Страница:
Удовлетворившись сим простым рассуждением, Мазур взял ту самую зажигалку с гравированными близнецами и принялся невозмутимо нагревать кончик изъятого стилета. Албанец следил за его манипуляциями настороженно, но не рыпался. Настороженность переросла в панику, когда Мазур поднес раскаленное до красна лезвие почти вплотную к глазу пленника. Нож целился точно в расширившийся зрачок. Казалось, того и гляди зашипит сетчатка.
– Другарю, убивать я тебя не буду, во всяком случае, пока, но и на вдумчивую работу с вытягиванием лицевых нервов у меня времени нет. Поэтому буду тебя пытать доступными и легкими в применении средствами. Выход у тебя один: четкий ответ на простой вопрос. Догоняешь?
Пленник явно не догонял, молчал. Возможно, такая длинная тирада для него была запредельной, но огонек понимания в зенках явно промелькнул. Мазур сделал вывод, что понят, и задал обещанный простой вопрос:
– Сколько вас?
На этот раз албанец тихо вякнул ответ:
– Дванадесет.
Ура, вот и «один – ноль». Конечно, сказано не без акцента, но понять можно.
Он поощряюще улыбнулся. В ответ албанец злобно сверкнул глазами. Мазур для верности щелкнул зажигалкой, и глазенки вновь приобрели покорное выражение.
– Какова цель захвата яхты?
Албанец скорчил тупую мину, и Мазуру пришлось выражаться яснее:
– Зачем?
– Калым. Выкуп, – ответил албанец, чем привел Мазура в несказанное удивление – поистине, окультуренные цыгане! – и добавил: – Деян каза да даде пятьдесят хиляди евро.
В слове «евро» ударение было на последний слог, а общий смысл фразы, построенной (Мазур не ошибся) с использованием болгарской грамматики, сводился к тому, что некий Деян обещал клиенту заплатить за работу полсотни штук.
– Ты – из команды яхты?
Албанец напрягся, но поняли ответил отрицательно:
– Мом, мы… Учились половим год и половина тут.
– Тут – в смысле на яхте?
– Нет… Как сказать?
– Ладно, это пока не главное.
Албанец вытаращил глаза и сделал вид, что не понимает.
– Кто главный?
– А?
– Шеф – кто?!
– Командир.
– Кто?
– Командир! – в отчаянии всхлипнул албанец, уж очень тупая игра в слова получилась, даже для него. – Так зовут!
– Кто глушит эфир?
– А?
– Кто блокирует связь?
Видно было, что албанец честно старается понять, что от него требуется, совсем как гастарбайтер из сериала «Наша Раша», однажды виденного Мазуром по телеку, но на такие тонкости его билингвизма уже не хватало. Мазур прибег к международному варианту общения:
– Техническая группа?
– Три, – облегченно вздохнул албанец.
– Где все? Дислокация?
Неизвестно, понял он первую часть фразы или вторую, но поспешил ответить:
– Большое помештение… («Заложники в салоне», – мысленно перевел Мазур.) Все – с ними. Три – рубка. Палуба – два.
– Где другие из экипажа?
– Няма, – совсем просто ответил албанец и преданно посмотрел на Мазура.
Мазур выпрямился, поднял автомат, проследил за испуганным взглядом пленника и сделал вид, что направляется к двери. Проходя мимо, вломил албанцу четким тычковым ударом приклада в горло.
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
– Другарю, убивать я тебя не буду, во всяком случае, пока, но и на вдумчивую работу с вытягиванием лицевых нервов у меня времени нет. Поэтому буду тебя пытать доступными и легкими в применении средствами. Выход у тебя один: четкий ответ на простой вопрос. Догоняешь?
Пленник явно не догонял, молчал. Возможно, такая длинная тирада для него была запредельной, но огонек понимания в зенках явно промелькнул. Мазур сделал вывод, что понят, и задал обещанный простой вопрос:
– Сколько вас?
На этот раз албанец тихо вякнул ответ:
– Дванадесет.
Ура, вот и «один – ноль». Конечно, сказано не без акцента, но понять можно.
Он поощряюще улыбнулся. В ответ албанец злобно сверкнул глазами. Мазур для верности щелкнул зажигалкой, и глазенки вновь приобрели покорное выражение.
– Какова цель захвата яхты?
Албанец скорчил тупую мину, и Мазуру пришлось выражаться яснее:
– Зачем?
– Калым. Выкуп, – ответил албанец, чем привел Мазура в несказанное удивление – поистине, окультуренные цыгане! – и добавил: – Деян каза да даде пятьдесят хиляди евро.
В слове «евро» ударение было на последний слог, а общий смысл фразы, построенной (Мазур не ошибся) с использованием болгарской грамматики, сводился к тому, что некий Деян обещал клиенту заплатить за работу полсотни штук.
– Ты – из команды яхты?
Албанец напрягся, но поняли ответил отрицательно:
– Мом, мы… Учились половим год и половина тут.
– Тут – в смысле на яхте?
– Нет… Как сказать?
– Ладно, это пока не главное.
Албанец вытаращил глаза и сделал вид, что не понимает.
– Кто главный?
– А?
– Шеф – кто?!
– Командир.
– Кто?
– Командир! – в отчаянии всхлипнул албанец, уж очень тупая игра в слова получилась, даже для него. – Так зовут!
– Кто глушит эфир?
– А?
– Кто блокирует связь?
Видно было, что албанец честно старается понять, что от него требуется, совсем как гастарбайтер из сериала «Наша Раша», однажды виденного Мазуром по телеку, но на такие тонкости его билингвизма уже не хватало. Мазур прибег к международному варианту общения:
– Техническая группа?
– Три, – облегченно вздохнул албанец.
– Где все? Дислокация?
Неизвестно, понял он первую часть фразы или вторую, но поспешил ответить:
– Большое помештение… («Заложники в салоне», – мысленно перевел Мазур.) Все – с ними. Три – рубка. Палуба – два.
– Где другие из экипажа?
– Няма, – совсем просто ответил албанец и преданно посмотрел на Мазура.
Мазур выпрямился, поднял автомат, проследил за испуганным взглядом пленника и сделал вид, что направляется к двери. Проходя мимо, вломил албанцу четким тычковым ударом приклада в горло.
Глава двенадцатая
ТАНЦЫ С ТЕРРОРИСТАМИ
Выйдя на палубу, где по нехитрой арифметике должен был оставаться еще один мздоимец, Мазур двинулся на нос судна. Логично искать оставшегося караульного там? Логично. Пару раз за короткую дорогу Мазур напрягался, брал «Хеклер» на изготовку, но – пустое. Тихо, как в репе Буратино, лишь усыпляюще плещет волна о борт корабля. Уже не первый раз возникало у Мазура подозрение, что сопротивления боевики не ожидали. И это настораживало: как бы ни были эти умники уверены в превосходстве своих сил, нельзя недооценивать и возможные контратаки противника. Все больше операция становилась похожа на фарс… Или – на некий отвлекающий маневр.
Поиски оказались бесплодными, караульного на носу не обнаружилось. А вот прием уже был подготовлен. «Ужель албанец сигнал передал? Нет, тогда бы меня целая делегация встречала. Значит, случайка», – подумал Мазур за тот вздох, который потребовался новому встречному, чтобы взвести автомат под углом девяносто градусов. Молодчик появился, как воплотившийся из утреннего тумана призрак. Впрочем, рано ставить оценку его профессионализму..
– Брось… – Скомандовал щусенок дал коротко и ясно, без всяких там: «Да кто ты такой, что, Стивен Сигал, да? Супротив кого попер, да мы тебя!»
Но главное, орать, немедля поднимать тревогу не стал. Стало быть, еще не просек, с кем имеет дело. А что – перед ним всклокоченный дедуля в замызганной боцманской робе, да еще и босиком. Не так, ох не так должен выглядеть герой-одиночка!
Мазур переубеждать его не стал, сделал вид, что всецело повинуется. Огромные голубые глаза на смуглом лице боевика были распахнуты, словно два василька, и это несколько снижало стоимость боевика в прейскуранте Мазура. Боевик передернул затвор, набрал воздуха в легкие и открыл рот – явно для торжественного призыва к полной и безоговорочной капитуляции…
Ну, сам напросился… Мазур открыл огонь первым, обезвредив упрямца дробящим выстрелом в колено. До последнего он оттягивал неприятный момент, когда придется обнаружить себя. Ну что ж, тут или пан, или пропал… На его стороне то обстоятельство, что вся гоп-компания «калымщиков» сосредоточилась на верхней палубе, в конференц-зале, а тех, кто был поблизости, Мазур уже успокоил. Но стрельба, даже из оружия с ПБС, без сомнений, привлекла внимание, тут к бабке не ходи, да и Мазур уже уловил дробь пока еще далеких шагов.
Он метнулся влево, – навстречу выскочили две тени. Мазур нажал на спусковой крючок…
Бли-ин! Ответным, хоть и моментально захлебнувшимся огнем, зацепило и его! Повезло: вместо того, чтоб снести полголовы, пуля ширкнула по щеке и ушла в неизвестном направлении… Ангел-хранитель Мазура в течение каких-то пятнадцати минут отработал свое на пяток лет вперед. То ли еще будет…
«Блин, и это называется – „никаких силовых акций вам не предложат“», – мелькнуло в голове: он вдруг вспомнил агентессу в «Гамбринусе».
За долю секунды Мазур оказался в кают-компании, или, на местном олигархическом жаргоне – обеденной зале. Аккомпанементом ему служил спешный топоток его нового конвоя: вслед за Мазуром в зал без приглашения ввалились очередные гоминиды, один с «Хеклером» наперевес, другой в белых кедах на копытах и с ТТ в руке. Неужели не хватило на всех приличных стволов, господа талибы? Или все-таки ваххабиты?
Мазур успел шмыгнуть к иллюминатору, по дороге не углядел, споткнулся о протянутый от розетки к сцене (ибо имелась и такая) провод, упал на мягкий ковер, перевернулся на спину, изготовился к стрельбе, выставив ствол перед собой. Конвойные перераспределились. Инкубаторский, то бишь одетый как все, отправился прочесывать смежные помещения, а сепаратист в кедах и вовсе сгинул с глаз долой.
Впрочем, напомнил он о себе с самой галантной любезностью. Подкрался, подонок, из-за спины, дрожа черной бородой на темной роже. Мазур разом переменил позицию, готовясь к ближнему бою в партере, но планы пришлось резко менять.
Между кулаками бородатого зазвенела натянутая струна, да не простая, а хирургическая, изобретенная удальцом Джигли. Такая струна с алмазным напылением может перепилить кость на раз, а уж горло перережет столь ювелирно, что мама не горюй: еще продолжаешь крыть изобретателя матом, а голова твоя уже катится прочь…
Пила вжикнула по стволу, которым Мазур поставил блок, сняла с него металлическую стружку, вскользь полоснула по руке, вырезав на коже четкий круг, как фрезерный станок. Мазур, чуть не выворачивая собственные суставы, локтем засандалил гостю в чувствительное место под мышкой, аккурат по большому нерву. Испытанный прием, потому и работает безотказно. Хоть на пару секунд, да вырубает оппонента. Оппонент действительно хлопнул глазами, грабли его зависли в половине дистанции до горла Мазура, а Мазур извернулся, помня об инерции, и вовремя: товарищ промахнулся, и удар струны пришелся как раз по тому месту, где только что находились весьма ценные для Мазура части собственного организма.
Мазур коротко замахнулся, всадил кулаком под ребра бородачу, добавил по почкам для верности. Не хило бы добить духа на поле боя, но второй террорист услышал тихую возню, и уже со всей прыти шоркал на театр военного действия, вряд ли собираясь оставаться зрителем. И что хуже всего, достав на ходу рацию, уже подносил ее к подбородку. До уха Мазура донеслась лихорадочная скороговорка:
– Он уложил Ахмеда с пилой, я маму этой пилы! Он в…
Мазур узнал голос и дал короткую очередь, оборвав комментарий событий на самом интересном месте.
Вот как она складывается, судьба-то: паренек, не скинь невезучего боцмана за борт, еще в начале пути открыл бы чулан, где хоронились Мазур с Олесей, и тогда – кто знает? – может, был бы сейчас жив. Хотя Мазур постарался бы не оставить ему такого шанса. По-любому, теперь, как в считалочке, из двенадцати террористов осталось трое. Если доверять сведениям придурковатого албанца…
Мазур без церемоний высадил стекло иллюминатора – вот когда порадуешься, что буржуи устроили вместо маленьких круглых оконец натуральные домашние окна и – нырнул рыбкой. Вослед раздались запоздалые недружелюбные очереди. С небольшой высоты он спрыгнул на палубу, уже не заботясь о том, где и кому слышен грохот шагов и пальбы.
Пальба в зале из организованной стала хаотичной и затихла быстрее, чем Мазур распрямил ноги, оказавшись на палубе. В движении он оцарапал руку прихваченной с собой струной. За это она и была выброшена за борт: леший с ней, не самое удобное в быстром контактном бою оружие, что и доказал пример давешнего специалиста по пилению… Кстати: интересно, на хрена этому духу вооружаться именно столь неудобной пилой? Из-за алмазной пыли, что ли?
Детский сад, честное слово…
Мазур держал путь в конференц-зал, в этом плане он имел все основания верить албанцу. Самое удобное место для центра операции: два крупных помещения, в одном томятся заложники, во втором тусуются террористы, минимум подсобок, превосходный обзор.
По дороге Мазуру встретился очередной караульный, и тут уж было удобно придать новый импульс затихающей стрельбе: чем менее бой системен, тем менее удобен для организованной стороны, то бишь в данном случае – для зондеркоманды какого-то там Исламского Революционного Фронта… Успевший обернуться молодец получил заряд свинца в диафрагму – и понеслась душа к гуриям в райский медсанбат.
Мазур вдруг почувствовал под босыми ногами сырую от ночной влаги палубу, это ощущение взбодрило его. Еще пять, десять, двадцать ударов пульса, и прямо по курсу – рубка, а за ней – огни конференц-зала…
Мазур вплотную приблизился к рубке и аккуратненько заглянул в слабо освещенный иллюминатор. В рубке расположились трое гоблинов. Что никак не могло означать, будто в конференц-зале заложники прохлаждаются в гордой независимости и курят кальян с гашишем. Скотина-албанец или что-то не догнал, или все же наврал про количество гостей из желания сделать падлу, что вполне в характере всех людишек, которые имеют по пятьдесят тысяч евро за заказ.
Судя по напряженным мордасам, все трое вели крайне содержательную беседу. Один во время разговора периодически поглядывал на мигающие лампочки приборов.
Мазур прислушался.
– Все растительные яды, и кокаин тоже, растворяются и в воде, и в спирте. Я читал. А организм человека не растворим ни в воде, ни в спирте! Значит, если органы мудака, который только что нанюхался коки, измельчить в кашу, смешать со спиртом и добавить кислоты, то спирт проникнет в кашицу, растворит коку и вступит с ней в эти… в соединения, – активно помогая себе руками, витийствовал непонятного возраста чернявый парень с впалыми щеками, черными кругами под глазами и лошадиными зубами. Образованный, бляха-муха. – И вот, чтобы снова получить чистый кокаин, нужен простой фильтр…
Ему шепеляво ответствовал весьма похожий на него, но только без передних зубов, боевик:
– Брат, ты умный, да? Если пропустишь сквозь марлю эту твою кашицу и спирт стечет, то он унесет с собой и сахар, и слизь, и кокаин. Останется только каша!
– И хрена ты второй раз сможешь нюхнуть! – заржал третий участник научной дискуссии.
Но двое гогот поддержали, хотя «брат» пытался сохранить лицо и продолжил рассуждать что-то про фильтрацию – типа, до той поры, пока спирт не станет чистым. Что случится в этом случае, Мазур охотно послушал бы столь эрудированных террористов, но – в другой раз.
Пока шла сия содержательная беседа, он быстро оценил обстановку. Стрелять в рубке – значит, повредить технику и похерить в ноль не только связь с внешним миром, но и возможность управления яхтой…
Мазур ногой распахнул дверь рубки. Трое захватчиков сделали едва заметные синхронные движения к автоматам, но притормозили, успев понять то, что секунду назад вынудило и Мазура отказаться от пальбы. Все трое одновременно пошли в лобовую атаку «свиньей», то бишь клином, стремясь навалиться скопом с одной стороны, не окружая на тесном пространстве, где и самим-то негде развернуться.
Не дав нападающим перехватить инициативу, Мазур коротким движением руки вогнал в сонную артерию на шее у ближайшего моджахеда импровизированный шприц, который за две минуты соорудил еще там, в боцманской каюте из капиллярной ручки с прочным тонким стержнем, простой иголки и кусочка ластика вместо пробки, чтобы яд не вытек прежде времени.
Безусловно, любители порассуждать об отравлениях заинтересовались бы методом Мазура, тем более, что им наверняка было известно: при внутривенном введении никотин вызывает остановку сердца очень-очень быстро. Взять этот никотин можно из стакана с водой, где сутками настаивались гнилые хабарики, брошенные туда ленивым курильщиком. А еще лучше – добавить в смесь для усиления эффекта клейкую коричневую массу, которая скапливается на дне курительной трубки.
Словом, чеченский парниша (если это чеченец, а не очередной курд или понтиец), мог быть доволен своей смертью. Хотя она и не была мгновенной, но инъекция вывела его из консилиума химиков незамедлительно.
Почти одновременно с этим Мазур по рукоятку вогнал стилет в ухо тому, кто предлагал измельчить органы и смешать их со спиртом. Токсикология безвозвратно потеряла великого экспериментатора.
Третий, быстрый как кошка, отпрянул от Мазура и, шмыгнув к панели управления, ткнул красную пластмассовую кнопку, напоминавшую шляпку мухомора. Приборная доска немедленно разродилась завывающим, с готовностью подхваченным внешними динамиками, сигналом тревоги. Всепроникающие звуки накрыли каждый квадратный метр, все помещения, каюты и рубки яхты.
Но вот незадача, прыткий хлопчик не без помощи Мазура так расстарался, что пребольно ударился лбом об угол консоли, да так сильно, что раздробленные кости переносицы проникли глубоко в мозг, а потом для верности еще раз зачем-то повторил свою ошибку.
Мазур, уже не таясь, бросился к конференц-залу. Иллюминаторы сияли огнями. Он заглянул внутрь, бегло оценил обстановку. В дальнем от иллюминатора углу тихо лежал герой голубого телеэкрана, известный всей России наркоман и культурный деятель. Был он мертв или пребывал в отключке – вопрос открытый, но, судя по неестественно вывернутой шее, первое более вероятно.
Примерно в метре от него ничком лежала блондинка в коротком платьишке, Мазур узнал ее – именно она горланила на трапе про то, как провожают пароходы… И тоже была бездыханна. Чуть ближе к иллюминатору располагался Каха Георгиевич, специалист по грузинской экономике. Этот был привязан ремнем к ножке привинченного к полу стула. С лысого темени у него сочилась кровь, голова безвольно опустилась на грудь, но он был жив – стопроцентно. Видимо, большой и горячий грузин сделался буен, и пришлось его обуздать. Убивать толстого генацвале террористы не спешили – наверное, пока еще не разобрались, насколько высокое место он занимает в олигархической табели о рангах…
А в центре зала трое террористов давали показательное выступление перед заложниками. Посреди этой тройки стоял, судя по уверенному виду, тот самый Командир, о котором Мазур уже был наслышан. Командир со знанием дела проводил удушающий захват, страстно прижимая к себе сгибом локтя шею одного из заложников – самого Малышевского Александра Олеговича. Глаза Малышевского были выпучены, на скулах у него играли желваки, крупные капли пота стекали по виску на черный ствол ТТ, приставленный одним из террористов к его голове.
Заложники молча наблюдали за ними, затравленно вжимаясь в стены. Одни из них нервно теребили в руках золотые цепочки, другие закрывали глаза пальцами, унизанными перстнями с драгоценными камнями. Некоторые до крови кусали губы, чтобы не закричать от страха.
Продление моральной агонии Малышевского не входило в планы Мазура. Тем более что стрельба по-македонски, с обеих рук, была его любимым развлечением. Он перевел автомат на одиночный огонь, выхватил из-за пояса конфискованный у любителя белых кедов ТТ, вихрем ворвался в зал и первым же точным выстрелом уложил террориста, державшего на мушке олигарха. Террорист спорить не стал, рухнул на пол, как подкошенный. Малышевский последовал его примеру, скорее с перепугу, чем вследствие травмы или ранения, поскольку пуля Мазура прошла аккурат мимо него, ювелирно ввинтившись в лоб незадачливого командира.
Тела обоих террористов не успели коснуться пола, как завертелась карусель. И крутилась она от силы четыре секунды. Завизжали женщины, гортанно закурлыкали захватчики… Мазур ничего этого не слышал, не до того было.
Ничто так не деморализует противника, как гибель главаря. Оставшаяся в живых двойка тормознула на миг, потом один из них выхватил «Макаров» и пальнул в сторону заложников. Никого, к счастью, не убил: пуля угодила в руку сухощавого джентльмена в порванном на груди смокинге.
– Сука! – взвизгнул раненый и завалился набок.
Второй боевик в ту же секунду пальнул в Мазура, – пуля насквозь прошила боцманскую робу, не причинив ему вреда: извини, боцман, и спасибо тебе за то, что был таким упитанным. Ответная пуля, долей мгновенья позже покинув ствол мазуровского ТТ, отшвырнула чернобородого деятеля к стене, и тот съехал по ней на пол с дырой в левой стороне груди.
Последний террорист, белый как бумага, приставил дуло своего пистолета к собственному виску.
«Нет уж, гнида, так не договаривались», – пронеслось у Мазура в голове, одновременно с третьей пулей, вылетевшей из его «Хеклера».
Промахнуться ему не удалось.
– Внимание! – заорал он на заложников ничуть не менее убедительно, чем недавно захватчики. – Яхта заминирована, поняли? Не двигайтесь еще несколько минут, помощь уже рядом!
Он орал еще что-то столь же глупое, добиваясь только одного: чтоб избыток адреналина в крови освобожденных пленников не обернулся послешоковой паникой: сметут ведь тогда все к чертям собачьим, друг друга подавят, за борт бросаться начнут…
Наконец он устал орать, оглядел несчастных. Отец невесты, на Мазура не глядя, подобрался к Малышевскому, пощупал пульс. Зашевелились и остальные, какая-то супермоделька начала было подвывать, но на нее шикнули. Заворочался Каха Георгиевич… Но паниковать пока вроде бы никто не собирался.
Ну и слава богу.
Мазур почувствовал себя окончательно измотанным, а ведь это еще не конец.
Босой и в изрядно потрепанной робе, за которую уже его не обматерит боцман, он ослабил хватку, и автомат выскользнул из его ладони на пол. В зале нестерпимо воняло кровью и потом, особым запахом человеческого страха и ненависти.
Очухавшиеся олигархи обнимали своих спутниц; одинокие барыни машинально проверяли, целы ли цацки и не разошлись ли от напряжения швы подтяжек за ушами и по линии волос. Мазур отдал присмиревшему народцу последний приказ:
– Никуда отсюда не выходить! А то мало ли что… Услышите выстрелы, взрывы – не пугаться. Ясно?
И обыскал помещение. При беглом осмотре обнаружился запас курева и патронов, два «Хеклера» и один калаш, а также отечественного производства переносная ракетная установка «Игла», очень, очень ценная и необходимая в хозяйстве вещь. По улице такую можно носить, завернув в одеяло, а вертолет она сбивает вообще на раз… Олигархам такая игрушка ни к чему, значит, это террористы ее сюда притащили. Интересно, зачем…
Прихватив этакую ценность, Мазур выбежал из конференц-зала, ссыпался по трапу, зафиксировал, что «Шершень» по широкой дуге стремительно приближается к «Русалке», откликнувшись на сигнал тревоги. А где катер прикрытия, позвольте узнать?.. На носу «Шершня» расположились двое: один с чем-то, явно снабженным оптическим прицелом, и второй с биноклем. Ясно, не бином Ньютона: первый – снайпер, второй – командир, отдает приказы.
Мазур без проблем справился с «Иглой» – этим оружием он пользовался считанные разы, но механизм управления там прост до крайности. Он готов был прозакладывать свою хату, что командующий на «Шершне» успел шевельнуть губами, отдавая приказ, но на выполнение команды у стрелка уже не осталось времени. Огненная стрела с шипением ушла в начинающее неспешно светлеть небо. Бахнуло так, что заложило уши, накатила ударная волна, принесшая запах гари… В сером боку «Шершня», чуть выше ватерлинии, вспух огненный цветок, и корабль, окутавшись черным облаком дыма, начал заваливаться на правый борт…
Ни мыслей, ни чувств уже не осталось. Никто не стал бы взламывать дверь снаружи – террористам не до того было, да и услышал бы этот шум Мазур. Значит, она сама выбралась наружу. Услышала пальбу, крики – и не выдержала, не смогла оставаться в одиночестве и неизвестности. Или просто привыкла всегда выходить сухой из воды? Дуреха…
Пуля попала ей под левую ключицу, крови почти не было, а на лице застыло выражение детской обиды – как будто она до самого конца не могла поверить, что судьба распорядится ее жизнью столь несправедливо.
Поиски оказались бесплодными, караульного на носу не обнаружилось. А вот прием уже был подготовлен. «Ужель албанец сигнал передал? Нет, тогда бы меня целая делегация встречала. Значит, случайка», – подумал Мазур за тот вздох, который потребовался новому встречному, чтобы взвести автомат под углом девяносто градусов. Молодчик появился, как воплотившийся из утреннего тумана призрак. Впрочем, рано ставить оценку его профессионализму..
– Брось… – Скомандовал щусенок дал коротко и ясно, без всяких там: «Да кто ты такой, что, Стивен Сигал, да? Супротив кого попер, да мы тебя!»
Но главное, орать, немедля поднимать тревогу не стал. Стало быть, еще не просек, с кем имеет дело. А что – перед ним всклокоченный дедуля в замызганной боцманской робе, да еще и босиком. Не так, ох не так должен выглядеть герой-одиночка!
Мазур переубеждать его не стал, сделал вид, что всецело повинуется. Огромные голубые глаза на смуглом лице боевика были распахнуты, словно два василька, и это несколько снижало стоимость боевика в прейскуранте Мазура. Боевик передернул затвор, набрал воздуха в легкие и открыл рот – явно для торжественного призыва к полной и безоговорочной капитуляции…
Ну, сам напросился… Мазур открыл огонь первым, обезвредив упрямца дробящим выстрелом в колено. До последнего он оттягивал неприятный момент, когда придется обнаружить себя. Ну что ж, тут или пан, или пропал… На его стороне то обстоятельство, что вся гоп-компания «калымщиков» сосредоточилась на верхней палубе, в конференц-зале, а тех, кто был поблизости, Мазур уже успокоил. Но стрельба, даже из оружия с ПБС, без сомнений, привлекла внимание, тут к бабке не ходи, да и Мазур уже уловил дробь пока еще далеких шагов.
Он метнулся влево, – навстречу выскочили две тени. Мазур нажал на спусковой крючок…
Бли-ин! Ответным, хоть и моментально захлебнувшимся огнем, зацепило и его! Повезло: вместо того, чтоб снести полголовы, пуля ширкнула по щеке и ушла в неизвестном направлении… Ангел-хранитель Мазура в течение каких-то пятнадцати минут отработал свое на пяток лет вперед. То ли еще будет…
«Блин, и это называется – „никаких силовых акций вам не предложат“», – мелькнуло в голове: он вдруг вспомнил агентессу в «Гамбринусе».
За долю секунды Мазур оказался в кают-компании, или, на местном олигархическом жаргоне – обеденной зале. Аккомпанементом ему служил спешный топоток его нового конвоя: вслед за Мазуром в зал без приглашения ввалились очередные гоминиды, один с «Хеклером» наперевес, другой в белых кедах на копытах и с ТТ в руке. Неужели не хватило на всех приличных стволов, господа талибы? Или все-таки ваххабиты?
Мазур успел шмыгнуть к иллюминатору, по дороге не углядел, споткнулся о протянутый от розетки к сцене (ибо имелась и такая) провод, упал на мягкий ковер, перевернулся на спину, изготовился к стрельбе, выставив ствол перед собой. Конвойные перераспределились. Инкубаторский, то бишь одетый как все, отправился прочесывать смежные помещения, а сепаратист в кедах и вовсе сгинул с глаз долой.
Впрочем, напомнил он о себе с самой галантной любезностью. Подкрался, подонок, из-за спины, дрожа черной бородой на темной роже. Мазур разом переменил позицию, готовясь к ближнему бою в партере, но планы пришлось резко менять.
Между кулаками бородатого зазвенела натянутая струна, да не простая, а хирургическая, изобретенная удальцом Джигли. Такая струна с алмазным напылением может перепилить кость на раз, а уж горло перережет столь ювелирно, что мама не горюй: еще продолжаешь крыть изобретателя матом, а голова твоя уже катится прочь…
Пила вжикнула по стволу, которым Мазур поставил блок, сняла с него металлическую стружку, вскользь полоснула по руке, вырезав на коже четкий круг, как фрезерный станок. Мазур, чуть не выворачивая собственные суставы, локтем засандалил гостю в чувствительное место под мышкой, аккурат по большому нерву. Испытанный прием, потому и работает безотказно. Хоть на пару секунд, да вырубает оппонента. Оппонент действительно хлопнул глазами, грабли его зависли в половине дистанции до горла Мазура, а Мазур извернулся, помня об инерции, и вовремя: товарищ промахнулся, и удар струны пришелся как раз по тому месту, где только что находились весьма ценные для Мазура части собственного организма.
Мазур коротко замахнулся, всадил кулаком под ребра бородачу, добавил по почкам для верности. Не хило бы добить духа на поле боя, но второй террорист услышал тихую возню, и уже со всей прыти шоркал на театр военного действия, вряд ли собираясь оставаться зрителем. И что хуже всего, достав на ходу рацию, уже подносил ее к подбородку. До уха Мазура донеслась лихорадочная скороговорка:
– Он уложил Ахмеда с пилой, я маму этой пилы! Он в…
Мазур узнал голос и дал короткую очередь, оборвав комментарий событий на самом интересном месте.
Вот как она складывается, судьба-то: паренек, не скинь невезучего боцмана за борт, еще в начале пути открыл бы чулан, где хоронились Мазур с Олесей, и тогда – кто знает? – может, был бы сейчас жив. Хотя Мазур постарался бы не оставить ему такого шанса. По-любому, теперь, как в считалочке, из двенадцати террористов осталось трое. Если доверять сведениям придурковатого албанца…
Мазур без церемоний высадил стекло иллюминатора – вот когда порадуешься, что буржуи устроили вместо маленьких круглых оконец натуральные домашние окна и – нырнул рыбкой. Вослед раздались запоздалые недружелюбные очереди. С небольшой высоты он спрыгнул на палубу, уже не заботясь о том, где и кому слышен грохот шагов и пальбы.
Пальба в зале из организованной стала хаотичной и затихла быстрее, чем Мазур распрямил ноги, оказавшись на палубе. В движении он оцарапал руку прихваченной с собой струной. За это она и была выброшена за борт: леший с ней, не самое удобное в быстром контактном бою оружие, что и доказал пример давешнего специалиста по пилению… Кстати: интересно, на хрена этому духу вооружаться именно столь неудобной пилой? Из-за алмазной пыли, что ли?
Детский сад, честное слово…
Мазур держал путь в конференц-зал, в этом плане он имел все основания верить албанцу. Самое удобное место для центра операции: два крупных помещения, в одном томятся заложники, во втором тусуются террористы, минимум подсобок, превосходный обзор.
По дороге Мазуру встретился очередной караульный, и тут уж было удобно придать новый импульс затихающей стрельбе: чем менее бой системен, тем менее удобен для организованной стороны, то бишь в данном случае – для зондеркоманды какого-то там Исламского Революционного Фронта… Успевший обернуться молодец получил заряд свинца в диафрагму – и понеслась душа к гуриям в райский медсанбат.
Мазур вдруг почувствовал под босыми ногами сырую от ночной влаги палубу, это ощущение взбодрило его. Еще пять, десять, двадцать ударов пульса, и прямо по курсу – рубка, а за ней – огни конференц-зала…
Мазур вплотную приблизился к рубке и аккуратненько заглянул в слабо освещенный иллюминатор. В рубке расположились трое гоблинов. Что никак не могло означать, будто в конференц-зале заложники прохлаждаются в гордой независимости и курят кальян с гашишем. Скотина-албанец или что-то не догнал, или все же наврал про количество гостей из желания сделать падлу, что вполне в характере всех людишек, которые имеют по пятьдесят тысяч евро за заказ.
Судя по напряженным мордасам, все трое вели крайне содержательную беседу. Один во время разговора периодически поглядывал на мигающие лампочки приборов.
Мазур прислушался.
– Все растительные яды, и кокаин тоже, растворяются и в воде, и в спирте. Я читал. А организм человека не растворим ни в воде, ни в спирте! Значит, если органы мудака, который только что нанюхался коки, измельчить в кашу, смешать со спиртом и добавить кислоты, то спирт проникнет в кашицу, растворит коку и вступит с ней в эти… в соединения, – активно помогая себе руками, витийствовал непонятного возраста чернявый парень с впалыми щеками, черными кругами под глазами и лошадиными зубами. Образованный, бляха-муха. – И вот, чтобы снова получить чистый кокаин, нужен простой фильтр…
Ему шепеляво ответствовал весьма похожий на него, но только без передних зубов, боевик:
– Брат, ты умный, да? Если пропустишь сквозь марлю эту твою кашицу и спирт стечет, то он унесет с собой и сахар, и слизь, и кокаин. Останется только каша!
– И хрена ты второй раз сможешь нюхнуть! – заржал третий участник научной дискуссии.
Но двое гогот поддержали, хотя «брат» пытался сохранить лицо и продолжил рассуждать что-то про фильтрацию – типа, до той поры, пока спирт не станет чистым. Что случится в этом случае, Мазур охотно послушал бы столь эрудированных террористов, но – в другой раз.
Пока шла сия содержательная беседа, он быстро оценил обстановку. Стрелять в рубке – значит, повредить технику и похерить в ноль не только связь с внешним миром, но и возможность управления яхтой…
Мазур ногой распахнул дверь рубки. Трое захватчиков сделали едва заметные синхронные движения к автоматам, но притормозили, успев понять то, что секунду назад вынудило и Мазура отказаться от пальбы. Все трое одновременно пошли в лобовую атаку «свиньей», то бишь клином, стремясь навалиться скопом с одной стороны, не окружая на тесном пространстве, где и самим-то негде развернуться.
Не дав нападающим перехватить инициативу, Мазур коротким движением руки вогнал в сонную артерию на шее у ближайшего моджахеда импровизированный шприц, который за две минуты соорудил еще там, в боцманской каюте из капиллярной ручки с прочным тонким стержнем, простой иголки и кусочка ластика вместо пробки, чтобы яд не вытек прежде времени.
Безусловно, любители порассуждать об отравлениях заинтересовались бы методом Мазура, тем более, что им наверняка было известно: при внутривенном введении никотин вызывает остановку сердца очень-очень быстро. Взять этот никотин можно из стакана с водой, где сутками настаивались гнилые хабарики, брошенные туда ленивым курильщиком. А еще лучше – добавить в смесь для усиления эффекта клейкую коричневую массу, которая скапливается на дне курительной трубки.
Словом, чеченский парниша (если это чеченец, а не очередной курд или понтиец), мог быть доволен своей смертью. Хотя она и не была мгновенной, но инъекция вывела его из консилиума химиков незамедлительно.
Почти одновременно с этим Мазур по рукоятку вогнал стилет в ухо тому, кто предлагал измельчить органы и смешать их со спиртом. Токсикология безвозвратно потеряла великого экспериментатора.
Третий, быстрый как кошка, отпрянул от Мазура и, шмыгнув к панели управления, ткнул красную пластмассовую кнопку, напоминавшую шляпку мухомора. Приборная доска немедленно разродилась завывающим, с готовностью подхваченным внешними динамиками, сигналом тревоги. Всепроникающие звуки накрыли каждый квадратный метр, все помещения, каюты и рубки яхты.
Но вот незадача, прыткий хлопчик не без помощи Мазура так расстарался, что пребольно ударился лбом об угол консоли, да так сильно, что раздробленные кости переносицы проникли глубоко в мозг, а потом для верности еще раз зачем-то повторил свою ошибку.
Мазур, уже не таясь, бросился к конференц-залу. Иллюминаторы сияли огнями. Он заглянул внутрь, бегло оценил обстановку. В дальнем от иллюминатора углу тихо лежал герой голубого телеэкрана, известный всей России наркоман и культурный деятель. Был он мертв или пребывал в отключке – вопрос открытый, но, судя по неестественно вывернутой шее, первое более вероятно.
Примерно в метре от него ничком лежала блондинка в коротком платьишке, Мазур узнал ее – именно она горланила на трапе про то, как провожают пароходы… И тоже была бездыханна. Чуть ближе к иллюминатору располагался Каха Георгиевич, специалист по грузинской экономике. Этот был привязан ремнем к ножке привинченного к полу стула. С лысого темени у него сочилась кровь, голова безвольно опустилась на грудь, но он был жив – стопроцентно. Видимо, большой и горячий грузин сделался буен, и пришлось его обуздать. Убивать толстого генацвале террористы не спешили – наверное, пока еще не разобрались, насколько высокое место он занимает в олигархической табели о рангах…
А в центре зала трое террористов давали показательное выступление перед заложниками. Посреди этой тройки стоял, судя по уверенному виду, тот самый Командир, о котором Мазур уже был наслышан. Командир со знанием дела проводил удушающий захват, страстно прижимая к себе сгибом локтя шею одного из заложников – самого Малышевского Александра Олеговича. Глаза Малышевского были выпучены, на скулах у него играли желваки, крупные капли пота стекали по виску на черный ствол ТТ, приставленный одним из террористов к его голове.
Заложники молча наблюдали за ними, затравленно вжимаясь в стены. Одни из них нервно теребили в руках золотые цепочки, другие закрывали глаза пальцами, унизанными перстнями с драгоценными камнями. Некоторые до крови кусали губы, чтобы не закричать от страха.
Продление моральной агонии Малышевского не входило в планы Мазура. Тем более что стрельба по-македонски, с обеих рук, была его любимым развлечением. Он перевел автомат на одиночный огонь, выхватил из-за пояса конфискованный у любителя белых кедов ТТ, вихрем ворвался в зал и первым же точным выстрелом уложил террориста, державшего на мушке олигарха. Террорист спорить не стал, рухнул на пол, как подкошенный. Малышевский последовал его примеру, скорее с перепугу, чем вследствие травмы или ранения, поскольку пуля Мазура прошла аккурат мимо него, ювелирно ввинтившись в лоб незадачливого командира.
Тела обоих террористов не успели коснуться пола, как завертелась карусель. И крутилась она от силы четыре секунды. Завизжали женщины, гортанно закурлыкали захватчики… Мазур ничего этого не слышал, не до того было.
Ничто так не деморализует противника, как гибель главаря. Оставшаяся в живых двойка тормознула на миг, потом один из них выхватил «Макаров» и пальнул в сторону заложников. Никого, к счастью, не убил: пуля угодила в руку сухощавого джентльмена в порванном на груди смокинге.
– Сука! – взвизгнул раненый и завалился набок.
Второй боевик в ту же секунду пальнул в Мазура, – пуля насквозь прошила боцманскую робу, не причинив ему вреда: извини, боцман, и спасибо тебе за то, что был таким упитанным. Ответная пуля, долей мгновенья позже покинув ствол мазуровского ТТ, отшвырнула чернобородого деятеля к стене, и тот съехал по ней на пол с дырой в левой стороне груди.
Последний террорист, белый как бумага, приставил дуло своего пистолета к собственному виску.
«Нет уж, гнида, так не договаривались», – пронеслось у Мазура в голове, одновременно с третьей пулей, вылетевшей из его «Хеклера».
Промахнуться ему не удалось.
– Внимание! – заорал он на заложников ничуть не менее убедительно, чем недавно захватчики. – Яхта заминирована, поняли? Не двигайтесь еще несколько минут, помощь уже рядом!
Он орал еще что-то столь же глупое, добиваясь только одного: чтоб избыток адреналина в крови освобожденных пленников не обернулся послешоковой паникой: сметут ведь тогда все к чертям собачьим, друг друга подавят, за борт бросаться начнут…
Наконец он устал орать, оглядел несчастных. Отец невесты, на Мазура не глядя, подобрался к Малышевскому, пощупал пульс. Зашевелились и остальные, какая-то супермоделька начала было подвывать, но на нее шикнули. Заворочался Каха Георгиевич… Но паниковать пока вроде бы никто не собирался.
Ну и слава богу.
Мазур почувствовал себя окончательно измотанным, а ведь это еще не конец.
Босой и в изрядно потрепанной робе, за которую уже его не обматерит боцман, он ослабил хватку, и автомат выскользнул из его ладони на пол. В зале нестерпимо воняло кровью и потом, особым запахом человеческого страха и ненависти.
Очухавшиеся олигархи обнимали своих спутниц; одинокие барыни машинально проверяли, целы ли цацки и не разошлись ли от напряжения швы подтяжек за ушами и по линии волос. Мазур отдал присмиревшему народцу последний приказ:
– Никуда отсюда не выходить! А то мало ли что… Услышите выстрелы, взрывы – не пугаться. Ясно?
И обыскал помещение. При беглом осмотре обнаружился запас курева и патронов, два «Хеклера» и один калаш, а также отечественного производства переносная ракетная установка «Игла», очень, очень ценная и необходимая в хозяйстве вещь. По улице такую можно носить, завернув в одеяло, а вертолет она сбивает вообще на раз… Олигархам такая игрушка ни к чему, значит, это террористы ее сюда притащили. Интересно, зачем…
Прихватив этакую ценность, Мазур выбежал из конференц-зала, ссыпался по трапу, зафиксировал, что «Шершень» по широкой дуге стремительно приближается к «Русалке», откликнувшись на сигнал тревоги. А где катер прикрытия, позвольте узнать?.. На носу «Шершня» расположились двое: один с чем-то, явно снабженным оптическим прицелом, и второй с биноклем. Ясно, не бином Ньютона: первый – снайпер, второй – командир, отдает приказы.
Мазур без проблем справился с «Иглой» – этим оружием он пользовался считанные разы, но механизм управления там прост до крайности. Он готов был прозакладывать свою хату, что командующий на «Шершне» успел шевельнуть губами, отдавая приказ, но на выполнение команды у стрелка уже не осталось времени. Огненная стрела с шипением ушла в начинающее неспешно светлеть небо. Бахнуло так, что заложило уши, накатила ударная волна, принесшая запах гари… В сером боку «Шершня», чуть выше ватерлинии, вспух огненный цветок, и корабль, окутавшись черным облаком дыма, начал заваливаться на правый борт…
* * *
Олесю Мазур нашел на пороге боцманской. Она лежала, уткнувшись лицом в палубу. Присел рядом на корточки, перевернул ее на спину.Ни мыслей, ни чувств уже не осталось. Никто не стал бы взламывать дверь снаружи – террористам не до того было, да и услышал бы этот шум Мазур. Значит, она сама выбралась наружу. Услышала пальбу, крики – и не выдержала, не смогла оставаться в одиночестве и неизвестности. Или просто привыкла всегда выходить сухой из воды? Дуреха…
Пуля попала ей под левую ключицу, крови почти не было, а на лице застыло выражение детской обиды – как будто она до самого конца не могла поверить, что судьба распорядится ее жизнью столь несправедливо.
Глава тринадцатая
ПОСЛЕ ДРАКИ
Н-да, на широкую ногу живет товарищ олигарх! Размеры поместья Мазур оценил, еще когда они ехали на машине мимо бесконечного забора. Латифундия занимала площадь, на которой мог бы разместиться военный городок со всем, что полагается: домами офицерского состава, автопарками и прочими хозпостройками. Машина со скоростью «самый малый вперед» покатила по асфальтовой дорожке, к дому. Автоматика свела половинки чугунных ворот, которые они только что миновали.
А прямо сейчас кортеж огибал огромный газон с цветочными клумбами, с ковром аккуратно подстриженной травы, с врытыми в землю лампами подсветки. Несколько поливальных установок молотили на полную, старательно орошая травку, и над газоном переливалось спектральными цветами радужное сияние. Слева и справа от опоясывающей газон дороги простирался парк с прогулочными аллеями…
Вдоль аллей застыли белые изваяния до боли знакомого вида: вскинувшая в жесте победы руки бегунья в трусах и майке фасона тридцатых годов, с опутавшей грудь финишной лентой; спортивного вида юноша с гимнастическим диском в руке и с динамовской эмблемой на майке. А где-то во глубине парка наверняка отыщется и девушка с веслом…
И надо заметить, сии скульптуры вполне гармонировали с желтым домом, к которому они приближались, – дом высотой в три этажа происходил родом из той же исторической эпохи, из классического сталинского ампира: могучие колонны портика, высокие окна, широченное крыльцо, балкон с монументальной каменной оградой, венчающая строение башенка – любимое архитектурное излишество зодчих той эпохи.
Особнячок отреставрирован и подновлен, выглядит свежо. И невооруженным глазом видно, что денежек в освежение вбухано преогромное количество, хозяева не скупились – чай, для себя, родимых, делали. И уж конечно, в домике полно всякой электронной чепухи, начиная с облегчающих быт умных приборов и заканчивая сигнализацией последнего поколения. Однако спутниковые тарелки и коробки уличных кондиционеров фасад не портили, видимо, новым хозяевам хватило ума послушаться архитекторов с реставраторами.
В свое время особнячок явно возводился как нечто вроде дома отдыха профсоюзов или санатория для партработников высшего звена… Ну, может быть, и для каких-то схожих надобностей, но вот за что можно ручаться головой – уж точно предназначалось это сооружении не для одного. В сталинское времечко, даже в очень большом отдалении от столицы местным партийным шишкам не позволили бы резвиться и жировать столь наглым образом. Да они и сами первые побоялись бы светиться – доброхоты, коих всегда хватало, тотчас доложили бы куда следует и по ручонкам-то загребущим да проказливым врезали бы соответствующие органы незамедлительно. А скорее всего, и вовсе бы оторвали эти ручонки к чертовой матери.
За долгие годы реформ (да и кунштюков-кренделей собственной, чего греха таить, судьбы) Мазур как-то свыкся с многоликостью и гримасами отечественного капитализма, но вот с тем, что в руки кого-то одного переходит былое народное добро – свыкнуться было пока что сложновато. Одно дело, когда новоявленные богатеи на Рублевском шоссе возводят терема немыслимых размеров и зачастую столь же немыслимой архитектуры. Все-таки они возводят, а не забирают уже возведенное – есть принципиальная разница…
А прямо сейчас кортеж огибал огромный газон с цветочными клумбами, с ковром аккуратно подстриженной травы, с врытыми в землю лампами подсветки. Несколько поливальных установок молотили на полную, старательно орошая травку, и над газоном переливалось спектральными цветами радужное сияние. Слева и справа от опоясывающей газон дороги простирался парк с прогулочными аллеями…
Вдоль аллей застыли белые изваяния до боли знакомого вида: вскинувшая в жесте победы руки бегунья в трусах и майке фасона тридцатых годов, с опутавшей грудь финишной лентой; спортивного вида юноша с гимнастическим диском в руке и с динамовской эмблемой на майке. А где-то во глубине парка наверняка отыщется и девушка с веслом…
И надо заметить, сии скульптуры вполне гармонировали с желтым домом, к которому они приближались, – дом высотой в три этажа происходил родом из той же исторической эпохи, из классического сталинского ампира: могучие колонны портика, высокие окна, широченное крыльцо, балкон с монументальной каменной оградой, венчающая строение башенка – любимое архитектурное излишество зодчих той эпохи.
Особнячок отреставрирован и подновлен, выглядит свежо. И невооруженным глазом видно, что денежек в освежение вбухано преогромное количество, хозяева не скупились – чай, для себя, родимых, делали. И уж конечно, в домике полно всякой электронной чепухи, начиная с облегчающих быт умных приборов и заканчивая сигнализацией последнего поколения. Однако спутниковые тарелки и коробки уличных кондиционеров фасад не портили, видимо, новым хозяевам хватило ума послушаться архитекторов с реставраторами.
В свое время особнячок явно возводился как нечто вроде дома отдыха профсоюзов или санатория для партработников высшего звена… Ну, может быть, и для каких-то схожих надобностей, но вот за что можно ручаться головой – уж точно предназначалось это сооружении не для одного. В сталинское времечко, даже в очень большом отдалении от столицы местным партийным шишкам не позволили бы резвиться и жировать столь наглым образом. Да они и сами первые побоялись бы светиться – доброхоты, коих всегда хватало, тотчас доложили бы куда следует и по ручонкам-то загребущим да проказливым врезали бы соответствующие органы незамедлительно. А скорее всего, и вовсе бы оторвали эти ручонки к чертовой матери.
За долгие годы реформ (да и кунштюков-кренделей собственной, чего греха таить, судьбы) Мазур как-то свыкся с многоликостью и гримасами отечественного капитализма, но вот с тем, что в руки кого-то одного переходит былое народное добро – свыкнуться было пока что сложновато. Одно дело, когда новоявленные богатеи на Рублевском шоссе возводят терема немыслимых размеров и зачастую столь же немыслимой архитектуры. Все-таки они возводят, а не забирают уже возведенное – есть принципиальная разница…