На исходе второго дня следы раздвоились. После минутного совета друиды выбрали цепочку с меньшим количеством следов, и интуиция Книгочея не подвела: спустя час ходьбы следы вновь соединились. По мнению Травника, зорзы вряд ли умышленно запутывали следы, скорее несколько охотников уходили за добычей в прибрежные леса. Однако никаких следов костра или стоянки друиды не обнаружили. Так или иначе, следы были по-прежнему отчетливы, и друиды шли быстро и, кажется, не чувствовали усталости. За всю свою жизнь Ян никогда не шел так быстро и, главное, так долго, даже когда пришлось выходить из окружения и людей гнал вперед слепой, безрассудный страх перед неминуемой смертью. Общий ритм движения передался и ему, и Ян, и без того неплохой ходок, черпал силы в спокойной уверенности друидов, которые заметно превосходили его в умении быстро двигаться в лесной и холмистой местности. Ни одна преграда не задерживала их надолго – друиды, обладавшие разносторонними знаниями и навыками, умело применяли способности каждого, подобно руке, каждый палец которой играл свою особую роль в крепком кулаке.
   Ключ по-прежнему висел у Яна на шее, старый металл нагрелся от тела, и только. Коростеля не покидала мучительная мысль о предательстве, и он несколько раз порывался поговорить об этом с Травником, но друид отмалчивался, не отрицая и не соглашаясь с доводами Яна. Тот много размышлял над словами Гвинпина, но проникнуть в замыслы Птицелова Коростель не мог. Однако он с ужасом осознавал, что соглядатаем зорзов в отряде мог оказаться любой, кроме него самого, разумеется. Ян нервничал, переживал, но поделиться своими сомнениями ни с кем не мог – Травник запретил строго-настрого.
 
   Между тем Лисовин и Гвинпин уже вторые сутки шли через лес, который, похоже, и не собирался заканчиваться. Дождь шел по нескольку раз за день, причем начинался всегда внезапно, когда небо было глянцево-голубым и безмятежным. Гвинпин, когда пришел в себя, сразу же рассказал друиду свой сон, пристально глядя Лисовину в глаза. Тот солидно выслушал, покровительственно потрепал куклу по деревянному загривку и посоветовал не мечтать перед сном.
   – Выкинь из своей головы все свое лицедейское прошлое, приятель, – усмехнулся Лисовин, ожесточенно потроша молодую куропатку, пойманную поутру в высокой росной траве. – Ты теперь подмастерье друида, и пора уже перестать обращать внимание на всякую чепуху. С той компанией, за которой мы гонимся, впереди еще столько хлопот – мороки не оберешься. Так что побереги нервишки, птица…
   Гвинпин молча выслушал поучения приятеля. Хотя он и не со всем согласился, он уже успел привыкнуть доверять Лисовину во всем, что касалось их пути, поэтому только кивнул и побрел к привычному для успокоения нервов занятию – поковыряться в стволе какого-нибудь дерева потрухлявей. Выбрав подходящий тополь, Гвинпин вздохнул, закрыл глаза и с наслаждением погрузил нос в подгнившую древесину.
   Лисовин молча смотрел на новоявленного дятла, и вдоль его широкого лба пролегла глубокая морщина. Перед ним лежала разделанная куропатка, внутренности он подвесил на ветку, невысоко, для зверья малого или птицы какой. Сильные узловатые пальцы друида, не боявшегося ни зверя, ни человека, противостоявшего за долгие годы служений и лесования не одной смертельной опасности, пальцы Лисовина, вымазанные розовой птичьей кровью, тихо дрожали.
 
   Большая красноватая птица, мерно взмахивая сильными крыльями, медленно летела над лесом. Под ней простиралось необозримое море буроватых сосен с зелеными пятнами орешника и ясеня, под правым крылом текла туманная река, берега с залысинами отмелей тянулись плавной извилистой линией. Птица спешила на север, и на дымящийся внизу на полянке костерок она не обратила внимания.
 
   Человек по имени Птицелов крепко спал под кустом, его тело изрядно натрудилось за день. Рядом в шалаше спали еще двое, на траве валялись птичьи косточки и сизые с отливом перья. Через полчаса угрюмый и небритый человек с лихорадочным блеском в глазах должен был их разбудить, дорога не ждала. Он сидел и тихо покашливал – болезнь отпускала медленно и неохотно, как затянувшаяся зима.
 
   В тенистой чаще, поросшей сплошным ковром папоротников, на спине лежал человек, закутанный в черный плащ. Черная полумаска скрывала его лицо, на руках были надеты матерчатые рукавицы, больше сродни перчаткам, не слишком уместным в диком лесу. Широко раскрытые глаза – устремлены в небо. По его щеке тихо полз зеленый лесной клоп, плоский, как листочек, этакий маленький бурый ноготок в крапинках. Он смело продвигался вперед, потому что человек лежал, не шевелясь, даже ноздри его были неподвижны, к тому же в темных глазах лежащего человека не отражалось синее облачное небо, упорно просвечивающее сквозь сосновые кроны.
 
* * *
 
   Где-то далеко одиноко стоящий дом Коростеля утопал в зарослях черемухи, над которой повисло басовитое гудение пчел и шмелей. Изредка белопенные ветви посещали первые бронзовки, но время их еще не пришло – сирень только-только вывесила тощенькие кисточки, которым в скором будущем, у границы лета, предстояло налиться цветом и залить двор медвяным ароматом. Ставни были закрыты – гостей никто не ждал.
 
   В опустевшем замке храмовников было тихо. Лесные голуби, облюбовавшие высокие карнизы башенных окон, грелись на солнце, чинно вышагивали по подоконникам, бродили друг за другом во дворе. В небе над двориком часовни кружили несколько влюбленных голубиных пар. Горлинки, не очень охотно селящиеся в людских домах, пусть и заброшенных, уже давно свили гнезда в высоких минаретах покинутой твердыни, здесь выросло уже не одно поколение пугливых вяхирей и смешалось с домашними сизарями – местными старожилами. Цветочные венки на полу часовни медленно гнили в сыром воздухе, распространяя вокруг причудливые удушливые ароматы. Меж букетов шныряли вездесущие крысы, привлеченные необычными запахами, однако поживы длиннохвостым грызунам в замке не было уже давно, и умные животные потихоньку переселялись в амбары и подполы окрестных деревень. Звериное чутье, стократ усиленное постоянной борьбой с человеком за выживание, безошибочно подсказывало крысам, что в замке вряд ли кто уже захочет селиться в ближайшие годы.
 
   Рыбака первым увидел Збышек. У пологого берега по колено в воде немолодой уже и слегка сутуловатый человек вынимал из переметов широких трепещущих плотвичек. Он не обратил внимания на проходящих. Илистый берег, видимо, был полон невидимых ямок, затянутых цветущей ряской, и ноги мужчины слегка скользили по дну, нащупывая надежную опору. Март негромко окликнул его, и человек обернулся. В ту же секунду ореховая палка, верой и правдой служившая всю дорогу посохом, выскользнула у Яна из рук. Перед ним стоял его отец.
   – Отец… – прошептал он дрожащими губами, чувствуя странный холод в животе и выше. Незнакомец, однако, его услышал и внимательно оглядел Коростеля с головы до ног. Затем он молча отрицательно покачал головой. С его соломенной шляпы с широкими полями сей же час слетела большая рыжая стрекоза-коромысло и, недовольно треща жесткими крыльями, закружила над ним, примериваясь поудобнее присесть обратно.
   – Ты ошибаешься, парень, – негромко проговорил рыбак, улыбнувшись Яну краешками губ. Он без боязни окинул вооруженных друидов спокойным, несколько даже безмятежным взором. – Ты, наверное, меня спутал. Я не твой отец.
   Ян опустил голову. Мужчина был очень похож, но были в его лице и такие черты, которых Ян не помнил у своего отца. Збышек ободряюще обнял Коростеля за плечи и что-то тихо зашептал ему на ухо. Слегка балансируя, мужчина выбрался на берег с увесистым мешком рыбы и подошел к Яну.
   – Не переживай, приятель, может, еще найдешь своего родителя, коли потерял, земля-то ведь широкая, большая, – дружески молвил он. – Идете-то издалече?
   – Порядком, – откликнулся Травник.
   Рыбак согласно кивнул.
   – Ну, тогда милости просим, как говорится, к моему шалашу, – пригласил он. – Ухи отведаете, отдохнете с дороги.
   – Добро, – согласился Травник, оглянувшись на остальных. – За гостеприимство спасибо. Не откажемся и от рыбки. А тебе не встречались ли наши приятели, пройти должны были здесь полсуток назад, числом семь?
   – Приятели, говоришь? – усмехнулся мужчина.
   Мгновение они с Травником смотрели друг на друга, оценивая, прикидывая, изучая.
   – Об этом мы поговорим за чаем, – спокойно и буднично сказал незнакомец. И тут же словно некий великан вдруг тихо накрыл друидов большой мягкой ладонью, и всех неудержимо потянуло в тепло и уют, захотелось дымящейся чашки, блюдца со старым, засахарившимся вареньем, распахнутого окна и длинной, неспешной беседы. А перед ними уже лежала неприметная, утопающая в подорожниках и лебеде тропинка. Травник первым вступил на нее вслед за рыбаком. Тот сделал рукой приглашающий жест, привычным движением надвинул поглубже соломенную шляпу и уверенно зашагал вперед, туда, где вдали рыжела сосновая чаща.
 
   В этот миг далеко от них на берегу сидел Коротышка в разноцветной одежде со стеклянными шариками и диковинных остроносых туфлях. Увлеченно высунув кончик языка, он рисовал кривой веткой на речном песке профиль конской головы со спутанной гривой и чуткими острыми ушами. Он ждал Лисовина и Гвинпина. Речные волны лениво лизали песчаную отмель, но стереть рисунок воде не хватало сил.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МОРСКАЯ ЗВЕЗДА

ГЛАВА 1
ЛИСТЬЯ И ДОЖДЬ

   Посреди изумрудно-зеленого буйно разросшегося сада со множеством расходящихся тропинок, утопающих в густой траве, стоял невысокий деревянный столик. Его круглые бревнышки глубоко вросли в землю, серый мох слегка тронул их по краям, и стол казался естественным продолжением густого древесного шатра, окружавшего его со всех сторон. Деревья прикрывали густыми кронами от легкого майского дождика двоих собеседников, уютно устроившихся на широких скамейках друг против друга. Оба были в свободных широких балахонах, словно только что из бани, перед ними тихо курился объемистый глиняный сосуд с горячим напитком. Они неторопливо беседовали. Шорох дождя не был помехой разговору, скорее наоборот – порождал в душах покой и умиротворение.
   – Я узнал тебя сразу по описаниям Сигурда, – задумчиво молвил крепкий жилистый старик с белоснежными волосами. Он медленно поворачивал в ладони маленький шарик из полупрозрачного синего стекловидного камня. – Ты Шедув, Тот, Который За Спиной. Так по крайней мере звали тебя на Севере, в землях, обиженных судьбой…
   Его собеседник промолчал. Лицо, скрытое капюшоном, было темно.
   – Все это странно для меня, – проговорил старик, поигрывая шариком. – На земле давно уже не происходило подобных вещей.
   Из-под капюшона опять не последовало ответа. Старик, похоже, и не очень нуждался в нем. Он иронически посмотрел на собеседника, и в глазах его заискрились задорные огоньки.
   – Твои штучки на меня не подействуют, Темный… Я и так догадываюсь, что без Финна тут не обошлось.
   – Не обошлось, – глухо подтвердил капюшон.
   – Ну вот и ладненько, – усмехнулся старик. – Способности твои мне неизвестны, впрочем, не сомневаюсь, что достойного человека могли и оценить. Напомню только – ты в моем Лесу, и героя из себя строить не стоит.
   – Ты звал… – полуутвердительно ответила темнота из капюшона.
   – Это верно, – согласился старик. – Пришлось…
   – Что скажешь? – спросил Шедув.
   – Отговаривать не буду, не бойся, – предупредил старик. – Думаю, и не в твоей власти менять решение Финна.
   – В моей власти многое, Магистр, – бесцветным голосом проговорил Шедув. – Но это не решение одного Финна.
   – Не поверю, что некогда знаменитый, – пауза перед словом была еле уловима, – некогда знаменитый Шедув будет выполнять еще чью-то волю, – усмехнулся краешками тонких губ хозяин Леса.
   – Я не выполняю чью-то волю, – сказал Шедув, – я отпущен выполнять решение Финна и других.
   – Очень интересно, – заметил старик, легонько подбрасывая шарик в руке, словно хотел прикинуть его вес. – Выходит, Черный Привратник отпустил тебя за Ворота Прощаний?
   – Он не отпустил меня, а только выпустил на время, если ты понимаешь, о чем я говорю, – тем же бесцветным голосом, почти лишенным интонаций, ответил человек в капюшоне. Он не проявлял никаких признаков нетерпения или раздражения, просто сидел перед стариком на скамейке и слушал его.
   – Ты спокойно рассуждаешь о вещах, что происходят, может быть, раз за всю историю этих земель, – заметил старик. В его отношении к собеседнику появилась некоторая отстраненность, словно Магистр о чем-то вспомнил и держал теперь этот образ перед своим внутренним взором.
   – Такие вещи бывали, и ты об этом знаешь, Магистр, – сказал человек в капюшоне. – Вот причины, по которым я здесь, действительно из ряда вон выходящие.
   – Ты ведь родом с Востока? – осведомился старик, словно пропустив мимо ушей последнюю фразу собеседника. – У тебя изменилась манера общения. Прежде, в годы нашего… знакомства, ты выражался коротко, зато рублеными, точеными фразами. У вашего брата это называлось изречениями души, кажется?
   – Там, где я пребываю сейчас, души молчат. – Улыбка человека в капюшоне была по-восточному прозрачна. – Я могу воспроизвести здесь язык, на котором изъясняются за Воротами Прощаний, однако не думаю, что он придется по нраву даже тебе, Магистр!
   – Значит, впервые оба Привратника действуют заодно? – в свою очередь усмехнулся старик.
   – Их намерения мне не ведомы. Я послан выполнить их решение, оно мне объявлено. Не спрашивай меня об их мыслях и планах. Спрашивай себя о Сигурде-Птицелове.
   – Шедув – мастер убивать, я знаю это не понаслышке. Хотя я знаю и другое. Ведь ты когда-то знался с магами, если не ошибаюсь?
   – Мне знакомы магические приемы боя. Мне знакомы ваши приемы. Предстоит сравнить, – сухо заключил отпущенник.
   Между тем дождь усилился. Похоже, что в этом лесу поблизости не было ни одного живого существа – так безмятежно шумели деревья над расходящимися тропками, утопающими в густой траве. Она была напитана пузырящейся влагой, подобно зеленой губке, и вода уже текла по дорожкам. Шедув меланхолично смотрел на льющуюся воду. Он немного сдвинул на затылок капюшон, и были видны маленькие капельки воды на его лбу – сверху капало. Старик проделывал с шариком невероятные вещи своими длинными узловатыми пальцами. Тот буквально пульсировал, то исчезая, то вновь появляясь в руке, вращаясь, пробегая по тыльной стороне ладони, подпрыгивая и вновь пропадая из виду.
   – А ты хоть на минуту задумывался над тем, почему тебя послали убить Сигурда?
   Старик проговорил эту фразу, глядя мимо человека в капюшоне в темнеющую даль весеннего леса. Шедув все так же без всякого выражения смотрел перед собой. Он сидел на скамье, скрестив руки на груди, подобно большой нахохлившейся птице, запахнувшейся в широкие крылья.
   – Думаю, наши мнения на этот счет не совпадают, – наконец ответил Шедув. Голос его был бесцветен и сух.
   – Тогда послушай, отпущенник из мира теней. Может быть, даже ты убоишься той миссии, которая уготована тебе Привратниками Моста.
   Шедув ничего не ответил, но откинулся назад и прислонился спиной к широкому стволу тополя, осенявшего обоих собеседников. Магистр любовно погладил свой шарик и спрятал его в складках одежды.
   – Тридцать с небольшим лет прошло с тех пор, как на побережье Матийзен в стране Льдистых Дюн бросил якорь боевой корабль.
   Старик говорил негромко, с частыми остановками, словно припоминая детали повествования.
   – С него сошла маленькая дружина, и вместе с ней был предводитель Рагнар. Приди корабль днем раньше или несколькими часами позже – все сошло бы благополучно. Видно, боги были не на стороне провидения в тот день, потому что попали ярлы-воители в самую гущу схватки. Столкнулись у морского залива свейская береговая стража и отряд балтов, что охраняли трех лазутчиков, возвращавшихся к королю Ольгерду. Свеев кто-то предупредил, и было у них преимущество в людях, к тому же знали они, что среди шпионов есть маг. Его-то они и порешили сразу, ведь против добрых мечей никакие колдовские штучки долго не проходят. Это хорошо знал некий мечник, что был у свеев на содержании. Он-то, по-моему, и устроил эту засаду, не так ли, отпущенник?
   Шедув переменил позу и скрестил пальцы рук.
   – Маргеритас не применил боевую магию, – сквозь зубы ответил он старику. – Я не знаю почему.
   – Он мог истратить силы прежде. Они наделали шуму в свейской Цитадели и благополучно улизнули, не потеряв ни одного из троих, – напомнил Магистр.
   – Я помню: ведун, что охранял мага, продержался долго, – сказал Шедув. – Его поддержали люди с корабля.
   – Да, теперь уже никто не знает, почему ярлы встряли в потасовку, да еще на стороне, меньшей числом, – задумчиво проговорил старик и вздохнул. – Но так или иначе они оказались на стороне обреченных. И Рагнар с ними.
   Магистр помолчал с минуту, машинально пошевеливая пальцами, еще хранившими память о синем перламутровом шарике.
   – Свеи, видя неожиданную подмогу своим врагам, рассвирепели и порубили всех подряд. Ушел только третий из лазутчиков, который не принимал участия в бою. Это был небезызвестный тебе друид Камерон. У него был не конь, а сам дьявол, и он унес по вязкому песку двоих – хозяина и тяжело раненного Рагнара, которого друид взвалил поперек седла.
   – Береговая стража в землях Матийзенов не водит коней. Там дюны и сыпучие пески, – промолвил Шедув.
   – А друидский конь увел Камерона у вас из-под носа! – не сдержавшись, вскричал старик и треснул ладонью по влажной столешнице.
   Наверное, отпущенник пожал бы плечами, если бы был простым смертным. Шедув ограничился тем, что еще больше откинулся на древесный ствол и надвинул на лоб капюшон.
   Магистр некоторое время недовольно жевал тонкими губами, словно был недоволен собственной несдержанностью. Впрочем, чувствовалось, что он не из тех, кто переживает свои неудачи прилюдно. Долгие годы неограниченной, абсолютной власти, которой, по всей видимости, пользовался этот человек, приучили его не обращать внимание на досадные мелочи в виде реакции собеседника или свои дипломатические просчеты в беседах, в которых он не привык быть вторым. Так или иначе, старик упрямо выбил пальцами дробь на столе, и чувствовалось, что он подумывает, не достать ли вновь свой шарик.
   – Камерон увез Рагнара и охмурил его, – задумчиво проговорил Магистр. – Охмурил талантливо и надолго, если только не навсегда… У друидов, как правило, нет детей, и Камерон отнесся к Рагнару как к близкому. Близкому настолько, что он сумел в очень короткий срок обучить ярла своим премудростям.
   – Друиды не посвящают в таинства своего искусства не прошедших их обряды, – сухо заметил отпущенник; было, однако, заметно, что он слушает старика с проснувшимся интересом.
   – Я не знаю, как у них это бывает, – раздраженно отмахнулся старик, – никогда не интересовался друидскими штучками! Главное, что он проделал это очень быстро, невероятно быстро. А в Рагнаре он нашел прилежного ученика.
   – Что было потом? – бесстрастно проговорил Шедув, глядя прямо перед собой из-под капюшона.
   – А ты не знаешь? – недоверчиво покосился на отпущенника старик. – Потом они начали нам вредить. Столько всего натворили, что мы сразу почуяли – их двое, и они всегда порознь, но как-то договариваются о деталях и всегда знают, как себя вести в той или иной ситуации. Знали… – поправился Магистр.
   – Кто раскрыл Рагнара? – глухо спросил Шедув.
   – Тот кто надо, – усмехнулся старик. – Главное, что друид и на этот раз вытащил ярла прямо из огня.
   – Он был в столице Ордена? – в свою очередь усмехнулся краешками губ отпущенник.
   – И не только в столице, – в тон ему ответил Магистр. – Рагнар проник в святая святых Ордена – он был начальником городской стражи…
   – У ярла к этому времени была семья? – лениво поинтересовался Шедув. В ответ старик прямо-таки сверкнул глазами. Однако Шедув так же спокойно сидел перед ним и молча ждал ответа.
   – К тому времени еще нет. Но довольно-таки быстро появилась на восточных землях, куда его вытащил Камерон после провала в крепости. По иронии судьбы он тоже поместил его в крепость одного из литвинских городков, и тоже в городскую стражу, правда, не начальником, а сотенным. Стерегли ярла пуще глаза, Камерон строго-настрого приказал. Там он и женился, там и ребенка завел, дело-то ведь нехитрое…
   – Но его и там достали, верно? – осведомился отпущенник.
   – Орден умеет мстить, – задумчиво проговорил Магистр.
   Видно было, что он вспомнил что-то трудное и неприятное для себя, потому что новая маленькая морщинка прорезала его лоб.
   – Слишком многим насолил ярл, и еще больше напакостил друид. Судьба Рагнара была решена, – сказал старик. – К тому времени друид Камерон отошел от своих разбойных дел. Его обуяли новые идеи, он даже временно свихнулся или вроде того. Отправился в земли чудинов, стал их врачевать и пользовать. Свои стали считать его предателем или блаженным.
   – Такое уже бывало на земле не раз, – заметил Шедув.
   – А тебе доводилось встречать подобное? – осклабился Магистр.
   – Было до меня, будет и после, – сухо проговорил отпущенник.
   Старик усмехнулся и покачал головой.
   – Кто-то его все же предупредил. Или он почуял опасность, как волк чует охотников. Видно, нигде он не чувствовал себя в полной безопасности после того, как вернулся из Ордена. Рагнар сбежал из своего дома, когда ловчие, казалось, уже обложили его со всех сторон.
   – Что стало с его семьей, он захватил их с собой?
   – Про то мне неизвестно, но вряд ли у него было много времени, чтобы забрать домашних. Жена его тут же исчезла из моего поля зрения, а мальчишку отдали куда-то на воспитание в литвинскую глушь, в далекие хутора.
   – Куда он подался?
   – Наверное, на Север, к своему друиду… Думаю, там он пребывает и по сей день. Камерон мертв, и слава Создателю. Теперь появляешься ты, одержимый жаждой мести, да еще и не своей. По воле Привратников ты выступаешь против своих бывших союзников.
   – Многое изменилось с тех пор, – философски заметил человек в капюшоне. – Я не питаю зла к твоему… Сигурду. – Отпущенник тоже сделал тонкую паузу, но Магистр не показал, что оценил ее. – Но я должен остановить его, в этом и заключается моя миссия.
   – А твои Привратники не думают, что это колесо им остановить уже не под силу? – Старик уставил на отпущенника тонкий и длинный палец. – Тебе не совладать с Сигурдом! С ним теперь вообще мало кто может совладать… Кроме меня, конечно, – поспешно заметил Магистр и лукаво подмигнул Шедуву. Тьма под капюшоном не откликнулась, и какое-то время собеседники сидели молча.
   Наконец отпущенник встал из-за стола и поднял с земли свой мешок, до этого лежавший в мокрой траве у его ног. Некоторое время он молча смотрел на текущие с ветвей струи пузырящейся воды, затем обернулся к Магистру.
   – Сигурд и Рагнар были братьями? – спросил Шедув, уже заранее зная ответ.
   Старик ничего не ответил, яростно хрустя пальцами. Отпущенник усмехнулся и зашагал по влажной траве, испускающей под его ногами в разные стороны струи воды.
   – Учти, Темный! – выкрикнул ему в спину Магистр. – Теперь я тоже заступлю тебе путь!
   Его лицо было перекошено от ненависти.
   Шедув ничего не ответил. Путь его круто уходил вниз, и он ускорил шаг, несмотря на усиливающийся дождь.

ГЛАВА 2
РЫБАК

   В печи тихо потрескивали дрова, и Ян с удовольствием предавался сладкому ощущению тепла и уюта, разливавшемуся по всему телу. Хозяин до отвала накормил друидов сладкой ухой из полосатых окуней. Большая кастрюля и сейчас стояла на полу под окном – завтра ее содержимое превратится в янтарное заливное и будет еще вкуснее. Ян сам в детстве часто ловил в озерах окуней, особенно зеленых – толстых и ленивых обитателей торфяного дна и клевавших на любую наживку. То ли дело окуни голубые, которые всегда жили на глубине, но по утрам поднимались на поверхность, выстраиваясь в быстрые и юркие боевые колонны. Может быть, поэтому голубые полосатые рыбешки всегда казались Коростелю вкуснее, ведь они никогда не сдавались без борьбы, и свидание с окуневыми отрядами всегда было кратким – маленькие хищники никогда не задерживались на одном месте в поисках малька, и тем казалась ценнее уха именно из голубых крепких рыбин.