Страница:
– Бедный, а тебе еще с бюрократами разбираться... – Ольга вновь прильнула, кажется, успокоившись. – Ладно, ничего тут не поделаешь, вы, мужчины, сами выбираете для себя игрушки... За мою нравственность можешь не беспокоиться – комиссар человек из общества, а я не вертихвостка. Но, ты уж прости, кокетничать я с ним буду отчаянно, на пределе допустимых светских приличий. Вдруг да удастся что-нибудь выведать о результатах первых допросов, их же, лейтенанта и твоего гринго, не могли не взять в оборот... – Она с наигранной грустью потупилась: – Как-никак, милый, я теперь – нечто вроде промышленного шпиона благодаря дону Себастьяно и его поручению. Карахо, хорошенькая миссия, а?
– Сама напросилась, – проворчал Мазур. – Кто тебя заставлял делать карьеру в министерстве, бизнесвумен?
– Милый, если бы я осталась бездельницей, стандартной светской бабочкой, всю жизнь перепархивающей с приема на прием и с курорта на курорт, мы бы никогда не встретились, verdad? [30]
– Асе ее, квиридас сеньорита [31], – сказал Мазур, в последнее время делавший некоторые успехи в здешней мове.
– К у е р и д а, глупыш... И – а с и е с. Давай поцелую на прощанье...
Глава четвертая
– Сама напросилась, – проворчал Мазур. – Кто тебя заставлял делать карьеру в министерстве, бизнесвумен?
– Милый, если бы я осталась бездельницей, стандартной светской бабочкой, всю жизнь перепархивающей с приема на прием и с курорта на курорт, мы бы никогда не встретились, verdad? [30]
– Асе ее, квиридас сеньорита [31], – сказал Мазур, в последнее время делавший некоторые успехи в здешней мове.
– К у е р и д а, глупыш... И – а с и е с. Давай поцелую на прощанье...
Глава четвертая
Дьябладас – танец чертей
Даже будь у него вдоволь времени, не стал бы всерьез и сколько-нибудь долго ломать голову над потаенным смыслом нового задания – ему приходилось выполнять в сто раз более запутанные, диковинные, на первый взгляд немыслимо идиотские поручения. Раз приказали, значит, кто-то знает потаенный смысл в точности. А во многом знании, как давно подмечено, – многие печали...
Впрочем, времени все равно не было – как не было ничего человеческого. Он вновь перестал быть человеком, превратился в расчетно-наводящую приставку к своему снаряжению.
Опустил ночной бинокль – насмотрелся достаточно. Длинный двухэтажный дом с примыкающими службами, в точности как на примитивном наброске дона Херонимо. Голову можно прозакладывать, то ли архитектор был американцем-южанином, то ли заказчик – стойким американофилом. Особняк ничуть не походил на местные старинные здания – скорее уж крайне смахивал на резиденцию богатенького плантатора, обитавшего во времена детства Авраама Линкольна где-то южнее линии Мейзон-Диксон [32]. Классический портик с колоннадой, веранда, широкое крыльцо... вот только высокая башенка, придававшая особняку асимметрию, портила картину. Быть может, ее пристроили позже.
Вокруг – густейшая живая изгородь, те самые пустившие корни и проросшие колья, какие Мазур во множестве видел здесь. Зато ворота – самые настоящие, чугунные затейливые решетки на высоких каменных столбах.
Он сидел на корточках, прижавшись к толстому стволу, – крайне напоминавший издали обычный куст в своем мешковатом черном комбинезоне, лишенном четких очертаний, усеянном черными лентами-лохмашками. Двух других «кустиков» он не видел, однако хорошо представлял, где они в данный момент находятся. Он уже избавился от всякого недоверия к способностям Франсуа – понял, что негр не врал насчет своей квалификации. По всем прикидкам, волчище из того же разряда, что они с Кацубой, вот только вывеска определенно другая, не военный он, а сосед, однозначно...
Порой за живой изгородью бдительно побрехивали собаки, но учуять троицу не могли, костюмы пропитаны соответствующей химией, кстати, и след не возьмет ни одна тварь, будь она хоть баскервильская...
Ага! Примерно там, где Мазур и прикидывал, между редкими деревьями показались два кустика – если бы не присматривался так зорко, ни за что не заметил бы, даже в эту лунную ночь их умелые перемещения не привлекали внимания лопухов: нечто вроде замедленного танца, ничуть не напоминавшего обычные движения крадущегося человека.
Мазур неподвижно ждал. Кустики, плавно перемещаясь из тени в тень, ловко огибая залитые серебристым лунным светом открытые пространства, добрались до него, присели на корточки.
– Ну? – спросил он тихо.
– Один на веранде с фасада, один на террасе с тыла. Третий сидит то там, то здесь, иногда болтается вокруг дома. Держатся скорее лениво, сразу видно, полагаются на собачек... Собак с полдюжины, доберманы.
– Ага, – сказал Мазур. – Аналогично, у меня то же самое, только собак я насчитал пять... Как в доме?
– Пятеро определенно не спят, временами микрофон фиксирует разговор и перемещения...
– И тут – аналогично...
– Отраву не пробуем? – спросил кустик-Кацуба.
– Не надо рисковать, – сказал Мазур. – Хорошо, если они просто не будут жрать, а если дрессированы, завидев неизвестно откуда взявшуюся жратву, поднимать хай? Нам дали супертехнику, вот и не будем умничать...
Он поднял к глазам бинокль, всмотрелся, но не увидел «хаммера», хоть и знал, что квадратное чудище именно там и спряталось, – дон Херонимо, быть может, и не боевик, но не лопух, загнал в чащобу мастерски.
– Ну что, пора работать? – спросил кустик-Франсуа.
Мазур помедлил, в последний раз прокручивая все, что следовало. Они стояли на рубеже, за которым, продвинься вперед еще на сантиметр, все в з р ы в а е т с я акцией, и переиграть ничего уже нельзя, как невозможно запихнуть чеку назад в шипящую гранату.
– Входить будем через тыл, – сказал он, ощутив знакомый деловой холодок, непонятное профанам ощущение. – Там не заперто, я видел. Всех троих делаем враз, сходимся у тыла. Ровно через минуту после «свистков» делаем охрану... Ты, – он кивнул Франсуа, – держишь лестницу, мы на втором этаже ищем клиентов... Вопросы, возражения? Пошли!
Сюрпризов вроде колючки или примитивных, но чертовски эффективных колышков в густой траве он опасался зря – как выяснилось, ничего подобного не было. Сигнализация и в самом деле, как предупреждал дон Херонимо, оказалась примитивной: емкостная типа «Аргус», усеянный датчиками провод протянут по земле, по периметру ограды. Вообще-то для этих мест смотрится не так уж плохо, незваных визитеров примерно того же пошиба, что и обитатели дома, засечет мгновенно и поднимет тревогу. Однако бессильна против новейшего сканера с электронной глушилкой класса «Паутина», каковую они только что включили...
Непосвященному может показаться диким, но Мазур ощущал нечто вроде наслаждения. Одно удовольствие было работать с таким арсеналом, какой отыскался в «хаммере». Кое о чем он вообще слышал краем уха, читал в засекреченных научно-технических обзорах, но в руках не держал до нынешнего мига: компактная и легкая супераппаратура, к тому же без маркировки страны-изготовителя, в пять минут определила тип сигнализации, управляющей электроники, выявила в особняке ровно восемь исправных сотовых телефонов, один работающий телевизор, высчитала мощность генератора в подвале, доложила, что внутри особняка перемещаются ровным счетом пятеро объектов, по характеристикам сходных со взрослым человеком, а еще семеро пребывают в неподвижности... «Радистка Кэт» должна быть весьма важной птицей, если ради ее вызволения из лап беспутных братьев задействована груда таких вот игрушек...
А уж оружие, господа... Душа поет в тихом восторге.
Отогнав всякую лирику, Мазур скользнул в тень. Через две минуты уже стоял у живой изгороди, сплошной стены спутанных веток и пахнущих свежестью листьев. Осторожненько, сантиметров на пять, погрузил в это переплетение микрофон-карандашик, крутанул крохотный верньер.
Поскрипывание стула, громкое попыхивание – курит, стервец. На долю секунды офицерская душа Мазура возмутилась – курить на посту?! – но тут же вспомнил, что это не часовой, а жалкая пародия, семенная вытяжка. Усиленное чутким микрофоном хакающее дыхание собаки – ага, бродит вдоль ограды, не спится ей...
В наушниках дважды пискнуло. И еще раз. Готовы. Опустив на глаза «Филин», напоминавший толстенные мотоциклетные очки, Мазур стал изучать переплетение ветвей, временами поднимая руку, ощупывая листья и сучки жестами слепого. В инфракрасных лучах все это казалось не зеленым, а бледно-розовым. Замер, как статуя, когда шумное дыхание собаки послышалось совсем близко, по другую сторону ограды, – как ни плавно, как ни бесшумно двигался, а песик почуял, друг человека гребаный, подошел проверить...
Неуверенное повизгивание – громоподобное благодаря микрофону, но на самом-то деле, конечно, тихое, вряд ли способное всполошить охрану...
В конце концов пес, раздвигая носом шелестящие листья, с шумом втянул воздух ноздрями – ну-ну, откуда же, тварюга, возьмутся знакомые тебе запахи? Ага, побрел прочь, то-то...
Мазур нажал кнопку на приборчике, напоминавшем наручные часы. Два коротких писка в ответ. Ну, поехали...
Вынул из кармана на колене овальный плоский предмет, нажал кнопку и осторожненько, носком ботинка просунул его под нижний ряд веток. Буквально через пару секунд за изгородью послышался многоголосый визг, топанье лап – бедные псины, настигнутые неслышимым человеку могучим посвистом ультразвука, в панике бессмысленно носились по двору, вмиг растеряв все охранные рефлексы. Теперь самое трудное...
По ту сторону изгороди лениво прикрикнули – естественно, по-испански. Судя по звукам в наушниках, караульный даже не удосужился встать, и автомат, ручаться можно, так и стоит рядом с ним. Конечно, что подумает в данный момент провинциальный гангстер из рядовых? Что на собак напала непонятная блажь...
Отстегнул на ощупь скобу, выхватил из-за плеча толстый предмет длиною с трость, нажал удобный крючок. Трость с едва слышным щелканьем развернулась в трехметровую узенькую лесенку. Оперев ее на заранее присмотренные ветки, Мазур в три прыжка оказался наверху, над изгородью, ярко-розовая сидящая фигура была как на ладони, он рывком перекинул вперед из-за спины пятьдесят третий «хеклер-кох» с глушителем, привычно перещелкнул предохранитель на одиночный, нажал на спуск.
Автомат тихо кашлянул – следовало бы для надежности сначала плюнуть в глушитель согласно старой солдатской хитрости, тогда звук получается и вовсе тихим, но времени не было, – и сидящий, дернувшись, обвис на низком стуле. Мазур уже был в воздухе, приземлившись на согнутые в коленках ноги, рванул туда, успел увернуться от собаки, ополоумевшей торпедой пронесшейся в миллиметре от него, успел подхватить заваливавшегося вправо покойника, осторожненько опустить его на каменный пол террасы. В три секунды придал позу спящего на боку, прикрыл шляпой затылок с выходным отверстием. Выпрямился.
Слева, из-за угла, бесшумно выкатились, уворачиваясь от собак, две фигуры – нечеткие очертания, глазу сразу и не зацепиться, ни малейшего бряканья, снаряжение прихвачено на совесть растяжками и карабинчиками, ни единого светлого пятнышка, все выкрашено в черный...
Судя по их жестам, все прошло гладко, остальные караульные уже либо тренькали на арфах где-то высоко, либо, что вероятнее, осторожненько пробовали ногой кипящую смолу. В доме пока что не слышалось признаков переполоха.
Мазур задержался на какой-то миг, держа автомат стволом вверх. Прямо-таки физически ощущал вокруг крохотное государство, внутри которого они оказались: примерно пять на пять километров, коровники, плантации, всякие амбары, разбросанные там и сям домишки рабочих, склады, импровизированные караулки. Сюда-то они проехали не привлекая внимания (дон Херонимо не зря взял «хаммер», у братишек в гараже стояли два таких же), а вот обратно... Выбраться иногда бывает труднее, чем ворваться, чем выкосить... Сам он сделал бы все иначе: газовые гранаты, подстраховывающий снайпер в отдалении, где-нибудь в кроне дерева, обесточенный особняк, где ты в очках ночного видения царь и бог, – но кто ж его спрашивал?
Бегом достигнув ограды, он подобрал «свисток». Трое гуськом скользнули в приотворенную дверь, и Мазур выключил ультразвуковую игрушку, пока собаки окончательно не взбесились, не привлекли внимание.
Коридор. Дверь в конце, две справа, одна слева, там горит свет... Кухня. Огромная, старинная. Весьма современные электроплиты, длинный стол, шкафы, какой-то обормот в одиночестве орудует вилкой, сгорбившись над большой тарелкой какого-то местного месива...
Мановением указательного пальца Мазур решил его судьбу – в полосу света, падавшего из распахнутой двери, выдвинулся Кацуба и одним точным выстрелом навсегда излечил полуночника от обжорства. Скользнул туда, успел подхватить и его, и вилку.
Мазур прикинул: судя по планировке, лестница на второй этаж располагается напротив фасада, они же находятся определенно левее, значит – в дверь и направо...
Вереницей переместились к двери, ставя ногу за ногу по старинной методике ниндзя, ощетинясь стволами в три стороны. Осторожненько, двумя пальцами Мазур потянул старинную дверную ручку, длинную и массивную, стоя так, чтобы из-за его плеча Кацуба успел угостить пулей любую живую неожиданность, буде таковая окажется по ту сторону.
Никого не оказалось. Точно, холл, неизвестно уж, как он именуется по-испански... На второй этаж ведет широкая лестница с толстенными перилами, добротно сработана, хоть на легком броневичке по ней въезжай... Камин, на стене по обе стороны – шпаги и сабли веерами. К стене прислонена вполне современная винтовка. Полутьма, тишина, но вверху слышны негромкие голоса, кто-то ходит...
Три черных призрака скользнули к лестнице, поднимались, держась у самых перил, ставя подошвы на самый краешек досок, – чтобы не скрипнула предательски под ногой дряхлая половица.
Мазур ткнул пальцем в грудь Франсуа – по диспозиции тому и надлежало остаться здесь. Франсуа вдруг энергичным жестом внес свои поправки – выходило, он требует, чтобы остался Кацуба. «Будь ты моим подчиненным, я б тебе потом, на «разборе полетов», припомнил, сука...» – подумал Мазур, но не стал заводить долгую дискуссию на пальцах, просто кивнул, и они, оставив Кацубу, двинулись наверх.
Вправо или влево? Он выдернул из гнезда на плече тонкий микрофончик, держа его двумя пальцами, вытянул сначала влево, потом вправо, прижавшись к стене. Слева – тишина, а вот справа доносятся непонятные звуки: размеренная возня, что ли...
Движение пальца, и оба свернули вправо, за угол. Тут же обнаружилось, что в конце коридора поперек ковровой дорожки лежит полоса света. Мазур переправил автомат обратно за спину, прихватил приклад резиновой петлей, выдернул из кобуры тяжелый «браунинг» с глушителем – у него их парочка висела на бедрах, как у киношного ковбоя.
Через несколько секунд оба прижались к стене почти напротив двери, точнее, высокого, сверху закругленного аркой проема – дверь, как таковая, отсутствовала. Отсюда, из тени, прекрасно видели все происходящее в обширной комнате.
Хорошее, мать его, сочетаньице – два увешанных от ботинок до ушей современнейшим снаряжением убивца в коридоре и вульгарная съемка порнофильма в условиях, максимально приближенных к реальности, – это в комнате...
Происходившее никак иначе обозвать было нельзя, поскольку на обширной кровати были скрещены два снопа света от сильных ламп на треножниках, а подальше, в полумраке, алым угольком горел глазок видеокамеры.
Два усатых широкоплечих облома и крашеная блондинка, как в такой ситуации и полагалось, одеждой не обременены, если не считать массивной золотой цепи на шее того, что лежал. Развалился на кровати, стервец, ухитряясь прихлебывать пивко из бутылки, пока блондинка, склонившись над низкой кроватью и упершись в нее руками, без особого воодушевления исполняла номер, известный древним китайцам как «игра на флейте любви». Впрочем, определенное мастерство в исполнении номера сразу чувствовалось. Второй, пристроившись к ней сзади, пользовал без затей – в общем, банальнейший «шведский бутерброд», лишенный и капли фантазии, вряд ли брательников – а это, конечно же, они – можно отнести к числу творческих натур...
Пора на сцену и господам критикам, киноведам, понимаете ли... Обменялись скупыми жестами, разобрали цели, твердо установив – кому кого. И выросли в полосе света как черти из табакерки, вскинули пистолеты. Два кашляющих хлопка, финита...
Какой-то миг трудившаяся без огонька блондинка не ощущала перемен в декорациях и ходе спектакля, но потом, когда стоявший завалился, когда Мазур черной тенью прянул внутрь, подхватывая его за талию, опуская на пол, а вмиг оказавшийся рядом Франсуа цепко ухватил ее за предплечье, недоуменно задрала голову, зажмурилась, раздернув рот...
В последний момент Франсуа загасил ожидавшийся истерический визг, ловко ухватив ее четырьмя пальцами под нижнюю челюсть, указательным прижав губы. Она выкатила глаза, пытаясь осознать происходящее, легонько задергалась.
– Тихо, Лара, тихо, – полушепотом посоветовал Франсуа по-русски, все еще зажимая ей рот. – Скорая помощь, такси до Москвы... Тихо!
Мазур прислушивался. Пока что тишина, ну конечно, вряд ли кто-то будет сейчас шастать по коридору и мешать барам культурно развлекаться, а все непонятные звуки спишут на издержки сексуально-киношного процесса. Так, теперь самое веселое – пора отходить...
– Ну, орать не будешь? – осведомился Франсуа.
Она отчаянно замотала головой.
– Точно, не будешь? А то оставим здесь...
Она мотала головой, пытаясь промычать что-то убедительное.
– Ладно, поверим...
Отняв руку, Франсуа отцепил с пояса черный пластиковый мешок, рывком расстегнул, перевернул над полом. Оттуда бесшумно посыпалась одежда – джинсы, блузка. Стукнули упавшие кроссовки.
– Живо надевай! – прикрикнул негр.
Она часто-часто кивала, но не шевелилась. Церемониться не время – и Мазур, отодвинув Франсуа, залепил девчонке парочку оглушительных пощечин, справа налево, со всем усердием. Что тут поделать, если лучшего средства от женских истерик человечество пока что не придумало...
Народное средство, как и следовало ожидать, тут же подействовало. Лара принялась натягивать джинсы, тихонечко поскуливая, косясь на лежащего навзничь братца – черт его разберет, старший он или младший, какая теперь разница, – который, с точки зрения профессионала, выглядел вполне пристойно – одно правильное входное отверстие в левом виске, гарантирующее моментально-летальный исход, а вот на взгляд девчонки, будем справедливы, мог и смотреться несколько шокирующе, чего уж там...
– Еще съемки были? – быстро спросил Франсуа.
Она покивала:
– Сколько раз...
– Кассеты где?
– Вон там...
Франсуа кинулся туда, не без растерянности постоял возле стеллажа, заставленного доброй полусотней кассет, стоявших, как книжки, помеченных лишь цифрами или одной-единственной буквой.
– Я не знаю, которые... – пожала она плечами, торопливо застегивая блузку и пропуская при этом пуговицы. – Но все должны быть тут, точно...
– Мать твою, – сказал Франсуа тихо. – Ну, ладно... Тащить все это на горбу нет возможности...
Проворно извлек черную коробку размером с книгу, застучал пальцами по клавишам. Прилепил ее на боковину стеллажа. Со своего места Мазур прекрасно рассмотрел, как две из трех красных цифр моментально заплясали: 5.59, 5.58, 5.57...
– Охерел? – вырвалось у него.
Через пять минут рванет, а из дома еще нужно выбраться...
– Пошли! – шепотом прикрикнул Франсуа, щелкнул переключателем под подбородком. – Карету, карету, выходим!
В наушнике у Мазура раздался голос дона Херонимо:
– Карету, понял, уходите...
Мазур выскочил первым. Он передвигался бесшумно и напарник тоже, а вот все еще пребывавшая в легоньком шоке Лара топотала, казалось, как слон. Так только казалось, но все равно нервы плясали трепака...
А потом оглушительная очередь тут же заглушила топанье.
Мазур сбежал на площадку. Кацуба сидел на корточках, вытянув руки с пистолетом, и уже стояла тишина, и виновник переполоха лежал посреди холла, разбросав конечности, но время вспять не повернуть, случилось именно то, чего они боялись...
– Я не при чем, – быстрым шепотом доложил подполковник. – Видимо, видел т е х, палить начал еще в коридоре...
Даже не ушами – всем телом, шестым чувством, волчьим чутьем – Мазур ощущал, как просыпается весь дом, как обитатели вскакивают с постелей, протирают глаза, хватаются за оружие, пытаются что-то наскоро сообразить...
– Ходу! – скомандовал он. – Франсуа! Ты волокешь девку, мы прикрываем!
Кацуба первым выскочил в парадную дверь, пробежал метров десять, обернулся и изготовился к стрельбе. Мазур сделал перебежку, сменил его, напарник перебежал... Франсуа пронесся мимо, таща за руку спотыкавшуюся Лару...
В окне на первом этаже звонко посыпались стекла, выбитые дулом чего-то длинного, солидного. Две короткие, почти бесшумные очереди скрестились на хозяине длинной дуры, и он спиной вперед отлетел от окна, а его оружие упало наружу. Еще очередь – по двум загоревшимся окнам, – чтобы залегли на минутку, не дергались...
Рев могучего мотора. Мазур растерянно обернулся.
Вопреки установленной им же диспозиции дон Херонимо, вместо того, чтобы подвести машину к живой изгороди и оставаться под ее прикрытием, гнал трехтонное чудище прямо на запертые ворота. Ворота, конечно, не выдержали, половинки распахнулись с неописуемым грохотом, и «хаммер» ворвался во двор, понесся к крыльцу...
И словно взорвался изнутри – брызнули стекла облаком тускло сверкнувшего крошева, полетели искры, это рикошетили от короткого капота пули, лопнули передние шины, громадина-вездеход рыскнул, дернулся вправо-влево, уже лишившись всех стекол, продырявленный, замер, косо встав посреди двора, мотор заглох – а по нему продолжал остервенело, нескончаемо лупить откуда-то сверху крупнокалиберный пулемет. «Башенка, – мгновенно вспомнил Мазур. – То ли он там спал, то ли выжидал подходящего момента... Мы все пока что в мертвой зоне, хрен достанет... Но ведь мина вот-вот рванет...»
Кацуба выпустил очередь по очередному окну – там замаячил еще один разбуженный обитатель. Не промахнулся, конечно. Пулемет лупил с башенки, с идиотским упорством превращая внутренность «хаммера» в хлам. Дону Херонимо, конечно, кранты, ничто живое под таким огнем уцелеть не способно...
Пулеметные очереди крест-накрест прошлись по двору, взметая высокие земляные фонтанчики. Раздался ревущий посвист, под крышей дома гулко взорвалась граната, взлетели осколки кирпича.
Мазур обернулся. Франсуа, стоя на коленях, запихивал вторую в немецкий ручной гранатомет, похожий на огромный пистолет.
– Стой! – заорал Мазур. – Все равно не попадешь!
Франсуа захлопнул гранатомет, но стрелять не стал. В доме уже не орали и не носились по комнатам – вряд ли удалось положить всех, просто поняли, что дела хреновые и безопаснее всего полежать носом в пол, присмотреться и прислушаться... Совсем плохо – без машины, на своих двоих, посреди огромного поместья, где совсем скоро начнется общий переполох. На вилле третьего братца уже давно услышали шум здешнего веселья – в ночной тишине грохот пулемета далеко разносится... Где же собаки, интересно? Выбегая на крыльцо, успел вновь включить «свисток», что-то их не видно, должно быть, проломились через изгородь...
Притихший было пулемет опять заработал, поливая двор наобум. Присмотревшись к фонтанчикам, Мазур прыгнул вперед, перекатился, пулемет развернулся было в его сторону, фонтанчики прошли чередой метрах в трех – но он уже лежал под прикрытием «хаммера», за спущенным колесом. Подняв голову, окончательно убедился, что с доном Херонимо все кончено, – издырявленная пулями, вся какая-то смятая фигура на водительском месте, ошибиться невозможно...
Чуть высунулся. Голова и плечи пулеметчика четко виднелись над высокой стенкой открытой со всех сторон башенки. Мазур выпустил длинную очередь, вовсе не стараясь попасть, давя на психику.
Дуло пулемета задралось вверх – ага, спрятался...
– Ко мне! – рявкнул Мазур. – Прикрываю!
Первым подбежал Франсуа, волоча Лару, кинул ее на землю, прикрыл собой. За ним появился Кацуба.
– Ты что заложил? – прокричал Мазур.
– Не ссы, взрыва не будет, но полыхнет знатно. Термит... Очки отключите, сейчас...
Мазур втянул голову за колесо, проворно отключил прибор ночного видения, зажмурился. Вспышка невероятной яркости озарила двор. Когда он осмелился осторожненько выглянуть, весь второй этаж был залит, словно аквариум, ослепительно-алой массой, блещущей всеми оттенками, переливающейся, жаркой. Звонко лопнуло первое окно, языки пламени рванулись наружу, превратив двор в пересеченное чернейшими тенями ослепительное пространство. Пулемет молчал.
Через несколько секунд черная фигурка, перевалившись через кирпичную стенку башенки, загрохотала по крыше, растерянно заметалась. Мазур выручил спасавшегося из затруднительного положения, достав короткой очередью. Тело шумно поползло по крыше, подпрыгивая на волнистых черепицах, какой-то миг казалось, что застрянет в широком водосточном желобе, – нет, тут же, проломив его, полетело вниз.
Слышно было, как на задах дома трещат ветки, – ополоумевшие обитатели, оставшиеся на данный момент в живых, наконец-то сообразили, что черный ход вражескому вторжению пока что не подвергся, – и кинулись спасаться, проламывая телами со всего размаху густейшую живую изгородь. В доме уже вовсю буйствовал пожар – конечно, можно представить, сколько там дерева, за сотню лет просохшего в сущий порох...
Итак? Ни колес, ни документов, все документы остались в Барралоче, в сейфе отеля, дон Херонимо, правда, прихватил с собой какую-то убедительную, как он заверил, ксиву, способную избавить от любого полицейского досмотра, но она наверняка годилась только для него одного... Чуть ли не две сотни километров до Барралоче, а на сцене сейчас появятся новые участники, уже, должно быть, лезут в машины, тут и мертвый проснется...
Впрочем, времени все равно не было – как не было ничего человеческого. Он вновь перестал быть человеком, превратился в расчетно-наводящую приставку к своему снаряжению.
Опустил ночной бинокль – насмотрелся достаточно. Длинный двухэтажный дом с примыкающими службами, в точности как на примитивном наброске дона Херонимо. Голову можно прозакладывать, то ли архитектор был американцем-южанином, то ли заказчик – стойким американофилом. Особняк ничуть не походил на местные старинные здания – скорее уж крайне смахивал на резиденцию богатенького плантатора, обитавшего во времена детства Авраама Линкольна где-то южнее линии Мейзон-Диксон [32]. Классический портик с колоннадой, веранда, широкое крыльцо... вот только высокая башенка, придававшая особняку асимметрию, портила картину. Быть может, ее пристроили позже.
Вокруг – густейшая живая изгородь, те самые пустившие корни и проросшие колья, какие Мазур во множестве видел здесь. Зато ворота – самые настоящие, чугунные затейливые решетки на высоких каменных столбах.
Он сидел на корточках, прижавшись к толстому стволу, – крайне напоминавший издали обычный куст в своем мешковатом черном комбинезоне, лишенном четких очертаний, усеянном черными лентами-лохмашками. Двух других «кустиков» он не видел, однако хорошо представлял, где они в данный момент находятся. Он уже избавился от всякого недоверия к способностям Франсуа – понял, что негр не врал насчет своей квалификации. По всем прикидкам, волчище из того же разряда, что они с Кацубой, вот только вывеска определенно другая, не военный он, а сосед, однозначно...
Порой за живой изгородью бдительно побрехивали собаки, но учуять троицу не могли, костюмы пропитаны соответствующей химией, кстати, и след не возьмет ни одна тварь, будь она хоть баскервильская...
Ага! Примерно там, где Мазур и прикидывал, между редкими деревьями показались два кустика – если бы не присматривался так зорко, ни за что не заметил бы, даже в эту лунную ночь их умелые перемещения не привлекали внимания лопухов: нечто вроде замедленного танца, ничуть не напоминавшего обычные движения крадущегося человека.
Мазур неподвижно ждал. Кустики, плавно перемещаясь из тени в тень, ловко огибая залитые серебристым лунным светом открытые пространства, добрались до него, присели на корточки.
– Ну? – спросил он тихо.
– Один на веранде с фасада, один на террасе с тыла. Третий сидит то там, то здесь, иногда болтается вокруг дома. Держатся скорее лениво, сразу видно, полагаются на собачек... Собак с полдюжины, доберманы.
– Ага, – сказал Мазур. – Аналогично, у меня то же самое, только собак я насчитал пять... Как в доме?
– Пятеро определенно не спят, временами микрофон фиксирует разговор и перемещения...
– И тут – аналогично...
– Отраву не пробуем? – спросил кустик-Кацуба.
– Не надо рисковать, – сказал Мазур. – Хорошо, если они просто не будут жрать, а если дрессированы, завидев неизвестно откуда взявшуюся жратву, поднимать хай? Нам дали супертехнику, вот и не будем умничать...
Он поднял к глазам бинокль, всмотрелся, но не увидел «хаммера», хоть и знал, что квадратное чудище именно там и спряталось, – дон Херонимо, быть может, и не боевик, но не лопух, загнал в чащобу мастерски.
– Ну что, пора работать? – спросил кустик-Франсуа.
Мазур помедлил, в последний раз прокручивая все, что следовало. Они стояли на рубеже, за которым, продвинься вперед еще на сантиметр, все в з р ы в а е т с я акцией, и переиграть ничего уже нельзя, как невозможно запихнуть чеку назад в шипящую гранату.
– Входить будем через тыл, – сказал он, ощутив знакомый деловой холодок, непонятное профанам ощущение. – Там не заперто, я видел. Всех троих делаем враз, сходимся у тыла. Ровно через минуту после «свистков» делаем охрану... Ты, – он кивнул Франсуа, – держишь лестницу, мы на втором этаже ищем клиентов... Вопросы, возражения? Пошли!
Сюрпризов вроде колючки или примитивных, но чертовски эффективных колышков в густой траве он опасался зря – как выяснилось, ничего подобного не было. Сигнализация и в самом деле, как предупреждал дон Херонимо, оказалась примитивной: емкостная типа «Аргус», усеянный датчиками провод протянут по земле, по периметру ограды. Вообще-то для этих мест смотрится не так уж плохо, незваных визитеров примерно того же пошиба, что и обитатели дома, засечет мгновенно и поднимет тревогу. Однако бессильна против новейшего сканера с электронной глушилкой класса «Паутина», каковую они только что включили...
Непосвященному может показаться диким, но Мазур ощущал нечто вроде наслаждения. Одно удовольствие было работать с таким арсеналом, какой отыскался в «хаммере». Кое о чем он вообще слышал краем уха, читал в засекреченных научно-технических обзорах, но в руках не держал до нынешнего мига: компактная и легкая супераппаратура, к тому же без маркировки страны-изготовителя, в пять минут определила тип сигнализации, управляющей электроники, выявила в особняке ровно восемь исправных сотовых телефонов, один работающий телевизор, высчитала мощность генератора в подвале, доложила, что внутри особняка перемещаются ровным счетом пятеро объектов, по характеристикам сходных со взрослым человеком, а еще семеро пребывают в неподвижности... «Радистка Кэт» должна быть весьма важной птицей, если ради ее вызволения из лап беспутных братьев задействована груда таких вот игрушек...
А уж оружие, господа... Душа поет в тихом восторге.
Отогнав всякую лирику, Мазур скользнул в тень. Через две минуты уже стоял у живой изгороди, сплошной стены спутанных веток и пахнущих свежестью листьев. Осторожненько, сантиметров на пять, погрузил в это переплетение микрофон-карандашик, крутанул крохотный верньер.
Поскрипывание стула, громкое попыхивание – курит, стервец. На долю секунды офицерская душа Мазура возмутилась – курить на посту?! – но тут же вспомнил, что это не часовой, а жалкая пародия, семенная вытяжка. Усиленное чутким микрофоном хакающее дыхание собаки – ага, бродит вдоль ограды, не спится ей...
В наушниках дважды пискнуло. И еще раз. Готовы. Опустив на глаза «Филин», напоминавший толстенные мотоциклетные очки, Мазур стал изучать переплетение ветвей, временами поднимая руку, ощупывая листья и сучки жестами слепого. В инфракрасных лучах все это казалось не зеленым, а бледно-розовым. Замер, как статуя, когда шумное дыхание собаки послышалось совсем близко, по другую сторону ограды, – как ни плавно, как ни бесшумно двигался, а песик почуял, друг человека гребаный, подошел проверить...
Неуверенное повизгивание – громоподобное благодаря микрофону, но на самом-то деле, конечно, тихое, вряд ли способное всполошить охрану...
В конце концов пес, раздвигая носом шелестящие листья, с шумом втянул воздух ноздрями – ну-ну, откуда же, тварюга, возьмутся знакомые тебе запахи? Ага, побрел прочь, то-то...
Мазур нажал кнопку на приборчике, напоминавшем наручные часы. Два коротких писка в ответ. Ну, поехали...
Вынул из кармана на колене овальный плоский предмет, нажал кнопку и осторожненько, носком ботинка просунул его под нижний ряд веток. Буквально через пару секунд за изгородью послышался многоголосый визг, топанье лап – бедные псины, настигнутые неслышимым человеку могучим посвистом ультразвука, в панике бессмысленно носились по двору, вмиг растеряв все охранные рефлексы. Теперь самое трудное...
По ту сторону изгороди лениво прикрикнули – естественно, по-испански. Судя по звукам в наушниках, караульный даже не удосужился встать, и автомат, ручаться можно, так и стоит рядом с ним. Конечно, что подумает в данный момент провинциальный гангстер из рядовых? Что на собак напала непонятная блажь...
Отстегнул на ощупь скобу, выхватил из-за плеча толстый предмет длиною с трость, нажал удобный крючок. Трость с едва слышным щелканьем развернулась в трехметровую узенькую лесенку. Оперев ее на заранее присмотренные ветки, Мазур в три прыжка оказался наверху, над изгородью, ярко-розовая сидящая фигура была как на ладони, он рывком перекинул вперед из-за спины пятьдесят третий «хеклер-кох» с глушителем, привычно перещелкнул предохранитель на одиночный, нажал на спуск.
Автомат тихо кашлянул – следовало бы для надежности сначала плюнуть в глушитель согласно старой солдатской хитрости, тогда звук получается и вовсе тихим, но времени не было, – и сидящий, дернувшись, обвис на низком стуле. Мазур уже был в воздухе, приземлившись на согнутые в коленках ноги, рванул туда, успел увернуться от собаки, ополоумевшей торпедой пронесшейся в миллиметре от него, успел подхватить заваливавшегося вправо покойника, осторожненько опустить его на каменный пол террасы. В три секунды придал позу спящего на боку, прикрыл шляпой затылок с выходным отверстием. Выпрямился.
Слева, из-за угла, бесшумно выкатились, уворачиваясь от собак, две фигуры – нечеткие очертания, глазу сразу и не зацепиться, ни малейшего бряканья, снаряжение прихвачено на совесть растяжками и карабинчиками, ни единого светлого пятнышка, все выкрашено в черный...
Судя по их жестам, все прошло гладко, остальные караульные уже либо тренькали на арфах где-то высоко, либо, что вероятнее, осторожненько пробовали ногой кипящую смолу. В доме пока что не слышалось признаков переполоха.
Мазур задержался на какой-то миг, держа автомат стволом вверх. Прямо-таки физически ощущал вокруг крохотное государство, внутри которого они оказались: примерно пять на пять километров, коровники, плантации, всякие амбары, разбросанные там и сям домишки рабочих, склады, импровизированные караулки. Сюда-то они проехали не привлекая внимания (дон Херонимо не зря взял «хаммер», у братишек в гараже стояли два таких же), а вот обратно... Выбраться иногда бывает труднее, чем ворваться, чем выкосить... Сам он сделал бы все иначе: газовые гранаты, подстраховывающий снайпер в отдалении, где-нибудь в кроне дерева, обесточенный особняк, где ты в очках ночного видения царь и бог, – но кто ж его спрашивал?
Бегом достигнув ограды, он подобрал «свисток». Трое гуськом скользнули в приотворенную дверь, и Мазур выключил ультразвуковую игрушку, пока собаки окончательно не взбесились, не привлекли внимание.
Коридор. Дверь в конце, две справа, одна слева, там горит свет... Кухня. Огромная, старинная. Весьма современные электроплиты, длинный стол, шкафы, какой-то обормот в одиночестве орудует вилкой, сгорбившись над большой тарелкой какого-то местного месива...
Мановением указательного пальца Мазур решил его судьбу – в полосу света, падавшего из распахнутой двери, выдвинулся Кацуба и одним точным выстрелом навсегда излечил полуночника от обжорства. Скользнул туда, успел подхватить и его, и вилку.
Мазур прикинул: судя по планировке, лестница на второй этаж располагается напротив фасада, они же находятся определенно левее, значит – в дверь и направо...
Вереницей переместились к двери, ставя ногу за ногу по старинной методике ниндзя, ощетинясь стволами в три стороны. Осторожненько, двумя пальцами Мазур потянул старинную дверную ручку, длинную и массивную, стоя так, чтобы из-за его плеча Кацуба успел угостить пулей любую живую неожиданность, буде таковая окажется по ту сторону.
Никого не оказалось. Точно, холл, неизвестно уж, как он именуется по-испански... На второй этаж ведет широкая лестница с толстенными перилами, добротно сработана, хоть на легком броневичке по ней въезжай... Камин, на стене по обе стороны – шпаги и сабли веерами. К стене прислонена вполне современная винтовка. Полутьма, тишина, но вверху слышны негромкие голоса, кто-то ходит...
Три черных призрака скользнули к лестнице, поднимались, держась у самых перил, ставя подошвы на самый краешек досок, – чтобы не скрипнула предательски под ногой дряхлая половица.
Мазур ткнул пальцем в грудь Франсуа – по диспозиции тому и надлежало остаться здесь. Франсуа вдруг энергичным жестом внес свои поправки – выходило, он требует, чтобы остался Кацуба. «Будь ты моим подчиненным, я б тебе потом, на «разборе полетов», припомнил, сука...» – подумал Мазур, но не стал заводить долгую дискуссию на пальцах, просто кивнул, и они, оставив Кацубу, двинулись наверх.
Вправо или влево? Он выдернул из гнезда на плече тонкий микрофончик, держа его двумя пальцами, вытянул сначала влево, потом вправо, прижавшись к стене. Слева – тишина, а вот справа доносятся непонятные звуки: размеренная возня, что ли...
Движение пальца, и оба свернули вправо, за угол. Тут же обнаружилось, что в конце коридора поперек ковровой дорожки лежит полоса света. Мазур переправил автомат обратно за спину, прихватил приклад резиновой петлей, выдернул из кобуры тяжелый «браунинг» с глушителем – у него их парочка висела на бедрах, как у киношного ковбоя.
Через несколько секунд оба прижались к стене почти напротив двери, точнее, высокого, сверху закругленного аркой проема – дверь, как таковая, отсутствовала. Отсюда, из тени, прекрасно видели все происходящее в обширной комнате.
Хорошее, мать его, сочетаньице – два увешанных от ботинок до ушей современнейшим снаряжением убивца в коридоре и вульгарная съемка порнофильма в условиях, максимально приближенных к реальности, – это в комнате...
Происходившее никак иначе обозвать было нельзя, поскольку на обширной кровати были скрещены два снопа света от сильных ламп на треножниках, а подальше, в полумраке, алым угольком горел глазок видеокамеры.
Два усатых широкоплечих облома и крашеная блондинка, как в такой ситуации и полагалось, одеждой не обременены, если не считать массивной золотой цепи на шее того, что лежал. Развалился на кровати, стервец, ухитряясь прихлебывать пивко из бутылки, пока блондинка, склонившись над низкой кроватью и упершись в нее руками, без особого воодушевления исполняла номер, известный древним китайцам как «игра на флейте любви». Впрочем, определенное мастерство в исполнении номера сразу чувствовалось. Второй, пристроившись к ней сзади, пользовал без затей – в общем, банальнейший «шведский бутерброд», лишенный и капли фантазии, вряд ли брательников – а это, конечно же, они – можно отнести к числу творческих натур...
Пора на сцену и господам критикам, киноведам, понимаете ли... Обменялись скупыми жестами, разобрали цели, твердо установив – кому кого. И выросли в полосе света как черти из табакерки, вскинули пистолеты. Два кашляющих хлопка, финита...
Какой-то миг трудившаяся без огонька блондинка не ощущала перемен в декорациях и ходе спектакля, но потом, когда стоявший завалился, когда Мазур черной тенью прянул внутрь, подхватывая его за талию, опуская на пол, а вмиг оказавшийся рядом Франсуа цепко ухватил ее за предплечье, недоуменно задрала голову, зажмурилась, раздернув рот...
В последний момент Франсуа загасил ожидавшийся истерический визг, ловко ухватив ее четырьмя пальцами под нижнюю челюсть, указательным прижав губы. Она выкатила глаза, пытаясь осознать происходящее, легонько задергалась.
– Тихо, Лара, тихо, – полушепотом посоветовал Франсуа по-русски, все еще зажимая ей рот. – Скорая помощь, такси до Москвы... Тихо!
Мазур прислушивался. Пока что тишина, ну конечно, вряд ли кто-то будет сейчас шастать по коридору и мешать барам культурно развлекаться, а все непонятные звуки спишут на издержки сексуально-киношного процесса. Так, теперь самое веселое – пора отходить...
– Ну, орать не будешь? – осведомился Франсуа.
Она отчаянно замотала головой.
– Точно, не будешь? А то оставим здесь...
Она мотала головой, пытаясь промычать что-то убедительное.
– Ладно, поверим...
Отняв руку, Франсуа отцепил с пояса черный пластиковый мешок, рывком расстегнул, перевернул над полом. Оттуда бесшумно посыпалась одежда – джинсы, блузка. Стукнули упавшие кроссовки.
– Живо надевай! – прикрикнул негр.
Она часто-часто кивала, но не шевелилась. Церемониться не время – и Мазур, отодвинув Франсуа, залепил девчонке парочку оглушительных пощечин, справа налево, со всем усердием. Что тут поделать, если лучшего средства от женских истерик человечество пока что не придумало...
Народное средство, как и следовало ожидать, тут же подействовало. Лара принялась натягивать джинсы, тихонечко поскуливая, косясь на лежащего навзничь братца – черт его разберет, старший он или младший, какая теперь разница, – который, с точки зрения профессионала, выглядел вполне пристойно – одно правильное входное отверстие в левом виске, гарантирующее моментально-летальный исход, а вот на взгляд девчонки, будем справедливы, мог и смотреться несколько шокирующе, чего уж там...
– Еще съемки были? – быстро спросил Франсуа.
Она покивала:
– Сколько раз...
– Кассеты где?
– Вон там...
Франсуа кинулся туда, не без растерянности постоял возле стеллажа, заставленного доброй полусотней кассет, стоявших, как книжки, помеченных лишь цифрами или одной-единственной буквой.
– Я не знаю, которые... – пожала она плечами, торопливо застегивая блузку и пропуская при этом пуговицы. – Но все должны быть тут, точно...
– Мать твою, – сказал Франсуа тихо. – Ну, ладно... Тащить все это на горбу нет возможности...
Проворно извлек черную коробку размером с книгу, застучал пальцами по клавишам. Прилепил ее на боковину стеллажа. Со своего места Мазур прекрасно рассмотрел, как две из трех красных цифр моментально заплясали: 5.59, 5.58, 5.57...
– Охерел? – вырвалось у него.
Через пять минут рванет, а из дома еще нужно выбраться...
– Пошли! – шепотом прикрикнул Франсуа, щелкнул переключателем под подбородком. – Карету, карету, выходим!
В наушнике у Мазура раздался голос дона Херонимо:
– Карету, понял, уходите...
Мазур выскочил первым. Он передвигался бесшумно и напарник тоже, а вот все еще пребывавшая в легоньком шоке Лара топотала, казалось, как слон. Так только казалось, но все равно нервы плясали трепака...
А потом оглушительная очередь тут же заглушила топанье.
Мазур сбежал на площадку. Кацуба сидел на корточках, вытянув руки с пистолетом, и уже стояла тишина, и виновник переполоха лежал посреди холла, разбросав конечности, но время вспять не повернуть, случилось именно то, чего они боялись...
– Я не при чем, – быстрым шепотом доложил подполковник. – Видимо, видел т е х, палить начал еще в коридоре...
Даже не ушами – всем телом, шестым чувством, волчьим чутьем – Мазур ощущал, как просыпается весь дом, как обитатели вскакивают с постелей, протирают глаза, хватаются за оружие, пытаются что-то наскоро сообразить...
– Ходу! – скомандовал он. – Франсуа! Ты волокешь девку, мы прикрываем!
Кацуба первым выскочил в парадную дверь, пробежал метров десять, обернулся и изготовился к стрельбе. Мазур сделал перебежку, сменил его, напарник перебежал... Франсуа пронесся мимо, таща за руку спотыкавшуюся Лару...
В окне на первом этаже звонко посыпались стекла, выбитые дулом чего-то длинного, солидного. Две короткие, почти бесшумные очереди скрестились на хозяине длинной дуры, и он спиной вперед отлетел от окна, а его оружие упало наружу. Еще очередь – по двум загоревшимся окнам, – чтобы залегли на минутку, не дергались...
Рев могучего мотора. Мазур растерянно обернулся.
Вопреки установленной им же диспозиции дон Херонимо, вместо того, чтобы подвести машину к живой изгороди и оставаться под ее прикрытием, гнал трехтонное чудище прямо на запертые ворота. Ворота, конечно, не выдержали, половинки распахнулись с неописуемым грохотом, и «хаммер» ворвался во двор, понесся к крыльцу...
И словно взорвался изнутри – брызнули стекла облаком тускло сверкнувшего крошева, полетели искры, это рикошетили от короткого капота пули, лопнули передние шины, громадина-вездеход рыскнул, дернулся вправо-влево, уже лишившись всех стекол, продырявленный, замер, косо встав посреди двора, мотор заглох – а по нему продолжал остервенело, нескончаемо лупить откуда-то сверху крупнокалиберный пулемет. «Башенка, – мгновенно вспомнил Мазур. – То ли он там спал, то ли выжидал подходящего момента... Мы все пока что в мертвой зоне, хрен достанет... Но ведь мина вот-вот рванет...»
Кацуба выпустил очередь по очередному окну – там замаячил еще один разбуженный обитатель. Не промахнулся, конечно. Пулемет лупил с башенки, с идиотским упорством превращая внутренность «хаммера» в хлам. Дону Херонимо, конечно, кранты, ничто живое под таким огнем уцелеть не способно...
Пулеметные очереди крест-накрест прошлись по двору, взметая высокие земляные фонтанчики. Раздался ревущий посвист, под крышей дома гулко взорвалась граната, взлетели осколки кирпича.
Мазур обернулся. Франсуа, стоя на коленях, запихивал вторую в немецкий ручной гранатомет, похожий на огромный пистолет.
– Стой! – заорал Мазур. – Все равно не попадешь!
Франсуа захлопнул гранатомет, но стрелять не стал. В доме уже не орали и не носились по комнатам – вряд ли удалось положить всех, просто поняли, что дела хреновые и безопаснее всего полежать носом в пол, присмотреться и прислушаться... Совсем плохо – без машины, на своих двоих, посреди огромного поместья, где совсем скоро начнется общий переполох. На вилле третьего братца уже давно услышали шум здешнего веселья – в ночной тишине грохот пулемета далеко разносится... Где же собаки, интересно? Выбегая на крыльцо, успел вновь включить «свисток», что-то их не видно, должно быть, проломились через изгородь...
Притихший было пулемет опять заработал, поливая двор наобум. Присмотревшись к фонтанчикам, Мазур прыгнул вперед, перекатился, пулемет развернулся было в его сторону, фонтанчики прошли чередой метрах в трех – но он уже лежал под прикрытием «хаммера», за спущенным колесом. Подняв голову, окончательно убедился, что с доном Херонимо все кончено, – издырявленная пулями, вся какая-то смятая фигура на водительском месте, ошибиться невозможно...
Чуть высунулся. Голова и плечи пулеметчика четко виднелись над высокой стенкой открытой со всех сторон башенки. Мазур выпустил длинную очередь, вовсе не стараясь попасть, давя на психику.
Дуло пулемета задралось вверх – ага, спрятался...
– Ко мне! – рявкнул Мазур. – Прикрываю!
Первым подбежал Франсуа, волоча Лару, кинул ее на землю, прикрыл собой. За ним появился Кацуба.
– Ты что заложил? – прокричал Мазур.
– Не ссы, взрыва не будет, но полыхнет знатно. Термит... Очки отключите, сейчас...
Мазур втянул голову за колесо, проворно отключил прибор ночного видения, зажмурился. Вспышка невероятной яркости озарила двор. Когда он осмелился осторожненько выглянуть, весь второй этаж был залит, словно аквариум, ослепительно-алой массой, блещущей всеми оттенками, переливающейся, жаркой. Звонко лопнуло первое окно, языки пламени рванулись наружу, превратив двор в пересеченное чернейшими тенями ослепительное пространство. Пулемет молчал.
Через несколько секунд черная фигурка, перевалившись через кирпичную стенку башенки, загрохотала по крыше, растерянно заметалась. Мазур выручил спасавшегося из затруднительного положения, достав короткой очередью. Тело шумно поползло по крыше, подпрыгивая на волнистых черепицах, какой-то миг казалось, что застрянет в широком водосточном желобе, – нет, тут же, проломив его, полетело вниз.
Слышно было, как на задах дома трещат ветки, – ополоумевшие обитатели, оставшиеся на данный момент в живых, наконец-то сообразили, что черный ход вражескому вторжению пока что не подвергся, – и кинулись спасаться, проламывая телами со всего размаху густейшую живую изгородь. В доме уже вовсю буйствовал пожар – конечно, можно представить, сколько там дерева, за сотню лет просохшего в сущий порох...
Итак? Ни колес, ни документов, все документы остались в Барралоче, в сейфе отеля, дон Херонимо, правда, прихватил с собой какую-то убедительную, как он заверил, ксиву, способную избавить от любого полицейского досмотра, но она наверняка годилась только для него одного... Чуть ли не две сотни километров до Барралоче, а на сцене сейчас появятся новые участники, уже, должно быть, лезут в машины, тут и мертвый проснется...