Страница:
И тут ее пальцы вмиг стали влажными и холодными.
– Зис! – прошептала она и схватилась за телефон.
В редакции авторитетного иллюстрированного журнала в области современной архитектуры и дизайна кипела жизнь. Только что закончились утренние летучки, и сотрудники, получив привычные взбучки от начальства, разбегались по своим рабочим местам. Они были полны энтузиазма целый день изображать самоотверженную активность в борьбе за общее производственное дело.
Секретарше Анюте уже в который раз делала знаки подружка Соня из отдела распространения, выманивая ее на очередной перекур, но та все никак не могла отделаться от навязчивого и нудного собеседника на второй линии. Анюта бесцветным голосом монотонно бубнила:
– Да, да, я все записала. Не переживайте, я ей обязательно передам. Конечно, это моя работа. Да. Всего доброго.
Наконец, ее терпение иссякло, она сделала страшные глаза и выпалила:
– Извините, у меня начальство на другой линии. Как раз сейчас я обо всем доложу. Не беспокойтесь. До свидания.
Она шлепнула трубку, покрутила пальцем у виска, выдернула сигареты из ящика и побежала за подружкой в курилку.
– Аня, ну ты чего? Сколько можно? – возмущалась Соня.
– Вообще, сумасшедшие люди. Где Майя? Дайте мне Майю! Какой-то мент или следователь, я не поняла. Найти не может, ждать не хочет. Ужас!
Соня задумчиво стряхнула пепел с сигареты.
– Следователь… Странно, они что, уже следователей снимают? Ты ей на мобильный звонила?
Анюта отмахнулась.
– Звонила. «Абонент недоступен». Они с Зисом поехали куда-то за город, то ли договариваться о съемке, то ли снимать, не знаю… У Зиса телефон тоже не отвечает. Сидят, наверно, в овраге, косяки крутят.
– Слушай, – Соня понизила голос и придвинулась к Анюте. – А они с Зисом это… ну… вместе?
– Ну, вместе они не живут… – авторитетно начала Аня.
– А мне говорили…
– А ты меньше слушай, что говорят, – перебила подругу Анюта. – Я точно знаю – не живут!
В курилку заглянула чья-то кучерявая голова.
– Ань, – пробасила она. – Там Карина Матвеевна звонила, так я подошел. А она сначала спросила, что это у тебя с голосом, а потом развела истерику, почему господину следователю со славной фамилией Шох никто не может внятно объяснить, где шляется наш ведущий фотограф.
Аня с досадой выбросила недокуренную сигарету в урну.
– Нет, ну ты подумай! До сестрицы дошел. Теперь, если я этих двух блаженных не откопаю, мне всю биографию испортят!
Соня сочувственно кивнула, а Анюта бросилась обратно за рабочий стол и без всякой надежды принялась жать на кнопки, вновь и вновь вызывая отключенные телефоны Майи и Зиса.
Большой джип трясся на кочках по пересеченной местности. Майя подпрыгивала на пассажирском сидении и уже минут пять тщетно пыталась напиться водой из пластиковой бутылки. Она думала, дело в неровностях проселочной дороги, но это было не совсем так. Зис специально направлял машину мимо колеи. Он не простил ее. Это ее «извиняюсь», буркнутое исподлобья, ничуть не походило на настоящее и искреннее раскаяние. За тот ужас, который он пережил в пустой квартире, Зис хотел большего.
Накануне он ушам своим не поверил, когда она наконец позвонила ему и, как ни в чем не бывало, сообщила, что переехала, и позвала посмотреть свою новую квартиру. Послушав бодрый голос в трубке, Зис послал ее к черту, сам отключил телефон и сел в машину. Он несся по городу в надежде не вписаться в поворот и разорвать автомобиль в клочья.
Там, в пустой комнате, его страх потерять Майю стал таким отчетливым, что он испугался. А Зис был не из пугливых. Он понимал, что произошло, догадывался, что она, скорее всего, просто не позвонила, не предупредила, забыла. Собралась и в очередной раз переехала на новое место. Но вид голых стен произвел на него удручающее впечатление. Внезапно Зис понял, насколько зыбким и ненадежным было все то, что связывало их с Майей. Она в любой момент могла уйти, исчезнуть, сгинуть в бесконечной паутине улиц и площадей, и он никогда не нашел бы ее. Зис все не мог избавиться от этого отвратительного чувства беспомощности, которое овладело им посреди оставленной квартиры. Оно мучило его, и он все сильнее давил на газ, стараясь, то ли уйти от преследования, то ли угнаться за невидимой целью.
Его гнев искал выхода и, когда вечером в свете фонаря он увидел группу подростков, ногами избивающую какого-то несчастного, Зис даже обрадовался. Он кое-как затормозил, выскочил из машины и с наслаждением ворвался в центр драки. Воодушевленный своей злостью, Зис, как котят, валял по мостовой распоясавшихся молокососов. Вскоре вся шайка, капая кровью из разбитых носов, разбежалась в темноту, и на дороге остался лежать скулящий мужик. Потирая пораненную руку, Зис склонился над ним и внезапно получил такой удар в челюсть, что сам осел на асфальт, наблюдая стремительный бег нескольких крупных и мириад мелких звездочек перед глазами.
– Ты чего? – только и смог выдохнуть он.
– Это ты чего?– зарычал лохматый тип, предпринимая одну за другой безуспешные попытки встать на ноги. – Тебя кто просил? Чего ты влез-то?
– Но… Как это «чего влез»? – Зис ощупал челюсть. – Тебя убили бы…
– Да кто убил? Это ж сыновья мои. Ты, герой поганый! Мужик наконец встал, свесил горилльи руки до земли и, обдавая Зиса запахом гнили и перегара, приблизил к нему свое испорченное дракой и алкоголем лицо. Это был настоящий пес ночи. Черные выпуклые глаза горели в темноте, свалявшаяся шерсть топорщилась на щеках, изо рта сочились слюна и кровь. Зису стало не по себе.
– Это дети мои, ты понял? – утробный рык донесся из зловонной пасти.
Зис отвернулся.
– Что же это за дети такие? Что вы за семья?! – тихо спросил он.
Спустя пару минут длиннолапая фигура маячила уже в конце улицы. Зис еле встал и, ощупывая стремительно опухающую челюсть, поплелся к своей машине.
Ночь у воды
Обед с Кариной
– Зис! – прошептала она и схватилась за телефон.
В редакции авторитетного иллюстрированного журнала в области современной архитектуры и дизайна кипела жизнь. Только что закончились утренние летучки, и сотрудники, получив привычные взбучки от начальства, разбегались по своим рабочим местам. Они были полны энтузиазма целый день изображать самоотверженную активность в борьбе за общее производственное дело.
Секретарше Анюте уже в который раз делала знаки подружка Соня из отдела распространения, выманивая ее на очередной перекур, но та все никак не могла отделаться от навязчивого и нудного собеседника на второй линии. Анюта бесцветным голосом монотонно бубнила:
– Да, да, я все записала. Не переживайте, я ей обязательно передам. Конечно, это моя работа. Да. Всего доброго.
Наконец, ее терпение иссякло, она сделала страшные глаза и выпалила:
– Извините, у меня начальство на другой линии. Как раз сейчас я обо всем доложу. Не беспокойтесь. До свидания.
Она шлепнула трубку, покрутила пальцем у виска, выдернула сигареты из ящика и побежала за подружкой в курилку.
– Аня, ну ты чего? Сколько можно? – возмущалась Соня.
– Вообще, сумасшедшие люди. Где Майя? Дайте мне Майю! Какой-то мент или следователь, я не поняла. Найти не может, ждать не хочет. Ужас!
Соня задумчиво стряхнула пепел с сигареты.
– Следователь… Странно, они что, уже следователей снимают? Ты ей на мобильный звонила?
Анюта отмахнулась.
– Звонила. «Абонент недоступен». Они с Зисом поехали куда-то за город, то ли договариваться о съемке, то ли снимать, не знаю… У Зиса телефон тоже не отвечает. Сидят, наверно, в овраге, косяки крутят.
– Слушай, – Соня понизила голос и придвинулась к Анюте. – А они с Зисом это… ну… вместе?
– Ну, вместе они не живут… – авторитетно начала Аня.
– А мне говорили…
– А ты меньше слушай, что говорят, – перебила подругу Анюта. – Я точно знаю – не живут!
В курилку заглянула чья-то кучерявая голова.
– Ань, – пробасила она. – Там Карина Матвеевна звонила, так я подошел. А она сначала спросила, что это у тебя с голосом, а потом развела истерику, почему господину следователю со славной фамилией Шох никто не может внятно объяснить, где шляется наш ведущий фотограф.
Аня с досадой выбросила недокуренную сигарету в урну.
– Нет, ну ты подумай! До сестрицы дошел. Теперь, если я этих двух блаженных не откопаю, мне всю биографию испортят!
Соня сочувственно кивнула, а Анюта бросилась обратно за рабочий стол и без всякой надежды принялась жать на кнопки, вновь и вновь вызывая отключенные телефоны Майи и Зиса.
Большой джип трясся на кочках по пересеченной местности. Майя подпрыгивала на пассажирском сидении и уже минут пять тщетно пыталась напиться водой из пластиковой бутылки. Она думала, дело в неровностях проселочной дороги, но это было не совсем так. Зис специально направлял машину мимо колеи. Он не простил ее. Это ее «извиняюсь», буркнутое исподлобья, ничуть не походило на настоящее и искреннее раскаяние. За тот ужас, который он пережил в пустой квартире, Зис хотел большего.
Накануне он ушам своим не поверил, когда она наконец позвонила ему и, как ни в чем не бывало, сообщила, что переехала, и позвала посмотреть свою новую квартиру. Послушав бодрый голос в трубке, Зис послал ее к черту, сам отключил телефон и сел в машину. Он несся по городу в надежде не вписаться в поворот и разорвать автомобиль в клочья.
Там, в пустой комнате, его страх потерять Майю стал таким отчетливым, что он испугался. А Зис был не из пугливых. Он понимал, что произошло, догадывался, что она, скорее всего, просто не позвонила, не предупредила, забыла. Собралась и в очередной раз переехала на новое место. Но вид голых стен произвел на него удручающее впечатление. Внезапно Зис понял, насколько зыбким и ненадежным было все то, что связывало их с Майей. Она в любой момент могла уйти, исчезнуть, сгинуть в бесконечной паутине улиц и площадей, и он никогда не нашел бы ее. Зис все не мог избавиться от этого отвратительного чувства беспомощности, которое овладело им посреди оставленной квартиры. Оно мучило его, и он все сильнее давил на газ, стараясь, то ли уйти от преследования, то ли угнаться за невидимой целью.
Его гнев искал выхода и, когда вечером в свете фонаря он увидел группу подростков, ногами избивающую какого-то несчастного, Зис даже обрадовался. Он кое-как затормозил, выскочил из машины и с наслаждением ворвался в центр драки. Воодушевленный своей злостью, Зис, как котят, валял по мостовой распоясавшихся молокососов. Вскоре вся шайка, капая кровью из разбитых носов, разбежалась в темноту, и на дороге остался лежать скулящий мужик. Потирая пораненную руку, Зис склонился над ним и внезапно получил такой удар в челюсть, что сам осел на асфальт, наблюдая стремительный бег нескольких крупных и мириад мелких звездочек перед глазами.
– Ты чего? – только и смог выдохнуть он.
– Это ты чего?– зарычал лохматый тип, предпринимая одну за другой безуспешные попытки встать на ноги. – Тебя кто просил? Чего ты влез-то?
– Но… Как это «чего влез»? – Зис ощупал челюсть. – Тебя убили бы…
– Да кто убил? Это ж сыновья мои. Ты, герой поганый! Мужик наконец встал, свесил горилльи руки до земли и, обдавая Зиса запахом гнили и перегара, приблизил к нему свое испорченное дракой и алкоголем лицо. Это был настоящий пес ночи. Черные выпуклые глаза горели в темноте, свалявшаяся шерсть топорщилась на щеках, изо рта сочились слюна и кровь. Зису стало не по себе.
– Это дети мои, ты понял? – утробный рык донесся из зловонной пасти.
Зис отвернулся.
– Что же это за дети такие? Что вы за семья?! – тихо спросил он.
Спустя пару минут длиннолапая фигура маячила уже в конце улицы. Зис еле встал и, ощупывая стремительно опухающую челюсть, поплелся к своей машине.
Ночь у воды
Джип встал в колею и Майя, наконец, приникла губами к горлышку. Зис нажал на тормоза. Машина резко встала, и вода пролилась куда-то за шиворот Майе.
– Прости, – Зис не отрывал взгляда от дороги. – Не облилась?
В следующую секунду в голову Зису полетела бутылка, и Майя, привычно и смачно ругаясь, осыпала его подзатыльниками и затрещинами. Зис, как мог, уворачивался от побоев и, усмехаясь, покатил дальше, придерживая руль виляющей по дороге машины. Вскоре они скрылись за поворотом.
Вопреки ожиданиям, ему не пришлось долго уговаривать Майю прокатиться по окрестностям Савельеве. Зная ее нелюбовь к этим местам, он между делом сообщил, что собирается в те края, и поинтересовался, не изволит ли она присоединиться? Неожиданно легко, словно только и ждала этого приглашения, Майя согласилась. Возможно, она все-таки чувствовала себя виноватой, но, скорее всего, не одного Зиса заинтересовала история о доме-призраке, рассказанная Меньшиковой. Они встретились рано утром, Майя пересела к нему в машину, с удивлением покосилась на его подпорченное лицо, но ни о чем не спросила, и они покатили за город.
К вечеру заходящее солнце освещало грязный джип, приткнувшийся у мостков на краю озера. Над водой висели туман и тишина, которую нарушали только треск сверчков и дикая песня на два голоса. Устав от бесплодных поисков, Майя и Зис расположились на небольшом причале, их сутулые черные силуэты четко выделялись на фоне алого неба. В руках у обоих были длинные удочки. Неизвестно какую наживку они использовали, но местная рыба, даже если и была голодной и глупой, на рожон под звуки их разнузданного гимна не лезла.
Майя устала. Из последних сил она принимала участие в концерте, все чаще забывала слова, норовила завалиться набок и забыться крепким сном. Однако Зис не только пел и рыбачил, но еще и внимательно следил за ее состоянием. Стоило Майе на мгновение прикорнуть, как он толкал ее под ребро и громче затягивал свою песню. Майя и Зис были совершенно пьяны.
– Ловись-ловись рыбка, золотая, икрастая, плавникастая, хвостастая… – выводил он заплетающимся языком.
Майя закрыла глаза.
– Майя, Майя! Эй, Эй! Не спать! – переполошился Зис.
– Господи, ну, чего ты от меня хочешь? – взмолилась она, очнувшись и пытаясь разглядеть впотьмах время на своих часиках. – Уже солнце село. Какая рыба?… Мы пьем четвертый час. Как это называется? «Белая крыса»… «кобыла»…
– Дура. «Лошадь». «Белая лошадь», – Зис замолк. Внезапно он вскочил, показывая пальцем на воду.
– У тебя клюнуло!
– Как?!
– Как-как! Не знаю как! Давай, шевелись, подсекай, тащи на берег!
Майя засуетилась. После всего выпитого, в гладких водах спящего под туманами озера ей мерещились стаи мельтешащей рыбы. Она сама заметалась на краю мостков, не выпуская удочки из рук.
– Ой-ой-ой! Зис, что делать, что делать? Просто сомы клюют. Просто сомы. Сонмы сомов атакуют мое удилище…
Зис бегал рядом, давая ценные указания.
– Так, спокойно, спокойно. Вот она! Смотри, смотри, видишь плавник? Это не рыба, это акула. Я тебе говорю– большая савельевская акула. Так, осторожно. Бери левее, подсекай, подсекай… Нет! – вдруг заорал он.
От неожиданности Майя едва не уронила удочку в воду.
– Ты чего?
– Сорвалась! Все. Мы ее потеряли. Она уплыла к своим детям…
Майя застыла, внимательно вглядываясь в безмятежные воды. Все плыло у нее перед глазами. Она постаралась сосредоточиться.
– Так. Не было никакой акулы… Леска за водоросль зацепилась, намоталась, потянулась. Видишь, вон коряжка. Все из-за нее. А мы: «Ах, ах, акула!»
Зис явно подустал в этой возне и неожиданно быстро сдался.
– Ну и ладно, – он отложил свою удочку и лег на спину. Их опять обступила ватная тишина и стремительно сгущающиеся сумерки.
– Слушай, как ты думаешь, а этот дом вообще существует? – спросил Зис.
– Не знаю. А ты? – Майя села рядом.
– Что я?
– Ну, ты что думаешь: существует или нет?
Зис смотрел, как в темнеющем небе вся ярче занимаются знакомые созвездия.
– Думаю, да, – он помолчал. – Ты знаешь, Меньшикова, оказывается, купила тот архив, ну, который сгорел. Им с мужем нужна была биография, и два голодных специалиста по этому делу перетрясли там все до последнего листочка. Сделали им фамилию, родословную и заодно разнюхали все об этих местах. И, кстати, никакая она не Меньшикова. Знаешь, как ее зовут? Не поверишь.
Он помолчал, выдерживая эффектную паузу.
– Ехидна. Ты представляешь, Катерина Сергеевна Ехидна.
– Да черт с ней, – отмахнулась Майя. – Интересно, что с этим домом? Мы же вроде все окрестности прочесали… Ни забора, ни тропинки, никаких следов.
– А ты думала, мы сядем в машину и через полчаса его найдем? – Зис усмехнулся, с неприязнью глядя на постепенно подбирающиеся к ним клочья тумана.
– Слушай, а ты что, замуж совсем не хочешь? – неожиданно сменил он тему разговора.
Майя аж поперхнулась.
– Господи, Зис, ты чего?
– Нет, ну правда, – он приподнялся на локте. – Странно как-то. Сколько лет мы знакомы? – Майя только головой встряхнула. – Ну, хорошо, давно знакомы. Сколько мужиков у тебя было?
– Иди к черту! – отрезала Майя.
– Это понятно… Но чтобы замуж– ни разу не было. Почему?
– Зис, отстань.
– Как это «отстань»? Может быть, я пил ради этого целый день. Ну-ка, отвечай!
Он погладил Майю по ноге, но та раздраженно оттолкнула его руку.
– Ну, послушай! Какой такой «замуж»? Посмотри на меня. Какая я жена? Сижу тут с тобой, с этим, как его… удилищем. Позади го-оды, впереди – непонятно что. Тьма, в которой сгущаются краски заката,– она помолчала.– И потом, эти загсы – это те же морги. Как туда по своей воле можно идти? Я не знаю…
Она откинулась на спину и уставилась в переливавшееся звездами ночное небо. Но у Зиса еще были вопросы.
– А как ты думаешь, почему у нас с тобой никогда ничего не было?
Майя не отозвалась. Зис толкнул ее в бок.
– Ответишь или нет, ты, алкашка?
Тут уж Майя не выдержала и с возмущением развернулась в его сторону.
– Ну что ты ко мне привязался? Сначала замуж, теперь мы с тобой. Ну, хочешь, попробуй, поцелуй меня, посмотрим, что получится.
Зис отвернулся.
– Нет. Я сейчас целоваться не буду. Я подожду.
– Ну и дурак, – проворчала Майя.
Оба замолчали, и вскоре дружное сопение, смешиваясь с бодрым стрекотом сверчков, понеслось над туманом. В наступившей тишине внезапно начала клевать рыба.
Катерина Сергеевна Меньшикова собиралась выходить из дома. Она в полном облачении стояла под сводами холла и никак не могла понять, что же ей мешает взять, наконец, ключи и выйти за порог. То ли она забыла что-то, то ли…
От резкого звука разбившегося где-то в глубине дома стекла она вздрогнула.
– Фаина, – проворчала она. – Фаина!
Второй раз ее голос должен был прозвучать раздраженно и громко. Но – Меньшикова с удивлением прислушалась – он не раскатился мощным эхом по всем коридорам, а беспомощно затих у самого рта, лишенный силы. Никто не отозвался на этот окрик. В доме не было эха. В доме было тихо.
Меньшикова шагнула в сторону гостиной, как вдруг за ее спиной что-то упало на мраморный пол и разбилось. Она вздрогнула. Пока она раздумывала, оборачиваться или нет, раздался еще один удар. Совсем рядом. Раздражение Катерины сменилось испугом.
– Фаина? – уже не вполне уверенная в том, что надо звать домработницу, произнесла она.
Она обернулась. Никого. Прислушалась. Странная тишина. Не слышно ничего. Вообще ничего. Ни единого звука. Меньшикова попятилась.
И вдруг с тугим, мощным стоном взорвались все стекла в доме. Искрящаяся взвесь повисла в воздухе. Лопнула барабанная перепонка и алым змеиным языком выползла из ушной раковины кровь. Густая капля упала на белую блузку. Впиталась. С ужасом Катерина смотрела на внезапно вспыхнувший перед нею сияющий прекрасный мир. Переливающиеся потоки стеклянного песка отражали свет, и она стояла в самом центре этой многогранной радужной призмы…
Меньшикова судорожно вздохнула. Ее легкие мгновенно наполнились острыми кристаллами. Опережая кровь, они понеслись вперед. Она не успела поднять руку, позвать, подумать о помощи, а стекло уже проникло в пульсирующие влажные ткани сердца, наполнило их и застыло. Один за другим пропуская положенные удары, прекрасный плод в ее груди набухал под прозрачной прочной оболочкой. Тонкие стенки покрывались сетью мелких трещин, дрожали, крошились… и, наконец, лопнули. Сердце встало.
Катерина рухнула на пол.
Наступило утро. Машина Зиса огибала большое нескошенное пшеничное поле. Майя со стоном потянулась. После ночи, проведенной на жестких досках у воды, у нее болело все тело. И – она потрогала языком надувшуюся десну – чего-то заныл зуб… Только этого не хватало!
Зис тоже молчал, стараясь отвлечься от шума в голове. Сон, навалившийся этой ночью, утомил его, как длинный день тяжелой физической работы. Едва закрыв накануне глаза, Зис увидел озеро, грязный джип, приткнувшийся у мостков, себя, Майю, удочки, полупустую бутылку виски… И этот отвратительный туман, который наползал от воды. Непонятно почему, но он вызывал тревогу и ненависть. Вскоре все стало ясно – туман вовсе не был таким невинным. Он был плотным, хищным, ледяным и опасным. Постепенно он заглотил мостки, и Зис почувствовал, что стало трудно дышать, холод сковал тело и испарина выступила на лбу. Он понял, что туман душит их. Заметался, пытаясь разогнать убийственное облако, но было поздно. Воздух покинул легкие и, еще раз дернувшись, Зис замертво упал на доски причала.
Однако смерть оказалась совсем не страшной. Уже через мгновение, закрыв глаза в одной жизни, он открыл их в другой. Сел на мостках. Ничего особенного не произошло. Ни боли, ни страха, ни исполинского космического гула, сотрясающего бесконечность. То же озеро, тот же причал, тот же джип, выглядывавший из-за камышей. Зис осмотрелся. Беспокойство пульсировало где-то в глубине солнечного сплетения. Что-то здесь было не так… Тревога сменилась страхом, страх паникой, и внезапно он понял, что произошло. Он был один на краю этого озера. Майи с ним не было. Мостки опустели. Зис закричал и с этим криком очнулся.
Майи и правда не было рядом. Она стояла у машины и жадно пила воду из пластиковой бутылки. Несмотря на облегчение, которое испытал Зис, проснувшись, странный сон испортил ему настроение. Хотя, возможно, его раздражал не сон, а шум в голове. Но с этим ничего нельзя было поделать, это было похмелье. В последний раз он так напился, когда… впрочем, нет, сил вспоминать сейчас не было. Вскоре они погрузились в машину и джип, взметнув землю из-под колес, выбрался на дорогу из прибрежных камышей.
Они уже приближались к лесу, когда что-то заинтересовало Зиса в тихом шелесте приемника, и он сделал звук погромче. Майя продолжала стонать и вертеться на сидении, тщетно стараясь устроиться поудобнее. Неожиданно Зис схватил ее за плечо.
– Эй, мне же больно! – вскрикнула она.
– Слушай, только что передали… – Зис запнулся. Он резко затормозил и встал на краю поля.
– Да что случилось-то?
Зис кивнул в сторону приемника, еще прибавил звука.
«…никаких следов насилия. Женщину нашли в ее доме в Савельеве. Судя по всему, ни взлома, ни грабежа не было. Эксперты пока затрудняются указать причину смерти…» – звучал тревожный и озабоченный голос диктора.
– О ком это он? – тихо спросила Майя.
Она уже все поняла, но еще надеялась, что ошибается.
– О Меньшиковой, – пробормотал Зис. Диктор эхом подхватил его слова:
– Меньшикова, Катерина Сергеевна, была влиятельной фигурой…
Майя замерла.
– Нет, этого не может быть. Мы же ей фотографии не показали, – вырвалось у нее.
– Да при чем тут фотографии,– Зис по всем карманам искал свой телефон.
Майя молчала. Внезапно справа от машины раздался какой-то шум. Она обернулась. Из глубины пшеничного поля с тревожными криками вырвалась стая птиц. Их было так много, что казалось, в небо вскинули пригоршню черного риса.
Если бы сейчас Зис взглянул на Майю, он не узнал бы ее – ее глаза на миг стали совершенно темными и пустыми. Но Зис возился со своим телефоном и ничего не видел. Наконец, он включил его и чуть не выронил от неожиданности – телефон зазвонил прямо в его руках. Звонки были на обеих линиях.
– Да, я слушаю! – подошел Зис. – Слушаю вас. Говорите! В трубке был тихо.
– Молчат, – Зис с досадой переключился. – Да, я. Карина, привет, да, мы вместе. С ней все в порядке. Да, уже слышали. Понятно. Позвоню, когда подъедем.
Он выключил телефон и посмотрел на Майю. Она тихо сидела рядом, разглядывая пшеничное поле. Зис завел машину, резко тронулся, вырулил на дорогу и вскоре джип въехал в густой лес. Майя отвернулась от окна. В этот момент в глубине густых зарослей промелькнул фасад большого темного дома. Но ни Зис, ни Майя этого не заметили. Машина, огибая Саве-льево, мчалась по направлению к городу.
Солнечный свет проникал в фотостудию через неплотно задернутые шторы. Накануне, уборщица Валя наводила здесь порядок. По обыкновению ворча, она выкинула переполненные импровизированные пепельницы, которые Майя устраивала изо всего на свете. У нее даже пустые пластиковые коробки из-под пленки шли в дело, маленькие цилиндры ощетинивались окурками и превращались в вонючих никотиновых ежей. Сейчас Валиными усилиями все эти ежи были выброшены, разбросанные вещи сложены, стаканы и чашки прибраны и кофеварка выключена из розетки. И только на рабочем столе оставался полнейший беспорядок.
Когда-то давно, нанимая эту женщину на работу, Зис сумел внушить ей одно непреложное правило уборки в этом месте. Трогать и переставлять можно было все, что угодно, при желании мыть стены и выкидывать старую мебель или посуду. Но ни под каким видом нельзя было наводить порядок на большом столе, на котором все всегда было перевернуто вверх дном, казалось заплеванным, загаженным и безнадежно испорченным.
Зис не на шутку вдохновился и заявил этой спокойной женщине с большими добрыми глазами, что даже если она увидит собачье дерьмо среди бумаг и снимков, ей надо будет кротко помолиться и отойти в сторону. Радикальный пример с собачьими экскрементами почему-то оказался очень доходчивым. Из-за него или благодаря своей природной смекалке Валя никогда не пыталась обойти запрет. Зис и Майя нарадоваться не могли. Они слишком хорошо помнили, как ее предшественница умудрилась однажды вымыть с мылом весь стол и разложить отпечатанные снимки в аккуратные стопки, распределив их по одному ей понятному принципу. Два дня пришлось потратить на ликвидацию катастрофы, а женщину уволить.
Со временем количество фотографий поуменылилось, в хозяйстве появился компьютер и цифровая техника, но поскольку и Майя, и Зис предпочитали снимать на пленку, их стол вновь и вновь заваливали отпечатанные братьями Зорькиными снимки.
В тот вечер Валя мыла полы, как всегда, задумавшись о чем-то своем, вроде того, что Костику малы брючки, а Леночку надо бы отвезти на дачу. Она как раз обходила мокрой тряпкой ножки стола, как вдруг ее взгляд привлекли фотографии, по обыкновению в беспорядке разложенные по всей поверхности. Как правило, на этих снимках были изображены какие-то чудные, богато убранные дома, роскошные комнаты, всевозможные дорогие вещи. Валя краем глаза заглядывалась на все эти красоты, но никогда не соблазнялась. Она с молодости верила в честно заработанный кусок и считала, что жить в таких хоромах могут только духи или воры. Портреты воров часто лежали тут же, рядом на столе. Сытые лица.
Холеные женские и напряженные мужские. Валя не любила их. Но в тот день она увидела нечто особенное.
Она склонилась над фотографией красивой дородной женщины, раскинувшейся на невысоком диване в шикарной гостиной. «Хороша…»– вскользь с уважением подумала о ней Валя. Но присматривалась она не к ней – за спиной женщины она увидела странный силуэт. Изображение мерцало – чья-то высокая полупрозрачная фигура то исчезала, то проявлялась. В какой-то момент Валя смогла различить черты лица. Это был мужчина – впалые щеки, жесткая линия рта…
Она протянула руку, чтобы взять и как следует рассмотреть странный снимок, как вдруг электрическая лмпочка с треском взорвалась над столом и брызнула во все стороны дождем мелкого стекла. Валя с криком отпрянула и поспешила прочь. Кое-как домыв полы, она переоделась и, стараясь не смотреть в сторону стола, засыпанного осколками лопнувшей лампы, убежала из студии.
Сейчас, в лучах дневного света, проникавших сквозь неплотно прикрытые шторы, тот снимок был хорошо виден. На фотографии Катерина Меньшикова полулежала на канапе у высокого, в пол окна. Мягкий дневной свет освещал ее сбоку. Никого, кроме нее, на снимке не было. Только стеклянная крошка лежала на фотографии.
– Прости, – Зис не отрывал взгляда от дороги. – Не облилась?
В следующую секунду в голову Зису полетела бутылка, и Майя, привычно и смачно ругаясь, осыпала его подзатыльниками и затрещинами. Зис, как мог, уворачивался от побоев и, усмехаясь, покатил дальше, придерживая руль виляющей по дороге машины. Вскоре они скрылись за поворотом.
Вопреки ожиданиям, ему не пришлось долго уговаривать Майю прокатиться по окрестностям Савельеве. Зная ее нелюбовь к этим местам, он между делом сообщил, что собирается в те края, и поинтересовался, не изволит ли она присоединиться? Неожиданно легко, словно только и ждала этого приглашения, Майя согласилась. Возможно, она все-таки чувствовала себя виноватой, но, скорее всего, не одного Зиса заинтересовала история о доме-призраке, рассказанная Меньшиковой. Они встретились рано утром, Майя пересела к нему в машину, с удивлением покосилась на его подпорченное лицо, но ни о чем не спросила, и они покатили за город.
К вечеру заходящее солнце освещало грязный джип, приткнувшийся у мостков на краю озера. Над водой висели туман и тишина, которую нарушали только треск сверчков и дикая песня на два голоса. Устав от бесплодных поисков, Майя и Зис расположились на небольшом причале, их сутулые черные силуэты четко выделялись на фоне алого неба. В руках у обоих были длинные удочки. Неизвестно какую наживку они использовали, но местная рыба, даже если и была голодной и глупой, на рожон под звуки их разнузданного гимна не лезла.
Майя устала. Из последних сил она принимала участие в концерте, все чаще забывала слова, норовила завалиться набок и забыться крепким сном. Однако Зис не только пел и рыбачил, но еще и внимательно следил за ее состоянием. Стоило Майе на мгновение прикорнуть, как он толкал ее под ребро и громче затягивал свою песню. Майя и Зис были совершенно пьяны.
– Ловись-ловись рыбка, золотая, икрастая, плавникастая, хвостастая… – выводил он заплетающимся языком.
Майя закрыла глаза.
– Майя, Майя! Эй, Эй! Не спать! – переполошился Зис.
– Господи, ну, чего ты от меня хочешь? – взмолилась она, очнувшись и пытаясь разглядеть впотьмах время на своих часиках. – Уже солнце село. Какая рыба?… Мы пьем четвертый час. Как это называется? «Белая крыса»… «кобыла»…
– Дура. «Лошадь». «Белая лошадь», – Зис замолк. Внезапно он вскочил, показывая пальцем на воду.
– У тебя клюнуло!
– Как?!
– Как-как! Не знаю как! Давай, шевелись, подсекай, тащи на берег!
Майя засуетилась. После всего выпитого, в гладких водах спящего под туманами озера ей мерещились стаи мельтешащей рыбы. Она сама заметалась на краю мостков, не выпуская удочки из рук.
– Ой-ой-ой! Зис, что делать, что делать? Просто сомы клюют. Просто сомы. Сонмы сомов атакуют мое удилище…
Зис бегал рядом, давая ценные указания.
– Так, спокойно, спокойно. Вот она! Смотри, смотри, видишь плавник? Это не рыба, это акула. Я тебе говорю– большая савельевская акула. Так, осторожно. Бери левее, подсекай, подсекай… Нет! – вдруг заорал он.
От неожиданности Майя едва не уронила удочку в воду.
– Ты чего?
– Сорвалась! Все. Мы ее потеряли. Она уплыла к своим детям…
Майя застыла, внимательно вглядываясь в безмятежные воды. Все плыло у нее перед глазами. Она постаралась сосредоточиться.
– Так. Не было никакой акулы… Леска за водоросль зацепилась, намоталась, потянулась. Видишь, вон коряжка. Все из-за нее. А мы: «Ах, ах, акула!»
Зис явно подустал в этой возне и неожиданно быстро сдался.
– Ну и ладно, – он отложил свою удочку и лег на спину. Их опять обступила ватная тишина и стремительно сгущающиеся сумерки.
– Слушай, как ты думаешь, а этот дом вообще существует? – спросил Зис.
– Не знаю. А ты? – Майя села рядом.
– Что я?
– Ну, ты что думаешь: существует или нет?
Зис смотрел, как в темнеющем небе вся ярче занимаются знакомые созвездия.
– Думаю, да, – он помолчал. – Ты знаешь, Меньшикова, оказывается, купила тот архив, ну, который сгорел. Им с мужем нужна была биография, и два голодных специалиста по этому делу перетрясли там все до последнего листочка. Сделали им фамилию, родословную и заодно разнюхали все об этих местах. И, кстати, никакая она не Меньшикова. Знаешь, как ее зовут? Не поверишь.
Он помолчал, выдерживая эффектную паузу.
– Ехидна. Ты представляешь, Катерина Сергеевна Ехидна.
– Да черт с ней, – отмахнулась Майя. – Интересно, что с этим домом? Мы же вроде все окрестности прочесали… Ни забора, ни тропинки, никаких следов.
– А ты думала, мы сядем в машину и через полчаса его найдем? – Зис усмехнулся, с неприязнью глядя на постепенно подбирающиеся к ним клочья тумана.
– Слушай, а ты что, замуж совсем не хочешь? – неожиданно сменил он тему разговора.
Майя аж поперхнулась.
– Господи, Зис, ты чего?
– Нет, ну правда, – он приподнялся на локте. – Странно как-то. Сколько лет мы знакомы? – Майя только головой встряхнула. – Ну, хорошо, давно знакомы. Сколько мужиков у тебя было?
– Иди к черту! – отрезала Майя.
– Это понятно… Но чтобы замуж– ни разу не было. Почему?
– Зис, отстань.
– Как это «отстань»? Может быть, я пил ради этого целый день. Ну-ка, отвечай!
Он погладил Майю по ноге, но та раздраженно оттолкнула его руку.
– Ну, послушай! Какой такой «замуж»? Посмотри на меня. Какая я жена? Сижу тут с тобой, с этим, как его… удилищем. Позади го-оды, впереди – непонятно что. Тьма, в которой сгущаются краски заката,– она помолчала.– И потом, эти загсы – это те же морги. Как туда по своей воле можно идти? Я не знаю…
Она откинулась на спину и уставилась в переливавшееся звездами ночное небо. Но у Зиса еще были вопросы.
– А как ты думаешь, почему у нас с тобой никогда ничего не было?
Майя не отозвалась. Зис толкнул ее в бок.
– Ответишь или нет, ты, алкашка?
Тут уж Майя не выдержала и с возмущением развернулась в его сторону.
– Ну что ты ко мне привязался? Сначала замуж, теперь мы с тобой. Ну, хочешь, попробуй, поцелуй меня, посмотрим, что получится.
Зис отвернулся.
– Нет. Я сейчас целоваться не буду. Я подожду.
– Ну и дурак, – проворчала Майя.
Оба замолчали, и вскоре дружное сопение, смешиваясь с бодрым стрекотом сверчков, понеслось над туманом. В наступившей тишине внезапно начала клевать рыба.
Катерина Сергеевна Меньшикова собиралась выходить из дома. Она в полном облачении стояла под сводами холла и никак не могла понять, что же ей мешает взять, наконец, ключи и выйти за порог. То ли она забыла что-то, то ли…
От резкого звука разбившегося где-то в глубине дома стекла она вздрогнула.
– Фаина, – проворчала она. – Фаина!
Второй раз ее голос должен был прозвучать раздраженно и громко. Но – Меньшикова с удивлением прислушалась – он не раскатился мощным эхом по всем коридорам, а беспомощно затих у самого рта, лишенный силы. Никто не отозвался на этот окрик. В доме не было эха. В доме было тихо.
Меньшикова шагнула в сторону гостиной, как вдруг за ее спиной что-то упало на мраморный пол и разбилось. Она вздрогнула. Пока она раздумывала, оборачиваться или нет, раздался еще один удар. Совсем рядом. Раздражение Катерины сменилось испугом.
– Фаина? – уже не вполне уверенная в том, что надо звать домработницу, произнесла она.
Она обернулась. Никого. Прислушалась. Странная тишина. Не слышно ничего. Вообще ничего. Ни единого звука. Меньшикова попятилась.
И вдруг с тугим, мощным стоном взорвались все стекла в доме. Искрящаяся взвесь повисла в воздухе. Лопнула барабанная перепонка и алым змеиным языком выползла из ушной раковины кровь. Густая капля упала на белую блузку. Впиталась. С ужасом Катерина смотрела на внезапно вспыхнувший перед нею сияющий прекрасный мир. Переливающиеся потоки стеклянного песка отражали свет, и она стояла в самом центре этой многогранной радужной призмы…
Меньшикова судорожно вздохнула. Ее легкие мгновенно наполнились острыми кристаллами. Опережая кровь, они понеслись вперед. Она не успела поднять руку, позвать, подумать о помощи, а стекло уже проникло в пульсирующие влажные ткани сердца, наполнило их и застыло. Один за другим пропуская положенные удары, прекрасный плод в ее груди набухал под прозрачной прочной оболочкой. Тонкие стенки покрывались сетью мелких трещин, дрожали, крошились… и, наконец, лопнули. Сердце встало.
Катерина рухнула на пол.
Наступило утро. Машина Зиса огибала большое нескошенное пшеничное поле. Майя со стоном потянулась. После ночи, проведенной на жестких досках у воды, у нее болело все тело. И – она потрогала языком надувшуюся десну – чего-то заныл зуб… Только этого не хватало!
Зис тоже молчал, стараясь отвлечься от шума в голове. Сон, навалившийся этой ночью, утомил его, как длинный день тяжелой физической работы. Едва закрыв накануне глаза, Зис увидел озеро, грязный джип, приткнувшийся у мостков, себя, Майю, удочки, полупустую бутылку виски… И этот отвратительный туман, который наползал от воды. Непонятно почему, но он вызывал тревогу и ненависть. Вскоре все стало ясно – туман вовсе не был таким невинным. Он был плотным, хищным, ледяным и опасным. Постепенно он заглотил мостки, и Зис почувствовал, что стало трудно дышать, холод сковал тело и испарина выступила на лбу. Он понял, что туман душит их. Заметался, пытаясь разогнать убийственное облако, но было поздно. Воздух покинул легкие и, еще раз дернувшись, Зис замертво упал на доски причала.
Однако смерть оказалась совсем не страшной. Уже через мгновение, закрыв глаза в одной жизни, он открыл их в другой. Сел на мостках. Ничего особенного не произошло. Ни боли, ни страха, ни исполинского космического гула, сотрясающего бесконечность. То же озеро, тот же причал, тот же джип, выглядывавший из-за камышей. Зис осмотрелся. Беспокойство пульсировало где-то в глубине солнечного сплетения. Что-то здесь было не так… Тревога сменилась страхом, страх паникой, и внезапно он понял, что произошло. Он был один на краю этого озера. Майи с ним не было. Мостки опустели. Зис закричал и с этим криком очнулся.
Майи и правда не было рядом. Она стояла у машины и жадно пила воду из пластиковой бутылки. Несмотря на облегчение, которое испытал Зис, проснувшись, странный сон испортил ему настроение. Хотя, возможно, его раздражал не сон, а шум в голове. Но с этим ничего нельзя было поделать, это было похмелье. В последний раз он так напился, когда… впрочем, нет, сил вспоминать сейчас не было. Вскоре они погрузились в машину и джип, взметнув землю из-под колес, выбрался на дорогу из прибрежных камышей.
Они уже приближались к лесу, когда что-то заинтересовало Зиса в тихом шелесте приемника, и он сделал звук погромче. Майя продолжала стонать и вертеться на сидении, тщетно стараясь устроиться поудобнее. Неожиданно Зис схватил ее за плечо.
– Эй, мне же больно! – вскрикнула она.
– Слушай, только что передали… – Зис запнулся. Он резко затормозил и встал на краю поля.
– Да что случилось-то?
Зис кивнул в сторону приемника, еще прибавил звука.
«…никаких следов насилия. Женщину нашли в ее доме в Савельеве. Судя по всему, ни взлома, ни грабежа не было. Эксперты пока затрудняются указать причину смерти…» – звучал тревожный и озабоченный голос диктора.
– О ком это он? – тихо спросила Майя.
Она уже все поняла, но еще надеялась, что ошибается.
– О Меньшиковой, – пробормотал Зис. Диктор эхом подхватил его слова:
– Меньшикова, Катерина Сергеевна, была влиятельной фигурой…
Майя замерла.
– Нет, этого не может быть. Мы же ей фотографии не показали, – вырвалось у нее.
– Да при чем тут фотографии,– Зис по всем карманам искал свой телефон.
Майя молчала. Внезапно справа от машины раздался какой-то шум. Она обернулась. Из глубины пшеничного поля с тревожными криками вырвалась стая птиц. Их было так много, что казалось, в небо вскинули пригоршню черного риса.
Если бы сейчас Зис взглянул на Майю, он не узнал бы ее – ее глаза на миг стали совершенно темными и пустыми. Но Зис возился со своим телефоном и ничего не видел. Наконец, он включил его и чуть не выронил от неожиданности – телефон зазвонил прямо в его руках. Звонки были на обеих линиях.
– Да, я слушаю! – подошел Зис. – Слушаю вас. Говорите! В трубке был тихо.
– Молчат, – Зис с досадой переключился. – Да, я. Карина, привет, да, мы вместе. С ней все в порядке. Да, уже слышали. Понятно. Позвоню, когда подъедем.
Он выключил телефон и посмотрел на Майю. Она тихо сидела рядом, разглядывая пшеничное поле. Зис завел машину, резко тронулся, вырулил на дорогу и вскоре джип въехал в густой лес. Майя отвернулась от окна. В этот момент в глубине густых зарослей промелькнул фасад большого темного дома. Но ни Зис, ни Майя этого не заметили. Машина, огибая Саве-льево, мчалась по направлению к городу.
Солнечный свет проникал в фотостудию через неплотно задернутые шторы. Накануне, уборщица Валя наводила здесь порядок. По обыкновению ворча, она выкинула переполненные импровизированные пепельницы, которые Майя устраивала изо всего на свете. У нее даже пустые пластиковые коробки из-под пленки шли в дело, маленькие цилиндры ощетинивались окурками и превращались в вонючих никотиновых ежей. Сейчас Валиными усилиями все эти ежи были выброшены, разбросанные вещи сложены, стаканы и чашки прибраны и кофеварка выключена из розетки. И только на рабочем столе оставался полнейший беспорядок.
Когда-то давно, нанимая эту женщину на работу, Зис сумел внушить ей одно непреложное правило уборки в этом месте. Трогать и переставлять можно было все, что угодно, при желании мыть стены и выкидывать старую мебель или посуду. Но ни под каким видом нельзя было наводить порядок на большом столе, на котором все всегда было перевернуто вверх дном, казалось заплеванным, загаженным и безнадежно испорченным.
Зис не на шутку вдохновился и заявил этой спокойной женщине с большими добрыми глазами, что даже если она увидит собачье дерьмо среди бумаг и снимков, ей надо будет кротко помолиться и отойти в сторону. Радикальный пример с собачьими экскрементами почему-то оказался очень доходчивым. Из-за него или благодаря своей природной смекалке Валя никогда не пыталась обойти запрет. Зис и Майя нарадоваться не могли. Они слишком хорошо помнили, как ее предшественница умудрилась однажды вымыть с мылом весь стол и разложить отпечатанные снимки в аккуратные стопки, распределив их по одному ей понятному принципу. Два дня пришлось потратить на ликвидацию катастрофы, а женщину уволить.
Со временем количество фотографий поуменылилось, в хозяйстве появился компьютер и цифровая техника, но поскольку и Майя, и Зис предпочитали снимать на пленку, их стол вновь и вновь заваливали отпечатанные братьями Зорькиными снимки.
В тот вечер Валя мыла полы, как всегда, задумавшись о чем-то своем, вроде того, что Костику малы брючки, а Леночку надо бы отвезти на дачу. Она как раз обходила мокрой тряпкой ножки стола, как вдруг ее взгляд привлекли фотографии, по обыкновению в беспорядке разложенные по всей поверхности. Как правило, на этих снимках были изображены какие-то чудные, богато убранные дома, роскошные комнаты, всевозможные дорогие вещи. Валя краем глаза заглядывалась на все эти красоты, но никогда не соблазнялась. Она с молодости верила в честно заработанный кусок и считала, что жить в таких хоромах могут только духи или воры. Портреты воров часто лежали тут же, рядом на столе. Сытые лица.
Холеные женские и напряженные мужские. Валя не любила их. Но в тот день она увидела нечто особенное.
Она склонилась над фотографией красивой дородной женщины, раскинувшейся на невысоком диване в шикарной гостиной. «Хороша…»– вскользь с уважением подумала о ней Валя. Но присматривалась она не к ней – за спиной женщины она увидела странный силуэт. Изображение мерцало – чья-то высокая полупрозрачная фигура то исчезала, то проявлялась. В какой-то момент Валя смогла различить черты лица. Это был мужчина – впалые щеки, жесткая линия рта…
Она протянула руку, чтобы взять и как следует рассмотреть странный снимок, как вдруг электрическая лмпочка с треском взорвалась над столом и брызнула во все стороны дождем мелкого стекла. Валя с криком отпрянула и поспешила прочь. Кое-как домыв полы, она переоделась и, стараясь не смотреть в сторону стола, засыпанного осколками лопнувшей лампы, убежала из студии.
Сейчас, в лучах дневного света, проникавших сквозь неплотно прикрытые шторы, тот снимок был хорошо виден. На фотографии Катерина Меньшикова полулежала на канапе у высокого, в пол окна. Мягкий дневной свет освещал ее сбоку. Никого, кроме нее, на снимке не было. Только стеклянная крошка лежала на фотографии.
Обед с Кариной
В элегантном ресторане заканчивалось время обеда. Зал почти опустел, и только в углу у окна остались сидеть две женщины – Майя и ее сводная сестра Карина. Карина сделала заказ, отложила меню и откинулась на спинку стула.
Ей было слегка за сорок, но благодаря неустанной заботе о себе и своем теле она добилась того, о чем мечтает любая женщина. Она добилась невозможного. Время отступило. Карина блистала молодостью, здоровьем и дорогими украшениями. При взгляде на нее на ум приходили эпические картины из жизни ее, несомненно, большой и шумной семьи – благообразные и состоятельные родители, с улыбкой встречающие красивую старость, дети, поражающие воображение взрослых смелостью своих идей и высказываний, муж – очевидно герой, личность, большой человек. А также всевозможные сестры, братья, племянники, двоюродные дяди, троюродные тети и вечно гостящие в огромном доме совершенно чужие, но исключительно интересные и, может быть, даже гениальные постояльцы. Однако все было совсем не так.
Замужем Карина была, и не раз, одного из мужей даже любила, но все равно развелась, сохранив свою бесценную свободу. Майя – чужая по крови девочка, которую удочерили ее родители, была всей ее семьей. Своих детей Карина не имела и никогда об этом не жалела. Ей и без того хватало забот.
Железной рукой она управляла большим издательством, нанимала и увольняла людей с одним и тем же выражением на лице и не брезговала ничем, когда надо было устроить свои дела и потеснить конкурентов. В коридорах до сих пор ходили слухи о том, как Карина обошлась с неким Клаусом Шульцем, немецким волкодавом, который на свою голову захотел отобрать у нее бизнес в пользу своей компании.
Карина стала любовницей этого невзрачного, но цепкого клеща от издательского бизнеса, за месяц растопила его цельнокроеное сердце и, дождавшись подходящего момента, без малейшего сожаления уничтожила, предоставив его хозяевам пачку компрометирующих документов. Расправа последовала незамедлительно. Незадачливого жениха, который уже купил обручальные кольца, сослали на китайские плантации, где его хватил сначала один удар, потом другой, а Карина тем временем заключила со своими вчерашними конкурентами крайне выгодный контракт на издание нескольких новых журналов. Говорили, что немец едва не тронулся рассудком и, перебираясь из одной лечебницы в другую, все никак не мог пережить того, что он, сам большой подлец и пройдоха, попался, как мальчишка. Карина, до которой доходили разговоры о его плачевном положении и ее сучьем характере, только пожимала плечами. Она знала, выиграй этот Шульц, некому было бы судачить, большинство сотрудников были бы уволены и распущены на все четыре стороны. Однако, раздосадованная этим шушуканьем по углам, Карина однажды рано утром собрала всех в большом зале.
Ей было слегка за сорок, но благодаря неустанной заботе о себе и своем теле она добилась того, о чем мечтает любая женщина. Она добилась невозможного. Время отступило. Карина блистала молодостью, здоровьем и дорогими украшениями. При взгляде на нее на ум приходили эпические картины из жизни ее, несомненно, большой и шумной семьи – благообразные и состоятельные родители, с улыбкой встречающие красивую старость, дети, поражающие воображение взрослых смелостью своих идей и высказываний, муж – очевидно герой, личность, большой человек. А также всевозможные сестры, братья, племянники, двоюродные дяди, троюродные тети и вечно гостящие в огромном доме совершенно чужие, но исключительно интересные и, может быть, даже гениальные постояльцы. Однако все было совсем не так.
Замужем Карина была, и не раз, одного из мужей даже любила, но все равно развелась, сохранив свою бесценную свободу. Майя – чужая по крови девочка, которую удочерили ее родители, была всей ее семьей. Своих детей Карина не имела и никогда об этом не жалела. Ей и без того хватало забот.
Железной рукой она управляла большим издательством, нанимала и увольняла людей с одним и тем же выражением на лице и не брезговала ничем, когда надо было устроить свои дела и потеснить конкурентов. В коридорах до сих пор ходили слухи о том, как Карина обошлась с неким Клаусом Шульцем, немецким волкодавом, который на свою голову захотел отобрать у нее бизнес в пользу своей компании.
Карина стала любовницей этого невзрачного, но цепкого клеща от издательского бизнеса, за месяц растопила его цельнокроеное сердце и, дождавшись подходящего момента, без малейшего сожаления уничтожила, предоставив его хозяевам пачку компрометирующих документов. Расправа последовала незамедлительно. Незадачливого жениха, который уже купил обручальные кольца, сослали на китайские плантации, где его хватил сначала один удар, потом другой, а Карина тем временем заключила со своими вчерашними конкурентами крайне выгодный контракт на издание нескольких новых журналов. Говорили, что немец едва не тронулся рассудком и, перебираясь из одной лечебницы в другую, все никак не мог пережить того, что он, сам большой подлец и пройдоха, попался, как мальчишка. Карина, до которой доходили разговоры о его плачевном положении и ее сучьем характере, только пожимала плечами. Она знала, выиграй этот Шульц, некому было бы судачить, большинство сотрудников были бы уволены и распущены на все четыре стороны. Однако, раздосадованная этим шушуканьем по углам, Карина однажды рано утром собрала всех в большом зале.