Держались девчонки по-разному. Темноглазая читала внятно, громко, спокойно. Блондинка то принималась шептать, то повышала тон. Там, где эмоции накалялись, она срывалась на визг.
   По залу прошелестел смешок. Тетка молча слушала.
   Девчонки дочитали короткий диалог и спустились в зал, на смену им поднялась следующая пара. Иногда режиссер (Стю успела шепнуть, что тетка – режиссер) делала замечания, иногда просто смотрела.
   Похоже, роли еще не распределены, и на этом занятии решается, кто кого станет играть в будущем спектакле.
   Из-за боковой кулисы высунулся Славян. Тетка встрепенулась:
   – Слава, не мелькай, с тобой все ясно! Дай других посмотреть.
   Славян сделал вид, что оглох. Он прошелся по краю сцены, вихляя бедрами, и визгливо продекламировал, коверкая слова:
   – Я есть маленький разбойник, фы фсе тют, натюрлих, маленький покойник!
 
   Манерой двигаться и писклявым голосом он неуловимо напомнил блондинку. В зале засмеялись, а из глубины донесся откровенный ржач.
   – Тише, жеребцы! – гаркнула тетка, приподнявшись с места. – Слава, марш со сцены!
   Славян дурашливо поклонился и убежал за кулисы, изо всех сил топоча ботинками, как копытами.
   – Пять минут – перерыв! – скомандовала тетка. – Потом снова прогоняем Разбойницу и Герду.
   И ушла.
   Стю, внимательно глядевшая на сцену, обернулась к подруге:
   – Ну как?!
   – Ну так, – неуверенно протянула Нюта, – Славян прикольный…
   – Да я не о нем! Я вообще. «Снежная королева»! Ты бы кого хотела сыграть?
   Нюта задумалась, перебирая персонажей сказки. Кого? Разбойницу, Герду, саму Королеву? Нет, это не для нее… Может быть, какой-нибудь маленький-маленький эпизод? Например Атаманшу? Там, наверно, много грима, никто не узнает. Нюта представила, как выходит на сцену, видит в зале незнакомых людей. И все смотрят на нее! И все ржут! Ужас!
   – Пока никого! – твердо решила она. – Мне и на сцену-то выйти страшно…
   – А я б могла! – тряхнула челкой Стю. – Маленькую Разбойницу – точно бы могла! Прям хоть сейчас!
   Перерыв кончился. Блондинка и темноглазая снова вышли вперед.
   – Вон отсюда все! – визгливо начала блондинка. – Идите, делите добычу!
   – Нет, ты посмотри, – прищурилась Стю. – Это не Разбойница, это автомобильная сигнализация.
   Блондинка издала особо резкий взвизг. А для пущей убедительности топнула ногой и присела, отчего-то разведя колени в стороны. Нюта невольно хихикнула.
   – Не было заботы – на сцену вышли бегемоты! – невозмутимо прокомментировала Стю.
   – Возьми шубу, шапку, сапожки! – пищала между тем блондинка. – А эту… эээ… – тут она заглянула в лист, – хухточку…
   – Муфточку, – подсказала Герда.
   – Фуфточку! – блондинка гордо топнула ногой и снова присела, разведя колени. – Фуфочку я тебе не отдам!
   Рядом с Нютой кто-то хрюкнул. Она повернулась и увидела, как молчавший доселе сын олигарха прикрывает лицо руками. Похоже, его душил смех.
   – Фефочка, отдай фуфочку! – с укором в голосе пискнула Стю.
   Нюта посмотрела направо, где подозрительно похрюкивал Жека, налево, где невозмутимо посиживала Стю, и – бах! – внутри нее словно разорвалась смеховая бомба. Она тоже хрюкнула. Казалось, между креслами резвится парочка поросят.
   Нюта изо всех сил сдерживала смех. Когда она, вытирая невольные слезы, смогла спокойно глянуть на сцену, визгливой блондинки уже не было. Подруга подмигнула и пропела:
   – Ну-ка, харя, громче тресни!
   Нюту скрутил новый приступ смеха. Отсмеявшись, она простонала:
   – Молчи, Стю… а то я лопну…
   Жека тоже притих.
   Да и репетиция, видимо, уже закончилась, потому что народ со сцены потянулся за кулисы, а некоторые спустились в зал по боковым лесенкам.
   – Жаль, – вздохнула Стю, – а я думала, шоу будет продолжаться вечно.
   И тут чья-то рука тронула Стю сзади.
 
   – Веселитесь? – с интересом спросили за спиной.
   Все трое мигом обернулись. Нютины щеки полыхнули от стыда. Прямо за ними, на соседнем ряду сидела та самая тетка. Режиссер! Значит, все слышала! И про фефочку, и про фуфочку, и про харю! Ой, мама! Сейчас выгонит на глазах у всех… Позорище-то! Вот позорище!
   Однако Стю, похоже, не испытывала особого раскаяния:
   – Но ведь действительно было смешно, – вежливо заметила она
   – Не у всех получается с первого раза, – спокойно возразила тетка. – Не стоит смеяться над человеком, который только учится выходить на сцену.
   – А я думала, вы комедию репетируете, – возразила Стю, невинно хлопнув ресницами. – Разве нет?
   Тетка на вопрос не ответила, а сама все разглядывала подругу.
   – Новенькие? На собеседование?
   «Точно прогонит! – пронеслось в голове у Нюты. – Сейчас как заорет на весь зал: идите смейтесь куда-нибудь в другое место, у нас тут театр, а не новые русские бабки!»
   – Новенькие, – Стю не собиралась отступать, – хотим записаться.
   – Ага, – неопределенно двинула бровью тетка, – значит, записаться… Давай, девочка, бери текст и выходи на сцену.
   – Зачем? – Голос у Стю чуть дрогнул. Тетке удалось ее удивить.
   – Это же театральная студия, – хмыкнула режиссер. – Раз хочешь записаться, значит, хочешь играть?
   – Ну… да!
   – Вот и отлично! – она хлопнула в ладоши, привлекая внимание. – Стелла, дай мне свой текст, пожалуйста! Юля, Стас, Слава, Вася, останьтесь еще на 10 минут!
   К ним тут же подскочил Славян:
   – О, какие люди! – радостно воскликнул он, разглядев Стю. – Прекрасная прынцесса, я сражен блеском ваших глаз…
   – Я не прынцесса, я жаба замаскированная!
   – Ради вас я готов немедленно нырнуть в болото.
   – Смотри, квакать начнешь.
   – Я вижу, вы знакомы, – вклинилась в обмен любезностями режиссер. – Может быть ты, Слава, представишь нас друг другу?
   Славян охотно кивнул:
   – Это, – широкий взмах в сторону тетки, – наш укротитель, наш рулевой, наш великий вождь и учитель, Вероника Николаевна, или попросту Шеф.
   – А это, – не менее широкий взмах, – прекрасная жаба, ой, простите, принцесса по имени Настя. И она…
   – Хватит, хватит, – перебила его Вероника Николаевна, она же Шеф, – кончай дурачиться, тут дело серьезное.
   – Какое дело? – К ним подошли темноглазая девчонка, игравшая Герду, и двое парней.
   – Надо быстренько еще раз прогнать сцену Герды и Маленькой Разбойницы.
   – Так Разбойница, то есть Стеллка, уже ушла, – удивился хлипкий паренек в очках и широченных штанах (кажется, Вася). – Догнать?
   – Она будет Разбойницей, – и Шеф кивнула на Стю.
   Та чуть заметно смутилась. Наверно, в глубине души ждала, что их прогонят, отругают, сделают замечание – но не такого, чтоб вот так сразу на сцену. Да без всякой подготовки, да на глазах старшей группы…
   – Спокойно, – тетка мигом почуяла ее колебания, – изображать ничего не надо. Просто внятно прочти текст, – и всучила пачку растрепанных листов.
   Темноглазая кивнула и пошла обратно на сцену. Следом – делать нечего – поднялась Стю. Шагала она независимо, но Нюта видела, что подруга страшно волнуется. Плечи напряжены, спина прямая, затылок взъерошен. Парни уселись сзади, рядом с Шефом.
   «Сейчас начнут ржать, как мы над этой глупой фефочкой…» – тоскливо подумала Нюта и принялась от волнения грызть ногти. Водилась у нее такая дурная привычка.
   Темноглазая – ее звали Юля – подала первую реплику. Стю ответила. И тут Нюта, к своему изумлению, поняла, что подруга смотрится вполне нормально. Даже изящно. Она не закатывала глаза, не выпячивала губы, не пищала и не повизгивала. И уж тем более – не приседала, не разводила коленки. Текст читала внятно, успевая посматривать в зал.
   И вообще взбалмошная, насмешливая Стю очень подходила на эту роль.
   Шеф сзади молчала. Парни рядом с ней тоже притихли. Даже безбашенный Славян молчал. За что Нюта была очень ему благодарна.
   Сценка кончилась. Девчонки спустились в зал. Нюта перестала грызть ногти и принялась в тоске грызть пальцы, тайком наблюдая за Вероникой Николаевной. Та задумчиво закурила. Глянула на застывших рядом девчонок:
   – Ну что ж, поднимемся в кабинет, поговорим.
   Нюту вроде бы никто не приглашал, но она тоже пошла. Не бросать же подругу одну! Следом поднялся Жека. Парни покосились на него уважительно – он оказался самым высоким, да к тому же еще и самым широкоплечим.
   Народ из 38-го уже разбежался, оставив на столе кривую пирамиду из немытых чашек. Плащ на вешалке многозначительно посверкивал вышитыми звездами.
   Тетка привычно устроилась за столом, вокруг расселись студийцы, Жека скользнул к подоконнику, Нюта – за ним. Он вежливо подвинулся, уступая ей место. Стю встала перед режиссером.
   – Ну что? – поинтересовалась Шеф. – Кто хочет высказаться?
   Парни переглянулись. Первой заговорила темноглазая Юля.
   – По-моему, все ясно!
   – Согласен, – кивнул Вася.
   – Однозначно, Шеф, однозначно! – голосом Жириновского пролаял Славян.
   А третий парень, Стас, даже руками развел:
   – Шеф, это прямое попадание!
   – Попадание, говоришь, – тетка, похоже, развеселилась. – Ну что, Настя, – неожиданно обратилась она к Стю, – страшно на сцену выходить в первый раз?
   – Нормально! – Подруга держалась, как вождь индейского племени, захваченный проклятыми бледнолицыми. Весь ее вид свидетельствовал, что она не только каждый день выходит на сцену, но еще и владеет собственным театром.
   – Ты хорошо читала, – режиссер откинулась на спинку кресла, смотрела с интересом. – И коллективу, видишь, понравилась. Так что хочу пригласить тебя сразу в спектакль, в старшую группу. На роль Маленькой Разбойницы.
   – Как – сразу? – дрогнула Стю. – Я же ничего не умею!
   – Не умеешь – научим, не можешь – заставим, – подмигнул Славян. – А если надо, то и волшебного пинка дадим.
   Стю так растерялась, что пропустила волшебный пинок мимо ушей. Нюта про себя отметила, что при случае сама даст этому Славяну волшебного пинка. Так, для профилактики.
   Юля укоризненно глянула на товарища, повернулась к Насте:
   – Не обращай внимания, он всегда дурачится, хотя парень неплохой. Соглашайся. У тебя, правда, здорово получается.
   Стю обвела всех ошарашенным взглядом и кивнула:
   – Ладно, я попробую.
   – Ура! – Славян подскочил на стуле – Поприветствуем Настю, новую восходящую звезду нашей сцены! – тут он сам себе похлопал в ладоши. – Господа, за это надо выпить! Рюмку чаю! Так… все выпили, подлецы… Я пошел ставить! – Он подхватил чайник, потряс его, и, убедившись, что воды внутри не осталось, выскочил за дверь.
   Юля улыбнулась:
   – Славян в первый раз кого угодно запарит.
   – Я его знаю, – усмехнулась Стю. – Мы знакомы.
   – Ну, тогда тебе не привыкать! – засмеялась в ответ Юля, – Славка тоже играет в спектакле. Там все задействованы. Вот, кстати, Стас и Вася. Ну, Веронику Николаевну ты уже знаешь…
   Тут Юлька обернулась к подоконнику:
   – Ребята, а вы что там сидите? Давайте к нам! Сейчас чай будем пить.
   Вот так Нюта познакомилась со старшей группой. Это чаепитие она долго вспоминала потом, мучимая противоречивыми чувствами. Конечно, здорово было сидеть на равных в компании будущих актеров. Но вот незадача: от застенчивости у нее все время что-то падало из рук – то ложка, то печенье, а под конец она умудрилась плеснуть горячим чаем на колено Жеке. Другой бы на его месте взвыл и подскочил до потолка, а этот только зашипел от боли и принялся молча тереть промокшие джинсы салфеткой.
 
   Из ДК вышли вместе со всеми, остановились около лестницы. Славян с Шефом шагали впереди, не переставая о чем-то спорить, причем Славян, увлекшись, поминутно спотыкался на ступеньках.
   Нюта прищурилась на щедрое июльское солнце. Жара. Середина дня. Они пробыли в ДК не больше двух часов. А казалось – целые сутки.
   – Ну че? Махнем на дачу? – весело предложила Стю. – Купнемся…
   – Конечно! – Нюте ужасно хотелось все обсудить. А потом обсудить еще раз…
   – Только надень че-нито поскромнее. А то светишься, как тореадор перед быками.
 
   – Ой, – Нюта только сейчас сообразила, что на ней «бешеная морковка», штаны из серии «атас-супер-класс». – Я про них забыла. И про прическу тоже, – она потянула за пряди у висков, будто проверяя – на месте ли парикмахерский шедевр.
   – Не боись, не облысела, – хмыкнула Стю. – Да и ерунда все это – прическа, цвет! Красный, зеленый, лысый, волосатый… Какая разница! Лишь бы голова, – тут она постучала себя по лбу, – соображала!
   – Эт точно! – согласилась Нюта.
   – Теперь понимаешь, что внешность – не главное? Главное – со-дер-жа-ни-е! – Стю еще раз, для наглядности, постучала себя по лбу. – Лучше быть лысым и умным, чем волосатым и тупым!
   – Не-е, лучше умным и волосатым! – не согласилась Нюта.
 
   Пока шагали по ступеням, в голове у Нюты пробегали приятные мысли. Ей казалось, что теперь она непременно изменится. Станет такой… ну вот как Стю! Смелой. Красивой. Научится с мальчишками разговаривать. Будет играть в настоящем театре! А там и Олег приедет… Тот, ради кого она и затеяла перемены! И тогда… Нюта на мгновение уплыла в собственные мечты.
   Тоненькая девушка в длинном золотистом платье пыталась приподнять голову бледному прекрасному юноше, распростертому на ступенях. Но он оставался недвижим.
   – О, мой Ромео! – Девушка заломила хрупкие руки. – Весь яд ты выпил жадными губами! Я умираю следом за тобой!
   Сверкнул тонкий стилет.
   Удар!
   Падение!
   Два бездыханных тела замерли рядом. Руки сплелись в последнем объятии.
   Пораженные зрители молчали.
   Потом зал взорвался аплодисментами. Юноша грациозно поднялся, протянул девушке руку. Они легко поклонились зрителям. Полетели цветы. Юноша поймал букет красных роз и опустился перед партнершей на колено. Длинные его ресницы дрогнули. А потом…
   – Так мы идем или нет? – разрушил чудесное видение голос подруги.
   – А?! Ну да! Идем! – До Нюты дошло, что она застыла на середине лестницы. В голове все еще плескались аплодисменты и падали к ногам нежные лепестки роз.
   Самый короткий путь к Нютиному дому от ДК лежал через лес. Они свернули на засыпанную хвоей тропинку. До дома оставались всего две сотни метров, когда Стю толкнула подругу локтем:
   – Ты глянь!
   В кустах, на небольшой полянке, которую местные прозвали Пьяным Садиком, на перевернутом бревне посиживала теплая компания – блондинка Стелла и несколько незнакомых парней. Взрослых. Лет по 18–20. Парни курили и пили пиво из бутылок. Блондинка тоже.
   – А она, оказывается, рядом живет, – удивилась Нюта. – Никогда ее раньше не видела. Да и в школу нашу она не ходит.
   – Мы же через лес редко шастаем, – отозвалась Стю. – Она, наверно, дальше живет.
   За лесом раскинулось два района новостроек. Народная тропа через Пьяный Садик выводила туда напрямую.
   Блондинка, рисуясь, выдохнула дым колечками.
   – Тяжелый случай! – хихикнула Стю. – Оказывается, не всякую лошадь убивает капля никотина… Некоторые ниче, приспосабливаются.
 
   Дома Нюта сменила «бешеную морковку» на потрепанные шорты, бросила в рюкзак буханку хлеба, кусок колбасы и пакет сока. Все трое бодро зашагали по бесконечной улице Ленина. Топать, поднимая пылищу, предстояло километра три. Может, от скуки, а может, чтобы скрасить дорогу, Стю прицепилась к Жеке:
   – Че ты молчишь все? Молчишь, молчишь… – Она дружелюбно толкнула его кулачком в бок. – Прям не родственник, а какой-то памятник нерукотворный.
   – Так вы родственники? – удивилась Нюта. До сего момента она не подозревала, что в роду у Насти есть олигархи.
   – Ага. Дальние. Седьмой забор от пятого плетня, – подтвердила Стю и снова прицепилась к Жеке: – Ну давай, родственник, скажи что-нибудь!
   Родственник, памятник и седьмой забор растерянно покосился со своих высот на Стю:
   – В городе как-то непривычно… Шумно… – выдал он наконец.
   – Шумно? – не поверила Нюта. – В городе?
   – Да, тут улицы тихие и безлюдные. Ну, целлюлозный завод издавал иногда приглушенный лязг. Собаки дворовые лаяли из-за заборов, но разве это шум?
   – Это он меня имеет в виду, – перехватила Стю ее недоумевающий взгляд, – возле меня шумно, как возле взорванной бомбы. Я так понимаю, что это намек. Типа, пора и заткнуться?
   – Ну че ты, Настя! – испугался родственник. – Ты такая прикольная! Ходишь везде. Со мной. Показываешь все. Я рад…
   – Че-то незаметно, что ты рад. Сопишь, молчишь… Анька, вон, небось решила, что ты глухонемой. Как Герасим.
   – Какой Герасим? – смутился Жека.
   – Такой! Который Муму утопил.
   – А-а… – протянул Жека, но как-то неуверенно. Похоже, пытался вспомнить, кто такая Муму.
   Вообще, этот самый родственник был вполне симпатичным парнем. Если, к примеру, его рисовать… Нюта, как заправский художник, прищурила глаз. Отросшие волосы (наверно, по последней моде) беспорядочно топорщились на затылке, отливали золотом и слегка курчавились. Глаза серые, узкие. Мужественный подбородок с ямочкой. Ну и рост…
   Так и тянуло добавить – характер нордический, стойкий. Если б такой новичок пожаловал к ним в школу, очередь бы выстроилась, как до Луны. Из желающих предложить нежную дружбу и вечную любовь. Странно только, почему молчит все время? Может, папаша-олигарх его дрессирует? Типа, болтун – находка для шпиона? Что они там проходят в своих закрытых школах? Менеджмент, бухгалтерский учет? Плюс отдельную дисциплину – как вести себя на допросе?
   – Шумно ему! – продолжала ехидничать Стю. – У тебя че, слух музыкальный?
   – Да что ты его все время подкалываешь, – заступилась за человека Нюта. – Просто он не привык…
   – Ты его лучше спроси, к чему он привык! – взъерепенилась Стю. – Как он до этого жил?
   – И как? – вежливо поинтересовалась Нюта и прикинула: сейчас начнет про золотые унитазы и закрытые вечеринки рассказывать. Все-таки сын олигарха.
   – Нормально! – ответил Жека.
   Да-а, словесным поносом парень явно не страдал…
   – Нет, ты нам подробно опиши, – не унималась Стю. – Для нас это экзотика. Вот чем ты обычно занимаешься?
   – Ну чем-чем… С утра воду таскаю для огорода. Поливаю. Дрова для кухни. Потом на грядках че-нибудь… Ну, по дому там, то-се, пятое-десятое. Погреб надо укрепить. Сарай новый рубим… Рыбалка… Да куча дел всегда!
   Ой-ой-ой…Что ж там, в закрытых школах, озверели вконец? Или это мода такая? Суровое воспитание на природе? Парень действительно проводит время на Чукотке? Огород, погреб, сарай…
   – А комп у тебя есть? Ну, там, где огород, – сопереживая, спросила Нюта.
   – Не-а.
   – Как же ты без компа? – растерялась она. Ей казалось, что легче жить без головы, чем без компьютера.
   – Да нормально! – пожал плечами сын олигарха.
   – Так ты и в Интернет не выходишь?
   – Не-а.
   – Кошмар! – ужаснулась Нюта. – Я без Интернета жить не могу!
   – На фига ему Интернет? – заметила Стю. – У них там электричество постоянно вырубается. Свечки жгут.
   – У нас лампа керосиновая, – решил блеснуть достижениями прогресса Жека. – Движок собираемся ставить. Генератор. Тогда свет будет без проблем.
   – А золотой унитаз? – не к месту ляпнула Нюта. Просто крутилось в голове, вот она и спросила.
   Жека глянул на нее округлившимися глазами. Стю скрутил приступ смеха:
   – Ага… Мама, держите меня! Золотой унитаз!
   Нюта резко остановилась.
   – Вы че, меня разыгрываете, что ли? У тебя отец кто? – напрямую спросила она.
   – Батя бизнесмен, – важно ответил Жека, – магазин в деревне открыл. Вся торговля через нас.
   – В деревне?!
   – Ну!
   – В какой деревне?!
   – Так в нашей, – парень явно не чувствовал подвоха, – в Шкворниках.
   Шкворники затерялись где-то на задворках района, в глухих лесах. Туда проехать можно было только летом и зимой, когда дорогу не размывало.
   – Ах ты!.. – Нюта от возмущения не могла подобрать слов. – Ну, Стюха! А я-то уши развесила – олигарх, олигарх!
   Стю от смеха опустилась на вытоптанную траву.
   – Так батя у него и есть олигарх… ой, не могу!.. местного разлива…
 
   И Жека простодушно подтвердил:
   – Ну! Батя самый крутой. Олигарх!
   Нюта плюнула и пошла от них по дороге. Но через пару шагов не выдержала и расхохоталась.
 
   Лето, тянувшееся поначалу медленно, подобно медовому сиропу, теперь набирало скорость.
   Нютина жизнь перевернулась с ног на голову. Раньше она вставала поздно, неторопливо тащилась на дачу, где подолгу валялась с книгой или раскачивалась в гамаке. И мечтала, мечтала, мечтала…
   Теперь же на дачу она неслась рысью, только чтобы полить парники да быстренько выдрать самые приметные сорняки из клубники.
   Даже на Интернет, даже на купание, даже на дворовые игры времени не хватало.
   Три раза в неделю они со Стю бегали в студию, а между занятиями непременно заходили в ДК, потусоваться просто так. Волшебный 38-й кабинет никогда не пустовал, особенно ближе к вечеру. Старый чайник извергал клубы пара, на подоконнике разгорался спор, а за столом набрасывали эскизы декораций и костюмов. Все это оглушало, но ужасно притягивало.
   На занятиях тоже происходили удивительные вещи. Прежде всего, разыгрывались маленькие сценки-этюды. Казалось бы – чего сложного? – выйди да изобрази, что велят. Но простота эта оборачивалась тысячей неприметных приемов, без которых ничего не получалось.
   Вот, например, недавно Вероника Николаевна (которую, впрочем, они все чаще называли Шефом) попросила показать, как зажигают спичку. Все тут же стали складывать пальцы щепоткой и чиркать воображаемой спичкой по воображаемому коробку.
   – Стоп! – хлопнула в ладоши Шеф. – Да вы все тут поголовно – выпускники школы волшебников.
   Все недоуменно переглянулись, а потом уставились на Шефа.
   – Я потому так сказала, – ехидно пояснила она, – что спичечные коробки у вас материализовались прямо из воздуха. А на это способны только настоящие волшебники. Да и спичку вы тоже из воздуха вытащили, а не из коробка.
   Ух ты! Ведь верно. Пришлось изображать, как вытаскиваешь коробок из кармана или из сумочки, а потом вынимаешь из него спичку, и затем только чиркаешь…
   – И куда это вы так глубокомысленно уставились, – снова прервала занятие Шеф. – Вы уже давно прыгать должны и вопить от боли.
   – Это еще почему? – спросила за всех бойкая Римма.
   – Потому что спички у вас в руках давно догорели и обожгли вам пальцы.
   Пришлось изображать, как спичку тушишь и огарочек куда-то пристраиваешь.
   – А для чего вы зажгли спичку? – подрезала последним коварным вопросом Шеф. – Просто, чтоб на нее любоваться? Может, хотите свечку зажечь? Или газ? Чайник поставить?
   Вот и получалось, что самые простые движения, которые на кухне делаешь не задумываясь, на сцене приходится раскладывать по частям.
   Через два-три занятия стало понятно, у кого получается лучше, а у кого – не очень.
 
   У Нюты точно не получалось. Шеф, оказавшаяся потрясающей теткой, утешала, говорила, что все еще впереди. Получится рано или поздно. Блеснет.
   Но Нюта не торопилась блистать. Ей нравилось в студии, нравились споры до хрипоты, но сцена по-прежнему пугала.
   Она не представляла себя на сцене. Боялась.
   Но вот за сценой, за кулисами, ей нравилось больше всего. Там прятался доселе неизведанный мир.
   Вот, допустим, кулисы и занавес. Когда смотришь из зала, думаешь – ткань и ткань. Потянули где-то за веревочку, занавес в сторону и поехал. Но все оказалось не так просто. Прежде всего, кулис на сцене множество, и у каждой – свой механизм управления. А боковые надо вручную натягивать и прижимать специальными гирьками. Натягивают мальчишки, вроде как мужская работа.
   Задников тоже несколько штук, за последним – потайное пространство. Там громоздятся огромные куски старых декораций, а сверху свисают непонятные веревки.
   И под сценой тоже есть тайное местечко – здоровенный подвал, весь заваленный реквизитом. А в самой сцене – люки с лесенками, которые позволяют незаметно исчезнуть в разгар действия.
   А металлический мостик наверху, по которому можно ходить над сценой? А осветительские балкончики, утыканные прожекторами? А стеклянная кабинка звукооператора? А костюмерная, наконец?
   Ой, сколько тут было невидимых переходов, закоулков, скрытых уровней, тупичков и неприметных лесенок! Прям как в компьютерной игре. Нюта бродила тут и там, трогала кулисы, непонятные зубчатые колеса, осторожно дергала за веревки, лазила по лесенкам и готова была поселиться в темном пропахшем пылью подвале.
   – Ань, ты прям как тень отца Гамлета, – подколол ее однажды Славян. – Только черепа в руках не хватает.
   Ляпнул, и тут же забыл. А Нюта задумалась. Вот, пожалуй, подходящая для нее роль. Призрак. С черепом в руках. Здорово!
 
   Старшая группа репетировала обычно не в малом зальчике, куда ссылали новичков, а прямо на большой сцене. «Осваивала сценическое пространство» – как выражалась Шеф. Народу всегда приходило много. В «Снежной королеве» участвовать хотели все, поэтому репетировали «в два состава». Один состав – главный, второй – на подстраховке. Вдруг что-нибудь с главным случится, а вот под рукой человечек, который отлично знает роль.
   Ребята «осваивали пространство», учились ходить по сцене, не становиться к зрителю спиной (как это трудно, оказывается!), громко, внятно говорить (еще труднее). Когда проходили «сценическую речь», Шеф перемещалась со своего любимого шестого ряда в темные глубины зала, и оттуда раздавался ее насмешливый голос: