Страница:
Взгляд он поймал справа, как раз со стороны бетонного каркаса строящегося дома. Где именно располагался человек, которому помешал или которого разозлил Рокотов, определить было затруднительно. Он вполне мог быть и в самом сквере, и на стройке, и на противоположной стороне улицы.
Второй сигнал Владислав получил, когда входил в переулочек слева от Дома Правительства. Опять тот же неприязненный и пристальный взгляд. Биолог даже неосознанно ускорил шаг и пару раз качнулся вправо-влево, словно уходя с линии огня. – И в этом случае недовольный присутствием Влада некто мог смотреть и из сквера, и со стройки.
Рокотов открыл глаза, медленно поднялся и поочередно встряхнул ноги, разгоняя кровь.
«Неясно, что в моем поведении могло не понравиться или насторожить… Шел я прогулочным шагом, по сторонам не пялился, на скамеечке совершенно оправданно выкурил сигаретку. Если бы мной заинтересовалось соответствующее ведомство, то либо поставили бы хвост, либо остановили бы и проверили документы. Ни того ни другого не произошло. Человек, которому я не понравился, с площади не уходил и преследовать меня не собирался. Из чего вывод: я мешал ему только на пространстве возле правительственного учреждения. Иные мои шаги его совершенно не волновали… Кстати, вероятнее всего, что он смотрел издали, не опасаясь того, что я смогу его засечь, – Владислав склонился над картой центральной части Минска. – Вот квадратик, где сейчас находится стройка. Раньше там был дом… И подойти сзади можно. Даже не подойти. Сбоку есть два здания, с крыш которых открывается прекрасный вид и на часть площади, и на стройку. К тому же они безопасны с той точки зрения, что с их стороны не видать Дома Правительства. Соответственно, служба охраны пасти эти дома не будет… Но пойдем на всякий случай ближе к вечеру. И предварительно купим небольшой бинокль. А то негоже вести наблюдение невооруженным глазом. Чай не в средние века живем…» Рокотов потянулся, переоделся, сунул в карман несколько крупных купюр и захлопнул за собой дверь квартиры.
В городе заодно можно будет и перекусить.
Когда российский танкер «Волга-нефть 137» миновал внешний рейд порта Ормуз, над баком и ютом появились огромные двухвинтовые «Морские Рыцари» с белыми звездами на бортах. [CH-46F «Sea Knight» – модифицированный десантно-транспортный вертолет для корпуса морской пехоты США [прототип «V-107-1»]. Способен перевозить до 26 десантников. Крейсерская скорость – 241 км/ч, нормальная взлетная масса – 6618 кг, максимальная – 9706 кг. Вертолет оборудован навигационной системой «TACAN» и не имеет своего вооружения]. Справа и слева от танкера вынырнули из темноты, держась всего в десяти метрах от спокойной поверхности моря, три «Морских Ястреба» [SH-60B «Sea Hawk» – палубный противолодочный вертолет, разработанный на основе армейского образца «UH-60A Black Hawk» («Черный Ястреб»). Предназначен для обнаружения и идентификации подводных целей в радиусе 185 км во взаимодействии с кораблем базирования. Вертолет оборудован 125 гидроакустическими буями, аппаратурой для приема сигналов буев «AN/ARR-75» и «R/165V/ARA», магнитометром «Texas Instruments AN/ASQ – 81(V)2» и двумя самонаводящимися торпедами «Mk.46» на боковых узлах подвески. Экипаж вертолета – 3-4 человека. Крейсерская скорость – 234 км/ч, нормальная взлетная масса – 9180 кг, дальность действия – 95-280 км].
Открылись боковые люки «Рыцарей», вылетели длинные тросы, и на палубу танкера заскользили темные фигуры с перекинутыми за спину автоматическими винтовками.
Вахтенный на мостике нажал кнопку экстренного вызова капитана и щелкнул тумблером пожарной сигнализации. По всему судну раздался противный дребезжащий звук. Одновременно с этим танкер водоизмещением восемьдесят четыре тысячи тонн начал замедлять ход.
По металлической лестнице загрохотали подошвы армейских ботинок и в рубку вломились трое «морских котиков», наряженных в черные комбинезоны со множеством карманов и с размалеванными краской лицами.
В штурмана и вахтенного уставились два дула М16АЗ и один револьвер «Ruger Speed Six» [Компактная версия револьвера «Service Six». Емкость барабана – 6 патронов, калибр 9 мм.], которым был вооружен старший группы.
– US Navy special forces! Stop the engines and get ready for inspection! [Специальные силы военно-морского флота США! Остановите двигатели и приготовьтесь к досмотру! – англ.] – Вот ведь идиоты, – по-русски сказал штурман. – Никак наиграться не могут. Меня, Вася, за этот год уже третий раз останавливают…
– Be silent! [Молчать! – англ.] – приказал американец, который все же разобрал в сказанной штурманом фразе слово «идиот».
Столь пренебрежительное отношение к Корпусу морской пехоты США ему не понравилось.
– We don't know english [Мы не говорим по-английски – англ.], – издевательским тоном заявил вахтенный, намеренно коверкая произношение. – Учите русский, козлики.
Штурман хмыкнул.
Американцы переглянулись. Общение с не говорящими по-английски моряками в их планы не входило. Один из пехотинцев вышел обратно за дверь.
– Их двое и нас двое, – сообщил вахтенный, разглядывая напряженных спецназовцев. – Может, набьем морду, и за борт?
– Не, их еще на палубе как тараканов, – штурман склонил голову на плечо и критически осмотрел американцев с головы до ног.
– Stop talking! [Прекратите разговаривать! – англ.] – не выдержал пехотинец.
– Вася, а чо он такое говорит? – притворно удивился штурман. – Чо это такое – «стоп токинг»?
– Сам в сумлениях, – вахтенный озадаченно почесал подбородок. – «Модерн токинг» знаю, это дуэт двух писклявых педерастов, а вот «стоп токинг»…
– Может, они название группы поменяли? – продолжил издевательство штурман.
– А эти дурики что, их почитатели? – вахтенный поддержал беседу. – Может быть, вон как на гомиков похожи. Все в черном, штаны в обтяжку…
Штурман решил усугубить низведение гордости американской армии.
– Hey, fellows, are you the faggots? Solve our dispute, please… [Эй, ребята, а вы не педики? Разрешите наш спор, пожалуйста – англ.] Пехотинцы задохнулись от ярости.
– Развлекаемся? – на мостик вошел капитан в сопровождении двоих американцев.
– Так скучно же молча стоять, – нашелся вахтенный. – Эти по-русски ни бум-бум, вот и приходится друг с дружкой базарить.
– Машина остановлена?
– Да, – посерьезнел штурман.
– Малый назад.
– Есть малый назад, – штурман передвинул рукоять управления на себя.
– Что происходит, Андрей Кузьмич?
– Подозрения на транспортировку иракской нефти. Утром будут брать пробы из танков.
– А чего не сейчас?
– Спроси чего полегче…
Американцы стояли спокойно и в разговор не вмешивались.
Напряжение постепенно спадало.
Русский капитан прекрасно говорил по-английски и только пожал плечами на приказ капитана морской пехоты США остановить судно для проверки. Надо так надо. Американский флот наглухо запирал Персидский залив и высаживал досмотровые группы на каждое пятое судно.
В случае с «Волго-нефтью» это был, конечно же, идиотизм. Местоположение танкера, оборудованного новейшей английской навигационной спутниковой системой, можно было определить с точностью до четверти мили и заранее получить информацию, что он ни в какой иракский порт не заходил. И даже не приближался к иракским территориальным водам. Но американцам было мало просто блокады, им требовались еще ежедневные, вернее – еженощные, демонстрации собственного превосходства. Что обходилось казне Соединенных Штатов в круглую сумму, регулярно выплачиваемую за задержки рейсов наливных судов.
Но престиж дороже.
– Сообщите пилотам, чтобы отвели вертолеты подальше, – капитан повернулся к старшему у американцев. – Инерция у нас большая, корпус может повести в сторону, а ваши машины висят почти вплотную к бортам.
– Roger [Понял – англ., армейский сленг], – кивнул пехотинец. – Надеюсь, осложнений не будет?
– Мне кажется, что оружие у вас, а не у меня, – проворчал капитан, не испытывающий никакого пиетета перед «морскими котиками». – И скажите вашим людям, чтобы к экипажу по пустякам не лезли. Во избежание недоразумений. Иначе я буду вынужден подать докладную записку вашему начальству.
Бюрократия в США развита еще больше, чем в России, и капитан танкера знал, что говорит. Командиру группы спецназовцев будет довольно тяжело оправдаться, если окажется, что он или его люди применили неоправданную силу к гражданскому экипажу. Особенно неприятно будет в том случае, если история попадет в газеты. А судя по злому лицу русского моряка, он свое обещание сдержит. В случае конфликта будут и официальное письмо, и интервью, и ноты протеста, и обращение в международный суд.
– Мы же не пираты, – американец попытался разрядить обстановку. – С вашим экипажем будут обращаться достойно и никак не ограничивать его свободу. Единственное, что я обязан сделать, так это запереть радиорубку.
– Когда у меня будет возможность связаться с российским посольством?
– Мы направим вашему послу извещение сегодня же утром, – пехотинец посмотрел на здоровенный хронометр, – через два с половиной часа. Сразу после забора проб мы разблокируем связь.
– Хорошо, – криво усмехнулся капитан. И мысленно задал себе вопрос: как эксперты определят точное происхождение «черного золота», если и Иран, откуда шел танкер, и Ирак качают ее из одного и того же нефтеносного пласта? Бессмыслица получается…
– Михаил Сергеевич, это не ответ! – Президент Беларуси положил тяжелые ладони на две стопки документов. – Что значит: трудно уследить? Таможенный союз с Россией – это вам не скобяная лавочка! Кто конкретно проворонил эти эшелоны с металлом?
– Александр Григорьевич! – взмолился премьер-министр. – По документам-то все в порядке. Платежи в бюджет прошли, у меня и сомнений-то не было…
Глава Государства насупился.
– Хорошо. Допустим… Но шесть тысяч тонн меди и никеля! Три состава!
– Я думал, они идут на МАЗ…
– А зачем МАЗу столько цветного металла, вы не подумали?
Снегирь опустил голову.
В прекрасно налаженную схему контрабанды «лома» из России в страны Балтии вмешался его величество случай. На железнодорожном узле сцепщики перепутали номера вагонов и по ошибке оставили два контейнера с медью на разгрузочной платформе, где ими заинтересовалась транспортная милиция.
Подняли документы, обнаружили, что металл, заявленный для нужд республики, пошел транзитом, и возбудили уголовное дело.
К расследованию подключился КГБ, ибо речь шла о контрабанде в особо крупных размерах. И о случившемся доложили Батьке.
Премьер-министр, замглавы администрации и пресс-секретарь Президента, курировавшие этот нелегальный канал вывоза цветного металла, потеряли хороший источник дохода. На их счастье, все бизнесмены-фигуранты проживали в других государствах и доказать причастность чиновников к афере было практически невозможно.
Литовцы просто не станут разговаривать с «подручными нелегитимного диктатора», с российской стороны тоже все достаточно прикрыто, ибо одним из контрагентов Снегиря выступал начальник хозяйственного управления Генеральной прокуратуры Харпсихоров.
– Не опускайте глаза! – разозлился Батька. – Почему вы ведете себя как нашкодивший первоклашка? Я что, из вас ответы клещами должен вытаскивать?
– Я думаю, что можно предпринять, – нашелся премьер.
– Раньше надо было думать. Теперь вот еще что: почему половина таможенных платежей проходит через «Парекс-банк»?
– Он уполномочен на обмен валюты Эстонии, Литвы и Латвии.
– Вам известно, что запрещено проводить бюджетные средства через иностранные банки?
– Известно…
– А раз известно, то какого черта это происходит? – Лукашенко был в ярости.
– У нас с ними договор с девяносто третьего года. Истекает только в январе двухтысячного. В случае разрыва соглашения по нашей инициативе мы обязаны выплатить огромную неустойку, почти двенадцать миллионов долларов, – Снегирь стер со щеки выступивший от страха пот. – Я не могу взять на себя такую ответственность. Вы же сами, Александр Григорьевич, с меня за это спросите.
Батька немного успокоился и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Наследие вороватого Шушкевича имело обыкновение всплывать в самое неподходящее время, как фекалии в засорившемся бассейне.
– А как вы объясните, Михаил Сергеевич, проект постановления правительства по продлению взаимоотношений с «Парекс-банком»?
– Нам же надо менять прибалтийскую валюту, – премьер был готов к такому повороту в разговоре. – Как вы могли отметить, там не проставлено пока никаких процентов. Это проект, и он будет еще дорабатываться. Времени навалом…
– А мы никак не можем отказаться от сотрудничества именно с этим банком?
Снегирь почувствовал, что Президенту что-то известно, и решил изобразить полнейшее непонимание проблемы. В конце концов, все неформальные связи премьера с руководством банка никак не были оформлены, и денежки за посредничество переводились на номерной счет главы правительства Беларуси в Австрию. Доказать причастность Снегиря к обкрутке бюджетных денег было невозможно.
– Можем. Только так или иначе уполномоченные банки выйдут на «Парекс». И мы вместо прямого канала обмена прибалтийской валюты создадим дополнительные звенья прохода денег. У «Парекса», по крайней мере, есть лицензия…
– Если мне не изменяет память, лицензию им продлевала Винникова?
– Она же тогда была председателем Центробанка, – Снегирь развел руками и мысленно улыбнулся.
Батька со всего маху сел в лужу. Назначение столь высоких персон, как Винникова, было исключительно в его компетенции. И предъявлять претензии он мог только самому себе. К тому же Винникова сбежала из-под домашнего ареста не без участия офицеров КГБ, также подчинявшихся не премьеру, а лично Президенту. В вопросе с проворовавшейся председательницей белорусского Центрального Банка Снегирь был чист, как первый снег.
Президент тяжело засопел. Ему пришли в голову те же мысли.
– Подготовьте альтернативный проект постановления.
– Ясно, – спокойно кивнул премьер-министр. – Но кого брать в партнеры?
– Поручите этот вопрос Центробанку. Я жду конкретные предложения через неделю, – Лукашенко перевернул страничку еженедельника и что-то записал. – Пятого июля, в понедельник…
– Не успеем, – заявил Снегирь.
– Это еще почему?
– Надо провести массу переговоров. Даже если я сегодня оформлю поручение Центробанку, у них на создание рабочей группы уйдет два дня. Приплюсуйте к этому необходимость ознакомления с огромным количеством документов. Только на это потребуется неделя. А еще надо переговорить с десятками банкиров. Со многими придется встречаться лично и прощупывать обстановку…
– Михаил Сергеевич, вам надо брать пример с министра иностранных дел, – насупился Батька. – У Турпала Латыповича, в отличие от вас, хватает времени на решение всех вопросов. И он мне ни разу не сказал, что не успевает. Конечно, у него не все гладко получается, но его люди меня ни разу не подводили.
Председатель правительства поджал губы. Сатыпов был для него как бельмо на глазу. Себе на уме, ни с кем близких отношений не поддерживает, работает как вол, установил у себя в министерстве жесткую дисциплину, ни один сомнительный документ не пропускает. Из-за Сатыпова подельникам Снегиря частенько приходилось искать обходные пути, когда речь шла о сделках с иностранными партнерами.
– Турпал Латыпович не решает бюджетных проблем, – парировал премьер-министр. – У него в работе нет финансовой составляющей.
– Это не значит, что обязанности Сатыпова легче ваших, – строго сказал Президент. – Во многом благодаря министру иностранных дел мы имеем хорошие отношения с деловыми кругами других стран. И я попрошу вас не принижать его роль.
– Да я и в мыслях не держал как-то принизить Турпала Латыповича. Просто с объективной точки зрения его работа отличается от моей.
– На то вы и премьер. И я надеюсь, что мои пожелания вы учтете.
– Александр Григорьевич! Неделя на вопрос о банках – это слишком мало. Не успеем, я вас честно предупреждаю. Мне же перед вами потом отвечать, когда не справимся.
– Хорошо, – сдался Батька. – Сколько вам нужно времени?
– Недели три, лучше – месяц…
– Так, сегодня у нас двадцать восьмое… К девятнадцатому июля справитесь?
– Думаю, да.
Снегирь прикинул, что за эти дни он сможет договориться о переориентации финансовых потоков, и дружественные ему коммерсанты успеют оформить соглашения с банками по новой схеме.
– Теперь, Михаил Сергеевич, займемся продовольственным аспектом… Что опять случилось с птицефабриками? Почему возник дефицит яиц?
– Вывозят, – безразлично ответил премьер. – В России цены выше, потому бизнесмены и сделали упор на экспорт продукции.
– Перестаньте мне кивать на Россию! – опять разошелся Президент и потряс многостраничной ксерокопией. – Вот у меня реестр закупочных цен. Где вы тут видите, что экспортные цены выше? Не знаете? А я вам отвечу. Именно наши чиновники установили такие правила, что продукция по несколько дней задерживается на не приспособленных для хранения складах. Якобы для сертификации… И яйца начинают портиться. Из-за двух-трех бюрократов мы стали терять до двадцати процентов продукции… Значит, так, Михаил Сергеевич. У вас время до завтрашнего утра, чтобы решить данную проблему. Вредные распоряжения отменить, процедуру сертификации свести до минимума, виновных наказать. Я ясно выражаюсь?
– Понял, Александр Григорьевич. Разберусь…
Глава 7
Второй сигнал Владислав получил, когда входил в переулочек слева от Дома Правительства. Опять тот же неприязненный и пристальный взгляд. Биолог даже неосознанно ускорил шаг и пару раз качнулся вправо-влево, словно уходя с линии огня. – И в этом случае недовольный присутствием Влада некто мог смотреть и из сквера, и со стройки.
Рокотов открыл глаза, медленно поднялся и поочередно встряхнул ноги, разгоняя кровь.
«Неясно, что в моем поведении могло не понравиться или насторожить… Шел я прогулочным шагом, по сторонам не пялился, на скамеечке совершенно оправданно выкурил сигаретку. Если бы мной заинтересовалось соответствующее ведомство, то либо поставили бы хвост, либо остановили бы и проверили документы. Ни того ни другого не произошло. Человек, которому я не понравился, с площади не уходил и преследовать меня не собирался. Из чего вывод: я мешал ему только на пространстве возле правительственного учреждения. Иные мои шаги его совершенно не волновали… Кстати, вероятнее всего, что он смотрел издали, не опасаясь того, что я смогу его засечь, – Владислав склонился над картой центральной части Минска. – Вот квадратик, где сейчас находится стройка. Раньше там был дом… И подойти сзади можно. Даже не подойти. Сбоку есть два здания, с крыш которых открывается прекрасный вид и на часть площади, и на стройку. К тому же они безопасны с той точки зрения, что с их стороны не видать Дома Правительства. Соответственно, служба охраны пасти эти дома не будет… Но пойдем на всякий случай ближе к вечеру. И предварительно купим небольшой бинокль. А то негоже вести наблюдение невооруженным глазом. Чай не в средние века живем…» Рокотов потянулся, переоделся, сунул в карман несколько крупных купюр и захлопнул за собой дверь квартиры.
В городе заодно можно будет и перекусить.
***
Когда российский танкер «Волга-нефть 137» миновал внешний рейд порта Ормуз, над баком и ютом появились огромные двухвинтовые «Морские Рыцари» с белыми звездами на бортах. [CH-46F «Sea Knight» – модифицированный десантно-транспортный вертолет для корпуса морской пехоты США [прототип «V-107-1»]. Способен перевозить до 26 десантников. Крейсерская скорость – 241 км/ч, нормальная взлетная масса – 6618 кг, максимальная – 9706 кг. Вертолет оборудован навигационной системой «TACAN» и не имеет своего вооружения]. Справа и слева от танкера вынырнули из темноты, держась всего в десяти метрах от спокойной поверхности моря, три «Морских Ястреба» [SH-60B «Sea Hawk» – палубный противолодочный вертолет, разработанный на основе армейского образца «UH-60A Black Hawk» («Черный Ястреб»). Предназначен для обнаружения и идентификации подводных целей в радиусе 185 км во взаимодействии с кораблем базирования. Вертолет оборудован 125 гидроакустическими буями, аппаратурой для приема сигналов буев «AN/ARR-75» и «R/165V/ARA», магнитометром «Texas Instruments AN/ASQ – 81(V)2» и двумя самонаводящимися торпедами «Mk.46» на боковых узлах подвески. Экипаж вертолета – 3-4 человека. Крейсерская скорость – 234 км/ч, нормальная взлетная масса – 9180 кг, дальность действия – 95-280 км].
***
Открылись боковые люки «Рыцарей», вылетели длинные тросы, и на палубу танкера заскользили темные фигуры с перекинутыми за спину автоматическими винтовками.
Вахтенный на мостике нажал кнопку экстренного вызова капитана и щелкнул тумблером пожарной сигнализации. По всему судну раздался противный дребезжащий звук. Одновременно с этим танкер водоизмещением восемьдесят четыре тысячи тонн начал замедлять ход.
По металлической лестнице загрохотали подошвы армейских ботинок и в рубку вломились трое «морских котиков», наряженных в черные комбинезоны со множеством карманов и с размалеванными краской лицами.
В штурмана и вахтенного уставились два дула М16АЗ и один револьвер «Ruger Speed Six» [Компактная версия револьвера «Service Six». Емкость барабана – 6 патронов, калибр 9 мм.], которым был вооружен старший группы.
– US Navy special forces! Stop the engines and get ready for inspection! [Специальные силы военно-морского флота США! Остановите двигатели и приготовьтесь к досмотру! – англ.] – Вот ведь идиоты, – по-русски сказал штурман. – Никак наиграться не могут. Меня, Вася, за этот год уже третий раз останавливают…
– Be silent! [Молчать! – англ.] – приказал американец, который все же разобрал в сказанной штурманом фразе слово «идиот».
Столь пренебрежительное отношение к Корпусу морской пехоты США ему не понравилось.
– We don't know english [Мы не говорим по-английски – англ.], – издевательским тоном заявил вахтенный, намеренно коверкая произношение. – Учите русский, козлики.
Штурман хмыкнул.
Американцы переглянулись. Общение с не говорящими по-английски моряками в их планы не входило. Один из пехотинцев вышел обратно за дверь.
– Их двое и нас двое, – сообщил вахтенный, разглядывая напряженных спецназовцев. – Может, набьем морду, и за борт?
– Не, их еще на палубе как тараканов, – штурман склонил голову на плечо и критически осмотрел американцев с головы до ног.
– Stop talking! [Прекратите разговаривать! – англ.] – не выдержал пехотинец.
– Вася, а чо он такое говорит? – притворно удивился штурман. – Чо это такое – «стоп токинг»?
– Сам в сумлениях, – вахтенный озадаченно почесал подбородок. – «Модерн токинг» знаю, это дуэт двух писклявых педерастов, а вот «стоп токинг»…
– Может, они название группы поменяли? – продолжил издевательство штурман.
– А эти дурики что, их почитатели? – вахтенный поддержал беседу. – Может быть, вон как на гомиков похожи. Все в черном, штаны в обтяжку…
Штурман решил усугубить низведение гордости американской армии.
– Hey, fellows, are you the faggots? Solve our dispute, please… [Эй, ребята, а вы не педики? Разрешите наш спор, пожалуйста – англ.] Пехотинцы задохнулись от ярости.
– Развлекаемся? – на мостик вошел капитан в сопровождении двоих американцев.
– Так скучно же молча стоять, – нашелся вахтенный. – Эти по-русски ни бум-бум, вот и приходится друг с дружкой базарить.
– Машина остановлена?
– Да, – посерьезнел штурман.
– Малый назад.
– Есть малый назад, – штурман передвинул рукоять управления на себя.
– Что происходит, Андрей Кузьмич?
– Подозрения на транспортировку иракской нефти. Утром будут брать пробы из танков.
– А чего не сейчас?
– Спроси чего полегче…
Американцы стояли спокойно и в разговор не вмешивались.
Напряжение постепенно спадало.
Русский капитан прекрасно говорил по-английски и только пожал плечами на приказ капитана морской пехоты США остановить судно для проверки. Надо так надо. Американский флот наглухо запирал Персидский залив и высаживал досмотровые группы на каждое пятое судно.
В случае с «Волго-нефтью» это был, конечно же, идиотизм. Местоположение танкера, оборудованного новейшей английской навигационной спутниковой системой, можно было определить с точностью до четверти мили и заранее получить информацию, что он ни в какой иракский порт не заходил. И даже не приближался к иракским территориальным водам. Но американцам было мало просто блокады, им требовались еще ежедневные, вернее – еженощные, демонстрации собственного превосходства. Что обходилось казне Соединенных Штатов в круглую сумму, регулярно выплачиваемую за задержки рейсов наливных судов.
Но престиж дороже.
– Сообщите пилотам, чтобы отвели вертолеты подальше, – капитан повернулся к старшему у американцев. – Инерция у нас большая, корпус может повести в сторону, а ваши машины висят почти вплотную к бортам.
– Roger [Понял – англ., армейский сленг], – кивнул пехотинец. – Надеюсь, осложнений не будет?
– Мне кажется, что оружие у вас, а не у меня, – проворчал капитан, не испытывающий никакого пиетета перед «морскими котиками». – И скажите вашим людям, чтобы к экипажу по пустякам не лезли. Во избежание недоразумений. Иначе я буду вынужден подать докладную записку вашему начальству.
Бюрократия в США развита еще больше, чем в России, и капитан танкера знал, что говорит. Командиру группы спецназовцев будет довольно тяжело оправдаться, если окажется, что он или его люди применили неоправданную силу к гражданскому экипажу. Особенно неприятно будет в том случае, если история попадет в газеты. А судя по злому лицу русского моряка, он свое обещание сдержит. В случае конфликта будут и официальное письмо, и интервью, и ноты протеста, и обращение в международный суд.
– Мы же не пираты, – американец попытался разрядить обстановку. – С вашим экипажем будут обращаться достойно и никак не ограничивать его свободу. Единственное, что я обязан сделать, так это запереть радиорубку.
– Когда у меня будет возможность связаться с российским посольством?
– Мы направим вашему послу извещение сегодня же утром, – пехотинец посмотрел на здоровенный хронометр, – через два с половиной часа. Сразу после забора проб мы разблокируем связь.
– Хорошо, – криво усмехнулся капитан. И мысленно задал себе вопрос: как эксперты определят точное происхождение «черного золота», если и Иран, откуда шел танкер, и Ирак качают ее из одного и того же нефтеносного пласта? Бессмыслица получается…
***
– Михаил Сергеевич, это не ответ! – Президент Беларуси положил тяжелые ладони на две стопки документов. – Что значит: трудно уследить? Таможенный союз с Россией – это вам не скобяная лавочка! Кто конкретно проворонил эти эшелоны с металлом?
– Александр Григорьевич! – взмолился премьер-министр. – По документам-то все в порядке. Платежи в бюджет прошли, у меня и сомнений-то не было…
Глава Государства насупился.
– Хорошо. Допустим… Но шесть тысяч тонн меди и никеля! Три состава!
– Я думал, они идут на МАЗ…
– А зачем МАЗу столько цветного металла, вы не подумали?
Снегирь опустил голову.
В прекрасно налаженную схему контрабанды «лома» из России в страны Балтии вмешался его величество случай. На железнодорожном узле сцепщики перепутали номера вагонов и по ошибке оставили два контейнера с медью на разгрузочной платформе, где ими заинтересовалась транспортная милиция.
Подняли документы, обнаружили, что металл, заявленный для нужд республики, пошел транзитом, и возбудили уголовное дело.
К расследованию подключился КГБ, ибо речь шла о контрабанде в особо крупных размерах. И о случившемся доложили Батьке.
Премьер-министр, замглавы администрации и пресс-секретарь Президента, курировавшие этот нелегальный канал вывоза цветного металла, потеряли хороший источник дохода. На их счастье, все бизнесмены-фигуранты проживали в других государствах и доказать причастность чиновников к афере было практически невозможно.
Литовцы просто не станут разговаривать с «подручными нелегитимного диктатора», с российской стороны тоже все достаточно прикрыто, ибо одним из контрагентов Снегиря выступал начальник хозяйственного управления Генеральной прокуратуры Харпсихоров.
– Не опускайте глаза! – разозлился Батька. – Почему вы ведете себя как нашкодивший первоклашка? Я что, из вас ответы клещами должен вытаскивать?
– Я думаю, что можно предпринять, – нашелся премьер.
– Раньше надо было думать. Теперь вот еще что: почему половина таможенных платежей проходит через «Парекс-банк»?
– Он уполномочен на обмен валюты Эстонии, Литвы и Латвии.
– Вам известно, что запрещено проводить бюджетные средства через иностранные банки?
– Известно…
– А раз известно, то какого черта это происходит? – Лукашенко был в ярости.
***
– У нас с ними договор с девяносто третьего года. Истекает только в январе двухтысячного. В случае разрыва соглашения по нашей инициативе мы обязаны выплатить огромную неустойку, почти двенадцать миллионов долларов, – Снегирь стер со щеки выступивший от страха пот. – Я не могу взять на себя такую ответственность. Вы же сами, Александр Григорьевич, с меня за это спросите.
Батька немного успокоился и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Наследие вороватого Шушкевича имело обыкновение всплывать в самое неподходящее время, как фекалии в засорившемся бассейне.
– А как вы объясните, Михаил Сергеевич, проект постановления правительства по продлению взаимоотношений с «Парекс-банком»?
– Нам же надо менять прибалтийскую валюту, – премьер был готов к такому повороту в разговоре. – Как вы могли отметить, там не проставлено пока никаких процентов. Это проект, и он будет еще дорабатываться. Времени навалом…
– А мы никак не можем отказаться от сотрудничества именно с этим банком?
Снегирь почувствовал, что Президенту что-то известно, и решил изобразить полнейшее непонимание проблемы. В конце концов, все неформальные связи премьера с руководством банка никак не были оформлены, и денежки за посредничество переводились на номерной счет главы правительства Беларуси в Австрию. Доказать причастность Снегиря к обкрутке бюджетных денег было невозможно.
– Можем. Только так или иначе уполномоченные банки выйдут на «Парекс». И мы вместо прямого канала обмена прибалтийской валюты создадим дополнительные звенья прохода денег. У «Парекса», по крайней мере, есть лицензия…
– Если мне не изменяет память, лицензию им продлевала Винникова?
– Она же тогда была председателем Центробанка, – Снегирь развел руками и мысленно улыбнулся.
Батька со всего маху сел в лужу. Назначение столь высоких персон, как Винникова, было исключительно в его компетенции. И предъявлять претензии он мог только самому себе. К тому же Винникова сбежала из-под домашнего ареста не без участия офицеров КГБ, также подчинявшихся не премьеру, а лично Президенту. В вопросе с проворовавшейся председательницей белорусского Центрального Банка Снегирь был чист, как первый снег.
Президент тяжело засопел. Ему пришли в голову те же мысли.
– Подготовьте альтернативный проект постановления.
– Ясно, – спокойно кивнул премьер-министр. – Но кого брать в партнеры?
– Поручите этот вопрос Центробанку. Я жду конкретные предложения через неделю, – Лукашенко перевернул страничку еженедельника и что-то записал. – Пятого июля, в понедельник…
– Не успеем, – заявил Снегирь.
– Это еще почему?
– Надо провести массу переговоров. Даже если я сегодня оформлю поручение Центробанку, у них на создание рабочей группы уйдет два дня. Приплюсуйте к этому необходимость ознакомления с огромным количеством документов. Только на это потребуется неделя. А еще надо переговорить с десятками банкиров. Со многими придется встречаться лично и прощупывать обстановку…
– Михаил Сергеевич, вам надо брать пример с министра иностранных дел, – насупился Батька. – У Турпала Латыповича, в отличие от вас, хватает времени на решение всех вопросов. И он мне ни разу не сказал, что не успевает. Конечно, у него не все гладко получается, но его люди меня ни разу не подводили.
Председатель правительства поджал губы. Сатыпов был для него как бельмо на глазу. Себе на уме, ни с кем близких отношений не поддерживает, работает как вол, установил у себя в министерстве жесткую дисциплину, ни один сомнительный документ не пропускает. Из-за Сатыпова подельникам Снегиря частенько приходилось искать обходные пути, когда речь шла о сделках с иностранными партнерами.
– Турпал Латыпович не решает бюджетных проблем, – парировал премьер-министр. – У него в работе нет финансовой составляющей.
– Это не значит, что обязанности Сатыпова легче ваших, – строго сказал Президент. – Во многом благодаря министру иностранных дел мы имеем хорошие отношения с деловыми кругами других стран. И я попрошу вас не принижать его роль.
– Да я и в мыслях не держал как-то принизить Турпала Латыповича. Просто с объективной точки зрения его работа отличается от моей.
– На то вы и премьер. И я надеюсь, что мои пожелания вы учтете.
– Александр Григорьевич! Неделя на вопрос о банках – это слишком мало. Не успеем, я вас честно предупреждаю. Мне же перед вами потом отвечать, когда не справимся.
– Хорошо, – сдался Батька. – Сколько вам нужно времени?
– Недели три, лучше – месяц…
– Так, сегодня у нас двадцать восьмое… К девятнадцатому июля справитесь?
– Думаю, да.
Снегирь прикинул, что за эти дни он сможет договориться о переориентации финансовых потоков, и дружественные ему коммерсанты успеют оформить соглашения с банками по новой схеме.
– Теперь, Михаил Сергеевич, займемся продовольственным аспектом… Что опять случилось с птицефабриками? Почему возник дефицит яиц?
– Вывозят, – безразлично ответил премьер. – В России цены выше, потому бизнесмены и сделали упор на экспорт продукции.
– Перестаньте мне кивать на Россию! – опять разошелся Президент и потряс многостраничной ксерокопией. – Вот у меня реестр закупочных цен. Где вы тут видите, что экспортные цены выше? Не знаете? А я вам отвечу. Именно наши чиновники установили такие правила, что продукция по несколько дней задерживается на не приспособленных для хранения складах. Якобы для сертификации… И яйца начинают портиться. Из-за двух-трех бюрократов мы стали терять до двадцати процентов продукции… Значит, так, Михаил Сергеевич. У вас время до завтрашнего утра, чтобы решить данную проблему. Вредные распоряжения отменить, процедуру сертификации свести до минимума, виновных наказать. Я ясно выражаюсь?
– Понял, Александр Григорьевич. Разберусь…
Глава 7
Драник-самурай
Небольшую толпу, собравшуюся возле импровизированной трибуны, Рокотов заметил издалека.
Он не торопясь дошел до того места, откуда были слышны возбужденные голоса выступавших, привалился плечом к бугристому, нагретому лучами солнца стволу каштана, вытащил сигареты и принялся слушать.
Разнообразием речи митингующих не отличались.
Поливали грязью Президента, обвиняли КГБ и его главу генерала Мицкевича в «геноциде» белорусского народа, взывали к прогрессивной международной общественности в целом и к Государственному Департаменту США в частности, косноязычно повествовали о судьбах диссидентов и визгливо требовали проведения какого-то референдума.
Милиции поблизости не наблюдалось.
Влад дисциплинированно выбросил окурок в урну, сделал два десятка шагов и очутился за спинами собравшихся.
– …Режиму мы говорим решительное «нет»! – стоящий на возвышении узкоплечий юноша с длинными сальными волосами и хипповскими «фенечками» на одежде нескладно взмахнул костлявой рукой. – Диктатура не пройдет! Не для этого мы свергали власть коммунистов и Москвы! Молодежь свободной Беларуси не будет жить под властью красно-коричневых тиранов и их пособников из КГБ! Во главе с нашим лидером Анатолием Голубко мы выметем эту заразу из нашего общего дома!
Слушатели зааплодировали.
На место юноши взобрался немолодой очкарик в мятом костюме, поддерживаемый с двух сторон такими же слегка потасканными личностями.
– Дгузья!
Рокотов тихо хрюкнул. Оратор выглядел плохой пародией на Ульянова-Ленина. Дерганые движения, выброшенная вперед рука, захлебывающаяся речь, картавость. Не хватало только бородки, кепочки и красного банта в петлице обсыпанного перхотью пиджака.
– Мы собгались здесь в знаменательнейший для нас день! Говно год назад я и мои товагищи из «Хагтии девяносто восемь» заложили в самом центге Минска пегвый камень кгушения кговаго-го гежима! Вы помните этот день, – оратор выдержал небольшую паузу. – Нас тогда пытались газогнать сатгапы в погонах, но у них ничего не вышло. Нагод встал на защиту демокгатии! Да, это так, дгузья! Мы не позволили этим костоломам, последнему оплоту гежима Лукашенко, за-пгетить наш митинг. И мы победили! Сатгапы по-зогно бежали, – очкарик покачнулся и чуть не упал. – С тех пог минул целый год. Так чего же мы добились за эти тгиста шестьдесят пять дней? А я скажу вам, чего! Мы добились того, что вся евгопейская общественность в едином погьгве пготестует пготив диктатога, тгон под ним качается, и только Госсия его еще принимает у себя. Но это уже агония! И вы увидите уже послеза-втга, как мы сметем колонны подгучных тигана! Диктатуге – нет!!!
– Не-ет!!! – в едином порыве выдохнула толпа.
– И это архиважно! – крикнул биолог, сохраняя серьезное выражение лица. Картавый на секунду сбился с мысли.
– Да, товагищ правильно сказал… Мы дадим ответ тигану! С пегвого июля начинаем акцию неповиновения. Все на демонсгации! Пусть нас бьют дубинками, пусть сажают в застенки, но мы не сдадимся! Истинные патриоты Белагуси с нами! И мы сильнее тигана вместве со всеми его пгихлебателями, потому что мы вместе! А тепегь я пегедаю слово нашему гостю из Укгаины. По-пгиветствуем его! Огест Педюк!
«Дал Бог фамилию, – Владислав продвинулся чуть ближе к возвышению, на которое уже лез толстяк со следами трехдневного запоя на изрытой оспинами лоснящейся физиономии. Толстяка заметно качало. – Почти как Голубых…» Историю про зубного техника по фамилии Голубых [Реальный случай, описанный в санкт-петербургской прессе] ему рассказал незабвенный Димон Чернов. А Димону ее поведал корешок по кличке Глюк, сопровождавший братка с погонялом Комбижирик в районную стоматологическую поликлиннику.
Дело было так.
У Комбижирика разболелся зуб. И не просто зуб, который при наличии обычной для «правильного пацана» силы воли и стакана водки можно выколупнуть примитивными плоскогубцами, а корень под коронкой.
Пришли Комбижирик и Глюк на прием. В ту самую поликлинику, где признанным специалистом в зубной ортопедии считался доктор Евсей Филимонович Голубых. Но сие братанам было неведомо. Им как-то не пришло в голову просматривать список врачей, вывешенный в вестибюле.
Да и не до того было. Комбижирик за щеку держится, верный «кунак»
Глюк вокруг суетится. Денег сунули в кассу – и все дела.
В осмотровом кабинете две милые женщины усадили больного в кресло и повели меж собой непринужденную беседу на профессиональную тему.
– Да-а, – сказала одна из них, глядя прямо на пациента. – Боюсь, просто так не справимся. Надо «опускать»…
Стоит заметить, что на стоматологическом жаргоне слово «опускать» имеет значение «снять коронку». А совсем не то, что подумали мгновенно напрягшиеся Глюк с Комбижириком.
– Как это «опускать»? – тихо поинтересовался забывший о больном зубе браток.
– Так со всеми поступают, – спокойно отреагировала врач.
– Может, не надо?… – в голосе пациента послышалась угроза.
– Это не больно. «Опустим» так, что вы ничего и не почувствуете, – успокоила громилу медсестра. – Без этого никак нельзя. Вы же не хотите осложнений…
Комбижирик сел прямо, а Глюк привстал, готовый прийти на помощь товарищу.
– Лежите, больной! – резко приказала врач, не привыкшая к тому, что пациенты игнорируют ее распоряжения. – Сказано: «опускать» – значит, «опускать». Хотите вы этого или нет. Вера Ильинишна, позовите Голубых!..
Финал у истории оказался несколько скомканным.
Гоблин лишь сообщил давящемуся от хохота Рокотову, что коллективу пришлось оплачивать ремонт кабинета, приносить извинения сильно избитому Евсею Филимоновичу, которого разбушевавшиеся братки приняли за «старшего насильника-педераста», и выкупать Глюка с Комбижириком из местной ментовки…
Украинский гость взобрался на место оратора, окинул толпу мутными глазками и громко рыгнул.
«Неплохое начало, – Влад передвинулся вправо. – Самостыйно и нэзалэжно. Украинская культура дискуссии во всей красе… Мужичонка, судя по всему, бухает по-черному, и не первый день. Эдак он может и толпу облевать, ежели животик перенапряжет. Так что ближе трех метров к трибуне лучше не подходить…» Лидер националистической организации «Шлях Булави» наконец сфокусировал зрение, мотнул головой и что-то просипел.
– Громче! – крикнули из задних рядов. Орест прокашлялся.
– Братья и сестры! Славяне! – патетически начал Педюк. – Над Беларусью собрались тучи! И имя им – москали! Вы не видите, как эти клятые кабысдохи разворовывают вашу ридну землицу! А мы, патриоты, видим!..
Предыдущий оратор в сопровождении кучки последователей пошел прочь по аллее. Рокотов проводил его взглядом и вновь повернулся к трибуне.
– В нашем ридном крае, на Львовщине, мы давно покончили с москальскими пережитками. И вам, я уверен, надо гнать их взашей. Лукашенко продался масонам! И жидам! Это я вам говорю! Хороший жид – мертвый жид! Всех жидов и москалей мы перевешаем на фонарных столбах! – было видно, что Педюк плохо понимает, где находится, и несет околесицу просто по привычке. Митингующие слушали молча и недоуменно переглядывались. – Москаля на кол, жида на виселицу! А первый жид – ваш диктатор! И я это докажу! Он тайный жид! Настоящее имя Лукашенко – Израиль Лейбович Коган!
– Любо! – в восторге завопил Влад и захлопал. Ободренный неожиданной поддержкой, Педюк разошелся еще больше.
– Да, Коган! И мать его жидовка, и папаша! А дедушка и подавно! Знаете, как его звали? Абрам Моисеевич Гарфункель! Вот!
Он не торопясь дошел до того места, откуда были слышны возбужденные голоса выступавших, привалился плечом к бугристому, нагретому лучами солнца стволу каштана, вытащил сигареты и принялся слушать.
Разнообразием речи митингующих не отличались.
Поливали грязью Президента, обвиняли КГБ и его главу генерала Мицкевича в «геноциде» белорусского народа, взывали к прогрессивной международной общественности в целом и к Государственному Департаменту США в частности, косноязычно повествовали о судьбах диссидентов и визгливо требовали проведения какого-то референдума.
Милиции поблизости не наблюдалось.
Влад дисциплинированно выбросил окурок в урну, сделал два десятка шагов и очутился за спинами собравшихся.
– …Режиму мы говорим решительное «нет»! – стоящий на возвышении узкоплечий юноша с длинными сальными волосами и хипповскими «фенечками» на одежде нескладно взмахнул костлявой рукой. – Диктатура не пройдет! Не для этого мы свергали власть коммунистов и Москвы! Молодежь свободной Беларуси не будет жить под властью красно-коричневых тиранов и их пособников из КГБ! Во главе с нашим лидером Анатолием Голубко мы выметем эту заразу из нашего общего дома!
Слушатели зааплодировали.
На место юноши взобрался немолодой очкарик в мятом костюме, поддерживаемый с двух сторон такими же слегка потасканными личностями.
– Дгузья!
Рокотов тихо хрюкнул. Оратор выглядел плохой пародией на Ульянова-Ленина. Дерганые движения, выброшенная вперед рука, захлебывающаяся речь, картавость. Не хватало только бородки, кепочки и красного банта в петлице обсыпанного перхотью пиджака.
– Мы собгались здесь в знаменательнейший для нас день! Говно год назад я и мои товагищи из «Хагтии девяносто восемь» заложили в самом центге Минска пегвый камень кгушения кговаго-го гежима! Вы помните этот день, – оратор выдержал небольшую паузу. – Нас тогда пытались газогнать сатгапы в погонах, но у них ничего не вышло. Нагод встал на защиту демокгатии! Да, это так, дгузья! Мы не позволили этим костоломам, последнему оплоту гежима Лукашенко, за-пгетить наш митинг. И мы победили! Сатгапы по-зогно бежали, – очкарик покачнулся и чуть не упал. – С тех пог минул целый год. Так чего же мы добились за эти тгиста шестьдесят пять дней? А я скажу вам, чего! Мы добились того, что вся евгопейская общественность в едином погьгве пготестует пготив диктатога, тгон под ним качается, и только Госсия его еще принимает у себя. Но это уже агония! И вы увидите уже послеза-втга, как мы сметем колонны подгучных тигана! Диктатуге – нет!!!
– Не-ет!!! – в едином порыве выдохнула толпа.
– И это архиважно! – крикнул биолог, сохраняя серьезное выражение лица. Картавый на секунду сбился с мысли.
– Да, товагищ правильно сказал… Мы дадим ответ тигану! С пегвого июля начинаем акцию неповиновения. Все на демонсгации! Пусть нас бьют дубинками, пусть сажают в застенки, но мы не сдадимся! Истинные патриоты Белагуси с нами! И мы сильнее тигана вместве со всеми его пгихлебателями, потому что мы вместе! А тепегь я пегедаю слово нашему гостю из Укгаины. По-пгиветствуем его! Огест Педюк!
«Дал Бог фамилию, – Владислав продвинулся чуть ближе к возвышению, на которое уже лез толстяк со следами трехдневного запоя на изрытой оспинами лоснящейся физиономии. Толстяка заметно качало. – Почти как Голубых…» Историю про зубного техника по фамилии Голубых [Реальный случай, описанный в санкт-петербургской прессе] ему рассказал незабвенный Димон Чернов. А Димону ее поведал корешок по кличке Глюк, сопровождавший братка с погонялом Комбижирик в районную стоматологическую поликлиннику.
Дело было так.
У Комбижирика разболелся зуб. И не просто зуб, который при наличии обычной для «правильного пацана» силы воли и стакана водки можно выколупнуть примитивными плоскогубцами, а корень под коронкой.
Пришли Комбижирик и Глюк на прием. В ту самую поликлинику, где признанным специалистом в зубной ортопедии считался доктор Евсей Филимонович Голубых. Но сие братанам было неведомо. Им как-то не пришло в голову просматривать список врачей, вывешенный в вестибюле.
Да и не до того было. Комбижирик за щеку держится, верный «кунак»
Глюк вокруг суетится. Денег сунули в кассу – и все дела.
В осмотровом кабинете две милые женщины усадили больного в кресло и повели меж собой непринужденную беседу на профессиональную тему.
– Да-а, – сказала одна из них, глядя прямо на пациента. – Боюсь, просто так не справимся. Надо «опускать»…
Стоит заметить, что на стоматологическом жаргоне слово «опускать» имеет значение «снять коронку». А совсем не то, что подумали мгновенно напрягшиеся Глюк с Комбижириком.
– Как это «опускать»? – тихо поинтересовался забывший о больном зубе браток.
– Так со всеми поступают, – спокойно отреагировала врач.
– Может, не надо?… – в голосе пациента послышалась угроза.
– Это не больно. «Опустим» так, что вы ничего и не почувствуете, – успокоила громилу медсестра. – Без этого никак нельзя. Вы же не хотите осложнений…
Комбижирик сел прямо, а Глюк привстал, готовый прийти на помощь товарищу.
– Лежите, больной! – резко приказала врач, не привыкшая к тому, что пациенты игнорируют ее распоряжения. – Сказано: «опускать» – значит, «опускать». Хотите вы этого или нет. Вера Ильинишна, позовите Голубых!..
Финал у истории оказался несколько скомканным.
Гоблин лишь сообщил давящемуся от хохота Рокотову, что коллективу пришлось оплачивать ремонт кабинета, приносить извинения сильно избитому Евсею Филимоновичу, которого разбушевавшиеся братки приняли за «старшего насильника-педераста», и выкупать Глюка с Комбижириком из местной ментовки…
Украинский гость взобрался на место оратора, окинул толпу мутными глазками и громко рыгнул.
«Неплохое начало, – Влад передвинулся вправо. – Самостыйно и нэзалэжно. Украинская культура дискуссии во всей красе… Мужичонка, судя по всему, бухает по-черному, и не первый день. Эдак он может и толпу облевать, ежели животик перенапряжет. Так что ближе трех метров к трибуне лучше не подходить…» Лидер националистической организации «Шлях Булави» наконец сфокусировал зрение, мотнул головой и что-то просипел.
– Громче! – крикнули из задних рядов. Орест прокашлялся.
– Братья и сестры! Славяне! – патетически начал Педюк. – Над Беларусью собрались тучи! И имя им – москали! Вы не видите, как эти клятые кабысдохи разворовывают вашу ридну землицу! А мы, патриоты, видим!..
Предыдущий оратор в сопровождении кучки последователей пошел прочь по аллее. Рокотов проводил его взглядом и вновь повернулся к трибуне.
– В нашем ридном крае, на Львовщине, мы давно покончили с москальскими пережитками. И вам, я уверен, надо гнать их взашей. Лукашенко продался масонам! И жидам! Это я вам говорю! Хороший жид – мертвый жид! Всех жидов и москалей мы перевешаем на фонарных столбах! – было видно, что Педюк плохо понимает, где находится, и несет околесицу просто по привычке. Митингующие слушали молча и недоуменно переглядывались. – Москаля на кол, жида на виселицу! А первый жид – ваш диктатор! И я это докажу! Он тайный жид! Настоящее имя Лукашенко – Израиль Лейбович Коган!
– Любо! – в восторге завопил Влад и захлопал. Ободренный неожиданной поддержкой, Педюк разошелся еще больше.
– Да, Коган! И мать его жидовка, и папаша! А дедушка и подавно! Знаете, как его звали? Абрам Моисеевич Гарфункель! Вот!