Страница:
– Лучше не надо, – посоветовал Денис. – Нанесение тяжких телесных. Статья. К тому же как ты ей тампаксы подсунешь?
– Легко, блин. Квартира, в которой эта мымра обитает, – мрачно сказал Евгеньев, – имеет окошечко из ванной на черную лестницу. Можно, блин, легко руку просунуть. А шкафчик с ее причиндалами – рядом с проемом.
– Ага! – улыбнулся Рыбаков. – У нее сейчас мужик есть?
– Такой же, как и она. Ни хрена работать не хочет. А зачем тебе?
– Отбить башку – и все дела! – Паниковский предложил кардинальное решение проблемы.
– Она заяву в ментовку накатала, – грустно выдохнул Гугуцэ. – Типа, если с ней чо случится…
– Погодите, дайте сказать! – Денис похлопал по спинке переднего кресла. – Если есть доступ в ванную, можно пошутить иначе.
– Как? – полюбопытствовал Борис.
– Элементарно. Совершим сразу два деяния. У меня подобное с Кривулькиной происходило, она меня тоже все не могла в покое оставить… И что я сделал? Обратился к приятелям из травмы, и те мне собрали целую пробирку лобковых вшей. Ну, им бомжей часто привозят, вот и побрили для меня парочку. Волосы физраствором спрыснули, чтобы вши раньше времени не передохли. Параллельно я с химиками пообщался, они мне спецдобавочку сделали, для инициации поноса у избранной персоны. И как-то темной ночью, – Рыбаков понизил голос, – я проник на черную лестницу и осуществил свой мерзкий план. Впрыснул шприцем поносную гадость в тюбик зубной пасты, а вошек вытряс на банное полотенце. Кривулькина была счастлива! Мало того, что завшивели и не слезали с толчка она сама, ее мамаша и недоразвитый сынок, так она еще и наградила нашими маленькими шестиногими друзьями парочку своих любовников. А те передали их женам! Алину за неделю поколошматили раз пять, не считая скандалов по телефону и выбитых окон… В конце концов один из любовников сдал адрес Кривулькиной лечащему врачу из КВД. Тот тоже приехал разбираться. Алина саданула в него утиной дробью из ружья, думая, что это очередная жена явилась чистить ей рожу. Врач озверел и побежал в ментовку. Мусора вынесли дверь, спеленали Алину и отправили на принудиловку в местный диспансер. С тех пор я о ней ничего не слышал…
Братки восхищенно покачали головами.
– Класс! – изрек Гугуцэ. – Я именно так и сделаю! Диня, у тебя каналы среди врачей остались?
– Терять таких людей нельзя. Конечно, остались,
– Дашь телефончик?
– Непременно, – пообещал Рыбаков, никогда не отказывающий друзьям ни в какой помощи.
При подготовке спецоперации каждый грамм на счету.
План, родившийся в голове Пыха при взгляде на заснеженную вышку для прыжков, был прост и изящен. По его задумке, активно поддержанной Лысым, Мизинчиком и присоединившимся позже Ортопедом, один из братков должен был свалиться сверху на конвой, зацепить Клюгенштейна за плечи и взлететь вверх. Безопасные падение и подъем обеспечивал трос тарзанки, примотаный к ногам «супермена». Рядом со зданием суда удачно расположилось шестиэтажное строение, на углу которого парковались автозаки, привозившие арестованных на процесс. Внутренний дворик был закрыт со всех сторон мощной чугунной оградой, тюремные машины останавливались примерно в сорока метрах от дверей суда, конвой шел неторопливо, так что времени на освобождение Глюка хватало с избытком.
Пых предусмотрел даже то, что резиновый канат не сможет поднять двойной груз обратно на крышу, и потому на третьем этаже взлетающих вверх братков должен был перехватить один из участников операции по спасению, оснащенный гигантским сачком. Прыгун и освобожденный Глюк попадали в сачок, мгновенно затаскивались внутрь и убегали по заранее запланированному безопасному маршруту через подвал, соединенный сквозным проходом с бомбоубежищем на соседней улице.
Братаны исповедовали принцип «Тяжело в учении – легко в бою» и потому отыскали на окраине города аналогичный пустующий дом, где и собрались на первую тренировку. Аркадия Клюгенштейна изображал мешок с песком, поставленный на жестяную крышу вросшей в землю пристройки. Для лучшей ориентации при первом прыжке Мизинчик даже нарисовал белой краской на ржавой крыше три круга с уменьшающимся диаметром.
Лысый переступил с ноги на ногу и приготовился.
Пых разложил на коробе вентиляции накрахмаленную салфетку, выставил бутылку шампанского и четыре фужера, чтобы отпраздновать удачный полет, ссыпал из кулечка мандарины и удовлетворенно икнул. Затем немного увеличил громкость магнитолы «Aiwa», стоящей на бетонном уступе и настроенной на любимую всеми братанами радиостанцию «Азия-минус».
«В окрестностях Санкт-Петербурга, – радостно сказал диктор, – группа энтузиастов-биологов из Национал-большевистской партии обнаружила два новых вида выхухолей. По праву первооткрывателей национал-большевики назвали их „нахухоли“ и „похухоли“. Внешне зверьки абсолютно одинаковы, их можно отличить друг от друга лишь по отношению к жизни…»
Мизинчик проверил крепления троса и показал Лысому большой палец.
Ортопед выставил из окна третьего этажа сачок.
– Ну, с Богом! – сказал Мизинчик.
Пых встал рядом с испытателем. Лысый принял позу прыгуна в воду.
– После того, как захватишь мешок, расслабься, – в последний раз проинструктировал Пых. – Миша все сам сделает. Главное, блин, не трепыхайся, чтоб не изменить эту… как ее…
– Траекторию, – подсказал начитанный Мизинчик.
– Именно! – кивнул Пых. – Траекторию. Хвать мешок и обвис.
– Понял, – прогудел Лысый.
– Давай, брателло…
Лысый набрал в грудь воздух и присел.
– Карабины надежные? – озаботился Пых.
– Без базара. – Мизинчик поставил ногу на край крыши и посмотрел на собственноручно нарисованную мишень.
Лысый оттолкнулся обеими ногами и вылетел вперед метра на три.
– Алмазно *! – восхитился Мизинчик.
Лысый достиг точки изменения траектории горизонтального полета и пошел вниз по пологой дуге.
– Сколько ты троса отмерил? – вдруг спросил Пых.
Лысый пролетел мимо пятого этажа.
– Шестнадцать метров…
Лысый преодолел еще пару саженей.
– А растяжку троса учел? – ужаснулся Пых.
Лысый достиг уровня второго этажа.
– Нет, – побледнел Мизинчик.
Лысый вытянул вперед руки и прищурился, готовый схватить мешок.
– Ах, блин! – вскрикнул Пых.
Лысый удивился, что не чувствует торможение резиновой ленты, и пробил головой жестяную крышу пристройки, промахнувшись мимо мешка буквально на десять сантиметров…
Пых ударил ногой по рычагу лебедки, к которой был принайтован страховочный трос, шедший параллельно с витым канатом тарзанки.
Блаженное существование Пентюхова нарушали лишь опасения, что кто-нибудь из конкурентов вычислит-таки его убежище и в полуподвальное помещение набьется десяток-полтора опустившихся личностей с близлежащего вокзала, а вместе с ними исчезнет и какое-то подобие нормальной жизни.
Поэтому бездомный тщательно проверялся, когда возвращался домой, и всегда блокировал дверь изнутри, вгоняя в пазы железных створок короткий погнутый лом.
Но несчастье свалилось оттуда, откуда Пентюхов его меньше всего ожидал.
За секунду до соприкосновения лба Лысого с прогнившими жестяными листами экс-журналист ощутил неясную тревогу и открыл глаза. Такое с ним уже было. Безотчетный страх возник за несколько мгновений до события, перевернувшего бытие Пентюхова и превратившего его в бомжа. Тогда он подлетал на скорости в сто километров в час к перекрестку Невского и Литейного проспектов и надеялся проскочить на желтый сигнал светофора. Но немного не успел и протаранил своей «девяткой» роскошный «ауди А8» с тремя злыми грузинами. Дети гор сначала долго били Пентюхова на глазах прохожих и инспектора ГИБДД, делавшего вид, что его совершенно не касается происходящее, потом отвезли к нотариусу, где Андрей переоформил на одного из джигитов свою трехкомнатную квартиру и оказался выброшен на улицу. Первое время он ночевал в редакции, но затем грянул очередной экономический кризис, и еженедельник тихо скончался, лишив редактора всех средств к существованию.
Прямо над Пентюховым разверзлась крыша, мелькнуло что-то огромное, схватило бывшего «авто-экстремала» за грудки и неведомая сила подняла бездомного в воздух…
Из пролома в крыше пристройки, образовавшегося от тарана бритой головой храброго братана, взмыл Лысый, вцепившийся руками в какой-то бесформенный лохматый куль.
Куль пронзительно вопил.
Ошарашенный Ортопед широко взмахнул сачком и промахнулся.
Лысый и его верещащий груз тяжело стукнулись о стену и проехали по бетонным плитам наверх, остановившись аккурат под обрезом крыши. Мизинчик и Пых перегнулись через край и в два рывка втащили обоих пострадавших на горизонтальную поверхность.
– Рома! Рома! – Пых потряс Лысого за плечо. – Ты живой?
Прыгун что-то невнятно промычал.
– Надо ему руки разжать, – Мизинчик присел на корточки и принялся отгибать сведенные судорогой пальцы Лысого. – Вцепился, блин, как в пачку бакинских…
– Я б на тебя посмотрел в такой ситуации, – проворчал Пых. – Хорошо еще, что не в землю…
– Было такое дело, – неожиданно внятно произнес Лысый. – Я из вертолета выпал, в армии. С сорока восьми метров, потом, блин, специально замеряли… Попал на грядку с капустой.
– И что потом? – поинтересовался Мизинчик.
– Картины стал писать, – тихо сказал Лысый.
Из люка появился Ортопед, отшвырнул в сторону сачок и подскочил к друзьям.
– Ну?!
– Нормально, – выдохнул Пых.
– А это что за чучело? – Михаил ткнул носком ботинка безвольно лежащего Пентюхова.
– Сам удивляюсь, – Лысый потряс головой. – Вроде его не должно было быть.
– Ты его изнутри прихватил, – пояснил Мизинчик. – Когда насквозь прошел…
– Может, шахтер? – предположил Пых.
– Не похож, – возразил Ортопед. – Бомжеватый больно. И каски с фонарем не видно.
– Шахтеры мало получают, – встрял Мизинчик.
– Ты кто? – Грызлов приподнял Пентюхова, усадил спиной к коробу вентиляции.
– А-а-андрей, – Бездомный заморгал, приходя в себя после стремительного взлета.
– Шахтер? – уточнил Мизинчик.
– Не-е-ет…
– Погодите! – Ортопед взял Пентюхова за подбородок и пригляделся. – Рожа, блин, знакомая… Слышь, мужик, а ты никогда в газете не работал?
– Работал, – подтвердил экс-редактор «Авто-экстрима». – А до этого пожарником был.
– Ты меня не путай, – насупился Михаил. – Гоблина знаешь?
– Кого?
– Тьфу, ты ж не в курсе… Ну, Димона Чернова!
– 3-знаю…
– Ага! – обрадовался Ортопед и повернулся к братанам. – Он в редакции «Калейдоскопа» ошивался. Вот где я его видел!
Мизинчик, Пых и Лысый внимательно посмотрели на Пентюхова.
– И чо с ним, блин, теперь делать? – спросил Пых.
– Придется на время спрятать, – решил Ортопед. – Он, блин, видел тарзанку. А рисковать мы не можем…
– Без базара, – согласился чудом выживший Лысый.
– Выпить хочешь? – Грызлов весело подмигнул Пентюхову.
– Не откажусь, – бывший журналист сглотнул.
– Наливай, – распорядился Ортопед.
Пых с хлопком открыл шампанское и огляделся в поисках недостающей емкости для пития.
– Вот, – Пентюхов покопался в складках своего тряпья и извлек раздвижной стограммовый стаканчик из зеленой пластмассы.
– За удачу! – предложил Мизинчик.
Лысый, которому тост был особенно близок, активно поддержал друга.
После третьего стакана Пентюхова развезло, и он закемарил, положив голову на свернутый бушлат Лысого.
– Вот, блин, жизнь! – Ортопед покрутил башкой. – Был редактором, а теперь – михрютка *…
Братаны молча покивали, соглашаясь со столь ценным житейским наблюдением.
– Он еще с Менделеевым и Павиайненом начинал работать, – Михаил углубился в воспоминания. – Когда те «Хэ-фаллос» *организовывали. Хотел у них рубрику «Автокатастрофы» вести… Но Менделеев больше на эротику с порнухой западал, так что, блин, не вышло.
– Это тот Вадик Менделеев, что «Секс-шоу» редактирует? – осведомился Мизинчик, регулярно общающийся с Гоблином и потому разбирающийся в тонкостях и персоналиях медиарынка Санкт-Петербурга.
– Он, – улыбнулся Ортопед, – Ты последнюю кликуху Менделеева слышал?
– Не…
– Дед Онаний, – громко сказал Грызлов.
Хохот братков спугнул ворону, присевшую на погнутую телевизионную антенну и косившую глазом на переливающиеся в солнечных лучах ярко-оранжевые мандарины.
Кабаныч и его похожий на Глюка монстр с бензопилой завершили разгром сил противника. Братки отложили ноутбуки, потянулись и стали готовиться к предстоящему мероприятию.
– Вот интересно, – задумчиво сказал Денис. – Как Комбижирик купил себе машину, если европейские продажи «эс-пятых» начнутся только весной?
– Взял на заводе, – пожал плечами Гугуцэ.
– Он еще хотел «пежо-фелин» *прихватить, – добавил Паниковский. – В Женеве, блин, прямо со стенда… Не дали.
«Ушастое» чудо украинской технической мысли вздрогнуло, словно человек-невидимка подпрыгнул на капоте неказистого автомобильчика.
Рыбаков насторожился.
– Комбижирик – в драку! – продолжил Паниковский. – Разметал, блин, охрану, и прыгнул в тачку. «Не выйду!» – орет.
Колпак стеклянный заблокировал и изнутри всем язык показывает…
«Запорожец» дернулся еще раз.
– Пытался завести – не выходит… Тогда под «торпедо» полез. Он же у нас электрик, в проводах разбирается, – Паниковский закурил. – Хотел напрямую зажигание подсоединить.
«Ушастый» опять клюнул носом.
Денис нажал кнопку вызова на портативной рации и недовольно спросил:
– Ну, и что у вас там происходит?
– Икаю, – придушенно ответил Стоматолог, с трудом втиснувший свое необъятное тело в салон «запорожца».
– Заканчивай, – посоветовал Рыбаков. – Объект скоро будет.
– Стараюсь, – из динамика послышался шорох.
Денис отложил рацию и вернулся к прерванному разговору.
– Так как разрешилась ситуация?
– Нормально, – Паниковский чуть приспустил боковое стекло. – Мотор завел, и по газам! Слетел с пандуса, блин, прокатился по залу и через панорамное стекло уехал на улицу… Там очень удачно народ толпился, демонстрация какая-то. Типа, против глобализации. Гоша сквозь толпу и чесанул! Пока мусора местные погоню организовывали, Комбижирик уже далеко отъехал. Правда, тачку пришлось бросить. Приметная больно… Загнал на пустырь, хотел вылезти, а никак! Колпак заклинило! Ну, Гоша ногами лобовуху выдавил и свалил. Потом, блин, рассказывал, что аппарат ему не понравился. Внешне – кайф, а на ходу не очень. И дорожный просвет маловат…
– Невыгодная машина, – согласился Гугуцэ. – По нашим дорогам, блин, только на танке ездить.
Задняя правая дверца «доджа» распахнулась, и в салон ворвалась струя свежего морозного воздуха. В машину влез собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда» по Санкт-Петербургу Дмитрий Стешин и радостно поприветствовал собравшихся.
– Ого! – удивился Денис. – А ты как здесь очутился? Приехал освещать события?
– Нет, – одетый в зимнюю куртку отечественных ВВС и утепленный шлем танкиста, Стешин стащил перчатки и поднес озябшие кисти рук к дефлектору, откуда шло тепло от печки. – Решил лично поучаствовать. Если все время за компьютером проводить да на пресс-конференциях, геморрой заработаешь.
– Но материал потом дашь?
– Обязательно, – кивнул Дмитрий. – У меня уже название статьи есть. «Кладбищенская справедливость»…
– А следячий выдел *нас потом не просчитает? – обеспокоился Паниковский, которому совсем не хотелось лишний раз отсиживаться в следственном изоляторе.
– Не волнуйся, – Рыбаков был уверен в профессионализме корреспондента «Комсомолки». – Согласно Закону о СМИ, Димон должен открыть свой источник информации только по решению суда. А этого Воробей не допустит…
– Точно, – поддержал Стешин. – Не допустит. Вон, по поводу этого дегенерата Пенькова на нас из самого Кремля накатывали. И то отбрили. Последний суд пятнадцатого будет…
– У Глюка тоже пятнадцатого, – Гугуцэ поднял брови.
– Где? – заинтересовался журналист, много слышавший о герое современности Аркадии Клюгенштейне и его подвигах на ниве низведения стражей порядка до приемлемого уровня.
– В Центральном районе.
– Ха, и у нас в Центральном!
– Значит, свидимся, – резюмировал Денис. – Ты к двенадцати подтягивайся. Зрелище гарантировано.
– А меня в зал пустят?
– Всех пустят, – уверенно заявил Паниковский. – Места уже забиты.
– Воробей с председателем суда дотрещался, – объяснил Рыбаков. – Тот поручение судье дал, чтоб процесс был максимально открытым и непредвзятым. Глюк стойку держит *, так что десятью минутами препирательств не отделаться. Ну, и мы немного подсобили…
– Там же вроде доказуха есть, – осторожно заметил Стешин, уже писавший о происшедшем в Летнем саду и далее на речном просторе.
– Уже нет, – развеселился Гугуцэ.
– Ну, вы даете!
– А то! – Денис легонько ткнул журналиста кулаком в бок. – Приходи, не пожалеешь.
– Вы тоже к нам заглядывайте, – хмыкнул Стешин. – Особенно Ортопеду это полезно будет. Кстати, а где он?
– Неизвестно, – посерьезнел Рыбаков. – Что вызывает у меня легкое подозрение. Длительное отсутствие Мишеля почти всегда связано с какими-нибудь событиями на национал-патриотическом фронте… И братва не в курсе. Значит, Ортопед опять занялся любимым делом по сокращению численности еврейского населения нашей необъятной родины.
– Мизинчика и Пыха тоже нет, – Паниковский обернулся назад.
– И Лысого, – добавил Гугуцэ.
– Ну, эти просто своими проблемами заняты, – отмахнулся Денис. – А вот Ортопед…
– У меня для него распечатка из Интернета имеется, – журналист похлопал себя по нагрудному карману. – О клонировании евреев *.
– Их еще и клонировать будут?! – возмутился Паниковский.
– Не всех, – уточнил Стешин.
– А кого?! .
– Жертв холокоста.
– А-а! Я слышал эти бредни, – вспомнил Денис. – Предложение некоего Стивена Вира.
– Америкос? – насупился Гугуцэ, недолюбливающий «заокеанских партнеров».
– Ага…
– Сволочь, – констатировал Евгеньев.
– Брось ты! – Рыбаков сунул в рот пластик жевательной резинки. – Такие идейки нежизнеспособны. Слишком большие затраты при минимуме эффекта. Проще нарожать свежих еврейцев, чем клонировать погибших. А потом, у пархатых что-нибудь обязательно пойдет не так.
– Например? – Гугуцэ развернулся на девяносто градусов.
– Элементарно. Возьмут да случайно склонируют солдат вермахта. Ведь многие могилы безымянны, так что определить, кто именно там лежит, крайне затруднительно. И вместо толпы сионистов Израиль получит дивизию «белокурых бестий», которые быстро сообразят, что к чему, и начнут давить и палестинцев, и жидов. Генетическая память – штука хитрая. Может так случиться, что в какой-то момент включится программа исполнения прерванного смертью действия и клон почувствует в себе тягу к совершению насильственных действий в отношении окружающих его иудеев… Но, мне кажется, на самом деле все эти предложения по восстановлению генетических образцов жертв холокоста – не что иное, как очередная финансовая афера, – Денис покачал головой. – Традиционные вопли евреев о компенсациях жертвам холокоста уже всех начали раздражать, вот потому сионисты и ищут иные пути обогащения. По программам клонирования можно выжать из европейцев не один десяток миллиардов. Плюс к этому – возбудить интерес к раскопкам могил, поискам «новых доказательств» преступлений фашистского режима и многому другому. Расчет довольно примитивный, но верный.
– Говори помедленнее, – попросил Стешин, лихорадочно черкая в блокноте. – Я записываю…
Из-за поворота в двухстах метрах от джипа показался капот черного «мерседеса».
– Потом запишешь, – Денис поднес к губам рацию. – Всем приготовиться! Едет…
Рассказы Писарева оказывали на его окружение гипнотическое воздействие.
Продавщицы трех овощных киосков самозабвенно отдавались «богатею» на ящиках с подгнившей свеклой в надежде на прибавку к жалованью, а менеджеры организованной бизнесменом риэлтерской конторы всячески заискивали перед «всемогущим» хозяином, сумевшим убедить их в своих связях как с администрацией города, так и с криминальными авторитетами общероссийского масштаба.
Реальные возможности Писарева были намного скромнее. И они ограничивались близким знакомством с парочкой полковников из питерского ГУВД, оказывавшими Сергею посильную помощь в «разруливании» сомнительных сделок и охране его персоны от посягательств мелких криминальных групп. За милицейскую «крышу» бизнесмен платил ежемесячный оброк в размере пятисот долларов и с каждым днем чувствовал себя все круче и круче. Не понимая того, что отсутствие интереса к нему со стороны серьезных рэкетирских коллективов связано не с «могуществом» покровителей, а со слишком незначительным размером его торговой «империи».
Именно безнаказанность и отсутствие столкновений с настоящим противником и привели к тому, что Писарев замыслил свой проект по захвату трех ангаров вблизи кладбища, поджогу часовни и привлечению к разборке со священником исполнителей из доморощенной сатанинской секты, которым после осуществления мероприятия было обещано место под алтарь на территории, прилегающей к складам. Обдолбанные некачественным опием сатанисты с радостью согласились, ибо иной возможности соорудить где-нибудь свое капище у них не было. Из окрестных дворов их давно прогнали, бегать по заснеженным стройкам было неинтересно, а попытки организации мессы в домашних условиях натыкались на сопротивление родителей и соседей. Наиболее рьяных апологетов дьяволопоклонничества охаживали ремнями и другими подручными предметами, после чего зареванные «слуги Люцифера» несколько дней спали исключительно на животах.
С появлением у ворот кладбища «крутого» Писарева ситуация в микрорайоне кардинально изменилась. Малолетние сатанисты словно услышали звук сигнальной трубы и сплотились вокруг нового вожака. Сергей оказал сектантам скромную материальную помощь, объяснил программу действий и дал слово построить для шабашей крытую утепленную беседку. Сатанисты купили ящик портвейна, десяток «чеков» с грязным, изрядно разбавленным мелом героином, несколько контрабандных польских журналов для зоофилов и ощутили себя на седьмом небе.
Оставалось сделать последний шаг и изгнать с кладбища родственников покойных вместе с прихожанами маленькой часовни…
Писарев немного увеличил громкость магнитолы, прокручивающей последний альбом дебильнейшей ясенской группы «Блескучие», и оглядел окрестности через чуть затемненное лобовое стекло.
Тишь да благодать. Ни одного прохожего, ни единой встречной машины. Лишь несколько джипов застыли у ворот автомастерской, да еще какой-то недоносок поставил «запорожец» у кладбищенской ограды.
– Легко, блин. Квартира, в которой эта мымра обитает, – мрачно сказал Евгеньев, – имеет окошечко из ванной на черную лестницу. Можно, блин, легко руку просунуть. А шкафчик с ее причиндалами – рядом с проемом.
– Ага! – улыбнулся Рыбаков. – У нее сейчас мужик есть?
– Такой же, как и она. Ни хрена работать не хочет. А зачем тебе?
– Отбить башку – и все дела! – Паниковский предложил кардинальное решение проблемы.
– Она заяву в ментовку накатала, – грустно выдохнул Гугуцэ. – Типа, если с ней чо случится…
– Погодите, дайте сказать! – Денис похлопал по спинке переднего кресла. – Если есть доступ в ванную, можно пошутить иначе.
– Как? – полюбопытствовал Борис.
– Элементарно. Совершим сразу два деяния. У меня подобное с Кривулькиной происходило, она меня тоже все не могла в покое оставить… И что я сделал? Обратился к приятелям из травмы, и те мне собрали целую пробирку лобковых вшей. Ну, им бомжей часто привозят, вот и побрили для меня парочку. Волосы физраствором спрыснули, чтобы вши раньше времени не передохли. Параллельно я с химиками пообщался, они мне спецдобавочку сделали, для инициации поноса у избранной персоны. И как-то темной ночью, – Рыбаков понизил голос, – я проник на черную лестницу и осуществил свой мерзкий план. Впрыснул шприцем поносную гадость в тюбик зубной пасты, а вошек вытряс на банное полотенце. Кривулькина была счастлива! Мало того, что завшивели и не слезали с толчка она сама, ее мамаша и недоразвитый сынок, так она еще и наградила нашими маленькими шестиногими друзьями парочку своих любовников. А те передали их женам! Алину за неделю поколошматили раз пять, не считая скандалов по телефону и выбитых окон… В конце концов один из любовников сдал адрес Кривулькиной лечащему врачу из КВД. Тот тоже приехал разбираться. Алина саданула в него утиной дробью из ружья, думая, что это очередная жена явилась чистить ей рожу. Врач озверел и побежал в ментовку. Мусора вынесли дверь, спеленали Алину и отправили на принудиловку в местный диспансер. С тех пор я о ней ничего не слышал…
Братки восхищенно покачали головами.
– Класс! – изрек Гугуцэ. – Я именно так и сделаю! Диня, у тебя каналы среди врачей остались?
– Терять таких людей нельзя. Конечно, остались,
– Дашь телефончик?
– Непременно, – пообещал Рыбаков, никогда не отказывающий друзьям ни в какой помощи.
* * *
Лысый сам вызвался прыгнуть первым. Изначально предполагалось, что выдирать Глюка из рук спецназа ГУИН *будет Мизинчик, но владелец тарзанки, обеспечивший братков необходимым оборудованием, выразил некоторые сомнения в том, что резиновый трос выдержит суммарный вес в двести шестьдесят с лишним килограммов. А Лысый, как ни крути, весил всего сто десять против ста сорока у Мизинчика.При подготовке спецоперации каждый грамм на счету.
План, родившийся в голове Пыха при взгляде на заснеженную вышку для прыжков, был прост и изящен. По его задумке, активно поддержанной Лысым, Мизинчиком и присоединившимся позже Ортопедом, один из братков должен был свалиться сверху на конвой, зацепить Клюгенштейна за плечи и взлететь вверх. Безопасные падение и подъем обеспечивал трос тарзанки, примотаный к ногам «супермена». Рядом со зданием суда удачно расположилось шестиэтажное строение, на углу которого парковались автозаки, привозившие арестованных на процесс. Внутренний дворик был закрыт со всех сторон мощной чугунной оградой, тюремные машины останавливались примерно в сорока метрах от дверей суда, конвой шел неторопливо, так что времени на освобождение Глюка хватало с избытком.
Пых предусмотрел даже то, что резиновый канат не сможет поднять двойной груз обратно на крышу, и потому на третьем этаже взлетающих вверх братков должен был перехватить один из участников операции по спасению, оснащенный гигантским сачком. Прыгун и освобожденный Глюк попадали в сачок, мгновенно затаскивались внутрь и убегали по заранее запланированному безопасному маршруту через подвал, соединенный сквозным проходом с бомбоубежищем на соседней улице.
Братаны исповедовали принцип «Тяжело в учении – легко в бою» и потому отыскали на окраине города аналогичный пустующий дом, где и собрались на первую тренировку. Аркадия Клюгенштейна изображал мешок с песком, поставленный на жестяную крышу вросшей в землю пристройки. Для лучшей ориентации при первом прыжке Мизинчик даже нарисовал белой краской на ржавой крыше три круга с уменьшающимся диаметром.
Лысый переступил с ноги на ногу и приготовился.
Пых разложил на коробе вентиляции накрахмаленную салфетку, выставил бутылку шампанского и четыре фужера, чтобы отпраздновать удачный полет, ссыпал из кулечка мандарины и удовлетворенно икнул. Затем немного увеличил громкость магнитолы «Aiwa», стоящей на бетонном уступе и настроенной на любимую всеми братанами радиостанцию «Азия-минус».
«В окрестностях Санкт-Петербурга, – радостно сказал диктор, – группа энтузиастов-биологов из Национал-большевистской партии обнаружила два новых вида выхухолей. По праву первооткрывателей национал-большевики назвали их „нахухоли“ и „похухоли“. Внешне зверьки абсолютно одинаковы, их можно отличить друг от друга лишь по отношению к жизни…»
Мизинчик проверил крепления троса и показал Лысому большой палец.
Ортопед выставил из окна третьего этажа сачок.
– Ну, с Богом! – сказал Мизинчик.
Пых встал рядом с испытателем. Лысый принял позу прыгуна в воду.
– После того, как захватишь мешок, расслабься, – в последний раз проинструктировал Пых. – Миша все сам сделает. Главное, блин, не трепыхайся, чтоб не изменить эту… как ее…
– Траекторию, – подсказал начитанный Мизинчик.
– Именно! – кивнул Пых. – Траекторию. Хвать мешок и обвис.
– Понял, – прогудел Лысый.
– Давай, брателло…
Лысый набрал в грудь воздух и присел.
– Карабины надежные? – озаботился Пых.
– Без базара. – Мизинчик поставил ногу на край крыши и посмотрел на собственноручно нарисованную мишень.
Лысый оттолкнулся обеими ногами и вылетел вперед метра на три.
– Алмазно *! – восхитился Мизинчик.
Лысый достиг точки изменения траектории горизонтального полета и пошел вниз по пологой дуге.
– Сколько ты троса отмерил? – вдруг спросил Пых.
Лысый пролетел мимо пятого этажа.
– Шестнадцать метров…
Лысый преодолел еще пару саженей.
– А растяжку троса учел? – ужаснулся Пых.
Лысый достиг уровня второго этажа.
– Нет, – побледнел Мизинчик.
Лысый вытянул вперед руки и прищурился, готовый схватить мешок.
– Ах, блин! – вскрикнул Пых.
Лысый удивился, что не чувствует торможение резиновой ленты, и пробил головой жестяную крышу пристройки, промахнувшись мимо мешка буквально на десять сантиметров…
Пых ударил ногой по рычагу лебедки, к которой был принайтован страховочный трос, шедший параллельно с витым канатом тарзанки.
* * *
Бывший редактор популярного еженедельника «Авто-экстрим», а ныне – бомж Андрей Пентюхов выбрал пустующую пристройку давно расселенного дома не случайно. Здесь было сухо, рядом проходила магистраль парового отопления, так что даже в самые лютые морозы бездомному было где отогреться. Пентюхов притащил в свое жилище несколько старых матрацев с помойки и чувствовал себя королем. Ему не надо было прятаться по чердакам, дрожать в ожидании милицейской облавы или вступать в перепалки с жильцами, норовившими выселить несчастных бомжей с насиженных мест.Блаженное существование Пентюхова нарушали лишь опасения, что кто-нибудь из конкурентов вычислит-таки его убежище и в полуподвальное помещение набьется десяток-полтора опустившихся личностей с близлежащего вокзала, а вместе с ними исчезнет и какое-то подобие нормальной жизни.
Поэтому бездомный тщательно проверялся, когда возвращался домой, и всегда блокировал дверь изнутри, вгоняя в пазы железных створок короткий погнутый лом.
Но несчастье свалилось оттуда, откуда Пентюхов его меньше всего ожидал.
За секунду до соприкосновения лба Лысого с прогнившими жестяными листами экс-журналист ощутил неясную тревогу и открыл глаза. Такое с ним уже было. Безотчетный страх возник за несколько мгновений до события, перевернувшего бытие Пентюхова и превратившего его в бомжа. Тогда он подлетал на скорости в сто километров в час к перекрестку Невского и Литейного проспектов и надеялся проскочить на желтый сигнал светофора. Но немного не успел и протаранил своей «девяткой» роскошный «ауди А8» с тремя злыми грузинами. Дети гор сначала долго били Пентюхова на глазах прохожих и инспектора ГИБДД, делавшего вид, что его совершенно не касается происходящее, потом отвезли к нотариусу, где Андрей переоформил на одного из джигитов свою трехкомнатную квартиру и оказался выброшен на улицу. Первое время он ночевал в редакции, но затем грянул очередной экономический кризис, и еженедельник тихо скончался, лишив редактора всех средств к существованию.
Прямо над Пентюховым разверзлась крыша, мелькнуло что-то огромное, схватило бывшего «авто-экстремала» за грудки и неведомая сила подняла бездомного в воздух…
* * *
Лебедка взревела и мгновенно выбрала добрые десять метров страховочного троса.Из пролома в крыше пристройки, образовавшегося от тарана бритой головой храброго братана, взмыл Лысый, вцепившийся руками в какой-то бесформенный лохматый куль.
Куль пронзительно вопил.
Ошарашенный Ортопед широко взмахнул сачком и промахнулся.
Лысый и его верещащий груз тяжело стукнулись о стену и проехали по бетонным плитам наверх, остановившись аккурат под обрезом крыши. Мизинчик и Пых перегнулись через край и в два рывка втащили обоих пострадавших на горизонтальную поверхность.
– Рома! Рома! – Пых потряс Лысого за плечо. – Ты живой?
Прыгун что-то невнятно промычал.
– Надо ему руки разжать, – Мизинчик присел на корточки и принялся отгибать сведенные судорогой пальцы Лысого. – Вцепился, блин, как в пачку бакинских…
– Я б на тебя посмотрел в такой ситуации, – проворчал Пых. – Хорошо еще, что не в землю…
– Было такое дело, – неожиданно внятно произнес Лысый. – Я из вертолета выпал, в армии. С сорока восьми метров, потом, блин, специально замеряли… Попал на грядку с капустой.
– И что потом? – поинтересовался Мизинчик.
– Картины стал писать, – тихо сказал Лысый.
Из люка появился Ортопед, отшвырнул в сторону сачок и подскочил к друзьям.
– Ну?!
– Нормально, – выдохнул Пых.
– А это что за чучело? – Михаил ткнул носком ботинка безвольно лежащего Пентюхова.
– Сам удивляюсь, – Лысый потряс головой. – Вроде его не должно было быть.
– Ты его изнутри прихватил, – пояснил Мизинчик. – Когда насквозь прошел…
– Может, шахтер? – предположил Пых.
– Не похож, – возразил Ортопед. – Бомжеватый больно. И каски с фонарем не видно.
– Шахтеры мало получают, – встрял Мизинчик.
– Ты кто? – Грызлов приподнял Пентюхова, усадил спиной к коробу вентиляции.
– А-а-андрей, – Бездомный заморгал, приходя в себя после стремительного взлета.
– Шахтер? – уточнил Мизинчик.
– Не-е-ет…
– Погодите! – Ортопед взял Пентюхова за подбородок и пригляделся. – Рожа, блин, знакомая… Слышь, мужик, а ты никогда в газете не работал?
– Работал, – подтвердил экс-редактор «Авто-экстрима». – А до этого пожарником был.
– Ты меня не путай, – насупился Михаил. – Гоблина знаешь?
– Кого?
– Тьфу, ты ж не в курсе… Ну, Димона Чернова!
– 3-знаю…
– Ага! – обрадовался Ортопед и повернулся к братанам. – Он в редакции «Калейдоскопа» ошивался. Вот где я его видел!
Мизинчик, Пых и Лысый внимательно посмотрели на Пентюхова.
– И чо с ним, блин, теперь делать? – спросил Пых.
– Придется на время спрятать, – решил Ортопед. – Он, блин, видел тарзанку. А рисковать мы не можем…
– Без базара, – согласился чудом выживший Лысый.
– Выпить хочешь? – Грызлов весело подмигнул Пентюхову.
– Не откажусь, – бывший журналист сглотнул.
– Наливай, – распорядился Ортопед.
Пых с хлопком открыл шампанское и огляделся в поисках недостающей емкости для пития.
– Вот, – Пентюхов покопался в складках своего тряпья и извлек раздвижной стограммовый стаканчик из зеленой пластмассы.
– За удачу! – предложил Мизинчик.
Лысый, которому тост был особенно близок, активно поддержал друга.
После третьего стакана Пентюхова развезло, и он закемарил, положив голову на свернутый бушлат Лысого.
– Вот, блин, жизнь! – Ортопед покрутил башкой. – Был редактором, а теперь – михрютка *…
Братаны молча покивали, соглашаясь со столь ценным житейским наблюдением.
– Он еще с Менделеевым и Павиайненом начинал работать, – Михаил углубился в воспоминания. – Когда те «Хэ-фаллос» *организовывали. Хотел у них рубрику «Автокатастрофы» вести… Но Менделеев больше на эротику с порнухой западал, так что, блин, не вышло.
– Это тот Вадик Менделеев, что «Секс-шоу» редактирует? – осведомился Мизинчик, регулярно общающийся с Гоблином и потому разбирающийся в тонкостях и персоналиях медиарынка Санкт-Петербурга.
– Он, – улыбнулся Ортопед, – Ты последнюю кликуху Менделеева слышал?
– Не…
– Дед Онаний, – громко сказал Грызлов.
Хохот братков спугнул ворону, присевшую на погнутую телевизионную антенну и косившую глазом на переливающиеся в солнечных лучах ярко-оранжевые мандарины.
* * *
Юра Петров ударными темпами приварил обрезки швеллеров к бамперам автомобилей-камикадзе, за что был вознагражден премией в тысячу рублей и своим ходом отправился на место постоянной дислокации под гостеприимные своды Московского вокзала.Кабаныч и его похожий на Глюка монстр с бензопилой завершили разгром сил противника. Братки отложили ноутбуки, потянулись и стали готовиться к предстоящему мероприятию.
* * *
У ворот кладбища припарковался «ситроен С5» цвета «мокрый асфальт», вслед за ним – ядовито-голубой «запорожец».– Вот интересно, – задумчиво сказал Денис. – Как Комбижирик купил себе машину, если европейские продажи «эс-пятых» начнутся только весной?
– Взял на заводе, – пожал плечами Гугуцэ.
– Он еще хотел «пежо-фелин» *прихватить, – добавил Паниковский. – В Женеве, блин, прямо со стенда… Не дали.
«Ушастое» чудо украинской технической мысли вздрогнуло, словно человек-невидимка подпрыгнул на капоте неказистого автомобильчика.
Рыбаков насторожился.
– Комбижирик – в драку! – продолжил Паниковский. – Разметал, блин, охрану, и прыгнул в тачку. «Не выйду!» – орет.
Колпак стеклянный заблокировал и изнутри всем язык показывает…
«Запорожец» дернулся еще раз.
– Пытался завести – не выходит… Тогда под «торпедо» полез. Он же у нас электрик, в проводах разбирается, – Паниковский закурил. – Хотел напрямую зажигание подсоединить.
«Ушастый» опять клюнул носом.
Денис нажал кнопку вызова на портативной рации и недовольно спросил:
– Ну, и что у вас там происходит?
– Икаю, – придушенно ответил Стоматолог, с трудом втиснувший свое необъятное тело в салон «запорожца».
– Заканчивай, – посоветовал Рыбаков. – Объект скоро будет.
– Стараюсь, – из динамика послышался шорох.
Денис отложил рацию и вернулся к прерванному разговору.
– Так как разрешилась ситуация?
– Нормально, – Паниковский чуть приспустил боковое стекло. – Мотор завел, и по газам! Слетел с пандуса, блин, прокатился по залу и через панорамное стекло уехал на улицу… Там очень удачно народ толпился, демонстрация какая-то. Типа, против глобализации. Гоша сквозь толпу и чесанул! Пока мусора местные погоню организовывали, Комбижирик уже далеко отъехал. Правда, тачку пришлось бросить. Приметная больно… Загнал на пустырь, хотел вылезти, а никак! Колпак заклинило! Ну, Гоша ногами лобовуху выдавил и свалил. Потом, блин, рассказывал, что аппарат ему не понравился. Внешне – кайф, а на ходу не очень. И дорожный просвет маловат…
– Невыгодная машина, – согласился Гугуцэ. – По нашим дорогам, блин, только на танке ездить.
Задняя правая дверца «доджа» распахнулась, и в салон ворвалась струя свежего морозного воздуха. В машину влез собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда» по Санкт-Петербургу Дмитрий Стешин и радостно поприветствовал собравшихся.
– Ого! – удивился Денис. – А ты как здесь очутился? Приехал освещать события?
– Нет, – одетый в зимнюю куртку отечественных ВВС и утепленный шлем танкиста, Стешин стащил перчатки и поднес озябшие кисти рук к дефлектору, откуда шло тепло от печки. – Решил лично поучаствовать. Если все время за компьютером проводить да на пресс-конференциях, геморрой заработаешь.
– Но материал потом дашь?
– Обязательно, – кивнул Дмитрий. – У меня уже название статьи есть. «Кладбищенская справедливость»…
– А следячий выдел *нас потом не просчитает? – обеспокоился Паниковский, которому совсем не хотелось лишний раз отсиживаться в следственном изоляторе.
– Не волнуйся, – Рыбаков был уверен в профессионализме корреспондента «Комсомолки». – Согласно Закону о СМИ, Димон должен открыть свой источник информации только по решению суда. А этого Воробей не допустит…
– Точно, – поддержал Стешин. – Не допустит. Вон, по поводу этого дегенерата Пенькова на нас из самого Кремля накатывали. И то отбрили. Последний суд пятнадцатого будет…
– У Глюка тоже пятнадцатого, – Гугуцэ поднял брови.
– Где? – заинтересовался журналист, много слышавший о герое современности Аркадии Клюгенштейне и его подвигах на ниве низведения стражей порядка до приемлемого уровня.
– В Центральном районе.
– Ха, и у нас в Центральном!
– Значит, свидимся, – резюмировал Денис. – Ты к двенадцати подтягивайся. Зрелище гарантировано.
– А меня в зал пустят?
– Всех пустят, – уверенно заявил Паниковский. – Места уже забиты.
– Воробей с председателем суда дотрещался, – объяснил Рыбаков. – Тот поручение судье дал, чтоб процесс был максимально открытым и непредвзятым. Глюк стойку держит *, так что десятью минутами препирательств не отделаться. Ну, и мы немного подсобили…
– Там же вроде доказуха есть, – осторожно заметил Стешин, уже писавший о происшедшем в Летнем саду и далее на речном просторе.
– Уже нет, – развеселился Гугуцэ.
– Ну, вы даете!
– А то! – Денис легонько ткнул журналиста кулаком в бок. – Приходи, не пожалеешь.
– Вы тоже к нам заглядывайте, – хмыкнул Стешин. – Особенно Ортопеду это полезно будет. Кстати, а где он?
– Неизвестно, – посерьезнел Рыбаков. – Что вызывает у меня легкое подозрение. Длительное отсутствие Мишеля почти всегда связано с какими-нибудь событиями на национал-патриотическом фронте… И братва не в курсе. Значит, Ортопед опять занялся любимым делом по сокращению численности еврейского населения нашей необъятной родины.
– Мизинчика и Пыха тоже нет, – Паниковский обернулся назад.
– И Лысого, – добавил Гугуцэ.
– Ну, эти просто своими проблемами заняты, – отмахнулся Денис. – А вот Ортопед…
– У меня для него распечатка из Интернета имеется, – журналист похлопал себя по нагрудному карману. – О клонировании евреев *.
– Их еще и клонировать будут?! – возмутился Паниковский.
– Не всех, – уточнил Стешин.
– А кого?! .
– Жертв холокоста.
– А-а! Я слышал эти бредни, – вспомнил Денис. – Предложение некоего Стивена Вира.
– Америкос? – насупился Гугуцэ, недолюбливающий «заокеанских партнеров».
– Ага…
– Сволочь, – констатировал Евгеньев.
– Брось ты! – Рыбаков сунул в рот пластик жевательной резинки. – Такие идейки нежизнеспособны. Слишком большие затраты при минимуме эффекта. Проще нарожать свежих еврейцев, чем клонировать погибших. А потом, у пархатых что-нибудь обязательно пойдет не так.
– Например? – Гугуцэ развернулся на девяносто градусов.
– Элементарно. Возьмут да случайно склонируют солдат вермахта. Ведь многие могилы безымянны, так что определить, кто именно там лежит, крайне затруднительно. И вместо толпы сионистов Израиль получит дивизию «белокурых бестий», которые быстро сообразят, что к чему, и начнут давить и палестинцев, и жидов. Генетическая память – штука хитрая. Может так случиться, что в какой-то момент включится программа исполнения прерванного смертью действия и клон почувствует в себе тягу к совершению насильственных действий в отношении окружающих его иудеев… Но, мне кажется, на самом деле все эти предложения по восстановлению генетических образцов жертв холокоста – не что иное, как очередная финансовая афера, – Денис покачал головой. – Традиционные вопли евреев о компенсациях жертвам холокоста уже всех начали раздражать, вот потому сионисты и ищут иные пути обогащения. По программам клонирования можно выжать из европейцев не один десяток миллиардов. Плюс к этому – возбудить интерес к раскопкам могил, поискам «новых доказательств» преступлений фашистского режима и многому другому. Расчет довольно примитивный, но верный.
– Говори помедленнее, – попросил Стешин, лихорадочно черкая в блокноте. – Я записываю…
Из-за поворота в двухстах метрах от джипа показался капот черного «мерседеса».
– Потом запишешь, – Денис поднес к губам рацию. – Всем приготовиться! Едет…
* * *
По жизни коммерсант средней руки Сергей Писарев был дешевкой и большим любителем понтов. Купив сильно подержанный черный «мерседес» со «сто сороковым» кузовом *и мотором объемом две целых и восемь десятых литра, Писарев налепил на крышку багажника самопальный шильдик «600 SEL» из выкрашенной серебряной нитрокраской пластмассы и навязчиво принялся рассказывать всем своим знакомым, что приобрел новенький «шестисотый». Равно как за полгода до сего знаменательного события Сергей живописал «евроремонт» в якобы приобретенной им квартире с видом на Петропавловскую крепость.Рассказы Писарева оказывали на его окружение гипнотическое воздействие.
Продавщицы трех овощных киосков самозабвенно отдавались «богатею» на ящиках с подгнившей свеклой в надежде на прибавку к жалованью, а менеджеры организованной бизнесменом риэлтерской конторы всячески заискивали перед «всемогущим» хозяином, сумевшим убедить их в своих связях как с администрацией города, так и с криминальными авторитетами общероссийского масштаба.
Реальные возможности Писарева были намного скромнее. И они ограничивались близким знакомством с парочкой полковников из питерского ГУВД, оказывавшими Сергею посильную помощь в «разруливании» сомнительных сделок и охране его персоны от посягательств мелких криминальных групп. За милицейскую «крышу» бизнесмен платил ежемесячный оброк в размере пятисот долларов и с каждым днем чувствовал себя все круче и круче. Не понимая того, что отсутствие интереса к нему со стороны серьезных рэкетирских коллективов связано не с «могуществом» покровителей, а со слишком незначительным размером его торговой «империи».
Именно безнаказанность и отсутствие столкновений с настоящим противником и привели к тому, что Писарев замыслил свой проект по захвату трех ангаров вблизи кладбища, поджогу часовни и привлечению к разборке со священником исполнителей из доморощенной сатанинской секты, которым после осуществления мероприятия было обещано место под алтарь на территории, прилегающей к складам. Обдолбанные некачественным опием сатанисты с радостью согласились, ибо иной возможности соорудить где-нибудь свое капище у них не было. Из окрестных дворов их давно прогнали, бегать по заснеженным стройкам было неинтересно, а попытки организации мессы в домашних условиях натыкались на сопротивление родителей и соседей. Наиболее рьяных апологетов дьяволопоклонничества охаживали ремнями и другими подручными предметами, после чего зареванные «слуги Люцифера» несколько дней спали исключительно на животах.
С появлением у ворот кладбища «крутого» Писарева ситуация в микрорайоне кардинально изменилась. Малолетние сатанисты словно услышали звук сигнальной трубы и сплотились вокруг нового вожака. Сергей оказал сектантам скромную материальную помощь, объяснил программу действий и дал слово построить для шабашей крытую утепленную беседку. Сатанисты купили ящик портвейна, десяток «чеков» с грязным, изрядно разбавленным мелом героином, несколько контрабандных польских журналов для зоофилов и ощутили себя на седьмом небе.
Оставалось сделать последний шаг и изгнать с кладбища родственников покойных вместе с прихожанами маленькой часовни…
Писарев немного увеличил громкость магнитолы, прокручивающей последний альбом дебильнейшей ясенской группы «Блескучие», и оглядел окрестности через чуть затемненное лобовое стекло.
Тишь да благодать. Ни одного прохожего, ни единой встречной машины. Лишь несколько джипов застыли у ворот автомастерской, да еще какой-то недоносок поставил «запорожец» у кладбищенской ограды.