Страница:
вульгарного, меняясь незаметно и естественно, - так, что и вчуже не
уловить, и самому не уразуметь?
Отвечая, сказал:
- Такой путь есть. Надо читать китайские стихи - ши. Вот вы, например,
с давних пор оказываете успехи в китайских стихах *. И иного пути искать
нечего.
Усомнившись, Сеха спросил снова:
- Но ведь ши и хайкай отличны друг от друга по сути. А вы говорите -
должно оставить хайкай и читать ши. Разве это не окольный путь?
Отвечая, сказал:
- У художников есть понятие "уход от вульгарного" *, вот оно: "В
живописи, когда хочешь уйти от вульгарного, другого пути нет, кроме
прилежного изучения книг. Тогда дух учености, начитанности воспарит, дух же
рыночный, вульгарный - исчезнет. Изучающие живопись должны быть чрезвычайно
осмотрительны". То есть даже в живописи - если хочешь избежать вульгарного,
должно отложить кисть и погрузиться в изучение книг. А разве ши и хайкай
настолько далеки друг от друга?
Тут Сеха понял. Но однажды спросил снова:
- Так повелось у мастеров хайкай с давних пор - каждый открывает ворота
и двери, у каждого свой настрой. К кому же прибегнуть следует, чтобы
проникнуть в тайное тайных?
Отвечая, сказал:
- В хайкай никто не открывает ни ворот, ни дверей, есть одни ворота, и
имя им - хайкай. Вот и в учении о живописи говорится: "Творцы школы не
открывают ворота, не устанавливают двери, ворота и двери сами собой
возникают. Входи в любые" *. Точно так же и в хайкай. Из всех потоков
черпая, собираешь в единый сосуд, затем, извлекши то, что тебе
представляется пригодным, используешь сообразно обстоятельствам. И сам при
этом в душе - удалось или нет? - рассудить должен, иного пути нет. Впрочем,
и тогда, ежели не подберешь себе друзей-единомышленников и не станешь
постоянно сообщаться с ними, достичь желаемого будет весьма мудрено.
Сеха спросил:
- Кто же эти люди, которых сделать своими друзьями должно?
Ответил:
- Разыщи Кикаку, наведай Рансэцу, повторяй за Содо, следуй за Оницура*.
Ежеденно с сими четырьмя почтенными старцами встречаясь, все дальше и
дальше уходи от рыночного, городского, от славы и выгод, броди по лесам и
садам, задавая пиры на склонах гор, возле водных потоков, бражничай, коротая
часы в шутливых беседах, - стихи же пусть возникают сами. Так проводи день
за днем. И однажды снова встретишь четырех почтенных старцев. Душа же твоя
продолжает "наслаждаться уединением" и предаваться "прекрасным мечтам" *.
Закрыв глаза, на стихе сосредоточиваешься, стих обретя, открываешь глаза. И
видишь: исчезли четыре почтенных старца. Куда же удалились они, святых
отшельников обличье приняв? Растерянный, стоишь один. Ветер веет ароматом
цветов, лунный свет плавает в воде. Вот где священные пределы хайкай.
Сеха улыбнулся *.
В конце концов, он примкнул к нашему поэтическому содружеству и много
тысяч раз стихи извергались из его уст. И вот стал он снова порицать и
отвергать Бакурина и Сико *.
Я сказал:
- Бакурин и Сико, как ни грубо порой звучат их стихи, умело передают
чувства людей и облик мира.
Поэтому иной раз и у них небесполезно перенять те или иные приемы.
Поэты, сочиняющие китайские ши, разумеется, высоко ставят Ли Бо и Ду Фу. Но
ведь они не отбрасывают и Юань Чжэня с Бо Цзюйи, их примеру и должно
следовать.
Сеха сказал:
- Учитель, не вводи меня в заблуждение, не принуждай надевать личину
просветленного. Художники злыми гениями живописи почитают У Вэя и Чжан
Пиншаня *. А Бакурин и Сико - злые гении хайкай, не более.
Так, понося Сико и Бакурина, Сеха продвигался вперед, не сворачивая на
окольные пути, и, в конце концов, достиг высших пределов хайкай. Но, увы.
Раз заболев, не смог он оправиться, с каждым днем все более спадал с лица,
от целебных же снадобий отказывался. Однажды, предвидя, что близится его
последний срок, он призвал меня и, сжав мою руку, сказал:
- Досадно мне, что не смогу вместе с учителем продвигаться от нового к
новому.
Едва договорив, заплакал горько и тут же вернулся к желтым истокам *. Я
же, трижды возрыдав, возопил:
- Мои стихи удалились на Запад*, мои стихи удалились на Запад!
Все вышеизложенное было когда-то записано мной в тетради под названием
"Беседы за полночным чаем". Тетрадь эта постоянно лежит на моем столе, в нее
я записываю разнообразнейшие споры-беседы со многими людьми. Почему же
именно эту запись без всяких изменений я решил сделать предисловием к
собранию трехстиший Сеха? Причина в том, что прочитавшим ее откроется
чистота звучания и свобода Сеха, равно как и его человеческие качества, и
они сумеют оценить подлинность его поэзии. И понять, что Сеха вовсе не овца,
натянувшая на себя шкуру тигра.
В Полночной беседке написал
шестидесятилетний старец Бусон
Почтенный Соа *, мой покойный учитель, будучи в мастерстве преемником
старца из Снежной хижины *, стоял рядом с Хякури и Кимпу *, и были они,
словно три ножки бронзового сосуда: вместе новый смысл выявляли и на поприще
хайкай увенчаны были редкостной славой, в ту пору многие были обеспокоены
тем, что всякий стремился подражать их манере. Все трое обрели - каждый
своих - последователей, словом, вряд ли стоит подходить к ним с общими
мерками.
Учитель Соа в те давние времена жил в Эдо на улице Кокуте, в бедном
домике с видом на высокую колокольню, там он наслаждался уединением и покоем
среди городской суеты, и там, белыми от инея ночами, когда он просыпался,
разбуженный ударами колокола, и, одолеваемый старческой бессонницей,
предавался печальным размышлениям, мы часто беседовали с ним о хайкай, когда
же я заговаривал вдруг о каких-нибудь несообразностях этого мира, он
неизменно закрывал уши и изображал старческое слабоумие. Да, это был истинно
благородный старец.
Однажды ночью, сев прямо, учитель, увещевая меня, сказал:
- Идущим по пути хайкай не следует упорно цепляться за каноны учителя.
Меняясь вслед за мгновением, подчиняя себя мгновению, должно отдаваться
внезапному порыву, не оглядываясь на прошлое и не обращая взора к будущему.
Одного удара палкой * Учителя оказалось довольно, чтобы у меня
открылись глаза и я уразумел, в чем свобода хайкай.
Поэтому ныне, наставляя учеников своих, я говорю им, что бессмысленно
следовать за почтенным Соа с его широтой души, а надобно устремиться к саби
и сиори * старца Басе, то есть вернуться в прошлое. Иначе говоря, внешне ты
вроде бы идешь против учителя, но это ложное, на самом-то деле внутренне ты
находишься с ним в соответствии, и это - истинное. Это-то и называется путем
дзэн в хайкай или способом передачи от сердца к сердцу.
Неразумные люди часто судачат о том, что, мол, это страшный грех - идти
против учителя. Вот и это собрание нанизанных строф, из двух свитков
состоящее, далеко от саби-сиори, все стихи от первого до последнего написаны
в манере почтенного Соа, и, почтительно возложив это собрание к его
поминальной табличке, мы словно переносимся к тому далекому дню, когда в
тридцатый раз поминали ушедшего, и представляем себе, будто учитель наш с
нами. Об этом и хотел я заявить от имени всех учеников.
Итак, дорога, ведущая к хайкай, разветвляется на тысячи тропок - право,
непросто отделить одну от другой нити кудели в скудно освещенной бедной
хижине и много здесь такого, что и не примешь сразу - непросто извлечь сети
из моря в бурную погоду. Вот что, к примеру, говорил старец Басе: "Даже
тогда, когда слова близки к тому, чтобы быть вульгарными, дух должен
неуклонно стремиться к просветлению". Что это - незыблемое убеждение, коему
следовать должно как единственному правилу? Или же эти слова были сказаны
для того, чтобы показать, сколь трудно сочинять стихи, не проникнув в тайну
саби-сиори? В самом деле, суть учения Басе именно в этих словах и
содержится, и иного, вероятно, искать нечего. Люди простые понимают саби
только как сабисий - "печальный", а сиори, по их разумению, слово, -
определяющее гибкость, изящество стиха, и можно ли считать это толкование
ошибочным? Такие вещи весьма мудрено объяснить словами, в них следует
проникать сердцем. Беседовать же с тем, кто проник в сокровенное, столь
отрадно, что перестаешь думать о неумолимо приближающейся старости и
забываешь о своем великом назначении в будущих рождениях. Мой друг,
благочестивый Ханаи, желая, чтобы таких собеседников было побольше, не
упускал случая, чтобы разъяснять суть саби-сиори, а поскольку слишком трудно
было сохранить втайне начертанное его благородной кистью, один из книжных
лавочников вскоре узнал о его записках и, быстро напечатав книгу,
распространил по миру. И те, кто увидят ее, пусть отнесутся к ней с должным
почтением - о чем предупреждает вас Бусон из хижины Лиловой лисицы *.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗБРАННОМУ СОБРАНИЮ РОИНА*
Рассказывают, что давным-давно в Тамба жил старик, у которого был
большой драгоценный камень. Камень словно светился изнутри, никаких слов
недоставало, чтобы описать его красоту. Один человек и говорит: "Продай мне
камень за сотню канов *". Старик же подумал: "Ежели увеличить блеск камня,
цена его возрастет неизмеримо". И отказался продавать камень за сто канов. И
вот денно и нощно шлифовал он камень, как вдруг обнаружился в нем небольшой
изъян. Старик огорчился, но продолжал шлифовать, однако изъян все
увеличивался, а сам камень скоро стал величиной с фасолинку. И даже тот
человек, который когда-то хотел купить этот камень, словно забыл дорогу к
его дому. Рассказал же я об этом к тому, что ученики Тайро, вознамерившись
выпустить в свет рукописи, оставшиеся после смерти своего учителя,
обратились ко мне с просьбой о предисловии. Вот что я им сказал: "Я не
советую вам публиковать эти рукописи. Посмертное собрание произведений
поэта, чье имя было у всех на устах, может, наоборот, повредить его
прижизненной славе, таких случаев было немало. Тайро всегда называли великим
поэтом Сэтцу, Харима и столицы, среди поэтов нашей школы он сверкал словно
драгоценный камень. Лучшие его стихи всем знакомы и любимы всеми без
исключения. Разве кто-нибудь ждет появления других? Право же, не стоит
публиковать его рукописей, не уподобляйтесь тому старцу с драгоценным
камнем". Однако ученики не послушались. Тайком собрали они все, рукою их
учителя написанное, поручили Кито выверить рукописи и довели дело до того,
что половина их уже на досках. И вот они снова просят у меня предисловия.
Разумеется, тут уж ничего не остается, как согласиться. Взял я у них
рукопись и тщательно ее прочел. Прочтя же, восхитился и сказал так:
"Рукопись эту непременно издать должно. Пусть люди прочитают эти стихи и
оценят их совершенство. Тайро заслуживает того, чтобы посмертная слава
заставила талант его сверкать еще большим блеском". Ученики, улыбнувшись,
вышли. Я же решил все вышеизложенное сделать предисловием к сборнику.
Когда же это случилось? Было собрание из четырех свитков, четырех
времен года. "Весна" и "Осень" пропали. "Лето" и "Зима" остались. Один
человек вознамерился перенести свитки на доски. Другой воспротивился,
говоря:
- С тех пор как появилось это собрание, много лун и лет прошло, оно
давно отстало от течения времени.
Я, улыбнувшись, ответил:
- Свобода и размах поэзии хайкай таковы, что для нее, с одной стороны,
существует течение времени, а с другой - оно отсутствует. Это все равно
как догонять человека, бегущего по кругу. Тот, кто бежит впереди, словно,
наоборот, догоняет отставшего. Так и с течением времени - чем руководясь,
различать станешь, что впереди, а что позади? Просто каждый день выражаешь в
словах чувства, в душе возникающие, и создаешь сегодня - сегодняшние стихи,
завтра - завтрашние. Назовите же собрание "Момосумомо" - "Персики и сливы".
Что с начала читай, что с конца - получается одно и то же *. В этом - суть
сего собрания.
Примечания
С. 289. Школа нэмбуцу - имеется в виду секта Чистой земли (Дзедо),
которой и принадлежит монастырь Гукедзи. Последователи этой секты уповают на
то, что любой, произносящий молитвословие будде Амиде - "намуамидабуцу",
достигнет перерождения в Чистой земле, буддийском раю. В монастыре Гукедзи
хранится сутра, переписанная, по преданию, барсуком-оборотнем, принявшим
обличье монаха и некоторое время жившим в этом монастыре. Согласно легенде,
этот барсук покончил с собой, когда кто-то из монахов случайно увидел его в
истинном обличье. После него осталась переписанная им сутра, которая до сих
пор хранится в монастыре как одна из самых драгоценных реликвий.
С. 289. Барсучьи волоски - имеется в виду кисть, которая делалась
обычно из барсучьих волосков.
С. 290. Небесный мост (Ама-но хасидатэ) - одно из красивейших мест
Японии: заросшая соснами песчаная отмель в заливе Миядзу, неподалеку от
Киото.
Хассэн (Сакаки Хякусэн, 1697-1752) - японский художник.
Минский стиль - имеется в виду китайская живопись эпохи Мин
(1368-1644).
Ханьское направление - имеется в виду китайская живопись эпохи Хань
(206 г. до н. э. - 220 г. н. э.).
Старец из Банановой хижины - имеется в виду Басе.
Рэндзи - один из псевдонимов поэта Кагами Сико (1665-1731), ученика
Басе.
С. 290. Синей - один из псевдонимов поэта Такараи Кикаку (1661-1707),
ученика Басе.
С. 291. Ри - мера длины, 3927 м.
Сооку (Мотидзуки, 1688-1766) - один из киотоских поэтов, близкий кругу
Бусона, ученик Хаяно Хадзина.
С. 292. Чужим из мира тщеты - ср. со стихотворением Ван Вэя "Вместе с
чиновником Лу Сяном посетил лесную обитель отшельника Син Цзуна": "Деревья
поляну укрыли тенью сплошной. // Темные мхи загустели, травы чисты. //
Простоволосый, ноги поджав, сидит под сосной, // Белками глядит на чужих из
мира тщеты". (Цит. по: Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама,
Японии. БВЛ. М., 1977. С. 260, пер. А. Штейнберга.)
С. 293. ...если бы существовало то, что называлось "Сироурури"... -
Имеется в виду персонаж "Записок от скуки" Кэнко-хоси, некто Дзесин-содзу,
который, увидав одного монаха, прозвал его "Сироурури". "Да что это за
штука?" - спросили его, и он ответил: - "А я и сам не знаю, что это такое,
но только если бы оно существовало, то, наверное, смахивало бы на физиономию
этого бонзы" (пер. В. Н. Горегляда, см.: Кэнкохоси. Записки от скуки. М.,
1970. С. 73).
С. 294. Три тропки в саду сплошь в бурьяне - образ из стихотворения Тао
Юаньмина "Домой, к себе": "Три тропки в саду сплошь в бурьяне, но сосна с
хризантемой все еще живы..." (цит. по: Китайская классическая проза в
переводах академика В. М. Алексеева. М., 1958. С. 175). Три тропки - атрибут
жилища поэта-отшельника. В I веке до н. э. Цзян Сюй расчистил три тропинки -
для себя и двух своих друзей, иногда его навещавших.
Какуэй - поэт, друг Бусона.
С. 295. Роинся - один из псевдонимов ученика Бусона, Псивакэ Тайро
(1730-1778).
...с одной сандалией в руке удалился к Западным небесам - существует
легенда, согласно которой Дарума, патриарх буддизма Дзэн (кит. "Чань"), взяв
в руку одну сандалию, удалился в Западную землю. "Западная земля" - царство
будды Амида, буддийский рай.
С. 296. Сикэй и Тоси - домочадцы и ученики Тайро.
Канто - купец из Осака, друг Бусона, в доме которого он часто бывал.
С. 297. Хижина Басе - см. примеч. к с. 58.
Пустынная чаща бамбука - цитата из стихотворения Ван Вэя "Беседка в
бамбуковой роще": "В пустынной чаще бамбука // Свищу, пою. // На цине играю,
тешу // Ночную тьму". (См.: Ван Вэй. Стихотворения. М., 1979. С. 56, пер. А.
Штейнберга).
С. 297. Вне пределов досягания мирской пыли - ср. с цитатой из "Записки
из хижины "Призрачная обитель" Басе: "При всем том я не хочу сказать, что
так уж люблю уединение и намереваюсь затеряться бесследно в горах и лугах".
...жаждущий обрести "полдня покоя" - см. примеч. к с. 141.
С. 298. Брызги Чистого Водопада - Киетаки - ср. с трехстишием Басе:
"Водопад Киетаки! // По бурлящим волнам рассыпается // Хвоя сосны".
Следя за облаками над горою Арасияма - ср. с трехстишием Басе: "Шестая
луна. // Вершину завесила тучами // Гора Арасияма".
Исикава Дзедзан (1583-1672) - поэт и каллиграф, последние годы жизни
провел в Киото, где в нескольких храмах есть сады, разбитые по его рисункам.
У Басе есть посвященное ему стихотворение: "Как душист ветерок! // Не спешу
запахнуть воротник // Летнего платья".
Сочувствовал одинокому монаху... - Ср. с трехстишием Басе: "И могилу
Тесе // Обойдет, ударяя в плошку свою, // Одинокий монах".
С. 299. Печалился о судьбе прикрывшегося рогожей нищего - ср. с
трехстишием Басе: "Праздник весны... // Но кто он, прикрытый рогожей //
Нищий в толпе?" (Пер. В. Марковой, см.: Басе. Лирика. М., 1964. С. 86.)
С. 299. Бросал вызов обитателю горы Гушань... - Имеется в виду Линь
Хэцин (Линь Фу, 967-1028), китайский поэт, который жил отшельником на горе
Гушань, любил цветы сливы и разводил журавлей. У Басе есть такое
трехстишие: "О как сливы белы! // Но где же твои журавли, чародей? // Их,
верно, украли вчера?" (Пер. В. Марковой. Указ. изд. С. 151.)
Бродил, опираясь на посох... - Ср. с трехстишием Басе: "Гора Оохиэ! //
Над вершиной росчерком легким // Весенняя дымка".
Ду фу - китайский поэт (712-770), особенно любимый Басе.
В проглядывающих сквозь дымку соснах Карасаки - ср. с трехстишием Басе:
"О мыс Карасаки! // Здесь дымка весенняя сосны // Цветам предпочла".
Канули в прошлое сны... - Ср. с трехстишием Басе: "В пути я занемог. //
И все бежит, кружит мой сон // По выжженным полям" (пер. В. Марковой. Там
же. С. 140).
С. 300. ...один человек, давая имя беседке... - Имеется в виду
китайский поэт Су Ши, который назвал свою беседку "Беседка человека,
осчастливленного дождем", в честь того, что как раз тогда, когда
строительство беседки было закончено, пошел наконец дождь после долгого
периода засухи.
С. 300. Басе просил кукушку ниспослать покой... - Имеется в виду
трехстишие Басе: "Развей тоску, // Пошли покой мне наконец, // Кукушка".
Не совершающие благодеяний - имеются в виду последователи учения Дзэн,
считающие, что истину можно постичь только интуитивно, а не путем
размышлений.
С. 301. Стоит ли донимать себя... - Цитата из стихотворения Тао
Юаньмина "Домой, к себе": "Ведь я прозрел и понял, что не стоит упреком
донимать себя за прошлые грехи, и знаю хорошо, что можно нагонять все то,
что будет впредь" (пер. В. М. Алексеева).
Луна Зайца - четвертый месяц по лунному календарю.
Долгая луна - девятый месяц по лунному календарю.
С. 302. ...показать, как вишни цветут... - Ср. с трехстишием Басе: "В
путь! Покажу я тебе, // Как в далеком Псино вишни цветут, // Старая шляпа
моя" (пер. В. Марковой. Указ. изд. С. 163).
С. 303. Почему дайнагон Такакуни... - Имеется в виду Минамото Такакуни,
иначе Дайнагон из Удзи (1004-1077), автор сборника новелл "Подобранные
сокровища Удзи" ("Удзисюимоногатари"). Во второй новелле этого сборника
рассказывается о том, что в провинции Тамба, в деревне Сино, было много
грибов "хиратакэ". Однажды жителям деревни приснился один и тот же сон -
будто явились к ним несколько десятков большеголовых монахов, один из
которых, поклонившись, сказал: "Обет, связывающий нас с этим местом,
исчерпан". Жители деревни недоумевали, не зная, как толковать этот сон, а
осенью в окрестных лесах не было найдено ни одного гриба "хиратакэ". Никто
не мог объяснить этого явления, пока не нашелся один монах, сказавший:
"Монахи, нечистые проповеди произносящие, в новом перерождении становятся
грибами".
С. 304. Сломанные мостики - образ из стихотворения Ду Фу: "Сломаны
мостики, нет досок, чтоб их починить. // Спящие ивы их заплетают ветвями..."
Вспомнив замечательные строки Бо Цзюйи... - Бусон цитирует поэму
китайского поэта Бо Цзюйи (772-846) "Пипа". Отрывок из этой поэмы дан в
переводе Л. З. Эйдлина (см.: Бо Цзюйи. Стихотворения. М., 1978. С. 276).
С. 306. Сосны из Такэкума - в местечке Такэкума, на севере острова
Хонсю, растет воспетая в японской поэзии сосна с раздвоенным стволом. О ней
упоминает Басе в путевом дневнике "По тропинкам Севера". По преданию, в
давние времена некий человек срубил эту сосну, чтобы сделать из нее сваи для
моста, но через несколько веков на ее месте выросла новая. "Поколение одно
срубило сосну, - пишет Басе, - другое посадило вновь, и ныне стал вид такой,
точно снова тысяча лет миновала, - о благодатная сосна!" (См.: Альманах
Восток. Сб. 1. М., 1935. С. 325, пер. Н. И. Фельдман.)
С. 306. Трижды первое утро - имеется в виду утро первого года, первого
месяца и первого дня.
С. 307. Толчет зерно под луною // Заяц-Ухэй - согласно древней
китайской легенде, на луне под растущей там лунной кассией сидит заяц и в
ступке толчет снадобье бессмертия. "У" в имени "Ухэй" пишется знаком "заяц",
это и послужило причиной возникновения ассоциативной цепи: луна-ступка-заяц.
Давая имя, лучше всего не задумываться. - Это высказывание уместно
сравнить со следующим местом из "Записок от скуки" Кэнко-хоси, одного из
любимейших авторов Бусона: "Древние нимало не задумывались над тем, какое
название присвоить храмам, святилищам и всему на свете" (цит. по:
Кэнко-хоси. Записки от скуки. М., 1970. С. 99, пер. В. Н. Горегляда).
С. 309. Где блуждаешь ты теперь... - У Ван Вэя есть такое
стихотворение: "В горы в далекий путь // Пришлось мне вас провожать. // Один
калитку мою // Запер я за собой. // Весною трава в лугах // Зазеленеет
опять. // А вы, мой любезный друг, // Вернетесь ли вы весной?" (пер. А.
Гитовича, см.: Ван Вэй. Стихотворения. М., 1959. С. 47).
С. 309. Люди бегут на стогны... - Снова реминисценция из "Записок от
скуки" Кэнко-хоси: "Глупо всю жизнь истязать себя, не зная минуты покоя в
погоне за славой и выгодой" (пер. В. Н. Горегляда. Указ. изд. С. 61).
С. 310. Вот и старый катается год... - Трехстишие Басе (пер. В.
Марковой).
С. 311. Чжан Цзюлин - политический деятель и поэт танской эпохи, у него
есть стихотворение под названием "В светлом зеркале вижу свои седые волосы".
Дзедзан - см. примеч. к с. 298. Существует легенда о том, что, отклоняя
приглашение императора Гомидзуноо (1596-1680), Дзедзан сказал: "Не перейти
// Мне через речку Сэми, // Хоть и мелка она, // Стыжусь увидеть отражение
// Своих морщин в ее воде".
Кудзу - пуэрария, вьющееся растение семейства бобовых. Из высушенных
корней этого растения делают крахмалистую муку, а из муки с добавлением
сахара готовят напиток, который в зависимости от времени года пьют либо
горячим, либо холодным.
Не сподобился предстать пред очи князя Рюдзак - имеется в виду Коноэ
Сакихиса (1536-1612) - сановник и политический деятель эпохи Токугава. В
свои молодые годы Рюдзан, бывший к тому же поэтом и каллиграфом, посетил
известного мастера "рэнга" Ямадзаки Сокана (годы рождения и смерти не
установлены) и предложил ему трехстишие: "Вот и Сокан. // Посмотришь - будто
голодный дух // В ирисах". Сокан немедленно ответил: "Жаждой томимый
нагнешься к воде, // Но нет ее в летнем болоте".
С. 311. Не встретил на своем пути никого, похожего на князя Сукэтомо -
имеется в виду Хино Сукэтомо (1290-1333), придворный императора Годайго,
который был осужден за участие в заговоре и сослан на остров Садо. В
"Записках от скуки" Кэнко-хоси говорится о том, что однажды, когда
почтенного монаха Дзенэна пригласили ко двору, один из сановников
воскликнул: "О, какой благородный у него вид!" - и проникся к нему
благоговением. Заметив это, князь Сукэтомо сказал: "Это все из-за его
преклонного возраста". Как-то после этого он притащил лохматую собаку,
страшную, тощую и облезлую от старости, и поволок ее к министру, говоря: "Ну
чем у нее не благородный вид?" (Пер. В. Н. Горегляда. Указ. изд. С. 118.)
С. 312. Старец из обители Цикад - имеется в виду киотоский поэт
Камидзава Доко (1709-1795), друг Бусона.
К картине "Бэнкэй". - Надпись сделана к картине, на которой изображен
Мусасибо Бэнкэй - один из любимых героев японского эпоса, монах-воин,
отличавшийся необыкновенной силой, и уличная женщина, цепляющаяся за его
рукав.
С. 313. Слезоточивый Бэнкэй (яп. "намидабэнкэй") - так по-японски
называют тех, кто добивается победы не силой, а слезами и всяческими
уловками.
С. 314. Сливовый старец - имеется в виду Нисияма Соин (1596-1682),
ведущий поэт школы Данрин. Он писал "хокку" в легкой юмористической манере.
С. 315. Красная стена - поэма китайского поэта Су Ши (1036-1101).
Строки из нее даны в переводе В. М. Алексеева (см.: Китайская классическая
проза. М., 1958. С. 314).
Ива паломников (яп. "югеянаги") - известная ива, воспетая еще поэтом
Сайге (1118-1190): "У дороги ручей // Струится светлый и чистый. // "Под
ивой в тени // Присяду на миг", - подумал. // Но долго не мог уйти". См.
также у Басе: "А в деревне Асино, у дороги, есть "ива у чистой воды". Некий
Тобэ, начальник уезда, не раз уже мне говорил, что хотел бы мне ее показать,
и я все думал: когда-то придется? - а вот нынче сам стоял под ее сенью.
"Уж в целом поле // Посажен рис? Пора мне, // О тень под ивой!"" (Басе. По
тропинкам Севера / Пер. Н. И. Фельдман. См.: Альманах Восток. Сб. 1. 1935.
С. 321.)
С. 316. ...вроде того старика, что продавал когда-то палочки для еды? -
Легендарный персонаж, который в IX веке ходил по улицам босиком, в грязной
одежде и продавал палочки для еды. Упоминание о нем есть в "Биографии
отшельника Фусо", написанной поэтом эпохи Эдо Исии Гэнсэем (1623-1668).
С. 316. Все те же черты... - Ср. со стихотворением, приписываемым
обычно поэтессе X века Оно-но Комати: "Все те же черты... // Не изменились
они ничуть. // Хоть лет череда // Унесла уже так далеко, // И есть предел
этой жизни".
уловить, и самому не уразуметь?
Отвечая, сказал:
- Такой путь есть. Надо читать китайские стихи - ши. Вот вы, например,
с давних пор оказываете успехи в китайских стихах *. И иного пути искать
нечего.
Усомнившись, Сеха спросил снова:
- Но ведь ши и хайкай отличны друг от друга по сути. А вы говорите -
должно оставить хайкай и читать ши. Разве это не окольный путь?
Отвечая, сказал:
- У художников есть понятие "уход от вульгарного" *, вот оно: "В
живописи, когда хочешь уйти от вульгарного, другого пути нет, кроме
прилежного изучения книг. Тогда дух учености, начитанности воспарит, дух же
рыночный, вульгарный - исчезнет. Изучающие живопись должны быть чрезвычайно
осмотрительны". То есть даже в живописи - если хочешь избежать вульгарного,
должно отложить кисть и погрузиться в изучение книг. А разве ши и хайкай
настолько далеки друг от друга?
Тут Сеха понял. Но однажды спросил снова:
- Так повелось у мастеров хайкай с давних пор - каждый открывает ворота
и двери, у каждого свой настрой. К кому же прибегнуть следует, чтобы
проникнуть в тайное тайных?
Отвечая, сказал:
- В хайкай никто не открывает ни ворот, ни дверей, есть одни ворота, и
имя им - хайкай. Вот и в учении о живописи говорится: "Творцы школы не
открывают ворота, не устанавливают двери, ворота и двери сами собой
возникают. Входи в любые" *. Точно так же и в хайкай. Из всех потоков
черпая, собираешь в единый сосуд, затем, извлекши то, что тебе
представляется пригодным, используешь сообразно обстоятельствам. И сам при
этом в душе - удалось или нет? - рассудить должен, иного пути нет. Впрочем,
и тогда, ежели не подберешь себе друзей-единомышленников и не станешь
постоянно сообщаться с ними, достичь желаемого будет весьма мудрено.
Сеха спросил:
- Кто же эти люди, которых сделать своими друзьями должно?
Ответил:
- Разыщи Кикаку, наведай Рансэцу, повторяй за Содо, следуй за Оницура*.
Ежеденно с сими четырьмя почтенными старцами встречаясь, все дальше и
дальше уходи от рыночного, городского, от славы и выгод, броди по лесам и
садам, задавая пиры на склонах гор, возле водных потоков, бражничай, коротая
часы в шутливых беседах, - стихи же пусть возникают сами. Так проводи день
за днем. И однажды снова встретишь четырех почтенных старцев. Душа же твоя
продолжает "наслаждаться уединением" и предаваться "прекрасным мечтам" *.
Закрыв глаза, на стихе сосредоточиваешься, стих обретя, открываешь глаза. И
видишь: исчезли четыре почтенных старца. Куда же удалились они, святых
отшельников обличье приняв? Растерянный, стоишь один. Ветер веет ароматом
цветов, лунный свет плавает в воде. Вот где священные пределы хайкай.
Сеха улыбнулся *.
В конце концов, он примкнул к нашему поэтическому содружеству и много
тысяч раз стихи извергались из его уст. И вот стал он снова порицать и
отвергать Бакурина и Сико *.
Я сказал:
- Бакурин и Сико, как ни грубо порой звучат их стихи, умело передают
чувства людей и облик мира.
Поэтому иной раз и у них небесполезно перенять те или иные приемы.
Поэты, сочиняющие китайские ши, разумеется, высоко ставят Ли Бо и Ду Фу. Но
ведь они не отбрасывают и Юань Чжэня с Бо Цзюйи, их примеру и должно
следовать.
Сеха сказал:
- Учитель, не вводи меня в заблуждение, не принуждай надевать личину
просветленного. Художники злыми гениями живописи почитают У Вэя и Чжан
Пиншаня *. А Бакурин и Сико - злые гении хайкай, не более.
Так, понося Сико и Бакурина, Сеха продвигался вперед, не сворачивая на
окольные пути, и, в конце концов, достиг высших пределов хайкай. Но, увы.
Раз заболев, не смог он оправиться, с каждым днем все более спадал с лица,
от целебных же снадобий отказывался. Однажды, предвидя, что близится его
последний срок, он призвал меня и, сжав мою руку, сказал:
- Досадно мне, что не смогу вместе с учителем продвигаться от нового к
новому.
Едва договорив, заплакал горько и тут же вернулся к желтым истокам *. Я
же, трижды возрыдав, возопил:
- Мои стихи удалились на Запад*, мои стихи удалились на Запад!
Все вышеизложенное было когда-то записано мной в тетради под названием
"Беседы за полночным чаем". Тетрадь эта постоянно лежит на моем столе, в нее
я записываю разнообразнейшие споры-беседы со многими людьми. Почему же
именно эту запись без всяких изменений я решил сделать предисловием к
собранию трехстиший Сеха? Причина в том, что прочитавшим ее откроется
чистота звучания и свобода Сеха, равно как и его человеческие качества, и
они сумеют оценить подлинность его поэзии. И понять, что Сеха вовсе не овца,
натянувшая на себя шкуру тигра.
В Полночной беседке написал
шестидесятилетний старец Бусон
Почтенный Соа *, мой покойный учитель, будучи в мастерстве преемником
старца из Снежной хижины *, стоял рядом с Хякури и Кимпу *, и были они,
словно три ножки бронзового сосуда: вместе новый смысл выявляли и на поприще
хайкай увенчаны были редкостной славой, в ту пору многие были обеспокоены
тем, что всякий стремился подражать их манере. Все трое обрели - каждый
своих - последователей, словом, вряд ли стоит подходить к ним с общими
мерками.
Учитель Соа в те давние времена жил в Эдо на улице Кокуте, в бедном
домике с видом на высокую колокольню, там он наслаждался уединением и покоем
среди городской суеты, и там, белыми от инея ночами, когда он просыпался,
разбуженный ударами колокола, и, одолеваемый старческой бессонницей,
предавался печальным размышлениям, мы часто беседовали с ним о хайкай, когда
же я заговаривал вдруг о каких-нибудь несообразностях этого мира, он
неизменно закрывал уши и изображал старческое слабоумие. Да, это был истинно
благородный старец.
Однажды ночью, сев прямо, учитель, увещевая меня, сказал:
- Идущим по пути хайкай не следует упорно цепляться за каноны учителя.
Меняясь вслед за мгновением, подчиняя себя мгновению, должно отдаваться
внезапному порыву, не оглядываясь на прошлое и не обращая взора к будущему.
Одного удара палкой * Учителя оказалось довольно, чтобы у меня
открылись глаза и я уразумел, в чем свобода хайкай.
Поэтому ныне, наставляя учеников своих, я говорю им, что бессмысленно
следовать за почтенным Соа с его широтой души, а надобно устремиться к саби
и сиори * старца Басе, то есть вернуться в прошлое. Иначе говоря, внешне ты
вроде бы идешь против учителя, но это ложное, на самом-то деле внутренне ты
находишься с ним в соответствии, и это - истинное. Это-то и называется путем
дзэн в хайкай или способом передачи от сердца к сердцу.
Неразумные люди часто судачат о том, что, мол, это страшный грех - идти
против учителя. Вот и это собрание нанизанных строф, из двух свитков
состоящее, далеко от саби-сиори, все стихи от первого до последнего написаны
в манере почтенного Соа, и, почтительно возложив это собрание к его
поминальной табличке, мы словно переносимся к тому далекому дню, когда в
тридцатый раз поминали ушедшего, и представляем себе, будто учитель наш с
нами. Об этом и хотел я заявить от имени всех учеников.
Итак, дорога, ведущая к хайкай, разветвляется на тысячи тропок - право,
непросто отделить одну от другой нити кудели в скудно освещенной бедной
хижине и много здесь такого, что и не примешь сразу - непросто извлечь сети
из моря в бурную погоду. Вот что, к примеру, говорил старец Басе: "Даже
тогда, когда слова близки к тому, чтобы быть вульгарными, дух должен
неуклонно стремиться к просветлению". Что это - незыблемое убеждение, коему
следовать должно как единственному правилу? Или же эти слова были сказаны
для того, чтобы показать, сколь трудно сочинять стихи, не проникнув в тайну
саби-сиори? В самом деле, суть учения Басе именно в этих словах и
содержится, и иного, вероятно, искать нечего. Люди простые понимают саби
только как сабисий - "печальный", а сиори, по их разумению, слово, -
определяющее гибкость, изящество стиха, и можно ли считать это толкование
ошибочным? Такие вещи весьма мудрено объяснить словами, в них следует
проникать сердцем. Беседовать же с тем, кто проник в сокровенное, столь
отрадно, что перестаешь думать о неумолимо приближающейся старости и
забываешь о своем великом назначении в будущих рождениях. Мой друг,
благочестивый Ханаи, желая, чтобы таких собеседников было побольше, не
упускал случая, чтобы разъяснять суть саби-сиори, а поскольку слишком трудно
было сохранить втайне начертанное его благородной кистью, один из книжных
лавочников вскоре узнал о его записках и, быстро напечатав книгу,
распространил по миру. И те, кто увидят ее, пусть отнесутся к ней с должным
почтением - о чем предупреждает вас Бусон из хижины Лиловой лисицы *.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗБРАННОМУ СОБРАНИЮ РОИНА*
Рассказывают, что давным-давно в Тамба жил старик, у которого был
большой драгоценный камень. Камень словно светился изнутри, никаких слов
недоставало, чтобы описать его красоту. Один человек и говорит: "Продай мне
камень за сотню канов *". Старик же подумал: "Ежели увеличить блеск камня,
цена его возрастет неизмеримо". И отказался продавать камень за сто канов. И
вот денно и нощно шлифовал он камень, как вдруг обнаружился в нем небольшой
изъян. Старик огорчился, но продолжал шлифовать, однако изъян все
увеличивался, а сам камень скоро стал величиной с фасолинку. И даже тот
человек, который когда-то хотел купить этот камень, словно забыл дорогу к
его дому. Рассказал же я об этом к тому, что ученики Тайро, вознамерившись
выпустить в свет рукописи, оставшиеся после смерти своего учителя,
обратились ко мне с просьбой о предисловии. Вот что я им сказал: "Я не
советую вам публиковать эти рукописи. Посмертное собрание произведений
поэта, чье имя было у всех на устах, может, наоборот, повредить его
прижизненной славе, таких случаев было немало. Тайро всегда называли великим
поэтом Сэтцу, Харима и столицы, среди поэтов нашей школы он сверкал словно
драгоценный камень. Лучшие его стихи всем знакомы и любимы всеми без
исключения. Разве кто-нибудь ждет появления других? Право же, не стоит
публиковать его рукописей, не уподобляйтесь тому старцу с драгоценным
камнем". Однако ученики не послушались. Тайком собрали они все, рукою их
учителя написанное, поручили Кито выверить рукописи и довели дело до того,
что половина их уже на досках. И вот они снова просят у меня предисловия.
Разумеется, тут уж ничего не остается, как согласиться. Взял я у них
рукопись и тщательно ее прочел. Прочтя же, восхитился и сказал так:
"Рукопись эту непременно издать должно. Пусть люди прочитают эти стихи и
оценят их совершенство. Тайро заслуживает того, чтобы посмертная слава
заставила талант его сверкать еще большим блеском". Ученики, улыбнувшись,
вышли. Я же решил все вышеизложенное сделать предисловием к сборнику.
Когда же это случилось? Было собрание из четырех свитков, четырех
времен года. "Весна" и "Осень" пропали. "Лето" и "Зима" остались. Один
человек вознамерился перенести свитки на доски. Другой воспротивился,
говоря:
- С тех пор как появилось это собрание, много лун и лет прошло, оно
давно отстало от течения времени.
Я, улыбнувшись, ответил:
- Свобода и размах поэзии хайкай таковы, что для нее, с одной стороны,
существует течение времени, а с другой - оно отсутствует. Это все равно
как догонять человека, бегущего по кругу. Тот, кто бежит впереди, словно,
наоборот, догоняет отставшего. Так и с течением времени - чем руководясь,
различать станешь, что впереди, а что позади? Просто каждый день выражаешь в
словах чувства, в душе возникающие, и создаешь сегодня - сегодняшние стихи,
завтра - завтрашние. Назовите же собрание "Момосумомо" - "Персики и сливы".
Что с начала читай, что с конца - получается одно и то же *. В этом - суть
сего собрания.
Примечания
С. 289. Школа нэмбуцу - имеется в виду секта Чистой земли (Дзедо),
которой и принадлежит монастырь Гукедзи. Последователи этой секты уповают на
то, что любой, произносящий молитвословие будде Амиде - "намуамидабуцу",
достигнет перерождения в Чистой земле, буддийском раю. В монастыре Гукедзи
хранится сутра, переписанная, по преданию, барсуком-оборотнем, принявшим
обличье монаха и некоторое время жившим в этом монастыре. Согласно легенде,
этот барсук покончил с собой, когда кто-то из монахов случайно увидел его в
истинном обличье. После него осталась переписанная им сутра, которая до сих
пор хранится в монастыре как одна из самых драгоценных реликвий.
С. 289. Барсучьи волоски - имеется в виду кисть, которая делалась
обычно из барсучьих волосков.
С. 290. Небесный мост (Ама-но хасидатэ) - одно из красивейших мест
Японии: заросшая соснами песчаная отмель в заливе Миядзу, неподалеку от
Киото.
Хассэн (Сакаки Хякусэн, 1697-1752) - японский художник.
Минский стиль - имеется в виду китайская живопись эпохи Мин
(1368-1644).
Ханьское направление - имеется в виду китайская живопись эпохи Хань
(206 г. до н. э. - 220 г. н. э.).
Старец из Банановой хижины - имеется в виду Басе.
Рэндзи - один из псевдонимов поэта Кагами Сико (1665-1731), ученика
Басе.
С. 290. Синей - один из псевдонимов поэта Такараи Кикаку (1661-1707),
ученика Басе.
С. 291. Ри - мера длины, 3927 м.
Сооку (Мотидзуки, 1688-1766) - один из киотоских поэтов, близкий кругу
Бусона, ученик Хаяно Хадзина.
С. 292. Чужим из мира тщеты - ср. со стихотворением Ван Вэя "Вместе с
чиновником Лу Сяном посетил лесную обитель отшельника Син Цзуна": "Деревья
поляну укрыли тенью сплошной. // Темные мхи загустели, травы чисты. //
Простоволосый, ноги поджав, сидит под сосной, // Белками глядит на чужих из
мира тщеты". (Цит. по: Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама,
Японии. БВЛ. М., 1977. С. 260, пер. А. Штейнберга.)
С. 293. ...если бы существовало то, что называлось "Сироурури"... -
Имеется в виду персонаж "Записок от скуки" Кэнко-хоси, некто Дзесин-содзу,
который, увидав одного монаха, прозвал его "Сироурури". "Да что это за
штука?" - спросили его, и он ответил: - "А я и сам не знаю, что это такое,
но только если бы оно существовало, то, наверное, смахивало бы на физиономию
этого бонзы" (пер. В. Н. Горегляда, см.: Кэнкохоси. Записки от скуки. М.,
1970. С. 73).
С. 294. Три тропки в саду сплошь в бурьяне - образ из стихотворения Тао
Юаньмина "Домой, к себе": "Три тропки в саду сплошь в бурьяне, но сосна с
хризантемой все еще живы..." (цит. по: Китайская классическая проза в
переводах академика В. М. Алексеева. М., 1958. С. 175). Три тропки - атрибут
жилища поэта-отшельника. В I веке до н. э. Цзян Сюй расчистил три тропинки -
для себя и двух своих друзей, иногда его навещавших.
Какуэй - поэт, друг Бусона.
С. 295. Роинся - один из псевдонимов ученика Бусона, Псивакэ Тайро
(1730-1778).
...с одной сандалией в руке удалился к Западным небесам - существует
легенда, согласно которой Дарума, патриарх буддизма Дзэн (кит. "Чань"), взяв
в руку одну сандалию, удалился в Западную землю. "Западная земля" - царство
будды Амида, буддийский рай.
С. 296. Сикэй и Тоси - домочадцы и ученики Тайро.
Канто - купец из Осака, друг Бусона, в доме которого он часто бывал.
С. 297. Хижина Басе - см. примеч. к с. 58.
Пустынная чаща бамбука - цитата из стихотворения Ван Вэя "Беседка в
бамбуковой роще": "В пустынной чаще бамбука // Свищу, пою. // На цине играю,
тешу // Ночную тьму". (См.: Ван Вэй. Стихотворения. М., 1979. С. 56, пер. А.
Штейнберга).
С. 297. Вне пределов досягания мирской пыли - ср. с цитатой из "Записки
из хижины "Призрачная обитель" Басе: "При всем том я не хочу сказать, что
так уж люблю уединение и намереваюсь затеряться бесследно в горах и лугах".
...жаждущий обрести "полдня покоя" - см. примеч. к с. 141.
С. 298. Брызги Чистого Водопада - Киетаки - ср. с трехстишием Басе:
"Водопад Киетаки! // По бурлящим волнам рассыпается // Хвоя сосны".
Следя за облаками над горою Арасияма - ср. с трехстишием Басе: "Шестая
луна. // Вершину завесила тучами // Гора Арасияма".
Исикава Дзедзан (1583-1672) - поэт и каллиграф, последние годы жизни
провел в Киото, где в нескольких храмах есть сады, разбитые по его рисункам.
У Басе есть посвященное ему стихотворение: "Как душист ветерок! // Не спешу
запахнуть воротник // Летнего платья".
Сочувствовал одинокому монаху... - Ср. с трехстишием Басе: "И могилу
Тесе // Обойдет, ударяя в плошку свою, // Одинокий монах".
С. 299. Печалился о судьбе прикрывшегося рогожей нищего - ср. с
трехстишием Басе: "Праздник весны... // Но кто он, прикрытый рогожей //
Нищий в толпе?" (Пер. В. Марковой, см.: Басе. Лирика. М., 1964. С. 86.)
С. 299. Бросал вызов обитателю горы Гушань... - Имеется в виду Линь
Хэцин (Линь Фу, 967-1028), китайский поэт, который жил отшельником на горе
Гушань, любил цветы сливы и разводил журавлей. У Басе есть такое
трехстишие: "О как сливы белы! // Но где же твои журавли, чародей? // Их,
верно, украли вчера?" (Пер. В. Марковой. Указ. изд. С. 151.)
Бродил, опираясь на посох... - Ср. с трехстишием Басе: "Гора Оохиэ! //
Над вершиной росчерком легким // Весенняя дымка".
Ду фу - китайский поэт (712-770), особенно любимый Басе.
В проглядывающих сквозь дымку соснах Карасаки - ср. с трехстишием Басе:
"О мыс Карасаки! // Здесь дымка весенняя сосны // Цветам предпочла".
Канули в прошлое сны... - Ср. с трехстишием Басе: "В пути я занемог. //
И все бежит, кружит мой сон // По выжженным полям" (пер. В. Марковой. Там
же. С. 140).
С. 300. ...один человек, давая имя беседке... - Имеется в виду
китайский поэт Су Ши, который назвал свою беседку "Беседка человека,
осчастливленного дождем", в честь того, что как раз тогда, когда
строительство беседки было закончено, пошел наконец дождь после долгого
периода засухи.
С. 300. Басе просил кукушку ниспослать покой... - Имеется в виду
трехстишие Басе: "Развей тоску, // Пошли покой мне наконец, // Кукушка".
Не совершающие благодеяний - имеются в виду последователи учения Дзэн,
считающие, что истину можно постичь только интуитивно, а не путем
размышлений.
С. 301. Стоит ли донимать себя... - Цитата из стихотворения Тао
Юаньмина "Домой, к себе": "Ведь я прозрел и понял, что не стоит упреком
донимать себя за прошлые грехи, и знаю хорошо, что можно нагонять все то,
что будет впредь" (пер. В. М. Алексеева).
Луна Зайца - четвертый месяц по лунному календарю.
Долгая луна - девятый месяц по лунному календарю.
С. 302. ...показать, как вишни цветут... - Ср. с трехстишием Басе: "В
путь! Покажу я тебе, // Как в далеком Псино вишни цветут, // Старая шляпа
моя" (пер. В. Марковой. Указ. изд. С. 163).
С. 303. Почему дайнагон Такакуни... - Имеется в виду Минамото Такакуни,
иначе Дайнагон из Удзи (1004-1077), автор сборника новелл "Подобранные
сокровища Удзи" ("Удзисюимоногатари"). Во второй новелле этого сборника
рассказывается о том, что в провинции Тамба, в деревне Сино, было много
грибов "хиратакэ". Однажды жителям деревни приснился один и тот же сон -
будто явились к ним несколько десятков большеголовых монахов, один из
которых, поклонившись, сказал: "Обет, связывающий нас с этим местом,
исчерпан". Жители деревни недоумевали, не зная, как толковать этот сон, а
осенью в окрестных лесах не было найдено ни одного гриба "хиратакэ". Никто
не мог объяснить этого явления, пока не нашелся один монах, сказавший:
"Монахи, нечистые проповеди произносящие, в новом перерождении становятся
грибами".
С. 304. Сломанные мостики - образ из стихотворения Ду Фу: "Сломаны
мостики, нет досок, чтоб их починить. // Спящие ивы их заплетают ветвями..."
Вспомнив замечательные строки Бо Цзюйи... - Бусон цитирует поэму
китайского поэта Бо Цзюйи (772-846) "Пипа". Отрывок из этой поэмы дан в
переводе Л. З. Эйдлина (см.: Бо Цзюйи. Стихотворения. М., 1978. С. 276).
С. 306. Сосны из Такэкума - в местечке Такэкума, на севере острова
Хонсю, растет воспетая в японской поэзии сосна с раздвоенным стволом. О ней
упоминает Басе в путевом дневнике "По тропинкам Севера". По преданию, в
давние времена некий человек срубил эту сосну, чтобы сделать из нее сваи для
моста, но через несколько веков на ее месте выросла новая. "Поколение одно
срубило сосну, - пишет Басе, - другое посадило вновь, и ныне стал вид такой,
точно снова тысяча лет миновала, - о благодатная сосна!" (См.: Альманах
Восток. Сб. 1. М., 1935. С. 325, пер. Н. И. Фельдман.)
С. 306. Трижды первое утро - имеется в виду утро первого года, первого
месяца и первого дня.
С. 307. Толчет зерно под луною // Заяц-Ухэй - согласно древней
китайской легенде, на луне под растущей там лунной кассией сидит заяц и в
ступке толчет снадобье бессмертия. "У" в имени "Ухэй" пишется знаком "заяц",
это и послужило причиной возникновения ассоциативной цепи: луна-ступка-заяц.
Давая имя, лучше всего не задумываться. - Это высказывание уместно
сравнить со следующим местом из "Записок от скуки" Кэнко-хоси, одного из
любимейших авторов Бусона: "Древние нимало не задумывались над тем, какое
название присвоить храмам, святилищам и всему на свете" (цит. по:
Кэнко-хоси. Записки от скуки. М., 1970. С. 99, пер. В. Н. Горегляда).
С. 309. Где блуждаешь ты теперь... - У Ван Вэя есть такое
стихотворение: "В горы в далекий путь // Пришлось мне вас провожать. // Один
калитку мою // Запер я за собой. // Весною трава в лугах // Зазеленеет
опять. // А вы, мой любезный друг, // Вернетесь ли вы весной?" (пер. А.
Гитовича, см.: Ван Вэй. Стихотворения. М., 1959. С. 47).
С. 309. Люди бегут на стогны... - Снова реминисценция из "Записок от
скуки" Кэнко-хоси: "Глупо всю жизнь истязать себя, не зная минуты покоя в
погоне за славой и выгодой" (пер. В. Н. Горегляда. Указ. изд. С. 61).
С. 310. Вот и старый катается год... - Трехстишие Басе (пер. В.
Марковой).
С. 311. Чжан Цзюлин - политический деятель и поэт танской эпохи, у него
есть стихотворение под названием "В светлом зеркале вижу свои седые волосы".
Дзедзан - см. примеч. к с. 298. Существует легенда о том, что, отклоняя
приглашение императора Гомидзуноо (1596-1680), Дзедзан сказал: "Не перейти
// Мне через речку Сэми, // Хоть и мелка она, // Стыжусь увидеть отражение
// Своих морщин в ее воде".
Кудзу - пуэрария, вьющееся растение семейства бобовых. Из высушенных
корней этого растения делают крахмалистую муку, а из муки с добавлением
сахара готовят напиток, который в зависимости от времени года пьют либо
горячим, либо холодным.
Не сподобился предстать пред очи князя Рюдзак - имеется в виду Коноэ
Сакихиса (1536-1612) - сановник и политический деятель эпохи Токугава. В
свои молодые годы Рюдзан, бывший к тому же поэтом и каллиграфом, посетил
известного мастера "рэнга" Ямадзаки Сокана (годы рождения и смерти не
установлены) и предложил ему трехстишие: "Вот и Сокан. // Посмотришь - будто
голодный дух // В ирисах". Сокан немедленно ответил: "Жаждой томимый
нагнешься к воде, // Но нет ее в летнем болоте".
С. 311. Не встретил на своем пути никого, похожего на князя Сукэтомо -
имеется в виду Хино Сукэтомо (1290-1333), придворный императора Годайго,
который был осужден за участие в заговоре и сослан на остров Садо. В
"Записках от скуки" Кэнко-хоси говорится о том, что однажды, когда
почтенного монаха Дзенэна пригласили ко двору, один из сановников
воскликнул: "О, какой благородный у него вид!" - и проникся к нему
благоговением. Заметив это, князь Сукэтомо сказал: "Это все из-за его
преклонного возраста". Как-то после этого он притащил лохматую собаку,
страшную, тощую и облезлую от старости, и поволок ее к министру, говоря: "Ну
чем у нее не благородный вид?" (Пер. В. Н. Горегляда. Указ. изд. С. 118.)
С. 312. Старец из обители Цикад - имеется в виду киотоский поэт
Камидзава Доко (1709-1795), друг Бусона.
К картине "Бэнкэй". - Надпись сделана к картине, на которой изображен
Мусасибо Бэнкэй - один из любимых героев японского эпоса, монах-воин,
отличавшийся необыкновенной силой, и уличная женщина, цепляющаяся за его
рукав.
С. 313. Слезоточивый Бэнкэй (яп. "намидабэнкэй") - так по-японски
называют тех, кто добивается победы не силой, а слезами и всяческими
уловками.
С. 314. Сливовый старец - имеется в виду Нисияма Соин (1596-1682),
ведущий поэт школы Данрин. Он писал "хокку" в легкой юмористической манере.
С. 315. Красная стена - поэма китайского поэта Су Ши (1036-1101).
Строки из нее даны в переводе В. М. Алексеева (см.: Китайская классическая
проза. М., 1958. С. 314).
Ива паломников (яп. "югеянаги") - известная ива, воспетая еще поэтом
Сайге (1118-1190): "У дороги ручей // Струится светлый и чистый. // "Под
ивой в тени // Присяду на миг", - подумал. // Но долго не мог уйти". См.
также у Басе: "А в деревне Асино, у дороги, есть "ива у чистой воды". Некий
Тобэ, начальник уезда, не раз уже мне говорил, что хотел бы мне ее показать,
и я все думал: когда-то придется? - а вот нынче сам стоял под ее сенью.
"Уж в целом поле // Посажен рис? Пора мне, // О тень под ивой!"" (Басе. По
тропинкам Севера / Пер. Н. И. Фельдман. См.: Альманах Восток. Сб. 1. 1935.
С. 321.)
С. 316. ...вроде того старика, что продавал когда-то палочки для еды? -
Легендарный персонаж, который в IX веке ходил по улицам босиком, в грязной
одежде и продавал палочки для еды. Упоминание о нем есть в "Биографии
отшельника Фусо", написанной поэтом эпохи Эдо Исии Гэнсэем (1623-1668).
С. 316. Все те же черты... - Ср. со стихотворением, приписываемым
обычно поэтессе X века Оно-но Комати: "Все те же черты... // Не изменились
они ничуть. // Хоть лет череда // Унесла уже так далеко, // И есть предел
этой жизни".