Страница:
- Проходите, пожалуйста. - Я отошел в сторону, пропуская гостя в дом. - Можете не разуваться…
- Спасибо, - сказал Платон и улыбнулся, а мне стало неловко оттого, что я практически сразу понял - Платон и не собирался снимать обувь. Как я отстал от жизни! Анна была в домашних тапочках, а Гоша разулся, переобувшись в мои шлепанцы. Он-то не коммерсант,
Гоша - такой же, как я - крестьянин, можно сказать.
- Давай, давай, Платон, - крикнул Гоша. - Ждем.
- Здравствуйте Анна Егоровна, - галантно поклонился Платон Анюте.
Она улыбнулась ему в ответ, как старому знакомому, так оно и было.
Гоше Платон крепко пожал руку. Потом Гоша представил меня Платону, а
Платона мне. Платона звали Платоном Арсеньевичем Печниковым, но мы договорились называть друг друга по именам, потому что обстановка вроде как неформальная и все тут свои.
Мы расселись, я налил Платону кофе.
- Значит так, - сказал Гоша. - Не будем терять времени. Оно у
Платона дорого стоит. Да, Платоша? Ну, ладно. Чтобы, как говорится, из первых уст - давай, Сергей, рассказывай.
Я подумал о том, что если время у директора сыскного агентства стоит очень дорого, то хватит ли мне моей пенсии вкупе со всеми сбережениями оплатить его услуги, но, отбросив эту мысль, как второстепенную стал подробно в очередной раз рассказывать о своем знакомстве с беспризорником Мишкой и о том, чем оно закончилось.
Мишкина записка лежала на столике, и Платон уже успел ее, не беря в руки изучить. Когда я закончил, Платон раскрыл свой кейс, достал лупу, взял записку в руки и долго смотрел на нее через лупу. Потом стал рассматривать записку на просвет, потом снова через лупу.
Рассматривал он не только вымаранные слова, но и все остальные.
- Эксперты, если требуется, могут дать официальное заключение тому, что здесь было написано вначале, - сказал он, взглянув на меня, - но я уже и сам все разобрал. И кое-что понял.
- Официального заключения не надо, - сказал я. - Мне пацаненка найти нужно. Срочно. Как можно скорей. Скажите, Платон - что вы увидели в записке? И что поняли?
Платон пожал плечами, мол, как прикажете, и стал рассказывать:
- Первое вымаранное слово - "отдуплит". - Я непонимающе посмотрел на него, он пояснил: - Известное и довольно часто употребляемое в определенных кругах словцо. "Отдуплит", значит "накажет",
"отругает", но, более всего это слово ассоциируется с нормативным словом "побьет". А точнее, изобьет до полусмерти. Мало пацану не покажется. Слово в конце…, извините, Анна Егоровна, - Платон виновато посмотрел на Анюту и, понизив голос, сказал: - Это слово
"херня". Сознаюсь, я даже слегка смягчил его, - незаметно подмигнул он Гоше. - Мальчонка, вам, Сергей - матерщинник закоренелый попался.
Слова "жратва", "высрали" он матерками не считает, даже вымарывать их не стал…
- Ну не тяни резину, Платон, - поторопил его Гоша. - Давай о кликухе. Она же - ключ к началу поисков. Я прав?
Платон улыбнулся и почти с нежностью посмотрел на Гошу.
- Кликуха известная - "Чемодан".
- Ну…, - пожал плечами Гоша, - ну и что? Мне это прозвище ни о чем не говорит.
- Оно и понятно, Гоша. Ты же не при делах. Тебе все о зловонном
"дне" нашего современного общества знать не нужно. А вот мне приходится. Не часто, но приходится иногда контактировать с разной сволочью. И погоняло "Чемодан" мне кое о чем говорит.
- И о чем?
- О том, что дело это, Гоша, не совсем простое. Мы же в частном порядке работаем? Раз уж ты ко мне обратился. К тому же, как я понял…, - Платон скептически посмотрел на мою "антикварную" мебель, выцветшие обои и трещины на потолке, - при отсутствии достаточного количества денежных средств для вложения в операцию по…
- Для какого такого вложения? - грозно надвинулся на Платона
Гоша, не дав ему договорить. - Ты что это имеешь в виду?
- Нет, нет, - замахал руками Платон, - я не о своем гонораре. Как ты мог подумать? Я же понимаю - не тот случай и не тот клиент. Я о другом.
- О чем?
- О расходах. Возможно, придется платить выкуп.
- Кому? Бомжам? - Гоша буквально рассвирепел.
- Я же говорил - дело это не такое простое, каким кажется.
Чемодан не бомж. Нет, бомж, конечно, но непростой. У него достаточно серьезное уголовное прошлое. Почти авторитет. До авторитета чуть-чуть не дотягивает. Потому и руководит не обычной бандитской или воровской группировкой, а командой, составленной из бомжей и беспризорников. Кстати, могу показать его досье, у меня с собой.
В руках Платона появился ноутбук, он достал его из кейса. Я сдвинул чашки на край журнального столика, освобождая место, но Гоша махнул рукой:
- Не надо…Ну и что с того?
- У Чемодана все по-взрослому. Дисциплина. Все малолетки повязаны и не рыпаются. За любую провинность - побои и начет долга. Долг неукоснительно отрабатывается, но не уменьшается, наоборот - растет.
И пацаны от него не убегают, боятся. Беглецов другие подопечные
Чемодана отлавливают и казнят. Натурально. Пацаны, считай рабы у
Чемодана. Только слово "раб" он им не на лбу метит, как некоторые придурки, а на спине. Лица не портит, сволочь.
- Ужас! - воскликнула Анна, я увидел в ее глазах слезы. Я был поражен рассказом Платона не меньше ее, а может быть, даже больше.
- Средневековье какое-то, - промолвил я.
- Реалии современной жизни, - спокойно возразил Платон.
- Что за сказки ты тут нам рассказываешь? - возмущенно спросил
Гоша. - А менты? Они что, до сих пор не могут прикрыть эту банду?
Или они ничего не знают о том, что в городе творится?
- Еще как знают.
- Так почему ж не садят?
- Чемодан им платит. Регулярно
- Вот, бля! - Гоша в сердцах стукнул кулаком по столику, едва не расколов его. - Дожились, мать их! Перестройщики хреновы! Новая волна! Взяточники гребаные. Беззаконие полное!
- Я бы сказал: беспредел, - заметил Платон.
Все мы на минуту замолчали.
- А выкуп? - спросил я Платона. - Ты говорил о возможности выкупа… Он большой? У меня есть кое-какие сбережения.
- Много? - нехотя поинтересовался Платон.
- Двадцать пять тысяч, - смущенно ответил я.
- Этого думаю, может хватить. - Платон пристально взглянул мне в глаза. - Если, конечно, речь идет о долларах.
- О рублях, - потерялся я. - Двадцать пять тысяч рублей.
- Во! - Гоша протянул через стол в направление Платона большой ядреный розовый кукиш, потом показал его мне. - Вот вашему Чемодану, а не доллары. Ни рубля, паскуде!
Платон пожал плечами, и стал, не спеша убирать в кейс свой ноутбук и лупу.
- Так, Платон, - вдруг резко успокоился Гоша. - Колись: компромат на нашу доблестную милицию у тебя имеется? А главное - на ее руководителя, на генерала Ершова. Да ладно, можешь не отвечать, и так знаю, что есть. Прижмем взяточника - никуда не денется. Отдаст нам своего подельника.
Платон защелкнул замок кейса, поставил его у ног, нарочито медленно поднялся из-за столика, застегнул пиджак и проверил стрелки на брюках. Они были безупречны.
- Гоша, - сказал он спокойным голосом, - я в такие игры играть не буду. Мне лицензию потерять - раз плюнуть. Ершову раз плюнуть. Ты же понимаешь, что даже не в этом взяточнике дело. Все оттуда, - Платон указал пальцем на мой растрескавшийся потолок, - сверху идет. Рыба гниет с головы, и не мне тебе про это рассказывать. Мы с тобой - никто. На мой компромат Ершову плевать с высокой колокольни.
- Что-то ты расплевался, Платон, - укоризненно произнес Гоша и продолжил успокаивающе: - Ладно, сядь, не ершись. Тьфу блин, слово-то какое нехорошее! Не петушись. Во! Так оно и то лучше, благозвучней…Давай лучше подумаем, что тут сделать можно.
Спокойно, без взбрыкиваний. Ну, признаюсь, загнул малость. Возраст, скидку делай.
- Вот именно - возраст! Бывший следователь городской прокуратуры с большим стажем работы, а предложения высказываешь - первокурсник юридического института и тот такие необдуманные слова говорить не стал бы. В условиях тотальной коррупции… - Платон не стал продолжать. Он достал из кармана красивый кожаный портсигар, вытащил коричневую сигарету и закурил.
- Коррупция, - проворчал Гоша. - Ну, понятно, коррупция… Сказал слово "коррупция" и вроде как все сам себе объяснил. И можно успокоиться, и не делать ничего. Коррупция! Да понимаю я, Платоша.
Века пройдут, новые поколения вместо нас жить будут, города вместе с людьми умрут, новые построят, а коррупция останется. Она вечна. -
Гоша вздохнул. - Но ведь надо же что-то делать. Хотя бы свои интересы отстаивать. Как-то по-хитрому… Что скажешь, Платоша?
- Думаю.
- Думай, - разрешил Гоша и сказал мне: - Доставай свой коньяк,
Серега. Вместе думать будем. Коньяк, он для улучшения мозговой деятельности - первое средство. Допинг, так сказать. Анют, ты как?
- Я и без вашего коньяка от одного Платошиного рассказа, как пьяная, - отказалась Анна и с тревогой посмотрела на меня.
Все в порядке, взглядом ответил я ей, не переживай - не сорвусь.
Анна не знала, что после того запоя, когда я пытался свести счеты с жизнью, я года три не прикасался к спиртному. Потом зачем-то попробовал, но ничего не ощутил - ни отвращения, ни желания повторить. Ничего. Словно рюмку чистой воды выпил после литровой бутылки минеральной - совершенно ненужная организму добавка.
- Тогда три рюмки на стол ставь, - распорядился Гоша.
Я выставил из бара бутылку "Арарата" и три рюмки. Кстати сказать, у меня только три рюмки и было - все, что осталось после запоя десятилетней давности - остальные поразбивал в пьяном беспамятстве.
- Я тоже - пас, - сказал Платон, туша окурок. - Да и вы, Сергей с выпивкой подождите. Нам сейчас фоторобот Михаила составить надо.
- Куда-то поедем? - спросил я.
- Никуда не надо ехать. Все необходимое в этом ящичке.
Он снова открыл кейс и достал ноутбук, раскрыл его, пробежался пальцами по клавишам, и на экране появилась болванка человеческого лица.
- Начнем?
*24.*
*25.*
*26.*
- Спасибо, - сказал Платон и улыбнулся, а мне стало неловко оттого, что я практически сразу понял - Платон и не собирался снимать обувь. Как я отстал от жизни! Анна была в домашних тапочках, а Гоша разулся, переобувшись в мои шлепанцы. Он-то не коммерсант,
Гоша - такой же, как я - крестьянин, можно сказать.
- Давай, давай, Платон, - крикнул Гоша. - Ждем.
- Здравствуйте Анна Егоровна, - галантно поклонился Платон Анюте.
Она улыбнулась ему в ответ, как старому знакомому, так оно и было.
Гоше Платон крепко пожал руку. Потом Гоша представил меня Платону, а
Платона мне. Платона звали Платоном Арсеньевичем Печниковым, но мы договорились называть друг друга по именам, потому что обстановка вроде как неформальная и все тут свои.
Мы расселись, я налил Платону кофе.
- Значит так, - сказал Гоша. - Не будем терять времени. Оно у
Платона дорого стоит. Да, Платоша? Ну, ладно. Чтобы, как говорится, из первых уст - давай, Сергей, рассказывай.
Я подумал о том, что если время у директора сыскного агентства стоит очень дорого, то хватит ли мне моей пенсии вкупе со всеми сбережениями оплатить его услуги, но, отбросив эту мысль, как второстепенную стал подробно в очередной раз рассказывать о своем знакомстве с беспризорником Мишкой и о том, чем оно закончилось.
Мишкина записка лежала на столике, и Платон уже успел ее, не беря в руки изучить. Когда я закончил, Платон раскрыл свой кейс, достал лупу, взял записку в руки и долго смотрел на нее через лупу. Потом стал рассматривать записку на просвет, потом снова через лупу.
Рассматривал он не только вымаранные слова, но и все остальные.
- Эксперты, если требуется, могут дать официальное заключение тому, что здесь было написано вначале, - сказал он, взглянув на меня, - но я уже и сам все разобрал. И кое-что понял.
- Официального заключения не надо, - сказал я. - Мне пацаненка найти нужно. Срочно. Как можно скорей. Скажите, Платон - что вы увидели в записке? И что поняли?
Платон пожал плечами, мол, как прикажете, и стал рассказывать:
- Первое вымаранное слово - "отдуплит". - Я непонимающе посмотрел на него, он пояснил: - Известное и довольно часто употребляемое в определенных кругах словцо. "Отдуплит", значит "накажет",
"отругает", но, более всего это слово ассоциируется с нормативным словом "побьет". А точнее, изобьет до полусмерти. Мало пацану не покажется. Слово в конце…, извините, Анна Егоровна, - Платон виновато посмотрел на Анюту и, понизив голос, сказал: - Это слово
"херня". Сознаюсь, я даже слегка смягчил его, - незаметно подмигнул он Гоше. - Мальчонка, вам, Сергей - матерщинник закоренелый попался.
Слова "жратва", "высрали" он матерками не считает, даже вымарывать их не стал…
- Ну не тяни резину, Платон, - поторопил его Гоша. - Давай о кликухе. Она же - ключ к началу поисков. Я прав?
Платон улыбнулся и почти с нежностью посмотрел на Гошу.
- Кликуха известная - "Чемодан".
- Ну…, - пожал плечами Гоша, - ну и что? Мне это прозвище ни о чем не говорит.
- Оно и понятно, Гоша. Ты же не при делах. Тебе все о зловонном
"дне" нашего современного общества знать не нужно. А вот мне приходится. Не часто, но приходится иногда контактировать с разной сволочью. И погоняло "Чемодан" мне кое о чем говорит.
- И о чем?
- О том, что дело это, Гоша, не совсем простое. Мы же в частном порядке работаем? Раз уж ты ко мне обратился. К тому же, как я понял…, - Платон скептически посмотрел на мою "антикварную" мебель, выцветшие обои и трещины на потолке, - при отсутствии достаточного количества денежных средств для вложения в операцию по…
- Для какого такого вложения? - грозно надвинулся на Платона
Гоша, не дав ему договорить. - Ты что это имеешь в виду?
- Нет, нет, - замахал руками Платон, - я не о своем гонораре. Как ты мог подумать? Я же понимаю - не тот случай и не тот клиент. Я о другом.
- О чем?
- О расходах. Возможно, придется платить выкуп.
- Кому? Бомжам? - Гоша буквально рассвирепел.
- Я же говорил - дело это не такое простое, каким кажется.
Чемодан не бомж. Нет, бомж, конечно, но непростой. У него достаточно серьезное уголовное прошлое. Почти авторитет. До авторитета чуть-чуть не дотягивает. Потому и руководит не обычной бандитской или воровской группировкой, а командой, составленной из бомжей и беспризорников. Кстати, могу показать его досье, у меня с собой.
В руках Платона появился ноутбук, он достал его из кейса. Я сдвинул чашки на край журнального столика, освобождая место, но Гоша махнул рукой:
- Не надо…Ну и что с того?
- У Чемодана все по-взрослому. Дисциплина. Все малолетки повязаны и не рыпаются. За любую провинность - побои и начет долга. Долг неукоснительно отрабатывается, но не уменьшается, наоборот - растет.
И пацаны от него не убегают, боятся. Беглецов другие подопечные
Чемодана отлавливают и казнят. Натурально. Пацаны, считай рабы у
Чемодана. Только слово "раб" он им не на лбу метит, как некоторые придурки, а на спине. Лица не портит, сволочь.
- Ужас! - воскликнула Анна, я увидел в ее глазах слезы. Я был поражен рассказом Платона не меньше ее, а может быть, даже больше.
- Средневековье какое-то, - промолвил я.
- Реалии современной жизни, - спокойно возразил Платон.
- Что за сказки ты тут нам рассказываешь? - возмущенно спросил
Гоша. - А менты? Они что, до сих пор не могут прикрыть эту банду?
Или они ничего не знают о том, что в городе творится?
- Еще как знают.
- Так почему ж не садят?
- Чемодан им платит. Регулярно
- Вот, бля! - Гоша в сердцах стукнул кулаком по столику, едва не расколов его. - Дожились, мать их! Перестройщики хреновы! Новая волна! Взяточники гребаные. Беззаконие полное!
- Я бы сказал: беспредел, - заметил Платон.
Все мы на минуту замолчали.
- А выкуп? - спросил я Платона. - Ты говорил о возможности выкупа… Он большой? У меня есть кое-какие сбережения.
- Много? - нехотя поинтересовался Платон.
- Двадцать пять тысяч, - смущенно ответил я.
- Этого думаю, может хватить. - Платон пристально взглянул мне в глаза. - Если, конечно, речь идет о долларах.
- О рублях, - потерялся я. - Двадцать пять тысяч рублей.
- Во! - Гоша протянул через стол в направление Платона большой ядреный розовый кукиш, потом показал его мне. - Вот вашему Чемодану, а не доллары. Ни рубля, паскуде!
Платон пожал плечами, и стал, не спеша убирать в кейс свой ноутбук и лупу.
- Так, Платон, - вдруг резко успокоился Гоша. - Колись: компромат на нашу доблестную милицию у тебя имеется? А главное - на ее руководителя, на генерала Ершова. Да ладно, можешь не отвечать, и так знаю, что есть. Прижмем взяточника - никуда не денется. Отдаст нам своего подельника.
Платон защелкнул замок кейса, поставил его у ног, нарочито медленно поднялся из-за столика, застегнул пиджак и проверил стрелки на брюках. Они были безупречны.
- Гоша, - сказал он спокойным голосом, - я в такие игры играть не буду. Мне лицензию потерять - раз плюнуть. Ершову раз плюнуть. Ты же понимаешь, что даже не в этом взяточнике дело. Все оттуда, - Платон указал пальцем на мой растрескавшийся потолок, - сверху идет. Рыба гниет с головы, и не мне тебе про это рассказывать. Мы с тобой - никто. На мой компромат Ершову плевать с высокой колокольни.
- Что-то ты расплевался, Платон, - укоризненно произнес Гоша и продолжил успокаивающе: - Ладно, сядь, не ершись. Тьфу блин, слово-то какое нехорошее! Не петушись. Во! Так оно и то лучше, благозвучней…Давай лучше подумаем, что тут сделать можно.
Спокойно, без взбрыкиваний. Ну, признаюсь, загнул малость. Возраст, скидку делай.
- Вот именно - возраст! Бывший следователь городской прокуратуры с большим стажем работы, а предложения высказываешь - первокурсник юридического института и тот такие необдуманные слова говорить не стал бы. В условиях тотальной коррупции… - Платон не стал продолжать. Он достал из кармана красивый кожаный портсигар, вытащил коричневую сигарету и закурил.
- Коррупция, - проворчал Гоша. - Ну, понятно, коррупция… Сказал слово "коррупция" и вроде как все сам себе объяснил. И можно успокоиться, и не делать ничего. Коррупция! Да понимаю я, Платоша.
Века пройдут, новые поколения вместо нас жить будут, города вместе с людьми умрут, новые построят, а коррупция останется. Она вечна. -
Гоша вздохнул. - Но ведь надо же что-то делать. Хотя бы свои интересы отстаивать. Как-то по-хитрому… Что скажешь, Платоша?
- Думаю.
- Думай, - разрешил Гоша и сказал мне: - Доставай свой коньяк,
Серега. Вместе думать будем. Коньяк, он для улучшения мозговой деятельности - первое средство. Допинг, так сказать. Анют, ты как?
- Я и без вашего коньяка от одного Платошиного рассказа, как пьяная, - отказалась Анна и с тревогой посмотрела на меня.
Все в порядке, взглядом ответил я ей, не переживай - не сорвусь.
Анна не знала, что после того запоя, когда я пытался свести счеты с жизнью, я года три не прикасался к спиртному. Потом зачем-то попробовал, но ничего не ощутил - ни отвращения, ни желания повторить. Ничего. Словно рюмку чистой воды выпил после литровой бутылки минеральной - совершенно ненужная организму добавка.
- Тогда три рюмки на стол ставь, - распорядился Гоша.
Я выставил из бара бутылку "Арарата" и три рюмки. Кстати сказать, у меня только три рюмки и было - все, что осталось после запоя десятилетней давности - остальные поразбивал в пьяном беспамятстве.
- Я тоже - пас, - сказал Платон, туша окурок. - Да и вы, Сергей с выпивкой подождите. Нам сейчас фоторобот Михаила составить надо.
- Куда-то поедем? - спросил я.
- Никуда не надо ехать. Все необходимое в этом ящичке.
Он снова открыл кейс и достал ноутбук, раскрыл его, пробежался пальцами по клавишам, и на экране появилась болванка человеческого лица.
- Начнем?
*24.*
Когда все мои гости ушли, я отнес грязные чашки на кухню, вымыл их, потом вернулся в гостиную и налил себе коньяку из бутылки, которая так и осталась нераспечатанной - до нее дело не дошло…
- Потом выпьем весь твой "Арарат". Как Мишка отыщется, так и выпьем, - сказал Гоша и успокаивающе добавил: - Отыщется, отыщется.
Если Платон за дело взялся, то он его до конца доведет. Доставит тебе Платон Мишку, а дальше уж… - твое дело, Серега. Он ведь, пацан этот, к воле привыкший. Может и не захотеть с тобой жить.
- Со мной? - Я удивился.
- Конечно с тобой. - Гоша странно на меня посмотрел: - А иначе, зачем ты всю эту канитель затеял?
- Просто вытащить парня из трясины хотел. Спасти…
- Ну и вытащишь с помощью Платона, вырвешь его из грязных лап
Чемодана, а дальше что? Как спасать будешь? На расстоянии, что ли?
Я не знал, что ответить.
Платон, уходя, протянул мне свою визитную карточку. "Частное сыскное агентство "Платон" - золотыми буквами на черном.
- Там мои рабочие телефоны, - сказал он. - Номер мобильного на обратной стороне визитки. Но это так - на всякий случай. Пару ближайших дней мне не звоните, я буду занят поисками Михаила и… решением вопроса с Чемоданом. Кроме того, мне и другие заказы отрабатывать нужно. - Добавил: - Если у меня к вам какие-то вопросы возникнут, я сам позвоню.
- И что мне делать?
Платон с тоской посмотрел на мои выцветшие обои и ответил:
- Ждите…
…Я поднес коньяк к губам и уловил его запах. Изредка выпивая раньше, в те дни, когда этого требовали традиции, я не ощущал запаха коньяка. Или не пробовал ощутить? Я сделал небольшой глоток и подержал коньяк во рту, ощущая его приятную вяжущую крепкость. Мне понравился вкус коньяка. Словно я впервые его попробовал.
Бутылку я убрал в бар - не то, чтобы от греха подальше, просто привык к порядку. Каждая вещь должна лежать на своем месте.
Отпивая коньяк маленькими глотками, я прошелся по своим трехкомнатным хоромам, критически осматривая каждый угол. Да, ремонт моему запущенному жилью не помешал бы. Неожиданно решившись, я пересчитал всю свою наличность - в кошельке и в загашнике - быстро собрался и отправился в хозяйственный магазин, который находился в моем же доме на первом этаже.
Проконсультировавшись у продавцов и закупив, как мне думалось, и как они сказали, все необходимое для ремонта, я вернулся, чтобы заняться непривычным и неизвестным мне делом. Раньше мы с Зоинькой сами ремонт никогда не делали - приглашали бригаду отделочников из моего института. Но сегодня мне вдруг показалось, что с ремонтом я справлюсь. Что там может быть сложного? Теоретически я знал, что надо делать. И продавцы-консультанты из "Домоцентра" подсказали, что за чем идет. Начну, а там разберусь…
Поднимаясь по лестнице с большим полиэтиленовым ведром водоэмульсионной краски и дачной сумкой, из которой торчали рулоны обоев, я встретил на лестничной площадке Анну. Она куда-то собралась, выходила из своей квартиры. Удивленно взглянув на мою поклажу, Анна спросила:
- Никак ремонт собрался делать, Сереженька?
- Ну да… ремонт. Не селить же парня в этом… свинарнике.
- Я рада, что ты решил заняться ремонтом, - расцвела она улыбкой.
- Давно пора. И вообще, я очень рада переменам, тому, что с тобой происходит. В тебе… Я помогу тебе ремонт сделать, как вчера обещала. Сейчас только за морковкой на угол сбегаю. Вот хотела немного капустки заквасить. Не в зиму, а так - сейчас поесть. В зиму-то еще рано капусту квасить. Хватилась, а морковки у меня нет.
Сейчас сбегаю и сразу к тебе. Я мигом, Сереженька. Ты пока готовь все. Переодевайся в рабочую форму.
- А может, не надо, Анюта? - неуверенно стал отказываться я. -
Что ты в самом деле… Зачем? Что, у тебя своих дел нет? Капусту вот солить собралась… А я сам, как-нибудь… управлюсь.
- Вот именно - как-нибудь. Ты, Сережа, парень что надо, но не мастеровой. И Зоинька помню, мне говорила, что у тебя руки немного не из того места растут. Не обижайся только. Ты же теоретик, Сережа.
В институте своем, наверное, теоретиком работал?
- Проектировщиком.
- Ну, вот! А я на стройке чуть не всю жизнь проработала.
Сметчицей в строительной конторе, потом контролером заказчика. Все строительные операции знаю, так как контролировать качество надо было. Научилась многому. А потом дома свои теоретические знания на практике применила. Я знаешь, сколько этих ремонтов домашних переделала? Никогда маляров не нанимала, все сама. Опыт есть. Я даже подрабатывала иногда маляршей. Так что мы с тобой за пару дней все сделаем. Ну, не все - основное. Потолки покрасим и обои поклеим. А кафелем на кухне и в ванной, уж потом займемся.
Я понял, что если сейчас откажусь от Анютиной помощи, она может обидеться. Точно обидится.
- Ты и плитку клеить умеешь? - якобы заинтересованно спросил я.
- Умею. Что там сложного-то?…А знаешь, капуста подождет, не к спеху. Сейчас переоденусь и приду.
До конца этого дня мы с Анной занимались заделкой трещин и снятием старых обоев. Заделку трещин какой-то пастой взяла на себя
Анюта. Она сама приготовила эту мазуту из сухой шпатлевки, что я купил в магазине, добавив в нее какой-то порошок, принесенный из дома и разведя ее белой мутной водичкой, эту водичку она тоже взяла из своих запасов. Она сказала, что это эмульсия.
Я с нескрываемым восхищением следил за Анютиной работой. Ловко это у нее получалось! Трещины сначала увеличивались и расширялись под ее шпателем, а потом исчезали, замазанные мазутой; оставались только сырые, но быстро высыхающие и светлеющие кривые полосы.
Вскоре мой потолок перестал быть трещиноватым, а стал полосатым, как зебра, как выгоревшая на солнце зебра.
- Сегодня в конце дня загрунтуем на раз, - сказала мне Анна со стремянки, - когда ремонт просохнет, а завтра еще раз покрасим, и будет у тебя идеальный потолок.
- А полосатым он не останется? - поинтересовался я.
- Не-а. Ровным будет. У тебя не самый плохой потолок, из тех, которые мне доводилось шпатлевать и красить. Я думала - хуже будет.
Я занимался обоями. Бумажные обои снимались легко, их даже смачивать, как советовала Анюта, не пришлось - с легким потрескиванием они отлетали сами, нужно было только найти правильное место и потянуть. Видимо, клей пересох до такой степени, что потерял все свои свойства. Или изначально был некачественным. Только у самого потолка обои держались крепко, их приходилось отскабливать шпателем.
Анна спросила:
- Ремонт шабашники делали?
Я ответил:
- Институтская бригада. Только тогда мне стариков у директора выпросить не удалось, старики в квартире самого директора ремонт делали. Он мне молодых дал, только что принятых.
- Халтурщики. Обои на сопли приклеили, а поверху пэвэашкой прошлись.
- Как это на сопли?
- Это я образно.
Чтобы не распыляться, и не оставлять меня без жизненного пространства, было решено первым этапом отремонтировать гостиную и прихожую, они были наиболее запущенными и совершенно непонятно почему. Впрочем, понятно - почему? В спальне я только спал, и то не постоянно, чаще в гостиной на диване. В прихожей раздевался, а на антресолях в прихожей у меня хранилось все дачное и вообще все, чем я пользовался. Я частенько туда лазил. Конечно, самой грязной у меня была кухня, но кухня - это потом. Надо было еще плитку закупить, старая вся растрескалась и потускнела, а некоторые плитки, отвалившиеся, были приклеены на пластилин моей не очень умелой рукой.
Войдя во вкус, и немного поразмыслив, мы с Анной решили охватить ремонтными работами еще одну комнату, ту, которая была Мишкиной, пока мой сын был еще холостым. Потом Мишка стал взрослым, научился зарабатывать деньги, женился, и они со Светланой, работая на одном предприятии, в НИИ биологии, получили служебную квартиру и стали жить в ней, откладывая деньги на покупку собственного жилья. Живите здесь с нами, говорили мы с Зоей, но Мишка уперся, он был сторонником самостоятельной жизни и справедливо считал - лучше почаще приходить к родителям в гости, чем постоянно находиться рядом с ними и демонстрировать друг другу разные поколенческие взгляды на быт. В принципе мы с Зоей разделяли мнение сына, но все-таки вакуум, который возник с его переездом в служебку, сильно нас тяготил.
Мишкина комната стала моим кабинетом.
Теперь она снова станет детской, только принадлежать она будет другому Мишке.
Мишкину комнату мы и отремонтировали первой, а потом перешли в гостиную.
- Потом выпьем весь твой "Арарат". Как Мишка отыщется, так и выпьем, - сказал Гоша и успокаивающе добавил: - Отыщется, отыщется.
Если Платон за дело взялся, то он его до конца доведет. Доставит тебе Платон Мишку, а дальше уж… - твое дело, Серега. Он ведь, пацан этот, к воле привыкший. Может и не захотеть с тобой жить.
- Со мной? - Я удивился.
- Конечно с тобой. - Гоша странно на меня посмотрел: - А иначе, зачем ты всю эту канитель затеял?
- Просто вытащить парня из трясины хотел. Спасти…
- Ну и вытащишь с помощью Платона, вырвешь его из грязных лап
Чемодана, а дальше что? Как спасать будешь? На расстоянии, что ли?
Я не знал, что ответить.
Платон, уходя, протянул мне свою визитную карточку. "Частное сыскное агентство "Платон" - золотыми буквами на черном.
- Там мои рабочие телефоны, - сказал он. - Номер мобильного на обратной стороне визитки. Но это так - на всякий случай. Пару ближайших дней мне не звоните, я буду занят поисками Михаила и… решением вопроса с Чемоданом. Кроме того, мне и другие заказы отрабатывать нужно. - Добавил: - Если у меня к вам какие-то вопросы возникнут, я сам позвоню.
- И что мне делать?
Платон с тоской посмотрел на мои выцветшие обои и ответил:
- Ждите…
…Я поднес коньяк к губам и уловил его запах. Изредка выпивая раньше, в те дни, когда этого требовали традиции, я не ощущал запаха коньяка. Или не пробовал ощутить? Я сделал небольшой глоток и подержал коньяк во рту, ощущая его приятную вяжущую крепкость. Мне понравился вкус коньяка. Словно я впервые его попробовал.
Бутылку я убрал в бар - не то, чтобы от греха подальше, просто привык к порядку. Каждая вещь должна лежать на своем месте.
Отпивая коньяк маленькими глотками, я прошелся по своим трехкомнатным хоромам, критически осматривая каждый угол. Да, ремонт моему запущенному жилью не помешал бы. Неожиданно решившись, я пересчитал всю свою наличность - в кошельке и в загашнике - быстро собрался и отправился в хозяйственный магазин, который находился в моем же доме на первом этаже.
Проконсультировавшись у продавцов и закупив, как мне думалось, и как они сказали, все необходимое для ремонта, я вернулся, чтобы заняться непривычным и неизвестным мне делом. Раньше мы с Зоинькой сами ремонт никогда не делали - приглашали бригаду отделочников из моего института. Но сегодня мне вдруг показалось, что с ремонтом я справлюсь. Что там может быть сложного? Теоретически я знал, что надо делать. И продавцы-консультанты из "Домоцентра" подсказали, что за чем идет. Начну, а там разберусь…
Поднимаясь по лестнице с большим полиэтиленовым ведром водоэмульсионной краски и дачной сумкой, из которой торчали рулоны обоев, я встретил на лестничной площадке Анну. Она куда-то собралась, выходила из своей квартиры. Удивленно взглянув на мою поклажу, Анна спросила:
- Никак ремонт собрался делать, Сереженька?
- Ну да… ремонт. Не селить же парня в этом… свинарнике.
- Я рада, что ты решил заняться ремонтом, - расцвела она улыбкой.
- Давно пора. И вообще, я очень рада переменам, тому, что с тобой происходит. В тебе… Я помогу тебе ремонт сделать, как вчера обещала. Сейчас только за морковкой на угол сбегаю. Вот хотела немного капустки заквасить. Не в зиму, а так - сейчас поесть. В зиму-то еще рано капусту квасить. Хватилась, а морковки у меня нет.
Сейчас сбегаю и сразу к тебе. Я мигом, Сереженька. Ты пока готовь все. Переодевайся в рабочую форму.
- А может, не надо, Анюта? - неуверенно стал отказываться я. -
Что ты в самом деле… Зачем? Что, у тебя своих дел нет? Капусту вот солить собралась… А я сам, как-нибудь… управлюсь.
- Вот именно - как-нибудь. Ты, Сережа, парень что надо, но не мастеровой. И Зоинька помню, мне говорила, что у тебя руки немного не из того места растут. Не обижайся только. Ты же теоретик, Сережа.
В институте своем, наверное, теоретиком работал?
- Проектировщиком.
- Ну, вот! А я на стройке чуть не всю жизнь проработала.
Сметчицей в строительной конторе, потом контролером заказчика. Все строительные операции знаю, так как контролировать качество надо было. Научилась многому. А потом дома свои теоретические знания на практике применила. Я знаешь, сколько этих ремонтов домашних переделала? Никогда маляров не нанимала, все сама. Опыт есть. Я даже подрабатывала иногда маляршей. Так что мы с тобой за пару дней все сделаем. Ну, не все - основное. Потолки покрасим и обои поклеим. А кафелем на кухне и в ванной, уж потом займемся.
Я понял, что если сейчас откажусь от Анютиной помощи, она может обидеться. Точно обидится.
- Ты и плитку клеить умеешь? - якобы заинтересованно спросил я.
- Умею. Что там сложного-то?…А знаешь, капуста подождет, не к спеху. Сейчас переоденусь и приду.
До конца этого дня мы с Анной занимались заделкой трещин и снятием старых обоев. Заделку трещин какой-то пастой взяла на себя
Анюта. Она сама приготовила эту мазуту из сухой шпатлевки, что я купил в магазине, добавив в нее какой-то порошок, принесенный из дома и разведя ее белой мутной водичкой, эту водичку она тоже взяла из своих запасов. Она сказала, что это эмульсия.
Я с нескрываемым восхищением следил за Анютиной работой. Ловко это у нее получалось! Трещины сначала увеличивались и расширялись под ее шпателем, а потом исчезали, замазанные мазутой; оставались только сырые, но быстро высыхающие и светлеющие кривые полосы.
Вскоре мой потолок перестал быть трещиноватым, а стал полосатым, как зебра, как выгоревшая на солнце зебра.
- Сегодня в конце дня загрунтуем на раз, - сказала мне Анна со стремянки, - когда ремонт просохнет, а завтра еще раз покрасим, и будет у тебя идеальный потолок.
- А полосатым он не останется? - поинтересовался я.
- Не-а. Ровным будет. У тебя не самый плохой потолок, из тех, которые мне доводилось шпатлевать и красить. Я думала - хуже будет.
Я занимался обоями. Бумажные обои снимались легко, их даже смачивать, как советовала Анюта, не пришлось - с легким потрескиванием они отлетали сами, нужно было только найти правильное место и потянуть. Видимо, клей пересох до такой степени, что потерял все свои свойства. Или изначально был некачественным. Только у самого потолка обои держались крепко, их приходилось отскабливать шпателем.
Анна спросила:
- Ремонт шабашники делали?
Я ответил:
- Институтская бригада. Только тогда мне стариков у директора выпросить не удалось, старики в квартире самого директора ремонт делали. Он мне молодых дал, только что принятых.
- Халтурщики. Обои на сопли приклеили, а поверху пэвэашкой прошлись.
- Как это на сопли?
- Это я образно.
Чтобы не распыляться, и не оставлять меня без жизненного пространства, было решено первым этапом отремонтировать гостиную и прихожую, они были наиболее запущенными и совершенно непонятно почему. Впрочем, понятно - почему? В спальне я только спал, и то не постоянно, чаще в гостиной на диване. В прихожей раздевался, а на антресолях в прихожей у меня хранилось все дачное и вообще все, чем я пользовался. Я частенько туда лазил. Конечно, самой грязной у меня была кухня, но кухня - это потом. Надо было еще плитку закупить, старая вся растрескалась и потускнела, а некоторые плитки, отвалившиеся, были приклеены на пластилин моей не очень умелой рукой.
Войдя во вкус, и немного поразмыслив, мы с Анной решили охватить ремонтными работами еще одну комнату, ту, которая была Мишкиной, пока мой сын был еще холостым. Потом Мишка стал взрослым, научился зарабатывать деньги, женился, и они со Светланой, работая на одном предприятии, в НИИ биологии, получили служебную квартиру и стали жить в ней, откладывая деньги на покупку собственного жилья. Живите здесь с нами, говорили мы с Зоей, но Мишка уперся, он был сторонником самостоятельной жизни и справедливо считал - лучше почаще приходить к родителям в гости, чем постоянно находиться рядом с ними и демонстрировать друг другу разные поколенческие взгляды на быт. В принципе мы с Зоей разделяли мнение сына, но все-таки вакуум, который возник с его переездом в служебку, сильно нас тяготил.
Мишкина комната стала моим кабинетом.
Теперь она снова станет детской, только принадлежать она будет другому Мишке.
Мишкину комнату мы и отремонтировали первой, а потом перешли в гостиную.
*25.*
По мере завершения первого этапа ремонтной эпопеи в моей душе стало нарастать какое-то беспокойство, тревога какая-то. Мне бы радоваться, что моя запущенная квартира все больше и больше приобретала вполне благоустроенный вид, становясь светлой и словно бы новой, а я тревожился. Скажу больше - боялся. Зачем обманывать самого себя, я сразу понял, что эта тревога - не что иное, как обыкновенный страх. Да я боялся, но вот чего? Боялся, что не справлюсь с тем, что задумал? Боялся, что ошибся, не рассчитал своих сил? Снова, в который раз подумал - а надо ли мне это все? Смогу ли я заменить беспризорнику Мишке…
Заменить!
Заменить. Изменить. Поменять! Вот оно ключевое слово! Я боялся перемен в своем спокойном, мрачном и безрадостном, но спокойном существовании. Ведь я ничего не хотел менять. Мне было так привычно, почти комфортно в моем одиночестве. Я с каким-то тупым удовлетворением занимался самоистязанием, душевным мазохизмом, мучил себя воспоминаниями, страдал и тихо ждал конца. А теперь все изменится. Мне нужно будет не существовать, а жить. И это было самым страшным. Жизнь меня страшила. Хочу ли я жить? Прежде всего, мне нужно было ответить на этот вопрос. Нужно было. Но я не находил ответа…
- Ну, вот и все! - торжественно объявила Анна, слезая со стремянки, притерев поверху последнюю полосу обоев. - Сейчас нижнюю часть обработаю, и все - принимай работу.
Закончив с полосой, она отошла на середину гостиной и придирчиво осмотрела потолок и стены.
- А что? Вроде нормально получилось, - задумчиво произнесла она.
- Ты как считаешь?
- Просто замечательно! - похвалил я, с трудом оторвавшись от своих мыслей.
- Не то чтобы…, но жить теперь здесь можно. Вполне… Ну что?
Пойдем в спальню, Сереженька? - Анна потянулась, как кошка, посмотрела на меня и хитро улыбнулась, перехватив мой, наверное, испуганный взгляд. - Не бойся сосед, я имела в виду лишь то, что вещи, которые мы из гостиной и кабинета в спальню перетащили надо назад заносить. Мебель расставлять надо. Благо мебели и вещей у тебя немного, быстро управимся… А ты что подумал?
- Ничего…
- Да. Ничего… - Анна грустно вздохнула и повторила по слогам: -
Ни-че-го.
Мы занялись мебелью. Работали молча, оба ощущая возникшую напряженность. Первое, что я сделал, когда моя стенка встала на свое законное место, принес из спальни Зоинькин портрет и демонстративно поставил его на полку, словно хотел дать понять своей добровольной помощнице, что в этом доме есть место только одной женщине.
Выглядело это скорей всего несколько грубовато, но Анна совершенно спокойно отнеслась к моему поступку, не обиделась, даже плечами не пожала - взяла чистую влажную тряпочку и бережно протерла портрет, хотя пыли на нем я не заметил. Потом она деликатно ушла на кухню и стала там, тихо напевая, перемывать мое стекло - сохранившиеся рюмки, фужеры и хрустальные салатницы. Я всегда считал Анну умной женщиной, такой она и была на самом деле - умная и все понимающая.
Мне стало немного стыдно. Я хотел подойти к ней и попытаться объяснить свое поведение, но вовремя понял, что этого делать не надо.
- Завтра займемся кухней, - распорядилась Анна, закончив с посудой, красиво расставив ее в серванте, сверкающую, словно только что купленную. - Деньги на кафель у тебя есть?
- Деньги есть.
- Значит, поедем и купим. Тебе что-то в бежевых тонах подойдет, гарнитур у тебя темноватый. Темно-коричневый. Надо, чтобы плитка светлая была. В нашем "Домоцентре" такой расцветки, как я ее вижу, нет. Надо в "Практик" ехать.
- Я не могу из дома выходить, - возразил я. - А вдруг Платон позвонит?
- Хорошо, я одна съезжу. - (Я знал - у Анны была старая "Нива").
- Как это одна? Плитка же тяжелая.
- А! - Анна махнула рукой. - В "Практике" грузчики погрузят, им за это деньги платят. А здесь ты перетаскаешь. А я вместо тетя у телефона посижу… Я сейчас посчитаю, сколько тебе на кухню плитки надо, а тебе - задание.
- Слушаю внимательно.
- Шкафы снять, и в гостиную - вот в этот угол. Туда же тумбы, стол и табуретки. И всю старую плитку отодрать и на помойку снести.
Вопросы есть?
- Вопросов нет!
- Посуду не побей. Сначала ее перенеси.
- Будет сделано!
Когда Анюта ушла, я не сразу приступил к выполнению ее задания.
Сел в кресло и закурил. Хотел налить себе коньяку, но передумал. Я смотрел на Зоинькин портрет и вслух спрашивал ее:
- Зоинька, Зоинька… Что бы ты сказала мне? Что бы посоветовала?
Если бы могла…
И тут неожиданно раздался телефонный звонок. Я рывком снял трубку:
- Алло?
Из трубки доносилось какое-то потрескивание и тихий гул, похожий на стон.
- Алло? - повторил я. - Алло? Кто это? Алло?.. Зоя!
Связь прервалась. Я сидел и ощущал, что мои руки дрожат мелкой дрожью, а по спине, по позвоночнику струйкой стекает холодный пот.
Пот тек и по моему лицу. Я осторожно положил трубку на рычаги, вытер платком лицо и подумал: - "Так, наверное, сходят с ума".
Второй звонок прозвучал меньше, чем через минуту. Это был Платон, его голос:
- Але! Сергей?
- Владимирович, - машинально добавил я и тут же спохватился, услышав, как Платон хмыкнул: - Да, да! Это я, Сергей. Здравствуйте,
Платон. Слушаю вас.
- Я звонил вам минуту назад, но вы меня не слышали. Со связью что-то, наверное.
- Да. Со связью… Как наши дела, Платон? Что нового?
- Дела наши отлично. Вот едем с Михаилом к вам.
- Как… едете?..
- На машине. У меня "Лексус", если это вас интересует, Сергей…
Владимирович. Михаил говорит, что тоже купит себе "Лексус".
Обязательно "Лексус". Говорит, что "Мерседесы" ему не нравятся. А к отечественным автомобилям у него вообще резко негативное отношение.
Шустрый парень, между прочим. Такой точно автомобиль купит раньше, чем права сумеет получить.
- Значит, едете…, - я не знал, что говорить.
- Будем минут через пятнадцать. Если в пробке не застрянем. Но… не должны. Вроде машин не много сегодня… Так что - ждите.
- Жду.
Я положил трубку и заметался по комнате. Через пятнадцать минут… Накормить ведь Мишку надо! Я бросился к холодильнику и уже подбегая, вспомнил, что с этим ремонтом совершенно забыл о продуктах. Сегодня днем мы с Анной жарили картошку и доели всю колбасу. Молоко тоже допили. В холодильнике у меня - шаром покати!
Что, опять картошку жарить? Я побежал к Анне.
- Анюта, выручай…
Заменить!
Заменить. Изменить. Поменять! Вот оно ключевое слово! Я боялся перемен в своем спокойном, мрачном и безрадостном, но спокойном существовании. Ведь я ничего не хотел менять. Мне было так привычно, почти комфортно в моем одиночестве. Я с каким-то тупым удовлетворением занимался самоистязанием, душевным мазохизмом, мучил себя воспоминаниями, страдал и тихо ждал конца. А теперь все изменится. Мне нужно будет не существовать, а жить. И это было самым страшным. Жизнь меня страшила. Хочу ли я жить? Прежде всего, мне нужно было ответить на этот вопрос. Нужно было. Но я не находил ответа…
- Ну, вот и все! - торжественно объявила Анна, слезая со стремянки, притерев поверху последнюю полосу обоев. - Сейчас нижнюю часть обработаю, и все - принимай работу.
Закончив с полосой, она отошла на середину гостиной и придирчиво осмотрела потолок и стены.
- А что? Вроде нормально получилось, - задумчиво произнесла она.
- Ты как считаешь?
- Просто замечательно! - похвалил я, с трудом оторвавшись от своих мыслей.
- Не то чтобы…, но жить теперь здесь можно. Вполне… Ну что?
Пойдем в спальню, Сереженька? - Анна потянулась, как кошка, посмотрела на меня и хитро улыбнулась, перехватив мой, наверное, испуганный взгляд. - Не бойся сосед, я имела в виду лишь то, что вещи, которые мы из гостиной и кабинета в спальню перетащили надо назад заносить. Мебель расставлять надо. Благо мебели и вещей у тебя немного, быстро управимся… А ты что подумал?
- Ничего…
- Да. Ничего… - Анна грустно вздохнула и повторила по слогам: -
Ни-че-го.
Мы занялись мебелью. Работали молча, оба ощущая возникшую напряженность. Первое, что я сделал, когда моя стенка встала на свое законное место, принес из спальни Зоинькин портрет и демонстративно поставил его на полку, словно хотел дать понять своей добровольной помощнице, что в этом доме есть место только одной женщине.
Выглядело это скорей всего несколько грубовато, но Анна совершенно спокойно отнеслась к моему поступку, не обиделась, даже плечами не пожала - взяла чистую влажную тряпочку и бережно протерла портрет, хотя пыли на нем я не заметил. Потом она деликатно ушла на кухню и стала там, тихо напевая, перемывать мое стекло - сохранившиеся рюмки, фужеры и хрустальные салатницы. Я всегда считал Анну умной женщиной, такой она и была на самом деле - умная и все понимающая.
Мне стало немного стыдно. Я хотел подойти к ней и попытаться объяснить свое поведение, но вовремя понял, что этого делать не надо.
- Завтра займемся кухней, - распорядилась Анна, закончив с посудой, красиво расставив ее в серванте, сверкающую, словно только что купленную. - Деньги на кафель у тебя есть?
- Деньги есть.
- Значит, поедем и купим. Тебе что-то в бежевых тонах подойдет, гарнитур у тебя темноватый. Темно-коричневый. Надо, чтобы плитка светлая была. В нашем "Домоцентре" такой расцветки, как я ее вижу, нет. Надо в "Практик" ехать.
- Я не могу из дома выходить, - возразил я. - А вдруг Платон позвонит?
- Хорошо, я одна съезжу. - (Я знал - у Анны была старая "Нива").
- Как это одна? Плитка же тяжелая.
- А! - Анна махнула рукой. - В "Практике" грузчики погрузят, им за это деньги платят. А здесь ты перетаскаешь. А я вместо тетя у телефона посижу… Я сейчас посчитаю, сколько тебе на кухню плитки надо, а тебе - задание.
- Слушаю внимательно.
- Шкафы снять, и в гостиную - вот в этот угол. Туда же тумбы, стол и табуретки. И всю старую плитку отодрать и на помойку снести.
Вопросы есть?
- Вопросов нет!
- Посуду не побей. Сначала ее перенеси.
- Будет сделано!
Когда Анюта ушла, я не сразу приступил к выполнению ее задания.
Сел в кресло и закурил. Хотел налить себе коньяку, но передумал. Я смотрел на Зоинькин портрет и вслух спрашивал ее:
- Зоинька, Зоинька… Что бы ты сказала мне? Что бы посоветовала?
Если бы могла…
И тут неожиданно раздался телефонный звонок. Я рывком снял трубку:
- Алло?
Из трубки доносилось какое-то потрескивание и тихий гул, похожий на стон.
- Алло? - повторил я. - Алло? Кто это? Алло?.. Зоя!
Связь прервалась. Я сидел и ощущал, что мои руки дрожат мелкой дрожью, а по спине, по позвоночнику струйкой стекает холодный пот.
Пот тек и по моему лицу. Я осторожно положил трубку на рычаги, вытер платком лицо и подумал: - "Так, наверное, сходят с ума".
Второй звонок прозвучал меньше, чем через минуту. Это был Платон, его голос:
- Але! Сергей?
- Владимирович, - машинально добавил я и тут же спохватился, услышав, как Платон хмыкнул: - Да, да! Это я, Сергей. Здравствуйте,
Платон. Слушаю вас.
- Я звонил вам минуту назад, но вы меня не слышали. Со связью что-то, наверное.
- Да. Со связью… Как наши дела, Платон? Что нового?
- Дела наши отлично. Вот едем с Михаилом к вам.
- Как… едете?..
- На машине. У меня "Лексус", если это вас интересует, Сергей…
Владимирович. Михаил говорит, что тоже купит себе "Лексус".
Обязательно "Лексус". Говорит, что "Мерседесы" ему не нравятся. А к отечественным автомобилям у него вообще резко негативное отношение.
Шустрый парень, между прочим. Такой точно автомобиль купит раньше, чем права сумеет получить.
- Значит, едете…, - я не знал, что говорить.
- Будем минут через пятнадцать. Если в пробке не застрянем. Но… не должны. Вроде машин не много сегодня… Так что - ждите.
- Жду.
Я положил трубку и заметался по комнате. Через пятнадцать минут… Накормить ведь Мишку надо! Я бросился к холодильнику и уже подбегая, вспомнил, что с этим ремонтом совершенно забыл о продуктах. Сегодня днем мы с Анной жарили картошку и доели всю колбасу. Молоко тоже допили. В холодильнике у меня - шаром покати!
Что, опять картошку жарить? Я побежал к Анне.
- Анюта, выручай…
*26.*
- Может, останетесь с нами, Платон? - спросил я.
Платон посмотрел на часы:
- Дела. Работа стоит.
- Так ведь время уже позднее. Какие могут быть дела в десять часов вечера? - удивился я. - Какая работа?
Платон усмехнулся:
- Самая работа в моем агентстве начинается после десяти часов вечера. Вы же, Сергей осведомлены о специфике моей работы. Днем конечно тоже работа имеется, но самый сенокос - именно вечером…
Ну, все. Ушел. Проводите меня.
У двери Платон сказал:
- Не думаю, что вам будет легко с Михаилом. Он уже три года бомжует. Привык. Убежать может. Не знаю, чем вы его удержать сможете. Надо очень постараться.
Платон посмотрел на часы:
- Дела. Работа стоит.
- Так ведь время уже позднее. Какие могут быть дела в десять часов вечера? - удивился я. - Какая работа?
Платон усмехнулся:
- Самая работа в моем агентстве начинается после десяти часов вечера. Вы же, Сергей осведомлены о специфике моей работы. Днем конечно тоже работа имеется, но самый сенокос - именно вечером…
Ну, все. Ушел. Проводите меня.
У двери Платон сказал:
- Не думаю, что вам будет легко с Михаилом. Он уже три года бомжует. Привык. Убежать может. Не знаю, чем вы его удержать сможете. Надо очень постараться.