Чекалов Денис. Ночь вампиров

   Человек помедлил, глядя на меня; его зубы раздвинулись, и он зарычал, подобно собаке.
   Он не мог решить, какого из двух своих врагов атаковать первым.
   – Постарайся успокоиться, приятель, – сказал я.
   И он выбрал.
   Человек устремился на меня молча, вытягивая вперед руки. Самое страшное было не в том, что он собирался ударить меня ими или задушить. Нет, грязный обозванный сумасшедший держал руки перед собой, полурасставленными, в жесте, какой никогда нельзя увидеть у атакующего человека.
   В такой позиции руками можно сделать только одно – обхватить свою жертву и вцепиться ей в горло.
   Я знал, что передо мной сумасшедший, больной, но не преступник; и все же у меня не имелось другого выхода, нежели нажать на спусковой крючок.
   Три пули крупного калибра вошли в тело человека, заставили его остановиться, а затем отбросили на асфальт. Его тело сотряслось, точно сама жизнь уходила из него в эти мгновения.
   Но я знал, что это не так.
   Я поднялся на ноги единым прыжком – не так, конечно, красиво, как это делают в кино, но, по крайней мере, я смог устоять.
   Темные глаза аспониканца были открыты, и они оставались живыми.
   – Не подходи к нему, – предупредила девушка.
   Человек вскочил, разбрызгивая по асфальту струи гноящейся крови. Я понял, что его физическое тело было мертво уже много месяцев.
   Он обернулся ко мне, разевая пасть, и я увидел, что его клыки успели увеличиться за эти мгновения раза в два.
   – Его не взять живым, – крикнула Френки. – Он слишком силен.
   Разорванные наручники продолжали звенеть на руках вампира, точно праздничные кастаньеты во время фиесты.
   Он ринулся ко мне, быстрый, сильный и ничего не боящийся.
   Я снова выстрелил трижды, и тело парня снова отбросило на асфальт.
   Его серая рубашка теперь представляла собой сплошное бурое кровавое месиво, в котором кровь смешалась с клочками мяса и лоскутами грубой материи.
   В то же мгновение, когда тело вампира коснулось асфальта, он стал подниматься вновь.
   Франсуаз вынула два своих пистолета и произнесла:
   – Улыбнись, придурок.
   Голова чудовища оборотилась к девушке, и тут же отдернулась далеко назад, когда Френки всадила три пули в пасть и глаза вампира.
   Девушка нажимала на спусковой крючок до тех пор, пока голова твари не превратилась в раздавленное, бесформенное месиво.
   – Вперед, – крикнула она.
   Я вернул пистолет в кобуру, ибо это оружие уже не могло повредить растекшейся на асфальте нечеловеческой твари.
   Я прыгнул на вампира и наступил ему коленом на горло. Потом я обхватил обе его руки, прижав их к земле.
   Молниеносным движением Франсуаз оказалась на коленях перед телом вампира. В ее правой руке, выхваченный из кармана куртки, тускло сверкал длинный металлический цилиндр.
   Суть процесса остается той же самой, меняется только технология.
   Девушка нажала на верхнюю честь цилиндра, и электрический поршень с мощностью, способной пробить бетонную стену, вогнал деревянный кол в тело твари.
   Тело человека сотряслось, пальцы скрючились, вцапарапываясь в асфальт. Его рот растворился в оглушительном протяжном крике, и я увидел, что его лицо уже успело почти полностью восстановиться.
   Бурый кровяной фонтан вылился из сердца вампира, обмывая собой деревянный кол.
   Девушка поднялась, отряхивая руки, и вернула в карман автоматический молоток.
   – Они убили больше, чем одного человека, – констатировала она.
   Я разгладил складку, появившуюся на моем пиджаке в результате падения.
   – Гораздо больше, – подтвердил я. – Для того, чтобы вампир получил такую силу, он должен был выпить, по крайней мере, человек десять. И не забывай, что их трое.
   Девушка пнула ногой тело человека, желая убедиться, что он уже не пошевелится.
   – Странно, что первое тело нашли только сегодня, – пробормотала она. – Пошли, я собираюсь принять ванну, прежде чем мы продолжим.
   Я придержал ее за руку.
   – У тебя глаза светятся, – произнес я.
   – Да?
   Глаза девушки, обычно серые и непроницаемые, сейчас на самом деле светились ровным алым светом, пронзая темноту.
   – Я ничего не имею против, – пояснил я, – но так мне плохо видно.
   – Извини.
   Девушка пару раз моргнула, и ее глаза вновь стали серыми.

6

   Франсуаз переложила ногу за ногу, от чего полы ее белого махрового халата распахнулись и соскользнули по бедрам.
   Девушка украдкой взглянула на меня, проверяя мою реакцию. Френки полагает, что белый цвет халата идеально подходит к ее загорелой бархатистой коже. Это так, но я счел, что не стоит давать ей повода возгордиться, поэтому никак не стал реагировать.
   – Результаты будут готовы довольно быстро, – заметила она, бросая взгляд на изящные золотые часики на своем запястье.
   Я пододвинул к ней чашку горячего шоколада.
   – Вампир две ночи провел в каком-то укромном месте, – сказал я. – И я не думаю, чтобы он постилал на пол простыни. Если мы узнаем, чем был испачкана его одежда, это позволит сузить зону поисков.
   Франсуаз взяла чашку и отряхнула волосы, еще влажные после ванны. Затем она поменяла положение ног, следя за тем, чтобы обнажиться почти до пояса.
   Девушка давала мне второй шанс.
   Я отломил половинку пирожного, и Френки швырнула в меня подушкой.
   – Итак, у нас есть два вампира-убийцы в городе с населением в несколько миллионов, – сказала она.
   – Это означает, что, с одной стороны, нам будет сложно их найти, а с другой, у них не возникнет сложностей с поиском пищи.
   – Судя по состоянию, в котором находился первый экземпляр, они убивают много и часто. Это делает их очень опасными и заставляет атаковать людей снова и снова.
   Я кивнул.
   – Они избегают своих сородичей, потому что слишком опасны даже для обычных вампиров, – продолжал я. – У них нет союзников, поэтому мы не знаем, где они могут показаться.
   Френки строго посмотрела на меня и целомудренно запахнула халат, давая понять, что я не проявил себя как смышленый мальчик, и в свое время буду за это наказан.
   – Тем не менее нам придется перешерстить все места, где обычно появляются вампиры, когда появляются в нашем городе.
   – Попытаемся определить, что им нужно, и чего они будут искать, – сказал я.
   – В первую очередь им требуется пища. Каждое существо занимает свое место в цепочке питания, в зависимости от уровня своей организации.
   Девушка сделала глоток из своей чашки.
   – Растения находятся в начале пищевой цепочки. Они потребляют энергию непосредственно, питаясь солнечными лучами. Они же преобразуют эту энергию в формы, пригодные в пищу для других существ.
   Франсуаз обмакнула пирожное в шоколад и внимательно осмотрела его, прежде чем откусить.
   – Следующая ступень пищевой цепочки – вы, животные. Вы потребляете энергию в форме растений и мяса других животных.
   – Спасибо за животное, – сказал я.
   Девушка пожала плечами.
   – Тебе хорошо известно, что с биологической точки зрения люди и есть животные. Мы, демоны, питаемся человеческими душами и эмоциями – любовью, состраданием, страхом или отчаянием.
   – Насколько я понимаю, это зависит от разновидности демона, – заметил я.
   – Мне не нравится слово «разновидность», – возразила девушка. – Я тебе не морская свинка. Самые слабые демоны ограничиваются негативными эмоциями. Они подпитываются ими, как бактерии. Суккубы полностью поглощают душу человека.
   Френки погрозила мне пальцем.
   – Считается, что после этого человек полностью подпадает под власть суккуба. Только что-то я этого не вижу.
   – Ты мало стараешься, – пояснил я.
   Франсуаз швырнула в меня вторую подушку. Я засчитал себе небольшую победу – больше подушек поблизости нее не оказывалось, и Френки пришлось бы либо оторваться от шоколада, либо перестать вести себя, как маленькая девочка.
   – Вампиры появились на земле практически одновременно с людьми; это была тупиковая ветвь эволюции. С точки зрения места, которое они занимают в цепи питания, вампиры находятся между людьми и демонами. Они поглощают астральную сущность человека, но делают это в материальной форме – они пьют кровь.
   Я продолжил:
   – Вампир не обязательно должен пить кровь; он может питаться, как обычный человек, подобно тому, как хищник в состоянии иногда поедать траву. Однако кровь вызывает сильное привыкание, и избавиться от этой привычки вампиру довольно сложно.
   – Люди всегда боялись вампиров и пытались бороться с ними, – сказала девушка. – Осознать опасность того, кто пьет кровь, проще для простого обывателя, чем если речь идет о тех, кто поедает душу.
   Она улыбнулась и пробежала пальцами по моей руке. Я почувствовал, как глоток энергии, пульсируя, перелился из меня в суккубессу. Девушка тихо засмеялась.
   – Многие вампиры не знают, что они вампиры, – произнес я. – Они ведут обычную человеческую жизнь. Также, вампир, осознавший себя вампиром и попробовавший крови, тоже может побороть это пристрастие.
   – Но обычно этого не происходит, – кивнула Франсуаз. – Поглощение астральной сущности вместе с кровью дает вампиру животную силу, скорость и выносливость. Ты сам мог наблюдать, как этот человек разорвал стальные наручники, словно это были гнилые нитки.
   – В то же время, питание кровью заглушает в вампирах волю к сознательной жизни и интеллект, делая их полубезумными тварями, – продолжал я. – Только очень развитые в духовном плане вампиры способны пить кровь, пользуясь даруемой ею силой, и оставаться с ясным сознанием.
   – В конечном счете, именно это не позволило вампирам стать доминирующей расой, – подтвердила девушка. – И тем опаснее вампиры-одиночки, сохранившие ясность интеллекта. К счастью, сейчас мы имеем дело не с одним из них.
   – Вампир-одиночка претендует на то, чтобы стать демоном, – сказал я. – И обладает почти равной демону силой.
   Френки фыркнула.
   – Но он не способен жить в мире с окружающими. Люди для вампиров – только жертвы, а демоны с вами сотрудничают.
   – И что же я получил в обмен на свою душу? – поинтересовался я.
   – Меня, – ответила девушка.
   Я постарался выглядеть крайне разочарованным.
   – Впрочем, хотя вампиры и не могут обычно отказаться от крови, в то же время большинство из них не отваживается нападать на людей, – сказал я.
   – Да, вампиры, как правило, пьют кровь животных. Они селятся либо в удаленных от города захолустьях, либо в городских трущобах, где можно ловить голубей и диких кошек. Кровь животных заставляет вампиров медленно деградировать. Она не наделяет их астральной силой, и притупляет их сознание понемногу, подобно наркотикам.
   – Только в Городе Темных Эльфов существуют три центра для реабилитации вампиров, существующие на средства благотворительности, – произнес я. – Два из них открыли и спонсируем мы. В таких центрах вампирам помогают избавиться от дурных пристрастий и стать полноценными членами общества. К сожалению, далеко не все из них хотят, чтобы им помогли.
   – Многим вампирам свойственно острое чувство неполноценности, – девушка оставила в сторону пустую чашку, отряхнув в нее с пальцев крошки пирожного. – Они ненавидят людей за то, что те не дают собой питаться, но еще больше они ненавидят нас.
   – За что же? – спросил я.
   Франсуаз встала и распустила пояс своего халата.
   – Мы не отказываемся от своих скверных привычек, – проворковала она. – Иди ко мне.

7

   – Вы посмотрите – ну что это такое?
   Лейтенант Маллен тыкал в газетный лист так оживленно, что тот, изгибаясь, верхней стороной ударял полицейского по носу.
   Жирный заголовок, идущий поверх ярко-оранжевого фона, гласил:

«Нападение вампира-убийцы».

   Чуть пониже, более мелким шрифтом, шли менее сенсационные заголовки:

«Говорящий теленок в Гавани Гоблинов»

«Порча на судне из Асгарда»

   и

«Привидение в доме мэра»

   – С каких пор вас волнует то, что пишет желтая пресса? – усмехнулась моя партнерша, откидываясь на спинку кресла.
   Маллен ловким ударом нокаутировал газетный листок и, сложив его вчетверо, победоносно засунул в карман.
   – С тех пор, как там печатают мое имя, – ответил он. – Если мы не накроем убийцу в течение пары дней, мне будет обеспечена хорошенькая неделька. И как они умудрились успеть втиснуть это в вечерний выпуск?
   – Что говорят ваши эксперты, лейтенант? – спросил я.
   Маллен вынул из другого кармана длинный свиток, карту города Темных Эльфов, и развернул его на столе.
   – Они отметили места, где, как им кажется, наш парень мог провести последние две ночи. Как им кажется. Только позволь этим умникам из анклава Магов открыть рот, и они тут же начнут бахвалиться, что, дескать, грязь на одной улице не такая же, как на другой. Но дай им простейшее поручение – и они заштрихуют вам полгорода, а потом еще и вторую половину.
   – Как я понимаю, ваши люди уже прочесывают эти места? – спросила Франсуаз.
   – Уж будьте уверены, – Маллен недобро усмехнулся с видом человека, который только что приступил к долгой, изматывающей и абсолютно бесполезной работе. – Нет ничего проще, чем искать кого-то среди нелегальных эмигрантов.
   – Эти люди вряд ли станут сотрудничать, даже если ни в чем не виноваты, – согласился я. – Ладно, это уже кое-что. Поехали, лейтенант.
   – Сотрудничать? – всхрапнул полицейский. – Да вы попробуйте хотя бы изловить одного или двух – это уже задачка. Они прячутся в каждую нору, в каждую дыру – боятся, что их вышлют на родину.
   – Значит, так, – Франсуаз произнесла это столь решительно, словно с ней кто-то ожесточенно спорил. – Мы не станем наступать на ноги вашим людям, лейтенант. Мы поговорим с теми, кто не станет отвечать на вопросы стражников. Два активных вампира – это слишком много.
   – Подумать только, – пробормотал Маллен. – А я ведь собирался лечь сегодня пораньше.
   – А что говорит окружной прокурор? – спросил я.
   – Он лопает свои картофельных чипсов еще больше, чем обычно, – многозначительно сообщил Маллен, ибо сам по себе данный факт, по его мнению, значил очень многое. – Говорит, что от стрессов у него повышается аппетит. Я вот думаю – может, он тоже вампир?
   – Вы сказали своим людям, чтобы они проявляли осторожность? – спросила Франсуаз.
   – Я пошлю священника перед каждой полицейской машиной, – огрызнулся Маллен. – Не все так легко принимают некоторые стороны нашей реальности, мадемуазель Дюпон.
   – Я в детстве был очень разочарован, – подтвердил я, – когда узнал, что, если свернуть фантик снова, в нем не появится новая конфета.
   – А вас не спрашивают, – огрызнулся Маллен. – Окружной прокурор заявил, что если мы не уладим ситуацию за ночь, он вызовет охотников из Высокого анклава Дроу.
   – Только не охотники из Анклава, – усмехнулась Френки. – Они повскрывают весь асфальт на центральных улицах и перебьют светофоры, как сделали это в прошлый раз.
   – Так что с вашими людьми? – напомнил я.
   – Мои парни должны найти их и следить, пока не подоспеет спецназ.
   Маллен хлопнул себя по пиджаку.
   – Значит, поехали.
   Потом он спросил:
   – Скажите, Амбрустер, почему правдой обычно оказываются злые сказки?

* * *

   – Когда это Маллен рано ложился спать? – спросил я.
   Девушка задумалась.
   – Может быть, эта история нарушила ему свидание, а он постеснялся сказать об этом прямо?
   – Кто может пойти на свидание к Малленом? – заинтересовался я.
   Если остановить машину на двадцать футов дальше или на двадцать футов ближе – стоит заранее застраховать ее от угона и разграбления. Но перед баром Рона Педро ее можно даже не закрывать.
   Заведение Рона давно должно было быть закрыто, но Рон нас ждал.
   – Новости на улицах распространяются быстро, – заметил я, захлопывая за собой дверцу.
   – Не быстрее, чем страх, – ответила Франсуаз.
   Я скользнул взглядом по пустой улице.
   – Здесь действительно чувствуется страх, – подтвердил я. – Не тот громкий, когда люди собираются в кучки и с нетерпением ждут последних выпусков газет. Это иной страх – тихий, гнетущий, он заставляет людей забиваться в норы, как крыс, и чувствовать себя, как крысы.
   – Вокруг этого бара сейчас слонялось бы человек десять-пятнадцать, – подтвердила девушка. – А сейчас никого нет. Ты когда-нибудь испытывал такой страх, Майкл?
   – Однажды, – ответил я. – В тот момент, когда осознал, что могу провести всю жизнь, занимаясь семейным бизнесом.
   Я сделал вид, что усмехаюсь.
   – Тогда мне было так страшно, что я не знал, куда деваться – я боялся, что мне некуда будет свернуть с этого пути.
   – Многие люди мечтали бы оказаться на твоем месте.
   – Это и было страшно, Френки. А ты – тебе когда-нибудь было страшно?
   Она опустила голову, потом подняла взгляд.
   – Тогда, когда я поняла, что я не такая, как другие.
   Я спросил:
   – Ну и что? Многие не такие, как другие.
   Она встряхнула волосами.
   – Я боялась, что останусь одна.
   Я открыл перед девушкой двери бара, и золотые колокольчики зазвенели над нашими головами.
   Посетителей не было, хотя деревянная табличка, которая начала раскачиваться на дверях, стоило мне повернуть ручку, все еще продолжала показывать пустому залу прихотливо витые буквы слова «закрыто».
   И все здесь было деревянным, под стать этой табличке; деревянный пол, выметенный так чисто, как может быть только в деревенском баре, куда заходят фермеры в высоких сапогах, оставляя у дверей открытые, иссеченные пыльным ветром джипы. Деревянная стойка – мягкая на взгляд, и покрытая чем-то темным и в то же время прозрачным, хотя я был уверен, что это не лак; деревянные стены, на которых висели предметы – самые разные, от седел до широкополых шляп, от высушенных кактусов до фотографий.
   Предметов было так много, и каждый из них был своим – особенным, точно случайный пассажир, случайно вошедший в случайный автобус, едущей по длинной пыльной степи.
   Не было здесь единства, в котором иные владельцы баров расставляют на полках кубки, развешивают по стенам военную амуницию или устилают их черно-белыми фотографиями знаменитых боксеров. Вошедший в бар Рона мог бы, пожалуй, подумать, что владелец его был когда-то огром-ковбоем; но пара фотографий тут же убеждала его, что Рон Педро родился и вырос в городе Темных Эльфов.
   В следующую минуту вошедшему уже представлялось, что это бар, стилизованный под Дикую Пустошь; но не было здесь ни револьверов, ни кобур, ни галстуков пионеров, ни шерифских звезд.
   Тот, кто прожил хотя бы пару лет в Олхоме или Канзе, мог бы, пожалуй, понять, что на самом деле объединяет вещи, развешенные по стенам – но и он был бы тогда неправ. Бескрайняя пустыня, добрая к тем, кто входит в нее с уважением и селится в ней с любовью – но и не она была хозяйкой этого бара, в разноцветной юбке спускающейся к посетителям.
   И тогда человек, сидящий за стойкой, переставал искать единство в этих развешенных разностях – единство, которое просило найти себя с первого же взгляда, и которое упорно ускользало, стоило только внимательнее всмотреться в него. Этот человек обнаружил бы нечто большее, чем призрачное единство – и успокоился бы в нем, как успокаивается тот, кто вернулся домой после долгой дороги, где-то в середине которой успел позабыть, как выглядит его дом.
   – Доброй ночи, мистер Амбрустер, – произнес Рон Педро, заходя за стойку и облокачиваясь на нее. – Мадемуазель Дюпон.
   Рон Педро был огром из прерий – высоким и таким широким в плечах, что, когда он стоял в дверях собственного заведения, то закрывал их собой почти целиком. Его лицо было широким и невозмутимым, как и должно быть у огра из прерий, даже если он никогда в жизни не покидал огромный город дольше, чем на пару недель. Он носил синюю рубашку, в темно-белую клетку, и никогда не расстегивал ее дальше верхней пуговицы. Его длинные волосы, черные и ровные, завивались в длинную косу, переброшенную через правое плечо.
   На шее Рон носил две цепочки. На одной висел христианский крестик, на другой – амулет его родного племени.
   Если оба эти бога были истинными, то они не стали бы возражать против такого соседства. Если же один из них – или даже оба сразу – оказались бы плодом пустых суеверий, то от их сочетания тем более не было бы никакого вреда.
   Рон передвинул по стойке высокий бокал с жидкостью, столь же неприятной на взгляд, как и на вкус, и поставил его перед Франсуаз.
   – Ваш протеиновый коктейль, мадемуазель Дюпон, – сказал он.
   Мы обменялись приветствиями, и Франсуаз пригубила омерзительную жидкость, которая, по уверениям Френки, чрезвычайно полезна для здоровья.
   Во всяком случае, не настолько, чтобы я предпочел ее апельсиновому соку.
   – Вижу, у тебя кое-что изменилось, Рон, – сказал я. – Танцовщицы больше не объезжают у тебя лошадей, там, на подиуме?
   Рон Педро перевел взгляд туда, где в глубине просторного бара, по центру стены, возвышалась площадка, обнесенная грубо обструганными деревянными жердями. Сено, устилавшее пол подиума, было свежим, оно лежало ровным слоем, девственным, как молоко.
   – Каурый отдыхает в своем стойле, – ответил Рон. – Он уже отработал сегодняшнее представление.
   Держать в центре города Темных Эльфов скаковую лошадь – пусть даже и выдрессированную для нехитрых выступлений в баре – это не так уж необычно, как может показаться на первый взгляд. Люди позволяют себе куда более странные и менее безобидные привычки, тогда как Каурый – опытный актер и уважаемый всеми работник этого бара.
   Каждое утро Рон выезжает на нем на прогулку и покупает для него яблоки на городском рынке.
   – Я слышал, у тебя новая танцовщица, Рон, – спросил я, оглядывая пустое помещение бара.
   Огр кивнул.
   – Она огреанка. Приехала в город два года назад. Хотела стать фотомоделью.
   – Получилось? – спросил я.
   – Нет, – ответил Рон.
   Я спросил:
   – У тебя были проблемы с теми, на кого она работала?
   Тугая коса огра легко дрогнула на широком плече.
   – Если девушка больше не хочет быть проституткой, это ее дело, – ответил Рон. – Если кто-то этого не понимает, я могу объяснить.
   Я спросил:
   – Она не хочет вернуться в свою деревню?
   – Ей нравится большой город.
   Я перегнулся через стойку и указал на краешек иллюстрированного журнала, который заметил лежащим на выпуске вечерних газет.
   – «Мир кино» – это для нее?
   На этот раз Рон улыбнулся – он делает это очень редко.
   – Здесь не так уж много любителей кино, Майкл.
   – Она все еще хочет стать артисткой? – спросил я.
   Рон посмотрел на обнесенный деревянными жердями подиум; он больше не улыбался.
   – Она считает, что стала, – сказал он.
   Я вынул из кармана визитную карточку и передал ему.
   – Эта женщина владеет тремя телестудиями, – сказал я. – Уверен, у нее найдется что-нибудь для твоей новой танцовщицы.
   Огр строго посмотрел на меня.
   – Ты не может помочь каждому, Майкл, – сказал он.
   – Но ты же пытаешься, – ответил я.
   Я спросил:
   – Что слышно о том, что происходит на улицах, Рон?
   Огр произнес:
   – Есть один человек, с которым вам необходимо поговорить, Майкл. Парнишка, ему не больше, чем четырнадцать лет. Он очень напуган, и не хочет никуда уходить отсюда.
   – Он видел их? – спросил я.
   – Вместе с ними он переходил границу.

8

   – Сколько раз служба иммиграционного контроля хотела закрыть твой бар, Рон? – спросила Франсуаз.
   Прежде чем уходить, огр ополоснул бокал моей партнерши и подвесил его обратно над стойкой.
   – Раз пятнадцать, всадница.
   Огр приподнял откидывающуюся часть стойки и вышел из-за нее.
   – Аспониканская община поддерживает меня. Многие из аспониканцев, которые сегодня стали в городе влиятельными людьми, начинали с моего бара или с такого, как мой.
   – Даже Веласкес, советник мэра по застройке? – усмехнулся я.
   – В том числе Веласкес. Его отец когда-то держал такой же бар. Он назывался «Солнце над пустыней». Когда иммиграционная служба закрыла его, старому Веласкесу пришлось уехать на север. Но потом его семья вернулась сюда.
   Рон тушил свет, переходя от одного выключателя к другому.
   – Аспоника – хорошая страна, Майкл, но там очень легко быть бедным. Встать на ноги, обеспечить свою семью, если твои родители бедны, а у тебя одиннадцать братьев и сестер…
   Он развел руками.
   – Бедняк в Аспонике навсегда останется бедняком.
   – И они верят, что здесь их ждет земля обетованная? – спросил я.
   – Людям надо во что-то верить, – ответил Рон. – Те, кто не верит, спиваются, становятся наркоманами или идут в бандиты. А те, кто верят, пересекают границу и оказываются здесь.
   Последнее металлическое жалюзи щелкнуло, опускаясь, и Рон повернулся к двери, ведущей во внутренние помещения бара.
   – Когда аспониканцы пересекают границу, Майкл, они останавливаются в пустыне, или в маленьких поселениях, или едут сюда. В деревнях их ищут, и им кажется, что здесь, в большом городе, им будет проще затеряться.
   – У них нет работы, у них нет документов, и их считают преступниками только потому, что они родились в другой стране, – сказал я.
   – Если у тебя нет образования, нет престижной профессии, то ты мало кому нужен по эту сторону границы, – ответил Рон. – Лучшее, на что могут рассчитывать такие люди – это получить тяжелую работу где-нибудь на стройке, где им станут платить гроши.