Признаться, поначалу было боязно: не так-то просто оставить малышку в бассейне один на один с двухметровым морским млекопитающим. Но стоило нам войти в воду, как все опасения тут же улетучились. Нам повезло: нашим лекарем стала дельфиниха Диана. Диана очень чувствительна к внутреннему состоянию людей. Похоже, у нее к каждому человеку индивидуальный подход. Если ребенок боится воды, то Диана подплывает к нему очень тихо, плавно и аккуратно, не делая быстрых, резких движений. А это особенно важно для детей, страдающих аутизмом. Ведь они боятся быстрых движений, боятся даже порхающих маленьких птичек! Что же касается Леры, то ей, помимо прочего, надо было научиться сосредоточивать свой взгляд на дальних и двигающихся предметах — у аутистов и здесь сложности. Так вот, впервые осмысленно смотреть наша дочь стала, наблюдая за Дианой, за ее движениями.
   Со стороны может показаться, что дельфинотерапия — сущее баловство. Ну какой вроде бы может быть медицинский эффект от того, что ребенок резвится — играет с дельфином, плавает рядом с ним, держась за его спинной плавник, обнимает или поглаживает морское млекопитающее?
   Но произошло чудо. После сеансов с Дианой у Леры заметно улучшился сон — ночные внезапные, мучительные пробуждения исчезли. Но главное — наша дочка наконец-то заговорила! После первых сеансов Лера без всяких проблем повторяла практически любые слова и фразы, чем, разумеется, мы и поспешили поделиться со специалистами Центра лечебной педагогики. Они не могли этому поверить, а убедившись в «чуде», посоветовали продолжить сеансы с Дианой.
   Ровно через год Лера приехала на «очередной прием» к Диане, которая, заприметив свою подопечную, тут же стала выпрыгивать из воды, кружить, резвиться, всем своим видом показывая, что она не только признала девочку, но и очень рада видеть ее. Что примечательно, в день приезда Леры Диана пребывала в весьма скверном настроении и отказывалась работать — видеть никого не желала. Это, конечно, сугубо эмоциональная сторона дела, однако, согласитесь, она тоже о чем-то говорит.
   После очередных сеансов дельфинотерапии у Леры полностью прекратился энурез, она уже не только повторяла слова, но и научилась отвечать на всевозможные вопросы. И, пожалуй, самое показательное: Лера стала надлежащим образом реагировать на обычные житейские обращения: «выключи свет», «принеси ручку», «вымой тарелку»…
   Сегодня Лера уже достаточно хорошо включена в окружающий мир: все видит, понимает и делает необходимое. Это и есть самый чудесный результат. Надеюсь, что после очередного курса дельфинотерапии мы достигнем большего. Очень хочется, чтобы наша дочь побыстрее вступила в контакт с детьми. Раньше она вообще их не замечала, а теперь тянется к ним.
   История девочки и дельфина еще не завершена. В эти дни Лера вновь «на приеме» у Дианы.
   У дельфинов, как известно, загадок немало. Одна из них: почему они не уходят от человека? Ведь та же Диана, находясь в вольере, огражденном всего лишь полутораметровой сеткой, может запросто ее перемахнуть и скрыться в морских просторах. Но этого не происходит. Стало быть, ее что-то удерживает. Быть может, Диана потому не бежит в открытое море, ибо знает, что есть Лера или Кирилл Власенко из Перми, из-за жуткой травмы переживший клиническую смерть, есть и другие.
 
КРЕСТИК ОТ ВОРОНЫ
   Оксана Крыжановская из г. Винницы вспоминает, как расплатилась с ее матерью за свое спасение мудрая птица — ворона.
 
   Я была еще девчонкой, когда мама принесла с улицы полумертвую ворону. В нашем доме всегда жили больные и страждущие. Такие уж у меня были родители. Такой они вырастили и меня. Выброшенные новорожденные котята, которых мы выкармливали, а потом пристраивали по квартирам и магазинам — были бичом нашей семьи. Я даже подозреваю, что частенько их подбрасывали к нам в подъезд умышленно, зная, что в нем живут «ненормальные, которые обязательно подберут». А сколько у нас перебывало замерзших или покалеченных птиц! Увы, воробьи редко выживали, хотя мы делали все, чтоб они не погибли, а при малейших признаках выздоровления выносили на балкон, давая свободу выбора. Зато голуби, вороны, галки достаточно уверенно чувствовали себя в квартире и даже после выздоровления прилетали время от времени навещать нас.
   Ворона, о которой я собираюсь рассказать, попала к нам в безнадежном состоянии. То ли она напоролась горлом на провода, то ли зацепилась за острые края листового железа, которым были крыты крыши, то ли кто то выстрелил в нее из рогатки металлической скобкой, но шея ее была рассечена, и голова болталась на тоненьких позвонках и лоскутке кожи. Тем не менее она была жива и смотрела на нас с мукой и надеждой. Я до сих пор помню, как мама пришивала ей голову ниткой, вдетой в обычную швейную иглу, как она била крыльями, когда промывали её рану: Выздоравливала она долго. Терпеливо сносила, когда мама делала ей перевязки и снимала швы, только глаза закрывала и подергивала ногами. Но не била крыльями, не вертела головой — понимала, что надо терпеть. Она подружилась с нашим котом, который был добрым, старым и мудрым. Ко всем временщикам он относился жалостливо и снисходительно. А с Карой (мы всегда давали имена нашим пациентам) у него сложились особые отношения. Они играли, как бы не ведая того, что по всем законам им этого не полагалось. Это была умора наблюдать, как ворона с белым бинтом на шее и неповорачивающейся из-за него головой, кося глазом, бочком-бочком подкрадывается к коту, чтобы дернуть его за хвост! А он, изогнувшись, лапой ловит ее за крыло и скрипя когтями по жестким перьям, не тянет к себе, а только придерживает, не давая ей отскочить. Еще смешней было наблюдать, как они ели из одной миски. Кара воровито подскакивала и выхватывала кусочки еды из-под носа Петровича, а он даже усом не вел. С собакой было сложней. Тарзан тихо порыкивал, когда Кара пыталась с ним заигрывать, но не нападал. А она и не слишком навязывалась. Наш верный пес чуял воровскую воронью натуру, поэтому каждое ее передвижение по дому провожал внимательным недремлющим оком, и если видел, что она лезет своим любопытным носом в какой-нибудь ящик или в приоткрытые дверцы — предупреждающе рычал.
   Но вот настало время, когда стало ясно, что наша пациентка уже может обходиться без нас. Мы открыли балконную дверь, сняли с окон марлю и с болью в сердце расцеловали Кару. Оказалось, что целовались мы рановато. Еще несколько дней она гуляла из комнаты на балкон и обратно, сидела на краю форточки, и не проявляла ни малейшего желания улетать.
   Но в один прекрасный день, вернувшись домой, мы не застали нашу квартирантку. К вечеру она вернулась. Потом опять улетела. Так продолжалось почти месяц.
   Наступали холода и у нас не было возможности держать постоянно открытыми окна. Мама соорудила Каре гнездо над крышей балкона, оставляла поесть, а когда она прилетала и стучала клювом в окно, мы открывали форточку и пускали ее в дом. Так продолжалось до весны. Весной она стала нервной, прилетала все реже, а когда залетала, то тут же рвалась обратно. А потом вообще пропала.
   Нам не хотелось верить, что она погибла. Придумывали разные объяснения: семью завела, детишек не может бросить и т.п. Но на всякий случай регулярно заполняли едой ее кормушку, которую быстро обнаружила воробьиная разведка, и на нашем балконе звучало несмолкаемое чириканье.
   А следующей весной папа красил балкон и снял Карино гнездо. В нем лежала золотая цепочка, на которой висел золотой крестик:.
 
УСТАМИ ПОПКИ ГЛАГОЛЕТ ИСТИНА
   Трижды попугай сообщал Виолетте С. из Волгограда сведения, к которым явно стоило прислушаться.
 
   У нас живет попугай Карлуша. Возраст его никому не известен. Однажды, когда отец копал на даче грядку, он откуда-то прилетел и сел на черенок лопаты. Отец написал объявление. Повесил на воротах, но за попугаем никто не пришел. Так он и остался жить у нас. За неимением клетки, да и средств на ее покупку, отец из лозы, как встарь, сплел дом для своего гостя, и тот сразу его признал. На имя Карлуша он стал откликаться сразу же, как будто с рождения к нему привык. Мою мать недолюбливал, наверное ревновал к отцу. А может быть потому, что впервые увидев его, мать сказала: «Ты где взял эту зеленую ворону?» Он, действительно, был размером с мелкую ворону и абсолютно зеленого цвета. И только тогда, когда чистил перышки и распуская хвост, глазам нашим представала радуга цветов: желтые, синие, красные разводы на изумрудной зелени хвостового оперенья.
   Отца он любил беззаветно. Тот, единственный из всех, имел право брать его в руки. При этом Карлуша затягивал глаза серой морщинистой пленкой век и сладострастно по-голубиному ворковал: «Па-а-па, па-а-па, па-а-па»…
   Ко мне он относился терпимо, разрешая почесать себе шейку, при этом выгибал ее, топорща коротенькие перышки, из-под которых проглядывала тонкая как папиросная бумага гофрированная серая кожица. Временами проверял мои нервы: когда я протягивала ему какое-нибудь лакомство, перехватывал мой палец тонкой сухой подвижной лапкой с когтями, которыми можно было распороть горло человека, сжимал и тянул к себе. Попытка вырваться могла привести к тому, что палец был бы распорот до кости, поэтому приходилось повиноваться. Затем, в упор глядя в глаза, медленно подтягивая палец к клюву, начинал им сжимать палец. При желании он мог его играючи перекусить. Надо было, не отводя глаз, спокойно сказать: «Карлуша мне больно». Он немедленно отпускал палец и с уважением бормотал: «Вита, Вита…»
   Остальным не рекомендовалось совать руку в клетку. Агрессивным он не был, но территорию свою оберегал жестко. К гостям относился равнодушно — не видел в упор. Особо навязчивых отпугивал резким обманным броском головы в их сторону, что заставляло их повторно не рисковать. Мы всегда предупреждали, чтобы не пытались трогать его. И, слава Богу, инцидентов не было.
   Говорил он много. Словарный запас его раза в полтора превышал словарь Эллочки-людоедки. Но говорил он только в определенное время: с пяти до шести вечера. Казалось, что включается репродуктор, не останавливаясь ни на минуту, выливает на слушателей за нас все, что успевает, а затем замолкает на сутки. Иногда эти монологи повторялись, а иногда были совершенно неожиданными. Он мог дословно повторить любую реплику, которую «краем уха» услышал в доме. Поэтому разговаривали мы с оглядкой на него, т.к. несколько раз во время своих речей он разболтал несколько наших тайн.
   Все остальное время он молчал, как бы его не уговаривали и не провоцировали. Исключение делалось только для случаев прилива нежности к отцу или уважения ко мне.
   Но вот однажды случилось чудо. В дом вошел человек, который представился электриком (перед нашей дверью распределительный шит) и попросил разрешения позвонить. Пока он звонил, Карлуша, как заведенный, кричал: «Вор! Вор! Вор!» и бил крыльями. Я извинялась перед мастером, потом набросила на клетку платок. А после ухода гостя обнаружила, что из сумки, висевшей в прихожей, пропал кошелек. Я позвонила в ЖЭК и узнала, что никакого электрика к нам не присылали.
   Прошло несколько лет. У меня появилась приятельница, которую Карлуша на дух не принимал. Когда она приходила, он волновался, раскачивался, переминаясь с ноги на ногу, дергал шеей и орал: «Дрянь! Дрянь! Дрянь!», — перемешивая эти злобные выкрики нежным: «Вита! Вита!». Приходилось уносить его в другую комнату, но и оттуда доносились его крики. А через несколько месяцев я узнала, что «приятельница» — любовница моего мужа.
   И вот совсем недавно я занималась консервированием. Налила в чашку уксусную эссенцию, чтобы развести водой, и не успела — зазвонил телефон. После телефонного разговора я забыла про это. Заново развела уксус и все сделала Потом захотела пить. Налила немного воды в чашку, и: раздался звонок в дверь. Я открыла. Пришла дочь. С порога она стала что-то рассказывать, а я автоматически взяла чашку и поднесла к губам. И вот тут раздался вопль Карлуши: «Брось! Брось! Брось!» Он закричал так тревожно, что я замерла. К тому времени я уже верила ему. И не напрасно. В чашке была уксусная эссенция…
   Не знаю, как моему спасителю удается узнать то, о чем он меня предупреждает. Да это и не важно. Главное, что я знаю, что в доме у меня живет преданный друг, пусть это и попугай.
 
ГОВОРЯЩИЙ МАЛЕНЬКИЙ ЛЕВ
   «С появлением пекинеса в ваш дом пришло чудо!» — утверждает Маргарита Конюхова из Уфы. За излечение своего ребенка она считает себя обязанной именно ему.
 
   Те, в чьем доме живет очаровательное существо, имя которому Маленький лев из Пекина, без сомненья, не усомнятся ни в одном слове истории, которую я хочу вам рассказать.
   Но сначала для тех, кто мало знает о пекинесах, я хочу дать небольшую справку, иначе моя история не будет понятна.
   Пекинес, или дворцовая собачка из Пекина, имеет самую древнюю родословную. Уже более 2000 лет эта порода чистокровна. История их селекции покрыта туманом, так как они выращивались только в китайском дворце и в строгой тайне.
   Во многих произведениях искусства прошлых столетий запечатлен пекинес, или «Маленький лев из Пекина». Более двух тысячелетий тому назад уже упоминались коротконосые карликовые собачки, они служили образцом произведений искусства Древнего Китая. Благодаря своей гриве и своему величественному облику они напоминают маленького льва, мордочкой — обезьяну. Пекинесы жили в уединении в императорском дворце. Император сам занимался разведением этих собак. Согласно преданию, за ними ухаживали евнухи, рабыни вскармливали их своим молоком, солдаты охраняли сад, где содержались пекинесы. Под страхом смерти было запрещено разводить императорских собачек за пределами дворца, а тем более вывозить из страны. Слуги, которые отвечали за них, платили своей жизнью в случае несчастного случая с пекинесом. Во дворце маленькие львы были в большой чести — им должны были отдавать почести, как вельможе самого высокого ранга. Согласно историческим данным, император Линг Ти, правивший до рождества Христова, династии Хан, присудил одному пекинесу «головной убор ЧИН ХЗИЕН», что соответствует нашей Нобелевской премии.
   У них были определенные обязанности. Они следовали за императором и несли охрану дворца день и ночь. Две собаки бежали впереди императора, две другие несли край его мантии. Более крупных пекинесов называли «львами», средних — «солнечными собаками», маленьких — «ручными собачками». Последние были такими крошечными, что дамы носили их в рукаве. Каждому наряду соответствовал пекинес определенного окраса.
   В 990 году, как сообщает хроника, император давал аудиенцию. По бокам трона сидели маленькие собачки, которые комментировали визиты либо лаем, либо помахиванием хвоста, либо целыми тирадами, к которым из всех собак способен только пекинес.
   Сдержанность азиатов, мужество льва и ум — вот те качества, которые отличают пекинесов, которые начали распространяться у нас начиная с последнего десятилетия XIX века. В 1860 году эта порода была завезена в Англию и оттуда на континент.
   До сих пор его происхождение покрыто тайной. Существует даже версия, что пекинес — это помесь льва и мартышки. А мистики утверждают, что он — живое воплощение сфинкса, потому обладает магическими способностями.
   Современный пекинес немногим отличается от того, который жил в покоях китайских императоров.
   Интеллект «пикки» сквозит в его темно-карих глазах, которые ничего не упускают. Он понимает хозяина даже без слов. Врожденная чувствительность с успехом делает его лечебной собакой. Он сам определяет «больное место» хозяина и с азиатским упорством стремится лечь именно на него или хотя бы прижаться к нему. И действительно, при этом лечит.
   Одной из наиболее необычных его способностей является умение «говорить». Пекинес произносит длительные «речи», модулируя голосом звуки и потрясая окружающих изобилием интонаций. Эти речи не имеют ничего общего с лаем, воем или визгом. Скорее, это весьма членораздельное бормотание, в котором временами слышаться знакомые и вполне человеческие сочетания звуков. «Древнекитайским» называем мы в шутку его язык.
   А теперь перехожу к событиям.
   У нас четырехлетний малыш. Прекрасный, здоровый ребенок. Единственное, что вызывало у нас тревогу — это его категорическое нежелание говорить до двух с половиной лет. Кто только его не обследовал! Он не был глухим, немым, но дальше «бы» и «мы» не продвигался. Возникло даже подозрение в аутизме. Эта страшная болезнь, если бы подозрение подтвердилось, навсегда вычеркнула бы нашего ребенка из жизни среди нормальных людей. Но не буду описывать все страхи, которые мы пережили.
   Когда малыш родился, Паку не пришлось запрещать посещать его комнату, он сам не входил туда. После первых шагов ребенка он стал наблюдать за ним издалека, а в один прекрасный момент подошел к нему, обмахиваясь хвостом-опахалом, что означало великую симпатию. С тех пор они всегда были вместе. Пекинес сопровождал его на каждом шагу, держась на расстоянии в 15-20 сантиметров, спал только рядом с его кроваткой, терпеливо сносил его цепкие пальцы на своем теле, несся к нам с тревожным бормотанием, если малыш падал или происходило что-нибудь, вызывающее у него тревогу за опекаемого им ребенка.
   Они часами играли вместе. Сын строил пирамиды из колец и кубиков, Пак подавал ему рассыпавшиеся детали. Мы были спокойны и оставляли их вместе на длительное время.
   Однажды, когда сыну было два с половиной года, я, проходя мимо комнаты, где играли «дети», услышала звуки, которые до этого то Пака не слышала. Я посмотрела в замочную скважину — ОНИ БЕСЕДОВАЛИ! Пак был похож на логопеда, который произносил какое-то слово и терпеливо ждал, пока оно будет повторено. А наш малыш весело смеялся и лепетал в ответ…
   Я рванула дверь. Захлебываясь слезами радости, я схватила сына на руки. Целуя его, я повторяла: «Ты ведь умеешь говорить! Скажи маме что-нибудь!» И мой Коляша внятно сказал: «Пак, мама, папа!» Пака он назвал первым…
   С того дня он заговорил. Такое впечатление, что он собирал и копил в себе все слова, которые слышал, потому что, однажды открыв рот, он вылил на нас объемный словарный запас, с каждым днем все увеличивающийся.
   Профессор, который раньше разводил руками, назвал Колю «лентяем», а нас «молодцами» за то, что мы его «разговорили».
   А мы по справедливости считаем «молодцом» нашу «солнечную собачку» Пака, которому до конца его жизни будем отдавать почести, как это делалось в Древнем Китае!
 
ЧЕЛОВЕК — ЭТО ТОТ, КТО УМЕЕТ БЫТЬ БЛАГОДАРНЫМ
   Алдашкина Фаина Егоровна из г. Горнозаводск Пермской области рассказывает о собачьей благодарности и человеческой неблагодарности.
 
   1941 год. Мы жили в глухом уральском поселке Пермской области.
   Всех мужчин призвали на фронт, в том числе и моего отца. Среди них был охотник, он жил на заимке в двенадцати километрах от нас. Остался его верный пес. Времена были голодные, самим нечего было есть, и большая семья охотника прекратила кормить собаку.
   Кое-как несчастное животное добралось до нашего поселка. У нашего дома пес упал — измученный, истощенный, глаза красные.
   У нас было кое-какое хозяйство — корова, приусадебный участок. Мама, Подвинцева Степанида Антоновна, вынесла собаке простокваши, и та, не вставая, съела. С тех пор наш умирающий гость начал поправляться и превратился в крепкого и веселого пса, которого мы стали звать Тузиком. Мы с братом обожали его.
   Летом мама заготавливала сено, а зимой вывозила его на санях, и всегда с ней был спасённый ею пёс. Один раз в неделю она ходила за хлебом в другой поселок в семи километрах от нас, и он всегда сопровождал её.
   И вот однажды зимой, закрыв нас на замок, мама, взяв с собой Тузика, отправилась за хлебом. Купив хлеб, собралась возвращаться, но погода резко изменилась и поднялся буран. Маму уговаривали переждать непогоду, но она боялась за нас и потому решила идти.
   Где-то посреди пути среди снегопада мама сбилась с тропинки, поблуждала по лесу и окончательно потерялась. Вокруг стояли высокие ели, ничего не было видно, темнота, снег бьет в лицо, а рядом барахтается увязший в снегу Тузик.
   Обессилев, мама села на снег и заплакала. Поплакав, подняла голову — пес исчез. Почувствовала, что замерзает. Силы уходили. Через некоторое время раздался лай. И мама поползла на голос Тузика. Пёс лаял не переставая до тех пор, пока она его не увидела. Он сидел на тропинке, полностью засыпанной снегом. Когда мама доползла до него, отбежал на несколько метров вперед и стал ее ждать. Так он вел ее всю дорогу. Домой добрались поздно. Мы с братом, запертые на замок и голодные, натерпелись страха, ожидая маму. С хлебом в то время было очень плохо, давали всего 400 граммов на одну карточку, но мама первым делом отрезала краюху хлеба и отдала нашему Тузику, а потом уже накормила нас. Так мы дожили до конца войны. Наш папа не вернулся с войны. А охотник — хозяин собаки вернулся, и в один прекрасный день пришел с веревкой и забрал нашего Тузика. Мы с братом плакали, но собака принадлежала ему и он не захотел оставить ее нам.
   Несколько раз Тузик прибегал к нам, но хозяин приходил и молча уводил его. Тузик оглядывался на нас, плачущих, и из глаз его тоже текли слезы.
   Позже мы переехали в другой поселок (там была школа), и дальнейшая судьба нашего Тузика мне неизвестна.
   Сейчас я сама пенсионерка, мамы уже 11 лет нет, но этот случай не забывается. Мы ругаем человека словом «собака», и это несправедливо. Мама спасла Тузику жизнь, и он отблагодарил ее тем, что тоже спас от верной смерти. А тот охотник, который потерял бы собаку, если бы мама её не спасла, забрал её и даже «спасибо» не сказал. Кто же из них больше человек? Наверное тот, кто умеет быть благодарным.
 
ПЕРНАТЫЙ «ЗАЯЦ»
   Ясинский Валентин Иванович из Краснодарского края, города Гулькевичи рассказывает о морском путешествии сухопутного воробья.
 
   Это было на Дальнем Востоке. Наш рыболовный траулер, на котором я находился в качестве корреспондента, поздней ночью отошел от причала и взял курс на север, в район рыболовного промысла. Утром, когда над морским горизонтом взошло солнце, мы уже были далеко от родных берегов.
   Море было пустынным и, казалось, ничто не могло нарушить однообразия морского перехода. Лишь боцман, поднявшись пораньше, пошел проверить крепление палубных снастей. И вдруг, подняв голову вверх, он увидел сидящего на антенне воробья. Такого в морской практике еще не бывало, чтобы пассажиром на судне был самый обыкновенный сухопутный воробей. Боцман тут же направился в кубрик, чтобы поделиться с другими этой новостью.
   — Братцы, а у нас на судне заяц! — загадочно заявил он.
   Посыпались вопросы:
   — Какой заяц, откуда, почему?.
   Потом вся команда, кроме вахтенных, поднялась на палубу. И каково же было удивление рыбаков, когда они увидели воробья, который при виде людей вспорхнул в воздух, но тут же снова опустился на антенну. Казалось бы, что тут особенного: воробей как воробей, на которого на берегу моряки и внимания не обратили бы. Но тут, в море, вдали от родного берега, воробей обретал уже совсем другое значение. Этот серенький комочек был частицей родной земли. И не случайно почти весь день только и разговоров было о этом пассажире. Весело, не без присущего рыбакам юмора, ребята гадали, как воробей попал на траулер: «Наверное, бедолага, сел на судно отдохнуть, да крепко прикорнул, а когда открыл глаза — кругом море» — острил один. «А может, он в чем-то проштрафился, и жена — воробьиха не пустила его домой, и тогда он решил уйти куда глаза глядят» — веселился другой. Догадки рыбаков сопровождались взрывами громкого смеха. Потом кто-то сказал: «Шутки шутками, а воробья надо поставить на довольствие. Наша ведь, родная птаха, а не какой-нибудь заморский попугай».
   Пернатого пассажира, конечно, поставили на довольствие. Ухаживать за воробьем было поручено судовому коку. Повар пристроил у основания дымовой трубы две пустые консервные банки. В одну наливал воду, другую наполнял кормом — остатками со стола рыбаков. Там же был устроен уголок, где спал воробей.
   «Таинственный пассажир» был «зачислен» в судовой экипаж и стал как бы равноправным его членом. Но когда наш траулер стал приближаться к проливу Лаперузо, где по обеим сторонам расположились японские острова, рыбаки забеспокоились, что наш путешественник улетит на берег. Но воробей никуда не улетел.
   В районе Курильских островов Тихого океана наш траулер попал в жестокий шторм. Сумасшедшая болтанка измотала людей, и все-таки каждый волновался: «А как там наш воробей?» Когда шторм поутих, мы увидели своего друга целым и невредимым. Он стойко, как старый морской волк, перенес шторм и еще больше снискал к себе уважение моряков.
   Через несколько дней мы пришли в район лова рыбы. Началась горячая рыбацкая путина, и во время напряженной работы было не до воробья. Наш же пернатый пассажир временами перелетал на другие траулеры, которые находились рядом, но каждый раз возвращался на свое судно.
   Так и «проморячил» с нами воробей все два месяца путины и вместе со всеми, как бывалый моряк, вернулся на родную землю. На другой же день после нашего прихода в порт Находку воробей исчез с судна. Наверное, вернулся домой к своей воробьихе…