– Это можно, – отвечает Франсуа, которого осенила неожиданная идея. – Каждый получит по два пиастра, но их надо заработать.
– Если вы думаете, что мы сегодня в состоянии вкалывать, то ошибаетесь, какие сейчас из нас работники!
– Да поручение совсем легкое. Помогите похоронить директора, который всегда был с вами заботлив и справедлив.
– Ну, это можно, правда, ребята? – продолжает оратор, бросив на своих спутников заговорщический взгляд. – Нас шестеро, по два пиастра каждому, чтобы опустить в могилу тело христианина. За какие-нибудь десять минут работы – плата неплохая. Можете на нас рассчитывать, хозяин, с вами можно сговориться!
Не мешкая, соблюдая тишину – Франсуа не рассчитывал на такое уважение к покойному со стороны этих взвинченных оргией людей, – гроб снесли в вестибюль, соорудив из стальных прутьев что-то вроде носилок. Похоронить месье Ивана юный метис решил на пустыре, именовавшемся Старой стройкой.
Франсуа с простым деревянным крестом в руках, сбитым из двух досочек, первым идет за гробом; почва под ногами бугристая: то куча насыпанной земли, то ямка, повсюду следы заброшенных приисков.
То слева, то справа длинные широкие рвы, откуда доставали золотоносный песок, а после так и не засыпали.
– Остановимся вот здесь. – Франсуа показывает достаточно широкий ров, на дне которого нет особых бугров.
Гроб поставили на белый гравий. Трудно объяснить, как догадался главный в похоронной команде запастись веревкой. Пьянчуга, действуя по всем правилам, делает скользящий узел, дает знак своим компаньонам и обходит сзади ничего не подозревающего Франсуа. Вдруг юноша чувствует, как его шею больно и резко стиснула удавка. Задыхаясь, со сведенным судорогой лицом, он падает на землю, понимая – но слишком поздно, – что ему подстроили ловушку.
– Ну а теперь сбрасывайте этот ящик, – визгливым голосом командует все тот же человек. – Прекрасно, – произносит он, когда гроб с ужасающим грохотом падает в яму. – Осталось покрепче связать петушка – говорят, он весьма опасен, – и смело идти в дом веселиться!
Молодой человек крепко связан и обречен на медленную смерть под палящим солнцем на раскаленном песке, рядом с широким рвом.
– Даже дерева нет, чтобы его повесить, – замечает один из прохвостов.
– Подумаешь, – цинично добавляет другой, – сдохнет и так. Захотим, вернемся и заставим его дрыгать ногами на конце каната. А сейчас пошли отсюда, время уходит…
Они быстро зашагали к теперь не защищенному, открытому первому встречному дому и быстро нашли комнату, где стоял вделанный в стену огромный сейф, сопротивлявшийся их жадности своими сложными секретными замками.
– Надо во что бы то ни стало открыть эту штуковину, – говорит вожак.
– Ты что, не видишь, такую дверь иначе, как пушечным ядром, не прошибешь.
– Петушок-то должен знать секрет! У него ведь есть ключи.
– Но вряд ли он скажет, как ими пользоваться.
– На костре подогреем мальчишке ступни – сразу заговорит. Впрочем, можно поступить и иначе.
При этих словах вожак укладывает на сейф патронташи, насыпает сверху немного черного песку, поджигает шнур и командует:
– Бежим! Динамит, братишки, придуман не только для того, чтобы взрывать горы… Вот вам доказательство!
Оглушительный взрыв прервал его, тряхнув дом до основания. Едкий, удушливый дым валит изо всех щелей. Когда проходимцы возвращаются, они видят: сейф распался на куски, скрученные, ни на что не похожие.
– А! Что я говорил? – радуется предводитель. – Вот три связки документов, бумага на владение прииском, контракт на концессию, определяющий права свободных золотоискателей. Как раз то, что нужно. Бумаги немного пострадали от взрыва, но вполне пригодны для того, чтобы Сэм поил нас бесплатно целую неделю.
– А деньги?
– И акции?
– Набивайте себе карманы, но послушайте меня, надо и других позвать. Мы пошли против закона, рискуем головой, лучше, чтобы было побольше соучастников. Тогда меньше ответственности.
А тем временем, услышав взрыв, клиенты Сэма-Отравителя уже спешили к дому. При дележке добычи не обошлось без тумаков, криков, кровавых драк. Похоже, этой вакханалией прикрывалась основная операция – изъятие всех документов на право владения богатым, лучшим в провинции прииском.
Жан и Жак еще не вернулись, Франсуа лежал в беспамятстве на раскаленных песках Старой стройки.
ГЛАВА 6
Если температура воздуха повышается постепенно, как в наших краях, снег тает постепенно, не причиняя никому вреда.
Но когда ртуть в термометре поднимается резко и за какую-нибудь неделю-две жгучий мороз безо всякого перехода сменяется иссушающей жарой, земля, на которой лежит толстый снежный пласт, быстро прогревается, нижний слой подтаивает, теряет сцепление с почвой и при малейшей вибрации верхних слоев скользит вниз. Именно такую вибрацию и спровоцировала ленточная буря, разразившаяся, когда сэр Джордж, Перро со слугами и поклажей, навьюченной на мулов, дошли до места, где водятся бигорны. Пустынное плато, на котором небольшой отряд, ослепленный молниями, оглушенный громом, исхлестанный ветром, по мере сил своих сопротивлялся буре – теперь под толстым слоем снега.
Взрывные волны грома сорвали с высоты огромную толщу снега, завалившую и людей и мулов.
По прогнозам Перро снега не должны были сюда сползти. Редкая проницательность изменила на этот раз охотнику по причине совершенно исключительной. Дело в том, что на пути лавины оказались залежи металла, образовавшие на середине склона порог, скошенный в сторону плато. В результате огромная масса снега, разделившись надвое, изменила предполагаемую траекторию и засыпала путешественников.
Все их снаряжение попало под левую часть снежного потока.
По горькой иронии судьбы после обвала буря утихла так же внезапно, как и началась. В тучах, только что скрывавших долину, появились просветы, раскаты грома доносились уже издалека, как приглушенное эхо, солнце обрушило свои палящие лучи на деревья, кустарники и луга, засверкавшие, будто жемчужными, каплями воды.
Неужели маленький отряд погиб, погребенный под снегом толщиной в два с половиной-три метра?
Нет, кто-то все-таки чудом выжил, оправился от шока и решил бороться со стихией: из-под белого покрова, с пятнами сорванных лавиной растений, комьев земли, камней вдруг высовывается рука и вращательными движениями образует в снегу воронку. Потом из этой самодельной воронки появляется бородатое лицо, и сквозь ветви кустарника, припорошенного снегом, слышится глубокий вздох:
– Уф! Как приятно дышать, особенно после того, как от этого почти отвык.
Перро! Это голос Перро.
– Как там остальные? Что-то никто не шевелится.
– На помощь! Я задыхаюсь!
– На помощь!
– Перро, помогите!
– Это вы, месье? Постарайтесь выбраться!
Слуга, кучер и, наконец, наш джентльмен подают голоса хрипло, едва слышно, моля о спасении. Вот только Ли, повар-китаец куда-то запропастился.
Как позже поймут путешественники, они чудом оказались не раздавленными или не задушенными лавиной. На их счастье, снег был пористым и пропускал воздух. К тому же, инстинктивно отворачиваясь от ветра, все они упали на четвереньки, выставив спины и опустив головы, поэтому над ними осталось какое-то количество воздуха.
Только благодаря этому небольшому кислородному запасу англичанин и его свита смогли продержаться, пока не подоспел Перро.
Канадец же спасся сам: благодаря своей силе и гигантскому росту он сумел распрямиться под гигантской толщей снега и пробиться к воздуху и свету. Чтобы высунуть одну только голову, ему пришлось разгрести рукой снежный покров не менее шестидесяти сантиметров.
Глотнув воздуха, проводник слышит все более отчаянные, все менее различимые призывы о помощи.
Мулы ведут себя очень беспокойно, фыркают, тянут то вперед, то назад, они совершенно обезумели и того гляди задавят находящихся рядом людей.
Метису, к счастью, довольно долго прыгая на месте, подняв вверх руки, удалось проделать вокруг себя что-то вроде колодца.
При этих прыжках охотник задел ногой что-то твердое. Оно жалобно попискивает. Перро встает на этот предмет и, подпрыгнув, успевает окинуть взглядом долину, заваленную снегом.
Какое счастье! Слой снега кончается! В трех метрах – чистая скала!
Канадец набирает полные легкие воздуха, наклоняется в ту сторону, где видна свободная от снега земля, и, прижав к груди подбородок, вытянув вперед сцепленные руки, врезается как пловец в плотную подушку снега. Невероятным усилием он расчищает небольшое пространство, потом отступает, чтобы иметь разбег, и подбадривает тех, кто еще под снегом:
– Ну, давайте держитесь, я стараюсь для вас, а это нелегко…
Перро бросается вперед вторично – рот, ноздри, глаза залеплены снегом, не хватает воздуха, ему кажется, что он оглох, ослеп, но упрямец работает ногами, руками, выгибает спину, раскачивает торс, упирается в преграду головой, удлиняя спасительный коридор.
Ну, третий, и последний, бросок!
– Господи, благослови! – горячо молится охотник.
Перро передвигается по этому туннелю с величайшей осторожностью, чтобы не осыпались стенки, пробирается к твердому предмету, на который он только что наступил, но попадает ногой в петлю какой-то веревки. Опять доносятся странные приглушенные звуки. Канадец нащупывает веревку и подтягивает ее, предмет ползет следом. Перро тянет еще, отступая на три шага уже по ровной поверхности плато, и, несмотря на драматическую ситуацию, не может удержаться от смеха – веревка оказалась длинной косичкой китайца. А предметом, на который он наткнулся, был сам повар.
– Ну, знаешь, обезьяна, тебе повезло, что ты не носишь парика. Твой хозяин своей шевелюре не мог бы сказать спасибо. Но хватит, однако, смеяться.
Помня о серьезности момента, неустрашимый охотник без промедления опять врубается со всей силы в толщу снега, извлекая на этот раз нашего джентльмена. Тот – без сознания, лицо – восковой бледности.
Засыпанным мулам дышалось легче, воздух сохранился под навьюченным на них грузом. Но его уже не хватает, и животные начинают отчаянно биться.
Ведомые безошибочным инстинктом, которого, к сожалению, нет у человека, они угадывают, чувствуют, в какую сторону надо направить усилия, чтобы вырваться из снежного плена.
Словно повинуясь приказу, четвероногие пробиваются коридором, параллельным коридору Перро. А канадец тем временем ныряет, вытягивая из снега лакея и кучера – одного за руку, другого за ногу. Оба недвижимы, как трупы.
– Уф! – отдувается отважный спасатель. – Больше не могу. И неудивительно, черт возьми!
Мулы с грузом на спине, связанные, как вы помните, вместе, устраивают такую пляску, что свод коридора рушится и едва не заваливает ослабевшего Перро.
– Но! Милые мои, поосторожнее! Поосторожнее, но-но!
Мулы, дрожа, с содранной кожей, охотно слушаются и останавливаются.
– Животные целы-целехоньки, – бормочет метис, едва переводя дыхание, весь в поту, еле держась на ногах, – а вот люди, кажется, плохи. Начнем с хозяина. Эй, месье, опасность миновала, приходите же в себя. Он меня не слышит, ну ничего, капля спиртного его оживит. Надо открыть рот, но, Бог мой, не вытащу ли я из сэра Лесли челюсть, как грубиян Лось? Буду осторожен.
Англичанин, глотнув немного виски, с трудом открывает наконец глаза, поднимает голову, видит грубоватое, доброе лицо охотника, берет флягу и, опорожнив ее на добрую четверть, потягиваясь, встает.
Он может двигать руками, ногами и даже говорить:
– Это вы, Перро?
– Да, месье.
– Вы еще раз спасли мне жизнь.
– Каждый делает что может, месье.
– Вы с такой самоотверженностью участвуете в этой экспедиции, заботитесь, чтобы она удалась.
– Черт возьми! Я ведь дал слово помочь убить бигорна и делаю все, чтобы его сдержать. Кстати, предчувствия мне подсказывают: долгожданный момент близок.
– О, если б это было так!
– Я не собираюсь командовать, но послушайтесь совета: лучше ружье иметь при себе. Если в этих местах есть бигорны – а я в этом уверен, – они скоро появятся здесь, посмотреть, не завалена ли лавиной их дорога. Тут ошибиться невозможно: кто говорит «лавина», тот говорит «бигорны».
Оживившись от таких обещаний и от виски, наш джентльмен очистил ствол ружья от набившегося снега, убедился, что курок и весь механизм работают нормально, вложил в оба магазина патроны и, не сводя глаз с хорошо обозреваемой горной тропы, начал с нетерпением ждать.
Тем временем Перро силится привести в чувство других участников экспедиции, которые не подают признаков жизни.
– Ну что за мокрые курицы, – ворчит отважный канадец, – стоит ли падать в обморок от снега, навалившегося на спину и забившего уши? И как вам не стыдно лежать без движения, когда ваш хозяин уже на ногах. И животные живы-здоровы!
В ответ – ни звука. Тогда метис подтянул к себе кучера и начал так энергично массировать его торс, что бедняга заорал, зовя на помощь.
Возница пришел в себя уже через две минуты – так эффективно растирание, средство простое, но надежное, тем более что канадец вкладывал в свои действия энергию и уверенность.
– Ну вот, теперь, когда ты завопил как резаный, окажи такую же помощь своим товарищам – этой китайской обезьянке и вон тому пуришинелю в ливрее. Давай, давай, три сильнее, вспомни, как загораются спички от трения, недаром они и покрыты фротфоромnote 88.
Оглушенный этим потоком слов, чувствуя, как ноет тело после снежного купания, ослепленный солнцем, кучер взял флягу, из которой пил хозяин, отхлебнул, чтобы взбодриться, хорошую порцию и послушно пошел растирать своих товарищей.
Перро, быстро зарядив свой старенький шарп, приблизился к англичанину, который со свойственным ему фантастическим эгоизмом даже не поинтересовался, как чувствуют себя слуги.
Перро внимательно осматривает местность и говорит:
– А я не ошибся, месье… Они появились!
– Бигорны. – Голос сэра Джорджа задрожал.
– Да, бигорны. Их целая дюжина.
Его Высочество потянулся за лорнетом.
– Я вам не приказываю, но лучше не возитесь с этим, они могут выбежать прямо на нас как молния – не успеете и глазом моргнуть.
– Но где они?
– Повыше, в четырехстах ярдах отсюда, на противоположном склоне расщелины.
– Эти белые неподвижные пятна?
– Они самые, смотрите, смотрите, двигаются…
– Только и всего, – разочарованно прошептал джентльмен.
(Надеюсь, читатель уже понял, что заявление сэра Лесли, сделанное в Клубе охотников, о том, что он охотился на бигорнов, является не чем иным, как хвастливой выдумкой самонадеянного аристократа.)
– Вы их недооцениваете, – продолжал Перро, – это красивейшее животное. На таком расстоянии, да еще когда смотришь снизу вверх, они, может быть, и не производят впечатления, но, поверьте, редко где можно встретить таких красавцев.
– Не спорю, но как их направить в нашу сторону?
– Они придут сами, добровольно, держась этой темной линии – следа, оставленного лавиной. Не забывайте, мы сейчас на их дороге, бигорны по ней ходят на выпас и возвращаются обратно.
– Их могут отпугнуть мулы.
– С того места мулов не видать.
– А нас?
– И нас – с высоты мы сливаемся с камнями и кустами, сорванными лавиной. Бигорны очень осторожны, пугливы, но любопытства у этих красавцев еще больше. Сейчас они примчатся сюда во весь опор, чтобы посмотреть, в порядке ли их дорога.
– На все у вас, Перро, есть ответ.
– Внимание, вот они! Я их не ждал так скоро.
Сэр Джордж, опытный охотник с исключительным самообладанием, чувствует, как вспотели его ладони.
Сердце лихорадочно бьется.
Светло-коричневые и светло-серые пятна, оторвавшись от скал, с фантастической быстротой мчатся вниз. Силуэты их неразличимы, словно катятся обросшие мхом камни.
– Они… – повторяет канадец. – Одиннадцать. Что скажете об этих прыжках, этих толчках ногами?
– Восхитительно!
Пятна увеличиваются, теперь отчетливо видны очертания животных.
Огромная голова на изогнутой шее, устрашающая спираль рогов, ноги, заросшие сверху до колена длинной шерстью грязно-белого цвета, – зимнее одеяние бигорнов в это время года начинает спадать.
На их пути – расщелина десяти метров шириной. Бигорны перенеслись с одного края на другой с удивительной легкостью – без остановки, без колебаний. И опять стремительный, безумный бег.
Стадо мчится по уступу, что на сотню метров выше плато, на котором притаились наши охотники. На пути отвесная скала – шестьдесят футовnote 89 вниз.
– Им не прыгнуть, – роняет сэр Джордж.
– Посмотрим, – отвечает Перро.
Едва произнес он эти слова, как все стадо бросается головой вперед, в пустоту. Каждый из бигорнов в ореоле длинной шерсти на миг застывает меж небом и землей, потом мягко опускается на ноги – металлические рессоры и снова бросается вскачь, ни на минуту не замедляя бега. Едва касаясь копытами земли, прекрасные животные приближаются к месту, где сползла лавина.
Неожиданно увидев в двадцати шагах мулов и людей, они останавливаются, присев на задние ноги и грациозно вскинув головы, – воплощенное совершенство.
Если смотреть снизу вверх, бигорны кажутся огромными. Сэр Джордж, воспользовавшись краткой остановкой, длящейся не более двух секунд, успевает вскинуть ружье и сделать два выстрела.
ГЛАВА 7
– Вы находите, Перро? – спрашивает сэр Джордж, и его равнодушное лицо озаряется гордой улыбкой.
– Я говорю то, что думаю, месье. – Этот двойной выстрел, встретивший бигорнов, можно считать выстрелом мастера.
– Они оба подбиты?
– Насмерть, сражены как молнией. На моей памяти никому такого не удавалось.
– А вам самому, Перро?
– Но мне всегда достаточно одного зверя. Я стреляю, чтобы поесть, одного хватает.
– Любопытно! Все стадо исчезло разом. Из-за дыма я даже не заметил, куда они скрылись.
– Они бросились в сторону, фьють – и нет их. Эти животные, почуяв опасность, не теряют времени даром. Ну что ж, пойдем за добычей.
– С удовольствием. Хочу посмотреть на наши трофеи поближе и сфотографировать их с разных сторон.
В несколько прыжков по тропинке, идущей по склону, они добрались до необычайно красивых животных.
– Не думал, что они такие большие, – удивился сэр Джордж, останавливаясь возле первого бигорна, пораженного пулей навылет, – она вошла прямо в мохнатую грудь, а вышла через тазобедренный сустав задней левой ноги.
– В высоту эти красавцы приблизительно пять футов, рост средней лошади.
– И называть их баранами… Какая нелепость!
– Рога, конечно, напоминают бараньи. Но если бы эта спираль не была длиной три с половиной фута и толщиной как нога мускулистого мужчины!
– Название «бигорны», то есть огромные рога, гораздо больше подходит, чем баран Скалистых гор, ovis montana, как убеждал нас глупец Эдвард Проктор. Ну, судить будут натуралисты на основании подлинных документов. Перро!
– Да, месье.
– Давайте каждый разделает по одной туше – я сделаю массу кадров.
– Ну что ж, можно начинать.
– Погодите, сначала снимем их словно живых.
Перро, с помощью взбодренных несколькими большими глотками виски повара, кучера и лакея, поднимает обе туши – самца и самки, прислоняет одну к другой, кажется, будто они стоят.
Сэр Джордж наводит объектив анфас, в профиль, в три четверти, делает снимок за снимком, стараясь запечатлеть колоссального, удивительного барана во всех деталях.
Это еще не все. Поскольку сегодня фотография еще не способна передавать цвета, Его Высочество среди прочей информации заносит в блокнот и основные сведения об окрасе животных.
Вот слово в слово это описание, краткое, но достаточно полное:
«Голова – почти круглая, срезанная по прямой линии впереди. Рога у самца непропорционально большие, достигают трех с половиной футов, расположены близко к глазам и закручены в спираль с поперечными полосами, как у барана обыкновенного (позднее по этому поводу зоологи вынесут свое суждение…). У самки рога меньше и почти прямые. Шерстяной покров туловища минимален. На спине, животе и шее шерсть короткая, прямая, грубая, словно пересушена, светло-каштанового окраса, как будто выцветшая. На груди, ногах и задней части крупа шерсть длинная, белого оттенка. Морда и нос белые, щеки светло-каштановые, хвост короткий, черного цвета».
– Кажется, все, – вполголоса сказал наш джентльмен, перечитав свои записи. – А сейчас, если не возражаете, Перро, аккуратно освежуем бигорнов, стараясь не испортить их шкуры.
– Доверьтесь мне, месье, я за свою жизнь столько снимал шкур – разного размера и разного цвета.
– Пожалуйста, приступайте.
Эта деликатная и весьма трудная работа длилась не более получаса – так споро и дружно работали мужчины.
Для любителя сэр Джордж демонстрировал прекрасную сноровку. Канадец с удовольствием его похвалил.
Сняв шкуры и скатав их – дубить, чтобы не ломались, придется значительно позднее, – охотники вспарывают животным брюхо, вынимают внутренности, не забывая про почки, – если пожарить их на костре, получится вкуснейшее блюдо. Потом так же быстро снимают с костей все мясо, открывая по возможности каждую кость скелета.
Конечно, препарировать приходится вчерне, но пока этого достаточно. Сейчас главное – суметь донести все это до Баркервилла, чтобы туши не загнили, а мясо не испортилось.
– Если хорошенько очистить кости и засушить сухожилия, – говорит сэр Джордж, – хороший натуралист сможет, изучив фотографии, «одеть» скелет, вставить глаза, придать естественный цвет морде, одним словом, сделав чучело, вернуть этим красивейшим животным подобие жизни… Итак, наша экспедиция завершена. Завтра, Перро, возвращаемся в Баркервилл.
– Как скажете, месье, я удовлетворен результатом охоты, она могла потребовать куда больше времени и сил.
Пока хозяин и канадец занимались тушами, слуги освободили от поклажи мулов, собрали багаж в одно место, поставили палатку, запаслись водой и нужными травами, разожгли костер, иначе говоря, все приготовили для ужина и сна.
Оправившись от страха, привычные к самым разным приключениям в горах, стреноженные мулы с удовольствием жуют сочный корм, пока повар Ли поджаривает на костре заднюю ногу бигорна.
Перро насадил на вертел четыре почки, общим весом в полтора килограмма, и на две минуты сунул их в огонь.
Почки надо есть слегка обжаренными, с кровью, иначе они будут отвратительны. Побыв на огне ровно столько, сколько надо, они превращаются в изысканное блюдо.
Его Высочеству, который по такому случаю пригласил охотника к своему столу, угощение понравилось, а он известный гурман.
Перро чувствовал себя за столом абсолютно свободно, как если бы делил трапезу с простым грузчиком из Виктории. У него отличный аппетит человека, живущего среди дикой природы. Он рвет, грызет своими волчьими зубами огромные куски дичи, щедро запивая их вином.
После роскошного пира – Ли добавил к столу и часть своих запасов, – после хорошей трубки и стакана коньяка метис все видит в розовом цвете.
Десять часов вечера. Покачивается звездный небосклон, улеглись мулы, позевывают слуги, наш джентльмен отправляется в свою палатку. Перро, завернувшись в одеяло и положив под голову камень, тоже устраивается на ночь.
– Доброй ночи, Перро.
– Доброй ночи, месье, вы очень любезны.
А про себя канадец добавил, глядя на звезды:
«Решительно не узнаю милорда. После удачной охоты не осталось и следа от его высокомерия, гордыни, жестокости. Черт возьми, если он и утром будет таким – а ведь теперь англичанин от меня ничего не ждет, – я осмелюсь, наверное, рассказать ему в двух словах о делах прииска, распутать которые, конечно, не легче, чем ком пакли, но для генерального инспектора нет ничего невозможного, лишь бы только он захотел нам помочь… Ну, посмотрим!»
Лагерь, как и в предыдущие дни, снимается с первыми лучами солнца. Скелеты бигорнов плотно упакованы в одеяла, перевязаны веревками и покоятся на спинах двух ослов. Туда же приторочены свернутые шкуры.
Сэр Джордж самолично участвует в упаковке, волнуясь, как бы не повредить в дороге драгоценные экспонаты.
После сытного, хоть и на скорую руку, завтрака экспедиция отправилась в обратный путь. Она обходит быстро тающую сползшую лавину, поднимается до середины склона и оказывается на тропе бигорнов – с расщелинами, крутыми спусками, подъемами, оврагами, безднами.
– Если вы думаете, что мы сегодня в состоянии вкалывать, то ошибаетесь, какие сейчас из нас работники!
– Да поручение совсем легкое. Помогите похоронить директора, который всегда был с вами заботлив и справедлив.
– Ну, это можно, правда, ребята? – продолжает оратор, бросив на своих спутников заговорщический взгляд. – Нас шестеро, по два пиастра каждому, чтобы опустить в могилу тело христианина. За какие-нибудь десять минут работы – плата неплохая. Можете на нас рассчитывать, хозяин, с вами можно сговориться!
Не мешкая, соблюдая тишину – Франсуа не рассчитывал на такое уважение к покойному со стороны этих взвинченных оргией людей, – гроб снесли в вестибюль, соорудив из стальных прутьев что-то вроде носилок. Похоронить месье Ивана юный метис решил на пустыре, именовавшемся Старой стройкой.
Франсуа с простым деревянным крестом в руках, сбитым из двух досочек, первым идет за гробом; почва под ногами бугристая: то куча насыпанной земли, то ямка, повсюду следы заброшенных приисков.
То слева, то справа длинные широкие рвы, откуда доставали золотоносный песок, а после так и не засыпали.
– Остановимся вот здесь. – Франсуа показывает достаточно широкий ров, на дне которого нет особых бугров.
Гроб поставили на белый гравий. Трудно объяснить, как догадался главный в похоронной команде запастись веревкой. Пьянчуга, действуя по всем правилам, делает скользящий узел, дает знак своим компаньонам и обходит сзади ничего не подозревающего Франсуа. Вдруг юноша чувствует, как его шею больно и резко стиснула удавка. Задыхаясь, со сведенным судорогой лицом, он падает на землю, понимая – но слишком поздно, – что ему подстроили ловушку.
– Ну а теперь сбрасывайте этот ящик, – визгливым голосом командует все тот же человек. – Прекрасно, – произносит он, когда гроб с ужасающим грохотом падает в яму. – Осталось покрепче связать петушка – говорят, он весьма опасен, – и смело идти в дом веселиться!
Молодой человек крепко связан и обречен на медленную смерть под палящим солнцем на раскаленном песке, рядом с широким рвом.
– Даже дерева нет, чтобы его повесить, – замечает один из прохвостов.
– Подумаешь, – цинично добавляет другой, – сдохнет и так. Захотим, вернемся и заставим его дрыгать ногами на конце каната. А сейчас пошли отсюда, время уходит…
Они быстро зашагали к теперь не защищенному, открытому первому встречному дому и быстро нашли комнату, где стоял вделанный в стену огромный сейф, сопротивлявшийся их жадности своими сложными секретными замками.
– Надо во что бы то ни стало открыть эту штуковину, – говорит вожак.
– Ты что, не видишь, такую дверь иначе, как пушечным ядром, не прошибешь.
– Петушок-то должен знать секрет! У него ведь есть ключи.
– Но вряд ли он скажет, как ими пользоваться.
– На костре подогреем мальчишке ступни – сразу заговорит. Впрочем, можно поступить и иначе.
При этих словах вожак укладывает на сейф патронташи, насыпает сверху немного черного песку, поджигает шнур и командует:
– Бежим! Динамит, братишки, придуман не только для того, чтобы взрывать горы… Вот вам доказательство!
Оглушительный взрыв прервал его, тряхнув дом до основания. Едкий, удушливый дым валит изо всех щелей. Когда проходимцы возвращаются, они видят: сейф распался на куски, скрученные, ни на что не похожие.
– А! Что я говорил? – радуется предводитель. – Вот три связки документов, бумага на владение прииском, контракт на концессию, определяющий права свободных золотоискателей. Как раз то, что нужно. Бумаги немного пострадали от взрыва, но вполне пригодны для того, чтобы Сэм поил нас бесплатно целую неделю.
– А деньги?
– И акции?
– Набивайте себе карманы, но послушайте меня, надо и других позвать. Мы пошли против закона, рискуем головой, лучше, чтобы было побольше соучастников. Тогда меньше ответственности.
А тем временем, услышав взрыв, клиенты Сэма-Отравителя уже спешили к дому. При дележке добычи не обошлось без тумаков, криков, кровавых драк. Похоже, этой вакханалией прикрывалась основная операция – изъятие всех документов на право владения богатым, лучшим в провинции прииском.
Жан и Жак еще не вернулись, Франсуа лежал в беспамятстве на раскаленных песках Старой стройки.
ГЛАВА 6
Надежды не оправдались. – Под снежной лавиной. – Появление руки. – На помощь! – Коридор в снегах. – Воспоминание об искусственной челюсти. – Сэра Джорджа еще раз спасает Перро. – Бигорны. – Неописуемое изящество. – Выстрелы.
Сход снежных лавин особенно вероятен и опасен на тех склонах Скалистых гор, где за зиму скапливается фантастическое количество снега. Интересно, что другие хребты в это же время года остаются совершенно оголенными.Если температура воздуха повышается постепенно, как в наших краях, снег тает постепенно, не причиняя никому вреда.
Но когда ртуть в термометре поднимается резко и за какую-нибудь неделю-две жгучий мороз безо всякого перехода сменяется иссушающей жарой, земля, на которой лежит толстый снежный пласт, быстро прогревается, нижний слой подтаивает, теряет сцепление с почвой и при малейшей вибрации верхних слоев скользит вниз. Именно такую вибрацию и спровоцировала ленточная буря, разразившаяся, когда сэр Джордж, Перро со слугами и поклажей, навьюченной на мулов, дошли до места, где водятся бигорны. Пустынное плато, на котором небольшой отряд, ослепленный молниями, оглушенный громом, исхлестанный ветром, по мере сил своих сопротивлялся буре – теперь под толстым слоем снега.
Взрывные волны грома сорвали с высоты огромную толщу снега, завалившую и людей и мулов.
По прогнозам Перро снега не должны были сюда сползти. Редкая проницательность изменила на этот раз охотнику по причине совершенно исключительной. Дело в том, что на пути лавины оказались залежи металла, образовавшие на середине склона порог, скошенный в сторону плато. В результате огромная масса снега, разделившись надвое, изменила предполагаемую траекторию и засыпала путешественников.
Все их снаряжение попало под левую часть снежного потока.
По горькой иронии судьбы после обвала буря утихла так же внезапно, как и началась. В тучах, только что скрывавших долину, появились просветы, раскаты грома доносились уже издалека, как приглушенное эхо, солнце обрушило свои палящие лучи на деревья, кустарники и луга, засверкавшие, будто жемчужными, каплями воды.
Неужели маленький отряд погиб, погребенный под снегом толщиной в два с половиной-три метра?
Нет, кто-то все-таки чудом выжил, оправился от шока и решил бороться со стихией: из-под белого покрова, с пятнами сорванных лавиной растений, комьев земли, камней вдруг высовывается рука и вращательными движениями образует в снегу воронку. Потом из этой самодельной воронки появляется бородатое лицо, и сквозь ветви кустарника, припорошенного снегом, слышится глубокий вздох:
– Уф! Как приятно дышать, особенно после того, как от этого почти отвык.
Перро! Это голос Перро.
– Как там остальные? Что-то никто не шевелится.
– На помощь! Я задыхаюсь!
– На помощь!
– Перро, помогите!
– Это вы, месье? Постарайтесь выбраться!
Слуга, кучер и, наконец, наш джентльмен подают голоса хрипло, едва слышно, моля о спасении. Вот только Ли, повар-китаец куда-то запропастился.
Как позже поймут путешественники, они чудом оказались не раздавленными или не задушенными лавиной. На их счастье, снег был пористым и пропускал воздух. К тому же, инстинктивно отворачиваясь от ветра, все они упали на четвереньки, выставив спины и опустив головы, поэтому над ними осталось какое-то количество воздуха.
Только благодаря этому небольшому кислородному запасу англичанин и его свита смогли продержаться, пока не подоспел Перро.
Канадец же спасся сам: благодаря своей силе и гигантскому росту он сумел распрямиться под гигантской толщей снега и пробиться к воздуху и свету. Чтобы высунуть одну только голову, ему пришлось разгрести рукой снежный покров не менее шестидесяти сантиметров.
Глотнув воздуха, проводник слышит все более отчаянные, все менее различимые призывы о помощи.
Мулы ведут себя очень беспокойно, фыркают, тянут то вперед, то назад, они совершенно обезумели и того гляди задавят находящихся рядом людей.
Метису, к счастью, довольно долго прыгая на месте, подняв вверх руки, удалось проделать вокруг себя что-то вроде колодца.
При этих прыжках охотник задел ногой что-то твердое. Оно жалобно попискивает. Перро встает на этот предмет и, подпрыгнув, успевает окинуть взглядом долину, заваленную снегом.
Какое счастье! Слой снега кончается! В трех метрах – чистая скала!
Канадец набирает полные легкие воздуха, наклоняется в ту сторону, где видна свободная от снега земля, и, прижав к груди подбородок, вытянув вперед сцепленные руки, врезается как пловец в плотную подушку снега. Невероятным усилием он расчищает небольшое пространство, потом отступает, чтобы иметь разбег, и подбадривает тех, кто еще под снегом:
– Ну, давайте держитесь, я стараюсь для вас, а это нелегко…
Перро бросается вперед вторично – рот, ноздри, глаза залеплены снегом, не хватает воздуха, ему кажется, что он оглох, ослеп, но упрямец работает ногами, руками, выгибает спину, раскачивает торс, упирается в преграду головой, удлиняя спасительный коридор.
Ну, третий, и последний, бросок!
– Господи, благослови! – горячо молится охотник.
Перро передвигается по этому туннелю с величайшей осторожностью, чтобы не осыпались стенки, пробирается к твердому предмету, на который он только что наступил, но попадает ногой в петлю какой-то веревки. Опять доносятся странные приглушенные звуки. Канадец нащупывает веревку и подтягивает ее, предмет ползет следом. Перро тянет еще, отступая на три шага уже по ровной поверхности плато, и, несмотря на драматическую ситуацию, не может удержаться от смеха – веревка оказалась длинной косичкой китайца. А предметом, на который он наткнулся, был сам повар.
– Ну, знаешь, обезьяна, тебе повезло, что ты не носишь парика. Твой хозяин своей шевелюре не мог бы сказать спасибо. Но хватит, однако, смеяться.
Помня о серьезности момента, неустрашимый охотник без промедления опять врубается со всей силы в толщу снега, извлекая на этот раз нашего джентльмена. Тот – без сознания, лицо – восковой бледности.
Засыпанным мулам дышалось легче, воздух сохранился под навьюченным на них грузом. Но его уже не хватает, и животные начинают отчаянно биться.
Ведомые безошибочным инстинктом, которого, к сожалению, нет у человека, они угадывают, чувствуют, в какую сторону надо направить усилия, чтобы вырваться из снежного плена.
Словно повинуясь приказу, четвероногие пробиваются коридором, параллельным коридору Перро. А канадец тем временем ныряет, вытягивая из снега лакея и кучера – одного за руку, другого за ногу. Оба недвижимы, как трупы.
– Уф! – отдувается отважный спасатель. – Больше не могу. И неудивительно, черт возьми!
Мулы с грузом на спине, связанные, как вы помните, вместе, устраивают такую пляску, что свод коридора рушится и едва не заваливает ослабевшего Перро.
– Но! Милые мои, поосторожнее! Поосторожнее, но-но!
Мулы, дрожа, с содранной кожей, охотно слушаются и останавливаются.
– Животные целы-целехоньки, – бормочет метис, едва переводя дыхание, весь в поту, еле держась на ногах, – а вот люди, кажется, плохи. Начнем с хозяина. Эй, месье, опасность миновала, приходите же в себя. Он меня не слышит, ну ничего, капля спиртного его оживит. Надо открыть рот, но, Бог мой, не вытащу ли я из сэра Лесли челюсть, как грубиян Лось? Буду осторожен.
Англичанин, глотнув немного виски, с трудом открывает наконец глаза, поднимает голову, видит грубоватое, доброе лицо охотника, берет флягу и, опорожнив ее на добрую четверть, потягиваясь, встает.
Он может двигать руками, ногами и даже говорить:
– Это вы, Перро?
– Да, месье.
– Вы еще раз спасли мне жизнь.
– Каждый делает что может, месье.
– Вы с такой самоотверженностью участвуете в этой экспедиции, заботитесь, чтобы она удалась.
– Черт возьми! Я ведь дал слово помочь убить бигорна и делаю все, чтобы его сдержать. Кстати, предчувствия мне подсказывают: долгожданный момент близок.
– О, если б это было так!
– Я не собираюсь командовать, но послушайтесь совета: лучше ружье иметь при себе. Если в этих местах есть бигорны – а я в этом уверен, – они скоро появятся здесь, посмотреть, не завалена ли лавиной их дорога. Тут ошибиться невозможно: кто говорит «лавина», тот говорит «бигорны».
Оживившись от таких обещаний и от виски, наш джентльмен очистил ствол ружья от набившегося снега, убедился, что курок и весь механизм работают нормально, вложил в оба магазина патроны и, не сводя глаз с хорошо обозреваемой горной тропы, начал с нетерпением ждать.
Тем временем Перро силится привести в чувство других участников экспедиции, которые не подают признаков жизни.
– Ну что за мокрые курицы, – ворчит отважный канадец, – стоит ли падать в обморок от снега, навалившегося на спину и забившего уши? И как вам не стыдно лежать без движения, когда ваш хозяин уже на ногах. И животные живы-здоровы!
В ответ – ни звука. Тогда метис подтянул к себе кучера и начал так энергично массировать его торс, что бедняга заорал, зовя на помощь.
Возница пришел в себя уже через две минуты – так эффективно растирание, средство простое, но надежное, тем более что канадец вкладывал в свои действия энергию и уверенность.
– Ну вот, теперь, когда ты завопил как резаный, окажи такую же помощь своим товарищам – этой китайской обезьянке и вон тому пуришинелю в ливрее. Давай, давай, три сильнее, вспомни, как загораются спички от трения, недаром они и покрыты фротфоромnote 88.
Оглушенный этим потоком слов, чувствуя, как ноет тело после снежного купания, ослепленный солнцем, кучер взял флягу, из которой пил хозяин, отхлебнул, чтобы взбодриться, хорошую порцию и послушно пошел растирать своих товарищей.
Перро, быстро зарядив свой старенький шарп, приблизился к англичанину, который со свойственным ему фантастическим эгоизмом даже не поинтересовался, как чувствуют себя слуги.
Перро внимательно осматривает местность и говорит:
– А я не ошибся, месье… Они появились!
– Бигорны. – Голос сэра Джорджа задрожал.
– Да, бигорны. Их целая дюжина.
Его Высочество потянулся за лорнетом.
– Я вам не приказываю, но лучше не возитесь с этим, они могут выбежать прямо на нас как молния – не успеете и глазом моргнуть.
– Но где они?
– Повыше, в четырехстах ярдах отсюда, на противоположном склоне расщелины.
– Эти белые неподвижные пятна?
– Они самые, смотрите, смотрите, двигаются…
– Только и всего, – разочарованно прошептал джентльмен.
(Надеюсь, читатель уже понял, что заявление сэра Лесли, сделанное в Клубе охотников, о том, что он охотился на бигорнов, является не чем иным, как хвастливой выдумкой самонадеянного аристократа.)
– Вы их недооцениваете, – продолжал Перро, – это красивейшее животное. На таком расстоянии, да еще когда смотришь снизу вверх, они, может быть, и не производят впечатления, но, поверьте, редко где можно встретить таких красавцев.
– Не спорю, но как их направить в нашу сторону?
– Они придут сами, добровольно, держась этой темной линии – следа, оставленного лавиной. Не забывайте, мы сейчас на их дороге, бигорны по ней ходят на выпас и возвращаются обратно.
– Их могут отпугнуть мулы.
– С того места мулов не видать.
– А нас?
– И нас – с высоты мы сливаемся с камнями и кустами, сорванными лавиной. Бигорны очень осторожны, пугливы, но любопытства у этих красавцев еще больше. Сейчас они примчатся сюда во весь опор, чтобы посмотреть, в порядке ли их дорога.
– На все у вас, Перро, есть ответ.
– Внимание, вот они! Я их не ждал так скоро.
Сэр Джордж, опытный охотник с исключительным самообладанием, чувствует, как вспотели его ладони.
Сердце лихорадочно бьется.
Светло-коричневые и светло-серые пятна, оторвавшись от скал, с фантастической быстротой мчатся вниз. Силуэты их неразличимы, словно катятся обросшие мхом камни.
– Они… – повторяет канадец. – Одиннадцать. Что скажете об этих прыжках, этих толчках ногами?
– Восхитительно!
Пятна увеличиваются, теперь отчетливо видны очертания животных.
Огромная голова на изогнутой шее, устрашающая спираль рогов, ноги, заросшие сверху до колена длинной шерстью грязно-белого цвета, – зимнее одеяние бигорнов в это время года начинает спадать.
На их пути – расщелина десяти метров шириной. Бигорны перенеслись с одного края на другой с удивительной легкостью – без остановки, без колебаний. И опять стремительный, безумный бег.
Стадо мчится по уступу, что на сотню метров выше плато, на котором притаились наши охотники. На пути отвесная скала – шестьдесят футовnote 89 вниз.
– Им не прыгнуть, – роняет сэр Джордж.
– Посмотрим, – отвечает Перро.
Едва произнес он эти слова, как все стадо бросается головой вперед, в пустоту. Каждый из бигорнов в ореоле длинной шерсти на миг застывает меж небом и землей, потом мягко опускается на ноги – металлические рессоры и снова бросается вскачь, ни на минуту не замедляя бега. Едва касаясь копытами земли, прекрасные животные приближаются к месту, где сползла лавина.
Неожиданно увидев в двадцати шагах мулов и людей, они останавливаются, присев на задние ноги и грациозно вскинув головы, – воплощенное совершенство.
Если смотреть снизу вверх, бигорны кажутся огромными. Сэр Джордж, воспользовавшись краткой остановкой, длящейся не более двух секунд, успевает вскинуть ружье и сделать два выстрела.
ГЛАВА 7
Жертвы. – Подготовка. – Фотографии. – Перро не узнает своего милорда. – Возвращение. – Слово в защиту «Свободной России». – Как наш джентльмен понимает благодарность. – Перро на дне пропасти.
– Браво, месье! – восклицает Перро. Мощное эхо выстрела из экспресс-карабина перекатывается по Скалистым горам все дальше и дальше. – Честное слово охотника, прекрасная работа!– Вы находите, Перро? – спрашивает сэр Джордж, и его равнодушное лицо озаряется гордой улыбкой.
– Я говорю то, что думаю, месье. – Этот двойной выстрел, встретивший бигорнов, можно считать выстрелом мастера.
– Они оба подбиты?
– Насмерть, сражены как молнией. На моей памяти никому такого не удавалось.
– А вам самому, Перро?
– Но мне всегда достаточно одного зверя. Я стреляю, чтобы поесть, одного хватает.
– Любопытно! Все стадо исчезло разом. Из-за дыма я даже не заметил, куда они скрылись.
– Они бросились в сторону, фьють – и нет их. Эти животные, почуяв опасность, не теряют времени даром. Ну что ж, пойдем за добычей.
– С удовольствием. Хочу посмотреть на наши трофеи поближе и сфотографировать их с разных сторон.
В несколько прыжков по тропинке, идущей по склону, они добрались до необычайно красивых животных.
– Не думал, что они такие большие, – удивился сэр Джордж, останавливаясь возле первого бигорна, пораженного пулей навылет, – она вошла прямо в мохнатую грудь, а вышла через тазобедренный сустав задней левой ноги.
– В высоту эти красавцы приблизительно пять футов, рост средней лошади.
– И называть их баранами… Какая нелепость!
– Рога, конечно, напоминают бараньи. Но если бы эта спираль не была длиной три с половиной фута и толщиной как нога мускулистого мужчины!
– Название «бигорны», то есть огромные рога, гораздо больше подходит, чем баран Скалистых гор, ovis montana, как убеждал нас глупец Эдвард Проктор. Ну, судить будут натуралисты на основании подлинных документов. Перро!
– Да, месье.
– Давайте каждый разделает по одной туше – я сделаю массу кадров.
– Ну что ж, можно начинать.
– Погодите, сначала снимем их словно живых.
Перро, с помощью взбодренных несколькими большими глотками виски повара, кучера и лакея, поднимает обе туши – самца и самки, прислоняет одну к другой, кажется, будто они стоят.
Сэр Джордж наводит объектив анфас, в профиль, в три четверти, делает снимок за снимком, стараясь запечатлеть колоссального, удивительного барана во всех деталях.
Это еще не все. Поскольку сегодня фотография еще не способна передавать цвета, Его Высочество среди прочей информации заносит в блокнот и основные сведения об окрасе животных.
Вот слово в слово это описание, краткое, но достаточно полное:
«Голова – почти круглая, срезанная по прямой линии впереди. Рога у самца непропорционально большие, достигают трех с половиной футов, расположены близко к глазам и закручены в спираль с поперечными полосами, как у барана обыкновенного (позднее по этому поводу зоологи вынесут свое суждение…). У самки рога меньше и почти прямые. Шерстяной покров туловища минимален. На спине, животе и шее шерсть короткая, прямая, грубая, словно пересушена, светло-каштанового окраса, как будто выцветшая. На груди, ногах и задней части крупа шерсть длинная, белого оттенка. Морда и нос белые, щеки светло-каштановые, хвост короткий, черного цвета».
– Кажется, все, – вполголоса сказал наш джентльмен, перечитав свои записи. – А сейчас, если не возражаете, Перро, аккуратно освежуем бигорнов, стараясь не испортить их шкуры.
– Доверьтесь мне, месье, я за свою жизнь столько снимал шкур – разного размера и разного цвета.
– Пожалуйста, приступайте.
Эта деликатная и весьма трудная работа длилась не более получаса – так споро и дружно работали мужчины.
Для любителя сэр Джордж демонстрировал прекрасную сноровку. Канадец с удовольствием его похвалил.
Сняв шкуры и скатав их – дубить, чтобы не ломались, придется значительно позднее, – охотники вспарывают животным брюхо, вынимают внутренности, не забывая про почки, – если пожарить их на костре, получится вкуснейшее блюдо. Потом так же быстро снимают с костей все мясо, открывая по возможности каждую кость скелета.
Конечно, препарировать приходится вчерне, но пока этого достаточно. Сейчас главное – суметь донести все это до Баркервилла, чтобы туши не загнили, а мясо не испортилось.
– Если хорошенько очистить кости и засушить сухожилия, – говорит сэр Джордж, – хороший натуралист сможет, изучив фотографии, «одеть» скелет, вставить глаза, придать естественный цвет морде, одним словом, сделав чучело, вернуть этим красивейшим животным подобие жизни… Итак, наша экспедиция завершена. Завтра, Перро, возвращаемся в Баркервилл.
– Как скажете, месье, я удовлетворен результатом охоты, она могла потребовать куда больше времени и сил.
Пока хозяин и канадец занимались тушами, слуги освободили от поклажи мулов, собрали багаж в одно место, поставили палатку, запаслись водой и нужными травами, разожгли костер, иначе говоря, все приготовили для ужина и сна.
Оправившись от страха, привычные к самым разным приключениям в горах, стреноженные мулы с удовольствием жуют сочный корм, пока повар Ли поджаривает на костре заднюю ногу бигорна.
Перро насадил на вертел четыре почки, общим весом в полтора килограмма, и на две минуты сунул их в огонь.
Почки надо есть слегка обжаренными, с кровью, иначе они будут отвратительны. Побыв на огне ровно столько, сколько надо, они превращаются в изысканное блюдо.
Его Высочеству, который по такому случаю пригласил охотника к своему столу, угощение понравилось, а он известный гурман.
Перро чувствовал себя за столом абсолютно свободно, как если бы делил трапезу с простым грузчиком из Виктории. У него отличный аппетит человека, живущего среди дикой природы. Он рвет, грызет своими волчьими зубами огромные куски дичи, щедро запивая их вином.
После роскошного пира – Ли добавил к столу и часть своих запасов, – после хорошей трубки и стакана коньяка метис все видит в розовом цвете.
Десять часов вечера. Покачивается звездный небосклон, улеглись мулы, позевывают слуги, наш джентльмен отправляется в свою палатку. Перро, завернувшись в одеяло и положив под голову камень, тоже устраивается на ночь.
– Доброй ночи, Перро.
– Доброй ночи, месье, вы очень любезны.
А про себя канадец добавил, глядя на звезды:
«Решительно не узнаю милорда. После удачной охоты не осталось и следа от его высокомерия, гордыни, жестокости. Черт возьми, если он и утром будет таким – а ведь теперь англичанин от меня ничего не ждет, – я осмелюсь, наверное, рассказать ему в двух словах о делах прииска, распутать которые, конечно, не легче, чем ком пакли, но для генерального инспектора нет ничего невозможного, лишь бы только он захотел нам помочь… Ну, посмотрим!»
Лагерь, как и в предыдущие дни, снимается с первыми лучами солнца. Скелеты бигорнов плотно упакованы в одеяла, перевязаны веревками и покоятся на спинах двух ослов. Туда же приторочены свернутые шкуры.
Сэр Джордж самолично участвует в упаковке, волнуясь, как бы не повредить в дороге драгоценные экспонаты.
После сытного, хоть и на скорую руку, завтрака экспедиция отправилась в обратный путь. Она обходит быстро тающую сползшую лавину, поднимается до середины склона и оказывается на тропе бигорнов – с расщелинами, крутыми спусками, подъемами, оврагами, безднами.