Страница:
Но я отвлекся, мне повезло, что Горен вчера так поступил, потому что Жакракк уже собирался увезти меня на продажу. Жалко, что его там не было. Я бы с удовольствием разнес ему череп, потому что в жестокости равных ему просто нет.
Вот вам история Бульдра Краснобородого, чем я, кстати, очень горжусь. Я имею в виду свою бороду. Честно говоря, задним числом я удивляюсь, почему эти лысые не состригли ее, чтобы украсить свои доспехи. Хотя не исключено, что тогда бы за меня заплатили гораздо меньше, кто знает. Ну, кто следующий?
Давайте я расскажу вам свою историю. Я из Финонмира, Закрытых Земель, как все вы знаете. Родилась в Дун-Шаэле. Как и все в моей семье, я обладаю ярко выраженным даром врачевания, что уже успел заметить Горен. Когда его спина окончательно заживет, шрамов почти не останется.
Время от времени мы покидаем родные края, чтобы навестить друзей или родных, живущих, например, на севере от Нортандера, в Элони.
Однажды отец мой собрался навестить свою сестру, семья которой живет меж покрытыми роскошными травами холмов у границы с землями троллей. Я настояла на том, чтобы его сопровождать, так как мне не нравилось, что он разъезжает по этим землям один. В конце концов, он согласился, и мы отправились в путь. Всего нас было десять.
Извините, я просто не могла говорить. Хотя с тех пор прошло больше года, меня до сих пор терзают тоска и боль, стоит только об этом вспомнить. Знаете, я была очень привязана к отцу. И очень обрадовалась тому, что познакомлюсь с его сестрой, о которой он часто рассказывал и которую очень любил.
Я… постараюсь покороче, меня все еще колотит, говорить подробно я просто не могу.
Когда мы добрались до холма, там шла битва. Отряд орков и троллей пытался проникнуть на первый этаж. Семья моей тети Седхи храбро отбивалась от незваных гостей.
Это была страшная битва, чем она закончилась, я не видела, потому что мой отец, конечно же, немедленно вмешался, а с ним и все десять наших людей. Мне пришлось спрятаться, ведь я целительница, а не воин. Но было уже слишком поздно. Они меня обнаружили и начали охоту.
А потом поймали меня и…
Нет, дальше не могу.
Только одно: с тех пор я служила оркам для развлечений и в качестве лекаря. Я была их личной рабыней, по-другому не назовешь. Они не собирались меня продавать, потому что я скрашивала их унылое существование, так они мне говорили. Поэтому меня закутали в плащ и заставили прятать лицо. Мне не разрешалось ни с кем разговаривать. Они стерегли меня, как дракон свое сокровище. И я подчинялась, что бы мне ни приказывали, потому что уже знала, как они умеют наказывать тех, кто их не слушает. Я радовалась, когда они хоть ненадолго оставляли меня в покое… Поэтому вела себя как можно тише и незаметнее. Я хотела выжить, понимаете? Умереть легко. Но что потом? Я люблю смотреть правде в глаза. Я никогда не оставляла надежды на освобождение. И что смогу отыскать свою семью и узнать, остался ли хоть кто-нибудь в живых.
Кстати, когда меня привезли, Молчаливый уже жил там. Он никогда не был со мной откровенен, и, в отличие от меня, орки никогда не снимали с него накидку. Иногда мы перекидывались словом-другим, он меня учил, как выжить. Должна сказать, что он всегда готов был прийти мне на помощь. Он, как и я, разбирается во врачевании и обладает большой силой. А еще у него несгибаемая воля, мне так кажется, потому что орки не раз избивали его до потери сознания, если им что-то не нравилось. Но Молчаливый сносил все, причем намного лучше меня — да еще и мне помогал! Без него я бы не справилась. Так что на этом я свою историю заканчиваю и с нетерпением жду сведений о том, кто в течение многих месяцев был моим другом.
…
На поляне было тихо. Ночные охотники бесшумно шныряли по кустам. Мелкие животные попрятались по норам. Звери покрупнее собирались стаями и искали добычу; кто-то спал, другие, подняв головы, прислушивались к ночным звукам. Только для насекомых, видимо, началось главное время суток, потому что они стаями летели в такие места, где днем их не было ни видно, ни слышно. Перепончатокрылые, чешуекрылые, пауки. Одни искали растительную пищу, вторые ловили первых. Иногда проигрывали и те и другие, если, например, змея, прекрасно себя чувствовавшая в самую холодную погоду, бесшумно скользила по траве и хватала все, что шевелится, но при этом не превышает размера человеческой ладони.
Молчаливый поворошил палкой угли и добавил в костер веток, а все остальные терпеливо ждали его рассказа. Молчание не угнетало, потому что у всех было о чем подумать, особенно после предыдущих откровений. Более разных товарищей невозможно себе представить, и в какой-нибудь другой, не столь воинственной части континента они бы не удостоили друг друга взгляда. Но их свела общая судьба, так что они могли вместе сидеть возле костра и чувствовать дружеское участие.
Наконец Молчаливый вылил настой в три чашки и протянул их Хагу, Вейлин и Бульдру. Те сделали по глотку, удивленно переглянулись и залпом выпили свои порции до дна. Вернули посуду Молчаливому, который наполнил их снова и протянул Горену и Менору, одну оставив себе.
— Что ты туда положил? — заорал Бульдр своим громоподобным голосом. — Какую-то травку, о существовании которой мы до сих пор даже не подозревали, правильно? Я как будто выпил целую бочку темного пива, но я не пьян и голова у меня не тяжелая, а… Мне стало вдруг легко и радостно!
Молчаливый кивнул и сделал рукой плавный жест.
— Готов поспорить, что наш вечно молчащий друг сейчас ухмыляется от уха до уха, — весело пробормотал Менор Худощавый. И вернул свою чашку. — Похоже, сегодня я буду спать спокойно и без кошмаров, и все благодаря тебе!
Горен попытался повнимательнее рассмотреть руки Молчаливого, но даже они практически полностью были спрятаны в широкие темные рукава и не давали пищи для предположений, к какому племени принадлежит их владелец, молод он или стар, болен или здоров. Вейлин Лунный Глаз слегка коснулась Горена, и тот вздрогнул. Прикосновение эльфа не похоже на прикосновение человека или гнома. Горен не мог бы объяснить, почему он так решил. Но ощущение показалось совсем другим, ее рука была прохладной и одновременно мягкой, словно бархат. При свете звезд стало понятно, откуда у нее такое прозвище: сейчас глаза ее блестели, как жидкое серебро, и излучали мягкое сияние, окутывающее Горена.
— Молчаливый поделился с нами дурманящими травами, которые вернут нам силы и отправят в прошлое Долину Слез, — пояснила она звонким как колокольчик голосом. — Остался один ты, Горен, наш спаситель, который свел нас всех вместе здесь и сейчас. Пора и тебе поведать нам свою историю, Говорящий с ветром, потому что ты, хотя и самый младший из нас, самый здесь необыкновенный.
У Горена запершило в горле.
— Извините, что я молчал так долго. Но моя история вас не порадует, и я боюсь, что дружба наша закончится, едва начавшись. Я долго думал, должен ли рассказать вам всю правду или лишь часть ее, а может, вообще выдумать что-нибудь более приемлемое. Но мне кажется, вы бы догадались, что я лгу, и тогда бы обиделись на меня, причем совершенно справедливо. Хотя обидитесь вы в любом случае.
— А может, ты предоставишь нам самим решить, мальчишка? — заорал Бульдр, откидываясь назад. — Ах, чего бы я сейчас не отдал за хорошую трубку… — вздохнул он.
Молчаливый вытащил из рукава тонкую палочку с длинными листьями, подержал над огнем и передал гному. Тот удивленно протянул руку, вдохнул дым, причем крылья его широкого носа раздулись.
— Ты чудо! — радостно заорал он. Молчаливый сделал жест, который следовало трактовать как «пожалуйста», и снова повернулся к костру.
Тем временем Горен собрался с мыслями. Он знал, что начало всегда самое трудное. И решил больше не откладывать объяснение.
— Я шейкан, — сказал он. — Моя мать — Дерата, дочь властителя крепости Шейкур, изгой, которая восемнадцать зим назад, беременная мной, бежала из дома и нашла вторую родину в Лирайне. Больше месяца назад на Лирайн напало войско под предводительством шейкана Руорима Чернобородого, город был разрушен.
До сих пор все, как громом пораженные, слушали молча. Но теперь перестали сдерживать свои чувства.
— Руорима Чернобородого? — перебил его Хат Сокол.
— Ты имеешь в виду Руорима Мясника? — вмешался Бульдр Краснобородый. — Так его называют повсюду, во всех странах Шести Народов вот уже добрый десяток лет!
— Он убийца, — не выдержала и Вейлин Лунный Глаз, и ее милый голос разлетелся на тысячу кусков как горячее стекло, опущенное в ледяную воду.
— Даже воры проклинают этого безбожника! — закричал Менор Худощавый. — Разве есть на свете семья, которую бы не разрушил этот палач и убийца?! Разве хоть кто-то может сказать про него что-нибудь хорошее, за исключением разве что хозяина, которому он в данный момент служит и для которого регулярно точит свой нож мясника?
Горен почувствовал, как сердце его сдавила ледяная рука. Но назад дороги уже не было.
— Это мой отец, — с трудом произнес он.
Внезапно наступила тишина, замолкли даже мириады насекомых, которые только что шипели и стрекотали вокруг. Все замерли в ужасе. И недоверчиво смотрели на Горена. Они невольно отодвинулись от него, все, за исключением Молчаливого, который и так сидел с другой стороны костра.
— Поэтому ты смог сделать эту… ужасную вещь? — прошептал Менор Худощавый. — Мы считали, что ты волшебник…
— Нет, я не волшебник! — разозлился Горен, но тут же, словно давая клятву, поднял обе руки вверх, так как увидел, что остальные испуганно отодвинулись еще дальше.
— Нет, извините, это не из-за вас. Наверное, мне… в наследство достались какие-то способности Руорима, вот почему меня называют Говорящим с ветром. Но я не маг и не алхимик и никогда не буду ни тем ни другим. Я не такой, как он, этот Руорим, совсем наоборот. Я видел его один-единственный раз в жизни, и это было… — Он всхлипнул, и слезы выступили на его глазах, в свете огня они блестели, как капельки росы, катясь по его щекам. Закончил он почти беззвучно: — Когда он убил мою мать.
Все молчали, никто не посмел даже шевельнуться. Горен смотрел в огонь и пытался сдержать свои чувства, свою ненависть, которая бушевала у него в груди и требовала выхода, как и вчера в случае с орками.
Наконец резким жестом он стер со щек соленую влагу и проглотил остатки слез:
— Я поклялся его убить. Я попал в плен к оркам, когда пытался спасти правителя Лирайна и придворного алхимика. Их смерти тоже на счету Руорима, за них ему придется ответить. — Он посмотрел на всех по очереди. — Он отнял у меня все, понимаете? Всех, кто хоть что-то для меня значил, мирную жизнь, которой я жил раньше, мое будущее, которое я представлял совсем по-другому. Теперь меня гложет мысль о мести, и я не успокоюсь, пока не отыщу его и не убью!
— Он слишком сильный, — прошипел голос с другой стороны. Все вздрогнули и повернулись к Молчаливому, который вдруг заговорил. Голос у него был хриплый, рваный и пугающе чужой.
Горен был рад, что заговорил хоть кто-то, тем более что это был Закутанный в плащ. Теперь у Горена появилось доказательство того, что он умеет говорить и все понимает. Значит, совсем чужеродным это существо не является. Его глубоко поразил этот ломкий голос, свидетельствовавший о глубоких страданиях и огромной печали.
— Знаю, — ответил молодой шейкан, — знаю, что мне с ним не тягаться, потому что с момента моего рождения еще никому не удавалось его победить. Моя мама… она бы справилась, если бы он не использовал магию и не убил ее трусливым, бесчестным способом. Но выбора у меня нет, да и ветер будет на моей стороне, об этом я тоже знаю. К тому же я окажу услугу всей Фиаре, если освобожу ее от этого мясника.
Бульдр задумчиво поглаживал бороду. Сейчас общее напряжение слегка ослабло, поскольку все поняли, что Горен не виновен в действиях отца и не считает почетным тот факт, что является его потомком.
— Значит, шейкан, — медленно пробормотал Бульдр. — Ты, наверное, в курсе, что твой народ не пользуется популярностью.
— Чуть меньше, чем орки и тролли. — Горен сделал робкую попытку пошутить. — Таким я родился, но вырос не с ними, Бульдр. Понятия не имею, чем шейкан отличается от нормальных людей, потому что не знаю ничего о своем народе. Я воин, как Хаг, и я умею разговаривать с ветром. Это я сам. А все остальное — изъяны, которые мне навязаны.
— Шейканы известны тем, что не принимают ничью сторону и способны переметнуться к бывшему противнику прямо на поле боя, — медленно и мрачно сказал Хаг.
— Моя мама сделал свой выбор, — возразил Горен. — Она заплатила за него собственной жизнью, и я не навлеку на нее позора, придерживаясь кодекса шейканов.
Остальные смущенно молчали.
— Хорошо, — сказал вдруг Менор. — Я верю тебе, Горен. Конечно,после всего, что ты для нас сделал, я тебе верю! Если бы ты был заодно со своим отцом, навряд ли он сдал бы тебя оркам. Да и воры тоже не входят в круг уважаемых благородных людей. Хорошего человека я всегда узнаю. Это у меня профессиональное. Вижу, что ты раздваиваешься, что в тебе таится много темного. Но сердце у тебя доброе! Твои глаза ясные и честные, и ты очень молод. Мне достаточно. А сейчас я пойду спать, потому что дело близится к полуночи. Я одурманен напитком и хотел бы начать завтрашний день отдохнувшим и полным сил. Спокойной ночи, соратники мои. — Он накинул плащ, лег поближе к огню, отвернувшись во тьму, и вскоре уже слегка похрапывал.
— Это ходячее несчастье совершенно прав, — заявил Бульдр и широко зевнул. — Я ведь еще и покурил, так что сейчас просто ни на что не годен.
Он тоже переместился поближе к костру и лег спиной к остальным.
Остальные сделали то же самое, стараясь, впрочем, не смотреть в глаза Горену.
Наконец он остался один. Несмотря на большое общество, он был здесь самым одиноким человеком.
Сон никак не шел к Горену. Настой подействовал возбуждающе. Ему следует подумать, что же делать дальше. На сутки он нашел себе друзей, спутников, которые раньше были его товарищами по несчастью. Но, едва зародившись, союз их распался, причем по его вине. Даже гном Бульдр и эльфийка Вейлин, полные противоположности, даже они сумели преодолеть лежавшую между ними пропасть. Но быть шейканом значит быть отвергнутым, вызывать недоверие, презрение, возможно, даже страх. Все это он видел в их глазах. Шейкан — это проклятие, избавиться от которого невозможно.
А что они скажут, если узнают и все остальное?
Горен готов был поспорить, что предок обязательно даст о себе знать. Его удивило, что до сих пор он молчал. Хотя Горен мог его и не слышать. Пока еще его тело и мысли принадлежат ему, хотя (и он это чувствовал) Малакей становится с каждым днем сильнее.
«Ну? —раздался вдруг язвительный голос предка. — Почему же ты им не исповедался, раз уж начал?»
«Этого они не узнают, —возразил Горен. — Для них это не имеет значения, потому что свою историю я продолжу уже без них. Текущая во мне кровь дракона помогла мне выжить и дала мне силы, чтобы призвать на помощь ветер, благодаря которому я спас их всех, и они отнесли меня в безопасное место. Так что мы квиты».
«Но что ты собираешься делать дальше? Ты серьезно намерен выступить против своего отца на поле боя?»
«Я поклялся, Малакей, поклялся кровью своей матери. Эта клятва — единственная в моей жизни цель, она дана не просто так, для красного словца».
«Это глупость, дитя мое, глупость и ошибка. Я этого не допущу».
«Ошибаешься. Тебе нет никакого дела до Руорима, он просто меня зачал, один из длинного ряда потомков, вот кто он для тебя. Ведь это я тебе нужен, но, пока я не отомстил, меня ты не получишь».
«Ты что, предлагаешь мне сделку?»
«Я предлагаю тебе помолчать. Залезь в свою нору в самых дальних уголках моей души, там тебе самое место. Ты просто капризная тень прошлого, грязное пятно на моей душе, однажды ты будешь просто с нее стерт».
Горен услышал внутри себя недовольное бурчание, но не обратил на него внимания. Он старался подавить эту свою темную сторону, которую презирал. Сейчас были и более важные дела: следовало принять решение.
В принципе выбор у него всего один: ему нужно покинуть остальных, причем как можно быстрее. Он не был товарищем, на которого можно положиться, не был хорошим другом, которому можно доверять. Слишком много у него мрачных тайн, а к его мести остальные не имеют никакого отношения. Это его личное дело. Приходится признать: он был и остается шейканом. Для него не существует симпатии, сочувствия, дружбы. Только месть, война и смерть. Единственное, что он может сделать для своих товарищей, это покинуть их. Так он обезопасит их от преследований, и они смогут вернуться к привычной жизни.
«Пусть так и будет, — думал Горен. — Я, пусть и на краткое время, познал счастье иметь товарищей, этого должно хватить до конца моей жизни. Наверное, это больше, чем доступно обычному шейкану, если он не среди своих. Так что нужно уходить с радостным сердцем, забрав с собой эти воспоминания. Они помешают моему сердцу стать черным от ненависти и склониться на сторону Тьмы, в которой притаился Малакей».
С этим он лег спать, внезапно успокоившись, потому что у него появилась цель.
Проснулся Горен еще до рассвета. Он собрал то, что досталось ему при дележке, закутался в плащ и бросил последний взгляд на спящих товарищей. Костер почти догорел: остались только тлеющие угли. Луна давно скрылась, звезды постепенно гасли.
Был самый темный момент перед рассветом, когда луга покрываются росой, пауки последний раз латают свои сети, мыши начинают ворочаться у себя в норах, прислушиваясь к слабому шуршанию крыльев ночной птицы, летящей совсем низко.
Пора прощаться. Горен скрепя сердце перекинул на плечо свой маленький узелок и побрел прочь, в чужие для него земли, подальше от догоревшего костра.
Горен решил идти на север, в Норимар, лежащий по ту сторону глубокого ущелья Истины. За ним располагались земли орков, но там было не опаснее, чем в других местах. С начала Конвокационных войн никто больше не соблюдал никаких границ. Спокойно не было нигде. Сегодня разрушенным оказалось всё и вся, Фиара погрузилась в хаос насилия. Положение, видимо, не изменится до тех пор, пока не придет наконец пора Конвокации, когда все решится.
Хотя, может быть, кое-что и можно еще исправить, если устранить самых жестоких любителей войны. Наверное, стоит попытаться уменьшить страх в сердцах людей и усадить за стол переговоров многочисленных герцогов, баронов и князей, пусть бы они подумали о последней битве за мир.
Горен знал, что именно об этом мечтала его мать. Рассказывала она немного, но изредка упоминала о своей мечте создать новый союз Шести Народов, чтобы объединенными усилиями выступить против произвола магов Альянса. Однажды это получилось, так почему бы не попробовать еще раз? Времени до Конвокации осталось совсем немного, но вполне достаточно, чтобы успеть. А потом выяснится, что же произойдет в знаменательный день, и появится возможность максимально подготовиться.
По крайней мере, Руорим Кровопийца не должен дожить до этого момента. Его место наверняка займет кто-то другой, но ему в наследство останется огромная пропасть, закрыть которую будет совсем непросто.
Горен не думал, что Руорим до сих пор на юге. Коннах лежит близко к землям орков и троллей, которые для него скорее союзники, чем враги. Не верил молодой шейкан и в то, что Руорим отправился в Ундерхалл. Хорошо укрепленные, скрытые среди мощных, покрытых льдом гор жилища гномов тщательно охраняются. В данный момент легкой добычей их не назовешь. А Руорим наверняка служит одному из входящих в Альянс магов, который, в свою очередь, строит собственные планы.
Так что для начала целью Горена является Норимар. Там он сможет узнать новости и попытается найти работу, чтобы приобрести более или менее приличные доспехи и хороший меч. Горен молод, кровь у него горячая, но глупостей он делать не будет. И ни в коем случае не выступит против отца с голыми руками.
Горен шел быстрым шагом, чтобы как можно скорее уйти подальше от своих товарищей. Но вскоре заметил, что сил у него еще явно недостаточно: ноги заболели, и усталость нахлынула гораздо раньше, чем ему бы хотелось. Но благодаря целебным силам огня и искусству эльфийки он вот-вот восстановит свою былую выносливость. Ужасная Долина Слез скоро окажется в невозвратном прошлом.
Хотя в данный момент она еще жила в его сердце. Он метался от яркого пламени предстоящей мести к боли и тоске, вызванным многочисленными утратами и перенесенными страданиями.
Он почти не замечал, что ноги его, несмотря на усталость, шагают вперед и вперед, а вокруг стало гораздо светлее. Он поднимался на высокий холм, ему стало жарко, дышал он тяжело, как баран, проведший плодотворный день в стаде овец. Мимо пронеслась, нисколько его не испугавшись, стая двухвостых степняков. Их стройные шелковисто-коричневые тела при каждом прыжке красиво взлетали в воздух, они грациозно приземлялись на ножки с раздвоенными копытами и снова поднимались вверх. Нижняя сторона хвоста была сверкающе белой, ее блеск сбивал с толку хищников, притаившихся в тихо колышущейся траве. Стадо преследовало маленькую группу гормулей, неуклюжих зверушек с толстыми ножками и с рожками на носу и на лбу. Они пахли фиалками, гиацинтами и лавандой, а их огромные коричневые глаза с длинными ресницами отличались удивительно мягким взглядом.
Даже гормули обогнали Горена. Один из них посмотрел на юношу и тихонько замычал.
Горен шел дальше, не обращая на них никакого внимания, он поднимался к темной вершине холма, которая была хорошо видна на фоне нежно-голубого с розовыми прожилками неба.
Наконец он добрался до верха, посмотрел на открывшуюся перед ним бесконечную ширь лугов и с улыбкой поприветствовал огромное огненно-оранжевое колесо Тиары, которое только что пересекло линию горизонта и устремилось ввысь. Миллионы тонких, влажных от росы паутинок сверкали, словно кристаллы, и преломляли лучи света, раскрашивая его множеством красок.
Оба стада спокойно паслись поблизости на молодой траве, греясь в первых теплых утренних лучах.
На сердце у Горена стало легче. Он не один, пока существуют такие восходы солнца. Стражи там наверху постоянно посматривают на свои народы. И никого не забывают.
Горен уже собирался повернуть, но тут заметил внизу у подножия холма маленькую темную фигурку, которая продвигалась по его следам и явно пыталась его догнать. Зрение у него было как у сокола; ему не требовалось смотреть второй раз, он и так уже понял, кто именно его преследует: Молчаливый.
И что теперь делать? Развернуть и сбежать с холма, сделать огромный крюк, спрятаться в кустах или постараться оторваться как можно дальше?
Но сколько он сможет скрываться? Если уж Молчаливый добрался сюда, то запутать его будет очень нелегко. Рано или поздно придется объясняться. Так что уж лучше прямо сейчас.
Горен дождался, пока закутанная в плащ фигура подойдет совсем близко. Шел Молчаливый без всякого труда и дышал, в отличие от Горена, легко.
— Я пойду один, — заявил Горен без всяких предисловий. — Не хочу, чтобы ты шел со мной или меня преследовал. Уважь мою волю и не создавай мне дополнительных проблем. Это мое решение, и я его не изменю.
Горен отвернулся и приготовился спускаться вниз. Ему не нужно было оглядываться, он и так знал, что Молчаливый все еще идет следом.
Он рассердился и поднял руку:
— Стой! Говорю тебе, остановись! Выбери себе другой путь, твой собственный! У нас с тобой нет ничего общего!
Горен побрел дальше, Молчаливый за ним. Он даже ускорил шаг и теперь шел сбоку. Горен недовольно бурчал:
— За что ты меня так не уважаешь? Я не хочу, чтобы ты шел рядом, понятно?
Молчаливый показал на север, а потом на себя.
— Отстань! — взорвался Горен. — Это не твой путь. Ах, что я говорю, я ведь понятия не имею, что у тебя за путь, потому что не знаю, откуда ты. Но я в любом случае пойду именно туда, и притом совершенно один! Тебе на выбор остается еще три стороны света, так что довольствуйся ими!
Молчаливый покачал головой.
— Но почему?
Горен готов был взорваться от возмущения, но сумел взять себя в руки. Почувствовал, что начинает волноваться Малакей.
Молчаливый снова покачал головой. Потом обогнал Горена и бодро зашагал дальше. Молодой шейкан смирился.
До самого вечера Горен размышлял, как ему избавиться от Молчаливого. Вообще-то почти ничего не изменилось, потому что тот не разговаривал. Так что путешествие будет проходить в тишине. Значит, можно рискнуть и взять Молчаливого с собой в Норимар. Но там их пути разойдутся навсегда!
Ближе к ночи они развели небольшой костер, потому что подходящих дров оказалось совсем мало. Воды в бурдюке Горена должно было хватить, еще у него оставалось немного грибов и сладких кореньев. Да и кусок жареного мяса он сегодня съел.
Они молча сидели друг против друга, разделенные костром. Странно, но эта тишина не была неприятна Горену. Наоборот, он наслаждался покоем, который выпадал на его долю крайне редко. В Лирайне день и ночь царила суета, в Долине Слез он постоянно слышал вздохи и стоны пленников или хрюканье орков. Вчера товарищи его храпели кто больше, кто меньше, да и насекомые распевали свои песни.
Вот вам история Бульдра Краснобородого, чем я, кстати, очень горжусь. Я имею в виду свою бороду. Честно говоря, задним числом я удивляюсь, почему эти лысые не состригли ее, чтобы украсить свои доспехи. Хотя не исключено, что тогда бы за меня заплатили гораздо меньше, кто знает. Ну, кто следующий?
* * *
Вейлин Лунный ГлазДавайте я расскажу вам свою историю. Я из Финонмира, Закрытых Земель, как все вы знаете. Родилась в Дун-Шаэле. Как и все в моей семье, я обладаю ярко выраженным даром врачевания, что уже успел заметить Горен. Когда его спина окончательно заживет, шрамов почти не останется.
Время от времени мы покидаем родные края, чтобы навестить друзей или родных, живущих, например, на севере от Нортандера, в Элони.
Однажды отец мой собрался навестить свою сестру, семья которой живет меж покрытыми роскошными травами холмов у границы с землями троллей. Я настояла на том, чтобы его сопровождать, так как мне не нравилось, что он разъезжает по этим землям один. В конце концов, он согласился, и мы отправились в путь. Всего нас было десять.
Извините, я просто не могла говорить. Хотя с тех пор прошло больше года, меня до сих пор терзают тоска и боль, стоит только об этом вспомнить. Знаете, я была очень привязана к отцу. И очень обрадовалась тому, что познакомлюсь с его сестрой, о которой он часто рассказывал и которую очень любил.
Я… постараюсь покороче, меня все еще колотит, говорить подробно я просто не могу.
Когда мы добрались до холма, там шла битва. Отряд орков и троллей пытался проникнуть на первый этаж. Семья моей тети Седхи храбро отбивалась от незваных гостей.
Это была страшная битва, чем она закончилась, я не видела, потому что мой отец, конечно же, немедленно вмешался, а с ним и все десять наших людей. Мне пришлось спрятаться, ведь я целительница, а не воин. Но было уже слишком поздно. Они меня обнаружили и начали охоту.
А потом поймали меня и…
Нет, дальше не могу.
Только одно: с тех пор я служила оркам для развлечений и в качестве лекаря. Я была их личной рабыней, по-другому не назовешь. Они не собирались меня продавать, потому что я скрашивала их унылое существование, так они мне говорили. Поэтому меня закутали в плащ и заставили прятать лицо. Мне не разрешалось ни с кем разговаривать. Они стерегли меня, как дракон свое сокровище. И я подчинялась, что бы мне ни приказывали, потому что уже знала, как они умеют наказывать тех, кто их не слушает. Я радовалась, когда они хоть ненадолго оставляли меня в покое… Поэтому вела себя как можно тише и незаметнее. Я хотела выжить, понимаете? Умереть легко. Но что потом? Я люблю смотреть правде в глаза. Я никогда не оставляла надежды на освобождение. И что смогу отыскать свою семью и узнать, остался ли хоть кто-нибудь в живых.
Кстати, когда меня привезли, Молчаливый уже жил там. Он никогда не был со мной откровенен, и, в отличие от меня, орки никогда не снимали с него накидку. Иногда мы перекидывались словом-другим, он меня учил, как выжить. Должна сказать, что он всегда готов был прийти мне на помощь. Он, как и я, разбирается во врачевании и обладает большой силой. А еще у него несгибаемая воля, мне так кажется, потому что орки не раз избивали его до потери сознания, если им что-то не нравилось. Но Молчаливый сносил все, причем намного лучше меня — да еще и мне помогал! Без него я бы не справилась. Так что на этом я свою историю заканчиваю и с нетерпением жду сведений о том, кто в течение многих месяцев был моим другом.
* * *
Молчаливый…
* * *
На землю опустилась ночь. Над горизонтом повис тонкий серп луны, бледный и усталый. Звезды блестели подобно миллионам драгоценных камней, лишь изредка их закрывало лениво плывущее облако.На поляне было тихо. Ночные охотники бесшумно шныряли по кустам. Мелкие животные попрятались по норам. Звери покрупнее собирались стаями и искали добычу; кто-то спал, другие, подняв головы, прислушивались к ночным звукам. Только для насекомых, видимо, началось главное время суток, потому что они стаями летели в такие места, где днем их не было ни видно, ни слышно. Перепончатокрылые, чешуекрылые, пауки. Одни искали растительную пищу, вторые ловили первых. Иногда проигрывали и те и другие, если, например, змея, прекрасно себя чувствовавшая в самую холодную погоду, бесшумно скользила по траве и хватала все, что шевелится, но при этом не превышает размера человеческой ладони.
Молчаливый поворошил палкой угли и добавил в костер веток, а все остальные терпеливо ждали его рассказа. Молчание не угнетало, потому что у всех было о чем подумать, особенно после предыдущих откровений. Более разных товарищей невозможно себе представить, и в какой-нибудь другой, не столь воинственной части континента они бы не удостоили друг друга взгляда. Но их свела общая судьба, так что они могли вместе сидеть возле костра и чувствовать дружеское участие.
Наконец Молчаливый вылил настой в три чашки и протянул их Хагу, Вейлин и Бульдру. Те сделали по глотку, удивленно переглянулись и залпом выпили свои порции до дна. Вернули посуду Молчаливому, который наполнил их снова и протянул Горену и Менору, одну оставив себе.
— Что ты туда положил? — заорал Бульдр своим громоподобным голосом. — Какую-то травку, о существовании которой мы до сих пор даже не подозревали, правильно? Я как будто выпил целую бочку темного пива, но я не пьян и голова у меня не тяжелая, а… Мне стало вдруг легко и радостно!
Молчаливый кивнул и сделал рукой плавный жест.
— Готов поспорить, что наш вечно молчащий друг сейчас ухмыляется от уха до уха, — весело пробормотал Менор Худощавый. И вернул свою чашку. — Похоже, сегодня я буду спать спокойно и без кошмаров, и все благодаря тебе!
Горен попытался повнимательнее рассмотреть руки Молчаливого, но даже они практически полностью были спрятаны в широкие темные рукава и не давали пищи для предположений, к какому племени принадлежит их владелец, молод он или стар, болен или здоров. Вейлин Лунный Глаз слегка коснулась Горена, и тот вздрогнул. Прикосновение эльфа не похоже на прикосновение человека или гнома. Горен не мог бы объяснить, почему он так решил. Но ощущение показалось совсем другим, ее рука была прохладной и одновременно мягкой, словно бархат. При свете звезд стало понятно, откуда у нее такое прозвище: сейчас глаза ее блестели, как жидкое серебро, и излучали мягкое сияние, окутывающее Горена.
— Молчаливый поделился с нами дурманящими травами, которые вернут нам силы и отправят в прошлое Долину Слез, — пояснила она звонким как колокольчик голосом. — Остался один ты, Горен, наш спаситель, который свел нас всех вместе здесь и сейчас. Пора и тебе поведать нам свою историю, Говорящий с ветром, потому что ты, хотя и самый младший из нас, самый здесь необыкновенный.
У Горена запершило в горле.
— Извините, что я молчал так долго. Но моя история вас не порадует, и я боюсь, что дружба наша закончится, едва начавшись. Я долго думал, должен ли рассказать вам всю правду или лишь часть ее, а может, вообще выдумать что-нибудь более приемлемое. Но мне кажется, вы бы догадались, что я лгу, и тогда бы обиделись на меня, причем совершенно справедливо. Хотя обидитесь вы в любом случае.
— А может, ты предоставишь нам самим решить, мальчишка? — заорал Бульдр, откидываясь назад. — Ах, чего бы я сейчас не отдал за хорошую трубку… — вздохнул он.
Молчаливый вытащил из рукава тонкую палочку с длинными листьями, подержал над огнем и передал гному. Тот удивленно протянул руку, вдохнул дым, причем крылья его широкого носа раздулись.
— Ты чудо! — радостно заорал он. Молчаливый сделал жест, который следовало трактовать как «пожалуйста», и снова повернулся к костру.
Тем временем Горен собрался с мыслями. Он знал, что начало всегда самое трудное. И решил больше не откладывать объяснение.
— Я шейкан, — сказал он. — Моя мать — Дерата, дочь властителя крепости Шейкур, изгой, которая восемнадцать зим назад, беременная мной, бежала из дома и нашла вторую родину в Лирайне. Больше месяца назад на Лирайн напало войско под предводительством шейкана Руорима Чернобородого, город был разрушен.
До сих пор все, как громом пораженные, слушали молча. Но теперь перестали сдерживать свои чувства.
— Руорима Чернобородого? — перебил его Хат Сокол.
— Ты имеешь в виду Руорима Мясника? — вмешался Бульдр Краснобородый. — Так его называют повсюду, во всех странах Шести Народов вот уже добрый десяток лет!
— Он убийца, — не выдержала и Вейлин Лунный Глаз, и ее милый голос разлетелся на тысячу кусков как горячее стекло, опущенное в ледяную воду.
— Даже воры проклинают этого безбожника! — закричал Менор Худощавый. — Разве есть на свете семья, которую бы не разрушил этот палач и убийца?! Разве хоть кто-то может сказать про него что-нибудь хорошее, за исключением разве что хозяина, которому он в данный момент служит и для которого регулярно точит свой нож мясника?
Горен почувствовал, как сердце его сдавила ледяная рука. Но назад дороги уже не было.
— Это мой отец, — с трудом произнес он.
Внезапно наступила тишина, замолкли даже мириады насекомых, которые только что шипели и стрекотали вокруг. Все замерли в ужасе. И недоверчиво смотрели на Горена. Они невольно отодвинулись от него, все, за исключением Молчаливого, который и так сидел с другой стороны костра.
— Поэтому ты смог сделать эту… ужасную вещь? — прошептал Менор Худощавый. — Мы считали, что ты волшебник…
— Нет, я не волшебник! — разозлился Горен, но тут же, словно давая клятву, поднял обе руки вверх, так как увидел, что остальные испуганно отодвинулись еще дальше.
— Нет, извините, это не из-за вас. Наверное, мне… в наследство достались какие-то способности Руорима, вот почему меня называют Говорящим с ветром. Но я не маг и не алхимик и никогда не буду ни тем ни другим. Я не такой, как он, этот Руорим, совсем наоборот. Я видел его один-единственный раз в жизни, и это было… — Он всхлипнул, и слезы выступили на его глазах, в свете огня они блестели, как капельки росы, катясь по его щекам. Закончил он почти беззвучно: — Когда он убил мою мать.
Все молчали, никто не посмел даже шевельнуться. Горен смотрел в огонь и пытался сдержать свои чувства, свою ненависть, которая бушевала у него в груди и требовала выхода, как и вчера в случае с орками.
Наконец резким жестом он стер со щек соленую влагу и проглотил остатки слез:
— Я поклялся его убить. Я попал в плен к оркам, когда пытался спасти правителя Лирайна и придворного алхимика. Их смерти тоже на счету Руорима, за них ему придется ответить. — Он посмотрел на всех по очереди. — Он отнял у меня все, понимаете? Всех, кто хоть что-то для меня значил, мирную жизнь, которой я жил раньше, мое будущее, которое я представлял совсем по-другому. Теперь меня гложет мысль о мести, и я не успокоюсь, пока не отыщу его и не убью!
— Он слишком сильный, — прошипел голос с другой стороны. Все вздрогнули и повернулись к Молчаливому, который вдруг заговорил. Голос у него был хриплый, рваный и пугающе чужой.
Горен был рад, что заговорил хоть кто-то, тем более что это был Закутанный в плащ. Теперь у Горена появилось доказательство того, что он умеет говорить и все понимает. Значит, совсем чужеродным это существо не является. Его глубоко поразил этот ломкий голос, свидетельствовавший о глубоких страданиях и огромной печали.
— Знаю, — ответил молодой шейкан, — знаю, что мне с ним не тягаться, потому что с момента моего рождения еще никому не удавалось его победить. Моя мама… она бы справилась, если бы он не использовал магию и не убил ее трусливым, бесчестным способом. Но выбора у меня нет, да и ветер будет на моей стороне, об этом я тоже знаю. К тому же я окажу услугу всей Фиаре, если освобожу ее от этого мясника.
Бульдр задумчиво поглаживал бороду. Сейчас общее напряжение слегка ослабло, поскольку все поняли, что Горен не виновен в действиях отца и не считает почетным тот факт, что является его потомком.
— Значит, шейкан, — медленно пробормотал Бульдр. — Ты, наверное, в курсе, что твой народ не пользуется популярностью.
— Чуть меньше, чем орки и тролли. — Горен сделал робкую попытку пошутить. — Таким я родился, но вырос не с ними, Бульдр. Понятия не имею, чем шейкан отличается от нормальных людей, потому что не знаю ничего о своем народе. Я воин, как Хаг, и я умею разговаривать с ветром. Это я сам. А все остальное — изъяны, которые мне навязаны.
— Шейканы известны тем, что не принимают ничью сторону и способны переметнуться к бывшему противнику прямо на поле боя, — медленно и мрачно сказал Хаг.
— Моя мама сделал свой выбор, — возразил Горен. — Она заплатила за него собственной жизнью, и я не навлеку на нее позора, придерживаясь кодекса шейканов.
Остальные смущенно молчали.
— Хорошо, — сказал вдруг Менор. — Я верю тебе, Горен. Конечно,после всего, что ты для нас сделал, я тебе верю! Если бы ты был заодно со своим отцом, навряд ли он сдал бы тебя оркам. Да и воры тоже не входят в круг уважаемых благородных людей. Хорошего человека я всегда узнаю. Это у меня профессиональное. Вижу, что ты раздваиваешься, что в тебе таится много темного. Но сердце у тебя доброе! Твои глаза ясные и честные, и ты очень молод. Мне достаточно. А сейчас я пойду спать, потому что дело близится к полуночи. Я одурманен напитком и хотел бы начать завтрашний день отдохнувшим и полным сил. Спокойной ночи, соратники мои. — Он накинул плащ, лег поближе к огню, отвернувшись во тьму, и вскоре уже слегка похрапывал.
— Это ходячее несчастье совершенно прав, — заявил Бульдр и широко зевнул. — Я ведь еще и покурил, так что сейчас просто ни на что не годен.
Он тоже переместился поближе к костру и лег спиной к остальным.
Остальные сделали то же самое, стараясь, впрочем, не смотреть в глаза Горену.
Наконец он остался один. Несмотря на большое общество, он был здесь самым одиноким человеком.
Сон никак не шел к Горену. Настой подействовал возбуждающе. Ему следует подумать, что же делать дальше. На сутки он нашел себе друзей, спутников, которые раньше были его товарищами по несчастью. Но, едва зародившись, союз их распался, причем по его вине. Даже гном Бульдр и эльфийка Вейлин, полные противоположности, даже они сумели преодолеть лежавшую между ними пропасть. Но быть шейканом значит быть отвергнутым, вызывать недоверие, презрение, возможно, даже страх. Все это он видел в их глазах. Шейкан — это проклятие, избавиться от которого невозможно.
А что они скажут, если узнают и все остальное?
Горен готов был поспорить, что предок обязательно даст о себе знать. Его удивило, что до сих пор он молчал. Хотя Горен мог его и не слышать. Пока еще его тело и мысли принадлежат ему, хотя (и он это чувствовал) Малакей становится с каждым днем сильнее.
«Ну? —раздался вдруг язвительный голос предка. — Почему же ты им не исповедался, раз уж начал?»
«Этого они не узнают, —возразил Горен. — Для них это не имеет значения, потому что свою историю я продолжу уже без них. Текущая во мне кровь дракона помогла мне выжить и дала мне силы, чтобы призвать на помощь ветер, благодаря которому я спас их всех, и они отнесли меня в безопасное место. Так что мы квиты».
«Но что ты собираешься делать дальше? Ты серьезно намерен выступить против своего отца на поле боя?»
«Я поклялся, Малакей, поклялся кровью своей матери. Эта клятва — единственная в моей жизни цель, она дана не просто так, для красного словца».
«Это глупость, дитя мое, глупость и ошибка. Я этого не допущу».
«Ошибаешься. Тебе нет никакого дела до Руорима, он просто меня зачал, один из длинного ряда потомков, вот кто он для тебя. Ведь это я тебе нужен, но, пока я не отомстил, меня ты не получишь».
«Ты что, предлагаешь мне сделку?»
«Я предлагаю тебе помолчать. Залезь в свою нору в самых дальних уголках моей души, там тебе самое место. Ты просто капризная тень прошлого, грязное пятно на моей душе, однажды ты будешь просто с нее стерт».
Горен услышал внутри себя недовольное бурчание, но не обратил на него внимания. Он старался подавить эту свою темную сторону, которую презирал. Сейчас были и более важные дела: следовало принять решение.
В принципе выбор у него всего один: ему нужно покинуть остальных, причем как можно быстрее. Он не был товарищем, на которого можно положиться, не был хорошим другом, которому можно доверять. Слишком много у него мрачных тайн, а к его мести остальные не имеют никакого отношения. Это его личное дело. Приходится признать: он был и остается шейканом. Для него не существует симпатии, сочувствия, дружбы. Только месть, война и смерть. Единственное, что он может сделать для своих товарищей, это покинуть их. Так он обезопасит их от преследований, и они смогут вернуться к привычной жизни.
«Пусть так и будет, — думал Горен. — Я, пусть и на краткое время, познал счастье иметь товарищей, этого должно хватить до конца моей жизни. Наверное, это больше, чем доступно обычному шейкану, если он не среди своих. Так что нужно уходить с радостным сердцем, забрав с собой эти воспоминания. Они помешают моему сердцу стать черным от ненависти и склониться на сторону Тьмы, в которой притаился Малакей».
С этим он лег спать, внезапно успокоившись, потому что у него появилась цель.
Проснулся Горен еще до рассвета. Он собрал то, что досталось ему при дележке, закутался в плащ и бросил последний взгляд на спящих товарищей. Костер почти догорел: остались только тлеющие угли. Луна давно скрылась, звезды постепенно гасли.
Был самый темный момент перед рассветом, когда луга покрываются росой, пауки последний раз латают свои сети, мыши начинают ворочаться у себя в норах, прислушиваясь к слабому шуршанию крыльев ночной птицы, летящей совсем низко.
Пора прощаться. Горен скрепя сердце перекинул на плечо свой маленький узелок и побрел прочь, в чужие для него земли, подальше от догоревшего костра.
Горен решил идти на север, в Норимар, лежащий по ту сторону глубокого ущелья Истины. За ним располагались земли орков, но там было не опаснее, чем в других местах. С начала Конвокационных войн никто больше не соблюдал никаких границ. Спокойно не было нигде. Сегодня разрушенным оказалось всё и вся, Фиара погрузилась в хаос насилия. Положение, видимо, не изменится до тех пор, пока не придет наконец пора Конвокации, когда все решится.
Хотя, может быть, кое-что и можно еще исправить, если устранить самых жестоких любителей войны. Наверное, стоит попытаться уменьшить страх в сердцах людей и усадить за стол переговоров многочисленных герцогов, баронов и князей, пусть бы они подумали о последней битве за мир.
Горен знал, что именно об этом мечтала его мать. Рассказывала она немного, но изредка упоминала о своей мечте создать новый союз Шести Народов, чтобы объединенными усилиями выступить против произвола магов Альянса. Однажды это получилось, так почему бы не попробовать еще раз? Времени до Конвокации осталось совсем немного, но вполне достаточно, чтобы успеть. А потом выяснится, что же произойдет в знаменательный день, и появится возможность максимально подготовиться.
По крайней мере, Руорим Кровопийца не должен дожить до этого момента. Его место наверняка займет кто-то другой, но ему в наследство останется огромная пропасть, закрыть которую будет совсем непросто.
Горен не думал, что Руорим до сих пор на юге. Коннах лежит близко к землям орков и троллей, которые для него скорее союзники, чем враги. Не верил молодой шейкан и в то, что Руорим отправился в Ундерхалл. Хорошо укрепленные, скрытые среди мощных, покрытых льдом гор жилища гномов тщательно охраняются. В данный момент легкой добычей их не назовешь. А Руорим наверняка служит одному из входящих в Альянс магов, который, в свою очередь, строит собственные планы.
Так что для начала целью Горена является Норимар. Там он сможет узнать новости и попытается найти работу, чтобы приобрести более или менее приличные доспехи и хороший меч. Горен молод, кровь у него горячая, но глупостей он делать не будет. И ни в коем случае не выступит против отца с голыми руками.
Горен шел быстрым шагом, чтобы как можно скорее уйти подальше от своих товарищей. Но вскоре заметил, что сил у него еще явно недостаточно: ноги заболели, и усталость нахлынула гораздо раньше, чем ему бы хотелось. Но благодаря целебным силам огня и искусству эльфийки он вот-вот восстановит свою былую выносливость. Ужасная Долина Слез скоро окажется в невозвратном прошлом.
Хотя в данный момент она еще жила в его сердце. Он метался от яркого пламени предстоящей мести к боли и тоске, вызванным многочисленными утратами и перенесенными страданиями.
Он почти не замечал, что ноги его, несмотря на усталость, шагают вперед и вперед, а вокруг стало гораздо светлее. Он поднимался на высокий холм, ему стало жарко, дышал он тяжело, как баран, проведший плодотворный день в стаде овец. Мимо пронеслась, нисколько его не испугавшись, стая двухвостых степняков. Их стройные шелковисто-коричневые тела при каждом прыжке красиво взлетали в воздух, они грациозно приземлялись на ножки с раздвоенными копытами и снова поднимались вверх. Нижняя сторона хвоста была сверкающе белой, ее блеск сбивал с толку хищников, притаившихся в тихо колышущейся траве. Стадо преследовало маленькую группу гормулей, неуклюжих зверушек с толстыми ножками и с рожками на носу и на лбу. Они пахли фиалками, гиацинтами и лавандой, а их огромные коричневые глаза с длинными ресницами отличались удивительно мягким взглядом.
Даже гормули обогнали Горена. Один из них посмотрел на юношу и тихонько замычал.
Горен шел дальше, не обращая на них никакого внимания, он поднимался к темной вершине холма, которая была хорошо видна на фоне нежно-голубого с розовыми прожилками неба.
Наконец он добрался до верха, посмотрел на открывшуюся перед ним бесконечную ширь лугов и с улыбкой поприветствовал огромное огненно-оранжевое колесо Тиары, которое только что пересекло линию горизонта и устремилось ввысь. Миллионы тонких, влажных от росы паутинок сверкали, словно кристаллы, и преломляли лучи света, раскрашивая его множеством красок.
Оба стада спокойно паслись поблизости на молодой траве, греясь в первых теплых утренних лучах.
На сердце у Горена стало легче. Он не один, пока существуют такие восходы солнца. Стражи там наверху постоянно посматривают на свои народы. И никого не забывают.
Горен уже собирался повернуть, но тут заметил внизу у подножия холма маленькую темную фигурку, которая продвигалась по его следам и явно пыталась его догнать. Зрение у него было как у сокола; ему не требовалось смотреть второй раз, он и так уже понял, кто именно его преследует: Молчаливый.
И что теперь делать? Развернуть и сбежать с холма, сделать огромный крюк, спрятаться в кустах или постараться оторваться как можно дальше?
Но сколько он сможет скрываться? Если уж Молчаливый добрался сюда, то запутать его будет очень нелегко. Рано или поздно придется объясняться. Так что уж лучше прямо сейчас.
Горен дождался, пока закутанная в плащ фигура подойдет совсем близко. Шел Молчаливый без всякого труда и дышал, в отличие от Горена, легко.
— Я пойду один, — заявил Горен без всяких предисловий. — Не хочу, чтобы ты шел со мной или меня преследовал. Уважь мою волю и не создавай мне дополнительных проблем. Это мое решение, и я его не изменю.
Горен отвернулся и приготовился спускаться вниз. Ему не нужно было оглядываться, он и так знал, что Молчаливый все еще идет следом.
Он рассердился и поднял руку:
— Стой! Говорю тебе, остановись! Выбери себе другой путь, твой собственный! У нас с тобой нет ничего общего!
Горен побрел дальше, Молчаливый за ним. Он даже ускорил шаг и теперь шел сбоку. Горен недовольно бурчал:
— За что ты меня так не уважаешь? Я не хочу, чтобы ты шел рядом, понятно?
Молчаливый показал на север, а потом на себя.
— Отстань! — взорвался Горен. — Это не твой путь. Ах, что я говорю, я ведь понятия не имею, что у тебя за путь, потому что не знаю, откуда ты. Но я в любом случае пойду именно туда, и притом совершенно один! Тебе на выбор остается еще три стороны света, так что довольствуйся ими!
Молчаливый покачал головой.
— Но почему?
Горен готов был взорваться от возмущения, но сумел взять себя в руки. Почувствовал, что начинает волноваться Малакей.
Молчаливый снова покачал головой. Потом обогнал Горена и бодро зашагал дальше. Молодой шейкан смирился.
До самого вечера Горен размышлял, как ему избавиться от Молчаливого. Вообще-то почти ничего не изменилось, потому что тот не разговаривал. Так что путешествие будет проходить в тишине. Значит, можно рискнуть и взять Молчаливого с собой в Норимар. Но там их пути разойдутся навсегда!
Ближе к ночи они развели небольшой костер, потому что подходящих дров оказалось совсем мало. Воды в бурдюке Горена должно было хватить, еще у него оставалось немного грибов и сладких кореньев. Да и кусок жареного мяса он сегодня съел.
Они молча сидели друг против друга, разделенные костром. Странно, но эта тишина не была неприятна Горену. Наоборот, он наслаждался покоем, который выпадал на его долю крайне редко. В Лирайне день и ночь царила суета, в Долине Слез он постоянно слышал вздохи и стоны пленников или хрюканье орков. Вчера товарищи его храпели кто больше, кто меньше, да и насекомые распевали свои песни.