Страница:
— Сколько их? —спросил де Тресм. Мустик счел нужным вмешаться:
— От ста пятидесяти до двух сотен, тщательно отобранных. «Сливки» каторжников. Командует ими Король каторги.
Но тут мальчик остановился и, разинув рот, уставился на компаньона де Сен-Клера.
Этот высокий молодой человек на вид лет тридцати был обожжен солнцем, верхнюю губу оттеняли черные усы. Черты лица — тонкие, выглядел он изысканно, в нем, несмотря на костюм старателя, угадывалась прирожденная элегантность, которая отличает людей аристократического происхождения.
Никто не заметил реакции [264] Мустика, а Пьер де Тресм попросил Сен-Клера:
— Расскажите мне все подробно. Чтобы осмелиться дать вам совет, нужно быть как следует осведомленным.
— Вы правы.
В нескольких словах Сен-Клер изложил суть затевавшейся авантюры и, показав поддельное письмо, поведал о помолвке его дочери с инженером Полем Жермоном, по прозвищу Железная Рука, и об остервенелом преследовании молодых людей.
Глубоко заинтересовавшийся словами Сен-Клера, де Тресм несколько минут молчал, размышляя.
Наконец он сказал:
— Боюсь, что негодяй, задумавший эту операцию, не ограничится только тем, чтобы заманить вас на прииск Сан-Эспуар. Вероятнее всего, ведется двойная игра, и в то время, когда он писал вам, другое письмо, не менее лживое, было отправлено мадемуазель Мадьяне, чтобы заманить ее в ту же ловушку…
— Да, да! — Сен-Клер. — Вы правы! С этими бандитами следует всего опасаться.
— Если позволите, — прервал их Мустик, — то я должен сказать, что мысль этого месье кажется мне оправданной. Они хотели похитить Железную Руку, чтобы оставить мадемуазель Мадьяну одну, без защиты.
— Да, конечно.
— И тогда, растерявшись, она без колебаний пошла бы навстречу отцу. Возможно, Мадьяна уже уехала.
— Все это логично, одно связано с другим, — сказал Сен-Клер. — Я должен опередить дочь.
— Однако, — заметил де Тресм, — можно предположить, что прииск будет атакован. И вот что я предлагаю. У нас есть двадцать надежных человек. Разделим их: десять с вами и десять со мной. Я немедленно отправлюсь на прииск, чтобы организовать защиту.
— Вы правы, мой друг.
Колебаться было некогда. Только быстро принятые и осуществленные решения могли спасти положение.
Сен-Клер и де Тресм некоторое время обменивались мнениями, обсуждая возможные действия. Пьер де Тресм был alter ego [265] де Сен-Клера. Отец Мадьяны встретил его, когда у подножия гор Тумук-Умак занимался поисками, очень долго бесплодными, и, несмотря на свою выдержку и мужество, уже готов был прекратить их.
Пьер, как говорили, приехал из Кайенны, куда был послан министром с конфиденциальными [266] депешами для правителя Французской Гвианы. С тех пор прошел уже целый год.
Выполнив свою миссию, де Тресм устремился к верхней Марони, то ли соблазненный рассказами золотодобытчиков о незнакомых краях, то ли из-за какой-то неприятности, вынудившей его покинуть родину (именно этой версии [267] придерживался Сен-Клер). Там они и встретились. Их тут же объединила взаимная симпатия.
Сен-Клер не сомневался, что душу его нового друга терзает какая-то таинственная печаль; но тщетно пытался разговорить его, помочь избавиться от тоски. Де Тресм умолял его не настаивать. Эта тайна, говорил он, касалась не только его. Скорбь уже убила отца. Сам же он пытался утопить горе в работе и душевном отдохновении.
Отец Мадьяны посвятил его в свои мечты и надежды, рассказал о разочарованиях и попытках найти золото, которые он все время возобновлял. Де Тресм, будучи инженером, закончившим Горную школу, был очень нужен Сен-Клеру, его знаниям не было цены.
Два старателя не виделись более двух месяцев, пока оба искали желанную жилу, мимо которой Сен-Клер проходил сто раз, ни о чем не подозревая…
Результат сказался после месяца работы. Жила была богатейшая… Очень скоро Сен-Клер нанял нужных людей: негров, индейцев, даже европейцев, которые до этого проводили время в разбоях и дебошах.
Своей энергией, добротой и целеустремленностью два друга завоевали уважение этой неспокойной публики, благодаря чему удалось создать предприятие первой величины. С работниками прииска был заключен контракт, так что у всех появилась возможность получить свою долю богатства.
Де Тресм отдался делу с большим энтузиазмом.
Дружба, объединившая обоих мужчин, была нерасторжима: молодой человек принимал близко к сердцу все тревоги отца Мадьяны, и когда в Митараку прибыл псевдопосланник [268] девушки, де Тресм потребовал от Сен-Клера не спускать с этого человека глаз.
Поначалу оба думали, что прииск не подвергается никакой опасности: персонал был надежен, Сен-Клер сдружился с индейскими племенами, обитавшими в окрестностях: эмерийонами, рукойеннами и даже с уяйярикулетами, которых все считают особенно жестокими, а на самом деле страх перед ними напрасен. Когда их узнаешь ближе, то оказывается, они не лучше и не хуже остальных.
Благодаря своему доброжелательству, Сен-Клер обрел новых друзей.
Оставив прииск на мартиникского мастера, человека энергичного, верного, преданного, Сен-Клер и де Тресм отправились с эскортом [269] в двадцать человек на прииск Сан-Эспуар. Казалось, что настоящая беда подстерегала именно там. И отец Мадьяны, волнуясь, как бы дочь не попала в ловушку, повел себя решительно. Де Тресм взялся за выполнение своей задачи: если б Король каторги и его бандиты осмелились напасть, они бы поняли, с кем имеют дело.
Мустик присутствовал на заключительном совещании, не вмешиваясь. Мальчик был озабочен. Его взгляд все время был прикован к де Тресму, он изучал его черты, прислушивался к голосу.
— Ну так, в седло! — приказал Сен-Клер. — Друг Тресм, обнимемся… Думаю, это одно из последних наших испытаний. Где бы нас ни атаковал Король каторги, мы все равно одержим верх.
Де Тресм вскочил на коня, протянул отцу Мадьяны руку, щелкнул языком и, пустив лошадь в галоп, умчался со своими людьми в направлении прииска.
Сен-Клер тоже собрал группу, и через несколько минут все было готово к отъезду.
— Но, месье, а я? — встрепенулся Мустик.
— Ты? Ну что ж, ты свободен, — улыбаясь, сказал Сен-Клер.
— Свободен? От чего? Свободен, чтобы вернуться в джунгли и там болтать с тиграми? Почему вы не желаете взять меня с собой?
— Я этого не говорил! Ты, стало быть, тоже хочешь отправиться на прииск Сан-Эспуар?
— Я мечтаю найти Железную Руку и мадемуазель Мадьяну и, если нужно, помочь им. Послушайте, я уже неплохо знаю эти места, мог бы прокладывать вам дорогу, быть разведчиком.
— Тогда я беру тебя. Ты умеешь ездить на лошади?
— На осле, тигре, гуанако… на чем хотите.
— Хорошо. Забирайся на любую лошадь. Ну, что ж ты медлишь? Ты ведь знаешь, мы не можем терять времени.
Мустик замялся.
— Извините… простите, — вымолвил он наконец. — Прежде чем отбыть отсюда, я хотел бы кое-что вам сказать.
— Что ж, говори! Кто тебе мешает?..
— Да дело-то уж больно деликатное… Вы давно знаете месье, которого называете де Тресмом?
— Вот уж целый год, как он не покидает меня ни на один день.
— Ни на один день?
— Ну да, конечно. Какого черта ты меня об этом спрашиваешь?
— Вы так уверены в себе и в нем, что я не осмеливаюсь…
— Ты не осмеливаешься? Что именно? Почему у тебя такой растерянный вид? Кончится тем, что я не буду доверять тебе.
— Ах нет! Это было бы несправедливо.
— Тогда объяснись.
— Ну хорошо. Думайте как хотите, но клянусь, и я бы не отрекся от этого…
— Ну, давай! Из тебя слова надо клещами вытягивать?
— Я бы поклялся, что ваш месье де Тресм поразительно похож на человека без имени… на Короля каторги!
— Ты с ума сошел!
— Вовсе нет. У меня с глазами все в порядке. Я отлично вижу. Мне не померещилось. Те же черты, те же повадки, тот же взгляд. Месье де Тресм — это Король каторги или его чистое подобие.
Сен-Клер не мог сомневаться в доброй воле мальчика и невольно забеспокоился.
— Вы мне не верите? — Мустик.
— Тебе нет смысла меня обманывать. Мы поговорим об этом позже. Сейчас будем думать лишь о Мадьяне. Эй, друзья! Зарядите ружья! Будем готовы ко всему. Поехали!
Лошадей пустили в галоп, и они поскакали по широкой равнине.
Слова Мустика заставили Сен-Клера задуматься. Конечно, он очень доверял де Тресму, но тайное предчувствие говорило ему, что надо все прояснить, разгадать загадку друга, которая угнетала его. Ведь судьба могла подвергнуть их новым испытаниям.
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
— От ста пятидесяти до двух сотен, тщательно отобранных. «Сливки» каторжников. Командует ими Король каторги.
Но тут мальчик остановился и, разинув рот, уставился на компаньона де Сен-Клера.
Этот высокий молодой человек на вид лет тридцати был обожжен солнцем, верхнюю губу оттеняли черные усы. Черты лица — тонкие, выглядел он изысканно, в нем, несмотря на костюм старателя, угадывалась прирожденная элегантность, которая отличает людей аристократического происхождения.
Никто не заметил реакции [264] Мустика, а Пьер де Тресм попросил Сен-Клера:
— Расскажите мне все подробно. Чтобы осмелиться дать вам совет, нужно быть как следует осведомленным.
— Вы правы.
В нескольких словах Сен-Клер изложил суть затевавшейся авантюры и, показав поддельное письмо, поведал о помолвке его дочери с инженером Полем Жермоном, по прозвищу Железная Рука, и об остервенелом преследовании молодых людей.
Глубоко заинтересовавшийся словами Сен-Клера, де Тресм несколько минут молчал, размышляя.
Наконец он сказал:
— Боюсь, что негодяй, задумавший эту операцию, не ограничится только тем, чтобы заманить вас на прииск Сан-Эспуар. Вероятнее всего, ведется двойная игра, и в то время, когда он писал вам, другое письмо, не менее лживое, было отправлено мадемуазель Мадьяне, чтобы заманить ее в ту же ловушку…
— Да, да! — Сен-Клер. — Вы правы! С этими бандитами следует всего опасаться.
— Если позволите, — прервал их Мустик, — то я должен сказать, что мысль этого месье кажется мне оправданной. Они хотели похитить Железную Руку, чтобы оставить мадемуазель Мадьяну одну, без защиты.
— Да, конечно.
— И тогда, растерявшись, она без колебаний пошла бы навстречу отцу. Возможно, Мадьяна уже уехала.
— Все это логично, одно связано с другим, — сказал Сен-Клер. — Я должен опередить дочь.
— Однако, — заметил де Тресм, — можно предположить, что прииск будет атакован. И вот что я предлагаю. У нас есть двадцать надежных человек. Разделим их: десять с вами и десять со мной. Я немедленно отправлюсь на прииск, чтобы организовать защиту.
— Вы правы, мой друг.
Колебаться было некогда. Только быстро принятые и осуществленные решения могли спасти положение.
Сен-Клер и де Тресм некоторое время обменивались мнениями, обсуждая возможные действия. Пьер де Тресм был alter ego [265] де Сен-Клера. Отец Мадьяны встретил его, когда у подножия гор Тумук-Умак занимался поисками, очень долго бесплодными, и, несмотря на свою выдержку и мужество, уже готов был прекратить их.
Пьер, как говорили, приехал из Кайенны, куда был послан министром с конфиденциальными [266] депешами для правителя Французской Гвианы. С тех пор прошел уже целый год.
Выполнив свою миссию, де Тресм устремился к верхней Марони, то ли соблазненный рассказами золотодобытчиков о незнакомых краях, то ли из-за какой-то неприятности, вынудившей его покинуть родину (именно этой версии [267] придерживался Сен-Клер). Там они и встретились. Их тут же объединила взаимная симпатия.
Сен-Клер не сомневался, что душу его нового друга терзает какая-то таинственная печаль; но тщетно пытался разговорить его, помочь избавиться от тоски. Де Тресм умолял его не настаивать. Эта тайна, говорил он, касалась не только его. Скорбь уже убила отца. Сам же он пытался утопить горе в работе и душевном отдохновении.
Отец Мадьяны посвятил его в свои мечты и надежды, рассказал о разочарованиях и попытках найти золото, которые он все время возобновлял. Де Тресм, будучи инженером, закончившим Горную школу, был очень нужен Сен-Клеру, его знаниям не было цены.
Два старателя не виделись более двух месяцев, пока оба искали желанную жилу, мимо которой Сен-Клер проходил сто раз, ни о чем не подозревая…
Результат сказался после месяца работы. Жила была богатейшая… Очень скоро Сен-Клер нанял нужных людей: негров, индейцев, даже европейцев, которые до этого проводили время в разбоях и дебошах.
Своей энергией, добротой и целеустремленностью два друга завоевали уважение этой неспокойной публики, благодаря чему удалось создать предприятие первой величины. С работниками прииска был заключен контракт, так что у всех появилась возможность получить свою долю богатства.
Де Тресм отдался делу с большим энтузиазмом.
Дружба, объединившая обоих мужчин, была нерасторжима: молодой человек принимал близко к сердцу все тревоги отца Мадьяны, и когда в Митараку прибыл псевдопосланник [268] девушки, де Тресм потребовал от Сен-Клера не спускать с этого человека глаз.
Поначалу оба думали, что прииск не подвергается никакой опасности: персонал был надежен, Сен-Клер сдружился с индейскими племенами, обитавшими в окрестностях: эмерийонами, рукойеннами и даже с уяйярикулетами, которых все считают особенно жестокими, а на самом деле страх перед ними напрасен. Когда их узнаешь ближе, то оказывается, они не лучше и не хуже остальных.
Благодаря своему доброжелательству, Сен-Клер обрел новых друзей.
Оставив прииск на мартиникского мастера, человека энергичного, верного, преданного, Сен-Клер и де Тресм отправились с эскортом [269] в двадцать человек на прииск Сан-Эспуар. Казалось, что настоящая беда подстерегала именно там. И отец Мадьяны, волнуясь, как бы дочь не попала в ловушку, повел себя решительно. Де Тресм взялся за выполнение своей задачи: если б Король каторги и его бандиты осмелились напасть, они бы поняли, с кем имеют дело.
Мустик присутствовал на заключительном совещании, не вмешиваясь. Мальчик был озабочен. Его взгляд все время был прикован к де Тресму, он изучал его черты, прислушивался к голосу.
— Ну так, в седло! — приказал Сен-Клер. — Друг Тресм, обнимемся… Думаю, это одно из последних наших испытаний. Где бы нас ни атаковал Король каторги, мы все равно одержим верх.
Де Тресм вскочил на коня, протянул отцу Мадьяны руку, щелкнул языком и, пустив лошадь в галоп, умчался со своими людьми в направлении прииска.
Сен-Клер тоже собрал группу, и через несколько минут все было готово к отъезду.
— Но, месье, а я? — встрепенулся Мустик.
— Ты? Ну что ж, ты свободен, — улыбаясь, сказал Сен-Клер.
— Свободен? От чего? Свободен, чтобы вернуться в джунгли и там болтать с тиграми? Почему вы не желаете взять меня с собой?
— Я этого не говорил! Ты, стало быть, тоже хочешь отправиться на прииск Сан-Эспуар?
— Я мечтаю найти Железную Руку и мадемуазель Мадьяну и, если нужно, помочь им. Послушайте, я уже неплохо знаю эти места, мог бы прокладывать вам дорогу, быть разведчиком.
— Тогда я беру тебя. Ты умеешь ездить на лошади?
— На осле, тигре, гуанако… на чем хотите.
— Хорошо. Забирайся на любую лошадь. Ну, что ж ты медлишь? Ты ведь знаешь, мы не можем терять времени.
Мустик замялся.
— Извините… простите, — вымолвил он наконец. — Прежде чем отбыть отсюда, я хотел бы кое-что вам сказать.
— Что ж, говори! Кто тебе мешает?..
— Да дело-то уж больно деликатное… Вы давно знаете месье, которого называете де Тресмом?
— Вот уж целый год, как он не покидает меня ни на один день.
— Ни на один день?
— Ну да, конечно. Какого черта ты меня об этом спрашиваешь?
— Вы так уверены в себе и в нем, что я не осмеливаюсь…
— Ты не осмеливаешься? Что именно? Почему у тебя такой растерянный вид? Кончится тем, что я не буду доверять тебе.
— Ах нет! Это было бы несправедливо.
— Тогда объяснись.
— Ну хорошо. Думайте как хотите, но клянусь, и я бы не отрекся от этого…
— Ну, давай! Из тебя слова надо клещами вытягивать?
— Я бы поклялся, что ваш месье де Тресм поразительно похож на человека без имени… на Короля каторги!
— Ты с ума сошел!
— Вовсе нет. У меня с глазами все в порядке. Я отлично вижу. Мне не померещилось. Те же черты, те же повадки, тот же взгляд. Месье де Тресм — это Король каторги или его чистое подобие.
Сен-Клер не мог сомневаться в доброй воле мальчика и невольно забеспокоился.
— Вы мне не верите? — Мустик.
— Тебе нет смысла меня обманывать. Мы поговорим об этом позже. Сейчас будем думать лишь о Мадьяне. Эй, друзья! Зарядите ружья! Будем готовы ко всему. Поехали!
Лошадей пустили в галоп, и они поскакали по широкой равнине.
Слова Мустика заставили Сен-Клера задуматься. Конечно, он очень доверял де Тресму, но тайное предчувствие говорило ему, что надо все прояснить, разгадать загадку друга, которая угнетала его. Ведь судьба могла подвергнуть их новым испытаниям.
ГЛАВА 5
На прииске Сан-Эспуар. — Казино Тома Канона. — Нашествие бандитов. — Мустик-разведчик. — Свистки и удары клинка. — Нападение и резня. — Имя Пьера де Тресма. — Кто Король каторги? — За золотом.
— Эй, старая развалина! Бутылку тащи!
— Две, три, десять бутылок!
— Поторапливайся же! Теперь, когда у тебя лишь одна лапа, ты стал ленивее болотной черепахи!
По столу стучали кулаки, крики усиливались. Глухой хриплый голос ответил словно из-под земли:
— Сейчас!
— Если ты так неповоротлив, — сказал кто-то, — то можешь закрыть свою проклятую таверну.
— Было бы жаль, дело выгодное.
Из-за стойки появилась огромная взлохмаченная голова.
Человек-колосс [270], косая сажень в плечах, а шея сделала бы честь быку… Однако поднимался человек медленно, с трудом. Когда гигант показался весь целиком, стало заметно, что он покалечен: одна рука прижимала к груди бутылку с ликером, а другая висела вдоль тела безжизненная, бесполезная.
— Возьмите бутылки из-под моей руки, чтобы они не упали, — попросил он.
— Эх, бедный Том Канон, — прохрипел кто-то. — Ты уж больше не пиратствуешь? Однако как с тобой случилось это дело-то?
— Это вас не касается.
— Ведь тогда в Сен-Лоране тебя лишь легонько задели кулаком. А еще раньше, во время побега, ты свалил ударами кулака двух надсмотрщиков.
— Возможно.
Все что-то пили. Мерзкие лица, косые взгляды.
— А почему ты решил устроиться здесь?
— Расскажу. Я был в Неймлессе и видел, как Джек нажил состояние. Когда у меня вышла из строя одна лапа, решил рискнуть, основав таверну, что-то вроде постоялого двора. Прошел слух, что на прииске Сан-Эспуар, где многие столько мучились и откинули копыта, так ничего и не открыв, другие, более удачливые, стали находить золото. Подумалось: стоит попытать счастья! Вот я и приехал сюда. Не для того, чтобы искать золото… Просто сделать в меньших размерах то, что патрон Джек поставил на широкую ногу в Неймлессе.
— У тебя будет казино? Певицы?
— Сделаю, что будет возможно, и увидите: я не так уж и не прав. Тут уже есть двадцать изыскателей… да и вы сами приехали сюда же. Черт возьми! Тебя, Ла Грифай, я знал еще там, поэтому тебе и известно мое имя. Другим — нет. Но достаточно посмотреть на вас, чтобы догадаться: вы все — сбежавшие каторжники — приехали сюда за богатством.
— Эй! Старина Том! Ты не лишен здравого смысла, толстяк этакий. Хорошо сделаешь, если пошаришь у себя в погребе… Мы ждем друзей.
— Друзей такого же качества? — растерянно спросил Том.
— Ты воротишь от нас морду? Месье краснеет, он стесняется старых знакомств. Однако будь уверен, робкий кабатчик: те, кого мы ждем, очень важные люди, шикарные, я бы сказал…
— Они приедут, чтобы работать на прииске?
— Именно: у них есть и капитал и руки! Увидишь… Через два месяца тут будет город. Сможешь продать все, что захочешь, и умрешь миллионером.
Том Канон пожал плечами: он действительно обосновался в Сан-Эспуаре, чтобы зарабатывать на жизнь. На миллион он не рассчитывал, ибо бандит в нем уже умер.
После того, как Тома победил Железная Рука, сломав правую руку, а Мадьяна подобрала его и вылечила, в голове каторжника произошла настоящая революция. Он ужаснулся, вспомнив свое жестокое прошлое. Но надо было жить. Оставаться в Неймлессе, где все грубо насмехались над ним из-за его поражения, оскорбляли и провоцировали, было нельзя. Почувствовав себя вдруг как бы уменьшенным в размерах, Канон понял, что никогда не образумит своих бывших подельщиков.
Он покинул Неймлесс и обосновался здесь в надежде зарабатывать себе на жизнь, приютив несколько сумасшедших парней, привлеченных шумихой. Они мечтали открыть тайну старого покинутого прииска.
А теперь Том стал бояться своей клиентуры. Здешней, и особенно той, о приезде которой ему объявили. Он опасался этих мерзких банд, у них было лишь одно на уме: грабить и убивать.
Домик, который построил Канон, обошелся ему недорого, был он снабжен лишь двумя длинными столами и скамьями, а освещался дымившим фонарем, подвешенным к одной из балок.
Шестеро мужчин, среди которых был и Ла Грифай, сидели за столом и время от времени прислушивались к шуму, доносившемуся снаружи. И действительно, поднялся ветер, глухой шепот мало-помалу ширился и постепенно превратился в рокот. И вот уже лес загудел, прогрохотал гром, красные сполохи прорезали небо и бросали в окна таверны адские отсветы. Дождя не было. Но такие сухие бури еще страшнее: яркие вспышки, громовые раскаты, похожие на щелканье гигантских пулеметов, — это впечатляло.
Каторжники интуитивно замолчали, охваченные мистической [271] тревогой.
Раздался сильный удар, сотрясший землю до самых ее недр.
Дверь отворилась, словно вырванная невидимой рукой. В проеме появился человек. Его зловещий силуэт четко выделялся на темном фоне при свете молний.
Король каторги!
— Встать, проклятые пьяницы! — крикнул он страшным голосом. — Всем выйти! Час настал!
— Я проломлю башку первому, кто посмеет не повиноваться! — пронзительно выкрикнул Маль-Крепи.
Каторжники вскочили, услышав голос вожака, и бросились наружу.
Оцепеневший Том Канон не шелохнулся, понимая, что готовится страшное преступление. Но что он мог сделать? При вспышке молнии бывший боксер увидел во дворе группу людей более чем в пятьдесят человек, их карабины сверкали сталью. Канон выглянул наружу. Толпа уже исчезла, спрятавшись в лесу, что окружал таверну… Это была засада. Но для кого?
Вдруг кто-то коснулся его руки. Он живо обернулся и увидел худенькое существо, которое тоненьким голоском спросило:
— Месье, вы — негодяй?
И так как Том ответил лишь удивленным вскриком, человечек быстро продолжал:
— Те бандиты хотят убить честных людей. Вы с ними заодно или нет?
— Я никого не собираюсь убивать, — ответил ошеломленный хозяин таверны.
В это время свет фонаря упал на лицо человечка.
— Мустик! —узнал его Том.
— Как! Ты знаешь меня? Это могло бы помочь. А ты кто? Том Канон?
— Да, да, это я!.. Но скажи быстрее, зачем ты здесь? Уходи, спасайся! Сейчас начнется ужасная резня!
— Знаю. А кто эти подонки?
— Беглые каторжники под предводительством Короля каторги.
— А-а! Я так и думал. И правильно сделал, что опередил.
— Опередил кого?
— Ах, это слишком долго объяснять: почему да как… Скажи-ка, ты знаешь Мадьяну?
— Конечно. Прекрасное, доброе создание, она заботилась обо мне как о порядочном человеке.
— А Железную Руку?
— Да, и его знаю. Это он покалечил меня. Но я больше не сержусь на него. Наоборот…
— А-а! Тогда скажи, нет ли тут Железной Руки или Мадьяны?
— Нет!
— Уф, это уже хорошо. Теперь скажу тебе, что достославные убийцы ждут месье де Сен-Клера, отца Мадьяны.
— Отца Мадьяны? Как? Хозяина Митараки?..
— Да. Они вызвали его сюда поддельным письмом. Король каторги заманивает его в ловушку.
— Надо помешать его появлению здесь. Сколько человек у Сен-Клера?
— Двенадцать, но стоят двадцати.
— Да, но не стоят пятидесяти, а может, и сотни… Дом окружен. Если Сен-Клер придет сюда, ему грозит смерть.
— О, они еще далеко! На просеке. Там пока в безопасности. Мы условились, что они не продвинутся ни на шаг без моего сигнала. Я должен им свистнуть один раз, если можно прийти, и два, если они должны ждать моего возвращения.
— Тогда ты можешь еще спасти их! Свистни два раза. Но погоди. Еще одно слово. Ты мне говорил про Мадьяну и Железную Руку.
— А! Их, без сомнения, тоже заманили в ловушку. С минуты на минуту они могут появиться здесь.
— Тогда они погибли! Ах, черт! Я, Том Канон, должник мадемуазель Мадьяны, не хочу этого! И как бы я ни был глуп, но проведу этих чудовищ! Давай свисти два раза и беги что есть мочи.
— Да, Канон! Какая все-таки удача, что я тебя встретил! Ладно, вперед, мои ноги!
Подросток подбежал к двери, вышел из дома и свистнул так пронзительно, что ночной воздух задрожал.
— Теперь второй раз.
Мальчик собирался свистнуть еще раз, но тут появилась чья-то тень с ножом в руке… Мустик, получивший удар в грудь, раскинув руки, опрокинулся навзничь.
Убийцей был Король каторги.
Он услышал шум в доме, прислушался и узнал об условленном сигнале. Два свистка, чтобы спасти Сен-Клера, один — заманить его и бросить на съедение врагам. Мустик успел свистнуть лишь раз!
Сзади бандита толпились люди.
— А этого скота, который предал нас, — сказал человек без имени, — схватите его и размозжите eму голову камнями! Но ни одного выстрела!
Четверо бандитов бросились к Тому Канону. Но он успел отбежать назад, к нему будто вновь вернулись прежние силы. Своим единственным кулаком он убил двоих из нападавших. Двое других повисли на нем, пытаясь опрокинуть. Однако в Каноне опять пробудился атлет. Он встряхнулся, как делает кабан, когда на него нападает свора собак.
Невдалеке послышался стук копыт. Это Сен-Клер со своими людьми, невольно обманутый Мустиком, выехал из леса.
Однако Том поклялся спасти отца Мадьяны! И он спасет его!
Круша всех, кто повис на нем, богатырь добрался до двери.
— Месье Сен-Клер! — крикнул он во всю силу своих легких. — Спасайтесь! Здесь Король каторги…
Выстрел прервал его. Человек без имени размозжил Тому голову.
Гигант покачнулся и упал как подкошенный.
Король каторги бросился наружу. Он вытащил из кармана электрический фонарь, который тремя слабыми белыми полосами прочертил темноту ночи.
При свете фонаря бандит увидел в нескольких метрах от себя группу Сен-Клера… Отец Мадьяны слышал голос Тома Канона, но в шуме грозы, которая все еще не прекратилась, не понял обращенных к нему слов. Решив, что путь свободен, группа двинулась к дому.
Вдруг со всех сторон показались люди-демоны [272], они накинулись на всадников, и началась резня.
Удивленные спутники Сен-Клера пытались защищаться, но нападающих было пять на одного… Ужасные крики, хрипы, вой…
Сен-Клер отъехал от основной группы на несколько шагов вперед. На него накинулись четыре человека; выстрелом из револьвера он уложил одного, но его опутали веревками, скрутили, стащили с лошади… Король каторги бесстрастно наблюдал эту ужасную сцену расправы. Десять человек Сен-Клера лежали на земле: одни уже были убиты, другие — агонизировали… Человек без имени вошел в дом.
Отца Мадьяны крепко привязали к столбу, ведь каторжники — мастера в играх с веревками.
— Ха, ха, ха! Мэтр Сен-Клер! — воскликнул Король каторги. — Наконец он в моей власти. Сен-Клер, отец прекрасной девушки. На этот раз ты не ускользнешь. Наконец мы с тобой — лицом к лицу.
Главарь бандитов вновь зажег электрический фонарь и поставил его на стол. Бледный свет осветил комнату. Стала видна голова Сен-Клера, благородная, с энергичными чертами и длинной, шелковистой бородой.
Король каторги подошел к нему как бы для того, чтобы лучше его рассмотреть, а на самом деле — с целью потешиться над противником.
Сен-Клер воскликнул:
— Вы мой друг, мой компаньон, мой брат! Возможно ли, чтобы вы предали меня? Де Тресм, это гнусно!
— Де Тресм? — бандит, лицо его искривилось и стало бледным, как у мертвеца. — Кто произнес это имя? Это ложь! Меня зовут Король каторги.
Его словно обуяло безумие: блуждающий взгляд, несвязные движения.
— Король каторги! Ха, ха, ха! Это мое настоящее лицо, моя слава. Я человек без имени, проклятый демон!.. Я — сама ненависть, само преступление.
И, бросившись к Сен-Клеру, он схватил его за горло.
— Мерзкий старик, зачем ты произнес имя де Тресма?..
Сен-Клер во время этого приступа ярости не отводил глаз от лица убийцы.
Да, Мустик сказал правду: Король каторги — живой портрет Пьера де Тресма, но сейчас перед пленником был не он! Извивающийся человек, с лихорадочным блеском глаз… Это маска не того человека, которого он знал и любил. И Сен-Клер сказал:
— Я ошибся, месье, сходство разительное, но вы не Пьер де Тресм, не тот достойный человек…
— Пьер де Тресм! Вы его знаете? И подумали, что это я?
— Пьер де Тресм — мой самый надежный друг, компаньон и участник в деле. И я прошу у него прощения за то, что хоть только на секунду, но усомнился в нем!..
Король каторги расхохотался зловещим смехом.
— Да, да, он — честный человек! Полубог. А меня зовут Жан де Тресм. Я его брат, но — чудовище. Да, чудовище! Принимаю это прозвище и горжусь им. С самых нежных, юных лет я ненавижу брата. Ненавижу его, кроткого, мягкого, с охотой подчиняющегося всем требованиям отцовской воли. Да, я — чудовище, ненавижу своего отца!
— Ваш отец умер! — сурово сказал Сен-Клер.
— Умер. И что же? Вы думаете, я буду оплакивать его? Зачем он хотел связать меня, загубить мою свободу? Зачем вмешивался в мою жизнь? Да, я люблю золото, хочу жить широко и весело. Меня хотели обуздать, лишали пищи. Надеялись привести к повиновению, заставив голодать. И тогда, чтобы удовлетворить свои желания, я начал красть, убивать! Подло, постыдно, испытывая высшее наслаждение оттого, что я им чужой! Я совершенно забыл их… Будто никогда не знал своей семьи. С презрением к ним на суде присяжных я не захотел назваться их именем.
Мне достаточно было сказать лишь несколько слов: сын месье де Тресма, одного из наиболее высокопоставленных лиц Франции — и следователь, прокуратура склонили бы перед этим именем головы. Меня отпустили бы, но я не захотел от них милостыни, не пожелал никакой протекции [273]. Я остался человеком без имени, каторжником. Я хотел быть обязанным только самому себе и стать номером таким-то, перестав быть человеком. Я поклялся, что возвышусь, покорю общество, которое меня преследовало. Мой брат тоже решил попытать счастья! И преуспел. У него есть теперь золото. И что же? Раз он стоит на моем пути, тем хуже для него. Остаюсь человеком без имени, зато Королем каторги. А теперь — довольно разговоров! Вы в моей власти. И посмотрим, сможет ли мой брат, этот честный человек, вырвать вас из моих когтей!
— Презренный! — Сен-Клер.
— Глупец! — грубо ответил бандит.
Он вышел за дверь и несколько раз свистнул. Потом, возвысив голос, крикнул:
— Десять человек, чтобы сопровождать пленника! Все на лошадей! И во весь опор… на прииск Митарака.
Ему ответили радостными восклицаниями. Сен-Клера схватили и посадили на лошадь, привязав к ней.
Вскоре воцарилась тишина. Каторжники уехали завоевывать золото…
— Эй, старая развалина! Бутылку тащи!
— Две, три, десять бутылок!
— Поторапливайся же! Теперь, когда у тебя лишь одна лапа, ты стал ленивее болотной черепахи!
По столу стучали кулаки, крики усиливались. Глухой хриплый голос ответил словно из-под земли:
— Сейчас!
— Если ты так неповоротлив, — сказал кто-то, — то можешь закрыть свою проклятую таверну.
— Было бы жаль, дело выгодное.
Из-за стойки появилась огромная взлохмаченная голова.
Человек-колосс [270], косая сажень в плечах, а шея сделала бы честь быку… Однако поднимался человек медленно, с трудом. Когда гигант показался весь целиком, стало заметно, что он покалечен: одна рука прижимала к груди бутылку с ликером, а другая висела вдоль тела безжизненная, бесполезная.
— Возьмите бутылки из-под моей руки, чтобы они не упали, — попросил он.
— Эх, бедный Том Канон, — прохрипел кто-то. — Ты уж больше не пиратствуешь? Однако как с тобой случилось это дело-то?
— Это вас не касается.
— Ведь тогда в Сен-Лоране тебя лишь легонько задели кулаком. А еще раньше, во время побега, ты свалил ударами кулака двух надсмотрщиков.
— Возможно.
Все что-то пили. Мерзкие лица, косые взгляды.
— А почему ты решил устроиться здесь?
— Расскажу. Я был в Неймлессе и видел, как Джек нажил состояние. Когда у меня вышла из строя одна лапа, решил рискнуть, основав таверну, что-то вроде постоялого двора. Прошел слух, что на прииске Сан-Эспуар, где многие столько мучились и откинули копыта, так ничего и не открыв, другие, более удачливые, стали находить золото. Подумалось: стоит попытать счастья! Вот я и приехал сюда. Не для того, чтобы искать золото… Просто сделать в меньших размерах то, что патрон Джек поставил на широкую ногу в Неймлессе.
— У тебя будет казино? Певицы?
— Сделаю, что будет возможно, и увидите: я не так уж и не прав. Тут уже есть двадцать изыскателей… да и вы сами приехали сюда же. Черт возьми! Тебя, Ла Грифай, я знал еще там, поэтому тебе и известно мое имя. Другим — нет. Но достаточно посмотреть на вас, чтобы догадаться: вы все — сбежавшие каторжники — приехали сюда за богатством.
— Эй! Старина Том! Ты не лишен здравого смысла, толстяк этакий. Хорошо сделаешь, если пошаришь у себя в погребе… Мы ждем друзей.
— Друзей такого же качества? — растерянно спросил Том.
— Ты воротишь от нас морду? Месье краснеет, он стесняется старых знакомств. Однако будь уверен, робкий кабатчик: те, кого мы ждем, очень важные люди, шикарные, я бы сказал…
— Они приедут, чтобы работать на прииске?
— Именно: у них есть и капитал и руки! Увидишь… Через два месяца тут будет город. Сможешь продать все, что захочешь, и умрешь миллионером.
Том Канон пожал плечами: он действительно обосновался в Сан-Эспуаре, чтобы зарабатывать на жизнь. На миллион он не рассчитывал, ибо бандит в нем уже умер.
После того, как Тома победил Железная Рука, сломав правую руку, а Мадьяна подобрала его и вылечила, в голове каторжника произошла настоящая революция. Он ужаснулся, вспомнив свое жестокое прошлое. Но надо было жить. Оставаться в Неймлессе, где все грубо насмехались над ним из-за его поражения, оскорбляли и провоцировали, было нельзя. Почувствовав себя вдруг как бы уменьшенным в размерах, Канон понял, что никогда не образумит своих бывших подельщиков.
Он покинул Неймлесс и обосновался здесь в надежде зарабатывать себе на жизнь, приютив несколько сумасшедших парней, привлеченных шумихой. Они мечтали открыть тайну старого покинутого прииска.
А теперь Том стал бояться своей клиентуры. Здешней, и особенно той, о приезде которой ему объявили. Он опасался этих мерзких банд, у них было лишь одно на уме: грабить и убивать.
Домик, который построил Канон, обошелся ему недорого, был он снабжен лишь двумя длинными столами и скамьями, а освещался дымившим фонарем, подвешенным к одной из балок.
Шестеро мужчин, среди которых был и Ла Грифай, сидели за столом и время от времени прислушивались к шуму, доносившемуся снаружи. И действительно, поднялся ветер, глухой шепот мало-помалу ширился и постепенно превратился в рокот. И вот уже лес загудел, прогрохотал гром, красные сполохи прорезали небо и бросали в окна таверны адские отсветы. Дождя не было. Но такие сухие бури еще страшнее: яркие вспышки, громовые раскаты, похожие на щелканье гигантских пулеметов, — это впечатляло.
Каторжники интуитивно замолчали, охваченные мистической [271] тревогой.
Раздался сильный удар, сотрясший землю до самых ее недр.
Дверь отворилась, словно вырванная невидимой рукой. В проеме появился человек. Его зловещий силуэт четко выделялся на темном фоне при свете молний.
Король каторги!
— Встать, проклятые пьяницы! — крикнул он страшным голосом. — Всем выйти! Час настал!
— Я проломлю башку первому, кто посмеет не повиноваться! — пронзительно выкрикнул Маль-Крепи.
Каторжники вскочили, услышав голос вожака, и бросились наружу.
Оцепеневший Том Канон не шелохнулся, понимая, что готовится страшное преступление. Но что он мог сделать? При вспышке молнии бывший боксер увидел во дворе группу людей более чем в пятьдесят человек, их карабины сверкали сталью. Канон выглянул наружу. Толпа уже исчезла, спрятавшись в лесу, что окружал таверну… Это была засада. Но для кого?
Вдруг кто-то коснулся его руки. Он живо обернулся и увидел худенькое существо, которое тоненьким голоском спросило:
— Месье, вы — негодяй?
И так как Том ответил лишь удивленным вскриком, человечек быстро продолжал:
— Те бандиты хотят убить честных людей. Вы с ними заодно или нет?
— Я никого не собираюсь убивать, — ответил ошеломленный хозяин таверны.
В это время свет фонаря упал на лицо человечка.
— Мустик! —узнал его Том.
— Как! Ты знаешь меня? Это могло бы помочь. А ты кто? Том Канон?
— Да, да, это я!.. Но скажи быстрее, зачем ты здесь? Уходи, спасайся! Сейчас начнется ужасная резня!
— Знаю. А кто эти подонки?
— Беглые каторжники под предводительством Короля каторги.
— А-а! Я так и думал. И правильно сделал, что опередил.
— Опередил кого?
— Ах, это слишком долго объяснять: почему да как… Скажи-ка, ты знаешь Мадьяну?
— Конечно. Прекрасное, доброе создание, она заботилась обо мне как о порядочном человеке.
— А Железную Руку?
— Да, и его знаю. Это он покалечил меня. Но я больше не сержусь на него. Наоборот…
— А-а! Тогда скажи, нет ли тут Железной Руки или Мадьяны?
— Нет!
— Уф, это уже хорошо. Теперь скажу тебе, что достославные убийцы ждут месье де Сен-Клера, отца Мадьяны.
— Отца Мадьяны? Как? Хозяина Митараки?..
— Да. Они вызвали его сюда поддельным письмом. Король каторги заманивает его в ловушку.
— Надо помешать его появлению здесь. Сколько человек у Сен-Клера?
— Двенадцать, но стоят двадцати.
— Да, но не стоят пятидесяти, а может, и сотни… Дом окружен. Если Сен-Клер придет сюда, ему грозит смерть.
— О, они еще далеко! На просеке. Там пока в безопасности. Мы условились, что они не продвинутся ни на шаг без моего сигнала. Я должен им свистнуть один раз, если можно прийти, и два, если они должны ждать моего возвращения.
— Тогда ты можешь еще спасти их! Свистни два раза. Но погоди. Еще одно слово. Ты мне говорил про Мадьяну и Железную Руку.
— А! Их, без сомнения, тоже заманили в ловушку. С минуты на минуту они могут появиться здесь.
— Тогда они погибли! Ах, черт! Я, Том Канон, должник мадемуазель Мадьяны, не хочу этого! И как бы я ни был глуп, но проведу этих чудовищ! Давай свисти два раза и беги что есть мочи.
— Да, Канон! Какая все-таки удача, что я тебя встретил! Ладно, вперед, мои ноги!
Подросток подбежал к двери, вышел из дома и свистнул так пронзительно, что ночной воздух задрожал.
— Теперь второй раз.
Мальчик собирался свистнуть еще раз, но тут появилась чья-то тень с ножом в руке… Мустик, получивший удар в грудь, раскинув руки, опрокинулся навзничь.
Убийцей был Король каторги.
Он услышал шум в доме, прислушался и узнал об условленном сигнале. Два свистка, чтобы спасти Сен-Клера, один — заманить его и бросить на съедение врагам. Мустик успел свистнуть лишь раз!
Сзади бандита толпились люди.
— А этого скота, который предал нас, — сказал человек без имени, — схватите его и размозжите eму голову камнями! Но ни одного выстрела!
Четверо бандитов бросились к Тому Канону. Но он успел отбежать назад, к нему будто вновь вернулись прежние силы. Своим единственным кулаком он убил двоих из нападавших. Двое других повисли на нем, пытаясь опрокинуть. Однако в Каноне опять пробудился атлет. Он встряхнулся, как делает кабан, когда на него нападает свора собак.
Невдалеке послышался стук копыт. Это Сен-Клер со своими людьми, невольно обманутый Мустиком, выехал из леса.
Однако Том поклялся спасти отца Мадьяны! И он спасет его!
Круша всех, кто повис на нем, богатырь добрался до двери.
— Месье Сен-Клер! — крикнул он во всю силу своих легких. — Спасайтесь! Здесь Король каторги…
Выстрел прервал его. Человек без имени размозжил Тому голову.
Гигант покачнулся и упал как подкошенный.
Король каторги бросился наружу. Он вытащил из кармана электрический фонарь, который тремя слабыми белыми полосами прочертил темноту ночи.
При свете фонаря бандит увидел в нескольких метрах от себя группу Сен-Клера… Отец Мадьяны слышал голос Тома Канона, но в шуме грозы, которая все еще не прекратилась, не понял обращенных к нему слов. Решив, что путь свободен, группа двинулась к дому.
Вдруг со всех сторон показались люди-демоны [272], они накинулись на всадников, и началась резня.
Удивленные спутники Сен-Клера пытались защищаться, но нападающих было пять на одного… Ужасные крики, хрипы, вой…
Сен-Клер отъехал от основной группы на несколько шагов вперед. На него накинулись четыре человека; выстрелом из револьвера он уложил одного, но его опутали веревками, скрутили, стащили с лошади… Король каторги бесстрастно наблюдал эту ужасную сцену расправы. Десять человек Сен-Клера лежали на земле: одни уже были убиты, другие — агонизировали… Человек без имени вошел в дом.
Отца Мадьяны крепко привязали к столбу, ведь каторжники — мастера в играх с веревками.
— Ха, ха, ха! Мэтр Сен-Клер! — воскликнул Король каторги. — Наконец он в моей власти. Сен-Клер, отец прекрасной девушки. На этот раз ты не ускользнешь. Наконец мы с тобой — лицом к лицу.
Главарь бандитов вновь зажег электрический фонарь и поставил его на стол. Бледный свет осветил комнату. Стала видна голова Сен-Клера, благородная, с энергичными чертами и длинной, шелковистой бородой.
Король каторги подошел к нему как бы для того, чтобы лучше его рассмотреть, а на самом деле — с целью потешиться над противником.
Сен-Клер воскликнул:
— Вы мой друг, мой компаньон, мой брат! Возможно ли, чтобы вы предали меня? Де Тресм, это гнусно!
— Де Тресм? — бандит, лицо его искривилось и стало бледным, как у мертвеца. — Кто произнес это имя? Это ложь! Меня зовут Король каторги.
Его словно обуяло безумие: блуждающий взгляд, несвязные движения.
— Король каторги! Ха, ха, ха! Это мое настоящее лицо, моя слава. Я человек без имени, проклятый демон!.. Я — сама ненависть, само преступление.
И, бросившись к Сен-Клеру, он схватил его за горло.
— Мерзкий старик, зачем ты произнес имя де Тресма?..
Сен-Клер во время этого приступа ярости не отводил глаз от лица убийцы.
Да, Мустик сказал правду: Король каторги — живой портрет Пьера де Тресма, но сейчас перед пленником был не он! Извивающийся человек, с лихорадочным блеском глаз… Это маска не того человека, которого он знал и любил. И Сен-Клер сказал:
— Я ошибся, месье, сходство разительное, но вы не Пьер де Тресм, не тот достойный человек…
— Пьер де Тресм! Вы его знаете? И подумали, что это я?
— Пьер де Тресм — мой самый надежный друг, компаньон и участник в деле. И я прошу у него прощения за то, что хоть только на секунду, но усомнился в нем!..
Король каторги расхохотался зловещим смехом.
— Да, да, он — честный человек! Полубог. А меня зовут Жан де Тресм. Я его брат, но — чудовище. Да, чудовище! Принимаю это прозвище и горжусь им. С самых нежных, юных лет я ненавижу брата. Ненавижу его, кроткого, мягкого, с охотой подчиняющегося всем требованиям отцовской воли. Да, я — чудовище, ненавижу своего отца!
— Ваш отец умер! — сурово сказал Сен-Клер.
— Умер. И что же? Вы думаете, я буду оплакивать его? Зачем он хотел связать меня, загубить мою свободу? Зачем вмешивался в мою жизнь? Да, я люблю золото, хочу жить широко и весело. Меня хотели обуздать, лишали пищи. Надеялись привести к повиновению, заставив голодать. И тогда, чтобы удовлетворить свои желания, я начал красть, убивать! Подло, постыдно, испытывая высшее наслаждение оттого, что я им чужой! Я совершенно забыл их… Будто никогда не знал своей семьи. С презрением к ним на суде присяжных я не захотел назваться их именем.
Мне достаточно было сказать лишь несколько слов: сын месье де Тресма, одного из наиболее высокопоставленных лиц Франции — и следователь, прокуратура склонили бы перед этим именем головы. Меня отпустили бы, но я не захотел от них милостыни, не пожелал никакой протекции [273]. Я остался человеком без имени, каторжником. Я хотел быть обязанным только самому себе и стать номером таким-то, перестав быть человеком. Я поклялся, что возвышусь, покорю общество, которое меня преследовало. Мой брат тоже решил попытать счастья! И преуспел. У него есть теперь золото. И что же? Раз он стоит на моем пути, тем хуже для него. Остаюсь человеком без имени, зато Королем каторги. А теперь — довольно разговоров! Вы в моей власти. И посмотрим, сможет ли мой брат, этот честный человек, вырвать вас из моих когтей!
— Презренный! — Сен-Клер.
— Глупец! — грубо ответил бандит.
Он вышел за дверь и несколько раз свистнул. Потом, возвысив голос, крикнул:
— Десять человек, чтобы сопровождать пленника! Все на лошадей! И во весь опор… на прииск Митарака.
Ему ответили радостными восклицаниями. Сен-Клера схватили и посадили на лошадь, привязав к ней.
Вскоре воцарилась тишина. Каторжники уехали завоевывать золото…
ГЛАВА 6
Железная Рука и Мадьяна. — Слишком поздно! — Мустик не умер. — Бедный Сен-Клер. — Вперед!
Гроза прошла. Гром умолк, облака почти тотчас же рассеялись. Вслед за конвульсиями природы наступил абсолютный покой.
На полу хижины в луже крови лежало бездыханное тело. Ничего не могло быть мрачнее этой темной ночи, где все было мертво. Прошел час, другой… Вдруг вспыхнул свет. Казалось, лес вдруг ожил; легкий шелест пробежал по деревьям, чей-то голос раздался в тишине, жизнь возвращалась, начинался новый день.
День! Заря как-то сразу разорвала темную кисею неба, и хлынул свет. Это как будто послужило сигналом; раздался конский топот. Уж не бандиты ли вернулись? Может, они подумали, что не завершили свое темное дело?
Топот приближался. И вот на опушке — на засеке, как говорят в Гвиане, — у которой стояла хижина, показались всадники.
— Прииск Сан-Эспуар! — крикнул кто-то. — Наконец-то! Мы прибыли вовремя! Может, нам позволят отдохнуть здесь немного?
— Ах, хорошо бы! — жалобный голос. — У меня совершенно затекли ноги.
Один из всадников соскочил с лошади и подбежал к другому со словами:
Гроза прошла. Гром умолк, облака почти тотчас же рассеялись. Вслед за конвульсиями природы наступил абсолютный покой.
На полу хижины в луже крови лежало бездыханное тело. Ничего не могло быть мрачнее этой темной ночи, где все было мертво. Прошел час, другой… Вдруг вспыхнул свет. Казалось, лес вдруг ожил; легкий шелест пробежал по деревьям, чей-то голос раздался в тишине, жизнь возвращалась, начинался новый день.
День! Заря как-то сразу разорвала темную кисею неба, и хлынул свет. Это как будто послужило сигналом; раздался конский топот. Уж не бандиты ли вернулись? Может, они подумали, что не завершили свое темное дело?
Топот приближался. И вот на опушке — на засеке, как говорят в Гвиане, — у которой стояла хижина, показались всадники.
— Прииск Сан-Эспуар! — крикнул кто-то. — Наконец-то! Мы прибыли вовремя! Может, нам позволят отдохнуть здесь немного?
— Ах, хорошо бы! — жалобный голос. — У меня совершенно затекли ноги.
Один из всадников соскочил с лошади и подбежал к другому со словами: