Страница:
– Несите сумки! – перебил его Пендергаст и припустил сквозь толпу зевак к контрольно-пропускному пункту.
Он лишь на мгновение остановился, чтобы показать полицейским свой значок, а затем вновь устремился вперед, мимо оркестра и операторов с камерами, туда, где на импровизированных подмостках, закрытых огромным флагом, стояла плотная группа официальных лиц и среди них – как сообразила Констанс – руководство пароходной компании «Северная звезда». Они уже собирались расходиться; мужчины в темных костюмах пожимали друг другу руки и начинали спускаться с помоста.
Пендергаст преодолел толпу более мелких функционеров, обступивших помост, и выделил человека, стоявшего в самом его центре: дородного, осанистого джентльмена с тростью черного дерева и белой гвоздикой в петлице. Тот принимал поздравления от окружающих и был явно застигнут врасплох, когда Пендергаст втесался без приглашения в эту маленькую группу. Некоторое время человек слушал спецагента; на лице его отражалась смесь нетерпения и раздражения, затем он вдруг нахмурился и начал яростно трясти головой. Пендергаст продолжал настойчиво говорить, а господин с тростью весь подобрался и принялся жестикулировать, тыча пальцем то в теплоход, то в собеседника; лицо его при этом густо налилось краской. Вокруг стали тесниться телохранители, и оба на некоторое время пропали из виду.
Констанс ожидала у такси, рядом с водителем. Он не побеспокоился достать багаж, что и неудивительно: громада «Британии» уже скользила вдоль пристани – пусть медленно, но все же постепенно набирая скорость. Теперь корабль не остановится до самого Нью-Йорка, после того как в течение семи дней и семи ночей будет бороздить океан.
В это время раздался еще один пароходный гудок, и внезапно вокруг носовой части судна забурлили громадные водовороты. Констанс нахмурилась: ей показалось, что судно замедляет ход. Она бросила взгляд в сторону Пендергаста. Сейчас он снова был виден – стоял сбоку от человека с гвоздикой, который что-то говорил в мобильный телефон. Лицо осанистого джентльмена из багрового сделалось пурпурным.
Констанс переключила внимание на судно. Да, это была не иллюзия: заработали носовые подруливающие устройства, и «Британия», кормой вперед, медленно поползла обратно в док. Оглушительные ликующие крики вдруг словно захлебнулись, толпа смотрела на океанский лайнер с нарастающим замешательством.
– Чтоб я сдох! – пробормотал водитель и, обойдя вокруг машины, стал вытаскивать багаж.
Пендергаст сделал знак Констанс встречать его у контрольно-пропускного пункта. Девушка начала продираться сквозь гудящую толпу, таксист – за ней. В самом доке рабочие спешно заново растягивали нижние кран-балки. Оркестр было примолк, затем вновь принялся энергично наяривать.
Прозвучал еще один гудок, а тем временем напротив черного борта судна опять устанавливали сходни. Пендергаст увлек спутницу через пропускной пункт, и вместе они торопливо зашагали по причалу.
– Спешить нет нужды, Констанс. – Пендергаст небрежно взял ее под руку, переходя на неторопливую, прогулочную походку. – Самая пора насладиться моментом: ведь мы удерживаем в ожидании величайший в мире океанский лайнер. Не говоря уже о четырех с лишним тысячах человек на борту.
– Как тебе это удалось? – спросила она уже на мостках.
– Мистер Эллиотт, генеральный директор «Северной звезды», – мой горячий поклонник.
– В самом деле?
– Ну, даже если он не был им десять минут назад, то сейчас определенно стал. Мы с этим джентльменом только недавно познакомились, а он уже разгорячился – еще как!
– Но задержать отправление, заставить пассажирское судно вернуться в док…
– Когда я объяснил, как важно для его выгоды разрешить нам ступить на борт и как невыгодно лично для него этого не сделать, мистер Эллиотт горячо пожелал оказать содействие. – Пендергаст посмотрел на громаду судна и опять усмехнулся: – Знаешь, Констанс, в данных обстоятельствах я, пожалуй, признаю этот вояж явлением положительным. Может, даже приятным.
Глава 10
Глава 11
Он лишь на мгновение остановился, чтобы показать полицейским свой значок, а затем вновь устремился вперед, мимо оркестра и операторов с камерами, туда, где на импровизированных подмостках, закрытых огромным флагом, стояла плотная группа официальных лиц и среди них – как сообразила Констанс – руководство пароходной компании «Северная звезда». Они уже собирались расходиться; мужчины в темных костюмах пожимали друг другу руки и начинали спускаться с помоста.
Пендергаст преодолел толпу более мелких функционеров, обступивших помост, и выделил человека, стоявшего в самом его центре: дородного, осанистого джентльмена с тростью черного дерева и белой гвоздикой в петлице. Тот принимал поздравления от окружающих и был явно застигнут врасплох, когда Пендергаст втесался без приглашения в эту маленькую группу. Некоторое время человек слушал спецагента; на лице его отражалась смесь нетерпения и раздражения, затем он вдруг нахмурился и начал яростно трясти головой. Пендергаст продолжал настойчиво говорить, а господин с тростью весь подобрался и принялся жестикулировать, тыча пальцем то в теплоход, то в собеседника; лицо его при этом густо налилось краской. Вокруг стали тесниться телохранители, и оба на некоторое время пропали из виду.
Констанс ожидала у такси, рядом с водителем. Он не побеспокоился достать багаж, что и неудивительно: громада «Британии» уже скользила вдоль пристани – пусть медленно, но все же постепенно набирая скорость. Теперь корабль не остановится до самого Нью-Йорка, после того как в течение семи дней и семи ночей будет бороздить океан.
В это время раздался еще один пароходный гудок, и внезапно вокруг носовой части судна забурлили громадные водовороты. Констанс нахмурилась: ей показалось, что судно замедляет ход. Она бросила взгляд в сторону Пендергаста. Сейчас он снова был виден – стоял сбоку от человека с гвоздикой, который что-то говорил в мобильный телефон. Лицо осанистого джентльмена из багрового сделалось пурпурным.
Констанс переключила внимание на судно. Да, это была не иллюзия: заработали носовые подруливающие устройства, и «Британия», кормой вперед, медленно поползла обратно в док. Оглушительные ликующие крики вдруг словно захлебнулись, толпа смотрела на океанский лайнер с нарастающим замешательством.
– Чтоб я сдох! – пробормотал водитель и, обойдя вокруг машины, стал вытаскивать багаж.
Пендергаст сделал знак Констанс встречать его у контрольно-пропускного пункта. Девушка начала продираться сквозь гудящую толпу, таксист – за ней. В самом доке рабочие спешно заново растягивали нижние кран-балки. Оркестр было примолк, затем вновь принялся энергично наяривать.
Прозвучал еще один гудок, а тем временем напротив черного борта судна опять устанавливали сходни. Пендергаст увлек спутницу через пропускной пункт, и вместе они торопливо зашагали по причалу.
– Спешить нет нужды, Констанс. – Пендергаст небрежно взял ее под руку, переходя на неторопливую, прогулочную походку. – Самая пора насладиться моментом: ведь мы удерживаем в ожидании величайший в мире океанский лайнер. Не говоря уже о четырех с лишним тысячах человек на борту.
– Как тебе это удалось? – спросила она уже на мостках.
– Мистер Эллиотт, генеральный директор «Северной звезды», – мой горячий поклонник.
– В самом деле?
– Ну, даже если он не был им десять минут назад, то сейчас определенно стал. Мы с этим джентльменом только недавно познакомились, а он уже разгорячился – еще как!
– Но задержать отправление, заставить пассажирское судно вернуться в док…
– Когда я объяснил, как важно для его выгоды разрешить нам ступить на борт и как невыгодно лично для него этого не сделать, мистер Эллиотт горячо пожелал оказать содействие. – Пендергаст посмотрел на громаду судна и опять усмехнулся: – Знаешь, Констанс, в данных обстоятельствах я, пожалуй, признаю этот вояж явлением положительным. Может, даже приятным.
Глава 10
Роджеру Майлзу, круизному директору-распорядителю на лайнере «Британия», надлежало принять одно из первых и самых важных решений в этом путешествии. Перед ним стоял вопрос: за каким столом обедать в этот вечер? Данный вопрос всегда был очень больным, а сейчас он стал тем более щекотливым, что это был первый вечер первого рейса крупнейшего в мире океанского лайнера.
В самом деле, вопрос непростой.
Работа Майлза состояла не только в том, чтобы знать имена и потребности всех пассажиров, но и общаться с ними. Постоянно. Его отсутствие за чьим-то столом даст пассажирам понять, что не особо их и ценят.
А это было совсем не так.
Но с другой стороны, что делать, если в списке пассажиров почти три тысячи имен, распределенных по восьми ресторанным залам и трем классам?
Первым делом Майлз определился по поводу ресторана: это будет «Оскар», обеденный зал которого оформили в кинематографическом духе. То было эффектное помещение в стиле ар-деко, одна его стена представляла собой сплошной экран из венецианского хрусталя с водопадом позади, и вся эта конструкция еще подсвечивалась изнутри. Тут присутствовал искусственно созданный «белый шум» в виде шепота волн, создающий любопытный эффект мнимого понижения уровня прочего шума. Две другие стены были отделаны настоящим листовым золотом, а последняя представляла собой сплошное окно, выходящее в черноту океана. Не самый большой ресторан на судне – самым большим был «Королевский герб» с его роскошными тремя уровнями, – но самый щегольской по части декора.
Да, пусть это будет «Оскар». И естественно, пассажиры второго класса. Пассажиров первого класса следовало избегать любой ценой; обычно это были кретины, которые вне зависимости от размеров своего состояния не умели скрыть варварской привычки обедать раньше семи.
Следующим шел вопрос стола. Это, конечно, должен быть так называемый официальный стол – большой, за которым гости могли бы по-прежнему наблюдать старомодную традицию заблаговременного распределения мест, в результате чего за трапезой все окажутся перемешаны с незнакомцами, как в былые славные дни океанских лайнеров. Конечно же, официальные костюмы. Для большинства это означало просто черный галстук, но Майлз, очень щепетильный насчет подобных вещей, всегда надевал белый смокинг.
Далее, ему придется самому отобрать гостей за свой столик. Как человек разборчивый, он имел много личных – по общему признанию, порочных – предрассудков. Список тех, с кем Майлз не желал иметь дел, был длинным. Возглавляли его во множестве генеральные директора и председатели правлений, а также все, кто так или иначе связан с фондовой биржей, ну и, конечно, техасцы, толстяки, дантисты и хирурги. Майлз предпочитал иной список, в который входили актрисы, титулованные аристократы, богатые наследницы, гости телевизионных ток-шоу, стюарды авиалиний, гангстеры и те, кого он называл «таинственными личностями», – люди, не поддающиеся точному определению, с интригующей деталью в облике, очень богатые, что называется, экстра-класса.
После многочасового тасования имен пассажиров директор-распорядитель составил список людей, которых счел блистательной компанией для премьерного обеда. Разумеется, он будет комплектовать для себя стол на каждый вечер путешествия, но этот первый вечер – особенный. Этот обед должен запомниться. Образец изысканного времяпрепровождения и развлечения. А Майлз всегда нуждался в развлечениях, когда находился в рейсе, потому что – и это один из величайших его секретов – он так и не научился плавать и смертельно боялся открытого моря.
И потому-то в зале «Оскара», отделанном листовым золотом, он появился с трепетом предвкушения, одетый в тысячедолларовый смокинг от «Хики-Фримен», приобретенный специально для этого путешествия. Директор круиза нарочно задержался в дверях, дабы взгляды всех присутствующих упали на его импозантную фигуру, облаченную в безупречно сшитый костюм, милостиво улыбнулся и направился к главному официальному столу.
По мере прибытия гостей он любезно рассаживал их, с непременным рукопожатием, сердечными словами, подчеркнуто обходительно и церемонно. Последними прибыли две те самые «таинственные личности»: джентльмен по имени Алоизий Пендергаст и его «воспитанница»; это определение в сознании Майлза ассоциировалось с подборкой очаровательно-непристойных образов. Досье Пендергаста заинтересовало директора, потому что было начисто лишено информации, но этот парень ухитрился в последнюю минуту купить билет в тюдоровские покои – один из двойных люксов в кормовой части – за пятьдесят тысяч долларов. И это несмотря на то, что рейс был полностью распродан за месяцы вперед. Мало того, этот тип отсрочил отплытие почти на полчаса. Как ему это удалось?
Весьма интригующе.
Когда этот человек появился, Майлз посмотрел на него второй раз, уже более внимательно. То, что он увидел, ему понравилось. Человек отличался благородной изысканностью, аристократизмом и поразительной красотой. Лицо прекрасно очерчено, словно высечено из мрамора Праксителем, и вместе с тем ужасающе бледно, как если бы его обладатель выздоравливал после смертельной болезни. И тем не менее наличествовали и живость, и твердость в гибкой фигуре и серых глазах, которые выражали все, что угодно, кроме физической слабости. Одетый в великолепную визитку[21] с бутоньеркой в виде орхидеи, он двигался сквозь толпу с изяществом кошки, вышагивающей по накрытому столу между приборами.
Но еще более яркой и удивительной, чем сам Пендергаст, оказалась его так называемая воспитанница. Бесспорно, красавица, но не в расхожем, современном смысле. Нет, ее красота была красотой прерафаэлитов[22], она напоминала пронзительный образ Прозерпины на знаменитом полотне Россетти, но только с прямыми, коротко подстриженными волосами. На ней было вечернее платье от Зака Позена, которым Майлз недавно восхищался в одной из галерей торговой аркады «Сент-Джеймс» на шестой палубе, – самое дорогое из всех, что там выставили. Интересно, что девушка решила приобрести платье для первого вечера здесь, на борту, вместо того чтобы выбрать что-то из собственного гардероба.
Майлз быстро сделал в уме перерасчет мест и усадил Пендергаста сбоку от себя, а Констанс напротив. Миссис Дальберг отправилась по другую руку от Пендергаста; директор-распорядитель включил ее в список, потому что она развелась с двумя английскими лордами подряд, а потом вышла замуж за американского мясного магната, который умер через несколько месяцев после бракосочетания, сделав ее на сто миллионов богаче. Лихорадочное воображение Майлза особенно распалилось этим последним обстоятельством. Но когда он пристально рассмотрел миллионершу, то с разочарованием обнаружил, что она не похожа на вульгарную охотницу за состояниями, каковую он себе представлял.
Директор определил места вокруг стола и остальным: франтоватому молодому английскому баронету с женой-француженкой; торговцу произведениями импрессионистской живописи; солистке группы «Пригородные газонокосильщики» и ее бойфренду; писателю Виктору Делакруа, весельчаку и кутиле, и еще нескольким гостям, которые, как рассчитывал хозяин стола, составят за обедом блестящую и занимательную компанию. Он хотел было включить сюда также кинозвезду Брэддока Уайли, прибывшего на премьеру своего нового фильма, но его актерская слава уже шла на убыль, поэтому распорядитель постановил, что может пригласить Уайли за свой стол и во второй вечер.
Рассаживая гостей, Майлз ловко представлял их друг другу, чтобы избежать банальных официальных представлений после, когда все рассядутся. Вскоре приглашенные сидели на местах, и подоспело первое блюдо: блины а-ля Романофф. Некоторое время, пока официанты расставляли тарелки и разливали по бокалам вино, соседи перебрасывались ничего не значащими словами.
Майлз сделал первый шаг, чтобы сломать лед общей скованности.
– Мне кажется, я распознаю у вас нью-орлеанский акцент, мистер Пендергаст. – Он гордился своей способностью разговорить даже самого сдержанного собеседника.
– Как вы прозорливы, – отозвался тот. – А я, со своей стороны, распознаю за вашим английским произношением выговор округи Фар-Рокауэй в Куинсе.
Улыбка застыла на устах директора-распорядителя. Каким образом, черт возьми, этот человек мог узнать об этом?
– Не удивляйтесь, мистер Майлз: в числе прочего я занимался изучением акцентов. При моей профессии нахожу это полезным.
– Понимаю. – Чтобы скрыть замешательство, Майлз пригубил верначчу и постарался сменить тему: – Вы лингвист?
В светло-серых глазах собеседника сверкнули веселые искорки.
– Вовсе нет. Я занимаюсь расследованиями.
Майлз во второй раз за обед удивился:
– Как интересно! Вы имеете в виду, как Шерлок Холмс?
– Что-то вроде этого.
Довольно неприятная мысль промелькнула в голове у круизного директора.
– А сейчас, здесь, тоже расследуете?
– Браво, мистер Майлз!
Кое-кто из сотрапезников уже начал прислушиваться, и директор-распорядитель не знал толком, что сказать. Его охватил приступ нервозности.
– Ну что ж, – смешком он попытался свести все к шутке, – я знаю, кто и как это сделал: дворецкий в кладовке. Подсвечником.
Когда остальные вежливо рассмеялись, он вновь постарался увести разговор от скользкой темы.
– Мисс Грин, вы когда-нибудь видели картину «Прозерпина» Россетти?
Девушка обратила на него взгляд, и Майлз почувствовал некоторое смятение. Было что-то странное в этих глазах.
– Видела.
– Мне определенно кажется, что вы напоминаете женщину с этого полотна.
Гостья не отвела пристального взгляда:
– Следует ли мне быть польщенной сравнением с возлюбленной владыки царства теней?
Причудливый ответ, его сила и яркость, а также резонирующий голос, как на старых грампластинках, смутили Майлза, но он умел с честью выходить из любых превратностей беседы и ответ нашел мгновенно:
– Плутон[23] влюбился в нее, потому что она была красива и полна жизни – точь-в-точь как вы.
– И в результате похитил ее и утащил в ад, чтобы сделать своей женой.
– Что ж, некоторым везет!
Майлз окинул взглядом стол и получил за маленькую остроту одобрительный смешок. Даже мисс Грин улыбнулась, с облегчением отметил он.
Заговорил торговец картинами Лайонел Брок:
– Да-да, я хорошо знаю живопись. Насколько помню, эта картина находится в Галерее Тейт.
– Именно. – Майлз с благодарностью повернулся к Броку.
– Довольно заурядное произведение, как и все прерафаэлиты. Моделью послужила Джейн Моррис, жена лучшего друга Россетти. Работа над портретом явилась прелюдией к ее соблазнению.
– Соблазнению… – повторила мисс Грин и устремила свои странные глаза на Майлза. – А вы когда-нибудь соблазняли, мистер Майлз? Положение директора-распорядителя на шикарном океанском лайнере, должно быть, прекрасная возможность для этого.
– У меня свои маленькие секреты, – ответил Майлз с очередным легким смешком.
Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз и, пожалуй, более дерзок, чем он привык слышать. Вряд ли когда-нибудь еще мисс Грин окажется за его столом.
– «И от себя сама я далека, и прошлого мне здесь совсем не жаль…» – продекламировала она.
За столом стало тихо.
– Как красиво! – произнесла молчавшая до сих пор вдова мясного магната Эмили Дальберг, поразительно аристократичного вида женщина в вечернем платье, со старинными ювелирными украшениями, стройная и хорошо сохранившаяся для своего возраста. Майлз подумал, что она выглядит и говорит точь-в-точь как баронесса фон Шрёдер из мюзикла «Звуки музыки». – Кто написал это, моя дорогая?
– Россетти, – ответила Констанс. – Это стихотворение, которое он написал о Прозерпине.
Брок обратил на девушку серые глаза:
– Вы историк искусств?
– Нет, я педант и обскурантист.
Брок рассмеялся.
– Нахожу педантов и обскурантистов очаровательными, – проговорил он с улыбкой, подаваясь ближе к ней.
– Вы тоже педант, доктор Брок?
– Ну, я… – Он предпочел отшутиться: – Полагаю, кто-то может меня так назвать. Я взял с собой несколько экземпляров своей последней монографии о Караваджо. Отошлю копию в вашу каюту, тогда вы сами сможете решить.
В этот момент в компании воцарилась тишина, потому что к столику подошел представительного вида человек с посеребренными сединой волосами, в форме морского офицера. Он был строен и подтянут, а из-под козырька фуражки поблескивали голубые глаза.
– Рад приветствовать вас на борту «Британии», господа.
Все присутствующие приветствовали его в ответ.
– Как идут дела, Роджер?
– Все просто замечательно, Гордон.
– Разрешите представиться. – Новоприбывший одарил присутствующих обаятельной улыбкой. – Я Гордон Ле Сёр, первый помощник капитана «Британии». – У него оказался очаровательный ливерпульский выговор.
Над столом пронесся негромкий гул голосов – гости поочередно представлялись.
– Если у вас есть какие-то вопросы по поводу судна, я к вашим услугам. – Офицер снова улыбнулся. – Как вам обед?
Все заверили, что обед превосходен.
– Прекрасно! Мы будем хорошо заботиться о вас, обещаю.
– Я вот хотела узнать… – заговорила миссис Дальберг. – Говорят, «Британия» – крупнейшее круизное судно в мире. Насколько она больше «Куин Мэри»?
– Мы на пятнадцать тысяч тонн тяжелее, на тридцать футов длиннее, на десять процентов быстрее и вдвое красивее. Однако, миссис Дальберг, в одном вынужден вас поправить: «Британия» не круизное судно, а океанский лайнер.
– Я не знала, что существует разница.
– Еще какая! Целью круизного судна является круиз как таковой. А задача океанского лайнера – перевозить людей согласно расписанию. У «Британии» гораздо больше осадка и более остроконечный корпус, чем у круизного судна, и она способна развивать серьезную скорость – свыше тридцати узлов, что составляет более тридцати пяти сухопутных миль в час. Корпус должен быть гораздо крепче, чем у круизного судна, и иметь хорошие мореходные качества, с тем чтобы пересекать открытый океан при любой погоде. Видите ли, круизное судно будет уклоняться от шторма. Мы же не свернем и станем пробиваться через шторм.
– В самом деле? – изумилась миссис Дальберг. – У нас есть вероятность столкнуться со штормом?
– Если погодные сводки верны, непременно столкнемся, мадам. Где-нибудь в районе Большой Ньюфаундлендской банки. Но беспокоиться не о чем. – Ле Сёр ободряюще улыбнулся. – Вы получите огромное удовольствие.
Первый помощник попрощался с присутствующими и направился к следующему столу, по соседству, который занимали шумные миллиардеры, владельцы интернет-компаний. Майлз был рад кратковременной тишине, воцарившейся среди этих громогласных ослов, пока первый помощник повторял перед ними свою рекламную речь.
– Изысканнейший первый помощник капитана на всем флоте, – сказал Майлз. – Нам повезло, что он на нашем судне.
Стандартные хвалебные слова, но, по мнению круизного директора, Ле Сёр действительно был славный парень. Не какой-нибудь заурядный среднестатистический первый помощник, кичливый и самодовольный, с комплексом обиды за то, что не сподобился стать капитаном.
– Немного похож на седеющего Пола Маккартни, – заметил Лайонел Брок. – Случайно, не родственник?
– Это все его ливерпульский акцент, – отозвался Майлз. – Вы не первый, кто сделал такое наблюдение. – Он подмигнул: – Только не говорите этого при нем: наш первый помощник, с сожалением должен отметить, не является битломаном.
Подали главное блюдо, а вместе с ним другое вино, и оживленное журчание голосов за столом усилилось. Майлз держал ушки на макушке. Даже разговаривая, он параллельно умудрялся слышать и других беседующих. Весьма полезный навык при его профессии.
Миссис Дальберг повернулась к Пендергасту:
– Ваша воспитанница – примечательная молодая женщина.
– Безусловно.
– Где она училась?
– Самоучка.
До слуха Майлза донесся громкий взрыв смеха с соседнего стола. Хохотали Скотт Блэкберн, компьютерный вундеркинд, и два его льстивых приятеля со своими прихлебателями, все в гавайских рубашках, слаксах и сандалиях – вопиющее неуважение к принятым на судне правилам и этикету вечера. Круизный директор содрогнулся. Похоже, на каждом рейсе имелась по крайней мере одна группа богатых шумливых дельцов. Привлекают к себе слишком много внимания. Если верить их досье, Блэкберн и его компания уже побывали в винном туре по графству Бордо, где потратили миллионы долларов на немедленное создание собственных винных погребов. И, как часто бывает с миллиардерами, требовательными и эксцентричными, он настоял на том, чтобы ради семидневного путешествия заново отделали его просторную каюту, используя принадлежащие ему произведения искусства, антиквариат и мебель.
Миссис Дальберг все разговаривала с Пендергастом:
– И как получилось, что она стала вашей воспитанницей?
Ответила сама Констанс:
– Мой первый опекун, доктор Ленг, подобрал меня, когда я, брошенная сирота, скиталась по улицам Нью-Йорка.
– Святой боже, я не знала, что такое случается в наше время.
– Когда доктора Ленга убили, Алоизий, будучи его родственником, дал мне приют.
Слово «убили» на мгновение тяжело повисло в воздухе.
– Какая трагедия! – произнес Майлз. – Соболезную.
– Да, это трагическая история, не правда ли, Алоизий?
Директор-распорядитель уловил резкость в ее голосе. Что-то там было нечисто. Люди как айсберги: основная часть того, что в действительности с ними происходит, особенно что-то неприглядное, находится глубоко под водой.
Миссис Дальберг тепло улыбнулась Пендергасту:
– Я, кажется, слышала, что вы частный сыщик?
«О нет, – подумал Майлз. – Только не все сначала!»
– В настоящее время – да.
– И что, вы сказали, вы сейчас расследуете?
– Боюсь, я ничего такого не говорил.
– Расследование? – встрепенулся торговец-искусствовед Брок.
Он явно пропустил начало разговора.
– До чего же интересно! – улыбнулась вдова и дотронулась до руки Пендергаста. – Я люблю тайны. Вы разгадываете тайны убийств, мистер Пендергаст?
– Я никогда не читаю детективных романов. Нахожу их смехотворными.
Миссис Дальберг рассмеялась:
– А я их обожаю. И мне приходит в голову, мистер Пендергаст, что из «Британии» получилась бы прекрасная декорация для сцены убийства. – Она повернулась к хозяину стола: – А вы как думаете, мистер Майлз?
– Убийство – это было бы восхитительно. При условии, что никто не пострадает.
Острота заслужила свою порцию смеха, и круизный директор еще раз испытал гордость за свое умение поддерживать разговор там, где этого требуют правила этикета.
Пендергаст чуть подался вперед.
– Не могу обещать вам убийство во время путешествия, – вкрадчивым тоном произнес он, – но могу сообщить: здесь, на борту, присутствует убийца.
В самом деле, вопрос непростой.
Работа Майлза состояла не только в том, чтобы знать имена и потребности всех пассажиров, но и общаться с ними. Постоянно. Его отсутствие за чьим-то столом даст пассажирам понять, что не особо их и ценят.
А это было совсем не так.
Но с другой стороны, что делать, если в списке пассажиров почти три тысячи имен, распределенных по восьми ресторанным залам и трем классам?
Первым делом Майлз определился по поводу ресторана: это будет «Оскар», обеденный зал которого оформили в кинематографическом духе. То было эффектное помещение в стиле ар-деко, одна его стена представляла собой сплошной экран из венецианского хрусталя с водопадом позади, и вся эта конструкция еще подсвечивалась изнутри. Тут присутствовал искусственно созданный «белый шум» в виде шепота волн, создающий любопытный эффект мнимого понижения уровня прочего шума. Две другие стены были отделаны настоящим листовым золотом, а последняя представляла собой сплошное окно, выходящее в черноту океана. Не самый большой ресторан на судне – самым большим был «Королевский герб» с его роскошными тремя уровнями, – но самый щегольской по части декора.
Да, пусть это будет «Оскар». И естественно, пассажиры второго класса. Пассажиров первого класса следовало избегать любой ценой; обычно это были кретины, которые вне зависимости от размеров своего состояния не умели скрыть варварской привычки обедать раньше семи.
Следующим шел вопрос стола. Это, конечно, должен быть так называемый официальный стол – большой, за которым гости могли бы по-прежнему наблюдать старомодную традицию заблаговременного распределения мест, в результате чего за трапезой все окажутся перемешаны с незнакомцами, как в былые славные дни океанских лайнеров. Конечно же, официальные костюмы. Для большинства это означало просто черный галстук, но Майлз, очень щепетильный насчет подобных вещей, всегда надевал белый смокинг.
Далее, ему придется самому отобрать гостей за свой столик. Как человек разборчивый, он имел много личных – по общему признанию, порочных – предрассудков. Список тех, с кем Майлз не желал иметь дел, был длинным. Возглавляли его во множестве генеральные директора и председатели правлений, а также все, кто так или иначе связан с фондовой биржей, ну и, конечно, техасцы, толстяки, дантисты и хирурги. Майлз предпочитал иной список, в который входили актрисы, титулованные аристократы, богатые наследницы, гости телевизионных ток-шоу, стюарды авиалиний, гангстеры и те, кого он называл «таинственными личностями», – люди, не поддающиеся точному определению, с интригующей деталью в облике, очень богатые, что называется, экстра-класса.
После многочасового тасования имен пассажиров директор-распорядитель составил список людей, которых счел блистательной компанией для премьерного обеда. Разумеется, он будет комплектовать для себя стол на каждый вечер путешествия, но этот первый вечер – особенный. Этот обед должен запомниться. Образец изысканного времяпрепровождения и развлечения. А Майлз всегда нуждался в развлечениях, когда находился в рейсе, потому что – и это один из величайших его секретов – он так и не научился плавать и смертельно боялся открытого моря.
И потому-то в зале «Оскара», отделанном листовым золотом, он появился с трепетом предвкушения, одетый в тысячедолларовый смокинг от «Хики-Фримен», приобретенный специально для этого путешествия. Директор круиза нарочно задержался в дверях, дабы взгляды всех присутствующих упали на его импозантную фигуру, облаченную в безупречно сшитый костюм, милостиво улыбнулся и направился к главному официальному столу.
По мере прибытия гостей он любезно рассаживал их, с непременным рукопожатием, сердечными словами, подчеркнуто обходительно и церемонно. Последними прибыли две те самые «таинственные личности»: джентльмен по имени Алоизий Пендергаст и его «воспитанница»; это определение в сознании Майлза ассоциировалось с подборкой очаровательно-непристойных образов. Досье Пендергаста заинтересовало директора, потому что было начисто лишено информации, но этот парень ухитрился в последнюю минуту купить билет в тюдоровские покои – один из двойных люксов в кормовой части – за пятьдесят тысяч долларов. И это несмотря на то, что рейс был полностью распродан за месяцы вперед. Мало того, этот тип отсрочил отплытие почти на полчаса. Как ему это удалось?
Весьма интригующе.
Когда этот человек появился, Майлз посмотрел на него второй раз, уже более внимательно. То, что он увидел, ему понравилось. Человек отличался благородной изысканностью, аристократизмом и поразительной красотой. Лицо прекрасно очерчено, словно высечено из мрамора Праксителем, и вместе с тем ужасающе бледно, как если бы его обладатель выздоравливал после смертельной болезни. И тем не менее наличествовали и живость, и твердость в гибкой фигуре и серых глазах, которые выражали все, что угодно, кроме физической слабости. Одетый в великолепную визитку[21] с бутоньеркой в виде орхидеи, он двигался сквозь толпу с изяществом кошки, вышагивающей по накрытому столу между приборами.
Но еще более яркой и удивительной, чем сам Пендергаст, оказалась его так называемая воспитанница. Бесспорно, красавица, но не в расхожем, современном смысле. Нет, ее красота была красотой прерафаэлитов[22], она напоминала пронзительный образ Прозерпины на знаменитом полотне Россетти, но только с прямыми, коротко подстриженными волосами. На ней было вечернее платье от Зака Позена, которым Майлз недавно восхищался в одной из галерей торговой аркады «Сент-Джеймс» на шестой палубе, – самое дорогое из всех, что там выставили. Интересно, что девушка решила приобрести платье для первого вечера здесь, на борту, вместо того чтобы выбрать что-то из собственного гардероба.
Майлз быстро сделал в уме перерасчет мест и усадил Пендергаста сбоку от себя, а Констанс напротив. Миссис Дальберг отправилась по другую руку от Пендергаста; директор-распорядитель включил ее в список, потому что она развелась с двумя английскими лордами подряд, а потом вышла замуж за американского мясного магната, который умер через несколько месяцев после бракосочетания, сделав ее на сто миллионов богаче. Лихорадочное воображение Майлза особенно распалилось этим последним обстоятельством. Но когда он пристально рассмотрел миллионершу, то с разочарованием обнаружил, что она не похожа на вульгарную охотницу за состояниями, каковую он себе представлял.
Директор определил места вокруг стола и остальным: франтоватому молодому английскому баронету с женой-француженкой; торговцу произведениями импрессионистской живописи; солистке группы «Пригородные газонокосильщики» и ее бойфренду; писателю Виктору Делакруа, весельчаку и кутиле, и еще нескольким гостям, которые, как рассчитывал хозяин стола, составят за обедом блестящую и занимательную компанию. Он хотел было включить сюда также кинозвезду Брэддока Уайли, прибывшего на премьеру своего нового фильма, но его актерская слава уже шла на убыль, поэтому распорядитель постановил, что может пригласить Уайли за свой стол и во второй вечер.
Рассаживая гостей, Майлз ловко представлял их друг другу, чтобы избежать банальных официальных представлений после, когда все рассядутся. Вскоре приглашенные сидели на местах, и подоспело первое блюдо: блины а-ля Романофф. Некоторое время, пока официанты расставляли тарелки и разливали по бокалам вино, соседи перебрасывались ничего не значащими словами.
Майлз сделал первый шаг, чтобы сломать лед общей скованности.
– Мне кажется, я распознаю у вас нью-орлеанский акцент, мистер Пендергаст. – Он гордился своей способностью разговорить даже самого сдержанного собеседника.
– Как вы прозорливы, – отозвался тот. – А я, со своей стороны, распознаю за вашим английским произношением выговор округи Фар-Рокауэй в Куинсе.
Улыбка застыла на устах директора-распорядителя. Каким образом, черт возьми, этот человек мог узнать об этом?
– Не удивляйтесь, мистер Майлз: в числе прочего я занимался изучением акцентов. При моей профессии нахожу это полезным.
– Понимаю. – Чтобы скрыть замешательство, Майлз пригубил верначчу и постарался сменить тему: – Вы лингвист?
В светло-серых глазах собеседника сверкнули веселые искорки.
– Вовсе нет. Я занимаюсь расследованиями.
Майлз во второй раз за обед удивился:
– Как интересно! Вы имеете в виду, как Шерлок Холмс?
– Что-то вроде этого.
Довольно неприятная мысль промелькнула в голове у круизного директора.
– А сейчас, здесь, тоже расследуете?
– Браво, мистер Майлз!
Кое-кто из сотрапезников уже начал прислушиваться, и директор-распорядитель не знал толком, что сказать. Его охватил приступ нервозности.
– Ну что ж, – смешком он попытался свести все к шутке, – я знаю, кто и как это сделал: дворецкий в кладовке. Подсвечником.
Когда остальные вежливо рассмеялись, он вновь постарался увести разговор от скользкой темы.
– Мисс Грин, вы когда-нибудь видели картину «Прозерпина» Россетти?
Девушка обратила на него взгляд, и Майлз почувствовал некоторое смятение. Было что-то странное в этих глазах.
– Видела.
– Мне определенно кажется, что вы напоминаете женщину с этого полотна.
Гостья не отвела пристального взгляда:
– Следует ли мне быть польщенной сравнением с возлюбленной владыки царства теней?
Причудливый ответ, его сила и яркость, а также резонирующий голос, как на старых грампластинках, смутили Майлза, но он умел с честью выходить из любых превратностей беседы и ответ нашел мгновенно:
– Плутон[23] влюбился в нее, потому что она была красива и полна жизни – точь-в-точь как вы.
– И в результате похитил ее и утащил в ад, чтобы сделать своей женой.
– Что ж, некоторым везет!
Майлз окинул взглядом стол и получил за маленькую остроту одобрительный смешок. Даже мисс Грин улыбнулась, с облегчением отметил он.
Заговорил торговец картинами Лайонел Брок:
– Да-да, я хорошо знаю живопись. Насколько помню, эта картина находится в Галерее Тейт.
– Именно. – Майлз с благодарностью повернулся к Броку.
– Довольно заурядное произведение, как и все прерафаэлиты. Моделью послужила Джейн Моррис, жена лучшего друга Россетти. Работа над портретом явилась прелюдией к ее соблазнению.
– Соблазнению… – повторила мисс Грин и устремила свои странные глаза на Майлза. – А вы когда-нибудь соблазняли, мистер Майлз? Положение директора-распорядителя на шикарном океанском лайнере, должно быть, прекрасная возможность для этого.
– У меня свои маленькие секреты, – ответил Майлз с очередным легким смешком.
Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз и, пожалуй, более дерзок, чем он привык слышать. Вряд ли когда-нибудь еще мисс Грин окажется за его столом.
– «И от себя сама я далека, и прошлого мне здесь совсем не жаль…» – продекламировала она.
За столом стало тихо.
– Как красиво! – произнесла молчавшая до сих пор вдова мясного магната Эмили Дальберг, поразительно аристократичного вида женщина в вечернем платье, со старинными ювелирными украшениями, стройная и хорошо сохранившаяся для своего возраста. Майлз подумал, что она выглядит и говорит точь-в-точь как баронесса фон Шрёдер из мюзикла «Звуки музыки». – Кто написал это, моя дорогая?
– Россетти, – ответила Констанс. – Это стихотворение, которое он написал о Прозерпине.
Брок обратил на девушку серые глаза:
– Вы историк искусств?
– Нет, я педант и обскурантист.
Брок рассмеялся.
– Нахожу педантов и обскурантистов очаровательными, – проговорил он с улыбкой, подаваясь ближе к ней.
– Вы тоже педант, доктор Брок?
– Ну, я… – Он предпочел отшутиться: – Полагаю, кто-то может меня так назвать. Я взял с собой несколько экземпляров своей последней монографии о Караваджо. Отошлю копию в вашу каюту, тогда вы сами сможете решить.
В этот момент в компании воцарилась тишина, потому что к столику подошел представительного вида человек с посеребренными сединой волосами, в форме морского офицера. Он был строен и подтянут, а из-под козырька фуражки поблескивали голубые глаза.
– Рад приветствовать вас на борту «Британии», господа.
Все присутствующие приветствовали его в ответ.
– Как идут дела, Роджер?
– Все просто замечательно, Гордон.
– Разрешите представиться. – Новоприбывший одарил присутствующих обаятельной улыбкой. – Я Гордон Ле Сёр, первый помощник капитана «Британии». – У него оказался очаровательный ливерпульский выговор.
Над столом пронесся негромкий гул голосов – гости поочередно представлялись.
– Если у вас есть какие-то вопросы по поводу судна, я к вашим услугам. – Офицер снова улыбнулся. – Как вам обед?
Все заверили, что обед превосходен.
– Прекрасно! Мы будем хорошо заботиться о вас, обещаю.
– Я вот хотела узнать… – заговорила миссис Дальберг. – Говорят, «Британия» – крупнейшее круизное судно в мире. Насколько она больше «Куин Мэри»?
– Мы на пятнадцать тысяч тонн тяжелее, на тридцать футов длиннее, на десять процентов быстрее и вдвое красивее. Однако, миссис Дальберг, в одном вынужден вас поправить: «Британия» не круизное судно, а океанский лайнер.
– Я не знала, что существует разница.
– Еще какая! Целью круизного судна является круиз как таковой. А задача океанского лайнера – перевозить людей согласно расписанию. У «Британии» гораздо больше осадка и более остроконечный корпус, чем у круизного судна, и она способна развивать серьезную скорость – свыше тридцати узлов, что составляет более тридцати пяти сухопутных миль в час. Корпус должен быть гораздо крепче, чем у круизного судна, и иметь хорошие мореходные качества, с тем чтобы пересекать открытый океан при любой погоде. Видите ли, круизное судно будет уклоняться от шторма. Мы же не свернем и станем пробиваться через шторм.
– В самом деле? – изумилась миссис Дальберг. – У нас есть вероятность столкнуться со штормом?
– Если погодные сводки верны, непременно столкнемся, мадам. Где-нибудь в районе Большой Ньюфаундлендской банки. Но беспокоиться не о чем. – Ле Сёр ободряюще улыбнулся. – Вы получите огромное удовольствие.
Первый помощник попрощался с присутствующими и направился к следующему столу, по соседству, который занимали шумные миллиардеры, владельцы интернет-компаний. Майлз был рад кратковременной тишине, воцарившейся среди этих громогласных ослов, пока первый помощник повторял перед ними свою рекламную речь.
– Изысканнейший первый помощник капитана на всем флоте, – сказал Майлз. – Нам повезло, что он на нашем судне.
Стандартные хвалебные слова, но, по мнению круизного директора, Ле Сёр действительно был славный парень. Не какой-нибудь заурядный среднестатистический первый помощник, кичливый и самодовольный, с комплексом обиды за то, что не сподобился стать капитаном.
– Немного похож на седеющего Пола Маккартни, – заметил Лайонел Брок. – Случайно, не родственник?
– Это все его ливерпульский акцент, – отозвался Майлз. – Вы не первый, кто сделал такое наблюдение. – Он подмигнул: – Только не говорите этого при нем: наш первый помощник, с сожалением должен отметить, не является битломаном.
Подали главное блюдо, а вместе с ним другое вино, и оживленное журчание голосов за столом усилилось. Майлз держал ушки на макушке. Даже разговаривая, он параллельно умудрялся слышать и других беседующих. Весьма полезный навык при его профессии.
Миссис Дальберг повернулась к Пендергасту:
– Ваша воспитанница – примечательная молодая женщина.
– Безусловно.
– Где она училась?
– Самоучка.
До слуха Майлза донесся громкий взрыв смеха с соседнего стола. Хохотали Скотт Блэкберн, компьютерный вундеркинд, и два его льстивых приятеля со своими прихлебателями, все в гавайских рубашках, слаксах и сандалиях – вопиющее неуважение к принятым на судне правилам и этикету вечера. Круизный директор содрогнулся. Похоже, на каждом рейсе имелась по крайней мере одна группа богатых шумливых дельцов. Привлекают к себе слишком много внимания. Если верить их досье, Блэкберн и его компания уже побывали в винном туре по графству Бордо, где потратили миллионы долларов на немедленное создание собственных винных погребов. И, как часто бывает с миллиардерами, требовательными и эксцентричными, он настоял на том, чтобы ради семидневного путешествия заново отделали его просторную каюту, используя принадлежащие ему произведения искусства, антиквариат и мебель.
Миссис Дальберг все разговаривала с Пендергастом:
– И как получилось, что она стала вашей воспитанницей?
Ответила сама Констанс:
– Мой первый опекун, доктор Ленг, подобрал меня, когда я, брошенная сирота, скиталась по улицам Нью-Йорка.
– Святой боже, я не знала, что такое случается в наше время.
– Когда доктора Ленга убили, Алоизий, будучи его родственником, дал мне приют.
Слово «убили» на мгновение тяжело повисло в воздухе.
– Какая трагедия! – произнес Майлз. – Соболезную.
– Да, это трагическая история, не правда ли, Алоизий?
Директор-распорядитель уловил резкость в ее голосе. Что-то там было нечисто. Люди как айсберги: основная часть того, что в действительности с ними происходит, особенно что-то неприглядное, находится глубоко под водой.
Миссис Дальберг тепло улыбнулась Пендергасту:
– Я, кажется, слышала, что вы частный сыщик?
«О нет, – подумал Майлз. – Только не все сначала!»
– В настоящее время – да.
– И что, вы сказали, вы сейчас расследуете?
– Боюсь, я ничего такого не говорил.
– Расследование? – встрепенулся торговец-искусствовед Брок.
Он явно пропустил начало разговора.
– До чего же интересно! – улыбнулась вдова и дотронулась до руки Пендергаста. – Я люблю тайны. Вы разгадываете тайны убийств, мистер Пендергаст?
– Я никогда не читаю детективных романов. Нахожу их смехотворными.
Миссис Дальберг рассмеялась:
– А я их обожаю. И мне приходит в голову, мистер Пендергаст, что из «Британии» получилась бы прекрасная декорация для сцены убийства. – Она повернулась к хозяину стола: – А вы как думаете, мистер Майлз?
– Убийство – это было бы восхитительно. При условии, что никто не пострадает.
Острота заслужила свою порцию смеха, и круизный директор еще раз испытал гордость за свое умение поддерживать разговор там, где этого требуют правила этикета.
Пендергаст чуть подался вперед.
– Не могу обещать вам убийство во время путешествия, – вкрадчивым тоном произнес он, – но могу сообщить: здесь, на борту, присутствует убийца.
Глава 11
Пендергаст с удобством расположился в салоне каюты, листая объемистую карту вин, предлагаемых на «Британии». Стоящий поблизости телевизор с плоским экраном был настроен на местную, судовую телестанцию, и приглушенный голос диктора превозносил достоинства океанского лайнера, подкрепляя свои слова видеорядом.
«„Британия“ – грандиозное судно, построенное в старых добрых традициях, – информировал интеллигентный голос с правильным оксфордским произношением. – Впечатляют ее плавные широкие лестницы, просторные зоны общественного пользования. Здесь имеются два бальных зала, восемь ресторанов, три казино, пять плавательных бассейнов. Ее пассажирский список составляет две тысячи семьсот человек, численность экипажа тысяча шестьсот человек, а регистровая грузоподъемность сто шестьдесят пять тысяч тонн. С точки зрения удобства размещения пассажиров это самое вместительное судно для хождения в открытом море, а численное соотношение между экипажем и пассажирами несравнимо ни с одним другим роскошным пассажирским кораблем. „Британию“ отличают несколько уникальных особенностей, такие как восьмиэтажный Гранд-атриум, салон „Седона-Сан-спа“, первоклассные торговые пассажи „Риджент-стрит“ и „Сент-Джеймс“, театр „Белгрейвия“ на тысячу мест и подогреваемый бассейн в стиле римских бань, обнаруженных при раскопках Помпей. Лайнер может похвастать бальным залом из золота и хрусталя в стиле короля Георга Второго, крупнейшим из корабельных. Длина судна больше высоты Эмпайр-стейт-билдинг, а его сирена слышна на пятнадцать миль. В традициях „Титаника“ и других великих судов прошлого „Британия“ имеет огромное количество декоративных медных деталей внутри и снаружи, а на отделку интерьера пошло более двух тысяч кубометров деревянных отделочных панелей из тикового и красного дерева, порт-орфордского кедра, камедного дерева, хлорофоры и карельской березы…»
«„Британия“ – грандиозное судно, построенное в старых добрых традициях, – информировал интеллигентный голос с правильным оксфордским произношением. – Впечатляют ее плавные широкие лестницы, просторные зоны общественного пользования. Здесь имеются два бальных зала, восемь ресторанов, три казино, пять плавательных бассейнов. Ее пассажирский список составляет две тысячи семьсот человек, численность экипажа тысяча шестьсот человек, а регистровая грузоподъемность сто шестьдесят пять тысяч тонн. С точки зрения удобства размещения пассажиров это самое вместительное судно для хождения в открытом море, а численное соотношение между экипажем и пассажирами несравнимо ни с одним другим роскошным пассажирским кораблем. „Британию“ отличают несколько уникальных особенностей, такие как восьмиэтажный Гранд-атриум, салон „Седона-Сан-спа“, первоклассные торговые пассажи „Риджент-стрит“ и „Сент-Джеймс“, театр „Белгрейвия“ на тысячу мест и подогреваемый бассейн в стиле римских бань, обнаруженных при раскопках Помпей. Лайнер может похвастать бальным залом из золота и хрусталя в стиле короля Георга Второго, крупнейшим из корабельных. Длина судна больше высоты Эмпайр-стейт-билдинг, а его сирена слышна на пятнадцать миль. В традициях „Титаника“ и других великих судов прошлого „Британия“ имеет огромное количество декоративных медных деталей внутри и снаружи, а на отделку интерьера пошло более двух тысяч кубометров деревянных отделочных панелей из тикового и красного дерева, порт-орфордского кедра, камедного дерева, хлорофоры и карельской березы…»