Страница:
Скучать не приходилось.
Помимо всего вышеперечисленного, в стане наркобаронов царили полнейший бардак и совершенное отсутствие дисциплины. Бойцы набирались в бригады по родственному признаку, отчего приказы частенько либо не исполнялись, либо рядовой перед выполнением долго спорил со своим командиром, приходившимся ему четвероюродным дядей по материнской линии, и обсуждал суть приказа со стоящими рядом свояками и кузенами.
Те же порядки наблюдались и на фронте в Косове.
Гендерсон криво усмехнулся.
Два мелких наркоторговца, Фирутин и Джемалия Абдурахмани, решили в обход «старшего» провернуть собственное дельце, напрямую продав американцам восемь кило героина и не поделившись с родственниками. Нередкая ситуация.
Его напарник, агент Сойер, чувствовал себя неуютно. Еще не привык к отсутствию четких правил и не понял до конца мелкую душонку Джемалии. Настороженно обводил взглядом внутренности барака, попытался выяснить у албанцев, где караульный.
Где-где? Гуляет! Вот и весь ответ на вопрос.
Побродит по окрестностям и вернется. Обычное дело…
Фирутин предложил попробовать героин на вкус.
Вот идиот! Думает, что у агентов других дел нет и они с радостью примутся лизать эту белую дрянь. Сам и жри свое дерьмо. Для определения качества предложенного товара в цивилизованных странах существуют химические тесты.
Сойер напрягся.
Нервничает. Ждет подвоха.
Зря.
Никто против них ничего не замышляет. Во-первых, бессмысленно. Денег у них с собой нет, так что убивать их — значит без прибыли нажить врагов в лице резидента ЦРУ в Македонии. Он то знает, куда отправились агенты и с кем.
И во-вторых…
Что «во-вторых», Гендерсон не успел додумать.
Голова у Сойера лопнула, и на лицо Полу брызнули теплые солоноватые капли. Тело напарника швырнуло на матрац, и тут самого Гендерсона будто лягнула в живот взбесившаяся лошадь. Ноги у него подкосились, и он согнулся, ударившись лбом о доски.
Фирутин странно забулькал и съехал боком по стенке.
Джемалия дернулся, его голова откинулась назад почти под прямым углом, и жирное тело грохнулось на ноги упавшего ничком Гендерсона.
Боль была страшная.
Пол попытался позвать на помощь, но из горла вырвался только слабый хрип. Две пули тридцать восьмого калибра со сточенными на концах «рубашками» развалились при попадании в живот на шесть осколков и пропороли диафрагму вместе с нижними отделами легких.
Словно кто-то залил внутрь брюшной полости расплавленный свинец.
Американец попытался подтянуть ноги, но ему мешал Джемалия.
В последнее мгновение Гендерсон нащупал рукоять «браунинга», непослушными пальцами стал расстегивать фиксатор кобуры, и тут его череп разлетелся от выстрела в упор…
Сухогруз встал на рейде у выхода из Гибралтарского пролива. Прождать следовало три дня, пока согласно расписанию не пройдут несколько танкеров и эскадра вспомогательных кораблей Средиземноморской группировки НАТО. Все гражданские рейсы подчинялись строгой закономерности военной операции, график движения по проливу менялся по первой команде Брюсселя.
Чеченцы, сопровождавшие груз оливок, почти все время торчали под тентом на корме, не упуская из виду свой контейнер. Украинский экипаж с опаской поглядывал на немногословных и хмурых кавказцев, с первого же дня отказавшихся обедать вместе с командой и не вступавших ни в какие разговоры. На любой вопрос чеченцы только смотрели исподлобья, пожимали плечами и отворачивались, не произнося ни слова.
Спустя двое суток их оставили в покое и не приближались к ним ближе чем на двадцать шагов. Звери — они и есть звери, решили украинцы и стали демонстративно устраивать посиделки на носу судна, где пили припасенную горилку, поедали сало и немелодично пели заунывные песни. Капитан и его помощники из числа греков ни во что не вмешивались. Им слишком хорошо заплатили за провоз контрабанды, чтобы они совали свой нос в чужие дела.
Младший по возрасту Султан принес из камбуза полный чайник и уважительно подал старшему Арби полную чашку крепчайшей заварки.
— Сказать, чтобы кушать готовили? — Между собой они говорили на диалекте родного горного села, не опасаясь, что кто-нибудь поймет хоть слово.
— Потом, — Арби отхлебнул напиток и аккуратно поставил чашку на столик рядом с шезлонгом.
— Повар скоро спать пойдет, — напомнил младший.
— Э, поднимем, если надо! Или сами приготовим… — убеленный сединой горец мазнул взглядом по палубе, — русаки уже легли?
— Час назад.
— Никто к ящику не подходил?
— Даже близко не было. Боятся, — с улыбкой заявил Султан.
Страх был именно тем чувством, которое, по мнению молодого чеченца, должен внушать настоящий вайнах всем остальным «недочеловекам».
Арби уловил в голосе младшего оттенок презрительного превосходства.
— Не усердствуй слишком. Пережмешь — они огрызаться начнут.
— Русаки — трусы, — Султан небрежно положил ноги на трос ограждения, — они только силу понимают. Кинжал к горлу поставишь, и все. Как наши в Ичкерии делают.
— Ты тоже, если тебе ножик к горлу приставить, особенно геройствовать не будешь. — В отличие от младшего, отмотавший два срока на зоне Арби реально оценивал сущность человеческой природы и на порядок лучше, чем «волк ислама», умел логически мыслить.
Молодежь независимой Ичкерии в большинстве своем не интересовалась ничем, кроме наркотиков и горячительных напитков. Получив свободу без разумных ограничений, нация с бешеной скоростью стала деградировать. Не помогали ни законы шариата, ни увещевания мулл, ни строгая дисциплина военных лагерей.
Арби искоса посмотрел на пышущего самодовольством Султана.
Юнец, выросший далеко в горах, не умеющий ни читать, ни писать, говорящий по-русски предложениями в три слова. Пушечное мясо, годное лишь для того, чтобы выполнить одно элементарное задание и погибнуть. Сгинуть без следа, оставив после себя только строчку в ведомости, по которой он получил автомат из рук командира отряда самообороны.
И все.
— А эта штука Кремль снести может? — Султан указал пальцем на контейнер.
— Не маши руками, — предостерег Арби. Он хотел ввернуть что-нибудь обидное про козу, которую пастух привязывает к забору, но промолчал. Младший был непредсказуем, мог схватиться за пистолет. А миссия Арби требовала хороших взаимоотношений с напарником. Вплоть до того момента, когда груз прибудет в Санкт-Петербург и контейнер перебросят на берег.
— Никого же нет…
— Неважно. Следи за собой… А насчет этой штуки могу сказать — она и Кремль, и пол Москвы снести может. Смотря куда заложить.
— А кто решать будет? — глаза у младшего загорелись. Он уже видел себя на совете старейшин, цедящим сквозь зубы грозные распоряжения.
— Есть люди, — дипломатично отреагировал Арби, — кому положено.
— Шамиль?
— Возможно.
— Породниться с ним хочу, — серьезно заявил Султан. — У него сестры есть. Денег на калым соберу и посватаюсь…
«Как же! — подумал Арби, не меняя бесстрастного выражения лица. — Тебя его охрана дальше ворот не пустит. Породниться! Идиот… Год назад еще за козами в своей деревне гонялся, а туда же! Таких, как ты, к Шамилю десяток в неделю приходит…»
— «Мерседес» себе куплю, белый. Как у брата, — Султан продолжал развивать свое видение красивой жизни. — Дом построю. Русских рабов надо…
— Дело сделаешь — все будет, — на полном серьезе кивнул старший. — Но сначала надо задание выполнить.
Султану никто не сообщил, что его короткая и неправедная жизнь закончится в тот час, когда контейнер с ядерной боеголовкой будет погружен на автомобиль и вывезен за пределы порта. Молодой чеченец исчезнет, а его родственникам скажут, что он погиб, как мужчина, в схватке с многочисленными и коварными врагами. К примеру, в бою с питерским СОБРом, прикрывая отход группы. Тело сожгут в муфельной печи, семье выплатят приличную сумму, и односельчане Султана вздохнут спокойно, избавившись от тупого, злобного и мстительного юноши. Посочувствуют для вида, а сами вознесут молитву Аллаху, что убрал из деревни этого законченного ублюдка.
— Еще чаю? — предложил Султан.
— Можно, — Арби не стал возражать.
Об пол звякнула вылетевшая гильза, голова американца треснула, и из нее вылетел фонтанчик крови и желтоватых ошметков мозговой ткани. Часть попала на брюки Владиславу.
«Тьфу ты ну ты! — Рокотов сморщился. — Во придурок! Кто ж разрывной с метра палит? Теперь не отчистится… — Он сдернул с шеи одного из убитых албанцев платок и смахнул со штанины полупрозрачные кусочки. — Четверым хана. Однако нельзя забывать и об остальных. Впрочем, они сюда еще минут пятнадцать не сунутся. Так что время есть… Хотя и немного».
Биолог вновь выглянул в окно.
Обстановка не менялась. Косовары продолжали торчать возле пикапа, передавая по кругу очередной «косячок».
Влад подпер дверь обломком доски и выбрался из барака через боковое, предусмотрительно открытое им два часа назад узкое окошко. Спрыгнул в бурьян, разросшийся у стены, прополз до крайнего автомобиля и оказался в двадцати метрах от скучковавшихся албанцев.
Осторожно сменил магазин пистолет-пулемета и заглянул через стекло в салон «мерседеса». В замке зажигания под отделанным дорогой серой кожей и деревом рулем торчали ключи.
Рокотов пробрался к следующей машине и ножом сделал надрезы на обеих передних шинах. Не насквозь, боясь привлечь внимание хлопком лопнувшей покрышки, а на половину толщины резины. Так, чтобы шины не выдержали через несколько десятков секунд после начала движения.
Расправляться с оставшимися «джипом» и «пикапом» было опасно. Слишком близко к косоварам. Влад отполз обратно и медленно приоткрыл дверцу черного «мерседеса».
Потом сделал несколько глубоких вздохов, переместился на пару метров влево и прижался щекой к ствольной коробке верного «Хеклер-Коха».
Глава 3. МИСТЕР ШОССЕ.
Помимо всего вышеперечисленного, в стане наркобаронов царили полнейший бардак и совершенное отсутствие дисциплины. Бойцы набирались в бригады по родственному признаку, отчего приказы частенько либо не исполнялись, либо рядовой перед выполнением долго спорил со своим командиром, приходившимся ему четвероюродным дядей по материнской линии, и обсуждал суть приказа со стоящими рядом свояками и кузенами.
Те же порядки наблюдались и на фронте в Косове.
Гендерсон криво усмехнулся.
Два мелких наркоторговца, Фирутин и Джемалия Абдурахмани, решили в обход «старшего» провернуть собственное дельце, напрямую продав американцам восемь кило героина и не поделившись с родственниками. Нередкая ситуация.
Его напарник, агент Сойер, чувствовал себя неуютно. Еще не привык к отсутствию четких правил и не понял до конца мелкую душонку Джемалии. Настороженно обводил взглядом внутренности барака, попытался выяснить у албанцев, где караульный.
Где-где? Гуляет! Вот и весь ответ на вопрос.
Побродит по окрестностям и вернется. Обычное дело…
Фирутин предложил попробовать героин на вкус.
Вот идиот! Думает, что у агентов других дел нет и они с радостью примутся лизать эту белую дрянь. Сам и жри свое дерьмо. Для определения качества предложенного товара в цивилизованных странах существуют химические тесты.
Сойер напрягся.
Нервничает. Ждет подвоха.
Зря.
Никто против них ничего не замышляет. Во-первых, бессмысленно. Денег у них с собой нет, так что убивать их — значит без прибыли нажить врагов в лице резидента ЦРУ в Македонии. Он то знает, куда отправились агенты и с кем.
И во-вторых…
Что «во-вторых», Гендерсон не успел додумать.
Голова у Сойера лопнула, и на лицо Полу брызнули теплые солоноватые капли. Тело напарника швырнуло на матрац, и тут самого Гендерсона будто лягнула в живот взбесившаяся лошадь. Ноги у него подкосились, и он согнулся, ударившись лбом о доски.
Фирутин странно забулькал и съехал боком по стенке.
Джемалия дернулся, его голова откинулась назад почти под прямым углом, и жирное тело грохнулось на ноги упавшего ничком Гендерсона.
Боль была страшная.
Пол попытался позвать на помощь, но из горла вырвался только слабый хрип. Две пули тридцать восьмого калибра со сточенными на концах «рубашками» развалились при попадании в живот на шесть осколков и пропороли диафрагму вместе с нижними отделами легких.
Словно кто-то залил внутрь брюшной полости расплавленный свинец.
Американец попытался подтянуть ноги, но ему мешал Джемалия.
В последнее мгновение Гендерсон нащупал рукоять «браунинга», непослушными пальцами стал расстегивать фиксатор кобуры, и тут его череп разлетелся от выстрела в упор…
Сухогруз встал на рейде у выхода из Гибралтарского пролива. Прождать следовало три дня, пока согласно расписанию не пройдут несколько танкеров и эскадра вспомогательных кораблей Средиземноморской группировки НАТО. Все гражданские рейсы подчинялись строгой закономерности военной операции, график движения по проливу менялся по первой команде Брюсселя.
Чеченцы, сопровождавшие груз оливок, почти все время торчали под тентом на корме, не упуская из виду свой контейнер. Украинский экипаж с опаской поглядывал на немногословных и хмурых кавказцев, с первого же дня отказавшихся обедать вместе с командой и не вступавших ни в какие разговоры. На любой вопрос чеченцы только смотрели исподлобья, пожимали плечами и отворачивались, не произнося ни слова.
Спустя двое суток их оставили в покое и не приближались к ним ближе чем на двадцать шагов. Звери — они и есть звери, решили украинцы и стали демонстративно устраивать посиделки на носу судна, где пили припасенную горилку, поедали сало и немелодично пели заунывные песни. Капитан и его помощники из числа греков ни во что не вмешивались. Им слишком хорошо заплатили за провоз контрабанды, чтобы они совали свой нос в чужие дела.
Младший по возрасту Султан принес из камбуза полный чайник и уважительно подал старшему Арби полную чашку крепчайшей заварки.
— Сказать, чтобы кушать готовили? — Между собой они говорили на диалекте родного горного села, не опасаясь, что кто-нибудь поймет хоть слово.
— Потом, — Арби отхлебнул напиток и аккуратно поставил чашку на столик рядом с шезлонгом.
— Повар скоро спать пойдет, — напомнил младший.
— Э, поднимем, если надо! Или сами приготовим… — убеленный сединой горец мазнул взглядом по палубе, — русаки уже легли?
— Час назад.
— Никто к ящику не подходил?
— Даже близко не было. Боятся, — с улыбкой заявил Султан.
Страх был именно тем чувством, которое, по мнению молодого чеченца, должен внушать настоящий вайнах всем остальным «недочеловекам».
Арби уловил в голосе младшего оттенок презрительного превосходства.
— Не усердствуй слишком. Пережмешь — они огрызаться начнут.
— Русаки — трусы, — Султан небрежно положил ноги на трос ограждения, — они только силу понимают. Кинжал к горлу поставишь, и все. Как наши в Ичкерии делают.
— Ты тоже, если тебе ножик к горлу приставить, особенно геройствовать не будешь. — В отличие от младшего, отмотавший два срока на зоне Арби реально оценивал сущность человеческой природы и на порядок лучше, чем «волк ислама», умел логически мыслить.
Молодежь независимой Ичкерии в большинстве своем не интересовалась ничем, кроме наркотиков и горячительных напитков. Получив свободу без разумных ограничений, нация с бешеной скоростью стала деградировать. Не помогали ни законы шариата, ни увещевания мулл, ни строгая дисциплина военных лагерей.
Арби искоса посмотрел на пышущего самодовольством Султана.
Юнец, выросший далеко в горах, не умеющий ни читать, ни писать, говорящий по-русски предложениями в три слова. Пушечное мясо, годное лишь для того, чтобы выполнить одно элементарное задание и погибнуть. Сгинуть без следа, оставив после себя только строчку в ведомости, по которой он получил автомат из рук командира отряда самообороны.
И все.
— А эта штука Кремль снести может? — Султан указал пальцем на контейнер.
— Не маши руками, — предостерег Арби. Он хотел ввернуть что-нибудь обидное про козу, которую пастух привязывает к забору, но промолчал. Младший был непредсказуем, мог схватиться за пистолет. А миссия Арби требовала хороших взаимоотношений с напарником. Вплоть до того момента, когда груз прибудет в Санкт-Петербург и контейнер перебросят на берег.
— Никого же нет…
— Неважно. Следи за собой… А насчет этой штуки могу сказать — она и Кремль, и пол Москвы снести может. Смотря куда заложить.
— А кто решать будет? — глаза у младшего загорелись. Он уже видел себя на совете старейшин, цедящим сквозь зубы грозные распоряжения.
— Есть люди, — дипломатично отреагировал Арби, — кому положено.
— Шамиль?
— Возможно.
— Породниться с ним хочу, — серьезно заявил Султан. — У него сестры есть. Денег на калым соберу и посватаюсь…
«Как же! — подумал Арби, не меняя бесстрастного выражения лица. — Тебя его охрана дальше ворот не пустит. Породниться! Идиот… Год назад еще за козами в своей деревне гонялся, а туда же! Таких, как ты, к Шамилю десяток в неделю приходит…»
— «Мерседес» себе куплю, белый. Как у брата, — Султан продолжал развивать свое видение красивой жизни. — Дом построю. Русских рабов надо…
— Дело сделаешь — все будет, — на полном серьезе кивнул старший. — Но сначала надо задание выполнить.
Султану никто не сообщил, что его короткая и неправедная жизнь закончится в тот час, когда контейнер с ядерной боеголовкой будет погружен на автомобиль и вывезен за пределы порта. Молодой чеченец исчезнет, а его родственникам скажут, что он погиб, как мужчина, в схватке с многочисленными и коварными врагами. К примеру, в бою с питерским СОБРом, прикрывая отход группы. Тело сожгут в муфельной печи, семье выплатят приличную сумму, и односельчане Султана вздохнут спокойно, избавившись от тупого, злобного и мстительного юноши. Посочувствуют для вида, а сами вознесут молитву Аллаху, что убрал из деревни этого законченного ублюдка.
— Еще чаю? — предложил Султан.
— Можно, — Арби не стал возражать.
Об пол звякнула вылетевшая гильза, голова американца треснула, и из нее вылетел фонтанчик крови и желтоватых ошметков мозговой ткани. Часть попала на брюки Владиславу.
«Тьфу ты ну ты! — Рокотов сморщился. — Во придурок! Кто ж разрывной с метра палит? Теперь не отчистится… — Он сдернул с шеи одного из убитых албанцев платок и смахнул со штанины полупрозрачные кусочки. — Четверым хана. Однако нельзя забывать и об остальных. Впрочем, они сюда еще минут пятнадцать не сунутся. Так что время есть… Хотя и немного».
Биолог вновь выглянул в окно.
Обстановка не менялась. Косовары продолжали торчать возле пикапа, передавая по кругу очередной «косячок».
Влад подпер дверь обломком доски и выбрался из барака через боковое, предусмотрительно открытое им два часа назад узкое окошко. Спрыгнул в бурьян, разросшийся у стены, прополз до крайнего автомобиля и оказался в двадцати метрах от скучковавшихся албанцев.
Осторожно сменил магазин пистолет-пулемета и заглянул через стекло в салон «мерседеса». В замке зажигания под отделанным дорогой серой кожей и деревом рулем торчали ключи.
Рокотов пробрался к следующей машине и ножом сделал надрезы на обеих передних шинах. Не насквозь, боясь привлечь внимание хлопком лопнувшей покрышки, а на половину толщины резины. Так, чтобы шины не выдержали через несколько десятков секунд после начала движения.
Расправляться с оставшимися «джипом» и «пикапом» было опасно. Слишком близко к косоварам. Влад отполз обратно и медленно приоткрыл дверцу черного «мерседеса».
Потом сделал несколько глубоких вздохов, переместился на пару метров влево и прижался щекой к ствольной коробке верного «Хеклер-Коха».
Глава 3. МИСТЕР ШОССЕ.
— Ну, дя-я-дя! — капризно протянул Николай Ковалевский, вынимая из пачки уже третью по счету сигарету «Давидофф».
Дядя изволил набивать себе брюхо и мало обращал внимания на недалекого и трусливого племянника. Утром племяш Коля оборвал все телефоны, вызванивая своего родственника в ГУВД, дозвонившись, истерично орал в трубку и наконец назначил встречу в кафе «Гном» на Литейном проспекте. Ни дядя, ни племянник не подозревали, что сие учреждение еще с незапамятных времен используется «Конторой Глубинного Бурения» (ныне имеющей иное название) для встреч с «секретными сотрудниками». Проще говоря — со стукачами.
Так что рандеву подполковника милиции и председателя общества «За права очередников» проходило в окружении нескольких пар сексотов и их кураторов, оживленно обсуждавших насущные проблемы.
— Дай поесть, — буркнул дядюшка и пододвинул к себе тарелку с мясным ассорти. — Можешь пока изложить свои предложения…
— Это я у тебя хотел спросить! — Ковалевский младший нервно задергал левой щекой. — Квартиру не я нашел, а ты вместе со своим однокурсником! Но пришли ко мне.
Дядя поднял на племянника тяжелый взгляд.
— Ну и что?
— Как — что?! — возмущению Николая не было предела. — Я теперь не знаю, как поступить!
Суть вопроса была элементарна. Не далее как накануне вечером мелкого коммерсанта и «крупного» общественного деятеля Николая Ефимовича Ковалевского в его собственном подъезде встретили двое неприятных типов. Для разминки Колю треснули об стену, вытерли полами его пальто заплеванные ступеньки и популярно объяснили, что он должен в течение десяти дней собрать тридцать тысяч долларов и вручить их в качестве платы за недавно полученную им квартирку на Васильевском острове. Возражения не принимались, а когда Ковалевский попытался открыть рот, ему чувствительно врезали по почкам.
На этом неприятности не закончились.
Ровно через десять минут после инцидента в подъезде ему позвонили домой и замогильным голосом порекомендовали не тянуть, в милицию не бегать, а побыстрее решать вопрос с деньгами.
Дополнительно в качестве напоминания некто выцарапал на капоте его «вольво» число «30 000». Случилась сия пакость ночью, сигнализация почему-то не сработала, и, выйдя утром к машине, Николай был неприятно поражен в третий раз за неполные десять часов.
— Ты никому дорогу по старым делам не переходил? — дядя доел ассорти и нацелился на шашлык.
Вопрос был далеко не праздный. Жизнь Ковалевский-младший вел бурную, со множеством «непоняток» и «запуток», с которыми несколько раз были вынуждены разбираться его родственники, вытаскивая Николая из крайне неприятных ситуаций. Вроде уголовных дел по фактам мошенничества или разбирательств с бандитами по поводу данных опрометчивых обещаний. Председатель общества «За права очередников» отличался длинным языком, почти полным отсутствием интеллекта и патологической жадностью.
«Дал Бог родственничка…» — неприязненно подумал Ковалевский старший.
— Все старые дела уже в прошлом, — гордо заявил Николай. — Теперь я уважаемый человек, вхож в Законодательное Собрание и вообще скоро сам буду баллотироваться.
— Ага, — подполковник хмыкнул, — разбежался… Кто ж тебя с непогашенными судимостями в депутаты выдвинет?
— Я полностью реабилитирован!
— Кому другому расскажи. То, что ты попал под амнистию, не означает реабилитации. Скорее наоборот, — был виновен, да так вышло, что государство тебя простило…
— Но по закону!.. — взвизгнул коммерсант.
— Нишкни! «По закону!» — передразнил толстый милиционер. — По закону ты бы сейчас свою задницу «синякам»[21] на зоне подставлял. Если б не твоя мать, которой я слово дал, ты бы да-авно либо в петушином углу проживал, либо с куском рельсы на шее рыб кормил на болотах. Ясно?
Ковалевский младший обиженно засопел.
— Ты что думаешь, — неумолимо продолжал дядюшка, — о тебе все те, кого ты кинул, забудут? Ошибаешься! Может и через год всплыть, и через десять. Люди, они злопамятны, ждать умеют. Вот пройдет лет пять, ты успокоишься окончательно, и тут — бац, кто-то тебе башку на лестнице раскроит! Концов не найти… Или хулиганье какое возле дома встретит, перышком пощекочет. Еще и ограбят для пущего антуража.
— Охрану заведу, — проскрипел Николай.
— На какие деньги? Ты же как был нищим, так и остался. Серьезную охрану тебе не потянуть, а дилетанты не помогут.
— Ну, не знаю…
— А тут и знать то нечего. Реальные бодигарды берут штуку баксов в сутки. На каждого! — подполковник поднял палец. — Итого — соточка в месяц. Вот и считай… Ты на своих очередниках коробчишь штуки три-четыре, плюс на аферах с квартирами столько же. Не потянешь.
За соседним столиком между худосочным сексотом и кряжистым майором ФСБ из подразделения «зет» назревал скандал. Сексот засучил ножками и повысил голос.
— Не буду я с Васькой-Крысой больше спать! Противно, вы не представляете себе!
— Почему? — прогудел майор.
— Я не люблю его, — потупился сексот. Несколько голов повернулись к их столику. Коллеги майора укоризненно подвигали бровями.
— Надо, Русланчик, надо, — майор положил широкую ладонь на цыплячью ручку своего агента. — Есть такое понятие — государственная безопасность… Хорошо отработаешь — мы тебе в Госдуму поможем пройти. А если очень противно, то попытайся на месте Васьки представить, к примеру, Егора Гайдара. Ты же в его партии, вот и пофантазируй…
Беседа перешла на обычный полушепот. Сексот обреченно вздохнул.
На секунду отвлекшийся Ковалевский-младший вновь повернулся к дяде.
— Так что же делать?
— Тебе — ничего, — подполковник удовлетворенно рыгнул, — ближе к концу десятидневного срока я поставлю к тебе парочку оперов из своих. Они вымогателей за химоту и прихватят. А там разберемся, кто и почему на тебя наезжать вздумал…
— Еще черножопый этот, — напомнил Николай.
— И до него руки дойдут…
В неприметной кремовой «четверке», стоявшей метрах в ста от кафе «Гном», молодой парень, сидевший на пассажирском сиденье, недоуменно посмотрел на водителя. Оба слушали разговор Ковалевских через динамики аудиосистемы.
— Какой еще черножопый?
— Не было такого, — водитель покачал головой, — по ориентировке не проходил… И Борис ничего не сообщал.
Валентин, молодой стажер из Главного Разведывательного Управления, сделал отметку в специальном блокноте: в разработке появился новый фигурант. Его напарник, исполняющий сегодня роль водителя, чуть увеличил громкость.
Вчерашний инцидент, мастерски организованный самими членами группы наблюдения, принес ощутимые результаты. После встречи с двумя «хулиганами», в качестве которых выступили двое стажеров, объект разработки тут же помчался консультироваться с подельниками.
Кирилл побарабанил пальцами по рулю.
— Распыляться нельзя. Нас и так только шестеро.
— Сообщим старшему, пусть присылает еще людей… — Валентин закурил.
— Сказано справляться собственными силами. Не забывай, что это задание на зачет.
— Помню. Ладно, собственными — так собственными. В конце концов, нового фигуранта можно отработать «каруселью»[22].
— Если это не фуфел и не следок барыги из далекого прошлого.
— Верно.
Микрофон булавка, закрепленный под воротником пальто Ковалевского-младшего, продолжал исправно посылать сигнал на приемный пульт, замаскированный под обычнейшую автомагнитолу «Кларион».
— Надо быстрее, — Николай поерзал на стуле.
— Перебьешься, — заявил дядюшка, прихлебывая минеральную воду, — сначала решим вопрос с наездом. Чурка от нас никуда не денется. Живет стационарно, связи в его райотделе у меня хорошие. Встретят на улице, пакет анаши в карман — и в камеру. А там все, что надо, выбьют. Вот так…
— Все равно надо быстрее, — занудливости коммерсанта можно было позавидовать.
— Быстро только кошки родятся. Недоношенные, — резко отрубил подполковник. — Ты мне вот что лучше скажи — когда твои очередники квартиры начнут получать?
— Не квартиры, а землю под строительство, — важно надулся председатель общества. — Я разработал схему, по которой стоимость метра жилья будет снижена вдвое или втрое…
— Ты мне свою лабуду не грузи. Оставь ее для лохов, которых ты обуваешь.
— Почему лабуду? Проект подписан, все согласовано…
— Потому! — Ковалевский старший свел брови к переносице. — Ты что думаешь, я не знаю, что все это туфта? Дело в том, что часть из твоих очередников — менты… И неприятности тебе обеспечены.
— Да ладно… — Николай попытался возразить. Но как-то неуверенно.
— Ну, смотри сам. Если тебя наши пинать начнут, на меня не рассчитывай. Все, я пошел… И не звони мне на работу. У нас опять начальство новое, могут телефоны на прослушку поставить. Что срочное — сбрось на пейджер. Я тебе сам брякну.
Ковалевский-младший расплатился за обед дядюшки, посидел еще несколько минут и вышел к своей машине. Бросил колючий взгляд по сторонам, с ненавистью посмотрел на цифру «три» с четырьмя нулями на капоте и плюхнулся на водительское сиденье.
Поерзал, тоненько пукнул и завел двигатель.
Вслед за ним по Литейному двинулась и «четверка». Пошла не спеша, в десятке корпусов от «вольво».
Стажеры не боялись потерять объект, ибо под задним бампером шведского автомобиля уже три дня исправно работал радиомаячок.
Первую пулю схлопотал широкоплечий албанец, сидевший лицом к Владиславу.
«Хеклер-Кох» кашлянул, отражатель выбросил гильзу вправо, и семь с половиной грамм свинца угодили косовару точно в центр груди. Оболочка пули лопнула, сердечник пробил кость и ушел в сторону, наматывая на себя сосуды и нервные окончания. Развернувшаяся «розочкой» рубашка из тонкой меди скользнула по касательной внутри грудной клетки, распорола сердечную мышцу и застряла в надпочечнике.
Албанец поперхнулся и медленно упал лицом вниз.
Пока он падал, Рокотов веретеном откатился вбок, перекинул ограничитель в положение автоматического огня и дал длинную, в десяток патронов очередь из-под днища внедорожника в спины сидящих албанцев.
Косовары заорали сразу в несколько глоток.
Влад, не обращая внимания на крики, опустошил рожок в массивную ствольную коробку пулемета. Девятимиллиметровые пули разорвали тонкую жесть, с визгом отскочила возвратная пружина, загремела по кузову «пикапа» срезанная пистолетная рукоятка, сверкающей змеей изогнулась и выпала из кожуха пулеметная лента.
Грозное дальнобойное оружие прекратило свое существование.
Албанцы лишились своего второго, после численного превосходства, козыря.
Биолог отбросил в сторону опустевший магазин, прыжком преодолел расстояние до дверцы «мерседеса» и заскочил на сиденье.
Мотор взревел, Влад установил рычаг коробки передач на "R"[23], двухтонная машина рванулась задним ходом. Рокотов мягко развернул руль, и чудо немецкого автомобилестроения по дуге залетело за угол барака. Косовары не ожидали выезда машины и перенесли огонь на «мерседес» слишком поздно.
В корпус не попало ни единой пули.
Однако и рассиживаться на одном месте было крайне опасно.
Владислав перебросил рычаг на "D"[24], щелкнул кнопкой "S"[25]на центральном тоннеле и втопил педаль газа.
Трехсотшестисильный мотор не подвел.
«Мерседес» вылетел из-за угла, словно огромная черная торпеда, вихрем промчался через двор и скакнул на грунтовку, переехав левыми колесами не успевшего вскочить автоматчика. Система стабилизации скорректировала наклон корпуса, и Рокотов почувствовал лишь, как автомобиль плавно качнуло. По крыше чиркнули две пули, но машина уже вырвалась на оперативный простор и теперь неслась в густом облаке пыли, не позволяющем оставшимся позади албанцам толком прицелиться.
Преимущество у Владислава было только в разгонной динамике. Оторвавшись в первые секунды на несколько сотен метров, он мог лишь удерживать этот разрыв. По проселочным дорогам особенно не погоняешь, скорость более девяноста километров в час без риска перевернуться не наберешь. Тем более — на седане с дорожным просветом в пятнадцать сантиметров и активной пружинной подвеской. Утешало одно — внедорожники и пикапы тоже больше не разгоняются, так что при грамотном подходе к делу вполне возможно не спеша добраться до приличной асфальтовой трассы и там уже выжать на полную. Главное — следить за дорогой и не посадить на брюхо пятиметровый аппарат. Ибо тогда придется совсем кисло.
Рокотов уселся поудобнее и посмотрел в зеркало заднего вида. В полукилометре от него пылил джип. Пикапа видно не было. Скорее всего, его либо зацепило шальной очередью, либо в команде преследователей осталось уже слишком мало народу.
Вслед «мерседесу», если судить по вспышкам, активно палили. Но на таком расстоянии это было совершенно бессмысленно. Пули ложились не ближе пятидесяти метров от цели, тряска кузова не позволяла стрелкам навести стволы.
«Группа албанских даунов, — подытожил Влад и, сняв одну руку с руля, вставил магазин в пистолет-пулемет, — только патроны зря жгут… — Он с интересом обозрел интерьер автомобиля. — Классная тачка! Мне бы такую… А что? Деньги есть, приеду в Питер, можно и купить. Солидно, достойно, консервативно. Только вот одна маленькая проблемка имеется — я пока что не в Питере, а болтаюсь на дороге с косоварами на хвосте… Причем с агрессивными и неплохо вооруженными. Еще и обозленными сверх меры потерей командиров и товарищей. Сами виноваты! Надо было дома сидеть и не мешать мне идти по своим делам. А таперича — извольте получить геморрой с редкой в этих местах фамилией Рокотов. Хотя… Если так дальше пойдет, фамилия сия будет греметь на всех углах. И во всех выпусках криминальных новостей. Как бы сказали не обремененные высшим и средним образованием питерские „братки“ — „К этому надо стремиться!“ …Да уж, перспектива…»
Немецкий седан как будто плыл над неровностями почвы. Подвеска работала идеально, только раз или два «мерседес» все же стукнул днищем о крупные камни. Указатель топлива показывал примерно половину бака, масло было в норме, температура охлаждающей системы держалась в желтой зоне.
Владислав окончательно освоился и включил кондиционер и приемник. Салон наполнился звуками восточной мелодии. Рокотову она не понравилась, и он нашел станцию, передающую современную европейскую музыку.
Дядя изволил набивать себе брюхо и мало обращал внимания на недалекого и трусливого племянника. Утром племяш Коля оборвал все телефоны, вызванивая своего родственника в ГУВД, дозвонившись, истерично орал в трубку и наконец назначил встречу в кафе «Гном» на Литейном проспекте. Ни дядя, ни племянник не подозревали, что сие учреждение еще с незапамятных времен используется «Конторой Глубинного Бурения» (ныне имеющей иное название) для встреч с «секретными сотрудниками». Проще говоря — со стукачами.
Так что рандеву подполковника милиции и председателя общества «За права очередников» проходило в окружении нескольких пар сексотов и их кураторов, оживленно обсуждавших насущные проблемы.
— Дай поесть, — буркнул дядюшка и пододвинул к себе тарелку с мясным ассорти. — Можешь пока изложить свои предложения…
— Это я у тебя хотел спросить! — Ковалевский младший нервно задергал левой щекой. — Квартиру не я нашел, а ты вместе со своим однокурсником! Но пришли ко мне.
Дядя поднял на племянника тяжелый взгляд.
— Ну и что?
— Как — что?! — возмущению Николая не было предела. — Я теперь не знаю, как поступить!
Суть вопроса была элементарна. Не далее как накануне вечером мелкого коммерсанта и «крупного» общественного деятеля Николая Ефимовича Ковалевского в его собственном подъезде встретили двое неприятных типов. Для разминки Колю треснули об стену, вытерли полами его пальто заплеванные ступеньки и популярно объяснили, что он должен в течение десяти дней собрать тридцать тысяч долларов и вручить их в качестве платы за недавно полученную им квартирку на Васильевском острове. Возражения не принимались, а когда Ковалевский попытался открыть рот, ему чувствительно врезали по почкам.
На этом неприятности не закончились.
Ровно через десять минут после инцидента в подъезде ему позвонили домой и замогильным голосом порекомендовали не тянуть, в милицию не бегать, а побыстрее решать вопрос с деньгами.
Дополнительно в качестве напоминания некто выцарапал на капоте его «вольво» число «30 000». Случилась сия пакость ночью, сигнализация почему-то не сработала, и, выйдя утром к машине, Николай был неприятно поражен в третий раз за неполные десять часов.
— Ты никому дорогу по старым делам не переходил? — дядя доел ассорти и нацелился на шашлык.
Вопрос был далеко не праздный. Жизнь Ковалевский-младший вел бурную, со множеством «непоняток» и «запуток», с которыми несколько раз были вынуждены разбираться его родственники, вытаскивая Николая из крайне неприятных ситуаций. Вроде уголовных дел по фактам мошенничества или разбирательств с бандитами по поводу данных опрометчивых обещаний. Председатель общества «За права очередников» отличался длинным языком, почти полным отсутствием интеллекта и патологической жадностью.
«Дал Бог родственничка…» — неприязненно подумал Ковалевский старший.
— Все старые дела уже в прошлом, — гордо заявил Николай. — Теперь я уважаемый человек, вхож в Законодательное Собрание и вообще скоро сам буду баллотироваться.
— Ага, — подполковник хмыкнул, — разбежался… Кто ж тебя с непогашенными судимостями в депутаты выдвинет?
— Я полностью реабилитирован!
— Кому другому расскажи. То, что ты попал под амнистию, не означает реабилитации. Скорее наоборот, — был виновен, да так вышло, что государство тебя простило…
— Но по закону!.. — взвизгнул коммерсант.
— Нишкни! «По закону!» — передразнил толстый милиционер. — По закону ты бы сейчас свою задницу «синякам»[21] на зоне подставлял. Если б не твоя мать, которой я слово дал, ты бы да-авно либо в петушином углу проживал, либо с куском рельсы на шее рыб кормил на болотах. Ясно?
Ковалевский младший обиженно засопел.
— Ты что думаешь, — неумолимо продолжал дядюшка, — о тебе все те, кого ты кинул, забудут? Ошибаешься! Может и через год всплыть, и через десять. Люди, они злопамятны, ждать умеют. Вот пройдет лет пять, ты успокоишься окончательно, и тут — бац, кто-то тебе башку на лестнице раскроит! Концов не найти… Или хулиганье какое возле дома встретит, перышком пощекочет. Еще и ограбят для пущего антуража.
— Охрану заведу, — проскрипел Николай.
— На какие деньги? Ты же как был нищим, так и остался. Серьезную охрану тебе не потянуть, а дилетанты не помогут.
— Ну, не знаю…
— А тут и знать то нечего. Реальные бодигарды берут штуку баксов в сутки. На каждого! — подполковник поднял палец. — Итого — соточка в месяц. Вот и считай… Ты на своих очередниках коробчишь штуки три-четыре, плюс на аферах с квартирами столько же. Не потянешь.
За соседним столиком между худосочным сексотом и кряжистым майором ФСБ из подразделения «зет» назревал скандал. Сексот засучил ножками и повысил голос.
— Не буду я с Васькой-Крысой больше спать! Противно, вы не представляете себе!
— Почему? — прогудел майор.
— Я не люблю его, — потупился сексот. Несколько голов повернулись к их столику. Коллеги майора укоризненно подвигали бровями.
— Надо, Русланчик, надо, — майор положил широкую ладонь на цыплячью ручку своего агента. — Есть такое понятие — государственная безопасность… Хорошо отработаешь — мы тебе в Госдуму поможем пройти. А если очень противно, то попытайся на месте Васьки представить, к примеру, Егора Гайдара. Ты же в его партии, вот и пофантазируй…
Беседа перешла на обычный полушепот. Сексот обреченно вздохнул.
На секунду отвлекшийся Ковалевский-младший вновь повернулся к дяде.
— Так что же делать?
— Тебе — ничего, — подполковник удовлетворенно рыгнул, — ближе к концу десятидневного срока я поставлю к тебе парочку оперов из своих. Они вымогателей за химоту и прихватят. А там разберемся, кто и почему на тебя наезжать вздумал…
— Еще черножопый этот, — напомнил Николай.
— И до него руки дойдут…
В неприметной кремовой «четверке», стоявшей метрах в ста от кафе «Гном», молодой парень, сидевший на пассажирском сиденье, недоуменно посмотрел на водителя. Оба слушали разговор Ковалевских через динамики аудиосистемы.
— Какой еще черножопый?
— Не было такого, — водитель покачал головой, — по ориентировке не проходил… И Борис ничего не сообщал.
Валентин, молодой стажер из Главного Разведывательного Управления, сделал отметку в специальном блокноте: в разработке появился новый фигурант. Его напарник, исполняющий сегодня роль водителя, чуть увеличил громкость.
Вчерашний инцидент, мастерски организованный самими членами группы наблюдения, принес ощутимые результаты. После встречи с двумя «хулиганами», в качестве которых выступили двое стажеров, объект разработки тут же помчался консультироваться с подельниками.
Кирилл побарабанил пальцами по рулю.
— Распыляться нельзя. Нас и так только шестеро.
— Сообщим старшему, пусть присылает еще людей… — Валентин закурил.
— Сказано справляться собственными силами. Не забывай, что это задание на зачет.
— Помню. Ладно, собственными — так собственными. В конце концов, нового фигуранта можно отработать «каруселью»[22].
— Если это не фуфел и не следок барыги из далекого прошлого.
— Верно.
Микрофон булавка, закрепленный под воротником пальто Ковалевского-младшего, продолжал исправно посылать сигнал на приемный пульт, замаскированный под обычнейшую автомагнитолу «Кларион».
— Надо быстрее, — Николай поерзал на стуле.
— Перебьешься, — заявил дядюшка, прихлебывая минеральную воду, — сначала решим вопрос с наездом. Чурка от нас никуда не денется. Живет стационарно, связи в его райотделе у меня хорошие. Встретят на улице, пакет анаши в карман — и в камеру. А там все, что надо, выбьют. Вот так…
— Все равно надо быстрее, — занудливости коммерсанта можно было позавидовать.
— Быстро только кошки родятся. Недоношенные, — резко отрубил подполковник. — Ты мне вот что лучше скажи — когда твои очередники квартиры начнут получать?
— Не квартиры, а землю под строительство, — важно надулся председатель общества. — Я разработал схему, по которой стоимость метра жилья будет снижена вдвое или втрое…
— Ты мне свою лабуду не грузи. Оставь ее для лохов, которых ты обуваешь.
— Почему лабуду? Проект подписан, все согласовано…
— Потому! — Ковалевский старший свел брови к переносице. — Ты что думаешь, я не знаю, что все это туфта? Дело в том, что часть из твоих очередников — менты… И неприятности тебе обеспечены.
— Да ладно… — Николай попытался возразить. Но как-то неуверенно.
— Ну, смотри сам. Если тебя наши пинать начнут, на меня не рассчитывай. Все, я пошел… И не звони мне на работу. У нас опять начальство новое, могут телефоны на прослушку поставить. Что срочное — сбрось на пейджер. Я тебе сам брякну.
Ковалевский-младший расплатился за обед дядюшки, посидел еще несколько минут и вышел к своей машине. Бросил колючий взгляд по сторонам, с ненавистью посмотрел на цифру «три» с четырьмя нулями на капоте и плюхнулся на водительское сиденье.
Поерзал, тоненько пукнул и завел двигатель.
Вслед за ним по Литейному двинулась и «четверка». Пошла не спеша, в десятке корпусов от «вольво».
Стажеры не боялись потерять объект, ибо под задним бампером шведского автомобиля уже три дня исправно работал радиомаячок.
Первую пулю схлопотал широкоплечий албанец, сидевший лицом к Владиславу.
«Хеклер-Кох» кашлянул, отражатель выбросил гильзу вправо, и семь с половиной грамм свинца угодили косовару точно в центр груди. Оболочка пули лопнула, сердечник пробил кость и ушел в сторону, наматывая на себя сосуды и нервные окончания. Развернувшаяся «розочкой» рубашка из тонкой меди скользнула по касательной внутри грудной клетки, распорола сердечную мышцу и застряла в надпочечнике.
Албанец поперхнулся и медленно упал лицом вниз.
Пока он падал, Рокотов веретеном откатился вбок, перекинул ограничитель в положение автоматического огня и дал длинную, в десяток патронов очередь из-под днища внедорожника в спины сидящих албанцев.
Косовары заорали сразу в несколько глоток.
Влад, не обращая внимания на крики, опустошил рожок в массивную ствольную коробку пулемета. Девятимиллиметровые пули разорвали тонкую жесть, с визгом отскочила возвратная пружина, загремела по кузову «пикапа» срезанная пистолетная рукоятка, сверкающей змеей изогнулась и выпала из кожуха пулеметная лента.
Грозное дальнобойное оружие прекратило свое существование.
Албанцы лишились своего второго, после численного превосходства, козыря.
Биолог отбросил в сторону опустевший магазин, прыжком преодолел расстояние до дверцы «мерседеса» и заскочил на сиденье.
Мотор взревел, Влад установил рычаг коробки передач на "R"[23], двухтонная машина рванулась задним ходом. Рокотов мягко развернул руль, и чудо немецкого автомобилестроения по дуге залетело за угол барака. Косовары не ожидали выезда машины и перенесли огонь на «мерседес» слишком поздно.
В корпус не попало ни единой пули.
Однако и рассиживаться на одном месте было крайне опасно.
Владислав перебросил рычаг на "D"[24], щелкнул кнопкой "S"[25]на центральном тоннеле и втопил педаль газа.
Трехсотшестисильный мотор не подвел.
«Мерседес» вылетел из-за угла, словно огромная черная торпеда, вихрем промчался через двор и скакнул на грунтовку, переехав левыми колесами не успевшего вскочить автоматчика. Система стабилизации скорректировала наклон корпуса, и Рокотов почувствовал лишь, как автомобиль плавно качнуло. По крыше чиркнули две пули, но машина уже вырвалась на оперативный простор и теперь неслась в густом облаке пыли, не позволяющем оставшимся позади албанцам толком прицелиться.
Преимущество у Владислава было только в разгонной динамике. Оторвавшись в первые секунды на несколько сотен метров, он мог лишь удерживать этот разрыв. По проселочным дорогам особенно не погоняешь, скорость более девяноста километров в час без риска перевернуться не наберешь. Тем более — на седане с дорожным просветом в пятнадцать сантиметров и активной пружинной подвеской. Утешало одно — внедорожники и пикапы тоже больше не разгоняются, так что при грамотном подходе к делу вполне возможно не спеша добраться до приличной асфальтовой трассы и там уже выжать на полную. Главное — следить за дорогой и не посадить на брюхо пятиметровый аппарат. Ибо тогда придется совсем кисло.
Рокотов уселся поудобнее и посмотрел в зеркало заднего вида. В полукилометре от него пылил джип. Пикапа видно не было. Скорее всего, его либо зацепило шальной очередью, либо в команде преследователей осталось уже слишком мало народу.
Вслед «мерседесу», если судить по вспышкам, активно палили. Но на таком расстоянии это было совершенно бессмысленно. Пули ложились не ближе пятидесяти метров от цели, тряска кузова не позволяла стрелкам навести стволы.
«Группа албанских даунов, — подытожил Влад и, сняв одну руку с руля, вставил магазин в пистолет-пулемет, — только патроны зря жгут… — Он с интересом обозрел интерьер автомобиля. — Классная тачка! Мне бы такую… А что? Деньги есть, приеду в Питер, можно и купить. Солидно, достойно, консервативно. Только вот одна маленькая проблемка имеется — я пока что не в Питере, а болтаюсь на дороге с косоварами на хвосте… Причем с агрессивными и неплохо вооруженными. Еще и обозленными сверх меры потерей командиров и товарищей. Сами виноваты! Надо было дома сидеть и не мешать мне идти по своим делам. А таперича — извольте получить геморрой с редкой в этих местах фамилией Рокотов. Хотя… Если так дальше пойдет, фамилия сия будет греметь на всех углах. И во всех выпусках криминальных новостей. Как бы сказали не обремененные высшим и средним образованием питерские „братки“ — „К этому надо стремиться!“ …Да уж, перспектива…»
Немецкий седан как будто плыл над неровностями почвы. Подвеска работала идеально, только раз или два «мерседес» все же стукнул днищем о крупные камни. Указатель топлива показывал примерно половину бака, масло было в норме, температура охлаждающей системы держалась в желтой зоне.
Владислав окончательно освоился и включил кондиционер и приемник. Салон наполнился звуками восточной мелодии. Рокотову она не понравилась, и он нашел станцию, передающую современную европейскую музыку.