Страница:
Что-то подсказывало Мазуру, что Малышевский нервничает.
«Нужен ему такой человек как я, очень нужен позарез», – вдруг понял Мазур. И медленно произнес:
– Похоже, я сделал свой выбор еще раньше. Поэтому и ушел в отставку. Но двум господам служить не умею.
– И трудно вообще не служить, не так ли? – сказал Малышевский, и в его голосе определенно чувствовалось облегчение.
– Так, – кивнул Мазур. – Когда больше четверти века привыкаешь быть частью общего, высокопарно выражаясь, привыкаешь ежеминутно нести боевую вахту… Из меня, знаете ли, старательно делали машину, вбивали определенные рефлексы. И некоторые из них вбили, подозреваю, навсегда.
– Ваши слова следует понимать как согласие?
– Да.
«А определенно гражданин буржуин опасался моего отказа, – подумал Мазур. – Дело понятное. Холуев вокруг много, даже лепшие и первшие помощники, топ-менеджеры с запредельной зарплатой, – те же холуи, которые, ежели вдруг запахнет жареным, сдернут, только их и видели. Или их элементарно перекупят, посулив вдвое или втрое, а также для верности пошептав на ушко: мол, твой нынешний хозяин спекся, ни сегодня-завтра его уберут с доски. И глядь – а менеджер уже собрал чемодан и чапает подальше от хозяина. Нашему же олигарху нужен… самурай. Да, вот самое точное определение. Верный сюзерену самурай, который останется рядом с господином несмотря ни на что, даже когда вокруг будут рваться бомбы и от этого особняка и прочего богатства не останется камня на камне. Потому что понятие чести и потому что – не изменять слову. Я откажусь, где ему еще искать такого? Таких уже не делают. Новое поколение проходит совсем другую школу… С пеленок им вбивается в головушки прагматический интерес. Если только кто из старых где завалялся… Может, и завалялся. Не последний же я из могикан, в конце-то концов. Да только пока Малышевский станет искать такого с той же дотошностью – ко всем раздачам опоздает. Время для него – это не просто деньги. Время – это только победа или только поражение».
– О чем задумались, Кирилл Степанович? – спросил олигарх.
«Ишь какой наблюдательный», – подумал Мазур. И сказал:
– Да вот жду, когда в курс дела вводить начнете.
– В курс дела? Это конечно… Нацежу-ка я себе тоже, – Малышевский потянулся к бутылке виски. – Что-то захотелось, на вас глядючи.
– В каком-то журнальном интервью, помнится, вы говорили, что не пьете, и от водки, мол, все беды на Руси.
– Да? Ну что ж, очень может быть…
Олигарх налил себе виски, как любят выражаться в американских фильмах, на два пальца.
– Откровенно говоря, и не давал я никакого интервью, не по чину мне всякой мурой заниматься. Это мои имиджмейкеры со спичрайтерами стараются. Видимо, решили, что так я предстану перед народом в более выгодном свете… Да и черт с ними. Ну а все беды на Руси, я вам скажу, не от водки, а от дураков, раздолбаев и гнилых людишек.
Малышевский сделал маленький глоток и отставил бокал. Наклонился вперед, сцепил пальцы в замок на столешнице.
– Кирилл Степанович, насколько хорошо вы ориентируетесь в политическом раскладе сил в современной России?
– Не особенно, признаться, – сказал Мазур абсолютную правду. – Изредка почитываю газеты; раз в два дня, бывает, гляжу новостной канал, иногда в машине включаю радио и попадаю на болтовню каких-нибудь политологов… Вот на таком уровне и разбираюсь, не боле.
– Понятно, – кивнул Малышевский. – И правильно, в общем-то, делаете. Совершенно бесполезное это занятие – вникать глубже, все равно правду вам по радио не скажут. Да и не во что, собственно, вникать-то. Нормальной политики у нас нет. А есть типичная византийская политика. Есть трон, вокруг трона суетятся дворцовые интриганы. Сбиваются в группировки, цель которых – добиться влияния на первое лицо и в дальнейшем протащить на трон своего ставленника. Группировки в Кремле, разумеется, действуют не сами по себе, за ними стоят подпитывающие их старания финансовые круги со своими интересами. Вот и вся политика! А партии, фракции, депутаты, всякие там Явлинские с Рогозиными – это скоморохи на ярмарке, толпу развлекать, и не более. Да демонстрировать западу, что у нас, дескать, плюрализьма – просто завались.
Малышевский залпом допил остатки виски.
– Раз вы изредка слушаете разглагольствования политологов, то наслушались и о «Проблеме 2008», и о Преемнике, о том, кто это будет…
Мазур осторожно пожал плечами:
– Чаще прочего называют две кандидатуры. Один из «Газпрома», другой из «Роснефти»…
– Ну да, две. Хотя их просто называют. А на самом деле… Как вы понимаете, страна у нас патриархальная, на кого укажет пальцем верховный, тот уже может примеривать на себя корону. Разве что вмешаются нелепые случайности. По моим сведеньям, Президент пока окончательно не решил, на ком остановиться. Или решил, но до последнего никому говорить не намерен. Никому – это значит даже самым доверенным своим людям. Но на девяносто пять процентов он сделает выбор из двух наиболее часто упоминаемых кандидатур. И ни один из кандидатов нас не устраивает…
Малышевский намеренно подчеркнул слово «нас», намеренно сделал паузу и цепко глянул на Мазура. Он, словно актер в театре, дожидался реплики от партнера по сцене, чтобы продолжить диалог. Вполне понятно, какой реплики ждет его олигархическое благородие.
– Нас? – переспросил Мазур.
– Нас, Кирилл Степанович, нас. А теперь и вас.
Малышевский отставил стакан и понизил голос до степени задушевности:
– Я хочу, чтобы вы кое-что уяснили, Кирилл Степанович. Мы не заговорщики, не составляем какой-нибудь тайный комплот, и уж тем паче мы не масонская ложа. Я бы назвал это тяготением, взаимным притяжением друг к другу единомышленников. Из которого, конечно же, постепенно рождается программа действий. Я понимаю, что первый вопрос, который приходит в голову, – ну чего ж вам неймется? Сорите деньгами, покупайте яхты, сидите себе по виллам и особнякам, по Лондонам и Ниццам, чего лезть в политику?
А помните такое знаменитое изречение – жить в обществе и быть свободным от общества нельзя? Со школы памятно. Перефразируя его, я могу сказать, что быть собственником и жить самому по себе нельзя. Это покуда ты наемный работник, можешь быть сам по себе и, уходя домой, начисто забывать о работе до следующего утра. А когда становишься собственником, то… то все сразу меняется. Даже пусть мелким собственником. Когда владеешь ларьком, то зависишь от всяких санэпидемстанций и налоговых шакалов, вынужден договариваться с мелкими бандюжатами и ментами, заключать альянсы с другими торговцами, чтобы не дать сбить цену или отстоять у местного депутатишки право на торговые места. А поднимаешься на ступеньку выше, на городской уровень – и попадаешь вроде бы в другую среду обитания… Но тут же обнаруживаешь, что законы сосуществования и здесь все те же. Только договариваешься уже с депутатами городских собраний, с налоговыми чинами и губернаторишками. Добираешься вроде до олигархических высот, дела решаешь теперь не на оптовом рынке, а в Кремле – но и тут все то же самое. Необходимо с кем-то решать, договариваться, с кем-то вступать в альянсы, кого-то покупать, против кого-то дружить… И вне этого остаться невозможно, не получится торчать эдаким гордым утесом, потому как элементарно сожрут. Сперва начнут откусывать по кусочку. Кусочек там, кусочек сям. А когда ослабнешь, вцепятся зубами все кому не лень и разорвут в одночасье. Закон стаи – слабого обязательно загрызут. А одиночка – это и значит слабый. Увы, такова ситуация на сегодняшний день.
Я не собираюсь поносить существующий порядок – хотя бы потому, что сам его создавал, поддерживал и от него кормился. Но то, что было хорошо шесть лет назад, сейчас идет во вред, теснит, как смирительная рубашка. Нужны перемены. И мы обеспокоены тем, что перемены эти не происходят.
Вы знаете, я хочу быть нормальным европейским бизнесменом, и чтобы в мире меня воспринимали именно так. А не как случайно разбогатевшего дикаря с золотым кольцом в носу и усыпанными алмазами перьями в голове. Я хочу, чтобы всякие там заморские президенты, вроде того, что поставлял в голодную Россию куриные ножки с барского стола (его сынуля, кстати, из демократических соображений бомбит Багдад), – так вот я хочу, чтобы они не снисходили ко мне в Давосах, похваливая за шаги на пути демократии, небрежно хлопая по плечу и давая ход авансам в обмен на послушание. Пусть сами катят ко мне, в медвежью Россию или в дикие степи Украины, топчутся в приемной и добиваются встречи со мной, как курсистка добивается нежного свидания!
Он встал и принялся мерить кабинет широкими шагами. Мазур прикинул, будет ли комильфо, если он останется сидеть, и решил, что будет.
– Помните, был такой сериал, мексиканский, кажется, – «Богатые тоже плачут»? Я его, разумеется, не смотрел, однако название запомнилось. Врезающееся название… Отчего-то простым людям кажется, что жизнь богатых и очень богатых людей разительно отличается от их жизни. А на самом деле отличие только в декорациях, но никак не в сути. Как ни грустно мне в таком признаваться, наша жизнь принципиально ничем не отличается от той, какой живут все остальные люди. К тому же все эти… отличия вроде яхт и особняков… быстро приедаются. Можете мне не верить, Кирилл Степанович, но богатство – это работа, это взваленная на плечи чересчур тяжкая ноша, волоча которую, чувствуешь себя чертовски одиноким… И вы будете смеяться, но я хочу получить достойную оплату своей работе. Нет, не в деньгах, не в чеках или там в виллах… Я хочу, чтобы условные рокфеллеры, ротшильды и все эти биллы гейтсы числили меня среди своих первейших врагов! Чтобы, вставая по утрам, первым делом интересовались бы у своих секретарей: а как там Малышевский Александр-свет Олегович, не скончался ли, случаем, от удара, и скрежетали бы зубами, узнав, что я все еще жив, мои акции идут в гору и я по-прежнему собираюсь скупить на корню очередную их европейскую биржонку или сталелитейный гигант!.. И ведь я могу выйти на этот уровень, силы я в себе чувствую, я знаю, как этого добиться, представляю, что для этого надо сделать, причем не воруя, не укрывая, не обманывая и не нарушая! – На мгновенье по его лицу определенно проскочило что-то такое – неуловимое и «озарительное», словно мигнула подсветка. Мигнула – и погасла.
Мазур молча закурил, размышляя, о чем еще, в самом-то деле, должен мечтать такой человек, у которого есть буквально, дословно все, и который в состоянии приобрести еще большее? О президентском кресле? Вряд ли: не той закваски человек, в большую, а следовательно, насквозь грязную политику не полезет. А вот в политику финансовую, да на мировом уровне… Хотя грязи там, вроде бы, не меньше…
– Неужели того же самого не хотят облеченные властью мужи? – спросил Мазур.
– Им до этого нет никакого дела, – отмахнулся Малышевский. – Они заняты са-авсем другими материями… А я не хочу власти. Я хочу расти… Или, по крайней мере, стабильности. Но ни того, ни другого мне дают! Я уже говорил, что в условиях современной российской Византии за трон борются влиятельные группировки. Их три. Ту, что сейчас держит власть, принято именовать силовиками. Вы наверняка не раз слышали этот термин. От тех же политологов, скажем.
– Доводилось…
– В корне неверное определение! Я бы назвал эту группу «сырьевиками». Высокопоставленная чиновничья братия, прибравшая к рукам нефтегазовые потоки. Они прочно сидят на сырье и слезать с него не собираются. Сырье вряд ли когда серьезно подешевеет, значит, как они считают, прекрасное будущее обеспечено им, их детям, а может, еще и внукам достанется. Естественное побуждение этих людей – чтобы все продолжалось ровно так, как идет. Никаких колебаний. Любые движения они органически воспринимают, как опасные. Авторезонанс, знаете такое? Раскачай легонько мостик, а дальше он сам начнет расшатываться, пока не рухнет… Этим людям все равно, примут Россию в Европейский клуб или не примут. Им даже не важно, продолжит ли Россия вымирать и спиваться. Для того, чтобы обеспечивать работу буровых установок, им людей хватит, а не хватит – всегда можно завезти из Таджикистана, Молдавии и тому подобных дыр. Еще и дешевле обойдется. От этого застоя в верхах и происходит вся та азиатчина с чиновничьим беспределом и коррупцией сверху донизу, оттого на внешней арене ведем себя, как слон в посудной лавке, ссоримся с ближайшими соседями – вместо того, чтобы скупать на корню все, что предлагается на продажу, и что потом можно использовать с пользой. Нам, Кирилл Степанович, нужны европейские правила игры. Без них задохнемся, а о том, чтобы развернуться, можно даже и не мечтать.
– И Президент из этих «сырьевиков»?
– Президент не из чьих! – хлопнул рукой по столу Малышевский. – Ему невыгодно и неинтересно принимать сторону кого-то одного. Даже самый ближний круг Президента не однороден. Подробно влезать в эти дела сейчас не будем, потому как нас это не касается, есть более приземленные дела… Думаете, почему я сейчас на Украине – вместо того, чтобы заниматься своими делами дома? Не только же из-за свадьбы… Конечно, отчасти и из-за того, что интересов здесь не меньше, чем в России. Примерно поровну… Я просто стараюсь держаться на удалении и без нужды не светиться перед «сырьевиками».
– Они – «сырьевики». А свою группу как бы вы назвали?
– «Промышленники», – быстро ответил Малышевский. – Или «либералы». Но это исключительно для краткости. Определение не вполне точное, сужающее представление о целях. Наша цель – скорейшая интеграция в мировую экономику, а это невозможно без изменения политического климата внутри страны. Нам есть на кого опереться – это средний класс, мелкий бизнес, тот слой интеллектуалов – не путайте с интеллигентами! – который хочет реализовать себя в большом деле, а не паразитировать на славословии властям.
– Еще осталась третья влиятельная группа. Ведь вы же говорили о трех? – напомнил Мазур.
– Третью я бы обозначил как «реваншисты», – сказал Малышевский. – За последние годы довольно большое количество людей лишилось многого – власти, имущества, постов. Это олигархи, чьи имена лет десять назад были на слуху, да и теперь некоторых нет-нет да и вспоминают, правда, все больше в связи с тюремными историями и в новостях из жизни далекой эмиграции. Это – отстраненные от власти политики и их верные псы из самых разных структур, это – отстраненные от своих кормушек чиновники администрации… да и вообще высокопоставленные чиновники. Это те чиновники, кто еще работает в Кремле и в правительстве, но серьезно на процессы не влияет. Еще четыре года назад они все представляли собой реальную силу, они вкусили власти, а это как вкусить от райского плода – вкуса не забудешь никогда, он будет преследовать тебя и требовать реванша. Спрашивается: ну почему бы не уняться в эмиграции тому же Березе – радуйся, что отпустили целым и невредимым, да к тому же и не все нахапанное отобрали, живи себе тихо в столичной лондонской глуши… Нет же, издали плетет интриги, что-то мутит. Всем им необходим реванш, всем хочется вернуть былое величие. Власть – гораздо более сильный наркотик, чем всякие там героины. Потому что героин дает приятные, но иллюзии, а власть – это вещь реальная.
– Группа, которую вы определили как «реваншисты», представляется мне наиболее решительной, – поразмыслив, высказался Мазур.
– Совершенно правильно представляется. Они вряд ли на что-то могут рассчитывать в ситуации стабильной, размеренной, без потрясений, но могут вернуться только на волне дестабилизации. Ну скажем, второй «Норд-Ост», или Беслан, или вообще новая чеченская война… отлично подойдет дефолт а-ля девяносто восьмой год, еще что-то, так сразу и не вспомню… Трудно перечислить и предугадать все, что это может быть. Вплоть до очередного вторжения америкосов в Иран, которое спровоцирует кризис, и наши втянутся в очередную свару. И тут останется только воспользоваться ситуацией. Но! Есть вещи, которые никак не зависят от желаний и возможностей этих людей – вроде американского вторжения. А есть те, что зависят. Если после ноль-восьмого года у власти останутся все те же – то так и будем сидеть в болоте. Ну а если придут «реваншисты», то первые четыре года жди сведения счетов и нового крупного передела, а как следствие – падение рубля, новые стычки на Кавказе, окончательный раскол здесь, на Украине, недоверие ВТО и Евросоюза, поднимут головы экстремисты…
Олигарх посмотрел Мазуру в глаза.
– Девяносто первый год. Девяносто третий. В этот же ряд можно поставить год девяносто шестой с его «Голосуй или проиграешь!», недавние убийства Политковской, Литвиненко… даже идиотическое отравление Егора Гайдара, напоминающее фарс… Две тысячи восьмой – не менее ключевой год. От него зависит, как будем жить последующие… даже не четыре года – где это видано, чтобы в России правители проводили в кресле по одному сроку? – а минимум восемь лет. Вот, собственно, наша… да-да, Кирилл Степанович, наша с вами цель – две тысячи восьмой год. Нам надо выиграть предстоящее сражение, только и всего. Это наша программа-максимум. А программа-минимум – не допустить к решающей схватке нынешних «сырьевиков». Этих зажравшихся уродов необходимо скинуть до того, как наступит урочный год… Собственно, именно для этого мы и объединились с «реваншистами». Временно объединились. Только до главной битвы. Цели у нас – пока – одни: не допустить «сырьевиков» до трона.
– Ого, – сказал Мазур. – Значит, и…
– Свадьба, вы хотите спросить? Да. Частично. Частично это, безусловно, политический ход: я не доверяю «реваншистам», те не доверяют мне – вот и пришлось поженить наследников двух королевств, как в Средние Века, чтоб тем самым гарантировать дальнейшее сотрудничество. Но это только частично: мой засранец и в самом деле любит дочку Ивана Сергеевича, а евоная Джульетта, по-моему, готова идти за моим отпрыском в огонь и в воду. Это пока не столь важно. Важно, что я пошел на альянс с «реваншистами», а недавний захват яхты сделал наш союз крайне непрочным. Догадываетесь, почему? Не боитесь?
– Нормально, – пожал плечами Мазур. – Сражаться за корону, а не за пистоли и луидоры.
– Тогда поговорим о вас и вашей работе, – Малышевский снова встал. – Название вашей должности придумайте сами. Кем бы вы хотели, чтобы я вас представлял?
– Как назваться – это вопрос серьезный, – усмехнулся Мазур. – Как корабль назовете, так он вам и поплывет. Я думаю, когда определится перечень задач…
– Первоочередная задача – установление того, кто организовал нападение на яхту, – резко сказал Малышевский. – Все прочее пока второстепенно. Пока. Кто-то хочет поссорить меня с «реваншистами»… и я не буду удивлен, что за этим не стоят сами «реваншисты»… Впрочем, разбирайтесь сами. Надеюсь, в Москве у вас пока нет неотложных дел?
Мазур вспомнил о Нине, но отрицательно покачал головой: нет.
– Ну и отлично. Надеюсь, семья поймет, что вы теперь на службе. Можете сообщить супруге о своей задержке. Если потребуется – организуем необходимые документы, подтверждающие ваш статус. Квартира для вас уже готова, въедете как только, так сразу. Ваши вещи из Одессы уже перевезены. Теперь об оплате ваших услуг. О жаловании. Вы будете получать восемьдесят тысяч в месяц. Для начала. Разумеется, не рублей и не гривен. С нижним пределом ясно. Осталось уладить с пределом верхним. Какая сумма вас устроит?
– Меня вполне устроит названная, – сказал Мазур. И добавил: – И чтобы, как в спорте, премиальные за победы в отдельных сражениях и во всей войне.
Малышевский кивнул, достал из нагрудного кармана пластиковый прямоугольничек, положил перед Мазуром, вынул из бокового кармана серебристый телефон, положил рядом с карточкой:
– На карте пятьдесят тысяч долларов, это что-то вроде подъемных. Купите одежду, компьютер, все необходимое. Чеки предоставлять необязательно. Если понадобится еще – обращайтесь. Машиной и офисом я вас обеспечу. – Он протянул Мазуру серебристую трубку. – Это телефон, с виду так себе, но там есть несколько полезный примочек, тюнинг, так сказать, я потом вам объясню. Симка пусть будет вашей, но тариф, уж не обессудьте, мы поменяли на безлимитный, хоть в Антананариву можете звонить.
– Такое впечатление, что вы в моем согласии не сомневались и заранее подготовились, – проговорил Мазур, разглядывая мобильник.
Внешне устройство похоже на книжку и в сложенном виде работает как телефон. Однако стоило раскрыть книжку, как она превращается в небольшой компьютер с довольно большим дисплеем и полноценной клавиатурой. Круто! А если принять во внимание результаты апгрейда, вполне может статься, что этот самый тюнинг подразумевает прослушку даже при выключенном аппарате, и встроенный GPS-навигатор, и еще что-нибудь исключительно шпионское… С Малышевского станется.
Мазур убрал телефон в карман.
– Поверите ли, не сомневался в вашем согласии… – сухо сказал олигарх. – К своим обязанностям вам надлежит приступить немедленно. Дело не ждет. Время не ждет. И первое, в чем следует разобраться, это с поганой историей на яхте. Впрочем, о деталях и обо всем остальном мы поговорим по дороге.
– По дороге?
– По дороге, – сказал Малышевский, вставая. – Нам уже пора выдвигаться, Кирилл Степанович. В Киев, на свидание с моими нынешними, но временными товарищами по оружию… Заодно и с названием вашей должности определимся в самолете.
– Пора так пора, – Мазур тоже поднялся.
Глава пятнадцатая
«Нужен ему такой человек как я, очень нужен позарез», – вдруг понял Мазур. И медленно произнес:
– Похоже, я сделал свой выбор еще раньше. Поэтому и ушел в отставку. Но двум господам служить не умею.
– И трудно вообще не служить, не так ли? – сказал Малышевский, и в его голосе определенно чувствовалось облегчение.
– Так, – кивнул Мазур. – Когда больше четверти века привыкаешь быть частью общего, высокопарно выражаясь, привыкаешь ежеминутно нести боевую вахту… Из меня, знаете ли, старательно делали машину, вбивали определенные рефлексы. И некоторые из них вбили, подозреваю, навсегда.
– Ваши слова следует понимать как согласие?
– Да.
«А определенно гражданин буржуин опасался моего отказа, – подумал Мазур. – Дело понятное. Холуев вокруг много, даже лепшие и первшие помощники, топ-менеджеры с запредельной зарплатой, – те же холуи, которые, ежели вдруг запахнет жареным, сдернут, только их и видели. Или их элементарно перекупят, посулив вдвое или втрое, а также для верности пошептав на ушко: мол, твой нынешний хозяин спекся, ни сегодня-завтра его уберут с доски. И глядь – а менеджер уже собрал чемодан и чапает подальше от хозяина. Нашему же олигарху нужен… самурай. Да, вот самое точное определение. Верный сюзерену самурай, который останется рядом с господином несмотря ни на что, даже когда вокруг будут рваться бомбы и от этого особняка и прочего богатства не останется камня на камне. Потому что понятие чести и потому что – не изменять слову. Я откажусь, где ему еще искать такого? Таких уже не делают. Новое поколение проходит совсем другую школу… С пеленок им вбивается в головушки прагматический интерес. Если только кто из старых где завалялся… Может, и завалялся. Не последний же я из могикан, в конце-то концов. Да только пока Малышевский станет искать такого с той же дотошностью – ко всем раздачам опоздает. Время для него – это не просто деньги. Время – это только победа или только поражение».
– О чем задумались, Кирилл Степанович? – спросил олигарх.
«Ишь какой наблюдательный», – подумал Мазур. И сказал:
– Да вот жду, когда в курс дела вводить начнете.
– В курс дела? Это конечно… Нацежу-ка я себе тоже, – Малышевский потянулся к бутылке виски. – Что-то захотелось, на вас глядючи.
– В каком-то журнальном интервью, помнится, вы говорили, что не пьете, и от водки, мол, все беды на Руси.
– Да? Ну что ж, очень может быть…
Олигарх налил себе виски, как любят выражаться в американских фильмах, на два пальца.
– Откровенно говоря, и не давал я никакого интервью, не по чину мне всякой мурой заниматься. Это мои имиджмейкеры со спичрайтерами стараются. Видимо, решили, что так я предстану перед народом в более выгодном свете… Да и черт с ними. Ну а все беды на Руси, я вам скажу, не от водки, а от дураков, раздолбаев и гнилых людишек.
Малышевский сделал маленький глоток и отставил бокал. Наклонился вперед, сцепил пальцы в замок на столешнице.
– Кирилл Степанович, насколько хорошо вы ориентируетесь в политическом раскладе сил в современной России?
– Не особенно, признаться, – сказал Мазур абсолютную правду. – Изредка почитываю газеты; раз в два дня, бывает, гляжу новостной канал, иногда в машине включаю радио и попадаю на болтовню каких-нибудь политологов… Вот на таком уровне и разбираюсь, не боле.
– Понятно, – кивнул Малышевский. – И правильно, в общем-то, делаете. Совершенно бесполезное это занятие – вникать глубже, все равно правду вам по радио не скажут. Да и не во что, собственно, вникать-то. Нормальной политики у нас нет. А есть типичная византийская политика. Есть трон, вокруг трона суетятся дворцовые интриганы. Сбиваются в группировки, цель которых – добиться влияния на первое лицо и в дальнейшем протащить на трон своего ставленника. Группировки в Кремле, разумеется, действуют не сами по себе, за ними стоят подпитывающие их старания финансовые круги со своими интересами. Вот и вся политика! А партии, фракции, депутаты, всякие там Явлинские с Рогозиными – это скоморохи на ярмарке, толпу развлекать, и не более. Да демонстрировать западу, что у нас, дескать, плюрализьма – просто завались.
Малышевский залпом допил остатки виски.
– Раз вы изредка слушаете разглагольствования политологов, то наслушались и о «Проблеме 2008», и о Преемнике, о том, кто это будет…
Мазур осторожно пожал плечами:
– Чаще прочего называют две кандидатуры. Один из «Газпрома», другой из «Роснефти»…
– Ну да, две. Хотя их просто называют. А на самом деле… Как вы понимаете, страна у нас патриархальная, на кого укажет пальцем верховный, тот уже может примеривать на себя корону. Разве что вмешаются нелепые случайности. По моим сведеньям, Президент пока окончательно не решил, на ком остановиться. Или решил, но до последнего никому говорить не намерен. Никому – это значит даже самым доверенным своим людям. Но на девяносто пять процентов он сделает выбор из двух наиболее часто упоминаемых кандидатур. И ни один из кандидатов нас не устраивает…
Малышевский намеренно подчеркнул слово «нас», намеренно сделал паузу и цепко глянул на Мазура. Он, словно актер в театре, дожидался реплики от партнера по сцене, чтобы продолжить диалог. Вполне понятно, какой реплики ждет его олигархическое благородие.
– Нас? – переспросил Мазур.
– Нас, Кирилл Степанович, нас. А теперь и вас.
Малышевский отставил стакан и понизил голос до степени задушевности:
– Я хочу, чтобы вы кое-что уяснили, Кирилл Степанович. Мы не заговорщики, не составляем какой-нибудь тайный комплот, и уж тем паче мы не масонская ложа. Я бы назвал это тяготением, взаимным притяжением друг к другу единомышленников. Из которого, конечно же, постепенно рождается программа действий. Я понимаю, что первый вопрос, который приходит в голову, – ну чего ж вам неймется? Сорите деньгами, покупайте яхты, сидите себе по виллам и особнякам, по Лондонам и Ниццам, чего лезть в политику?
А помните такое знаменитое изречение – жить в обществе и быть свободным от общества нельзя? Со школы памятно. Перефразируя его, я могу сказать, что быть собственником и жить самому по себе нельзя. Это покуда ты наемный работник, можешь быть сам по себе и, уходя домой, начисто забывать о работе до следующего утра. А когда становишься собственником, то… то все сразу меняется. Даже пусть мелким собственником. Когда владеешь ларьком, то зависишь от всяких санэпидемстанций и налоговых шакалов, вынужден договариваться с мелкими бандюжатами и ментами, заключать альянсы с другими торговцами, чтобы не дать сбить цену или отстоять у местного депутатишки право на торговые места. А поднимаешься на ступеньку выше, на городской уровень – и попадаешь вроде бы в другую среду обитания… Но тут же обнаруживаешь, что законы сосуществования и здесь все те же. Только договариваешься уже с депутатами городских собраний, с налоговыми чинами и губернаторишками. Добираешься вроде до олигархических высот, дела решаешь теперь не на оптовом рынке, а в Кремле – но и тут все то же самое. Необходимо с кем-то решать, договариваться, с кем-то вступать в альянсы, кого-то покупать, против кого-то дружить… И вне этого остаться невозможно, не получится торчать эдаким гордым утесом, потому как элементарно сожрут. Сперва начнут откусывать по кусочку. Кусочек там, кусочек сям. А когда ослабнешь, вцепятся зубами все кому не лень и разорвут в одночасье. Закон стаи – слабого обязательно загрызут. А одиночка – это и значит слабый. Увы, такова ситуация на сегодняшний день.
Я не собираюсь поносить существующий порядок – хотя бы потому, что сам его создавал, поддерживал и от него кормился. Но то, что было хорошо шесть лет назад, сейчас идет во вред, теснит, как смирительная рубашка. Нужны перемены. И мы обеспокоены тем, что перемены эти не происходят.
Вы знаете, я хочу быть нормальным европейским бизнесменом, и чтобы в мире меня воспринимали именно так. А не как случайно разбогатевшего дикаря с золотым кольцом в носу и усыпанными алмазами перьями в голове. Я хочу, чтобы всякие там заморские президенты, вроде того, что поставлял в голодную Россию куриные ножки с барского стола (его сынуля, кстати, из демократических соображений бомбит Багдад), – так вот я хочу, чтобы они не снисходили ко мне в Давосах, похваливая за шаги на пути демократии, небрежно хлопая по плечу и давая ход авансам в обмен на послушание. Пусть сами катят ко мне, в медвежью Россию или в дикие степи Украины, топчутся в приемной и добиваются встречи со мной, как курсистка добивается нежного свидания!
Он встал и принялся мерить кабинет широкими шагами. Мазур прикинул, будет ли комильфо, если он останется сидеть, и решил, что будет.
– Помните, был такой сериал, мексиканский, кажется, – «Богатые тоже плачут»? Я его, разумеется, не смотрел, однако название запомнилось. Врезающееся название… Отчего-то простым людям кажется, что жизнь богатых и очень богатых людей разительно отличается от их жизни. А на самом деле отличие только в декорациях, но никак не в сути. Как ни грустно мне в таком признаваться, наша жизнь принципиально ничем не отличается от той, какой живут все остальные люди. К тому же все эти… отличия вроде яхт и особняков… быстро приедаются. Можете мне не верить, Кирилл Степанович, но богатство – это работа, это взваленная на плечи чересчур тяжкая ноша, волоча которую, чувствуешь себя чертовски одиноким… И вы будете смеяться, но я хочу получить достойную оплату своей работе. Нет, не в деньгах, не в чеках или там в виллах… Я хочу, чтобы условные рокфеллеры, ротшильды и все эти биллы гейтсы числили меня среди своих первейших врагов! Чтобы, вставая по утрам, первым делом интересовались бы у своих секретарей: а как там Малышевский Александр-свет Олегович, не скончался ли, случаем, от удара, и скрежетали бы зубами, узнав, что я все еще жив, мои акции идут в гору и я по-прежнему собираюсь скупить на корню очередную их европейскую биржонку или сталелитейный гигант!.. И ведь я могу выйти на этот уровень, силы я в себе чувствую, я знаю, как этого добиться, представляю, что для этого надо сделать, причем не воруя, не укрывая, не обманывая и не нарушая! – На мгновенье по его лицу определенно проскочило что-то такое – неуловимое и «озарительное», словно мигнула подсветка. Мигнула – и погасла.
Мазур молча закурил, размышляя, о чем еще, в самом-то деле, должен мечтать такой человек, у которого есть буквально, дословно все, и который в состоянии приобрести еще большее? О президентском кресле? Вряд ли: не той закваски человек, в большую, а следовательно, насквозь грязную политику не полезет. А вот в политику финансовую, да на мировом уровне… Хотя грязи там, вроде бы, не меньше…
– Неужели того же самого не хотят облеченные властью мужи? – спросил Мазур.
– Им до этого нет никакого дела, – отмахнулся Малышевский. – Они заняты са-авсем другими материями… А я не хочу власти. Я хочу расти… Или, по крайней мере, стабильности. Но ни того, ни другого мне дают! Я уже говорил, что в условиях современной российской Византии за трон борются влиятельные группировки. Их три. Ту, что сейчас держит власть, принято именовать силовиками. Вы наверняка не раз слышали этот термин. От тех же политологов, скажем.
– Доводилось…
– В корне неверное определение! Я бы назвал эту группу «сырьевиками». Высокопоставленная чиновничья братия, прибравшая к рукам нефтегазовые потоки. Они прочно сидят на сырье и слезать с него не собираются. Сырье вряд ли когда серьезно подешевеет, значит, как они считают, прекрасное будущее обеспечено им, их детям, а может, еще и внукам достанется. Естественное побуждение этих людей – чтобы все продолжалось ровно так, как идет. Никаких колебаний. Любые движения они органически воспринимают, как опасные. Авторезонанс, знаете такое? Раскачай легонько мостик, а дальше он сам начнет расшатываться, пока не рухнет… Этим людям все равно, примут Россию в Европейский клуб или не примут. Им даже не важно, продолжит ли Россия вымирать и спиваться. Для того, чтобы обеспечивать работу буровых установок, им людей хватит, а не хватит – всегда можно завезти из Таджикистана, Молдавии и тому подобных дыр. Еще и дешевле обойдется. От этого застоя в верхах и происходит вся та азиатчина с чиновничьим беспределом и коррупцией сверху донизу, оттого на внешней арене ведем себя, как слон в посудной лавке, ссоримся с ближайшими соседями – вместо того, чтобы скупать на корню все, что предлагается на продажу, и что потом можно использовать с пользой. Нам, Кирилл Степанович, нужны европейские правила игры. Без них задохнемся, а о том, чтобы развернуться, можно даже и не мечтать.
– И Президент из этих «сырьевиков»?
– Президент не из чьих! – хлопнул рукой по столу Малышевский. – Ему невыгодно и неинтересно принимать сторону кого-то одного. Даже самый ближний круг Президента не однороден. Подробно влезать в эти дела сейчас не будем, потому как нас это не касается, есть более приземленные дела… Думаете, почему я сейчас на Украине – вместо того, чтобы заниматься своими делами дома? Не только же из-за свадьбы… Конечно, отчасти и из-за того, что интересов здесь не меньше, чем в России. Примерно поровну… Я просто стараюсь держаться на удалении и без нужды не светиться перед «сырьевиками».
– Они – «сырьевики». А свою группу как бы вы назвали?
– «Промышленники», – быстро ответил Малышевский. – Или «либералы». Но это исключительно для краткости. Определение не вполне точное, сужающее представление о целях. Наша цель – скорейшая интеграция в мировую экономику, а это невозможно без изменения политического климата внутри страны. Нам есть на кого опереться – это средний класс, мелкий бизнес, тот слой интеллектуалов – не путайте с интеллигентами! – который хочет реализовать себя в большом деле, а не паразитировать на славословии властям.
– Еще осталась третья влиятельная группа. Ведь вы же говорили о трех? – напомнил Мазур.
– Третью я бы обозначил как «реваншисты», – сказал Малышевский. – За последние годы довольно большое количество людей лишилось многого – власти, имущества, постов. Это олигархи, чьи имена лет десять назад были на слуху, да и теперь некоторых нет-нет да и вспоминают, правда, все больше в связи с тюремными историями и в новостях из жизни далекой эмиграции. Это – отстраненные от власти политики и их верные псы из самых разных структур, это – отстраненные от своих кормушек чиновники администрации… да и вообще высокопоставленные чиновники. Это те чиновники, кто еще работает в Кремле и в правительстве, но серьезно на процессы не влияет. Еще четыре года назад они все представляли собой реальную силу, они вкусили власти, а это как вкусить от райского плода – вкуса не забудешь никогда, он будет преследовать тебя и требовать реванша. Спрашивается: ну почему бы не уняться в эмиграции тому же Березе – радуйся, что отпустили целым и невредимым, да к тому же и не все нахапанное отобрали, живи себе тихо в столичной лондонской глуши… Нет же, издали плетет интриги, что-то мутит. Всем им необходим реванш, всем хочется вернуть былое величие. Власть – гораздо более сильный наркотик, чем всякие там героины. Потому что героин дает приятные, но иллюзии, а власть – это вещь реальная.
– Группа, которую вы определили как «реваншисты», представляется мне наиболее решительной, – поразмыслив, высказался Мазур.
– Совершенно правильно представляется. Они вряд ли на что-то могут рассчитывать в ситуации стабильной, размеренной, без потрясений, но могут вернуться только на волне дестабилизации. Ну скажем, второй «Норд-Ост», или Беслан, или вообще новая чеченская война… отлично подойдет дефолт а-ля девяносто восьмой год, еще что-то, так сразу и не вспомню… Трудно перечислить и предугадать все, что это может быть. Вплоть до очередного вторжения америкосов в Иран, которое спровоцирует кризис, и наши втянутся в очередную свару. И тут останется только воспользоваться ситуацией. Но! Есть вещи, которые никак не зависят от желаний и возможностей этих людей – вроде американского вторжения. А есть те, что зависят. Если после ноль-восьмого года у власти останутся все те же – то так и будем сидеть в болоте. Ну а если придут «реваншисты», то первые четыре года жди сведения счетов и нового крупного передела, а как следствие – падение рубля, новые стычки на Кавказе, окончательный раскол здесь, на Украине, недоверие ВТО и Евросоюза, поднимут головы экстремисты…
Олигарх посмотрел Мазуру в глаза.
– Девяносто первый год. Девяносто третий. В этот же ряд можно поставить год девяносто шестой с его «Голосуй или проиграешь!», недавние убийства Политковской, Литвиненко… даже идиотическое отравление Егора Гайдара, напоминающее фарс… Две тысячи восьмой – не менее ключевой год. От него зависит, как будем жить последующие… даже не четыре года – где это видано, чтобы в России правители проводили в кресле по одному сроку? – а минимум восемь лет. Вот, собственно, наша… да-да, Кирилл Степанович, наша с вами цель – две тысячи восьмой год. Нам надо выиграть предстоящее сражение, только и всего. Это наша программа-максимум. А программа-минимум – не допустить к решающей схватке нынешних «сырьевиков». Этих зажравшихся уродов необходимо скинуть до того, как наступит урочный год… Собственно, именно для этого мы и объединились с «реваншистами». Временно объединились. Только до главной битвы. Цели у нас – пока – одни: не допустить «сырьевиков» до трона.
– Ого, – сказал Мазур. – Значит, и…
– Свадьба, вы хотите спросить? Да. Частично. Частично это, безусловно, политический ход: я не доверяю «реваншистам», те не доверяют мне – вот и пришлось поженить наследников двух королевств, как в Средние Века, чтоб тем самым гарантировать дальнейшее сотрудничество. Но это только частично: мой засранец и в самом деле любит дочку Ивана Сергеевича, а евоная Джульетта, по-моему, готова идти за моим отпрыском в огонь и в воду. Это пока не столь важно. Важно, что я пошел на альянс с «реваншистами», а недавний захват яхты сделал наш союз крайне непрочным. Догадываетесь, почему? Не боитесь?
– Нормально, – пожал плечами Мазур. – Сражаться за корону, а не за пистоли и луидоры.
– Тогда поговорим о вас и вашей работе, – Малышевский снова встал. – Название вашей должности придумайте сами. Кем бы вы хотели, чтобы я вас представлял?
– Как назваться – это вопрос серьезный, – усмехнулся Мазур. – Как корабль назовете, так он вам и поплывет. Я думаю, когда определится перечень задач…
– Первоочередная задача – установление того, кто организовал нападение на яхту, – резко сказал Малышевский. – Все прочее пока второстепенно. Пока. Кто-то хочет поссорить меня с «реваншистами»… и я не буду удивлен, что за этим не стоят сами «реваншисты»… Впрочем, разбирайтесь сами. Надеюсь, в Москве у вас пока нет неотложных дел?
Мазур вспомнил о Нине, но отрицательно покачал головой: нет.
– Ну и отлично. Надеюсь, семья поймет, что вы теперь на службе. Можете сообщить супруге о своей задержке. Если потребуется – организуем необходимые документы, подтверждающие ваш статус. Квартира для вас уже готова, въедете как только, так сразу. Ваши вещи из Одессы уже перевезены. Теперь об оплате ваших услуг. О жаловании. Вы будете получать восемьдесят тысяч в месяц. Для начала. Разумеется, не рублей и не гривен. С нижним пределом ясно. Осталось уладить с пределом верхним. Какая сумма вас устроит?
– Меня вполне устроит названная, – сказал Мазур. И добавил: – И чтобы, как в спорте, премиальные за победы в отдельных сражениях и во всей войне.
Малышевский кивнул, достал из нагрудного кармана пластиковый прямоугольничек, положил перед Мазуром, вынул из бокового кармана серебристый телефон, положил рядом с карточкой:
– На карте пятьдесят тысяч долларов, это что-то вроде подъемных. Купите одежду, компьютер, все необходимое. Чеки предоставлять необязательно. Если понадобится еще – обращайтесь. Машиной и офисом я вас обеспечу. – Он протянул Мазуру серебристую трубку. – Это телефон, с виду так себе, но там есть несколько полезный примочек, тюнинг, так сказать, я потом вам объясню. Симка пусть будет вашей, но тариф, уж не обессудьте, мы поменяли на безлимитный, хоть в Антананариву можете звонить.
– Такое впечатление, что вы в моем согласии не сомневались и заранее подготовились, – проговорил Мазур, разглядывая мобильник.
Внешне устройство похоже на книжку и в сложенном виде работает как телефон. Однако стоило раскрыть книжку, как она превращается в небольшой компьютер с довольно большим дисплеем и полноценной клавиатурой. Круто! А если принять во внимание результаты апгрейда, вполне может статься, что этот самый тюнинг подразумевает прослушку даже при выключенном аппарате, и встроенный GPS-навигатор, и еще что-нибудь исключительно шпионское… С Малышевского станется.
Мазур убрал телефон в карман.
– Поверите ли, не сомневался в вашем согласии… – сухо сказал олигарх. – К своим обязанностям вам надлежит приступить немедленно. Дело не ждет. Время не ждет. И первое, в чем следует разобраться, это с поганой историей на яхте. Впрочем, о деталях и обо всем остальном мы поговорим по дороге.
– По дороге?
– По дороге, – сказал Малышевский, вставая. – Нам уже пора выдвигаться, Кирилл Степанович. В Киев, на свидание с моими нынешними, но временными товарищами по оружию… Заодно и с названием вашей должности определимся в самолете.
– Пора так пора, – Мазур тоже поднялся.
Глава пятнадцатая
ОЛИГАРХИЧЕСКИЙ КОКТЕЙЛЬ
Надо сказать, что до сего дня Мазуру не случалось разъезжать по стольному граду Киеву на бронированном «мерсе», да еще и в компании одного из самых богатых людей России.
Как выясняется, не самое поганое времяпрепровождение, чего уж там…
Поездка из бориспольского аэропорта в самый что ни на есть центр не токмо града Киева, но и всей незалежной державы, получилась скоротечной – долетели в момент, кортеж из трех машин, две из которых были с охраной, ехал быстро, в пробках не застревал и обстрелам не подвергался (а в свете последних событий обстрел посреди мирного города не выглядел бы уж столь невообразимым нонсенсом). К тому же, путевая беседа выдалась увлекательной, все больше про дела наши скорбные, олигархические… ну а с хорошим собеседником, как известно, дорога всегда выходит вдвойне короче.
Ехали они на встречу с представителем «партии реваншистов», отцом невесты и нынешним соратником в борьбе против «сырьевиков» в «войне 2008». Правда, этот непрочный альянс вот-вот может распасться, толком не родившись, и все из-за нападения на яхту.
На Харьковской площади свернули на проспект Миколы Бажана, через Южный мост по Промышленной улице долетели до развязки, поднялись по Киквидзе (Мазур, не стесняясь, крутил головой во все стороны: все-таки давно в Киеве не был), выскочили на Лесю Украинку. Проскочили ее, мимо Бессарабского рынка выехали на Бессарабскую площадь.
Ну, вот и Крещатик, главная улица, киевский Бродвей. Чистенько, зелено и аккуратно, не то что Питер или та же Москва…
На Кловском спуске повернули, подъехали к одному из сложенных из серого кирпича, сплошь казенного вида зданий, которыми застроена эта улица. «А вот интересно, – подумалось Мазуру, – отчего это в Киеве одни только спуски – типа там Андреевский, Смородиский и даже Крутой? А где ж подъемы?»
Машины повернули, нырнули в подземный гараж, уверенно проехали в VIP-зону, отгороженную от прочих зон дополнительным охранным кордоном, – на этом поездка и закончилась. Здание, как объяснил Малышевский, полностью занимал банк, принадлежащий главному временному союзнику из партии реваншистов.
В каком-то из иноземных фильмов Мазур видел, как буржуйские лимузины въезжают прямо в лифт и хозяева жизни поднимаются на нужный этаж, не отрывая миллионерских задниц от мягких автомобильных кресел. Мазур не имел бы ничего против, если бы и в этом банке обнаружился подобный лифт – хоть раз в жизни прокатился бы на таком чуде. Но, увы, машину пришлось покидать уже в гараже, а дальше, что называется, топать ножками.
На кнопках лифта были обозначены почему-то не цифры, а латинские буквы, и Мазур так и не понял, за каким лядом. Дескать, цифирьки – это для простого народа, а не для нас, почти что небожителей? Или некий молодой и бойкий рационализатор предложил буковки как противодиверсионное мероприятие, дабы на несколько драгоценных секунд сбить с толку плохих парней? Тогда да, тогда конечно. Очень эффективно, ничего не скажешь. Словом, Мазур был несколько удивлен.
Как выясняется, не самое поганое времяпрепровождение, чего уж там…
Поездка из бориспольского аэропорта в самый что ни на есть центр не токмо града Киева, но и всей незалежной державы, получилась скоротечной – долетели в момент, кортеж из трех машин, две из которых были с охраной, ехал быстро, в пробках не застревал и обстрелам не подвергался (а в свете последних событий обстрел посреди мирного города не выглядел бы уж столь невообразимым нонсенсом). К тому же, путевая беседа выдалась увлекательной, все больше про дела наши скорбные, олигархические… ну а с хорошим собеседником, как известно, дорога всегда выходит вдвойне короче.
Ехали они на встречу с представителем «партии реваншистов», отцом невесты и нынешним соратником в борьбе против «сырьевиков» в «войне 2008». Правда, этот непрочный альянс вот-вот может распасться, толком не родившись, и все из-за нападения на яхту.
На Харьковской площади свернули на проспект Миколы Бажана, через Южный мост по Промышленной улице долетели до развязки, поднялись по Киквидзе (Мазур, не стесняясь, крутил головой во все стороны: все-таки давно в Киеве не был), выскочили на Лесю Украинку. Проскочили ее, мимо Бессарабского рынка выехали на Бессарабскую площадь.
Ну, вот и Крещатик, главная улица, киевский Бродвей. Чистенько, зелено и аккуратно, не то что Питер или та же Москва…
На Кловском спуске повернули, подъехали к одному из сложенных из серого кирпича, сплошь казенного вида зданий, которыми застроена эта улица. «А вот интересно, – подумалось Мазуру, – отчего это в Киеве одни только спуски – типа там Андреевский, Смородиский и даже Крутой? А где ж подъемы?»
Машины повернули, нырнули в подземный гараж, уверенно проехали в VIP-зону, отгороженную от прочих зон дополнительным охранным кордоном, – на этом поездка и закончилась. Здание, как объяснил Малышевский, полностью занимал банк, принадлежащий главному временному союзнику из партии реваншистов.
В каком-то из иноземных фильмов Мазур видел, как буржуйские лимузины въезжают прямо в лифт и хозяева жизни поднимаются на нужный этаж, не отрывая миллионерских задниц от мягких автомобильных кресел. Мазур не имел бы ничего против, если бы и в этом банке обнаружился подобный лифт – хоть раз в жизни прокатился бы на таком чуде. Но, увы, машину пришлось покидать уже в гараже, а дальше, что называется, топать ножками.
На кнопках лифта были обозначены почему-то не цифры, а латинские буквы, и Мазур так и не понял, за каким лядом. Дескать, цифирьки – это для простого народа, а не для нас, почти что небожителей? Или некий молодой и бойкий рационализатор предложил буковки как противодиверсионное мероприятие, дабы на несколько драгоценных секунд сбить с толку плохих парней? Тогда да, тогда конечно. Очень эффективно, ничего не скажешь. Словом, Мазур был несколько удивлен.