пока решетка не отошла настолько, что в образовавшуюся щель можно было пролезть.
Ну, выручай, господи… Мазур прыгнул ногами вперед, упал, но тут же умело откатился в сторону по широкому газону, лег с пистолетом в руке, пытаясь высмотреть поблизости шевеление, чьи-то перемещения… Ничего. Залитый отблесками пожара двор был пуст. Над головой Мазура со звоном лопнуло стекло на первом этаже, и стало ясно, что делать здесь более нечего. В две перебежки он достиг «Волги», прыгнул за руль – все еще живой, целый и невредимый. Развернул машину и вылетел в ворота, вышибив капотом шлагбаум. Едва разминулся с огромной, отчаянно завывавшей пожарной машиной и прибавил газу.
Он уже понимал, с кем свела судьба, – молодой волк был учен на совесть, не сделал до сих пор ни одной ошибки, в каждом случае добивался своего… интересно, почему он не прихлопнул-таки Мазура, хотя имел к тому все возможности?
Да потому, что убийство Кы Сы Мазура не принесло бы нашему невидимке ни малейшей выгоды, только и всего. А вот охотников могло ожесточить и придать охоте совершенно нежелательный для сообщника Гейши размах. Даже при нынешнем бардаке и диком смещении ориентиров и понятий контр-адмирал известного ведомства – не та фигура, которую можно хлопнуть безнаказанно. Наш некто, есть такое подозрение, большой прагматик. Боже, как хочется достать эту суку, аж зубы ломит…
Глава седьмая
Дракон бессмертен, господа…
Кафе именовалось нейтрально и где-то даже лирически: «Хай лайф» (причем изображено это было не иностранными литерами, а самыми что ни на есть отечественными буквицами). Пожав плечами, Мазур распахнул дверь, пропуская даму вперед, как и положено воспитанному джентльмену.
Слева, в небольшом зальчике, стоял с десяток столиков, отнюдь не грязных и не пыльных, но все равно отчего-то сразу создавалось впечатление, что последние клиенты за них присаживались этак с год назад. От столиков так и веяло застарелым сиротством, долгим одиночеством… примитивной декорацией, использовавшейся раз в сто лет.
Справа, за невысокой, не особенно длинной стойкой бара, как и положено в приличных заведениях, помещался бармен при белой рубашке и черной бабочке – вот только по росту и устрашающей комплекции он скорее напоминал дублера Кинг-Конга, только что вылезшего из синтетической шкуры.
Судя по его недовольному взгляду, его отнюдь не волновали ни клиенты, ни выручка. Вовсе даже наоборот: уставившись на них без малейшего радушия, бармен проворчал:
– Закрыто у нас…
– Спецобслуживание? – понятливо спросил Мазур.
– Типа того.
– Совсем хорошо, – сказал Мазур. – Спец, через черточку обслуживание… Поскольку я – спец, вот ты меня и обслужишь…
– Дядя, гуляй отсюда на улицу, – наставительно посоветовал верзила, мастерски играя угрожающими интонациями. – Закрыты мы, ясно? Повар запил, официантки поголовно в декрете…
– Это хорошо, друг мой, что у вас есть несомненное чувство юмора, хотя и весьма специфическое, на мой взгляд… – протянул Мазур. – А вот эти симпатичные бутылки у вас за спиной… неужели декорация?
– Ага, – сказал бармен. – Для виду. Повар все выжрал, вот чаю и набуровили для приличия…
– Повар ваш – сущий монстр, право… – сказал Мазур. – Ладно, мы сюда не жрать пришли. Ковбой мне надобен.
– Какой еще ковбой? – весьма натурально изумился бармен. – Это вам, дяденька, в кино надо. Тут недалеко, два квартала. Может, и крутят чего про ковбоев…
А он, между прочим, был не дурак. Это Мазур отметил очень быстро. Сообразил, должно быть, что надоедливый визитер что-то не похож на случайно забредшего… Обе его руки были на виду – значит, кнопочку он нажал ногой…
Дверь в глубине зальчика распахнулась, и оттуда проворно выскочил второй индивидуум, не менее рослый, но одетый без всякого буржуйского шика вроде бабочек и белоснежных рубах – в прозаических джинсах и футболке, здорово оттопыренной с правой стороны.
– Ну? – спросил он бармена, не теряя времени.
– Странный какой-то хмырь, – проинформировал бармен.
– Ребята, – проникновенно сказал Мазур. – Как я вам благодарен… Давно уже в мою сущность не проникали столь молниеносно и не характеризовали ее так лапидарно…
– Чего-о? – обиделся вновь прибывший. – За «пидарно» ты мне сейчас ответишь…
– Этот – твой, – сказал Мазур, кивая на него Кате.
И, не теряя времени, уже успев просчитать пируэты, оперся руками на стойку, молниеносно взмыл над ней, как следует оттолкнувшись от пола, заплел ногами бычью шею бармена и в два счета опрокинул его на пол. Для пущего вразумления добавив ребром ладони по чувствительной точке организма, оглянулся.
Там все обстояло, как в лучших домах – пистолет второго верзилы валялся на полу, сам он стоял на коленях с заведенной за спину рукой, а Катя, грамотно выкрутив его запястье, негромко объясняла:
– То не досточки, а косточки хрустят… Чуть дернешься – и треснет рученька пополам…
Вразумленный притих, не дергался больше, но, ежась от боли, взвыл:
– Что за наезд, козлы? Предъявите, как люди!
– Ну, это мы запросто… – сказал Мазур. Достал пистолет, поднял бармена за воротник жалобно затрещавшей рубахи и, вытащив наручники, моментально сковал запястье со щиколоткой. Перебросил Кате вторую пару наручников, коими снабдил хозяйственный Лаврик. Катя проворно привела своего пленника в то же самое положение, подталкивая согнутого в три погибели, отправила к стойке, где он и успокоился рядом с барменом.
– Порядок, – сказал Мазур. – Ты их постереги пока.
Заперев изнутри на засов входную дверь, не убирая пистолета, направился в ту часть, где располагались служебные помещения. Кафе было переделано то ли из советской пельменной, то ли небольшого магазинчика тех же времен, располагавшегося на первом этаже старой пятиэтажки, а потому помещеньице было небольшое: короткий коридор с двумя дверями слева и одной справа. Легонько пнув те, что слева и убедившись, что они заперты, Мазур направился к той, что справа. Рванул дверь на себя и вошел без излишней суеты.
Как и следовало ожидать, кабинетик был небольшой, но обставленный с пошлой роскошью. Антоша свет Ковбой вскочил из-за стола с физиономией злой и удивленной, но, узрев в руке Мазура то самое подобие марсианского бластера, благоразумно воздержался от резких движений. Зло щурясь, процедил:
– Та-ак… И до меня добрались?
– А ты думал? – сказал Мазур. – Пушечку достань из левого внутреннего кармана и мне перебрось. Ну? – Он левой рукой поймал на лету брошенный «Макаров», небрежно отбросил его в угол, подальше, кивнул. – Ну вот, теперь можешь сесть… Между прочим, пистолет во внутреннем кармане лучше носить дулом вверх, так его выхватить проще – одним пальцем за скобу зацепил, и все дела… Ты учти на будущее, чадо.
– Учту, – мрачно пообещал Антоша. – Ребята мои где?
– Живехоньки, не беспокойся, – заверил Мазур. – Я же не садист, Антоша, я старый, усталый человек. А старость, да будет тебе известно, проявляется в том, что устаешь убивать, разве что по особой надобности… Тебе объяснить, кто я такой?
– Не надо, – сказал Ковбой, буравя его взглядом исподлобья – не столько испуганным, столь настороженным. – Сам знаю. Московский адмирал из какой-то хитрой спецуры, верно? Ну, что скажешь? Хорошо вы меня с Гвоздем кинули. Кирила питерский, а… Чего на меня наезжаете-то? Вроде дорогу не переходил…
– Это тебе только так кажется, сокол, – сказал Мазур, садясь. – Я тут намедни просматривал твое досье. И кое-какое впечатление себе составил. Срочная в десантуре, сержант с пригоршней значков, на дембель пошел аккурат в девяносто первом, так что тут тебе подфартило, лиха не хлебнул…
– Не хлебнул? – усмехнулся Ковбой. – Это как посмотреть. В Карабахе помиротворствовал… Не доводилось видеть, как отрезанными бошками в футбол играют?
– Ковбой ты Ковбой… – сказал Мазур устало. – Если разбираться, кому из нас сколько и чего доводилось видеть… Ладно. Вернемся к твоей незатейливой биографии. Только ты обосновался на гражданке, как начались, не к ночи будь помянуты, все эти события, что свалились нам на голову после исторического, мать его за ногу, августа девяносто первого… И решил ты, сокол, что лучше стричь, чем быть стриженым…
– Осуждаете?
– Да нет, почему, – сказал Мазур. – Я как-никак не господь бог и даже не его заместитель по тылу… Каждый сам выбирает, чем ему заниматься и по какой дорожке топать. Слушай, Ковбой… А какого хера ты себе такую кличку выбрал? Ведь «ковбой» в буквальном переводе с американского означает всего-навсего «коровий парень», то бишь пастух. Это только в кино ковбои шлялись дни напролет с пушками на поясе, а в реальной жизни они только тем и занимались, что скот пасли: жопа в мозолях, спина в мыле, в пивнушку раз в месяц и вырвешься…
– Да вот, прилипло как-то, – сказал Ковбой, все это время пытливо разглядывавший Мазура. – Вы, герр адмирал, за тем и пришли, чтобы о погонялах потолковать? Давайте без лишнего пустозвонства, а? Говорите, чего надо…
– Храбрец, а? – хмыкнул Мазур.
– Да напугать-то всякого, пожалуй, можно, – рассудительно сказал Ковбой. – Нужно только слабинку найти… Вы до моей пока что не дошли… а ведь и у вас своя где-то есть, правда?
– Наверняка, – задумчиво признался Мазур. – Ну, ты прав, к чему нам толочь воду в ступе… Слышал про печальный конец Гвоздя, имевший место быть вчера вечером?
– Шутите? Такое моментально разносится… Это не вы ли его, а?
– Пальцем в небо, соколик, – сказал Мазур. – Он мне нужен был живой, верно тебе говорю… Но если уж вышло так, что шлепнули и его, и Ларису… ага, и Ларису, – сказал он, усмехнувшись. – Судя по тому, как у тебя брови взлетели, про нее ты еще не слышал, я так понимаю… В общем, их шлепнули, и у меня остался только ты… Уж прости, но ты, как у вас говорится, качественно попал под раздачу, и я не намерен отступать, я не умею отступать, когда у меня имеется четкий и недвусмысленный приказ…
– Не стращайте, – угрюмо сказал Ковбой. – Дело говорите.
– Ну, давай о деле, – сказал Мазур. – Приятно потолковать с умным человеком… Дела, Антоша, обстоят следующим печальным образом: в те самые черноархеологические цепочки, о которых ты просто не мог не слышать, вполне даже закономерно вплелась, как писали раньше в газетах, одна иностранная разведслужба. Не будем уточнять которая, но скажу тебе сразу: не из последних. Крутая разведслужба, серьезная… Ну, ты же понимаешь: там, где через границу идет любая, пусть поначалу самая безобидная контрабанда, рано или поздно появляются гораздо более вредные субъекты: наркоторговцы, шпионы… Резон прост: к чему долго и кропотливо строить с нуля собственную тропу, если можно воспользоваться уже имеющейся? Гораздо меньше уйдет трудов и денег, да и прикрытие неплохое: какое-то время никто ничего и не заподозрит… Разведслужба эта, буду с тобой опять-таки откровенен, давно и усердно ставит в вашей губернии кое-какие устройства для съема информации. Ты не мог не слышать хотя бы краем уха о таких штуках.
– Доводилось. Типа – стоит себе на опушке поганый пенек, а на самом деле он радиоперехватом занимается?
– В точку, – сказал Мазур. – Вот что значит – сержант десанта, это, знаешь ли, себя показывает…
– Вы комплименты для девок приберегите, – настороженно сказал Ковбой. – Я ж не полный дурак… Вы же меня повязать хотите этакими гостайнами? Нет?
– Ну разумеется, – сказал Мазур с самой что ни на есть невинной и доброжелательной улыбкой. – Я тебя уже повязал, Ковбой. Как только открыл рот. Едва ты услышал про господ иностранных шпионов, автоматически попал в одно из тех заведений, где вход бесплатный, зато выход стоит мешок денег… Если хочешь меня как следует выругать, не стесняйся, я понимаю, дело житейское… Я даже не обижусь.
– Подите вы, – проворчал Ковбой. – Толку-то зря матюгаться?
– Ну, ты даже умнее, чем мне поначалу казалось, – серьезно сказал Мазур. – Честное слово, это не комплимент, а констатация факта. И поверь уж на слово: я тебе не дезу толкаю, говорю чистую правду. В конце концов, что ты за цаца, чтобы адмирал к тебе подкатывал дезу толкать… Все так и есть… к сожалению для большинства тех из действующих лиц, кто имел несчастье оказаться причастным к археологическим делам. Почти все – на том свете. Гвоздь, Лара, еще несколько… Сказать, кто следующий или сам догадаешься? И не надо про собственную крутизну. Гвоздь, откровенно говоря, был малость покруче – но получил свои девять граммов как нечего делать.
– Почему?
– Пока не знаю, – сказал Мазур. – Эти нюансы мы пока что не просекли. Вполне возможно, наши иностранные друзья здесь, в губернии, свою задачу выполнили. Может быть, они перебазируются куда-то в другое место. Может быть, они выводят агентуру из игры, возвращают – и хотят напоследок почистить ряды лишних свидетелей. В любом случае они чистят место. Сдается мне… Знаешь, почему ты жив до сих пор? Потому что не успел еще встать на ту тропинку, только подбираешься к ней, поскольку золотишка захотелось. Но как только ты сунешь нос чуточку дальше…
– Что, о моем здоровье заботитесь?
– Да ничуточки, – усмехнулся Мазур. – Просто… Ты мне пока что нужен. А потому должен оставаться в добром здравии. Разумеется, это цинично, прагматично насквозь, но ты мне, прости, не сват, не брат и не сослуживец. Так что речь может идти исключительно о взаимовыгодной сделке. Будешь со мной работать, останешься жив и здоров. Нет… Ну что же, мы и без тебя придем к нужному результату, хотя для этого, честно скажу, потребуется гораздо больше времени и трудов… Но вот тебя при этаком раскладе непременно шлепнут. Не мы, конечно. Другие. Здесь работает нехилый волк – тот, кто все последние умертвия оформил. Я бы с превеликим наслаждением перерезал ему глотку – но не могу его не уважать с точки зрения профессионала. Хваткий, проворный, не допустил пока что ни малейшей ошибки, сволочь… Вчера я, по секрету признаюсь, выдирался из ловушки, в которой по его милости оказался, и, знаешь, до конца не был уверен, что не словлю пулю. А ведь я четверть века людей режу. Но даже мне было неуютно… А уж тебя, извини, он сделает, как два пальца…
– Конкретно, – пробурчал Ковбой.
– Изволь. – Мазур плавным движением, чтобы не нервировать собеседника, запустил руку во внутренний карман и достал цветную фотографию. – Знакома тебе эта милая девица?
– Что, это и есть…
– Ага, – сказал Мазур. – Ну, ты же грамотный парень. Это только в кино шпионы – отвратные на рожу, дерганые… В жизни они как раз наоборот, обаятельные и компанейские… Видел ее когда-нибудь?
– Да вроде нет…
– Антоша…
– Говорю, не видел! Где она вообще есть?
– Где-то вблизи раскопок, – сказал Мазур. – То ли еще здесь, в городе, то ли уже в тайге. Вероятнее всего – второе. Мы тут ненароком встретили Танечку из магазина «Радость» – только не говори, будто не знаешь такую, все равно не поверю, – пригласили в гости и порасспросили как следует.
– Все крашеные ноготки, поди, пассатижами поободрали?
– Антоша… – с мягкой укоризной сказал Мазур. – Ну зачем ты мне повторяешь измышления буржуазной пропаганды и отечественной демократуры? Осуждены подобные методы давным-давно… ведь, в конце-то концов, есть средства, гораздо более эффективные и гуманные, нежели ржавые пассатижи… Но мы и их не применяли. Все гораздо проще. Девочка далеко не дура. Она поняла, что вдруг в одночасье осталась на белом свете без друзей и крепкого мужского плеча…
Слева, в небольшом зальчике, стоял с десяток столиков, отнюдь не грязных и не пыльных, но все равно отчего-то сразу создавалось впечатление, что последние клиенты за них присаживались этак с год назад. От столиков так и веяло застарелым сиротством, долгим одиночеством… примитивной декорацией, использовавшейся раз в сто лет.
Справа, за невысокой, не особенно длинной стойкой бара, как и положено в приличных заведениях, помещался бармен при белой рубашке и черной бабочке – вот только по росту и устрашающей комплекции он скорее напоминал дублера Кинг-Конга, только что вылезшего из синтетической шкуры.
Судя по его недовольному взгляду, его отнюдь не волновали ни клиенты, ни выручка. Вовсе даже наоборот: уставившись на них без малейшего радушия, бармен проворчал:
– Закрыто у нас…
– Спецобслуживание? – понятливо спросил Мазур.
– Типа того.
– Совсем хорошо, – сказал Мазур. – Спец, через черточку обслуживание… Поскольку я – спец, вот ты меня и обслужишь…
– Дядя, гуляй отсюда на улицу, – наставительно посоветовал верзила, мастерски играя угрожающими интонациями. – Закрыты мы, ясно? Повар запил, официантки поголовно в декрете…
– Это хорошо, друг мой, что у вас есть несомненное чувство юмора, хотя и весьма специфическое, на мой взгляд… – протянул Мазур. – А вот эти симпатичные бутылки у вас за спиной… неужели декорация?
– Ага, – сказал бармен. – Для виду. Повар все выжрал, вот чаю и набуровили для приличия…
– Повар ваш – сущий монстр, право… – сказал Мазур. – Ладно, мы сюда не жрать пришли. Ковбой мне надобен.
– Какой еще ковбой? – весьма натурально изумился бармен. – Это вам, дяденька, в кино надо. Тут недалеко, два квартала. Может, и крутят чего про ковбоев…
А он, между прочим, был не дурак. Это Мазур отметил очень быстро. Сообразил, должно быть, что надоедливый визитер что-то не похож на случайно забредшего… Обе его руки были на виду – значит, кнопочку он нажал ногой…
Дверь в глубине зальчика распахнулась, и оттуда проворно выскочил второй индивидуум, не менее рослый, но одетый без всякого буржуйского шика вроде бабочек и белоснежных рубах – в прозаических джинсах и футболке, здорово оттопыренной с правой стороны.
– Ну? – спросил он бармена, не теряя времени.
– Странный какой-то хмырь, – проинформировал бармен.
– Ребята, – проникновенно сказал Мазур. – Как я вам благодарен… Давно уже в мою сущность не проникали столь молниеносно и не характеризовали ее так лапидарно…
– Чего-о? – обиделся вновь прибывший. – За «пидарно» ты мне сейчас ответишь…
– Этот – твой, – сказал Мазур, кивая на него Кате.
И, не теряя времени, уже успев просчитать пируэты, оперся руками на стойку, молниеносно взмыл над ней, как следует оттолкнувшись от пола, заплел ногами бычью шею бармена и в два счета опрокинул его на пол. Для пущего вразумления добавив ребром ладони по чувствительной точке организма, оглянулся.
Там все обстояло, как в лучших домах – пистолет второго верзилы валялся на полу, сам он стоял на коленях с заведенной за спину рукой, а Катя, грамотно выкрутив его запястье, негромко объясняла:
– То не досточки, а косточки хрустят… Чуть дернешься – и треснет рученька пополам…
Вразумленный притих, не дергался больше, но, ежась от боли, взвыл:
– Что за наезд, козлы? Предъявите, как люди!
– Ну, это мы запросто… – сказал Мазур. Достал пистолет, поднял бармена за воротник жалобно затрещавшей рубахи и, вытащив наручники, моментально сковал запястье со щиколоткой. Перебросил Кате вторую пару наручников, коими снабдил хозяйственный Лаврик. Катя проворно привела своего пленника в то же самое положение, подталкивая согнутого в три погибели, отправила к стойке, где он и успокоился рядом с барменом.
– Порядок, – сказал Мазур. – Ты их постереги пока.
Заперев изнутри на засов входную дверь, не убирая пистолета, направился в ту часть, где располагались служебные помещения. Кафе было переделано то ли из советской пельменной, то ли небольшого магазинчика тех же времен, располагавшегося на первом этаже старой пятиэтажки, а потому помещеньице было небольшое: короткий коридор с двумя дверями слева и одной справа. Легонько пнув те, что слева и убедившись, что они заперты, Мазур направился к той, что справа. Рванул дверь на себя и вошел без излишней суеты.
Как и следовало ожидать, кабинетик был небольшой, но обставленный с пошлой роскошью. Антоша свет Ковбой вскочил из-за стола с физиономией злой и удивленной, но, узрев в руке Мазура то самое подобие марсианского бластера, благоразумно воздержался от резких движений. Зло щурясь, процедил:
– Та-ак… И до меня добрались?
– А ты думал? – сказал Мазур. – Пушечку достань из левого внутреннего кармана и мне перебрось. Ну? – Он левой рукой поймал на лету брошенный «Макаров», небрежно отбросил его в угол, подальше, кивнул. – Ну вот, теперь можешь сесть… Между прочим, пистолет во внутреннем кармане лучше носить дулом вверх, так его выхватить проще – одним пальцем за скобу зацепил, и все дела… Ты учти на будущее, чадо.
– Учту, – мрачно пообещал Антоша. – Ребята мои где?
– Живехоньки, не беспокойся, – заверил Мазур. – Я же не садист, Антоша, я старый, усталый человек. А старость, да будет тебе известно, проявляется в том, что устаешь убивать, разве что по особой надобности… Тебе объяснить, кто я такой?
– Не надо, – сказал Ковбой, буравя его взглядом исподлобья – не столько испуганным, столь настороженным. – Сам знаю. Московский адмирал из какой-то хитрой спецуры, верно? Ну, что скажешь? Хорошо вы меня с Гвоздем кинули. Кирила питерский, а… Чего на меня наезжаете-то? Вроде дорогу не переходил…
– Это тебе только так кажется, сокол, – сказал Мазур, садясь. – Я тут намедни просматривал твое досье. И кое-какое впечатление себе составил. Срочная в десантуре, сержант с пригоршней значков, на дембель пошел аккурат в девяносто первом, так что тут тебе подфартило, лиха не хлебнул…
– Не хлебнул? – усмехнулся Ковбой. – Это как посмотреть. В Карабахе помиротворствовал… Не доводилось видеть, как отрезанными бошками в футбол играют?
– Ковбой ты Ковбой… – сказал Мазур устало. – Если разбираться, кому из нас сколько и чего доводилось видеть… Ладно. Вернемся к твоей незатейливой биографии. Только ты обосновался на гражданке, как начались, не к ночи будь помянуты, все эти события, что свалились нам на голову после исторического, мать его за ногу, августа девяносто первого… И решил ты, сокол, что лучше стричь, чем быть стриженым…
– Осуждаете?
– Да нет, почему, – сказал Мазур. – Я как-никак не господь бог и даже не его заместитель по тылу… Каждый сам выбирает, чем ему заниматься и по какой дорожке топать. Слушай, Ковбой… А какого хера ты себе такую кличку выбрал? Ведь «ковбой» в буквальном переводе с американского означает всего-навсего «коровий парень», то бишь пастух. Это только в кино ковбои шлялись дни напролет с пушками на поясе, а в реальной жизни они только тем и занимались, что скот пасли: жопа в мозолях, спина в мыле, в пивнушку раз в месяц и вырвешься…
– Да вот, прилипло как-то, – сказал Ковбой, все это время пытливо разглядывавший Мазура. – Вы, герр адмирал, за тем и пришли, чтобы о погонялах потолковать? Давайте без лишнего пустозвонства, а? Говорите, чего надо…
– Храбрец, а? – хмыкнул Мазур.
– Да напугать-то всякого, пожалуй, можно, – рассудительно сказал Ковбой. – Нужно только слабинку найти… Вы до моей пока что не дошли… а ведь и у вас своя где-то есть, правда?
– Наверняка, – задумчиво признался Мазур. – Ну, ты прав, к чему нам толочь воду в ступе… Слышал про печальный конец Гвоздя, имевший место быть вчера вечером?
– Шутите? Такое моментально разносится… Это не вы ли его, а?
– Пальцем в небо, соколик, – сказал Мазур. – Он мне нужен был живой, верно тебе говорю… Но если уж вышло так, что шлепнули и его, и Ларису… ага, и Ларису, – сказал он, усмехнувшись. – Судя по тому, как у тебя брови взлетели, про нее ты еще не слышал, я так понимаю… В общем, их шлепнули, и у меня остался только ты… Уж прости, но ты, как у вас говорится, качественно попал под раздачу, и я не намерен отступать, я не умею отступать, когда у меня имеется четкий и недвусмысленный приказ…
– Не стращайте, – угрюмо сказал Ковбой. – Дело говорите.
– Ну, давай о деле, – сказал Мазур. – Приятно потолковать с умным человеком… Дела, Антоша, обстоят следующим печальным образом: в те самые черноархеологические цепочки, о которых ты просто не мог не слышать, вполне даже закономерно вплелась, как писали раньше в газетах, одна иностранная разведслужба. Не будем уточнять которая, но скажу тебе сразу: не из последних. Крутая разведслужба, серьезная… Ну, ты же понимаешь: там, где через границу идет любая, пусть поначалу самая безобидная контрабанда, рано или поздно появляются гораздо более вредные субъекты: наркоторговцы, шпионы… Резон прост: к чему долго и кропотливо строить с нуля собственную тропу, если можно воспользоваться уже имеющейся? Гораздо меньше уйдет трудов и денег, да и прикрытие неплохое: какое-то время никто ничего и не заподозрит… Разведслужба эта, буду с тобой опять-таки откровенен, давно и усердно ставит в вашей губернии кое-какие устройства для съема информации. Ты не мог не слышать хотя бы краем уха о таких штуках.
– Доводилось. Типа – стоит себе на опушке поганый пенек, а на самом деле он радиоперехватом занимается?
– В точку, – сказал Мазур. – Вот что значит – сержант десанта, это, знаешь ли, себя показывает…
– Вы комплименты для девок приберегите, – настороженно сказал Ковбой. – Я ж не полный дурак… Вы же меня повязать хотите этакими гостайнами? Нет?
– Ну разумеется, – сказал Мазур с самой что ни на есть невинной и доброжелательной улыбкой. – Я тебя уже повязал, Ковбой. Как только открыл рот. Едва ты услышал про господ иностранных шпионов, автоматически попал в одно из тех заведений, где вход бесплатный, зато выход стоит мешок денег… Если хочешь меня как следует выругать, не стесняйся, я понимаю, дело житейское… Я даже не обижусь.
– Подите вы, – проворчал Ковбой. – Толку-то зря матюгаться?
– Ну, ты даже умнее, чем мне поначалу казалось, – серьезно сказал Мазур. – Честное слово, это не комплимент, а констатация факта. И поверь уж на слово: я тебе не дезу толкаю, говорю чистую правду. В конце концов, что ты за цаца, чтобы адмирал к тебе подкатывал дезу толкать… Все так и есть… к сожалению для большинства тех из действующих лиц, кто имел несчастье оказаться причастным к археологическим делам. Почти все – на том свете. Гвоздь, Лара, еще несколько… Сказать, кто следующий или сам догадаешься? И не надо про собственную крутизну. Гвоздь, откровенно говоря, был малость покруче – но получил свои девять граммов как нечего делать.
– Почему?
– Пока не знаю, – сказал Мазур. – Эти нюансы мы пока что не просекли. Вполне возможно, наши иностранные друзья здесь, в губернии, свою задачу выполнили. Может быть, они перебазируются куда-то в другое место. Может быть, они выводят агентуру из игры, возвращают – и хотят напоследок почистить ряды лишних свидетелей. В любом случае они чистят место. Сдается мне… Знаешь, почему ты жив до сих пор? Потому что не успел еще встать на ту тропинку, только подбираешься к ней, поскольку золотишка захотелось. Но как только ты сунешь нос чуточку дальше…
– Что, о моем здоровье заботитесь?
– Да ничуточки, – усмехнулся Мазур. – Просто… Ты мне пока что нужен. А потому должен оставаться в добром здравии. Разумеется, это цинично, прагматично насквозь, но ты мне, прости, не сват, не брат и не сослуживец. Так что речь может идти исключительно о взаимовыгодной сделке. Будешь со мной работать, останешься жив и здоров. Нет… Ну что же, мы и без тебя придем к нужному результату, хотя для этого, честно скажу, потребуется гораздо больше времени и трудов… Но вот тебя при этаком раскладе непременно шлепнут. Не мы, конечно. Другие. Здесь работает нехилый волк – тот, кто все последние умертвия оформил. Я бы с превеликим наслаждением перерезал ему глотку – но не могу его не уважать с точки зрения профессионала. Хваткий, проворный, не допустил пока что ни малейшей ошибки, сволочь… Вчера я, по секрету признаюсь, выдирался из ловушки, в которой по его милости оказался, и, знаешь, до конца не был уверен, что не словлю пулю. А ведь я четверть века людей режу. Но даже мне было неуютно… А уж тебя, извини, он сделает, как два пальца…
– Конкретно, – пробурчал Ковбой.
– Изволь. – Мазур плавным движением, чтобы не нервировать собеседника, запустил руку во внутренний карман и достал цветную фотографию. – Знакома тебе эта милая девица?
– Что, это и есть…
– Ага, – сказал Мазур. – Ну, ты же грамотный парень. Это только в кино шпионы – отвратные на рожу, дерганые… В жизни они как раз наоборот, обаятельные и компанейские… Видел ее когда-нибудь?
– Да вроде нет…
– Антоша…
– Говорю, не видел! Где она вообще есть?
– Где-то вблизи раскопок, – сказал Мазур. – То ли еще здесь, в городе, то ли уже в тайге. Вероятнее всего – второе. Мы тут ненароком встретили Танечку из магазина «Радость» – только не говори, будто не знаешь такую, все равно не поверю, – пригласили в гости и порасспросили как следует.
– Все крашеные ноготки, поди, пассатижами поободрали?
– Антоша… – с мягкой укоризной сказал Мазур. – Ну зачем ты мне повторяешь измышления буржуазной пропаганды и отечественной демократуры? Осуждены подобные методы давным-давно… ведь, в конце-то концов, есть средства, гораздо более эффективные и гуманные, нежели ржавые пассатижи… Но мы и их не применяли. Все гораздо проще. Девочка далеко не дура. Она поняла, что вдруг в одночасье осталась на белом свете без друзей и крепкого мужского плеча…