Страница:
* Да, Павел, кажется, удалось установить причину аварии группы Лапина... И других тоже, - сказал Халиев.
* Какую причину?
* Шестого августа в восемнадцать сорок шесть имело место близкое неглубокое землетрясенье силой без малого восемь баллов.
* Сколько-сколько?!
* Около восьми баллов по Рихтеру.
* Ежкин корень! Вот это да!.. Это многое объясняет! И как же ты, молодчина, докопался?
* Сделал запросы куда следует... Потом расскажу. А как вообще ваши предположения о наличии промежуточных боковых отрогов, они подтвердились? Почему вы не вышли на них сразу?
* Предположения подтвердились частично. Боковой отрог один, но ниже он раздваивается. Ввиду большой крутизны мы это раздвоение сверху не увидели. Они оказались в выемке между этими ветвями. Здесь многое объясняется конфигурацией склона: из верхнего цирка ледника седловина бокового отрога действительно смотрится как несложный, доступный перевал через главный хребет западнее вершины "5075". Но она находится не западнее, а южнее вершины. Для нас, спустившихся с главного хребта, это было очевидно, но они-то шли снизу. Они ошиблись, а мы не сразу догадались, как они ошиблись потому, что такая ошибка нам казалась слишком очевидной и потому невозможной!..
(29* - Нунатак - скала, выступающая из ледника (в данном случае речь идет о целом скальном острове на леднике). Мощную остроконечную скалу, выступающую из ледопада, иногда называют "хицаном" по названию скалы в Цейском ущелье Центрального Кавказа).
Летающая крепость Максима Блюмкина
Блюмкин не по званию, а по призванию был мастером, асом горных полетов: полетов на больших высотах, в густом тумане облаков среди ущелий, полетов при капризной горной погоде, аварийных полетов за пострадавшими. Он любил и стремился летать именно в горах: ведь так красиво!.. Это его стихия, его призвание, его высокая романтика и его любовь. Ведь небо в горах такое высокое, а просторы!.. Где еще найдешь такие! Как известный всем герой, Мимино, он понял, что большая авиация вовсе не там, где летают большие самолеты, а там, где летает и служит людям "большой" летчик, мастер своего дела. Человек, у которого профессия вырастает из души...
И он летал боевым летчиком в Афганистане, летал на Кавказе, Памире, Алтае. Летал, переживая долгую разлуку с детьми и женой и временами, когда позволяли условия, таская их за собой, благо транспортные проблемы частично решены самой его службой. Специфику горного воздуха изучил досконально. Она имела много нюансов, тонкостей, сложностей и опасностей, но из-за этого-то и особенно интересна. Полеты в горах на больших высотах особенно трудны и требуют очень часто использования всех возможностей и пилота и машины. Воздушный винт, - и крыло и движитель вертолета, - плохо держит в разряженном воздухе, плотность которого на высоте около 4000 м в два раза меньше, чем на обычной высоте. А в горах такая высота обычна для полета. Поток разряженного воздуха, даже холодного, плохо охлаждает турбины, которые перегреваются сильнее, чем на обычной высоте. Поэтому нагрузку на моторы приходится уменьшать и брать на борт весьма ограниченный груз. Блюмкин проявил немалую изобретательность, чтобы существенно облегчить вертолет от второстепенных деталей, запасных частей, инструментов и топлива, чтобы уменьшить его собственный вес и благодаря этому повысить полезную нагрузку. Он очень разборчиво относился к перевозимым грузам, отдавал предпочтение, приоритет наиболее важным и значимым и, случалось, совершенно саботируя перевозку всякого рода ерунды и роскоши (в частности, не любил перевозить людей праздных и ленивых, не желающих поработать ножками для знакомства с горами...).
Для взлета загруженному вертолету приходится разгоняться, как самолету, по взлетной полосе для набора горизонтальной скорости. Винт тащит машину вперед и вверх, задние колеса отрываются от грунта и разбег продолжается на одном переднем колесе. Разгон, заметим, не по бетону, - по травянистой лужайке поляны Москвина, или поляны Сулоева на Центральном Памире... Едва оторвавшись, вертолет ныряет в глубокую пропасть, еще увеличивает горизонтальную скорость и с разгона набирает высоту. А куда только не приходится садиться! На лед, на снег, на осыпи, на скалы, чтобы снять и заплутавших горе-путешественников, и тяжело травмированных, и погибших. Искать пропавших, завозить людей и грузы, и... даже доставлять местное партийное начальство к воскресному уик-энду с шашлыком и винами у горных озер и целительных источников. А сколько нюансов вносила горная погода, ветры, низкие облака, туман и осадки!..
Он назвал свой вертолет "Михасем", и с его легкой руки, по его примеру и его шутливым советам другие знакомые вертолетчики стали похоже называть свои вертолеты. Так обрели свои имена собратья Михася: "Митяй", "Мишук", "Мигун", "Мик", "Мидок", "Мидяк", "Мисюсь" и... "Милка" (конечно, последнюю обычно водил женский экипаж - "рисковые" девчонки из сборной страны по вертолетному спорту). Такие наименования имели более живое звучание, чем обезличенные бортовые номера. "Михась" имел номер "013", и командир считал этот номер вдвойне счастливым, и потому, что "13", и потому что ноль впереди. Каждый из "Мильков" имел свой характер. Норовистый "Михась" во многом повторял качества своего командира. Турбины благодаря не просто хорошему, но очень вдумчивому уходу и обращению имели внутренние резервы надежности и мощности. Благодаря этому Михась резво и прытко, легко брал взлет и посадку, легко прыгал через воздушные ямы и бугорки, злобно спорил с сильным ветром и одолевал хребты такой высоты, которая недоступна его собратьям. Блюмкин тщательно следил за общим здоровьем машины, за всеми деталями и при видимом износе заменял каждую новой, выбивая ее из механиков и начальства с лютым упорством. Вертолет являлся продолжением не только его тела, но и его души, - в полете они сливались в одно целое, и если это единство хоть чуть-чуть нарушалось, Блюмкин сразу ощущал сначала наличие, а потом и причину дискомфорта. От его внимания не укрывались даже малейшие отклонения в поведении машины на различных режимах полета, еле слышимые дополнительные шумы механизмов, даже незначительные грязь и нагар. Все это нарушало его внутреннее равновесие, поэтому он не успокаивался, пока не устранял причину беспокойства, пока машина снова не работала, "как часы".
Для мало посвященных можно добавить, что воздушная разведка - дело весьма дорогое, ограниченное по времени и средствам, и небезопасное. Час лета на вертолете можно оценить в 4-5 месячных должностных зарплат инженера. Время ограничено техническими возможностями машины в горах: вертолет не может взять много горючего и летать долго, при большой нагрузке у него перегреваются турбины (если они вообще вытягивают машину). Пилоты тоже ограничены санитарными нормами полетов: превышение их небезопасно из-за утомляемости и небезвредно для здоровья. К сему можно добавить сопутствующий риск, особенно возрастающий при плохой погоде и сильном ветре, шквалистые порывы которого в горах способны даже перевернуть машину... Вертолет-трудяга постоянно занят на работе, отрыв от которой несет неизбежные потери в виде задержек сроков и планов снабжения высотных баз, перевозки людей, организации восхождений... И, зная об этих ограничениях полетных ресурсов, герои нашего повествования крайне рачительно использовали полетное время и любые представившиеся возможности для воздушной разведки.
Перед сбросом снаряжения Максим сделал четыре пробных круга, каждый раз подходя все ближе и ближе к опасному склону с выступами заледенелых скал, примеряясь к нему и по расстоянию и по высоте. Площадка ледосброса, на которую следовало опустить носилки и веревки слишком мала, - над ней нельзя зависнуть, остановиться и спокойно спустить груз. Порыв ветра может бросить вертолет на несколько метров в сторону или вниз на близкие скалы, воздушный винт заденет за склон и... И будет катастрофа с полным разрушением машины и гибелью экипажа. Сброс можно выполнить, идя вдоль склона на плавном вираже. При неточном исполнении можно потерять и носилки и веревки. Носилки в сложенном виде примотали к распущенному пуку веревок, - в таком виде они легче удержатся на склоне в рыхлом снегу. Все это висело на альпинистском фале(30*) длиной почти 50 метров. Фал надо отцепить сверху, из вертолета, в момент, когда груз окажется над площадкой сброса.
* Пошли! - Максим решился на маневр!
Он повел вертолет на малой скорости и с малым наклоном винта, используя мощь турбин с небольшим резервом на всякий случай. Траектория имеет вид дуги, ближайшая точка которой к склону есть точка сброса. Сброс должен выполнить третий член экипажа, - бортинженер вертолета. Штурмана своего, правого пилота Петра Осташенко Максим проинструктировал, предупредил о возможных маневрах. Тот должен моментально выполнять все команды, помогая командиру. Малейшая неточность, неправильность или задержка действий может привести к катастрофе. Один Максим силой своих мышц может не справиться с управлением на критическом режиме полета...
Максим выполнил все точно так, как задумал: вывел машину в нужную точку на малой скорости и сброс произвел с филигранной точностью на самый край заснеженного участка ледосброса. Но в момент сброса произошло то, что жило в нем внутренним опасением: внезапный порыв шквалистого ветра понес вертолет на скалы. Одна-две секунды оставались и на размышления и на действия!
* Газ!!! - Максим до предела выжал мощь обеих турбин, борясь наклоненным винтом с давящим ветром, но этого оказалось мало, и Блюмкин заложил вираж круче вбок и с резким скольжением вниз. В следующий момент машина, казалось, провалилась в преисподнюю и наклонилась вбок и вперед так, что чуть не опрокинулась через винт. Штурман с ужасом увидел, как длинный хвост вертолета с задним винтом понесся в повороте на выступ скал!..
Задний винт мелькнул в каких-то двух метрах от базальтовой глыбы, когда они в повороте резко устремились вниз! Но провалились не только вниз, но и вперед вбок, причем горизонтальная скорость увеличилась за счет падения, и это спасло машину, которая устремилась по траектории более пологой, чем значительная крутизна склона. Опасность, - скалистый склон, - ушла назад и в сторону. Михась бешено закромсал винтом порывы налетающего ветра, клочья тумана и сдуваемые со склона облачка снежной пыли.
* Командир!.. Командир!.. - полукричал, полушептал второй пилот, трепеща от ужаса и восторга пережитого...
* Ничего! Прорвемся!.. Со мной попадешь - не пропадешь! День сегодня такой, - четверг: ЧЕРТ-ВВЕРГ! Это завтра будем "пятиться": пятница!
* А потом - СУП с БОТАМИ: суббота!
* Да, порасхлебаем хляби небесные!..
* Ну как, Максим!? - Халиев первым подошел к вертолету.
* Сбросили груз Романцову успешно! Снять пострадавшего с промежуточной точки, со скал на длинном фале, не сможем: это слишком рискованно. Такое трюкачество, - только для кинофантазеров. Так что пусть спускают до самого ледника. Оттуда заберем без проблем.
* Как на Кан-Джайляу?
* Плотный туман, - просмотреть мы ничего не смогли. Что там творится с последними двумя неясно.
* А как там вообще склон? Они сумеют спустить благополучно?
* Склон и задача у них сложные. Но я думаю, - справятся. Камиль работает вовсю, да и вниз Романцов уже на пару веревок обработал. Одна связка от Романцова вышла на прием груза, - вверх и вбок. Кажется, это Воронин с Иваницкой. Романцов и Чаидзе работали в ста метрах ниже палатки. А Камиль уже поднялся метров на двести. Маршрут они отыскали достаточно безопасный, я им в этом немного помог и подсказал. Через час-полтора они выйдут на приступку скал и часам к двум-трем соединятся. Вопрос, - решатся ли в середине дня начать спуск. Пожалуй, на приступку успели бы и сегодня. Поэтому сегодня и начнут.
* А общий перепад там?
* Общий перепад - четыреста пятьдесят метров, а длина спуска - около семисот. Исходная точка спуска от палатки до самого верха хребта отстоит чуть более чем на треть высоты. Скалы, конечно, совершенно дикие и им приходится очищать их от плохо лежащих камней, срубать опасные сосульки. Местами пересекают лавино - и камнеопасные кулуары. Стараются придерживаться выступов скал, оборудовать пункты страховки под козырьками, на гребнях контрфорсов, в защищенных местах. Мы наблюдали падения и камней и кусков льда. Лавин не видели.
* Карнизы на гребне есть? Выше них.
* Есть. И они - источник, возможное начало лавин.
* Так, а где думаешь сейчас пропавшая двойка? Она с южной стороны не видна?
* С южной стороны их уже определенно нет: они на другой стороне. На снежном участке южнее вершины еле видна цепочка следов. Они определенно перевалили. Если с ними что-то случилось, то уже на северной стороне. А где сейчас группа Шепитько?
* Движется к Кан-Джайляу.
* Правильно! Пусть встречают там!..
(30* - В качестве альпинистской веревки используется не крученый канат, а фал с наружной оплеткой и слабо подкрученного сердечника из нитей полиамидного волокна (капрон, нейлон, перлон и т.п.).
Спасы
Блюмкин несколько ошибся в расчете графика движения группы Романцова. Уже через час после выброски двойка Мансурова поднялась на приступку скал. До соединения участков оставалось обработать около ста метров, - те метры, которые не закончили Романцов с Чаидзе, снова ушедшие вверх. Лида с Вадимом доставили веревки и носилки к палатке. Затем Лида с Колей стали готовить Сергея к спуску, а Вадим подготовил систему подвески из двух спусковых и одной страховочных веревок. Спусковые веревки проходили через тормозную восьмерку с блокировкой схватывающим узлом. Система включала также обвязку пострадавшего.
Связки Романцова и Мансурова не только оборудовали пункты страховки, забив крючья для навески блокирующих их веревочных петель, но и подготовили склон, очистив его от наиболее опасных камней и обломков. Работа сопровождалась звоном крючьев и молотков, грохотом сбрасываемых камней, резкими, короткими командами спасателей. Мансуров работал ниже и несколько в стороне от начального пути спуска, поэтому сброшенные Романцовым камни миновали его группу. Когда же он оказался под связкой Романцова, та сразу же прекратила работу и ушла вверх, к палатке. Всего на пути спуска оборудовали пятнадцать пунктов страховки, забив или завернув на каждом не менее трех скальных или ледовых крючьев. Очень ранний выход, - на рассвете, позволил к полудню закончить обработку склона и Романцов, не дожидаясь подхода Мансурова, начал спуск силами своей группы. Первые два участка по пятьдесят метров не требовали перемещения маятником вбок и особых трудностей не вызывали. Дальше - сложнее: обход наиболее опасных сбросов уже требовал не только вертикального, но и бокового перемещения маятником, с дополнительной подтяжкой и переходов с подцеплением веревок на вспомогательные оттяжки промежуточных крючьев. Связка Мансурова подкрепила пятерку Романцова. Колю, как младшего участника, освободили от технической работы, велев спокойно спускаться вместе с остальными, после каждого очередного спуска носилок. Но он быстро сработался с Лидой: они шли замыкающей связкой, снимая с пунктов страховки крючья, петли и продергивая спусковую и страховочную веревки после того, как все уже спустились. Оставшаяся на леднике двойка внимательно следила за действиями товарищей и сообщала результаты на базу-5.
Закрепленные на веревках носилки с сопровождающим медленно опускали вниз на тормозе, затем силой подтягивали боковой веревкой к промежуточной точке, находящейся в стороне от прямого пути движения. Боковая веревка выполняла и роль дополнительной страховки. Веревки и носилки цеплялись за скалы, и не всегда удавалось сразу выполнить перемещение. Опасно падали некоторые потревоженные веревками камни. Постепенно спасатели приноровились и стали выполнять спуски более экономно и расчетливо, заранее отклоняясь в сторону и обходя мешающие выступы скал, уже на начальном этапе каждого спуска используя усилие боковой оттяжки и для движения в сторону и для сохранения равновесия.
Вадим на первых же спусках взял на себя тяжелейшую роль сопровождающего. Он хотел пройти этот путь до конца, но уже после четвертого участка Мансуров, видя его состояние, приказал смениться: настолько тяжела была эта работа. В висе над пропастью, в неудобной позе изо всех сил вытягивая носилки на себя, чтобы они не цеплялись за неровности, временами теряя равновесие и падая, зарываясь ногами то в снег, то чиркая кошками по твердой поверхности базальта, под летящими сверху камнями. После некоторых отрезков спуска Вадим чуть не терял сознание от физического и психического напряжения. В такие минуты наступало отрешение от жизни: тяжело дыша, откинувшись в висе на пункте страховки, он тупо и безмолвно смотрел вдаль. Всем сопровождавшим альпинистам в полной мере стало понятно это состояние, когда они прошли через него сами. Они трудились на пределе сил, опасность подстерегала на каждом шагу и в виде падающих или готовых сорваться обломков льда и скал и в виде пропасти под ногами. Но схватка была схваткой с опасностью "лицом к лицу", когда аварию, уже загнанную в угол, можно "дожать" волевым движением силы и страсти. Когда с нее уже сорван покров тайны и тумана. Поэтому легче...
К шести часам вечера прошли промежуточный уступ скал, одолев две трети спуска. Далее пошли по сильно разрушенному скалистому гребню, уже бесснежному. В один из моментов возник цепной камнепад на скате гребня: один спущенный камень сорвал несколько других и те в свою очередь вызвали лавинообразное развитие обвала. Уже в ста метрах ниже камни падали сплошным покрывалом, колышущимся на неровностях склона. И каждый подумал: как хорошо, что мы на гребне, и выше! Ведь уклониться от такой каменной лавины невозможно! Можно только попытаться укрыться за мощной скалой или в выемке, под нависающим козырьком. Два раза падающие камни повреждали спусковые веревки и их приходилось заменить запасными. Мелкие камни, случалось, попадали в людей, отражались от касок. Двоим отскочившие осколки от ударов крупных камней о скалы поранили в кровь руки... Технически процесс спуска наладился и шел с нарастающей скоростью, а заминки случались только на особенно сложных участках, требовавших нестандартных и дополнительных действий. В самом низу крутизна склона уменьшилась, и это не облегчило, а затруднило спуск, который производили уже с двумя сопровождающими, поддерживавшими носилки с двух сторон. Предпоследний спуск провели в густых сумерках, а последний - в полной темноте, с подсветкой фонарями.
Встречающая внизу двойка участников группы Мансурова и подошедшая интернациональная шестерка альпинистов отнесла носилки на руках к палатке, а потом помогла сойти и остальным: семь здоровых мужчин и одна женщина еле держались на ногах от усталости. Когда отпустило психологическое напряжение от опасностей спуска, спасатели, казалось, задохнулись от изнеможения. Вадим только всем напряжением сил заставил себя не рухнуть прямо перед палаткой. Коля у палатки уронил рюкзак, лег на него и мгновенно заснул в невообразимо картинной позе. Его пришлось укладывать, как младенца...
Но постепенно успокоились, напряжение улеглось. Встречавшие заботливо напоили и накормили всех горячим, поставили еще четыре палатки и улеглись все.
Это одно из замечательных состояний, - чувство удовлетворенности от выполнения тяжелого, значимого, опасного дела. Каждый из них имел ощущения солдата, выполнившего свой долг и сломившего врага в жестоком бою... Но все же не хватало чувства общей завершенности, законченности, и не прошла острота тревоги: положение Акулинина и Неделина внушало самые серьезные опасения. Весточка радиограммы оттуда, с ледника Кан-Джайляу, достала и встрепенула их группу на вечерней связи в 21.00.
* Вадим! Слышимость на переговорах базы-5 с командой Шепитько очень плохая: плохо слышно Шепитько. Но, кажется, они встретили Акулинина на Кан-Джайляу!
* Одного? Ака?.. А что с Неделиным?
* Не знаю. Послушай сам, может, база-5 тебя услышит...
Мишка!.. Мишка?.. Неужели он погиб?..
Гром!
К исходу дня Ак и Миша вышли на гребень - на плечо вершины "5075" и устроили холодную ночевку, примостившись в небольшой выемке скал, немного защищавшей от пронизывающего ветра. Ночь коротали в полусне, сидя на рюкзаках, завернутые в спальные мешки, тесно прижавшись друг к другу. Дрожь пронимала до костей, но потом стало потеплее, поскольку стих ветер. Ночью несколько развиднелось, но утро опять легло внизу серым туманом, за которым почти ничего не просматривалось. Конечно, обзору мешали и крутизна и неровный рельеф склона.
Странно! От гребня хребта в сторону бокового отрога шла присыпанная снегом цепочка следов. Кто-то недавно проходил здесь. Кто? Туристы? Альпинисты? Быть может, кто-то рядом? Но плато ледника прикрыто туманом, а задерживаться нельзя. Каждая минута промедления может стоить очень дорого! Надо перевалить, - и вниз....
Они решили выбрать для спуска с вида наименее крутой и относительно безопасный камнепадами участок ближайшего скального ребра. Вначале участок скал имел умеренную крутизну, уходя вниз градусов под пятьдесят, но через двести метров спуска крутизна резко увеличилась, боковой выступ завернул влево и закончился черной сорокаметровой башней скалы-жандарма. Они вышли на бастион, который за жандармом оборвался отвесной стеной. Лишь нечеткий рваный кант этого отвеса между боковой и лицевой сторонами бастиона имел чуть меньшую крутизну и благодаря выступу казался безопаснее камнепадами. Но отдельные участки этого канта простреливаются, обрываются отвесами и навесами, а сама скала в зоне канта более разрушена, чем гладкое лицевое "зеркало"(31*). Сходить же по боковой поверхности в кулуар правее бастиона, - об этом не стоило и задумываться. На такое могли решиться только самоубийцы: по кулуару и боковой поверхности постоянно стучали падающие камни...
Им не хотелось думать, сколько внизу осталось веревок и метров... Сколько нужно - все должно быть пройдено! Им не хотелось думать о возможности отступления: оно сделало бы их положение отчаянно безнадежным. У каждого в кармане лежал последний сухарь, и никакого топлива для растопки воды из снега...
Прорваться! Ради спасения всех: Сергея, Наташи, Жени, Саши, Коли... Ведь Женя и Наташа - такие женщины, за которых лет 300 назад мы бы дрались на шпагах или абордажных тесаках до полного выворачивания внутренностей!.. А сейчас? И сейчас будем драться до последнего крюка, до последнего сломанного ледоруба, до последнего шага к спасенью...
Они пошли по канту...
Ак удивлялся, как это Мишка умеет подавлять тяжелые мысли! Тот не замыкался угрюмым молчанием, а тратил отрицательную нервную энергию на сочинение насмешливых стихотворных каламбуров, посмеиваясь и над ситуацией и над своими слабостями. Так ему удавалось не поддаваться тяжелому настроению. Какая-то сторона его стихотворного таланта в этой ситуации проявилась с особой силой. Она снимала внутреннюю тяжесть!
* Господи Иисусе! Ой, куда несуси!..
* Как настроение нестойко! Скорей сгнивай, души помойка!..
* Болезнь была с изъянами, - микробы были пьяными...
* Тот вещий сон - бесовский, коль снится Склифасовский...
Только бы не зависнуть на "отрицаловке"!.. О каком-либо возвращении, о маневре отходом не хотелось и думать, - сил на это уже не оставалось. Но они еще были! И дикое сопротивление склона вызывало дикую реакцию ярости...
* Есть мудрое начало житья и бытия в суровой "економии" еды и пития...
Лишь временами облачность приоткрывалась, и далеко внизу проглядывало окончание скальной стены, - снежный склон, высоту и крутизну которого определить сверху очень трудно.
* Человек - венец творенья! Иль природное недоразумение?..
* Такой восторг, что впору в морг!..
Не слишком приятно долго висеть на "самострахе" в беседке, ощущая ногами только пустоту пропасти. Ак работал молотком, вбивая очередной крюк, когда что-то резко и сильно дернуло его за рюкзак вниз. Внутри все вспыхнуло страхом: показалось, что крюк оборвался от этой нагрузки и сознание живо нарисовало картину резко побежавшей вверх стены, ощущение ожидания последнего, рокового удара о скалы... Но крюк выдержал, Леша остался висеть, чуть покачиваясь, и интуитивно бросил взгляд почему-то не вверх, а вниз. Там, метрах в шестидесяти, крупный камень чиркнул о монолит скалы и ушел вниз с огромной скоростью. Ясно, что камень задел и, возможно, порвал его рюкзак. Смерть прошла в тридцати сантиметрах! Еще чуть-чуть и... Миша все видел. Их взгляды красноречиво встретились, и можно было ничего не объяснять!
* На Западной на Шхаре мне выдали по харе... На Шхаре на Восточной по харе выйдет точно... Эх... Вот такие вот итоги! Уносить пора бы ноги!.. Изменилось личико от того кирпичика!..
Пока Миша спускался по очередной двойной веревке, Ак забил второй крюк и немного приспустился, удлинив самостраховку трехметровым куском основной веревки, - так легче работать и расходиться, больше возможностей для перемещения маятником. Ниже видна небольшая полочка скал, - на нее Леша решил встать, используя маятник самостраховки. Взявшись сверху за откол, сделал шаг и почувствовал, как кусок стены медленно пошел прямо на него... Резко отпрянув назад, нагрузил самостраховку и всей силой рук и ног оттолкнулся от падающего куска... Вывалится ли он вместе с крючьями? Тогда конец!.. Но кусок с хорошую дверь и толщиной в полметра, откололся ниже трещины, в которой сидели крючья, а Ак успел отпрянуть. Монолит, еще упиравшийся нижней кромкой, повернулся и ушел вниз из-под ног. Через пару секунд снизу раздался глухой удар: глыба задела краем за выступ скалы. С замиранием сердца пронаблюдали, как возникший на выступах скал пожар камнепада дробил обломки в мелкую "шрапнель", легкие и тяжелые "гранаты" и увалистые фугасы. Все это пошло вниз расширяющимся фронтом волны, от которой никому, стоящему там, не было бы спасенья... Или оно было делом случая... А ведь им туда идти... Будет ли на них обломок?..
* Какую причину?
* Шестого августа в восемнадцать сорок шесть имело место близкое неглубокое землетрясенье силой без малого восемь баллов.
* Сколько-сколько?!
* Около восьми баллов по Рихтеру.
* Ежкин корень! Вот это да!.. Это многое объясняет! И как же ты, молодчина, докопался?
* Сделал запросы куда следует... Потом расскажу. А как вообще ваши предположения о наличии промежуточных боковых отрогов, они подтвердились? Почему вы не вышли на них сразу?
* Предположения подтвердились частично. Боковой отрог один, но ниже он раздваивается. Ввиду большой крутизны мы это раздвоение сверху не увидели. Они оказались в выемке между этими ветвями. Здесь многое объясняется конфигурацией склона: из верхнего цирка ледника седловина бокового отрога действительно смотрится как несложный, доступный перевал через главный хребет западнее вершины "5075". Но она находится не западнее, а южнее вершины. Для нас, спустившихся с главного хребта, это было очевидно, но они-то шли снизу. Они ошиблись, а мы не сразу догадались, как они ошиблись потому, что такая ошибка нам казалась слишком очевидной и потому невозможной!..
(29* - Нунатак - скала, выступающая из ледника (в данном случае речь идет о целом скальном острове на леднике). Мощную остроконечную скалу, выступающую из ледопада, иногда называют "хицаном" по названию скалы в Цейском ущелье Центрального Кавказа).
Летающая крепость Максима Блюмкина
Блюмкин не по званию, а по призванию был мастером, асом горных полетов: полетов на больших высотах, в густом тумане облаков среди ущелий, полетов при капризной горной погоде, аварийных полетов за пострадавшими. Он любил и стремился летать именно в горах: ведь так красиво!.. Это его стихия, его призвание, его высокая романтика и его любовь. Ведь небо в горах такое высокое, а просторы!.. Где еще найдешь такие! Как известный всем герой, Мимино, он понял, что большая авиация вовсе не там, где летают большие самолеты, а там, где летает и служит людям "большой" летчик, мастер своего дела. Человек, у которого профессия вырастает из души...
И он летал боевым летчиком в Афганистане, летал на Кавказе, Памире, Алтае. Летал, переживая долгую разлуку с детьми и женой и временами, когда позволяли условия, таская их за собой, благо транспортные проблемы частично решены самой его службой. Специфику горного воздуха изучил досконально. Она имела много нюансов, тонкостей, сложностей и опасностей, но из-за этого-то и особенно интересна. Полеты в горах на больших высотах особенно трудны и требуют очень часто использования всех возможностей и пилота и машины. Воздушный винт, - и крыло и движитель вертолета, - плохо держит в разряженном воздухе, плотность которого на высоте около 4000 м в два раза меньше, чем на обычной высоте. А в горах такая высота обычна для полета. Поток разряженного воздуха, даже холодного, плохо охлаждает турбины, которые перегреваются сильнее, чем на обычной высоте. Поэтому нагрузку на моторы приходится уменьшать и брать на борт весьма ограниченный груз. Блюмкин проявил немалую изобретательность, чтобы существенно облегчить вертолет от второстепенных деталей, запасных частей, инструментов и топлива, чтобы уменьшить его собственный вес и благодаря этому повысить полезную нагрузку. Он очень разборчиво относился к перевозимым грузам, отдавал предпочтение, приоритет наиболее важным и значимым и, случалось, совершенно саботируя перевозку всякого рода ерунды и роскоши (в частности, не любил перевозить людей праздных и ленивых, не желающих поработать ножками для знакомства с горами...).
Для взлета загруженному вертолету приходится разгоняться, как самолету, по взлетной полосе для набора горизонтальной скорости. Винт тащит машину вперед и вверх, задние колеса отрываются от грунта и разбег продолжается на одном переднем колесе. Разгон, заметим, не по бетону, - по травянистой лужайке поляны Москвина, или поляны Сулоева на Центральном Памире... Едва оторвавшись, вертолет ныряет в глубокую пропасть, еще увеличивает горизонтальную скорость и с разгона набирает высоту. А куда только не приходится садиться! На лед, на снег, на осыпи, на скалы, чтобы снять и заплутавших горе-путешественников, и тяжело травмированных, и погибших. Искать пропавших, завозить людей и грузы, и... даже доставлять местное партийное начальство к воскресному уик-энду с шашлыком и винами у горных озер и целительных источников. А сколько нюансов вносила горная погода, ветры, низкие облака, туман и осадки!..
Он назвал свой вертолет "Михасем", и с его легкой руки, по его примеру и его шутливым советам другие знакомые вертолетчики стали похоже называть свои вертолеты. Так обрели свои имена собратья Михася: "Митяй", "Мишук", "Мигун", "Мик", "Мидок", "Мидяк", "Мисюсь" и... "Милка" (конечно, последнюю обычно водил женский экипаж - "рисковые" девчонки из сборной страны по вертолетному спорту). Такие наименования имели более живое звучание, чем обезличенные бортовые номера. "Михась" имел номер "013", и командир считал этот номер вдвойне счастливым, и потому, что "13", и потому что ноль впереди. Каждый из "Мильков" имел свой характер. Норовистый "Михась" во многом повторял качества своего командира. Турбины благодаря не просто хорошему, но очень вдумчивому уходу и обращению имели внутренние резервы надежности и мощности. Благодаря этому Михась резво и прытко, легко брал взлет и посадку, легко прыгал через воздушные ямы и бугорки, злобно спорил с сильным ветром и одолевал хребты такой высоты, которая недоступна его собратьям. Блюмкин тщательно следил за общим здоровьем машины, за всеми деталями и при видимом износе заменял каждую новой, выбивая ее из механиков и начальства с лютым упорством. Вертолет являлся продолжением не только его тела, но и его души, - в полете они сливались в одно целое, и если это единство хоть чуть-чуть нарушалось, Блюмкин сразу ощущал сначала наличие, а потом и причину дискомфорта. От его внимания не укрывались даже малейшие отклонения в поведении машины на различных режимах полета, еле слышимые дополнительные шумы механизмов, даже незначительные грязь и нагар. Все это нарушало его внутреннее равновесие, поэтому он не успокаивался, пока не устранял причину беспокойства, пока машина снова не работала, "как часы".
Для мало посвященных можно добавить, что воздушная разведка - дело весьма дорогое, ограниченное по времени и средствам, и небезопасное. Час лета на вертолете можно оценить в 4-5 месячных должностных зарплат инженера. Время ограничено техническими возможностями машины в горах: вертолет не может взять много горючего и летать долго, при большой нагрузке у него перегреваются турбины (если они вообще вытягивают машину). Пилоты тоже ограничены санитарными нормами полетов: превышение их небезопасно из-за утомляемости и небезвредно для здоровья. К сему можно добавить сопутствующий риск, особенно возрастающий при плохой погоде и сильном ветре, шквалистые порывы которого в горах способны даже перевернуть машину... Вертолет-трудяга постоянно занят на работе, отрыв от которой несет неизбежные потери в виде задержек сроков и планов снабжения высотных баз, перевозки людей, организации восхождений... И, зная об этих ограничениях полетных ресурсов, герои нашего повествования крайне рачительно использовали полетное время и любые представившиеся возможности для воздушной разведки.
Перед сбросом снаряжения Максим сделал четыре пробных круга, каждый раз подходя все ближе и ближе к опасному склону с выступами заледенелых скал, примеряясь к нему и по расстоянию и по высоте. Площадка ледосброса, на которую следовало опустить носилки и веревки слишком мала, - над ней нельзя зависнуть, остановиться и спокойно спустить груз. Порыв ветра может бросить вертолет на несколько метров в сторону или вниз на близкие скалы, воздушный винт заденет за склон и... И будет катастрофа с полным разрушением машины и гибелью экипажа. Сброс можно выполнить, идя вдоль склона на плавном вираже. При неточном исполнении можно потерять и носилки и веревки. Носилки в сложенном виде примотали к распущенному пуку веревок, - в таком виде они легче удержатся на склоне в рыхлом снегу. Все это висело на альпинистском фале(30*) длиной почти 50 метров. Фал надо отцепить сверху, из вертолета, в момент, когда груз окажется над площадкой сброса.
* Пошли! - Максим решился на маневр!
Он повел вертолет на малой скорости и с малым наклоном винта, используя мощь турбин с небольшим резервом на всякий случай. Траектория имеет вид дуги, ближайшая точка которой к склону есть точка сброса. Сброс должен выполнить третий член экипажа, - бортинженер вертолета. Штурмана своего, правого пилота Петра Осташенко Максим проинструктировал, предупредил о возможных маневрах. Тот должен моментально выполнять все команды, помогая командиру. Малейшая неточность, неправильность или задержка действий может привести к катастрофе. Один Максим силой своих мышц может не справиться с управлением на критическом режиме полета...
Максим выполнил все точно так, как задумал: вывел машину в нужную точку на малой скорости и сброс произвел с филигранной точностью на самый край заснеженного участка ледосброса. Но в момент сброса произошло то, что жило в нем внутренним опасением: внезапный порыв шквалистого ветра понес вертолет на скалы. Одна-две секунды оставались и на размышления и на действия!
* Газ!!! - Максим до предела выжал мощь обеих турбин, борясь наклоненным винтом с давящим ветром, но этого оказалось мало, и Блюмкин заложил вираж круче вбок и с резким скольжением вниз. В следующий момент машина, казалось, провалилась в преисподнюю и наклонилась вбок и вперед так, что чуть не опрокинулась через винт. Штурман с ужасом увидел, как длинный хвост вертолета с задним винтом понесся в повороте на выступ скал!..
Задний винт мелькнул в каких-то двух метрах от базальтовой глыбы, когда они в повороте резко устремились вниз! Но провалились не только вниз, но и вперед вбок, причем горизонтальная скорость увеличилась за счет падения, и это спасло машину, которая устремилась по траектории более пологой, чем значительная крутизна склона. Опасность, - скалистый склон, - ушла назад и в сторону. Михась бешено закромсал винтом порывы налетающего ветра, клочья тумана и сдуваемые со склона облачка снежной пыли.
* Командир!.. Командир!.. - полукричал, полушептал второй пилот, трепеща от ужаса и восторга пережитого...
* Ничего! Прорвемся!.. Со мной попадешь - не пропадешь! День сегодня такой, - четверг: ЧЕРТ-ВВЕРГ! Это завтра будем "пятиться": пятница!
* А потом - СУП с БОТАМИ: суббота!
* Да, порасхлебаем хляби небесные!..
* Ну как, Максим!? - Халиев первым подошел к вертолету.
* Сбросили груз Романцову успешно! Снять пострадавшего с промежуточной точки, со скал на длинном фале, не сможем: это слишком рискованно. Такое трюкачество, - только для кинофантазеров. Так что пусть спускают до самого ледника. Оттуда заберем без проблем.
* Как на Кан-Джайляу?
* Плотный туман, - просмотреть мы ничего не смогли. Что там творится с последними двумя неясно.
* А как там вообще склон? Они сумеют спустить благополучно?
* Склон и задача у них сложные. Но я думаю, - справятся. Камиль работает вовсю, да и вниз Романцов уже на пару веревок обработал. Одна связка от Романцова вышла на прием груза, - вверх и вбок. Кажется, это Воронин с Иваницкой. Романцов и Чаидзе работали в ста метрах ниже палатки. А Камиль уже поднялся метров на двести. Маршрут они отыскали достаточно безопасный, я им в этом немного помог и подсказал. Через час-полтора они выйдут на приступку скал и часам к двум-трем соединятся. Вопрос, - решатся ли в середине дня начать спуск. Пожалуй, на приступку успели бы и сегодня. Поэтому сегодня и начнут.
* А общий перепад там?
* Общий перепад - четыреста пятьдесят метров, а длина спуска - около семисот. Исходная точка спуска от палатки до самого верха хребта отстоит чуть более чем на треть высоты. Скалы, конечно, совершенно дикие и им приходится очищать их от плохо лежащих камней, срубать опасные сосульки. Местами пересекают лавино - и камнеопасные кулуары. Стараются придерживаться выступов скал, оборудовать пункты страховки под козырьками, на гребнях контрфорсов, в защищенных местах. Мы наблюдали падения и камней и кусков льда. Лавин не видели.
* Карнизы на гребне есть? Выше них.
* Есть. И они - источник, возможное начало лавин.
* Так, а где думаешь сейчас пропавшая двойка? Она с южной стороны не видна?
* С южной стороны их уже определенно нет: они на другой стороне. На снежном участке южнее вершины еле видна цепочка следов. Они определенно перевалили. Если с ними что-то случилось, то уже на северной стороне. А где сейчас группа Шепитько?
* Движется к Кан-Джайляу.
* Правильно! Пусть встречают там!..
(30* - В качестве альпинистской веревки используется не крученый канат, а фал с наружной оплеткой и слабо подкрученного сердечника из нитей полиамидного волокна (капрон, нейлон, перлон и т.п.).
Спасы
Блюмкин несколько ошибся в расчете графика движения группы Романцова. Уже через час после выброски двойка Мансурова поднялась на приступку скал. До соединения участков оставалось обработать около ста метров, - те метры, которые не закончили Романцов с Чаидзе, снова ушедшие вверх. Лида с Вадимом доставили веревки и носилки к палатке. Затем Лида с Колей стали готовить Сергея к спуску, а Вадим подготовил систему подвески из двух спусковых и одной страховочных веревок. Спусковые веревки проходили через тормозную восьмерку с блокировкой схватывающим узлом. Система включала также обвязку пострадавшего.
Связки Романцова и Мансурова не только оборудовали пункты страховки, забив крючья для навески блокирующих их веревочных петель, но и подготовили склон, очистив его от наиболее опасных камней и обломков. Работа сопровождалась звоном крючьев и молотков, грохотом сбрасываемых камней, резкими, короткими командами спасателей. Мансуров работал ниже и несколько в стороне от начального пути спуска, поэтому сброшенные Романцовым камни миновали его группу. Когда же он оказался под связкой Романцова, та сразу же прекратила работу и ушла вверх, к палатке. Всего на пути спуска оборудовали пятнадцать пунктов страховки, забив или завернув на каждом не менее трех скальных или ледовых крючьев. Очень ранний выход, - на рассвете, позволил к полудню закончить обработку склона и Романцов, не дожидаясь подхода Мансурова, начал спуск силами своей группы. Первые два участка по пятьдесят метров не требовали перемещения маятником вбок и особых трудностей не вызывали. Дальше - сложнее: обход наиболее опасных сбросов уже требовал не только вертикального, но и бокового перемещения маятником, с дополнительной подтяжкой и переходов с подцеплением веревок на вспомогательные оттяжки промежуточных крючьев. Связка Мансурова подкрепила пятерку Романцова. Колю, как младшего участника, освободили от технической работы, велев спокойно спускаться вместе с остальными, после каждого очередного спуска носилок. Но он быстро сработался с Лидой: они шли замыкающей связкой, снимая с пунктов страховки крючья, петли и продергивая спусковую и страховочную веревки после того, как все уже спустились. Оставшаяся на леднике двойка внимательно следила за действиями товарищей и сообщала результаты на базу-5.
Закрепленные на веревках носилки с сопровождающим медленно опускали вниз на тормозе, затем силой подтягивали боковой веревкой к промежуточной точке, находящейся в стороне от прямого пути движения. Боковая веревка выполняла и роль дополнительной страховки. Веревки и носилки цеплялись за скалы, и не всегда удавалось сразу выполнить перемещение. Опасно падали некоторые потревоженные веревками камни. Постепенно спасатели приноровились и стали выполнять спуски более экономно и расчетливо, заранее отклоняясь в сторону и обходя мешающие выступы скал, уже на начальном этапе каждого спуска используя усилие боковой оттяжки и для движения в сторону и для сохранения равновесия.
Вадим на первых же спусках взял на себя тяжелейшую роль сопровождающего. Он хотел пройти этот путь до конца, но уже после четвертого участка Мансуров, видя его состояние, приказал смениться: настолько тяжела была эта работа. В висе над пропастью, в неудобной позе изо всех сил вытягивая носилки на себя, чтобы они не цеплялись за неровности, временами теряя равновесие и падая, зарываясь ногами то в снег, то чиркая кошками по твердой поверхности базальта, под летящими сверху камнями. После некоторых отрезков спуска Вадим чуть не терял сознание от физического и психического напряжения. В такие минуты наступало отрешение от жизни: тяжело дыша, откинувшись в висе на пункте страховки, он тупо и безмолвно смотрел вдаль. Всем сопровождавшим альпинистам в полной мере стало понятно это состояние, когда они прошли через него сами. Они трудились на пределе сил, опасность подстерегала на каждом шагу и в виде падающих или готовых сорваться обломков льда и скал и в виде пропасти под ногами. Но схватка была схваткой с опасностью "лицом к лицу", когда аварию, уже загнанную в угол, можно "дожать" волевым движением силы и страсти. Когда с нее уже сорван покров тайны и тумана. Поэтому легче...
К шести часам вечера прошли промежуточный уступ скал, одолев две трети спуска. Далее пошли по сильно разрушенному скалистому гребню, уже бесснежному. В один из моментов возник цепной камнепад на скате гребня: один спущенный камень сорвал несколько других и те в свою очередь вызвали лавинообразное развитие обвала. Уже в ста метрах ниже камни падали сплошным покрывалом, колышущимся на неровностях склона. И каждый подумал: как хорошо, что мы на гребне, и выше! Ведь уклониться от такой каменной лавины невозможно! Можно только попытаться укрыться за мощной скалой или в выемке, под нависающим козырьком. Два раза падающие камни повреждали спусковые веревки и их приходилось заменить запасными. Мелкие камни, случалось, попадали в людей, отражались от касок. Двоим отскочившие осколки от ударов крупных камней о скалы поранили в кровь руки... Технически процесс спуска наладился и шел с нарастающей скоростью, а заминки случались только на особенно сложных участках, требовавших нестандартных и дополнительных действий. В самом низу крутизна склона уменьшилась, и это не облегчило, а затруднило спуск, который производили уже с двумя сопровождающими, поддерживавшими носилки с двух сторон. Предпоследний спуск провели в густых сумерках, а последний - в полной темноте, с подсветкой фонарями.
Встречающая внизу двойка участников группы Мансурова и подошедшая интернациональная шестерка альпинистов отнесла носилки на руках к палатке, а потом помогла сойти и остальным: семь здоровых мужчин и одна женщина еле держались на ногах от усталости. Когда отпустило психологическое напряжение от опасностей спуска, спасатели, казалось, задохнулись от изнеможения. Вадим только всем напряжением сил заставил себя не рухнуть прямо перед палаткой. Коля у палатки уронил рюкзак, лег на него и мгновенно заснул в невообразимо картинной позе. Его пришлось укладывать, как младенца...
Но постепенно успокоились, напряжение улеглось. Встречавшие заботливо напоили и накормили всех горячим, поставили еще четыре палатки и улеглись все.
Это одно из замечательных состояний, - чувство удовлетворенности от выполнения тяжелого, значимого, опасного дела. Каждый из них имел ощущения солдата, выполнившего свой долг и сломившего врага в жестоком бою... Но все же не хватало чувства общей завершенности, законченности, и не прошла острота тревоги: положение Акулинина и Неделина внушало самые серьезные опасения. Весточка радиограммы оттуда, с ледника Кан-Джайляу, достала и встрепенула их группу на вечерней связи в 21.00.
* Вадим! Слышимость на переговорах базы-5 с командой Шепитько очень плохая: плохо слышно Шепитько. Но, кажется, они встретили Акулинина на Кан-Джайляу!
* Одного? Ака?.. А что с Неделиным?
* Не знаю. Послушай сам, может, база-5 тебя услышит...
Мишка!.. Мишка?.. Неужели он погиб?..
Гром!
К исходу дня Ак и Миша вышли на гребень - на плечо вершины "5075" и устроили холодную ночевку, примостившись в небольшой выемке скал, немного защищавшей от пронизывающего ветра. Ночь коротали в полусне, сидя на рюкзаках, завернутые в спальные мешки, тесно прижавшись друг к другу. Дрожь пронимала до костей, но потом стало потеплее, поскольку стих ветер. Ночью несколько развиднелось, но утро опять легло внизу серым туманом, за которым почти ничего не просматривалось. Конечно, обзору мешали и крутизна и неровный рельеф склона.
Странно! От гребня хребта в сторону бокового отрога шла присыпанная снегом цепочка следов. Кто-то недавно проходил здесь. Кто? Туристы? Альпинисты? Быть может, кто-то рядом? Но плато ледника прикрыто туманом, а задерживаться нельзя. Каждая минута промедления может стоить очень дорого! Надо перевалить, - и вниз....
Они решили выбрать для спуска с вида наименее крутой и относительно безопасный камнепадами участок ближайшего скального ребра. Вначале участок скал имел умеренную крутизну, уходя вниз градусов под пятьдесят, но через двести метров спуска крутизна резко увеличилась, боковой выступ завернул влево и закончился черной сорокаметровой башней скалы-жандарма. Они вышли на бастион, который за жандармом оборвался отвесной стеной. Лишь нечеткий рваный кант этого отвеса между боковой и лицевой сторонами бастиона имел чуть меньшую крутизну и благодаря выступу казался безопаснее камнепадами. Но отдельные участки этого канта простреливаются, обрываются отвесами и навесами, а сама скала в зоне канта более разрушена, чем гладкое лицевое "зеркало"(31*). Сходить же по боковой поверхности в кулуар правее бастиона, - об этом не стоило и задумываться. На такое могли решиться только самоубийцы: по кулуару и боковой поверхности постоянно стучали падающие камни...
Им не хотелось думать, сколько внизу осталось веревок и метров... Сколько нужно - все должно быть пройдено! Им не хотелось думать о возможности отступления: оно сделало бы их положение отчаянно безнадежным. У каждого в кармане лежал последний сухарь, и никакого топлива для растопки воды из снега...
Прорваться! Ради спасения всех: Сергея, Наташи, Жени, Саши, Коли... Ведь Женя и Наташа - такие женщины, за которых лет 300 назад мы бы дрались на шпагах или абордажных тесаках до полного выворачивания внутренностей!.. А сейчас? И сейчас будем драться до последнего крюка, до последнего сломанного ледоруба, до последнего шага к спасенью...
Они пошли по канту...
Ак удивлялся, как это Мишка умеет подавлять тяжелые мысли! Тот не замыкался угрюмым молчанием, а тратил отрицательную нервную энергию на сочинение насмешливых стихотворных каламбуров, посмеиваясь и над ситуацией и над своими слабостями. Так ему удавалось не поддаваться тяжелому настроению. Какая-то сторона его стихотворного таланта в этой ситуации проявилась с особой силой. Она снимала внутреннюю тяжесть!
* Господи Иисусе! Ой, куда несуси!..
* Как настроение нестойко! Скорей сгнивай, души помойка!..
* Болезнь была с изъянами, - микробы были пьяными...
* Тот вещий сон - бесовский, коль снится Склифасовский...
Только бы не зависнуть на "отрицаловке"!.. О каком-либо возвращении, о маневре отходом не хотелось и думать, - сил на это уже не оставалось. Но они еще были! И дикое сопротивление склона вызывало дикую реакцию ярости...
* Есть мудрое начало житья и бытия в суровой "економии" еды и пития...
Лишь временами облачность приоткрывалась, и далеко внизу проглядывало окончание скальной стены, - снежный склон, высоту и крутизну которого определить сверху очень трудно.
* Человек - венец творенья! Иль природное недоразумение?..
* Такой восторг, что впору в морг!..
Не слишком приятно долго висеть на "самострахе" в беседке, ощущая ногами только пустоту пропасти. Ак работал молотком, вбивая очередной крюк, когда что-то резко и сильно дернуло его за рюкзак вниз. Внутри все вспыхнуло страхом: показалось, что крюк оборвался от этой нагрузки и сознание живо нарисовало картину резко побежавшей вверх стены, ощущение ожидания последнего, рокового удара о скалы... Но крюк выдержал, Леша остался висеть, чуть покачиваясь, и интуитивно бросил взгляд почему-то не вверх, а вниз. Там, метрах в шестидесяти, крупный камень чиркнул о монолит скалы и ушел вниз с огромной скоростью. Ясно, что камень задел и, возможно, порвал его рюкзак. Смерть прошла в тридцати сантиметрах! Еще чуть-чуть и... Миша все видел. Их взгляды красноречиво встретились, и можно было ничего не объяснять!
* На Западной на Шхаре мне выдали по харе... На Шхаре на Восточной по харе выйдет точно... Эх... Вот такие вот итоги! Уносить пора бы ноги!.. Изменилось личико от того кирпичика!..
Пока Миша спускался по очередной двойной веревке, Ак забил второй крюк и немного приспустился, удлинив самостраховку трехметровым куском основной веревки, - так легче работать и расходиться, больше возможностей для перемещения маятником. Ниже видна небольшая полочка скал, - на нее Леша решил встать, используя маятник самостраховки. Взявшись сверху за откол, сделал шаг и почувствовал, как кусок стены медленно пошел прямо на него... Резко отпрянув назад, нагрузил самостраховку и всей силой рук и ног оттолкнулся от падающего куска... Вывалится ли он вместе с крючьями? Тогда конец!.. Но кусок с хорошую дверь и толщиной в полметра, откололся ниже трещины, в которой сидели крючья, а Ак успел отпрянуть. Монолит, еще упиравшийся нижней кромкой, повернулся и ушел вниз из-под ног. Через пару секунд снизу раздался глухой удар: глыба задела краем за выступ скалы. С замиранием сердца пронаблюдали, как возникший на выступах скал пожар камнепада дробил обломки в мелкую "шрапнель", легкие и тяжелые "гранаты" и увалистые фугасы. Все это пошло вниз расширяющимся фронтом волны, от которой никому, стоящему там, не было бы спасенья... Или оно было делом случая... А ведь им туда идти... Будет ли на них обломок?..