– Спешите лицезреть живую бодисатву Гуаньинь!
   Все население деревни, от мала до велика, бросилось на берег и тут, несмотря на воду и грязь, люди опустились на колени, отбивая земные поклоны, и случилось так, что среди них оказался искусный живописец, который нарисовал в этот момент бодисатву Гуаньинь с корзинкой в руках. Тогда-то и появилось ее первое изображение. После этого бодисатва удалилась в сторону Южного моря.
   Между тем Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, прокладывая себе путь в воде, направились к жилищу Черепахи на розыски своего учителя. Все оборотни-рыбы были мертвы и уже начали разлагаться. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн прошли за дворец и, раскрыв каменный ящик, освободили своего учителя. На собственных плечах понесли они Трипитаку и, выбравшись наконец из воды, предстали перед всеми. Увидев Трипитаку, братья Чэнь склонились.
   – Если бы вы послушались нас, почтенный отец, и остались здесь, – молвили они, – не пришлось бы вам подвергать свою жизнь такой опасности.
   – Ну, об этом сейчас не стоит говорить, – сказал Сунь У-кун. – Хорошо, что жителям вашего селения не надо будет беспокоиться о жертвоприношении в будущем году. Теперь вы навсегда освободились от этого злого духа – великого князя, и он не будет причинять вам вреда. А сейчас мы побеспокоим вас, уважаемые братья Чэнь, и попросим поскорее найти лодку, чтобы мы могли переправиться через реку.
   – Все будет сделано! – охотно отозвался один из братьев по имени Чэнь Цин.
   И он тотчас же приказал напилить досок и сделать лодку.
   Все жители старались чем-нибудь помочь. Один предлагал достать мачты и паруса, другой – весла и шесты. Третий – обещал достать веревки, четвертый – заявлял, что будет платить гребцам.
   Но вдруг общий шум заглушил громкий голос, раздавшийся из реки:
   – Великий Мудрец, зачем строить лодку и понапрасну тратить силы, средства и материал? Я перевезу вас всех с вашим учителем через реку.
   Этот голос вызвал такой страх у жителей деревни, что почти все они бросились бежать, за исключением самых храбрых, которые с трепетом ожидали, что будет дальше. Через некоторое время из воды показалось чудовище. И вы только послушайте, каким оно было:
 
Чудовище с божественною силой –
Она жила в воде за веком век;
Она средь ила хвост свой волочила
И пряталась на дне у тысяч рек
Пучину вспучив, на берег ползла
И солнцу совершала поклоненье,
Квадратной голова ее была –
Подобной нет у смертного творенья.
На берегу морском ложилась спать,
И дух она ученьем укрепляла,
Чтоб Истину глубоко постигать.
Давно здесь Черепаха обитала.
 
   – Великий Мудрец, – повторила старая Черепаха, – зачем строить лодку, я перевезу вас вместе с вашим учителем через реку.
   – Ах ты проклятая тварь! – заорал Сунь У-кун, размахивая своим посохом. – Если ты хоть еще немного приблизишься к берегу, я прикончу тебя этим посохом.
   – Я очень признательна вам, Великий Мудрец, за оказанную вами милость, – продолжала Черепаха, – и искренне хочу оказать вам услугу. Почему же вы грозитесь убить меня?
   – За какую это милость ты хочешь отблагодарить меня? – спросил Сунь У-кун.
   – Вы, может быть, и не знаете, Великий Мудрец, – отвечала Черепаха, – что дом старой Черепахи на дне этой реки – мое обиталище. В течение многих поколений этот дом принадлежал предкам и от них перешел ко мне. Путем самоусовершенствования я овладела волшебной силой и полностью перестроила доставшийся мне от предков дом, превратив его в настоящий водный дворец. И вот в один прекрасный день, девять лет тому назад, здесь появился злой дух. Плывя по течению и взбаламучивая воду, он напал на мое жилище и вступил со мной в бой. Многие из моих детей погибли, а большинство родственников попало к нему в плен. У меня не было сил бороться с ним, и мой дом достался этому злодею. Но вот сейчас благодаря тому что вы, Великий Мудрец, спасая своего учителя, пригласили сюда бодисатву Гуаньинь и она избавила реку от этого чудовища, мой дом снова перешел ко мне. Теперь я могу собрать всех родных и устроить их удобно в нашем старом жилище, а не прозябать в тине и грязи, как нам приходилось все это время. Подобная милость огромна, как гора, и глубока, как море. Однако милость оказана не только нам. Жители этого селения избавлены теперь от необходимости каждый год приносить жертвы. Знаете ли вы, скольких людей спасли от смерти? Это поистине значит убить двух зайцев. Так разве не должны мы принести вам свою благодарность?
   Выслушав Черепаху, Сунь У-кун в душе остался очень доволен и, убрав посох, сказал:
   – А ты не лжешь?
   – Разве стану я обманывать вас, Великий Мудрец, после того как вы оказали мне столь великую милость?! – воскликнула Черепаха.
   – Поклянись небом, что говоришь правду, – приказал Сунь У-кун.
   И Черепаха, широко раскрыв красный рот и глядя на небо, принесла следующую клятву:
   – Пусть тело мое превратится в воду, если я не переправлю вас благополучно через реку, Достигающую неба.
   – Ну, теперь можешь выходить на берег, – сказал улыбаясь Сунь У-кун.
   Старая Черепаха подплыла и, поднатужившись, как могла, взобралась на берег. Люди подошли поближе, чтобы рассмотреть ее. Это была огромная черепаха, покрытая белым панцирем, четырех чжанов в диаметре.
   – Садитесь, учитель, – пригласил Сунь У-кун, – поплывем.
   – Ученик мой, – отвечал Трипитака, – даже когда река была покрыта толстым слоем льда, мы двигались по ней с трудом. Боюсь, что на спине Черепахи мы будем чувствовать себя очень неустойчиво.
   – Не волнуйтесь, учитель, – успокоила его Черепаха. – На моей спине вы будете чувствовать себя куда увереннее, чем на самом толстом льду. Если я хоть слегка накренюсь, то готова полностью отвечать за это.
   – Учитель, – вмешался тут Сунь У-кун. – Существо, которое умеет говорить человеческим языком, не может лгать. Ну, братья, – скомандовал он, – ведите коня!
   К этому времени на берег реки проводить отъезжающих собралось все население деревни Чэньцзячжуан, – пришли и древние старцы и малые дети. По распоряжению Сунь У-куна, коня поставили на самой середине панциря Черепахи. Трипитака стал слева, около головы коня, Ша-сэн – справа, Чжу Ба-цзе – позади, а Сунь У-кун – впереди. Опасаясь, как бы Черепаха не выкинула с ними какой-нибудь штуки, он снял с себя пояс, которым была подвязана его тигровая накидка. Один конец его он привязал к носу черепахи, а другой взял в руку. Получилось нечто вроде повода. Затем одной ногой он стал на голову Черепахи, а другой – уперся ей в спину. Итак, держа в одной руке повод, а в другой посох, он крикнул:
   – Ну, теперь можешь трогаться, только осторожно! Помни, что при малейшем наклоне ты получишь удар по голове.
   – Да как же я осмелюсь! – воскликнула Черепаха.
   С этими словами она выпустила свои лапы и, погрузившись в реку, поплыла так спокойно, словно двигалась по земле.
   В это время оставшиеся на берегу люди сжигали фимиам, отбивали земные поклоны и произносили:
   – О Амитофо! Великий Будда!
   И действительно, можно было подумать, что святой Алохань явился к простым смертным и что на землю сошел живой Будда. Мы не будем распространяться о том, как народ на берегу возносил свои молитвы. Лишь когда путники скрылись из виду, все разошлись по домам.
   Не прошло и дня, как Трипитака со своими учениками на спине Черепахи проделал путь в 800 ли и благополучно переправился через реку, Достигающую неба. Не замочив даже рук и ног, они высадились на противоположном берегу. Очутившись на суше, Трипитака сложил руки и, благодаря Черепаху, промолвил:
   – Старая Черепаха! Очень жаль, что мне нечем отблагодарить тебя за оказанную нам услугу. Но я надеюсь, что смогу сделать это, когда буду возвращаться со священными книгами.
   – Вы можете не беспокоиться и не думать об этом, – сказала Черепаха. – Но у меня есть к вам одна просьба. Я слышала, что в Индии живет Будда, который выше законов жизни, ему известно и прошлое и будущее. Так вот, я занимаюсь самоусовершенствованием уже более тысячи трехсот лет. За это время я достигла долголетия и легкости тела, научилась говорить по-человечески, но до сих пор не могу освободиться от своего панциря. Я была бы вам очень признательна, учитель, если бы вы, когда приедете в Индию, спросили у Будды, сколько еще пройдет времени до того момента, когда я смогу освободиться от панциря и принять человеческий облик?
   – Я обязательно спрошу его об этом, – обещал Трипитака.
   После этого Черепаха скрылась под водой. Сунь У-кун помог Трипитаке сесть на коня, Чжу Ба-цзе взвалил на себя коромысло с вещами, Ша-сэн пошел рядом. Вскоре они вышли на дорогу и двинулись прямо на Запад. Об этом поистине можно было сказать:
 
Шествовал на Запад
Много дней монах,
Поклониться Будде
Получив указ;
Млечный Путь прошел он,
Долго шел в горах,
Трудности встречались
На пути не раз.
Шел он непреклонно –
Цель была ясна.
Лишь бы долг исполнить –
Гибель не страшна!
 
   Однако, если вы хотите знать, сколько им предстояло еще пройти и как велики были бедствия, постигшие их, вам придется прочитать следующие главы.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ,

в которой говорится о том, как страсти вносят сумятицу в чувства и мысли, и как от смятения духа человек попадает в руки дьявола
   Стихи гласят:
 
Душе всегда потребно очищенье,
И страсти подлежат искорененью
Не дай, чтоб Будда с вышины упал!
Ведь только тот, кто чист и светел стал,
Способен обсуждать первоначало,
Чтоб Цаоси свободно протекала
Светильник жизни чистить не ленись
И мысль сосредоточивать учись,
И равномерным сохраняй дыханье –
Таким путем достигнешь созерцанья.
 
   Это стихотворение называется «Нанькэ-цзи»[59], оно повествует о том, как Танский монах избежал бедствия на покрытой льдом реке, Достигающей неба, и благополучно переправился на панцире белой Черепахи на другой берег. Здесь он и три его ученика вышли на большую дорогу и продолжали свой путь на Запад.
   Стояла суровая зима, однако:
 
Тихо лес сияет,
Дымкою охвачен.
А хребет высокий,
Как вода, прозрачен.
 
   Неожиданно перед путниками выросла огромная гора, которая преградила им дорогу. Узкая тропинка извивалась между кручами, уходя все выше и выше. Кругом громоздились груды камней, вздымались вверх опасные скалы и утесы. Идти становилось все труднее.
   Натянув поводья, Трипитака остановил коня.
   – Дети мои! – позвал он.
   К нему тотчас же подошел Сунь У-кун, а за ним – Чжу Ба-цзе и Ша-сэн.
   – Что прикажете, учитель? – спросил Сунь У-кун.
   – Посмотрите, какие высокие горы, – промолвил Трипитака – Боюсь, что здесь много диких зверей, всякой нечисти и оборотней, которые губят людей. Нам следует все время быть настороже.
   – Успокойтесь и не тревожьте себя, учитель, – отвечал Сунь У-кун. – У нас, ваших учеников, – одна цель и одни стремления: мы встали на путь Истины и обладаем силой, усмиряющей волшебников и покоряющей оборотней. Так что вам нечего бояться всякой нечисти.
   Эти слова успокоили Трипитаку, и он двинулся дальше. Когда они достигли какой-то лощины, Трипитака въехал на утес и огляделся. Перед ним вздымались прекрасные горы.
 
Огромные горы вздымались –
Откосы, отвесы, твердыни
Огромные горы вздымались,
Взлетая к небесной сини
Небес бирюзу закрывали
Откосы, отвесы и кручи
Подобные спящим тиграм
Камней громоздились кучи
Сосновые ветки спускались,
Подобно летящим драконам,
Холодные мчались потоки
И птицы пели по склонам.
Рычали голодные тигры,
Цветы раскрывала слива,
Легко кружились снежинки,
И ветер выл у обрыва
С угрозою мчались тучи,
Воронья стая металась,
Искали олени пастбищ
Но следа к ним не осталось
Увы, в такую погоду
Продолжить путь невозможно:
И путник, нахмурив брови,
Чело прикрывает тревожно.
 
   И вот четыре путника, несмотря на снег и холод, пронизывавший их до костей, перевалили вершину крутой горы и увидели вдали, в одной из горных долин, высокие пагоды и строе ния, а вокруг них – чистые домики, разбросанные то тут, то там.
   – Ученики мои! – радостно воскликнул Трипитака. – Сегодня мы изрядно померзли и проголодались. Но судьба посылает нам счастье: я вижу пагоды, строения и уютные жилища. Там, в долине, несомненно живут люди и очевидно есть буддийский монастырь. Мы сейчас же пойдем туда и попросим покормить нас. А как только подкрепимся и отдохнем, отправимся дальше.
   Сунь У-кун стал пристально всматриваться вдаль и заметил, что над долиной, на которую указывал Трипитака, плавают темные зловещие облака и весь воздух словно насыщен злом.
   – Учитель, – сказал он, обернувшись назад. – Это зловещее место.
   – Но ведь там есть пагоды, павильоны, беседки, – возразил Трипитака. – Почему же оно зловещее?
   – Да откуда вы знаете, учитель, – отвечал с улыбкой Сунь У-кун. – На дорогах Запада водятся разного рода оборотни и злые духи. Они очень искусно обманывают людей и могут не только превращать любые вещи в хижины и строения, но легко создают дворцы, пагоды и павильоны. Разве вы не знаете, что среди девяти видов драконов есть рогатый дракон. Этот дракон обладает способностью излучать особое сияние и если смотреть на него, то начинают мерещиться здания, дворцы или же мелкие пруды. Когда встречаются большие реки, этот мираж действует с особой силой. Птица, например, непременно останавливается и не может лететь. И что бы вы ни предпринимали, это чудовище все равно моментально проглотит вас. Это очень таинственное и самое опасное для человека существо. А место, которое вы видите, – зловещее, и нам ни в коем случае нельзя идти туда.
   – Но ведь мы можем погибнуть с голоду, – возразил Трипитака.
   – Если вы действительно так голодны, учитель, сойдите с коня и посидите где-нибудь в укромном месте, – предложил Сунь У-кун. – Я раздобуду пищу, и вы сможете подкрепиться.
   Трипитака последовал совету своего ученика и спешился; Чжу Ба-цзе взял коня за повод, а Ша-сэн опустил носилки, развязал узел и, вытащив чашу для сбора подаяний, передал ее Сунь У-куну. Принимая чашу, Сунь У-кун сказал Ша-сэну:
   – Дорогой брат! Оставайтесь тут и хорошенько охраняйте нашего учителя, а я отправлюсь за подаянием. Как только вернусь, мы снова тронемся в путь, на Запад.
   Ша-сэн обещал в точности выполнить указание. Тогда Сунь У-кун обратился к Трипитаке.
   – Учитель, – молвил он. – Долина, которую мы видим, непредвещает ничего хорошего, она грозит бедой. Ни в коем случае не двигайтесь с места, пока я буду ходить за подаянием.
   – Ну, об этом можешь не говорить, – отвечал Трипитака. – Только смотри возвращайся быстрее. Я буду ждать тебя здесь.
   Сунь У-кун совсем уж было собрался уйти, но снова вернулся и подошел к Трипитаке.
   – Учитель, – сказал он, – я знаю, что человек вы не очень усидчивый и вот ради вашей безопасности решил применить средство, оберегающее вас.
   С этими словами он взял свой посох с золотыми кольцами и, взмахнув им несколько раз, начертил на земле круг. Затем он велел Трипитаке занять место в середине, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэну встать рядом с учителем и охранять его. Коня и вещи он приказал поместить тоже в кругу. Затем он сложил ладони рук и произнес, обращаясь к Трипитаке:
   – Круг, который я начертил, все равно, что бронзовая или железная стена. Ни хищный зверь, ни злой дух или оборотень не сможет приблизиться к вам. Но вы не должны выходить за пределы этого круга. Если будете сидеть спокойно, ничего с вами не случится. Но стоит выйти из круга, – и с вами непременно произойдет беда. Смотрите же, твердо помните, что я сказал. А теперь желаю вам всяческого счастья!
   Трипитака обещал выполнить все, что велел Сунь У-кун, и вместе с обоими учениками разместился в середине круга. А Сунь У-кун, вскочив на облако, отправился в селения собирать подаяние. Он летел к югу и вдруг увидел дремучий лес с вздымающимися к самому небу старыми деревьями.
   Оказалось, что это селение. Сунь У-кун опустился на землю и стал пристально осматриваться кругом. И что же он увидел:
 
Реденький бамбук под ветром гнется,
И квадратный замерзает пруд
Снег присыпал густо ветви ивы;
Рядом сосны пышные растут.
И солома этих бедных кровель,
Хвоя горделивая сосны –
В тонком серебре, – наполовину
Белым снегом запорошены.
Вдоль оград уже цветут нарциссы,
С крыш сосульки льдистые висят,
И хотя свистит холодный ветер,
Но несет он дивный аромат
Все кругом еще покрыто снегом;
Догадаться не сумеешь ты,
Где благоухают зимней сливы
Лепестки раскрывшие цветы.
 
   Сунь У-кун медленно двигался вперед, любуясь деревней. Вдруг он услышал скрип калитки плетеных ворот: на улицу вышел старик в ветхой буддийской рясе. В руках у него был посох из растения ли[60]. На голове – меховая шапка из овчины На ногах – туфли из камыша. Опираясь на посох, старик посмотрел на небо и сказал:
   – Ветер подул с северо-запада, значит, завтра будет ясная погода.
   Не успел он договорить, как из-под ног у него выскочила маленькая собачонка, которая, набросившись на Сунь У-куна, залилась звонким лаем. Тут только старик обернулся и увидел Сунь У-куна, а тот, держа чашку для сбора подаяний, обратился к старику со следующими словами:
   – Милостивый благодетель! Я ученик Танского монаха, который по повелению китайского императора идет на Запад поклониться Будде и взять у него священные книги. И вот, когда мы очутились неподалеку от вашего драгоценного дома, моего учителя стал мучить голод. Поэтому-то я и пришел в ваш почтенный дом попросить подаяния.
   Выслушав Сунь У-куна, старик только покачал головой и, отвесив поклон, опираясь на посох, сказал.
   – Погодите, почтенный монах, говорить о подаянии. Вы, верно, сбились с пути.
   – Нет, мы не сбились с пути, – отвечал Сунь У-кун.
   – Да ведь путь в Индию проходит далеко к северу, – продолжал старик. – Отсюда это не меньше тысячи ли. Почему же вы идете не там, где следует?
   – Вы правы, – подтвердил Сунь У-кун, – путь в Индию лежит к северу отсюда. Мой учитель как раз и находится сейчас там и ожидает моего возвращения.
   – Что за вздор ты несешь, монах, – удивился старик. – Как может твой учитель ждать тебя там? Ведь для того чтобы добраться оттуда к нам, то есть пройти расстояние в тысячу ли, даже очень хорошему ходоку потребуется не менее семи дней, да столько же, чтобы вернуться. За это время твой учитель может умереть с голоду.
   – Не стану обманывать вас, милостивый благодетель, – отвечал улыбаясь Сунь У-кун, – я только что оставил своего учителя. Для того чтобы добраться сюда, мне потребовалось ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы выпить чашку горячего чая. Ну, а если я сейчас получу подаяние, то успею вернуться к обеду.
   – Да ты не монах, а черт или дух! – испуганно воскликнул старик и бросился бежать прочь.
   – Куда вы, благодетель! – схватив его за руку, сказал Сунь У-кун. – Вы лучше подайте что-нибудь, только поскорее!
   – Ничего я тебе не дам, ничего, – заявил старик. – Ты лучше обратись в другой дом!
   – Ну как же так, благодетель, вы, верно, не понимаете, что говорите! Ведь вы сами сказали, что от того места, где находится мой учитель, до вас тысяча ли. Что же будет, если я пойду в другой дом? Это значит, что мне снова нужно будет проделать тысячу ли. В таком случае мой учитель действительно может умереть с голоду.
   – Скажу вам правду, – промолвил тут старик, – семья у меня семь душ. Мы только что запустили в котел три шэна риса. Но рис еще не готов. Ты сходи-ка сперва в другие дома, а потом уж вернешься сюда.
   – Еще в старину люди говорили: «Чем ходить по нескольким домам, лучше подождать в одном». Так вот я лучше подожду.
   Подобная навязчивость разозлила старика, и он, взмахнув своим посохом, семь раз ударил Сунь У-куна по лысине. Однако Сунь У-кун не обратил на это никакого внимания, ощущая лишь легкий зуд.
   – Да что за башка у этого монаха! – с удивлением воскликнул старик.
   – Вот что, почтенный человек, – произнес со смехом Сунь У-кун. – Ты можешь колотить сколько тебе вздумается, но запомни, сколько раз ты меня ударил. За каждый удар с тебя причитается один шэн рису, а потому не торопись и считай как следует.
   Старик был до того напуган, что даже бросил свой посох и с криком: «Черт! Черт!» – вбежал во двор и захлопнул ворота. Его крик напугал всех домочадцев, и они, дрожа от страха, поспешно бросились закрывать все входы и выходы.
   Тут Сунь У-кун задумался.
   «Этот старый мошенник сказал, что у них в доме варят сейчас рис, – размышлял он. – Но правда ли это – я не знаю. Недаром говорится: «Даосизм делает людей умными и честными и рассеивает все сомнения». Придется самому посмотреть, что там делается».
   И вот наш чудесный Великий Мудрец произнес заклинание и, сделавшись невидимым, прошел прямо на кухню. Старик не соврал. Из котла валил пар и в нем действительно варилась каша. Тут Сунь У-кун, не долго думая, опустил чашку в котел и, наполнив ее до краев, взобрался на облако и пустился в обратный путь. Но говорить об этом подробно мы не будем.
   Вернемся лучше к Трипитаке. Прождав довольно долго, он наклонился вперед и с досадой проговорил:
   – И куда только могла отправиться эта обезьяна?
   – Я нисколько не сомневаюсь в том, что она ушла куда-нибудь прогуляться, – с усмешкой заметил Чжу Ба-цзе – Разве уж тут до сбора подаяний? Просто ей захотелось запереть нас здесь.
   – Что означают слова «запереть нас здесь»? – спросил Трипитака.
   – Да разве вы, учитель, ничего не понимаете? – удивился Чжу Ба-цзе. – В древнее время начертить круг означало посадить человека в тюрьму. Неужели вы думаете, что круг, который начертил Сунь У-кун, действительно является железной стеной и может защитить нас от хищных зверей. Да они сожрут нас – и все.
   – Что же ты предлагаешь, Чжу Ба-цзе? – спросил Трипитака.
   – Я считаю, что здесь мы не защищены ни от ветра, ни от холода, и нам следует двигаться вперед, на Запад. Если Сунь У-кун вернется с подаянием, то на своем облаке сможет быстро нагнать нас. Тогда вы подкрепитесь, и мы отправимся дальше. От этого сиденья у меня уже нога закоченела.
   Слова Чжу Ба-цзе принесли несчастье Трипитаке. Он послушал Чжу Ба-цзе, и они все вышли из круга. Чжу Ба-цзе вел под уздцы коня, Ша-сэн нес коромысло с вещами, а Трипитака шел следом за ними. Вскоре они подошли к высокому зданию, которое было расположено фасадом на юг, а другой стороной – на север. Оно было окружено белыми стенами, расположенными в виде висящих усов. Все оно было раскрашено в разные цвета. Над воротами была арка в виде опрокинутого лотоса. Подойдя к воротам, Чжу Ба-цзе привязал коня к каменному столбу. Ша-сэн опустил на землю свою ношу, а Трипитака, который очень боялся ветра, присел на порог.
   – Учитель, – обратился к нему Чжу Ба-цзе, – я думаю, что это строение принадлежит какому-нибудь сановнику. Люди, которые здесь живут, верно, занимаются благотворительными делами. За воротами никого не видно. Они все, конечно, сидят в помещении и греются около огня. Вы побудьте здесь, а я схожу посмотрю, что там делается.
   – Смотри, будь осторожен, – напутствовал его Трипитака. – Не задевай никого.
   – Знаю, знаю, – отвечал Чжу Ба-цзе. – После того как я вступил на путь Истины и стал монахом, я успел научиться кое-каким церемониям и теперь нечего равнять меня с каким-нибудь неотесанным деревенским парнем.
   Воткнув за пояс вилы, Чжу Ба-цзе расправил на себе темную парчовую рясу, а потом чинно и благородно вошел в ворота. Здесь он увидел три больших, высоких здания; двери были закрыты высокими решетчатыми занавесками. Вокруг ца – рила мертвая тишина, и ничто не говорило о присутствии людей. В домах не было ни столов, ни стульев, а также никакой утвари. Чжу Ба-цзе вошел в помещение и увидел коридор. Лестница в конце его вела в верхнее помещение; окна там были приоткрыты и на них висели плотные занавеси из желтого шелка.
   «Наверное, там спит человек, который боится холода», – подумал Чжу Ба-цзе.
   И, забыв о том, что существует обычай, по которому следует отличать внешние покои от внутренних, куда постороннему входить нельзя, наш герой смело пошел наверх. Но как только он раздвинул занавес, то от страха замер на месте. За пологом на кровати из слоновой кости лежал совершенно белый скелет. В объеме он был величиной всего с доу, а длиной около пяти чжанов. Немного придя в себя, Чжу Ба-цзе не мог сдержать слез, и они текли у него по щекам. Глядя на скелет, покачивая головой и вздыхая, он произнес:
 
Не знаю, кто ты:
Останки здесь какого полководца,
Какой династии, какой эпохи,
Какой страны, какого государства?
Здесь плач семьи над ним не раздается.
Герой, лежишь ты нынче прахом бренным,
А раньше ты одерживал победы!
Кто из солдат твоих перед тобою
Теперь воскурит фимиам священный?
 
   Вдруг Чжу Ба-цзе заметил, что за переходом в другой этаж в окне мерцает огонек.
   «Очевидно, в том помещении находится человек, который прислуживает здесь и возжигает фимиам», – подумал Чжу Ба-цзе и быстро прошел через коридорчик. Осмотревшись, он увидел, что свет проникает через ставни окна в верхнем этаже. Через окно можно было рассмотреть блестящий лакированный стол, на котором в беспорядке была разбросана вышитая шелком парчовая одежда. Чжу Ба-цзе вошел, взял одежду в руки и увидел, что это три стеганых безрукавки.