Страница:
– Я не понял, – сказал Антифашист.
– Я тоже, – хмыкнул Денис. – Но пусть с этим бредом разбираются в суде… Дальше. Справка о смерти Печенкина… Протокол допроса Лизунца… Справка о смерти Пылкина. Вот это интересно… Что мы имеем? «Ля-ля-ля… паталогоанатом Торчков установил… в результате острой сердечной недостаточности… разрыв миокарда… рубцы на ткани правого желудочка, что однозначно свидетельствует… ля-ля-ля… констатировал смерть от инфаркта…» Вроде годится. Но что-то мне не нравится. Еще раз… «Синюшность свидетельствует… паталогоанатом Торчков… не обнаружено… уровень калия в крови соответствует норме… рубец длиной около трех миллиметров… разрыв по вертикали… истончение ткани с одновременным…» Чего-о? А-а, латынь пошла…
Белинский склонился к плечу Рыбакова и беззвучно зашевелил губами. Денис включил портативный сканер и провел им по листам заключения о смерти инициатора уголовного дела.
На первом этаже грохнула дверь, и до канцелярии донесся дружный хор нетрезвых голосов, тщательно выводящих незамысловатую мелодию:
– Кто привык за здоровье бороться,
С нами вместе пускай запоет!
Кто пыхнет – тот смеется,
Кто колется – загнется,
Кто выпьет – тот опять нальет!
Рыбаков удивленно поднял брови.
– Однако! Веселье в разгаре… А я и не знал, что Горыныч увлекается вокалом.
Антифашист пожал плечами.
– Ну, не будем отвлекаться. Первый том мы уже почти закончили… Постановление на розыск некоего Сапармуратова. Стоп! Это еще кто такой? – Денис пролистнул страницы. – Уголовное дело номер четыреста семь сто двадцать один, организация притона для занятий проституцией… Ах, вот оно что! Левое постановление подшили. Перепутали, умники вы мои ментовские! Что ж, можно позавидовать товарищу Сапармуратову, вряд ли его кто-нибудь ищет… Да, вот и ответ опера Свиристелко: «Сапармуратов не обнаружен…» Правильно. Фигли его искать, если он по делу не проходит… Приложение к протоколу обыска. Почитаем. «В процессе доставки изъятого на квартире гр. Печенкина имущества в отделение милиции… подверглись порче: коньяк „Праздничный“ – три бутылки, водка „Спецназ“ – одна бутылка емкостью один литр, пиво баночное „Миллер“ – семь банок, икра черная, в стеклянной упаковке – две банки по сто десять граммов, музыкальный центр „Айва“ – один комплект, денежные купюры общим достоинством три тысячи пятьсот рублей. Акт списания прилагается…» Нормально! Ну, менты, ну, наглые!..
Снизу послышался голос Горыныча, исполнявшего соло:
– Спой нам, мусор, про «красную» зону!
Про свои мусорские мечты!
Про тонкую резинку в коробочке с картинкой,
Ту, что напоминаешь ты!..
– Его там не прибьют? – обеспокоился Денис.
– Братаны на стреме, – просто ответил Антифашист. – Если чо, вмешаются…
– Хорошо, – Рыбаков открыл второй том. – Тэк-с… Вот это уже интереснее. Рапорт патрульного наряда, пытавшегося задержать гражданина Клюгенштейна на территории Летнего сада… «Ругался матом, бросил рядового Конопелько в пруд, при этом требуя, чтобы тот изобразил лебедя. В результате рядовой Конопелько заболел двусторонней пневмонией… Угрожая бензопилой „Бош“, загнал сержанта Маковского на дерево, где тот находился в течение пятнадцати минут… Вырвал автомат у ефрейтора Ханкина…» У них там что, весельчак-разводящий? Конопелько, Маковский и Ханкин. Три дебила с наркотическими фамилиями… «Скрылся от патрульного наряда и уничтожил захваченное оружие…» Молодец, Глюк! Мало ему было нападения на ментов… Определение следователя Нефедко. «На основе свидетельских показаний гр. Лизунца и Пылкина следствие делает вывод о причастности подозреваемого Клюгенштейна к деятельности этнических преступных групп лиц японской национальности, так же называющихся „джакузи“…» Идиот! Не «джакузи», а «якудза»! Ладно, начнем визуализацию чувственных энергий…
Денис проложил под лист промокашку и отвернул крышку с флакончика. По комнате разнесся запах растворителя.
– Чо это? – осведомился Антифашист.
– Четыре-хлор-этил, – Рыбаков обмакнул в жидкость тонкую кисточку. – Выводит с бумаги чернила. У меня ж папаша химик, он и присоветовал. Убираем одно, пишем другое. Никакая экспертиза не разберется.
– Солидно, – с уважением вымолвил браток. – А на векселе так можно печать убрать? Или, блин, сумму?
– Наверное, да. Только с векселями следует поэкспериментировать, – Денис провел кисточкой по подписи Пылкина на бланке протокола. Чернила расползлись. Рыбаков промакнул влажный лист и чистой кистью убрал остатки красящей жидкости. – Для каждого вида бумаги нужны свои концентрация и ингридиенты… И как у нас выглядит подпись Панаренко? Ага, вот она…
Денис снял колпачок с синей гелевой ручки и тщательно вывел на месте подписи давно умершего потерпевшего факсимиле здравствующей грозной майорши из Следственного Управления ГУВД.
– Проверьте там…
Сержанты Пиотровский и Каасик не выказали никакого энтузиазма. Даже наоборот – уставились на Петухова как на врага трудового народа, предлагающего продать государственную тайну за бутылку прокисшего пива.
– Лень, ты что? – Каасик высунул нос из-под воротника. – Туда ж два километра пехом.
– Техник какого-то хмыря видел, – объяснил лейтенант. – Вроде шмыгнул на поле. Посмотрите и доложите.
Пиотровский скривился.
– Да чо кому-то в такую погоду на поле делать? Ошибся техник…
Резкий порыв ветра швырнул в лица милиционеров очередную порцию снега. По освещенной немногочисленными лампами полосе гуляли маленькие смерчи, время от времени собираясь в клубок и рассыпаясь мириадами сверкающих льдинок.
– Ну хоть до ангара пройдите, – заныл Петухов.
– До ангара пройдем, – после недолгих размышлений согласился Каасик. – Но с тебя магарыч.
Практика доения молодого лейтенанта опытными подчиненными была обычным явлением. Сержанты из линейного отдела охраны аэропорта срывали свой маленький куш на любом приказе Петухова, который хоть чуть-чуть не укладывался в их понимание службы. Выгнать Пиотровского и Каасика на улицу в мороз или дождь было делом сложным, требовавшим от лейтенанта изрядных дипломатических способностей и готовности раскошеливаться.
– Джин-тоник, – сказал Петухов.
– Каждому! – Пиотровский поднял палец.
– Годится…
Сержанты поправили ремни автоматов и побрели к ангару, вполголоса обсуждая только что совершенный торг. Пройдя половину пути, они пришли к выводу, что продешевили, и оглянулись. Лейтенант уже успел скрыться за дверью служебного входа в здание.
– Тьфу! – поморщился Каасик. – Сам небось пошел чай хлебать…
– Двинули обратно, – Пиотровский уткнулся в овчину воротника. – Под лестницей переждем. Там хоть не так дует.
Автоматчики развернулись и бодрым шагом отправились обратно, предвкушая скорое употребление выцыганенного напитка и связанный с этим подъем настроения…
Цепочка следов, ведущая от сетчатого ограждения зоны аэродрома к неприметному люку в метре от бетонных плит седьмой полосы, к утру была погребена под десятью сантиметрами выпавшего за ночь снега.
Моисей Филимонович разбудил Ирину Львовну в три часа ночи и визгливо сообщил ей, что с завтрашнего дня в сплоченный милицейско-прокурорский коллектив вливается новая сотрудница, коей требуется оказать всемерную поддержку и побыстрее ввести в курс дела. Откуда сам Нефедко узнал эту новость, так и осталось невыясненным. На все вопросы Панаренко следователь отвечал уклончиво и под конец дурным голосом принялся орать песню из репертуара «Балаган-Лимитед», подменяя забытые фрагменты виршами собственного сочинения.
Майорша швырнула трубку и зарылась в подушку.
Про упомянутую Надежду Борисовну Ковальских-Дюжую Панаренко была наслышана. Единственным творческим достижением этой дамочки на всем протяжении ее нелегкой карьеры в органах правопорядка был самостийный захват четырехкомнатной квартиры в новом доме, предназначенной одной многодетной семье. Ковальских-Дюжая поставила железную дверь, подключила сигнализацию и показала фигу явившимся со смотровым листом законным владельцам жилплощади. Скандал вышел бурный, с исковыми заявлениями в суд, но, как это обычно и происходит в противостоянии «гражданин – сотрудник Системы», все решения в результате были приняты в пользу следователя прокуратуры. Многодетной семье предоставили халупу на окраине, и Ковальских-Дюжая вздохнула спокойно.
В дальнейшем Надежда Борисовна не один раз фигурировала в подобных историях. Правда, уже не в качестве ответчицы, а как консультант правоохранителей, аналогичным образом проникающих в чужие жилища. Ее опыт борьбы с заявляющими свои законные права гражданами был по достоинству оценен и районным прокурором, и парочкой начальников отделов прокуратуры города. Поговаривали, что даже сам прокурор Санкт-Петербурга Биндюжко обращался к Ковальских-Дюжей за консультацией. В общем и целом. Надежда Борисовна была женщиной пробивной и полезной начальству.
А ее привлечение в следственную группу по делу Печенкина-Клюгенштейна означало одно – кто-то из городских чиновников снова положил глаз на освободившуюся после смерти Саши-Носорога квартиру. Ковальских-Дюжая должна была прощупать почву и доложить заказчику о перспективах.
К этому моменту в помещении дежурной части Выборгского РУВД уже минут пятнадцать шла драка между офицерами и примкнувшим к ним Горынычем с одной стороны и сержантским составом и выпущенными из «обезьянника» алкоголиками с другой. Младший командный состав гоняли по всему зданию, зажимали в углы и там обрабатывали дубинками, тем самым вбивая в головы пьянющих подчиненных уважение к старшим по званию. Горыныч метался по коридорам со шваброй и колотил всех, кто подворачивался ему под руку. Даниилу Колесникову было весело. Литр водочки мягко лег на подготовленную прошлыми возлияниями почву, и Горыныч испытывал невиданный эмоциональный подъем. Мир вокруг него сиял яркими красками, звуки были чисты до звона, и новые друзья казались лучшими собутыльниками на свете, хотя и немного испорченными принадлежностью к ментовскому сословию. Причиной подобного неадекватного восприятия действительности послужила спецдобавка к «огненной воде», щедро всыпанная в бутылки доморощенным химиком Эдиссоном. Горынычу строго-настрого было запрещено употреблять помеченные красными точками бутылки, но пост виночерпия сразу занял начальник смены и проследить, откуда что наливается, самоотверженный браток не успел.
А потом ему было уже не до того…
Проносясь по коридору второго этажа вслед за визжащим младшим сержантом, Горыныч неожиданно наткнулся на смутно знакомое лицо, окаймленное переливающимся нимбом. Пока браток соображал, где он видел эту небритую физиономию, подкравшийся сзади Ортопед накинул Горынычу на голову черный мешок, а Антифашист перехватил куском веревки ноги выше колен. Комбижирик отступил в тень.
Отключившегося Горыныча вытащили через окно первого этажа, уже кем-то разбитое, и погрузили в вовремя подъехавший «субурбан» Стоматолога. Ортопед, ловко манипулируя стрелой крана, вдавил решетку на штатное место, а балансирующий на приставной лестнице Антифашист загнал в крепления дюбели из огромного пистолета.
Решетка на окне канцелярии РУВД вернулась в исходное состояние.
Рыбаков, помогавший Антифашисту, вытер пот со лба.
– Ну, вроде все.
– Классно прошло, – Комбижирик оскалился и посмотрел на дымок, пробивающийся из-под парадной двери околотка. – Валим отсюда, скоро пожарники будут…
– А кран? – вспомнил Денис.
– Я отгоню, – тяжело дышащий Ортопед покрутил головой. – Динь, подожди меня в машине, я быстро…
Глава 5 TWO BI OR NOT TWO BI?
*
– Я тоже, – хмыкнул Денис. – Но пусть с этим бредом разбираются в суде… Дальше. Справка о смерти Печенкина… Протокол допроса Лизунца… Справка о смерти Пылкина. Вот это интересно… Что мы имеем? «Ля-ля-ля… паталогоанатом Торчков установил… в результате острой сердечной недостаточности… разрыв миокарда… рубцы на ткани правого желудочка, что однозначно свидетельствует… ля-ля-ля… констатировал смерть от инфаркта…» Вроде годится. Но что-то мне не нравится. Еще раз… «Синюшность свидетельствует… паталогоанатом Торчков… не обнаружено… уровень калия в крови соответствует норме… рубец длиной около трех миллиметров… разрыв по вертикали… истончение ткани с одновременным…» Чего-о? А-а, латынь пошла…
Белинский склонился к плечу Рыбакова и беззвучно зашевелил губами. Денис включил портативный сканер и провел им по листам заключения о смерти инициатора уголовного дела.
На первом этаже грохнула дверь, и до канцелярии донесся дружный хор нетрезвых голосов, тщательно выводящих незамысловатую мелодию:
– Кто привык за здоровье бороться,
С нами вместе пускай запоет!
Кто пыхнет – тот смеется,
Кто колется – загнется,
Кто выпьет – тот опять нальет!
Рыбаков удивленно поднял брови.
– Однако! Веселье в разгаре… А я и не знал, что Горыныч увлекается вокалом.
Антифашист пожал плечами.
– Ну, не будем отвлекаться. Первый том мы уже почти закончили… Постановление на розыск некоего Сапармуратова. Стоп! Это еще кто такой? – Денис пролистнул страницы. – Уголовное дело номер четыреста семь сто двадцать один, организация притона для занятий проституцией… Ах, вот оно что! Левое постановление подшили. Перепутали, умники вы мои ментовские! Что ж, можно позавидовать товарищу Сапармуратову, вряд ли его кто-нибудь ищет… Да, вот и ответ опера Свиристелко: «Сапармуратов не обнаружен…» Правильно. Фигли его искать, если он по делу не проходит… Приложение к протоколу обыска. Почитаем. «В процессе доставки изъятого на квартире гр. Печенкина имущества в отделение милиции… подверглись порче: коньяк „Праздничный“ – три бутылки, водка „Спецназ“ – одна бутылка емкостью один литр, пиво баночное „Миллер“ – семь банок, икра черная, в стеклянной упаковке – две банки по сто десять граммов, музыкальный центр „Айва“ – один комплект, денежные купюры общим достоинством три тысячи пятьсот рублей. Акт списания прилагается…» Нормально! Ну, менты, ну, наглые!..
Снизу послышался голос Горыныча, исполнявшего соло:
– Спой нам, мусор, про «красную» зону!
Про свои мусорские мечты!
Про тонкую резинку в коробочке с картинкой,
Ту, что напоминаешь ты!..
– Его там не прибьют? – обеспокоился Денис.
– Братаны на стреме, – просто ответил Антифашист. – Если чо, вмешаются…
– Хорошо, – Рыбаков открыл второй том. – Тэк-с… Вот это уже интереснее. Рапорт патрульного наряда, пытавшегося задержать гражданина Клюгенштейна на территории Летнего сада… «Ругался матом, бросил рядового Конопелько в пруд, при этом требуя, чтобы тот изобразил лебедя. В результате рядовой Конопелько заболел двусторонней пневмонией… Угрожая бензопилой „Бош“, загнал сержанта Маковского на дерево, где тот находился в течение пятнадцати минут… Вырвал автомат у ефрейтора Ханкина…» У них там что, весельчак-разводящий? Конопелько, Маковский и Ханкин. Три дебила с наркотическими фамилиями… «Скрылся от патрульного наряда и уничтожил захваченное оружие…» Молодец, Глюк! Мало ему было нападения на ментов… Определение следователя Нефедко. «На основе свидетельских показаний гр. Лизунца и Пылкина следствие делает вывод о причастности подозреваемого Клюгенштейна к деятельности этнических преступных групп лиц японской национальности, так же называющихся „джакузи“…» Идиот! Не «джакузи», а «якудза»! Ладно, начнем визуализацию чувственных энергий…
Денис проложил под лист промокашку и отвернул крышку с флакончика. По комнате разнесся запах растворителя.
– Чо это? – осведомился Антифашист.
– Четыре-хлор-этил, – Рыбаков обмакнул в жидкость тонкую кисточку. – Выводит с бумаги чернила. У меня ж папаша химик, он и присоветовал. Убираем одно, пишем другое. Никакая экспертиза не разберется.
– Солидно, – с уважением вымолвил браток. – А на векселе так можно печать убрать? Или, блин, сумму?
– Наверное, да. Только с векселями следует поэкспериментировать, – Денис провел кисточкой по подписи Пылкина на бланке протокола. Чернила расползлись. Рыбаков промакнул влажный лист и чистой кистью убрал остатки красящей жидкости. – Для каждого вида бумаги нужны свои концентрация и ингридиенты… И как у нас выглядит подпись Панаренко? Ага, вот она…
Денис снял колпачок с синей гелевой ручки и тщательно вывел на месте подписи давно умершего потерпевшего факсимиле здравствующей грозной майорши из Следственного Управления ГУВД.
* * *
Лейтенант Петухов зябко поежился, поплотнее запахнул форменный тулуп и показал рукавицей на дальний конец седьмой ВПП *Пулковского аэропорта.– Проверьте там…
Сержанты Пиотровский и Каасик не выказали никакого энтузиазма. Даже наоборот – уставились на Петухова как на врага трудового народа, предлагающего продать государственную тайну за бутылку прокисшего пива.
– Лень, ты что? – Каасик высунул нос из-под воротника. – Туда ж два километра пехом.
– Техник какого-то хмыря видел, – объяснил лейтенант. – Вроде шмыгнул на поле. Посмотрите и доложите.
Пиотровский скривился.
– Да чо кому-то в такую погоду на поле делать? Ошибся техник…
Резкий порыв ветра швырнул в лица милиционеров очередную порцию снега. По освещенной немногочисленными лампами полосе гуляли маленькие смерчи, время от времени собираясь в клубок и рассыпаясь мириадами сверкающих льдинок.
– Ну хоть до ангара пройдите, – заныл Петухов.
– До ангара пройдем, – после недолгих размышлений согласился Каасик. – Но с тебя магарыч.
Практика доения молодого лейтенанта опытными подчиненными была обычным явлением. Сержанты из линейного отдела охраны аэропорта срывали свой маленький куш на любом приказе Петухова, который хоть чуть-чуть не укладывался в их понимание службы. Выгнать Пиотровского и Каасика на улицу в мороз или дождь было делом сложным, требовавшим от лейтенанта изрядных дипломатических способностей и готовности раскошеливаться.
– Джин-тоник, – сказал Петухов.
– Каждому! – Пиотровский поднял палец.
– Годится…
Сержанты поправили ремни автоматов и побрели к ангару, вполголоса обсуждая только что совершенный торг. Пройдя половину пути, они пришли к выводу, что продешевили, и оглянулись. Лейтенант уже успел скрыться за дверью служебного входа в здание.
– Тьфу! – поморщился Каасик. – Сам небось пошел чай хлебать…
– Двинули обратно, – Пиотровский уткнулся в овчину воротника. – Под лестницей переждем. Там хоть не так дует.
Автоматчики развернулись и бодрым шагом отправились обратно, предвкушая скорое употребление выцыганенного напитка и связанный с этим подъем настроения…
Цепочка следов, ведущая от сетчатого ограждения зоны аэродрома к неприметному люку в метре от бетонных плит седьмой полосы, к утру была погребена под десятью сантиметрами выпавшего за ночь снега.
* * *
Об усилении следственной группы младшим советником юстиции Ковальских-Дюжей майор Панаренко узнала из сумбурного телефонного звонка Нефедко.Моисей Филимонович разбудил Ирину Львовну в три часа ночи и визгливо сообщил ей, что с завтрашнего дня в сплоченный милицейско-прокурорский коллектив вливается новая сотрудница, коей требуется оказать всемерную поддержку и побыстрее ввести в курс дела. Откуда сам Нефедко узнал эту новость, так и осталось невыясненным. На все вопросы Панаренко следователь отвечал уклончиво и под конец дурным голосом принялся орать песню из репертуара «Балаган-Лимитед», подменяя забытые фрагменты виршами собственного сочинения.
Майорша швырнула трубку и зарылась в подушку.
Про упомянутую Надежду Борисовну Ковальских-Дюжую Панаренко была наслышана. Единственным творческим достижением этой дамочки на всем протяжении ее нелегкой карьеры в органах правопорядка был самостийный захват четырехкомнатной квартиры в новом доме, предназначенной одной многодетной семье. Ковальских-Дюжая поставила железную дверь, подключила сигнализацию и показала фигу явившимся со смотровым листом законным владельцам жилплощади. Скандал вышел бурный, с исковыми заявлениями в суд, но, как это обычно и происходит в противостоянии «гражданин – сотрудник Системы», все решения в результате были приняты в пользу следователя прокуратуры. Многодетной семье предоставили халупу на окраине, и Ковальских-Дюжая вздохнула спокойно.
В дальнейшем Надежда Борисовна не один раз фигурировала в подобных историях. Правда, уже не в качестве ответчицы, а как консультант правоохранителей, аналогичным образом проникающих в чужие жилища. Ее опыт борьбы с заявляющими свои законные права гражданами был по достоинству оценен и районным прокурором, и парочкой начальников отделов прокуратуры города. Поговаривали, что даже сам прокурор Санкт-Петербурга Биндюжко обращался к Ковальских-Дюжей за консультацией. В общем и целом. Надежда Борисовна была женщиной пробивной и полезной начальству.
А ее привлечение в следственную группу по делу Печенкина-Клюгенштейна означало одно – кто-то из городских чиновников снова положил глаз на освободившуюся после смерти Саши-Носорога квартиру. Ковальских-Дюжая должна была прощупать почву и доложить заказчику о перспективах.
* * *
В четыре тридцать утра Рыбаков закончил «модификацию» документов, сложил в сумку канцелярские принадлежности и химические препараты, выключил лампу и дал отмашку Ортопеду с Комбижириком.К этому моменту в помещении дежурной части Выборгского РУВД уже минут пятнадцать шла драка между офицерами и примкнувшим к ним Горынычем с одной стороны и сержантским составом и выпущенными из «обезьянника» алкоголиками с другой. Младший командный состав гоняли по всему зданию, зажимали в углы и там обрабатывали дубинками, тем самым вбивая в головы пьянющих подчиненных уважение к старшим по званию. Горыныч метался по коридорам со шваброй и колотил всех, кто подворачивался ему под руку. Даниилу Колесникову было весело. Литр водочки мягко лег на подготовленную прошлыми возлияниями почву, и Горыныч испытывал невиданный эмоциональный подъем. Мир вокруг него сиял яркими красками, звуки были чисты до звона, и новые друзья казались лучшими собутыльниками на свете, хотя и немного испорченными принадлежностью к ментовскому сословию. Причиной подобного неадекватного восприятия действительности послужила спецдобавка к «огненной воде», щедро всыпанная в бутылки доморощенным химиком Эдиссоном. Горынычу строго-настрого было запрещено употреблять помеченные красными точками бутылки, но пост виночерпия сразу занял начальник смены и проследить, откуда что наливается, самоотверженный браток не успел.
А потом ему было уже не до того…
Проносясь по коридору второго этажа вслед за визжащим младшим сержантом, Горыныч неожиданно наткнулся на смутно знакомое лицо, окаймленное переливающимся нимбом. Пока браток соображал, где он видел эту небритую физиономию, подкравшийся сзади Ортопед накинул Горынычу на голову черный мешок, а Антифашист перехватил куском веревки ноги выше колен. Комбижирик отступил в тень.
Отключившегося Горыныча вытащили через окно первого этажа, уже кем-то разбитое, и погрузили в вовремя подъехавший «субурбан» Стоматолога. Ортопед, ловко манипулируя стрелой крана, вдавил решетку на штатное место, а балансирующий на приставной лестнице Антифашист загнал в крепления дюбели из огромного пистолета.
Решетка на окне канцелярии РУВД вернулась в исходное состояние.
Рыбаков, помогавший Антифашисту, вытер пот со лба.
– Ну, вроде все.
– Классно прошло, – Комбижирик оскалился и посмотрел на дымок, пробивающийся из-под парадной двери околотка. – Валим отсюда, скоро пожарники будут…
– А кран? – вспомнил Денис.
– Я отгоню, – тяжело дышащий Ортопед покрутил головой. – Динь, подожди меня в машине, я быстро…
Глава 5 TWO BI OR NOT TWO BI?
*
Три дня прошли совершенно спокойно. Денис отдыхал от трудов праведных в ожидании сообщения от братков о дате судебного разбирательства, когда служители Фемиды должны будут разобрать вопрос о законности применения к гражданину Клюгенштейну столь суровой меры пресечения, как арест.
Исход разбирательства был практически предрешен.
Как и судьба дальнейшего расследования.
За те четыре часа, что Рыбаков провел один на один с томами уголовного дела, он успел поработать на славу. В его умелых руках документы приобрели совершенно непотребный для понимания вид и напоминали выдержки из «потока сознания» какого-нибудь пишущего пациента психиатрического стационара.
Растворитель, бритвенное лезвие и жесткая старательная резинка убрали с листов протоколов «ненужные» подписи свидетелей, даты проведения следственных действий и фамилии потерпевших, места которых заняли совершенно иные цифры и буквы. Так, за помершего заявителя Пылкина зачем-то расписалась следователь Панаренко, вместо двухтысячного года образовались тысяча девятьсот девяносто первый и тысяча восемьсот двенадцатый, свидетели переехали из Санкт-Петербурга кто в Жмеринку, кто в Бердичев, кто в Мариуполь, а кто и в Париж, сменив также улицы проживания, телефоны и, главное, фамилии, часть фраз в протоколах и экспертных заключениях оказались густо замазанной белой нитрокраской, многие глаголы органично обзавелись отрицательной частицей «не» – «не видел», «не знаю», «не встречался», «не разговаривал»…
Вернуть уголовному делу номер 390229 первозданный вид было уже невозможно. Краска въелась в бумагу, а растворенные этилом чернила исчезли без следа. Плюс ко всему этому безобразию «кто-то» подменил приложенные к первому тому паспорта Клюгенштейна и Печенкина на паспорта неизвестных следствию людей. Случайно найденные на улице документы двух жителей Киева давно валялись в заначке у Рыбакова и пришлись очень кстати.
Антифашист предлагал усугубить эффект и залить страницы дела суперклеем, превратив картонные папки в монолитные блоки, но Денис быстро пресек поползновения братка, объяснив, что это вызовет ненужные подозрения. А так материалы внешне производили впечатление обычных следственных документов, и лишь прочтение их приводило к выводу об умственной неполноценности розыскной бригады.
Антифашист вздохнул, но с доводами осторожного Рыбакова согласился.
Теперь оставалось только ждать, когда судья соизволит назначить число и время слушаний. В камеру Глюку переслали список «фальсификаций», на основе которого тот должен был написать пространное заявление от лица «несправедливо задержанного» гражданина.
Судебное разбирательство обещало быть довольно веселым для братанского коллектива и зело неожиданным для гордых своим успехом индивидов из прокуратуры и ГУВД…
– Милый, – Ксения, разгадывавшая кроссворд, отвлекла Дениса от процессуально-диверсионных размышлений. – Какой самый быстрый сухопутный зверь на свете?
– Чеченец на «порше», – быстро ответил Рыбаков. – А сколько букв?
За те дни, что пластиковая упаковка «аммиачной селитры» провела у него в дворницкой, он насквозь пропах тяжелым гнилостно-мясным духом и теперь от него шарахались даже привычные ко многому коллеги по ДЭЗу. А помыться в бане Альберту в голову не приходило.
Процесс создания бомбы, должной покончить с торчащей в парке латунной отрыжкой тоталитаризма, подошел примерно к середине. Из украденных Пифией проводов, реле и парочки батареек был изготовлен взрыватель, Альберт сколотил из криво напиленных обрезков древесностружечной плиты ящик, куда надо было насыпать основное взрывчатое вещество, Стульчак приволокла из дому старенький электронный будильник, Старовойтов внес свой вклад в виде мешочка дымного пороха. Порох предполагалось поместить в герметичную жестяную банку, куда от детонатора вели два проводка, соединенные между собой тонкой вольфрамовой нитью из разбитой лампочки. Лампочку Резван выкрутил в своем подъезде. По замыслу террористов-либералов, электрический ток от взрывателя должен был разогреть вольфрамовую нить, от нее занялся бы порох, взрыв которого послужил бы началом детонации пятидесяти килограммов селитры. Мощность бомбы была достаточной для того, чтобы куски Ильича разлетелись в радиусе полукилометра.
О возможных жертвах среди гуляющих в парке людей и жителей окрестных домов демократы-подрывники не подумали. Вернее, посчитали этот вопрос несущественным. Гротесковый памятник вождю мировой революции стоил того, чтобы наплевать на десяток-другой покалеченных мамаш, фланирующих с колясками по аллеям вместо того, чтобы митинговать у загаженной голубями статуи и требовать ее немедленного сноса.
– А чо, если усилить эффект газовым баллоном? – неожиданно предложил Старовойтов, наматывая на палец провод от взрывателя.
У Стульчак и Пифии загорелись глаза.
– Точно! – Резван стукнул кулаком по столу. – Вокруг все выжжет!
– А зачем? – не понял Песков.
– Ну-у… – Старовойтов почмокал толстыми сальными губами. – Не помешает…
– Там рядом кафе, – быстро затараторила Стульчак, – его черные держат… Азерботы, по-моему. Вот и им будет! Они, сволочи, ко мне приставали! Хотели затащить в подсобку! Но я им дала просраться! Всю обойму из газовика выпустила!
Товарищи по борьбе с уважением посмотрели на прыщавую безработную повариху, чьи лицо и тело могли привлечь разве что такое же убогое существо, как сама Антонина.
Хотя инцидент в кафе действительно имел место. Правда, все было не так, как рассказывала несостоявшаяся жертва. Пьяную Стульчак не затаскивали в подсобку с целью надругательства над ее девичьей честью, а наоборот – выкидывали на улицу, предварительно надавав по шее. Хозяева кафе были людьми с широкими взглядами и многое позволяли своим завсегдатаям, но поведение Антонины, устроившей стриптиз под льющуюся из радиоприемника песню «День Победы» и рухнувшей на чужой столик, переполнило чашу терпения выходцев с Закавказья. Полуголую Стульчак облили водой из ведра, сунули в руки верхнюю одежду и пинком отправили на выход. В дверях Антонина умудрилась вывернуться из лап охранника заведения, снова упасть на чей-то столик и метнуть бутылку пива в стойку бара. За что разъяренный охранник поставил Тоне здоровенный фингал под глаз и сдал подъехавшему милицейскому наряду. Правда, те не стали возиться с истеричной пьянчужкой, а выбросили ее из машины через пару кварталов от парка, предварительно забрав себе в качестве сувенира газовый пистолет Стульчак, коим она так и не успела воспользоваться.
– Решено! – насупился Старовойтов. – Я знаю, где взять баллон…
Необезображенные интеллектом лица молодых «демократов» посветлели. Простой подрыв памятника превращался в масштабную акцию возмездия, о которой будут писать все газеты.
– Секретность в нашей стране возведена в третью степень. И не потому, что нам так уж много чего надо защищать от посягательств иностранных разведок, а по причинам более прозаическим. Вот пример… Был я как-то на Северном флоте, – бывший военный химик пожал плечами. – Смотрю, а у них все инструкции под грифом проходят. Даже те, что относятся к приборам пятидесятилетней давности. Спрашиваю одного адмирала – зачем? Тот и отвечает – если мы, мол, инструкции не засекретим, то их матросы тут же пустят на подтирку. Вот и приходится проштамповывать каждую бумажку… А ты говоришь – торпеда!
– Но эти торпеды давно продают за рубеж, – не согласился Денис. – И студенты их изучают. Смысл ловить америкоса, покупающего давно всем известную информацию?
– А откуда ты знаешь, что всем известную? – Александр Николаевич хитро прищурился.
– Если изделие продают за границу, значит, оно не секретно, – сделал Денис логический вывод.
– В корне неверно…
– Почему это?
– Потому, что изделие изделию рознь, – разговор отца с сыном, начавшийся с обсуждения обыденных проблем вроде необходимости расширения дачного участка и изыскания под это дело внутренних финансовых резервов, быстро перешел в плоскость рассмотрения глобальных и отвлеченных вопросов. Бравые сотрудники ФСБ в очередной раз изловили американского шпиона, о чем вот уже вторую неделю долдонили все телеканалы и печатные СМИ, и Рыбаковы не могли обойти вниманием эту животрепещущую тему. – Экспортное исполнение всегда отличалось и будет отличаться от продукта местного розлива. Причем в худшую сторону.
– По-твоему, мы поставляем за рубеж негодный товарец? – развеселился Денис.
– Не совсем так. Просто образцы, которые идут на мировые рынки, чуть менее совершенны, чем те, которые стоят на вооружении у нас. Ты ж понимаешь, что любой межгосударственный союз не вечен. Это понимали и наши конструктора, и члены правительства. Соответственно, тогдашним союзникам поставлялось вооружение, которое в принципе невозможно использовать против нас, – Рыбаков-старший отхлебнул крепчайшего чая. – Где-то ставились микрочипы, включавшие системы самоуничтожения самолета или ракеты, буде те пересекли бы границы наших зон ПВО, кое-где не ставились некоторые технические прибамбасы… Вот, кстати, по поводу этой торпеды «Шквал». Я случайно знаю, в чем там дело.
– Ты ж химик! – удивился Денис.
– Ну, химик, – согласился папаша. – Но это не имеет значения.
– Ага! – догадался Рыбаков-младший. – Значит, у нас все-таки были торпеды с химическими боеголовками!
– Любая взрывчатка – химическое соединение, – наставительно заявил Александр Николаевич. – Стыдно не знать столь элементарных вещей…
Но мы отвлеклись.
– Верно, – кивнул Денис.
– Так вот, – экс-специалист по бинарным газам и жестким боевым галлюциногенам сцепил руки на затылке. – Дело, как говорится, было не в бобине… Тупой янкес попался на классическую уловку наших не очень умных, но сильно хитроседалищных секретчиков. Те наложили основные грифы не на устройство, позволяющее «Шквалу» разгоняться до ста метров в секунду, а на двигатель. Пожиратель гамбургеров, естественно, клюнул на обилие печатей и принялся копать в этом направлении. В результате вышел на профессора, занятого модернизацией форсунок и дюз. Судя по всему, профессор был не большого ума товарищ и так же, как и янкес, имел весьма слабое представление о торпеде в целом, считая свою область работ наиважнейшей…
– Встретились два одиночества, – хмыкнул отпрыск.
– Угу, – подтвердил Александр Николаевич. – На то и был расчет. Заокеанский придурок перевозбудился и начал скупать бесполезные бумажки по двигателю. Тут-то его и прихватили… Состав преступления налицо: чемодан документов с грифами «секретно» и невнятные оправдания участников концессии. Гэбэшники – на коне, профессор с американцем – в сортире.
– Теперь ты отвлекся, – напомнил Денис. – Что там на самом деле с этой торпедой?
– Ничего особенного. Творческий подход к некоторым известным физическим законам… На морду снаряда устанавливается металлическая пластина хитрой формы, создающая при движении кавитационную полость. То есть – торпеда идет как бы в облаке мелких пузырьков, значительно снижающем трение о воду. Двигатель тут ни при чем.
– А за границу мы продавали торпеды без этой пластины! – сообразил Рыбаков-младший. – Поэтому янкесам в голову не могло прийти, что дело не в двигателе.
– Именно, – бывший химик протер очки с толстенными стеклами. – Умом Россию не понять. Благодаря вышеизложенному штатовские шпиены обычно лезут в наш военно-промышленный комплекс через задницу, постоянно попадая в заранее расставленные ловушки и идиотское положение… Им даже наши суперсекретные чертежи не помогают, если и удается их как-то купить..
– Почему?
– Потому, что янкесы предположить не могут о финальной «доводке» любого изделия кувалдой и напильником! – захохотал Александр Николаевич. – У нас ведь как? Соединительные блоки ни в жисть не совпадут с местами крепления! Все делается на глазок, ибо всем понятно, что сборщики где-нибудь подстучат киянкой, поставят гайку не того размера, вместо винта загонят подходящий по диаметру гвоздь и прочее в том же духе… Был один случай, – доктор технических наук мстительно улыбнулся. – Году в семьдесят пятом. Америкосы купили в какой-то африканской стране наш новейший зенитно-ракетный комплекс и техническое описание к нему. Решили посмотреть, как все устроено… Привезли комплекс к себе на базу в штат Джорджия, одну ракету разобрали, детальки разложили – а собрать обратно не могут! Каждый раз три-четыре каких-то болта лишними оказываются! И так пробовали, и сяк. Ну не идет, хоть ты тресни! Ладно, разобрали вторую ракету… Та же история. Только теперь не болты лишними оказываются, а пара гаек, кусок алюминия размером с ладонь и обрывок медной проволоки. Бились-бились с этими ракетами, но так и не дотумкали… Напоследок приняли историческое решение ничего не разбирать, а запустить последнюю оставшуюся ракету по самолету-мишени. Проверить, так сказать, в действии… Согнали на полигон специалистов, позвали генералов из Объединенного Комитета начальников штабов НАТО, выпустили самолет и нажали «пуск». Что тут началось! – Рыбаков-старший закатил глаза. – Первая ступень выгорела еще до того, как ракета сошла с направляющих. Весь комплекс и два десятка инженеров-америкосов – в пепел! Дальше – больше! Ракета наконец срывается с фермы и прямиком идет к бункеру, где засели генералы. В бункере – паника! Но на полпути снаряд внезапно изменяет траекторию, свечкой летит в небо и бьет точно по фюзеляжу самолета радиолокационной разведки, барражировавшего в паре миль от мишени… «Авакс» – в землю, обломки корпуса ракеты – на головы аэродромным рабочим. Еще три трупа и человек пятнадцать раненых. При этом боеголовка почему-то не взрывается, пролетает по пологой дуге, задевает транспортный вертолет, сбивает его и втыкается в центр кукурузного поля. У америкосов – шок! На поле отправляется команда саперов, дабы доставить остатки снаряда обратно на базу. Полчаса ждут, час – саперы не возвращаются. К ним отправляются проверяющие… На месте падения боеголовки – огромная воронка и куски тел саперов. Сработала-таки боеголовочка! Финита… Говорят, что остатки комплекса и разобранные ракеты америкосы после этого забетонировали в старой шахте. Во избежание повторения инцидента.
Исход разбирательства был практически предрешен.
Как и судьба дальнейшего расследования.
За те четыре часа, что Рыбаков провел один на один с томами уголовного дела, он успел поработать на славу. В его умелых руках документы приобрели совершенно непотребный для понимания вид и напоминали выдержки из «потока сознания» какого-нибудь пишущего пациента психиатрического стационара.
Растворитель, бритвенное лезвие и жесткая старательная резинка убрали с листов протоколов «ненужные» подписи свидетелей, даты проведения следственных действий и фамилии потерпевших, места которых заняли совершенно иные цифры и буквы. Так, за помершего заявителя Пылкина зачем-то расписалась следователь Панаренко, вместо двухтысячного года образовались тысяча девятьсот девяносто первый и тысяча восемьсот двенадцатый, свидетели переехали из Санкт-Петербурга кто в Жмеринку, кто в Бердичев, кто в Мариуполь, а кто и в Париж, сменив также улицы проживания, телефоны и, главное, фамилии, часть фраз в протоколах и экспертных заключениях оказались густо замазанной белой нитрокраской, многие глаголы органично обзавелись отрицательной частицей «не» – «не видел», «не знаю», «не встречался», «не разговаривал»…
Вернуть уголовному делу номер 390229 первозданный вид было уже невозможно. Краска въелась в бумагу, а растворенные этилом чернила исчезли без следа. Плюс ко всему этому безобразию «кто-то» подменил приложенные к первому тому паспорта Клюгенштейна и Печенкина на паспорта неизвестных следствию людей. Случайно найденные на улице документы двух жителей Киева давно валялись в заначке у Рыбакова и пришлись очень кстати.
Антифашист предлагал усугубить эффект и залить страницы дела суперклеем, превратив картонные папки в монолитные блоки, но Денис быстро пресек поползновения братка, объяснив, что это вызовет ненужные подозрения. А так материалы внешне производили впечатление обычных следственных документов, и лишь прочтение их приводило к выводу об умственной неполноценности розыскной бригады.
Антифашист вздохнул, но с доводами осторожного Рыбакова согласился.
Теперь оставалось только ждать, когда судья соизволит назначить число и время слушаний. В камеру Глюку переслали список «фальсификаций», на основе которого тот должен был написать пространное заявление от лица «несправедливо задержанного» гражданина.
Судебное разбирательство обещало быть довольно веселым для братанского коллектива и зело неожиданным для гордых своим успехом индивидов из прокуратуры и ГУВД…
– Милый, – Ксения, разгадывавшая кроссворд, отвлекла Дениса от процессуально-диверсионных размышлений. – Какой самый быстрый сухопутный зверь на свете?
– Чеченец на «порше», – быстро ответил Рыбаков. – А сколько букв?
* * *
Альберт Песков недовольно оглядел столпившихся у стола единомышленников и помешал детским совочком серый порошок в мешке.За те дни, что пластиковая упаковка «аммиачной селитры» провела у него в дворницкой, он насквозь пропах тяжелым гнилостно-мясным духом и теперь от него шарахались даже привычные ко многому коллеги по ДЭЗу. А помыться в бане Альберту в голову не приходило.
Процесс создания бомбы, должной покончить с торчащей в парке латунной отрыжкой тоталитаризма, подошел примерно к середине. Из украденных Пифией проводов, реле и парочки батареек был изготовлен взрыватель, Альберт сколотил из криво напиленных обрезков древесностружечной плиты ящик, куда надо было насыпать основное взрывчатое вещество, Стульчак приволокла из дому старенький электронный будильник, Старовойтов внес свой вклад в виде мешочка дымного пороха. Порох предполагалось поместить в герметичную жестяную банку, куда от детонатора вели два проводка, соединенные между собой тонкой вольфрамовой нитью из разбитой лампочки. Лампочку Резван выкрутил в своем подъезде. По замыслу террористов-либералов, электрический ток от взрывателя должен был разогреть вольфрамовую нить, от нее занялся бы порох, взрыв которого послужил бы началом детонации пятидесяти килограммов селитры. Мощность бомбы была достаточной для того, чтобы куски Ильича разлетелись в радиусе полукилометра.
О возможных жертвах среди гуляющих в парке людей и жителей окрестных домов демократы-подрывники не подумали. Вернее, посчитали этот вопрос несущественным. Гротесковый памятник вождю мировой революции стоил того, чтобы наплевать на десяток-другой покалеченных мамаш, фланирующих с колясками по аллеям вместо того, чтобы митинговать у загаженной голубями статуи и требовать ее немедленного сноса.
– А чо, если усилить эффект газовым баллоном? – неожиданно предложил Старовойтов, наматывая на палец провод от взрывателя.
У Стульчак и Пифии загорелись глаза.
– Точно! – Резван стукнул кулаком по столу. – Вокруг все выжжет!
– А зачем? – не понял Песков.
– Ну-у… – Старовойтов почмокал толстыми сальными губами. – Не помешает…
– Там рядом кафе, – быстро затараторила Стульчак, – его черные держат… Азерботы, по-моему. Вот и им будет! Они, сволочи, ко мне приставали! Хотели затащить в подсобку! Но я им дала просраться! Всю обойму из газовика выпустила!
Товарищи по борьбе с уважением посмотрели на прыщавую безработную повариху, чьи лицо и тело могли привлечь разве что такое же убогое существо, как сама Антонина.
Хотя инцидент в кафе действительно имел место. Правда, все было не так, как рассказывала несостоявшаяся жертва. Пьяную Стульчак не затаскивали в подсобку с целью надругательства над ее девичьей честью, а наоборот – выкидывали на улицу, предварительно надавав по шее. Хозяева кафе были людьми с широкими взглядами и многое позволяли своим завсегдатаям, но поведение Антонины, устроившей стриптиз под льющуюся из радиоприемника песню «День Победы» и рухнувшей на чужой столик, переполнило чашу терпения выходцев с Закавказья. Полуголую Стульчак облили водой из ведра, сунули в руки верхнюю одежду и пинком отправили на выход. В дверях Антонина умудрилась вывернуться из лап охранника заведения, снова упасть на чей-то столик и метнуть бутылку пива в стойку бара. За что разъяренный охранник поставил Тоне здоровенный фингал под глаз и сдал подъехавшему милицейскому наряду. Правда, те не стали возиться с истеричной пьянчужкой, а выбросили ее из машины через пару кварталов от парка, предварительно забрав себе в качестве сувенира газовый пистолет Стульчак, коим она так и не успела воспользоваться.
– Решено! – насупился Старовойтов. – Я знаю, где взять баллон…
Необезображенные интеллектом лица молодых «демократов» посветлели. Простой подрыв памятника превращался в масштабную акцию возмездия, о которой будут писать все газеты.
* * *
Александр Николаевич Рыбаков неодобрительно посмотрел на дымящего сигаретой единственного отпрыска, добавил себе в чашку заварки и продолжил:– Секретность в нашей стране возведена в третью степень. И не потому, что нам так уж много чего надо защищать от посягательств иностранных разведок, а по причинам более прозаическим. Вот пример… Был я как-то на Северном флоте, – бывший военный химик пожал плечами. – Смотрю, а у них все инструкции под грифом проходят. Даже те, что относятся к приборам пятидесятилетней давности. Спрашиваю одного адмирала – зачем? Тот и отвечает – если мы, мол, инструкции не засекретим, то их матросы тут же пустят на подтирку. Вот и приходится проштамповывать каждую бумажку… А ты говоришь – торпеда!
– Но эти торпеды давно продают за рубеж, – не согласился Денис. – И студенты их изучают. Смысл ловить америкоса, покупающего давно всем известную информацию?
– А откуда ты знаешь, что всем известную? – Александр Николаевич хитро прищурился.
– Если изделие продают за границу, значит, оно не секретно, – сделал Денис логический вывод.
– В корне неверно…
– Почему это?
– Потому, что изделие изделию рознь, – разговор отца с сыном, начавшийся с обсуждения обыденных проблем вроде необходимости расширения дачного участка и изыскания под это дело внутренних финансовых резервов, быстро перешел в плоскость рассмотрения глобальных и отвлеченных вопросов. Бравые сотрудники ФСБ в очередной раз изловили американского шпиона, о чем вот уже вторую неделю долдонили все телеканалы и печатные СМИ, и Рыбаковы не могли обойти вниманием эту животрепещущую тему. – Экспортное исполнение всегда отличалось и будет отличаться от продукта местного розлива. Причем в худшую сторону.
– По-твоему, мы поставляем за рубеж негодный товарец? – развеселился Денис.
– Не совсем так. Просто образцы, которые идут на мировые рынки, чуть менее совершенны, чем те, которые стоят на вооружении у нас. Ты ж понимаешь, что любой межгосударственный союз не вечен. Это понимали и наши конструктора, и члены правительства. Соответственно, тогдашним союзникам поставлялось вооружение, которое в принципе невозможно использовать против нас, – Рыбаков-старший отхлебнул крепчайшего чая. – Где-то ставились микрочипы, включавшие системы самоуничтожения самолета или ракеты, буде те пересекли бы границы наших зон ПВО, кое-где не ставились некоторые технические прибамбасы… Вот, кстати, по поводу этой торпеды «Шквал». Я случайно знаю, в чем там дело.
– Ты ж химик! – удивился Денис.
– Ну, химик, – согласился папаша. – Но это не имеет значения.
– Ага! – догадался Рыбаков-младший. – Значит, у нас все-таки были торпеды с химическими боеголовками!
– Любая взрывчатка – химическое соединение, – наставительно заявил Александр Николаевич. – Стыдно не знать столь элементарных вещей…
Но мы отвлеклись.
– Верно, – кивнул Денис.
– Так вот, – экс-специалист по бинарным газам и жестким боевым галлюциногенам сцепил руки на затылке. – Дело, как говорится, было не в бобине… Тупой янкес попался на классическую уловку наших не очень умных, но сильно хитроседалищных секретчиков. Те наложили основные грифы не на устройство, позволяющее «Шквалу» разгоняться до ста метров в секунду, а на двигатель. Пожиратель гамбургеров, естественно, клюнул на обилие печатей и принялся копать в этом направлении. В результате вышел на профессора, занятого модернизацией форсунок и дюз. Судя по всему, профессор был не большого ума товарищ и так же, как и янкес, имел весьма слабое представление о торпеде в целом, считая свою область работ наиважнейшей…
– Встретились два одиночества, – хмыкнул отпрыск.
– Угу, – подтвердил Александр Николаевич. – На то и был расчет. Заокеанский придурок перевозбудился и начал скупать бесполезные бумажки по двигателю. Тут-то его и прихватили… Состав преступления налицо: чемодан документов с грифами «секретно» и невнятные оправдания участников концессии. Гэбэшники – на коне, профессор с американцем – в сортире.
– Теперь ты отвлекся, – напомнил Денис. – Что там на самом деле с этой торпедой?
– Ничего особенного. Творческий подход к некоторым известным физическим законам… На морду снаряда устанавливается металлическая пластина хитрой формы, создающая при движении кавитационную полость. То есть – торпеда идет как бы в облаке мелких пузырьков, значительно снижающем трение о воду. Двигатель тут ни при чем.
– А за границу мы продавали торпеды без этой пластины! – сообразил Рыбаков-младший. – Поэтому янкесам в голову не могло прийти, что дело не в двигателе.
– Именно, – бывший химик протер очки с толстенными стеклами. – Умом Россию не понять. Благодаря вышеизложенному штатовские шпиены обычно лезут в наш военно-промышленный комплекс через задницу, постоянно попадая в заранее расставленные ловушки и идиотское положение… Им даже наши суперсекретные чертежи не помогают, если и удается их как-то купить..
– Почему?
– Потому, что янкесы предположить не могут о финальной «доводке» любого изделия кувалдой и напильником! – захохотал Александр Николаевич. – У нас ведь как? Соединительные блоки ни в жисть не совпадут с местами крепления! Все делается на глазок, ибо всем понятно, что сборщики где-нибудь подстучат киянкой, поставят гайку не того размера, вместо винта загонят подходящий по диаметру гвоздь и прочее в том же духе… Был один случай, – доктор технических наук мстительно улыбнулся. – Году в семьдесят пятом. Америкосы купили в какой-то африканской стране наш новейший зенитно-ракетный комплекс и техническое описание к нему. Решили посмотреть, как все устроено… Привезли комплекс к себе на базу в штат Джорджия, одну ракету разобрали, детальки разложили – а собрать обратно не могут! Каждый раз три-четыре каких-то болта лишними оказываются! И так пробовали, и сяк. Ну не идет, хоть ты тресни! Ладно, разобрали вторую ракету… Та же история. Только теперь не болты лишними оказываются, а пара гаек, кусок алюминия размером с ладонь и обрывок медной проволоки. Бились-бились с этими ракетами, но так и не дотумкали… Напоследок приняли историческое решение ничего не разбирать, а запустить последнюю оставшуюся ракету по самолету-мишени. Проверить, так сказать, в действии… Согнали на полигон специалистов, позвали генералов из Объединенного Комитета начальников штабов НАТО, выпустили самолет и нажали «пуск». Что тут началось! – Рыбаков-старший закатил глаза. – Первая ступень выгорела еще до того, как ракета сошла с направляющих. Весь комплекс и два десятка инженеров-америкосов – в пепел! Дальше – больше! Ракета наконец срывается с фермы и прямиком идет к бункеру, где засели генералы. В бункере – паника! Но на полпути снаряд внезапно изменяет траекторию, свечкой летит в небо и бьет точно по фюзеляжу самолета радиолокационной разведки, барражировавшего в паре миль от мишени… «Авакс» – в землю, обломки корпуса ракеты – на головы аэродромным рабочим. Еще три трупа и человек пятнадцать раненых. При этом боеголовка почему-то не взрывается, пролетает по пологой дуге, задевает транспортный вертолет, сбивает его и втыкается в центр кукурузного поля. У америкосов – шок! На поле отправляется команда саперов, дабы доставить остатки снаряда обратно на базу. Полчаса ждут, час – саперы не возвращаются. К ним отправляются проверяющие… На месте падения боеголовки – огромная воронка и куски тел саперов. Сработала-таки боеголовочка! Финита… Говорят, что остатки комплекса и разобранные ракеты америкосы после этого забетонировали в старой шахте. Во избежание повторения инцидента.