Черкасов Дмитрий. Шансон для братвы

   — Ну, красное такое, большое, с пупырышками с одной стороны... Не помню, как сорт называется, мой любимый.
   — А, «Стартинг», знаю. Вкусные яблоки. А вот у меня образ — круглое, желтое, среднего размера. Вот видишь, мы хоть друг друга понимаем, но мыслим по-разному, одинаковое словосочетание вызывает совсем различные ассоциации. И это в элементарном понятии! А что говорить о категориях более высоких... Туда же вкладывается еще множество понятий, условностей, опыт наш жизненный, а он у всех разный...
   — Да, верно. Ты, кстати, не забыл, мы с тобой о проверке интеллекта говорили?
   — Нет, не забыл. Я позвонил, можешь в любое удобное время к моему дружбану подъехать. Он в судмедэкспертизе работает. Знаешь, где?
   — Ага, возле «Техноложки».
   — Именно. Только пацанов с собой не бери, тогда труба будет, с их шуточками тебе либо агрессивность жуткую поставят, либо вообще дебилом получишься... Они доведут.

* * *

   Когда кабина лифта уже почти доехала до нужного Гоблину седьмого этажа, в шахте что-то щелкнуло, треснуло, свет замигал, и лифт остановился.
   Браток постучал кулаком по стене.
   Та отозвалась дребезжанием дешевого пластика и лопнула во всю высоту.
   Взору Гоблина открылась грязная бетонная стена.
   Верзила почесал затылок и нажал кнопку вызова ремонтной бригады.
   Никто не отозвался. Провода давным-давно были перерезаны местным хулиганьем.
   — Эй, блин! — заорал Гоблин. — Люди!
   Тишина. Дом будто вымер.
   — Да отзовитесь кто-нибудь!
   Вопль братка заметался в лифтовой шахте.
   — Выберусь — головы поотрываю! — Гоблин попытался разжать двери, но только согнул одну из створок. — Лю-юди-и-и!
   Забаррикадировавшиеся в своих квартирах жильцы сделали вид, что не слышат воплей из застрявшего лифта, и увеличили громкость своих телевизоров.
   Гоблин бушевал еще минут сорок.
   Он напрочь разнес три из четырех стен кабины и чуть не проломил потолок.
   Но все тщетно. Около часа ночи браток притомился, махнул на все рукой. И свернулся калачиком на полу, подложив под голову огромный кулак. «Ладно, завтра я снова буду крутым...» — подумал он, засыпая.

Глава 14
Так кто у нас псих?

   Огнев прибыл для прохождения психиатрической экспертизы ровно в десять утра и в коридоре сразу увидел Султанова, грустно стоящего у окна.
   — Что вы такой невеселый?
   — Ничего, встал рано... Вот постановление, распишитесь.
   Дмитрий взял листок и углубился в чтение.
   — Интересно получается, — Огнев покрутил авторучкой. — А где это я вам противоречивые показания давал? Воробейчик в клювике информацию принес? Ну-ну, пернатый, погоди, скоро как в Китае будет... ^[97]
   Султанов молчал, смотрел в окно и делал вид, что к нему это не относится.
   Огнев криво ухмыльнулся и продолжил:
   — Так, следствием установлено, что... ля-ля-ля... двести миллионов рублей, ого! Кто установил? Вы? Ага, говорил, что у него было сотрясение мозга... Кому говорил? Неясно. Когда? Когда из камеры выходил, а Султановым в то время и не пахло?.. Ладно. Получается лажа, Иса Мухтарович, по этой писульке я не свидетель, а обвиняемый... Ну, и где обвинение?
   — Если не согласны, можете написать, я же вам предлагал отказаться, — Султанов ткнул в листок постановления.
   — Не дождетесь! А соображения свои я обязательно изложу... Порадую Воробейчика каллиграфией. Так, вот тут и накорябаем... С фактом экспертизы согласен, с мотивировкой — нет — и почему.
   Султанов отошел.
   Ему уже порядком надоел язвительный тон Огнева, тем более что по существу — тот был прав. Отправка его на психиатрическую экспертизу была чревата скандалом, он все же был свидетелем и потерпевшим от действий экс-терпилы. Хоть и в другом районе города, но все же. Назначить экспертизу против его воли было невозможно, втайне и Воробейчик, и все остальные задействованные сотрудники надеялись, что Дмитрий откажется и можно будет тянуть время, ссылаясь на алогичность его поведения и неадекватность заявлений. Согласие Огнева путало карты, дебильная мотивировка постановления становилась ясной всем.
   — Иса Мухтарыч! — Голос «испытуемого» вывел следователя из мира дум. — Не подскажете: «очкастый крючкотвор» с большой буквы писать или как? Все-таки заместитель прокурора...
   — Где?! Вы мне официальный документ испортили!
   — Да не волнуйтесь вы так — вот ваше гениальное постановление. Я пошутил.
   Султанов выдернул листок, сунул в папку и вновь попытался принять независимый вид.
   — Пройдемте сюда, Дмитрий Семенович... Куртку можете сдать в гардероб.
   — Конечно, сдам, вежливые люди к врачу в кабинет в верхней одежде не входят, — ехидно подметил Огнев внешний вид следователя. Султанов сжал зубы — сам он только что вышел от невропатолога в плаще. — А вы что, не разденетесь? Автомат вместо пистолета сегодня взяли? Не хотите народ пугать?
   — Проходите в кабинет, вас ждут, — отреагировал красный от раздражения Султанов.
   «Пациент» вежливо постучал, зашел и присел у ближайшего стола. В большом кабинете сидели еще пяток врачей и беседовали с какими-то людьми. Видимо, испытуемые пересаживались по кругу, обходя всех специалистов.
   — Паспорт у вас с собой? — осведомилась милая девушка в белом халате.
   — А как же! Вот. — Пока она заполняла карточку, Дмитрий ознакомился с наглядным пособием по борьбе со СПИДом. Тупость текста была очевидна сразу — с такими рекомендациями проще было стать евнухом.
   — Давайте побеседуем — Вы не возражаете против экспертизы? ^[98]
   — Нет, конечно.
   — Вас не удивляет этот факт?
   — Что именно меня должно удивить — сама экспертиза или метод проведения? Так метода я еще не знаю.
   — Сама экспертиза.
   — Не особенно.
   — Я ознакомилась с постановлением — Вы пишете, что не согласны с мотивацией... Можно несколько подробнее?
   — Видите ли, я считаю, что в официальных документах стоит писать правду, а не заниматься подтасовкой фактов. Следствие пытается высосать из пальца некие таинственные обстоятельства, придумать некий тактический ход...
   — А вы считаете, что у следователя не было оснований?
   — У нынешнего — никаких. Полтора года назад постановление было вынесено, я был обвиняемым, но тогда у следователя Яичко, я его указал, были совсем другие задачи — он деньги из меня выбивал. Сейчас вспомнили, когда от меня отвязаться надо. Вот пусть и пишут правду — надо закончить с процессуальными документами. Я ж не возражаю против экспертизы, пожалуйста, исследуйте. Мероприятие лично для меня интересное, познавательное.
   — Ну что же, ответ исчерпывающий. Алкоголь употребляете?
   — Нет.
   — Совсем?
   — Абсолютно. Не имею желания...
   — Наркотики?
   — Никогда не пробовал и не намерен.
   — А алкоголь, что, тоже ни разу в жизни не пробовали?
   — Нет, почему. На вкус знаю — вернее, знал — лет десять уже даже и не притрагивался. Лет в восемнадцать вино, пиво пробовал — не понравилось. — У Огнева было отменное здоровье, он действительно вообще не пил и к тому же был мастером спорта по вольной борьбе, о чем Мегрэ-Султанов и не подозревал. Ну не пришло ему в голову послать запрос в Спорткомитет.
   — Вот тут следователь пишет о сотрясениях мозга.
   — По-моему, это его перманентное состояние.
   Невропатолог улыбнулась. Она уже пролистала дело и заметила, что подобного идиотизма, несвязухи в доказательствах и бессмысленности претензий со стороны «потерпевшего» давно не видела.
   — У вас какое образование?
   — Незаконченное высшее.
   — Где учились?
   — В Герцена. На английском отделении.
   — Почему не закончили?
   — Потерял перспективу. Стало неинтересно и ушел.
   — Чем в данный момент занимаетесь?
   — Прохожу психиатрическую экспертизу...
   Врач снова улыбнулась.
   — Конкретный ответ. Я имею в виду другое.
   — Я понял. Работаю дома, занимаюсь патентоведением...
   — В какой организации?
   Огнев непонимающе посмотрел на врача.
   — Как — в какой? В Европейском патентном бюро, естественно.
   — Ага... Ясно. Женаты?
   — Йес, — Дмитрию было скучно.
   — Как отношения в семье?
   — Замечательные.
   — Дети есть?
   — Да, двое... Дочка и дочка...
   — Жена работает?
   — Да, она журналист...
   — Горячие точки? И не боитесь за жену?
   — Да какие горячие точки! Единственная такая точка — это утюг. Она театром занимается, премьерами, спектаклями. У нее уже Султанов допытывался, видать, контрамарочку хочет...
   — Не любите вы его.
   — Вести себя надо соответственно.
   — Ну, в ваши взаимоотношения мы вторгаться не имеем права.
   — А жаль.
   — В детстве тяжелые болезни были?
   — Нет. Как у всех — свинка, ветрянка...
   — Травмы какие-либо?
   — Руку сломал, когда с дерева свалился. Мне лет десять было...
   — Головой не ударялись?
   — Не-а. И болей головных нет. Чист, как первый снег.
   — Ясно. У меня все, давайте к психиатру пересядем...
   Дмитрий уселся за соседний стол, невропатолог пристроилась рядом. Заполненный листок лег перед психиатром, немного странноватой женщиной лет пятидесяти.
   — Так-так, вы у час Огнев Дмитрий Семенович. Наследственные заболевания имеются?
   — Оптимизм. Больше нет.
   Психиатр поджала губы.
   — Кто-нибудь из родственников страдал?
   — Только от неразделенной любви... По психиатрии — нет, точнее, не знаю...
   — Что значит не знаете? — насторожилась психиатр.
   — Вы понимаете, — очень серьезно начал Огнев, — я свое генеалогическое древо только с конца позапрошлого века изучил... А что там раньше было — убей Бог, не в курсе. Не обессудьте... Может, что и не углядели...
   Невропатолог отвернулась, пряча улыбку.
   — Между прочим, у нас тут и стационар есть, — заявила психиатр.
   — А что, в экспертизу и обзорная экскурсия включена? — демонстративно обрадовался Огнев. — Здорово, не ожидал!
   — Вы меня не поняли.
   — Очень даже хорошо понял, — Дмитрий посерьезнел — Не выйдет. Я — свидетель.
   — Как? — удивилась психиатр.
   — Да, свидетель, — подтвердила невропатолог.
   «Ага, — подумал Огнев, — спец по психам забыла спросить, кто перед ней сидит. Нормально они тут работают, совсем как в ментовке».
   Психиатр наклонилась к Дмитрию, слегка покачиваясь. Огнев отклонился назад.
   — Припадки были?
   — У кого?
   — У вас, разумеется.
   — Нет, не было. Припадаю исключительно к плечу жены.
   Психиатр вновь взяла листок.
   — Вот тут написано, что вы учились на английском отделении, а занимаетесь патентами... Странно это.
   — Кому как. Мне — не странно. Семью надо содержать, вот и работаю...
   — А чем вы конкретно заняты?
   — Я же сказал — патентоведением.
   — В какой области?
   — Патентоведение — это и есть отдельная область — Вам популярно объяснить?
   — Можно конкретно, по существу... Тема работы?
   «Ладно, получай фашист гранату», — подумал Огнев.
   — Проблема гравитационных возмущений, — кратко ответил он.
   Дмитрию стало интересно, чего же хочет психиатр — та явно ничего в физике не понимала и только умно кивала.
   — Это общие слова — можно разъяснить?
   — Конечно. — Огнев широко улыбнулся, внимательно глядя психиатру в глаза. Ему уже было ясно, что та за время своей работы переобщалась со своими пациентами и в любом собеседнике бессознательно ищет патологий. И обязательно находит. — Решив путем интегрирования от единицы до необходимой величины значение гравитационного вектора совокупности полей, неравной нулю, я хочу найти подход к ограничению в объеме электромагнитного поля и рассчитать границу конца взаимодействий, — любой физик умер бы на месте, услышав этот бред, — изменив константу структурирования поля, можно снизить энергетические потери с куба до квадрата расстояния по ослаблению, — физика отпели и поволокли на кладбище, — это поможет разработать усовершенствованный аккумулятор, — гроб забросали землей, — вот, собственно, и все.
   — Здесь все понятно, — изрекла психиатр. Огнев еле сдержался. — А какие знания вы дополнительно получали?
   — Я проштудировал литературу по высшей математике и аналоговому моделированию... Я хорошо шел в школе по точным наукам.
   — Ясно. Вот видите, и не надо было злиться.
   — Я не злюсь...
   — Ну, я же вижу, — снисходительно сказала психиатр.
   — Скажите, а вы с диссидентами не работали? — ошарашил вопросом Дмитрий. — Методы больно по фильмам знакомые...
   Психиатр вновь закачалась из стороны в сторону. «Может, сказать ей, — подумал наглый “пациент”, — “Хорош качаться! В глазах рябит!” И вообще, я ненормальных боюсь...»
   — Вы свободны...
   — Минуточку, — сказала невропатолог, — завтра можете часикам к двенадцати подойти, психолог принимает, я карточку ей передам...
   — А сегодня нельзя всех пройти?
   — К сожалению, нет. Мы ведь бюджетники, в клиниках прием ведем. Следователя, когда выйдете, пригласите, пожалуйста...
   Из кабинета Султанов появился минут через пятнадцать, злой на весь белый свет.
   Дмитрий курил у входа в обществе какого-то громилы. Огнев познакомился с ним, попросив огоньку. Михаил приехал сюда с целью проверить свой интеллектуальный коэффициент и ждал прихода психолога. Узнав о беспределе следователя, Миша шумно возмутился и посоветовал «посадить того на пику». Дмитрий, в благодарность за столь ценный совет, дал Михаилу адрес магазина, где продают компьютерные лазерные диски с тестами по всем областям. У него самого была парочка. Радикальный Михаил старательно записал адрес, сообщил, что обязательно сегодня же купит и пройдет тестирование в офисе у какого-то своего знакомого молдаванина Гугуцэ.
   — Очень странно, — многозначительно сказал Султанов, когда они шли с Огневым к воротам, — первый раз в моей практике такой случай, чтобы за один день не справились...
   «Кого ты лечишь? — подумал Дмитрий. — Во дает, думает, мне о графике врачей ничего не известно... Точно у ментов с головой плохо...»
   — А зачем вас вызывали после меня?
   — Попросили вопрос переписать, — независимо ответил Султанов, — в соответствии с УПК...
   «Молодец, ты еще вопрос грамотно поставить не можешь, — мысленно улыбнулся Дмитрий. — Совсем, видно, впопыхах готовились, придраться-то не к чему...»
   — Не опаздывайте завтра. Меня не будет. Справитесь сами?
   — Легко, — ответил Огнев.
   «Меня не надо за ручку водить, это вы с Воробейчиком все парочкой. Как два педрилы... Ну-ну, посмотрим, чего дальше делать будете...»

* * *

   Денис отправился в очередное подземное путешествие.
   Результаты первого вдохновляли. Он взял с собой раскладной рюкзак, десяток крепких черных полиэтиленовых мешков и титановый гвоздодер, который дополнительно можно было использовать как дубинку. За день до этого он заволок в трубу еще четыре мощных фонаря и спрятал их в обнаруженном возле завала углублений Рыбаков внимательнейшим образом осмотрел обвалившееся перекрытие. То, что его не уберут в ближайшие годы, было видно сразу — для этого музей надо было ставить на капитальный ремонт. Единственное, что не понял Денис — почему в самом музее не обрушился кусок пола. На всякий случай он натянул поперек подвала веревку метрах в пяти от завала, чтоб даже случайно не приблизиться к нему — береженого Бог бережет. Он не поленился пройтись и в обратную сторону от входного люка и метрах в ста наткнулся на бетонную заглушку, запечатавшую трубу. Это и объясняло то, что в трубе даже крыс не было. После какой-то древней аварии этот участок перекрыли и забыли о нем. Температура здесь держалась почти постоянная — градусов семь-десять тепла. Не Ташкент, конечно, но работать можно. Видимо, поблизости проходили трубы с горячей водой, а естественный теплообмен регулировался участком, омываемым водой канала Грибоедова. Трубу не посещали как минимум лет двадцать, поживиться здесь было нечем, если не знать о ее направлении.
   С обрезами, однако, Денис не расставался, а работая в подвале, набрасывал на ведущее в трубу отверстие квадрат очень плотного брезента. На поясе он закрепил патронташ с двадцатью патронами и чувствовал себя более или менее уверенно.
   На этот раз он выбрал десяток ящиков, отволок их подальше от обвалившегося свода и вскрыл один за другим — сказывался свойственный ему педантизм. С четырьмя мощными фонарями, расставленными по углам, можно кино было снимать. В шести коробках обнаружились только истлевшая церковная одежда и судя по размерам, то ли шторы, то ли портьеры, два были набиты серебряной утварью. Предметов было много, штук сто, и весили они все вместе килограмм восемьдесят. Пришлось половину упаковать в рюкзак, остальные — распихать по трем мешкам и крепко стянуть горловины скотчем, чтоб не брякали. За сохранность Денис особо не волновался — еще не хватало каждую вещь тряпкой оборачивать, тогда год провозиться можно. Если что и поцарапается, не страшно, на ценах это отразится мало.
   Два оставшихся ящика содержали десяток свернутых в трубку картин и толстенную папку с бумагами. Рыбаков тут же обмотал их скотчем, чтобы не развалились, и двинулся на выход. И то для одного раза это было многовато.
   Рулоны и мешки привязали к багажнику на крыше, рюкзак сунули в салон. Ксения с Денисом напоминали дачников. Он, перемазанный, как трубочист, она в старенькой брезентовой курточке, древний «запор».
   Подозревать эту занюханную семейку инженеров в хищении ценнейших предметов искусства было смешно. Ни один уважающий себя сотрудник ГАИ и не посмотрит в их сторону — таких остановишь и сразу услышишь сопливые сетования на задержки зарплаты и косноязычные просьбы отпустить. Ограничения скорости им все равно не нарушить — «запоры» быстро не ездят, не позволяют технические характеристики. Ну и пусть тарахтят по своим делам, вокруг вон сколько «сладеньких» на «мерсах», «вольво», «крайслерах». На выбор. Гаишники с трепетом относятся к престижу своей профессии, ронять собственное величие ради общения с водителями «инвалидок» не будут. Есть дела поважнее.
   Как говаривал один чиновник из произведений Салтыкова-Щедрина: «Без взятки ни за какое дело не берись, руки не порть!»
   На случай, если все-таки остановят и, ну совсем фантастика, обшмонают машину и обнаружат ценности, версия была готова — Ксения купила в двухстах километрах от города жуткую развалюху, и они вдвоем с Денисом как следует разворошили чердак. Повезло инженеришкам, купили курятник для своего незатейливого летнего отдыха и тут такое нашли! Не придраться, ясно сразу. А хозяин бывший, так тот к родичам куда-то под Псков подался, да и пил беспробудно последние полвека. У него если чего и спросить, так все равно не помнит.

* * *

   Огнев зашел в канцелярию судмедэкспертизы и сообщил, что прибыл пообщаться с психологом. Его тут же отправили в нужный кабинет.
   Психолог, тихая женщина в огромных роговых очках, усадила Дмитрия у стола и вручила список слов, к которым было необходимо нарисовать объясняющие картинки. Этот тест проходили в Герценовском институте, где на экзаменах по психологии у Огнева было «отлично». Предмет он любил, интересовался литературой и с удовольствием почитывал статьи об особенностях человеческого мышления. Он быстренько накалякал нечто в стиле Бидструпа, пока врач обсуждала по телефону какие-то финансовые проблемы.
   — Ага, хорошо, — «докторица» наконец повесила трубку, — мы к этому вернемся позже... Пока просто побеседуем.
   — Хорошо, Галина Ивановна.
   — Откуда вы знаете мое имя? — Она подняла брови.
   — У вас на халате вышито «Гэ-И». Самое распространенное сочетание имени и отчества, вероятность ошибки невелика. Чужой халат вы вряд ли наденете...
   — Логично, — психолог сделала пометку на листе. — Вы в педагогическом учились?
   — Да. Английское отделение.
   — Хотели стать учителем?
   — Вероятно, да.
   — Почему «вероятно»?
   — Я поступал сразу после школы, в этом возрасте выбор еще не совсем осознанный, больше романтический.
   — Угу... А в каком возрасте, вы считаете, появляется осознанный?
   — Лет в двадцать пять-двадцать семь, не раньше.
   — Возможно. Что такое ассоциативный ряд, знаете?
   — Естественно.
   — Хорошо. Давайте попробуем продолжить пословицу...
   — По ассоциации или лексически верно? — деловито поинтересовался Огнев.
   Психолог запаузила.
   — Ну... Как угодно, схожесть с оригиналом не обязательна...
   — Это интереснее, чем просто долдонить поговорки.
   — Вероятно. Что ж, начнем. Чем дальше в лес...
   — ...Тем толще партизаны.
   — Почему? — Такого психолог не ожидала.
   — Далеко в лес противник не заходит, боится, вот партизанам делать нечего, они обленились, только спят и кушают, — подобные шуточки со словосочетаниями распространены в среде лингвистов и педагогов. Огнев не был исключением.
   — Да, интересно... Попробуем это: баба с возу...
   — ...Ну и славно! Девиз холостяков.
   — Хорошо, — психологу, видимо, самой стало любопытно. — Кто к нам с мечом придет...
   — Тот не знает о том, что изобретено огнестрельное оружие. Короче, ловить ему нечего, на границе пристрелят. А меч в музей сдадут.
   — Так... Если гора не идет к Магомету?..
   — ...То Магомет идет на фиг!
   — Хорошо. — Психолог ощутила себя несколько неуютно. Ей уже давно не приходилось тестировать людей образованных и с развитым чувством юмора, она разучилась ставить нужные вопросы. Общение с малолетними любителями клея и алкоголиками не давало особого опыта, все одно и то же. — Попробуем цвета! Вот семь карточек. Назовите цвета в порядке убывания...
   — По насыщенности?
   — Нет, почему... По предпочтительности для вас... Карточки руками не трогайте.
   — Замечательно. Галина Ивановна, хочу вас предупредить, что, когда мне говорят «назовите», я это так и воспринимаю. Если бы вы сказали «схватите», тогда другое дело... Синий, серый, черный, лиловый, красный.
   — Ага, — психолог сделала пометку на листе. — Вот видите, у вас по тесту какая-то бесплодная активность прослеживается.
   — Да-а? — Настала очередь Дмитрия удивляться. — Интересно, где этот тест так трактуется? — Ничего подобного в учебниках по психологии не было, цвета означают лишь принадлежность к определенному психологическому типу: синий — сангвиник, черный — флегматик, красный — холерик. — Вас, случаем, член-корреспондент Султанов не консультировал?
   — Султанов — это ваш следователь? Я с ним беседовала, — растерялась психолог.
   — Ну, тогда все ясно! Вы мне подробненько разъясните, что у нас с цветами...
   — Вторым и третьим у вас идут серый и черный, — психолог многозначительно взглянула на Огнева.
   — Ну и что?
   — Это обозначает склонность к депрессиям.
   — Да что вы говорите! Как интересно! Получается, если у нас правительство и Президент на черных машинах передвигаются — значит, они точно маньяки, с депрессивным психозом. Так? Тогда их в больничку.
   — Нет, — психолог не знала, как повести себя, — так не нужно...
   — А как?
   — Это не наш с вами вопрос, — она взяла себя в руки. — Давайте поговорим о том, как вы учились. Легко было в школе?
   — Достаточно.
   — А в институте?
   — Тоже легко.
   — Тогда почему ушли?
   — Неинтересно стало. Перспективу потерял, перестройка, инфляция. Сами знаете...
   — Ага. Вы тест на интеллектуальный коэффициент когда-нибудь проходили?
   — Да.
   — Каков результат?
   — Двести ^[99].
   — Это очень много.
   — Можете перепроверить.
   — У нас времени нет, да и бланков соответствующих... В армии служили?
   — Да.
   — Вот здесь написано, что в спецназе...
   — Ну и что?
   — Не считаете время потерянным?
   — Нет. Служил нормально, многое узнал... Полезное занятие...
   — Ну, где и что, конечно, спрашивать не буду... — психолог переложила листы на столе и неожиданно подняла на Огнева глаза. — Много убивать приходилось?
   «Ого! — насторожился Дмитрий. — Во тетка дает! Странные вопросики на этой медэкспертизе...»
   — А с чего вы взяли, что я вообще кого-то убивал?
   — Я общалась со многими людьми, прошедшими войну. Вы очень похожи... Поведением, манерой держаться, взглядом...
   «Маладэц, да? — иронически подумал Огнев. — Мужские черты характера с манерами Терминатора путает! Вот баба несчастная, ей что, все слизняки попадаются? Или ушки Султанова торчат? Не успокоился, все рыщет... Воробейчик небось настропалил, верещал, что я терпилу прибить обещал. Не выйдет ничего у них, разговор тет-а-тет был, не докажут...»
   — Что ж вы не отвечаете?
   — Не имею желания обсуждать подобные темы. — Дмитрий откинулся на спинку стула и скучающе посмотрел на врача.
   — Почему? Что-то случилось в армии?
   «Опять двадцать пять, — разозлился Огнев. — Что они с армией-то прицепились? Все, схожу в ФСБ и стукану, это их дело, пусть со всей этой кодлой разбираются. Им сейчас делать нечего, вот и будут копать, хоть нервы им помотают...»