– Но ведь речь идет о делах многовековой давности…
   – Мистер Смитбек!
   Миссис Рикмен лишь немного повысила голос, но эффект был достигнут. Воцарилось молчание.
   – Мистер Смитбек, должна сказать вам с полной откровенностью… – Она не договорила, быстро поднялась, обогнула стол и встала прямо позади журналиста. – Должна сказать, – продолжила миссис Рикмен, – что вы слишком долго не можете встать на нашу точку зрения. Вы пишете книгу не для коммерческого издателя. Говоря прямо, нам нужно благоприятное освещение, какое вы придали Бостонскому аквариуму в своей предыдущей книге. – Она обошла кресло, на котором сидел Смитбек, и с чопорным видом присела на край стола. – У нас есть к вам определенные требования, и мы вправе их предъявлять. Это… – Она начала загибать костлявые пальцы. – Первое: никаких дискуссий. Второе: ничего такого, что может оскорбить этнические группы. Третье: ничего такого, что может повредить репутации музея. Разве они столь уж непомерные?
   На последней фразе дама понизила голос, подалась вперед и стиснула своей сухой рукой руку Смитбека.
   – Я… нет, – выдавил Смитбек с почти неодолимым желанием вырвать руку.
   – Отлично, значит, договорились.
   Миссис Рикмен придвинула к журналисту рукопись.
   – Теперь необходимо обсудить еще один небольшой вопрос. – Говорила она очень четко. – В рукописи вы несколько раз цитируете интересные комментарии людей, «близких к выставке», но не называете источников. В этом нет ничего особенного, понимаете, но мне хотелось бы иметь их список – для моих файлов, и только.
   Она выжидающе улыбнулась.
   Смитбеку это не понравилось.
   – Видите ли, – сдержанно ответил он, – я бы хотел вам помочь, но не позволяет журналистская этика. – И пожал плечами.
   Улыбка миссис Рикмен мгновенно увяла, она открыла рот, собираясь заговорить. Но тут, к облегчению Смитбека, зазвонил телефон. Журналист поднялся, взял рукопись и направился к выходу. Когда закрывал дверь, до него донесся вздох, похожий на стон.
   – Как, еще одно?
   Дверь закрылась.

14

   Д’Агоста никак не мог освоиться в зале человекообразных обезьян, среди чучел усмехающихся шимпанзе, висящих на искусственных деревьях, с их волосатыми шкурами и большими человеческими руками, на которых были настоящие ногти. Лейтенант недоумевал, почему ученые так долго не могли установить, что человек произошел от обезьяны. Это должно было быть ясно с первого взгляда на шимпанзе. Д’Агоста где-то слышал, что они совсем как люди: легко возбудимые, вечно дерутся, даже убивают и поедают друг друга. «Черт возьми, – думал он, – можно ведь, наверное, как-то пройти по музею, минуя этот зал».
   – Сюда, – сказал охранник, – вниз по лестнице. Это просто жуть, лейтенант. Я пришел в…
   – Об этом потом, – сказал д’Агоста. Побывав на вскрытии трупа мальчика, он был готов ко всему. – Говоришь, на убитом форма охранника? Знаком он тебе?
   – Не знаю, сэр. Трудно разобрать.
   Охранник указал вниз. Лестница оканчивалась у выхода во дворик. Тело лежало у ее подножия, в темноте. Все было залито и забрызгано черным – пол, стены, лампочка наверху. Д’Агоста знал, что это за чернота.
   – Ты, – приказал он одному из шедших за ним полицейских, – позаботься об освещении. Место преступления нужно в срочном порядке тщательно обыскать. Криминалисты выехали? Человек этот явно мертв, поэтому санитаров со «скорой помощи» пока не пускайте. Они здесь все затопчут.
   Д’Агоста снова посмотрел вниз.
   – Проклятье, – сказал он, – чьи там следы? Похоже, какой-то болван прошел прямо по луже крови. Или убийца решил оставить нам хорошие улики.
   Все промолчали.
   – Твои следы? – обратился лейтенант к охраннику. – Как тебя зовут?
   – Норрис. Эрик Норрис. Я уже говорил…
   – Да или нет?
   – Да, но…
   – Замолчи. В этих ботинках?
   – Да. Понимаете, я…
   – Разувайся. – «Чертов болван», подумал д’Агоста. – Отнеси ботинки в лабораторию. Скажи, пусть их положат в сумку для вещественных улик. Жди меня там. Хотя нет, не надо, я вызову тебя потом. У меня будет к тебе несколько вопросов. Нет-нет, разувайся прямо здесь.
   Д’Агосте не нужен был еще один Прайн. Что это делается в музее, людям нравится шлепать по крови?
   – Идти туда тебе придется в носках.
   – Слушаюсь, сэр.
   Один из полицейских за спиной д’Агосты фыркнул.
   Лейтенант грозно поглядел на него.
   – По-твоему, это смешно? Он повсюду наследил кровью.
   Д’Агоста спустился до середины лестницы. Голова покойного лежала в дальнем углу вниз лицом. Разглядеть ее как следует он не мог, но знал, что череп раскроен, а мозг плавает в крови. Господи, чего только не обнаружишь на месте убийства.
   Позади него послышались шаги.
   – Криминалисты, – сообщил невысокий мужчина, за которым шли фотограф и еще несколько человек в лабораторных халатах.
   – Наконец-то. Мне нужен свет здесь, здесь, здесь и там, где сочтет нужным фотограф. Протяните ленту. Ее нужно было протянуть пять минут назад. Соберите каждую пылинку, каждую ниточку. Обработайте все химикалиями. И… что еще? Проведите на трупе все возможные тесты, и пусть никто не заходит за ленту. Ни одна живая душа.
   Д’Агоста обернулся.
   – Бригада из лаборатории здесь? А эксперт коронера? Или попивают кофе с рогаликами? – Он похлопал себя по нагрудному карману, нет ли там сигары. – Эти следы прикройте картонными коробками. И расчистите дорожку вокруг тела, чтобы можно было ходить, не следя повсюду кровью.
   – Превосходно, – услышал д’Агоста за спиной негромкий приятный голос.
   – Кто вы, черт побери? – спросил лейтенант, оборачиваясь. Его действия одобрил высокий стройный незнакомец в черном костюме; он стоял, опираясь о перила наверху лестницы. Голубоглазый, со светлыми, почти белыми, зачесанными назад волосами. – Из похоронной конторы?
   – Пендергаст, – ответил тот, спустившись и протянув руку.
   Мимо неизвестного протиснулся фотограф со своим оборудованием.
   – Так вот, Пендергаст, если у вас нет веских причин находиться здесь…
   Блондин улыбнулся:
   – Специальный агент Пендергаст.
   – А-а. ФБР? Странно, почему я не удивляюсь? Что ж, Пендергаст, здравствуйте. Почему не позвонили заранее? У меня тут внизу труп, обезглавленный. А где же ваша команда?
   Пендергаст высвободил руку:
   – Видите ли, я один.
   – Что? Не разыгрывайте меня. Вы же постоянно ходите сворами.
   Вспыхнули лампы, и все вокруг них залил свет. Все, что казалось черным, проступило из тьмы, труп стал виден как на ладони. Посреди кровавой лужи лежало то, что, как заподозрил д’Агоста, было завтраком Норриса. Челюсть его непроизвольно задвигалась. Потом он увидел кусок черепа с уцелевшими короткими волосами, лежащий футах в пяти от мертвого охранника.
   – Ах черт, – сказал д’Агоста, отступив назад, и не смог совладать с собой.
   Его вырвало прямо перед этим типом из ФБР, перед криминалистами, перед фотографом. «Надо же, – подумал он. – Впервые за двадцать два года и, как назло, в самую неподходящую минуту».
   На лестнице появилась молодая женщина, эксперт коронера, в белом халате с пластиковым фартуком.
   – Кто здесь главный? – спросила она, натягивая перчатки.
   – Я, – ответил д’Агоста, утирая рот. Глянул на Пендергаста. – По крайней мере, еще на несколько минут. Лейтенант д’Агоста.
   – Доктор Коллинз, – бодро отозвалась женщина.
   Вместе с шедшей следом ассистенткой она спустилась к очищенному от крови месту возле трупа.
   – Фотограф, – сказала она. – Я буду поворачивать тело. Полную серию, пожалуйста.
   Д’Агоста отвернулся.
   – Нам нужно работать, Пендергаст, – повелительно сказал он. Указал на рвоту. – Не убирайте это, пока криминалисты не закончат дела на лестнице. Ясно?
   Все кивнули.
   – Мне нужно получить данные как можно скорее. Выясните, можно ли опознать труп. Если это охранник, вызовите сюда Ипполито. Пендергаст, пойдемте проведем согласование или координацию, или как там это у вас именуется, а когда бригада закончит работу, вернемся.
   – Отлично, – согласился Пендергаст.
   Д’Агоста подумал, что, судя по акценту, парень приехал с Юга. Он уже встречал таких типов, в Нью-Йорке никакого проку от них не было.
   Пендергаст подался к нему и негромко сказал:
   – Разбрызганная по стене кровь довольно любопытна.
   Д’Агоста уставился на брызги:
   – Неужели?
   – Меня интересует ее баллистика.
   Лейтенант поглядел в светлые глаза Пендергаста.
   – Хорошая мысль, – наконец сказал он. – Эй, фотограф, сделай серию крупных планов этих пятен на стене. А ты…
   – Макгенри, сэр.
   – Мне нужен их баллистический анализ. Похоже, брызги разлетались с большой скоростью, под острым углом. Требуются направление, сила, скорость – полная картина.
   – Слушаюсь, сэр.
   – Результаты должны быть у меня на столе через тридцать минут.
   На лице Макгенри отразилось смятение.
   – Ну что, Пендергаст, – спросил д’Агоста, – есть еще идеи?
   – Нет, это была единственная.
   – Идемте.
 
   На пункте оперативного реагирования царил порядок. Д’Агоста всегда об этом заботился. Бумаги, папки, магнитофоны – все было под рукой. Выглядело это солидно, лейтенант был доволен. Все занимались делом.
   Худощавый Пендергаст легко уселся в кресло. Несмотря на свой церемонный вид, двигался он ловко, как кошка. Д’Агоста вкратце рассказал ему о ходе расследования.
   – Ну, Пендергаст, – закончил он, – каковы ваши полномочия? Мы напортачили? Нас отстраняют?
   Пендергаст улыбнулся:
   – Нет-нет. Я и сам сделал бы все то же самое. Видите ли, лейтенант, мы начали заниматься этим делом давно, только сами не сознавали этого.
   – То есть?
   – Я из Нового Орлеана. Мы пытались раскрыть серию убийств, весьма необычных. Не буду вдаваться в подробности, но у жертв была удалена затылочная кость и вынут мозг. Тот же почерк.
   – Вот те на! Когда это было?
   – Несколько лет назад.
   – Лет? Значит…
   – Да. Убийства остались нераскрытыми. Расследование сначала вело Агентство по контролю за распространением алкогольных напитков, табачных изделий и огнестрельного оружия, поскольку решили, что дело, возможно, связано с наркотиками. Когда ничего не вышло, за дело взялось ФБР. Но мы ничего не смогли сделать, след простыл. А вчера я прочел телеграфное сообщение об убийстве двух мальчиков в Нью-Йорке. Почерк весьма специфический, верно? И вечером я вылетел. Сейчас я здесь неофициально. До завтрашнего дня.
   Д’Агоста успокоился:
   – Значит, вы из Луизианы? Я подумал, вы новый человек в нью-йоркском отделении.
   – Люди оттуда будут заниматься этим делом. После моего отчета, который я представлю сегодня вечером. Но руководить расследованием буду я.
   – Вы? В Нью-Йорке этому не бывать.
   Пендергаст улыбнулся:
   – Руководить буду я, лейтенант. Я несколько лет занимался этим делом и, откровенно говоря, заинтересован в успехе расследования.
   «Заинтересован» Пендергаст произнес так, что у д’Агосты по спине пробежали мурашки.
   – Но не беспокойтесь, лейтенант, я охотно готов сотрудничать с вами, хотя, возможно, метод будет несколько отличаться от того, что предложили бы мои нью-йоркские коллеги. Если вы, конечно, пойдете мне навстречу. Это не моя территория, и мне потребуется ваша помощь. Что скажете?
   Он встал и протянул руку. «Черт, – подумал д’Агоста, – нью-йоркские фэбээровцы разорвут этого парня и отправят кусками в Новый Орлеан».
   – Договорились, – сказал лейтенант, обмениваясь с ним рукопожатием. – Я познакомлю вас с людьми, первым делом с начальником охраны Ипполито. Только ответьте на один вопрос. Вы сказали, почерк новоорлеанских убийств тот же. Что скажете о следах зубов, которые мы обнаружили на мозге старшего мальчика? Об обломке когтя?
   – Судя по вашему рассказу о вскрытии, экспертиза лишь строит предположения о следах зубов, – ответил Пендергаст. – Интересно было бы узнать о поисках следов слюны. Коготь подвергали анализу?
   Позднее д’Агоста припомнил, что получил ответ лишь на один из своих вопросов. Тогда же он только сказал:
   – Подвергнут сегодня.
   Пендергаст откинулся на спинку кресла, сплел пальцы и уставился в пространство.
   – Придется нанести визит доктору Зивич, после того как она изучит сегодняшнее происшествие.
   – Послушайте, Пендергаст, вы, случайно, не знакомы с Энди Уорхолом?
   – Я мало интересуюсь современным искусством, лейтенант.
 
   На месте преступления было много людей, но царил порядок, все двигались быстро и говорили вполголоса, словно из уважения к покойному. Работники морга приехали, но держались поодаль, терпеливо наблюдая за происходящим. Пендергаст стоял рядом с д’Агостой и Ипполито, начальником охраны музея.
   – Сделайте мне одолжение, – обратился Пендергаст к фотографу. – Нужен снимок отсюда. – Показал жестом. – И серия снимков: первый с верхней ступеньки, потом со следующей и так далее. Не спешите, добивайтесь нужного ракурса и освещения.
   Фотограф внимательно поглядел на Пендергаста и отошел.
   Пендергаст обратился к Ипполито:
   – У меня вопрос: почему охранник – как его, Джолли, Фред Джолли? – оказался здесь? Маршрут его проходил в стороне отсюда. Так ведь?
   – Совершенно верно, – подтвердил Ипполито.
   Начальник охраны стоял на сухом месте у выхода во дворик, лицо его было бледно-зеленым.
   – Кто знает? – пожал плечами д’Агоста.
   – Да, конечно, – сказал Пендергаст. Он осматривал дворик, окруженный с трех сторон кирпичными стенами. – И говорите, запер за собой дверь?.. Мы должны предположить, что он выходил наружу или направлялся туда. Хм. Вчера в это время был пик потока метеоритов. Быть может, Джолли был подающим надежды астрономом. Но я в этом сомневаюсь.
   Агент помолчал, осматриваясь. Потом обернулся к обоим:
   – Кажется, я могу сказать почему.
   «Черт возьми, настоящий Шерлок Холмс», – подумал д’Агоста.
   – Он спустился по лестнице, чтобы предаться своему пороку. Покурить марихуану. Дворик изолирован и хорошо продувается. Идеальное место, чтобы побаловаться травкой.
   – Это всего лишь догадка.
   – По-моему, я вижу окурок, – настаивал Пендергаст, указывая во дворик. – У дверного косяка.
   – Я не вижу ничего, – ответил д’Агоста. – Слушай, Эд. Пошарь-ка у основания двери. Да-да, там. Что это?
   – Косячок, – ответил Эд.
   – Ребята, что это с вами, не могли обнаружить косячка? Я велел собрать все до последней пылинки, черт возьми.
   – Пока не успели туда добраться.
   – Угу.
   Он глянул на Пендергаста. Везунчик. А может, косячок вовсе не охранника?
   – Мистер Ипполито, – протянул Пендергаст, – для ваших подчиненных обычное дело баловаться наркотиками на дежурстве?
   – Вовсе нет, и я не убежден, что это Фред Джолли…
   Пендергаст махнул рукой, призывая его умолкнуть:
   – Полагаю, вы сможете объяснить происхождение всех этих следов.
   – Их оставил охранник, обнаруживший тело, – ответил д’Агоста.
   Пендергаст нагнулся.
   – Улики, которые могли остаться, совершенно затоптаны, – сказал он хмурясь. – Право, мистер Ипполито, вам бы следовало обучить своих людей оберегать место преступления.
   Ипполито открыл рот, потом закрыл снова. Д’Агоста подавил усмешку.
   Пендергаст осторожно зашел под лестницу, где была приоткрыта большая металлическая дверь.
   – Мистер Ипполито, что за этой дверью?
   – Коридор.
   – И куда он ведет?
   – Направо сохранная зона. Но убийца не мог уйти в ту сторону, потому…
   – Простите, мистер Ипполито, но я уверен, что убийца ушел именно в ту сторону, – сказал Пендергаст. – Дайте подумать. За сохранной зоной находится старый подвал, верно?
   – Верно, – ответил Ипполито.
   – Где были найдены те двое детей.
   – Тот самый, – сказал д’Агоста.
   – Любопытное название «сохранная зона», мистер Ипполито. Прогуляемся?
   За ржавой дверью тянулся освещенный рядом лампочек коридор. Пол был покрыт потертым линолеумом, на стенах красовались картины с изображениями мелющих зерно, ткущих и подкрадывающихся к оленю индейцев племени пуэбло.
   – Красота, – заметил Пендергаст. – Жаль, что они висят здесь. Манера напоминает раннего Фремонта Эллиса.
   – Раньше они висели в зале Юго-Запада, – сказал Ипполито. – Его закрыли, кажется, в двадцатых годах.
   – Ага! – сказал Пендергаст, внимательно разглядывая одну из картин. – Это и есть Фремонт Эллис. Господи, какая красота. Посмотрите, как освещен фасад глинобитной хижины.
   – Угу, – буркнул Ипполито. – Как вы узнали?
   – Да ведь каждый, кто знаком с манерой Эллиса, узнал бы его кисть.
   – Я спросил, как вы узнали, что убийца прошел здесь?
   – Очевидно, это было просто догадкой, – ответил Пендергаст. – Видите ли, если кто-то говорит «это невозможно», я тут же самым уверенным тоном начинаю возражать. Очень скверная привычка, но от нее трудно избавиться. Теперь-то мы, разумеется, точно знаем, что убийца прошел здесь.
   – Откуда? – Ипполито казался сбитым с толку.
   – Посмотрите на это чудесное изображение Санта-Фе. Бывали там когда-нибудь?
   Воцарилось недолгое молчание.
   – Нет, не был, – откликнулся наконец начальник охраны.
   – За городом тянется горный хребет, названный Сьерра-де-Сангре-де-Кристо. Это означает «Горы Крови Христовой».
   – Ну и что?
   – Они бывают очень красными в лучах заходящего солнца, но, осмелюсь сказать, не настолько красными. Это настоящая кровь, притом свежая. Право, жаль, что картина испорчена.
   – Черт возьми, – сказал д’Агоста. – Поглядите-ка.
   По картине на уровне пояса тянулась широкая кровавая полоса.
   – Убийство, как вам известно, дело грязное. Следы крови должны быть по всему коридору. Лейтенант, сюда нужно направить людей из криминалистической лаборатории. – Пендергаст немного помолчал. – Давайте закончим нашу небольшую прогулку, а потом пригласим их. Мне хочется поискать улики, если вы не против.
   – Пожалуйста, – ответил д’Агоста.
   – Смотрите под ноги, мистер Ипполито, мы попросим экспертов осмотреть и полы, и стены.
   Они оказались у запертой двери с надписью «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
   – Это и есть сохранная зона, – сообщил Ипполито.
   – Вижу, – ответил Пендергаст. – А в чем смысл этой сохранной зоны, мистер Ипполито? В остальной части музея сохранность не обеспечивается?
   – Нет-нет, – торопливо отозвался начальник охраны. – Сохранная зона предназначена для особо редких и ценных экспонатов. Из всех музеев страны наш наилучшим образом обеспечен средствами безопасности. Недавно мы установили систему скользящих металлических дверей по всему зданию. Двери соединены с нашей компьютерной системой, и в случае грабежа музей легко перекрыть по секциям, как водонепроницаемые отсеки на…
   – Я понял, мистер Ипполито, большое спасибо, – перебил его Пендергаст. – Любопытно: старая, обитая медью дверь, – сказал он, пристально ее разглядывая.
   Д’Агоста увидел, что медная обивка покрыта неглубокими вмятинами.
   – Судя по виду, вмятины свежие, – сказал Пендергаст. – Что скажете об этом? – И указал вниз.
   – Черт побери, – выдохнул д’Агоста, глядя на дверь.
   Деревянная рама была исцарапана, словно кто-то скреб ее когтями.
   Пендергаст отступил:
   – Лейтенант, с вашего позволения, я хотел бы, чтобы всю эту дверь подвергли анализу. Мистер Ипполито, могли бы вы открыть нам ее, поменьше прикасаясь к ней руками?
   – Сюда не положено никого пускать без разрешения.
   Д’Агоста удивленно посмотрел на него:
   – Черт возьми, нам что, выписывать пропуска?
   – Нет-нет, просто…
   – Он забыл ключ, – пояснил Пендергаст. – Мы подождем.
   – Я сейчас вернусь, – сказал Ипполито, и по коридору зазвучали его торопливые шаги.
   Когда их не стало слышно, д’Агоста обратился к агенту ФБР:
   – Не собирался говорить этого, Пендергаст, но мне нравится, как вы работаете. Вы отлично разобрались с картиной и управились с Ипполито. Желаю вам удачи с нью-йоркскими коллегами.
   На лице Пендергаста появилась улыбка.
   – Спасибо. Я тоже рад, что работаю с вами, а не с кем-то из этих крутых парней. Судя по тому, что произошло там, у вас еще есть сердце. Вы до сих пор нормальный человек.
   Д’Агоста рассмеялся:
   – Нет, дело совсем в другом. Все из-за яичницы с ветчиной, сыра и кетчупа, которыми я завтракал. И короткой стрижки покойного. Терпеть не могу короткие стрижки.

15

   Дверь гербария, как всегда, была заперта, несмотря на табличку «НЕ ЗАПИРАТЬ». Марго постучала. «Ну-ну, Смит, я знаю, что вы там». Постучала еще раз, погромче, и услышала недовольный голос:
   – Ладно, ладно, успокойтесь! Иду!
   Дверь открылась, и Бейли Смит, старый помощник хранителя гербария, снова сел за свой стол, издал громкий раздраженный вздох и принялся с шелестом разбирать почту.
   Марго решительно шагнула вперед. Бейли Смит, казалось, считал своей обязанностью бесцеремонно приставать к ней с разговорами. И едва открывал рот, его невозможно было остановить. Обычно Марго посылала ему требования и таким образом избегала тяжкого испытания общаться со стариком. Но для очередной главы диссертации ей было необходимо исследовать образцы лекарственных растений кирибуту как можно быстрее. Текст для Мориарти не был дописан, и она слышала еще об одном страшном убийстве, из-за которого музей могли закрыть до конца дня.
   Бейли Смит что-то мурлыкал под нос, не обращая на нее внимания. Хотя ему было почти восемьдесят, Марго подозревала, что он просто симулирует глухоту, потому что ему доставляет удовольствие раздражать людей.
   – Мистер Смит! – окликнула она. – Прошу вас, мне нужны эти образцы. – Она пододвинула к нему список по крышке перегородки. – Немедленно, если можно.
   Смит хмыкнул, поднялся со стула, неторопливо взял список и хмуро просмотрел его.
   – Поиски могут занять много времени. Что, если завтра утром?
   – Пожалуйста, мистер Смит. Я слышала, музей могут закрыть в любую минуту. Эти образцы мне очень нужны.
   Поскольку появилась возможность поболтать, старик стал дружелюбнее.
   – Ужасный случай, – сказал он, покачивая головой. – За сорок два года работы здесь не припомню ничего подобного. Однако не могу сказать, что удивлен, – добавил он, многозначительно кивнув.
   Марго не хотела поощрять Смита и промолчала.
   – Но он не первый, судя по тому, что я слышал. И не последний. – Он повернулся, держа список перед носом. – Это что? Muhlenbergia dunbarii? Ее у нас совершенно нет.
   За спиной Марго раздался голос:
   – Не первый?
   Это произнес Грегори Кавакита, молодой помощник хранителя, с которым они вместе ждали сообщения полицейских в комнате отдыха накануне утром. Марго прочла в личном деле биографию Кавакиты: сын богатых родителей, осиротев в детстве, покинул родную Иокогаму и рос у родственников в Англии. Окончив колледж святой Магдалины в Оксфорде, он поступил в Массачусетский технологический институт, защитил там диссертацию, потом стал помощником хранителя в музее. Он был самым блестящим протеже Фрока, что иногда злило Марго. По ее мнению, Кавакита не мог быть искренним союзником Фрока. Он обладал инстинктивным чутьем в том, что касалось музейной политики, а Фрок был бунтарем, оппозиционером со сложившимися взглядами. Однако, несмотря на свой эгоцентризм, Кавакита был, несомненно, блестящим ученым. Он работал вместе с Фроком над моделью генетической мутации – проблемой, в которой, казалось, никто, кроме них двоих, не разбирался. Под руководством Фрока Кавакита совершенствовал экстраполятор, программу, которая могла сравнивать и комбинировать генетические коды разных видов. Когда они пропускали свои данные через мощный компьютер музея, продуктивность системы падала до такой степени, что ее в шутку называли «режимом ручного калькулятора».
   – Что «не первый»? – спросил Смит, неприветливо глянув на Кавакиту.
   Марго бросила на пришедшего предостерегающий взгляд, но тот ответил:
   – Вы упомянули о том, что происшедшее убийство не первое.
   – Грег, тебе это необходимо? – простонала Марго вполголоса. – Теперь я никогда не получу образцов.
   – Меня тут ничто не удивляет, – заявил Смит. – Я человек несуеверный, – сказал он, облокотившись на перегородку, – но уже не впервые какая-то тварь бродит по коридорам музея. Во всяком случае, так говорят. Только, заметьте, я не верю ни единому слову.
   – Тварь? – переспросил Кавакита.
   Марго легонько пнула его в голень.
   – Я лишь повторяю то, о чем все говорят, доктор Кавакита. Распускать ложные слухи не в моих правилах.
   – Конечно, – сказал Кавакита, подмигнув Марго.
   Смит обратил на него суровый взгляд.
   – Говорят, она здесь уже давно. Живет в подвале, питается крысами, мышами и тараканами. Вы заметили, что ни крысы, ни мыши не бегают по музею? А должны бы, видит бог, весь Нью-Йорк кишит ими. Но здесь их нет. Странно, вы не находите?
   – Я не обращал на это внимания, – ответил Кавакита. – Постараюсь разобраться.
   – Был здесь ученый, разводил кошек для каких-то экспериментов, кажется, по фамилии Слоун. Доктор Слоун из отдела поведения животных. Однажды около дюжины его мурок сбежало. И знаете что? После этого их не видели. Исчезли. А вот это уже странно. Одна-две по крайней мере должны были бы появиться.
   – Может, они убежали, потому что здесь не было мышей? – предположил Кавакита.