После вмешательства в конфликт лидера «Солнцеворота» Артема Талакина буряты от словесных угроз перешли к физическим действиям и дождливым осенним вечером попытались занять дацан силой, избив охранника и забаррикадировавшись на втором этаже храма, где располагались бухгалтерия и канцелярия.
Охранник повел себя как настоящий мужчина и в одиночку вступил в неравный бой с двумя десятками приблатненных качков, изображавших из себя «радетелей бурятской культуры». Драка длилась почти четверть часа, на протяжении которого мужественный боец скакал в стиле Джеки Чана по многочисленным винтовым лестницам и многометровым скульптурам, лупил нападавших всеми подручными предметами, успел позвонить Талакину по мобильному телефону и вывел из строя как минимум треть отряда противника.
Причем пятерым «бурятам» в дальнейшем потребовалась квалифицированная медицинская помощь, ибо переломы на дому не лечат.
Примчавшиеся на зов друга бойцы «Солнцеворота» нос к носу столкнулись с патрульными из местного отделения милиции, вызванными жильцами близлежащих домов, которым надоели дикие крики и звон бьющегося стекла, раздававшиеся из ранее тихого храма. Общими усилиями «буряты» были изгнаны из дацана, несмотря на утробные вопли Пидмаева о судебном решении, согласно которому ему якобы передаются права на здание. Стражи порядка потребовали бумагу, которая оказалась «забыта дома», после чего с чистой совестью вышвырнули Сысоя и его корешей за ворота, уже не обращая внимание на их обещания в следующий раз привезти с собой официальный документ.
Обеспокоенный упоминанием об исполнительном листе Талакин дал запрос в суд и выяснил, что Пидмаев, как обычно, солгал: никакого решения о передаче храма бурятам или кому-то другому принято не было.
Дацан как был культурно-историческим объектом, охраняемым федеральным законом, так и остался.
Прознавшие обо всей этой истории журналисты сначала рьяно взялись за освещение событий, но затем случилась пикантная история с задержанием известного телеведущего Компотова за драку в гей-клубе, и о буддийском храме подзабыли.
– Ага, вот она. – Мальков нашел нужную страницу. – Гражданин Пидмаев, как я и думал, начал готовить почву под захват дацана еще два года назад. Информационная заметка в газете «Секретный советчикъ».
– Это который с твердым знаком?
– Тот самый… Детище «Агентства репортерских исследований» и его бессменного лидера Кости Андреева. Очень полезное издание в нашей работе, хоть его главный редактор слегка не в себе… Так вот, Пидмаев два года назад вышел с предложением передать дацан изгнанным из Душанбе буддистам-таджикам. Тогда всё окончилось пшиком, ибо его подопечных через неделю арестовали с грузом опия и Сысой поспешил от них откреститься.
– Знаковое событие, – согласился Заславский.
– И я о том же. – Егор положил раскрытый блокнот рядом с газетными вырезками. – Буряты – просто прикрытие. Не было бы их, были бы киргизы, туркмены или тувинцы. Суть одна – организация культурного центра, через который можно как прокачать наркоту от братьев-таджиков, так и отмыть деньги. Храм можно держать открытым круглые сутки. Возможности для складирования «дури» и торговли – огромные. – Старший лейтенант вытащил сигарету и чиркнул зажигалкой. – А вот у ОБНОНа возникают проблемы. С религиозными учреждениями и служителями культа мало кто хочет связываться, так что санкцию на обыск храма опера вряд ли получат… К тому же это не секта, а одна из официально признанных у нас религий. Вот и считай, сколь выгодно Вахтанговичу и компании это мероприятие.
– Не спорю, – кивнул майор. – А с чем связана активизация действий?
– С победой Северного альянса, разумеется. Сейчас пол-Афгана маком засеют, его сбывать надо. – Мальков покачался на стуле. – Талибы за наркоту руки рубили, а Дустум[110] и его верные кунаки только этим и живут. Узбекская и таджикская диаспоры у нас сильные, но сами напрямую подставляться не могут, они почти все на контроле и понятно, чем занимаются. Потому и работают через таких, как Пидмаев. Буряты вроде в торговле «дурью» не замечены, им и карты в руки…
– По срокам сходится?
– А то! – улыбнулся Егор. – Диверсия в Нью-Йорке одиннадцатого сентября, заявление Буша об операции против талибов – четырнадцатого, начало силовых действий Пидмаева – семнадцатого. А с пятнадцатого сентября пошли статьи в прессе. Причем явно проплаченные и сделанные на скорую руку…
В дверь постучали.
– Войдите, – одновременно сказали Мальков и Заславский.
На пороге появился грустный Иванидзе.
– Коллега-террорист! – обрадовался Егор.
– Мужики… – Лицо вошедшего искажала гримаса страдания. – Ничего от желудка нет? А то аптека закрыта…
– У нас только аспирин, – сказал Мальков.
– Сходи в медчасть, – посоветовал Заславский.
– Придется. – Иванидзе помассировал живот. – Второй день мучаюсь…
– Икорка? – догадался старший лейтенант.
– Она самая. Аленка до сих пор дома валяется, Хватов тоже еле ходит… Одному Оленеву всё нипочем.
– Пресс-служба, что ж ты хочешь? – хмыкнул Заславский. – Игорян закалён на банкетах и презентациях. Небось, еще с собой домой прихватил…
– Это вряд ли, – вступился Мальков за Оленева. – В трусах много не спрячешь.
– А может, у него кармашки специально для таких случаев нашиты? – предположил старший референт.
– Вам смешно, – печально молвил Иванидзе и уставился на украшавшую сейф литровую бутыль с узким горлышком, этикетка которой была испещрена надписями на иврите, – а я вторую ночь урывками сплю…
Заславский перехватил взгляд гостя.
– Можем налить стаканчик «пейсаховки»[111]. Приятель подарил, ему супруга из круиза привезла. Говорят, помогает.
– Нет уж, – скривился сотрудник Службы ЗКСиБТ, – сами пейте. Я лучше нашим пилюлькиным отдамся.
– Как знаешь, – хитро прищурился Заславский. – У нас по два раза не предлагают…
Глава 12
Глава 13
Охранник повел себя как настоящий мужчина и в одиночку вступил в неравный бой с двумя десятками приблатненных качков, изображавших из себя «радетелей бурятской культуры». Драка длилась почти четверть часа, на протяжении которого мужественный боец скакал в стиле Джеки Чана по многочисленным винтовым лестницам и многометровым скульптурам, лупил нападавших всеми подручными предметами, успел позвонить Талакину по мобильному телефону и вывел из строя как минимум треть отряда противника.
Причем пятерым «бурятам» в дальнейшем потребовалась квалифицированная медицинская помощь, ибо переломы на дому не лечат.
Примчавшиеся на зов друга бойцы «Солнцеворота» нос к носу столкнулись с патрульными из местного отделения милиции, вызванными жильцами близлежащих домов, которым надоели дикие крики и звон бьющегося стекла, раздававшиеся из ранее тихого храма. Общими усилиями «буряты» были изгнаны из дацана, несмотря на утробные вопли Пидмаева о судебном решении, согласно которому ему якобы передаются права на здание. Стражи порядка потребовали бумагу, которая оказалась «забыта дома», после чего с чистой совестью вышвырнули Сысоя и его корешей за ворота, уже не обращая внимание на их обещания в следующий раз привезти с собой официальный документ.
Обеспокоенный упоминанием об исполнительном листе Талакин дал запрос в суд и выяснил, что Пидмаев, как обычно, солгал: никакого решения о передаче храма бурятам или кому-то другому принято не было.
Дацан как был культурно-историческим объектом, охраняемым федеральным законом, так и остался.
Прознавшие обо всей этой истории журналисты сначала рьяно взялись за освещение событий, но затем случилась пикантная история с задержанием известного телеведущего Компотова за драку в гей-клубе, и о буддийском храме подзабыли.
– Ага, вот она. – Мальков нашел нужную страницу. – Гражданин Пидмаев, как я и думал, начал готовить почву под захват дацана еще два года назад. Информационная заметка в газете «Секретный советчикъ».
– Это который с твердым знаком?
– Тот самый… Детище «Агентства репортерских исследований» и его бессменного лидера Кости Андреева. Очень полезное издание в нашей работе, хоть его главный редактор слегка не в себе… Так вот, Пидмаев два года назад вышел с предложением передать дацан изгнанным из Душанбе буддистам-таджикам. Тогда всё окончилось пшиком, ибо его подопечных через неделю арестовали с грузом опия и Сысой поспешил от них откреститься.
– Знаковое событие, – согласился Заславский.
– И я о том же. – Егор положил раскрытый блокнот рядом с газетными вырезками. – Буряты – просто прикрытие. Не было бы их, были бы киргизы, туркмены или тувинцы. Суть одна – организация культурного центра, через который можно как прокачать наркоту от братьев-таджиков, так и отмыть деньги. Храм можно держать открытым круглые сутки. Возможности для складирования «дури» и торговли – огромные. – Старший лейтенант вытащил сигарету и чиркнул зажигалкой. – А вот у ОБНОНа возникают проблемы. С религиозными учреждениями и служителями культа мало кто хочет связываться, так что санкцию на обыск храма опера вряд ли получат… К тому же это не секта, а одна из официально признанных у нас религий. Вот и считай, сколь выгодно Вахтанговичу и компании это мероприятие.
– Не спорю, – кивнул майор. – А с чем связана активизация действий?
– С победой Северного альянса, разумеется. Сейчас пол-Афгана маком засеют, его сбывать надо. – Мальков покачался на стуле. – Талибы за наркоту руки рубили, а Дустум[110] и его верные кунаки только этим и живут. Узбекская и таджикская диаспоры у нас сильные, но сами напрямую подставляться не могут, они почти все на контроле и понятно, чем занимаются. Потому и работают через таких, как Пидмаев. Буряты вроде в торговле «дурью» не замечены, им и карты в руки…
– По срокам сходится?
– А то! – улыбнулся Егор. – Диверсия в Нью-Йорке одиннадцатого сентября, заявление Буша об операции против талибов – четырнадцатого, начало силовых действий Пидмаева – семнадцатого. А с пятнадцатого сентября пошли статьи в прессе. Причем явно проплаченные и сделанные на скорую руку…
В дверь постучали.
– Войдите, – одновременно сказали Мальков и Заславский.
На пороге появился грустный Иванидзе.
– Коллега-террорист! – обрадовался Егор.
– Мужики… – Лицо вошедшего искажала гримаса страдания. – Ничего от желудка нет? А то аптека закрыта…
– У нас только аспирин, – сказал Мальков.
– Сходи в медчасть, – посоветовал Заславский.
– Придется. – Иванидзе помассировал живот. – Второй день мучаюсь…
– Икорка? – догадался старший лейтенант.
– Она самая. Аленка до сих пор дома валяется, Хватов тоже еле ходит… Одному Оленеву всё нипочем.
– Пресс-служба, что ж ты хочешь? – хмыкнул Заславский. – Игорян закалён на банкетах и презентациях. Небось, еще с собой домой прихватил…
– Это вряд ли, – вступился Мальков за Оленева. – В трусах много не спрячешь.
– А может, у него кармашки специально для таких случаев нашиты? – предположил старший референт.
– Вам смешно, – печально молвил Иванидзе и уставился на украшавшую сейф литровую бутыль с узким горлышком, этикетка которой была испещрена надписями на иврите, – а я вторую ночь урывками сплю…
Заславский перехватил взгляд гостя.
– Можем налить стаканчик «пейсаховки»[111]. Приятель подарил, ему супруга из круиза привезла. Говорят, помогает.
– Нет уж, – скривился сотрудник Службы ЗКСиБТ, – сами пейте. Я лучше нашим пилюлькиным отдамся.
– Как знаешь, – хитро прищурился Заславский. – У нас по два раза не предлагают…
Глава 12
Чипсы – это клёво
Лёма Атгиреев, известный в преступном мире Черноморска под кличкой Леший, ловким движением сдернул покрывавшую снайперские винтовки ткань и приготовился насладиться произведенным эффектом.
Инга Лиликите и Кристина Кроме скептически посмотрели на выложенное оружие и переглянулись.
– Объект что, слон? – после минутного молчания спросила Кристина. – Или у нас здесь намечается охота на тиранозавра?
– Почему? – удивился Атгиреев, в отличие от сопровождавшего их Арслана Цагароева знавший значение слова «тиранозавр».
– Потому что вы приготовили для нас соответствующее оружие. – Инга провела рукой по гладкому стволу М82А1[112].
Леший шумно выдохнул воздух и покосился на стоявшего за спинами женщин Арслана.
– Нормальные винтовки, да-а? – тут же вступил в разговор Цагароев. – С километра «Мерседес» шьют. Насквозь. Ребята проверяли…
– Так объект – «Мерседес»? – издевательским тоном осведомилась Лиликите.
– Зачем «Мерседес»? – Арслан повысил голос. – Человек один. Сильно мешает.
Леший уже понял, какой косяк он упорол[113], пойдя на поводу у Цагароева и приготовив снайпершам презент в виде двух «слонобоев», и потому предпочел не вмешиваться.
– Человек ездит на бронемашине? – Инга присела на краешек стула.
– Нэт! – разозлился Арслан. – Но достать его надо!
– Это мы понимаем. – Кристина села на второй стул. – И что?
– Вот! – Цагароев ткнул пальцем в винтовки. – Из этих стволов достать надо!
– Таково обязательное условие? – Лиликите подняла глаза на Атгиреева. – Что ж, готовьте еще десять тысяч.
– Э-э! – Арслан выпятил нижнюю губу. – Какие-такие десять тысяч?! Мы и так на оружие потратились!
– Это ваши проблемы, – спокойно констатировала Кристина. – Нужно было не выпендриваться и выбирать нормальные винтовки. А с этими цена возрастает на двадцать пять процентов.
Цагароев открыл было рот, чтобы указать женщинам положенное им место, но наткнулся на злой взгляд Лешего и прикусил язык.
Хамить или тем более трогать двух жительниц Прибалтики было строжайше запрещено самим Баграевым, и так с трудом договорившимся об их приезде. Лиликите и Кроме крайне редко исполняли заказы частных лиц, в основном отстреливая офицеров российской армии по указке скрывавшегося в Пакистане президента самопровозглашенной Ичкерии или его представителей на местах.
Последним достижением невозмутимой парочки был сбитый неподалеку от Аргуна вертолет, перевозивший группу инспекторов Генштаба министерства обороны. Пока несколько групп боевиков отвлекали на себя внимание, запуская с земли ракеты и поливая «Ми-8» из пулеметов, что, впрочем, не нанесло ему никакого вреда, схоронившиеся под пологом леса Кроме и Лиликите всадили покрытые тефлоном бронебойные пули точно в головы пилотам, и потерявшая управление машина рухнула с полукилометровой высоты.
Тогда погибли два генерала, восемь полковников и трое членов экипажа.
А ведомство чеченского «доктора Геббельса» еще и пустило слух, что вертолет был сбит «диверсантами ГРУ» по приказу командующего федеральной группировкой генерала Грошева, якобы испугавшегося той финансовой проверки, с которой приезжала инспекция Генштаба.
– Мы всё исправим, – тихо сказал Леший. – Какое нужно оружие?
– «Эс-эс-гэ – шестьдесят девять»[114]. – Инга легко встала и прошлась по комнате. – И обеспечьте полигон для пристрелки.
– Всё будет, – пообещал Атгиреев. – Что со сроками?
– От вас зависит, – подняла брови Лиликите. – Мы будем готовы через двенадцать часов после получения оружия. Вы должны будете только обеспечить информацию об объекте и группу прикрытия. Остальное – наши заботы… И проследите, чтобы возле наших номеров не крутились ваши соплеменники. Раздражают.
Уроженка Клайпеды наморщила нос, вспомнив, как накануне вечером мокрым полотенцем отлупила двоих излишне нахальных «детей гор», пытавшихся прорваться к ней с бутылкой шампанского, букетом увядающих роз и предложениями озолотить в обмен на бурную ночь.
– Это даги[115], – пробубнил Цагароев, чьи люди отвлеклись от наблюдения за коридором гостиницы и не обеспечили почетным гостьям должный покой. – Наши тут ни при чем…
– А мне без разницы, – отрезала Инга. – Я им в паспорта заглядывать не собираюсь.
Арслан опустил голову и промолчал.
– Входите, входите.
Начальник СЭБ захлопнул папку с бумагами, сунул ее в верхний ящик стола и вышел навстречу начальнику ССБ и капитану третьего ранга Петренко.
– Чай, кофе? – спросил хозяин кабинета, делая приглашающий жест рукой в сторону журнального столика, окруженного с трех сторон мягкими креслами.
– Пожалуй, чай, – сказал Кречетов.
– Мне тоже, – кивнул Петренко, пряча за спину забинтованную руку.
Генерал-майор уместился в кресле, извлек с полочки чашки, сахарницу, блюдечко с нарезанным лимоном и вазочку с печеньем и нажал кнопку на двухлитровом чайнике «Philips».
– Что у вас с пальцем, Сергей Сергеевич? – вежливо спросил Щербаков, когда вызванные им сотрудники расположились поудобнее.
Петренко пошел красными пятнами.
– Бандитская пуля, – невесело пошутил Кречетов, раз в квартал подписывающий парочку больничных для своего невезучего подчиненного.
– Штабель с досками развалился, – вздохнул начальник третьего отдела ССБ. – Сам виноват. Неудачно скрепил и… Сами видите.
– Вы б поаккуратнее со стройматериалами. – Щербаков склонил голову. – Так и покалечиться недолго. – Серьезно относящийся к разного рода приметам заместитель начальника УФСБ постучал костяшками пальцев по столешнице, дабы предположение не переросло в реальность.
– Я стараюсь, – потупился Петренко. Генерал-майор выключил мгновенно вскипевший чайник и разлил кипяток по чашкам с пакетиками «Эрл Грея».
Формальности были соблюдены, и Щербаков перешел к предмету разговора.
– Как продвигается ситуация с расследованием гибели Гордеенко?
– Мы еще раз проверили все возможные варианты утечки информации, – доложил кап-три, отделу которого было поручено взяться за это дело. – Пока новостей нет. Формальный запрос на «капитана Покрышева» приходил, но не более того.
– Кстати, а с чем был связан этот запрос? – Генерал-майор подцепил ложечкой дольку лимона и опустил ее в чай.
– С допуском к оперативным документам местного ОРБ. – Петренко взял печенье. – Полномочия были подтверждены, больше запросов не поступало.
– Мы проверили схему прохождения запроса, – добавил Кречетов. – С приходом нового министра в МВД усилен внутренний контроль и такие перепроверки – рядовое явление.
– Что ж, это разумно. – Щербаков выставил на столик пепельницу. – По крайней мере, сократится число случаев использования «потерянных» удостоверений.
– Вряд ли, – начальник ССБ отхлебнул чаю, – пока эта система действует только в отношении командированных из других регионов. Внутри областных или городских управлений никто ничего не проверяет. Как были разброд и шатание, так и остаются…
– Недочеты у всех имеются. – Генерал-майор закурил. – И это надо признавать, иначе ситуацию не исправишь. Наши коллеги тоже не ангелы. Возьмите хотя бы дело Никитченко…
Капитан второго ранга в отставке и по совместительству «эколог» Никитченко целых четыре года проходил по «утраченному» удостоверению в различные закрытые ведомства, и никому в голову не пришло поинтересоваться, состоит такой человек на действительной службе в ВМФ или нет. «Экологу» предоставляли кипы совсекретных документов, многие из которых он фотографировал встроенным в зажигалку «Миноксом»[116] или копировал прямо на ксероксах архивов, ничуть не таясь занятых своими делами сотрудников.
Когда Никитченко всё же арестовали, разразился громкий скандал.
Правозащитники, кто по глупости, кто по причинам, находящимся в компетенции врачей-психиатров, а кто – и за немалые суммы в валюте, бросились отстаивать права «эколога», взятого контрразведчиками с поличным при попытке выноса из здания Военно-морской академии двух секретных карт, на которых были обозначены маршруты прохода многоцелевых подводных лодок российского флота через Гибралтарский пролив в Средиземное море и отмечены координаты нескольких до сей поры неизвестных командованию США и НАТО подземных баз, куда субмарины предполагалось заводить для мелкого ремонта и пополнения запасов топлива, продовольствия и пресной воды. На сторону Никитченко встали почти все СМИ и псевдодемократические объединения, обвинившие спецслужбы в попытке задушить свободу слова, хотя о ней речи вообще не шло. «Эколог» не был журналистом, а все добытые материалы за немалые деньги продавал улыбчивым кадровым офицерам норвежской и британской разведок, действовавших под крышей организации «Норге-Беллуниум», созданной именно для таких целей.
На суд было оказано беспрецедентное давление, и вместо нормального приговора преступнику, имевшему мотив, умысел и возможности для совершения деяния и уличенному в государственной измене в форме шпионажа всем необходимым набором доказательств, Никитченко получил нечто вроде «общественного порицания».
– Давно пора изменить систему допусков на режимные объекты, – с досадой заявил Кречетов. – Я об этом пять лет талдычу. По крайней мере, касательно наших сотрудников. Должна быть схема быстрой проверки подлинности удостоверений. А то с начала года у нас уже два сигнала о появлении в районных отделах милиции лиц, не имеющих к Управлению никакого отношения, но пользующихся нашими удостоверениями. И из-за отсутствия оперативной схемы до сих пор ни один не взят. Хотя на первых порах было бы достаточно трех смен из двух сотрудников в каждой и пары компьютеров, где бы мы ежедневно обновляли базу данных. Ну, и две-три выделенные телефонные линии, разумеется, на один номер. Чтобы можно было в течение десяти минут перепроверить человека, предъявляющего корочки… Но мне и этого не дают. Нет ни денег, ни штатных единиц.
– Я наслышан о ваших предложениях, – проворчал Щербаков, – и полностью вас поддерживаю. Однако я тоже не в состоянии повлиять на финансирование. Как и начальник Управления. Эти вопросы, увы, решаются только в Москве… Но давайте вернемся к делу Гордеенко.
– Неформальных проверок не отмечено. На телефоне «Покрышева», который давался в справочной службе, сидел наш человек. – Петренко неумело помешал сахар зажатой в левой руке ложечкой. – Туда никто не звонил, «Покрышевым» не интересовался. Равно как никто не пытался войти и в личный контакт с сотрудником. Что, в общем-то, понятно… Документы прикрытия Гордеенко введены в базу МВД несколько лет назад, фотография соответствует, личное дело успело обрасти массой сопутствующих бумажек. Мы даже пару раз ему выговоры вписывали, дабы он не слишком выделялся из основной массы.
Генерал-майор стряхнул пепел с сигареты.
– За что выговоры?
– За появление на работе в нетрезвом состоянии и за нарушения в сроках подачи годового отчета. Естественно, были и благодарности.
– То есть с этой стороны Гордеенко расшифровать не могли? – Щербаков сделал глубокую затяжку и потушил окурок.
– Вероятность близка к нулю, – осторожно подтвердил Петренко.
– Но вот в том, что его смерть была случайной, я начинаю сомневаться всё больше и больше, – высказался Кречетов.
– Основания?
– Наши эксперты провели еще одну независимую проверку всех материалов дознания и тел погибших. И возникла одна деталь, которая не укладывается в картину трагического происшествия.
Начальник СЭБ сдвинул брови к переносице:
– Какая именно деталь?
– След прокола шеи водителя маршрутного такси металлическим предметом диаметром ноль целых четыре десятых миллиметра. – Кречетов закашлялся. – Извините… Прокол имеет глубину более десяти сантиметров. В кабине микроавтобуса не найдено ничего, что могло бы вызвать подобное повреждение. Тем более – прокол расположен сзади, под основанием черепа.
– Почему это не обнаружили черноморские эксперты?
– Тело сильно обгорело, и даже наши специалисты с большим трудом установили наличие данного повреждения. Обратили внимание на косвенные признаки, – начальник ССБ сам едва не запутался в отчете патологоанатомов, где чуть ли не в каждой фразе встречались латинские термины и ссылки на неизвестные полковнику методики анализа, – а затем составили общую картину. Орудие, которым нанесено повреждение, напоминает заточенную проволоку из высоколегированной стали.
– Так. – Щербаков сжал зубы. – Заключение экспертов у вас с собой?
– Конечно.
Петренко подал генерал-майору непрозрачную пластиковую папку с тремя листами машинописного текста внутри.
– Ты чего? – Заславский отвлекся от статьи в журнале «Лица».
– Вспомнил последнюю шутку насчет высшей степени опьянения сотрудника нашей службы…
– Какую именно?
– Не попасть курсором мыши по рабочему полю дисплея.
Старший референт хрюкнул и вернулся к работе.
Инга Лиликите и Кристина Кроме скептически посмотрели на выложенное оружие и переглянулись.
– Объект что, слон? – после минутного молчания спросила Кристина. – Или у нас здесь намечается охота на тиранозавра?
– Почему? – удивился Атгиреев, в отличие от сопровождавшего их Арслана Цагароева знавший значение слова «тиранозавр».
– Потому что вы приготовили для нас соответствующее оружие. – Инга провела рукой по гладкому стволу М82А1[112].
Леший шумно выдохнул воздух и покосился на стоявшего за спинами женщин Арслана.
– Нормальные винтовки, да-а? – тут же вступил в разговор Цагароев. – С километра «Мерседес» шьют. Насквозь. Ребята проверяли…
– Так объект – «Мерседес»? – издевательским тоном осведомилась Лиликите.
– Зачем «Мерседес»? – Арслан повысил голос. – Человек один. Сильно мешает.
Леший уже понял, какой косяк он упорол[113], пойдя на поводу у Цагароева и приготовив снайпершам презент в виде двух «слонобоев», и потому предпочел не вмешиваться.
– Человек ездит на бронемашине? – Инга присела на краешек стула.
– Нэт! – разозлился Арслан. – Но достать его надо!
– Это мы понимаем. – Кристина села на второй стул. – И что?
– Вот! – Цагароев ткнул пальцем в винтовки. – Из этих стволов достать надо!
– Таково обязательное условие? – Лиликите подняла глаза на Атгиреева. – Что ж, готовьте еще десять тысяч.
– Э-э! – Арслан выпятил нижнюю губу. – Какие-такие десять тысяч?! Мы и так на оружие потратились!
– Это ваши проблемы, – спокойно констатировала Кристина. – Нужно было не выпендриваться и выбирать нормальные винтовки. А с этими цена возрастает на двадцать пять процентов.
Цагароев открыл было рот, чтобы указать женщинам положенное им место, но наткнулся на злой взгляд Лешего и прикусил язык.
Хамить или тем более трогать двух жительниц Прибалтики было строжайше запрещено самим Баграевым, и так с трудом договорившимся об их приезде. Лиликите и Кроме крайне редко исполняли заказы частных лиц, в основном отстреливая офицеров российской армии по указке скрывавшегося в Пакистане президента самопровозглашенной Ичкерии или его представителей на местах.
Последним достижением невозмутимой парочки был сбитый неподалеку от Аргуна вертолет, перевозивший группу инспекторов Генштаба министерства обороны. Пока несколько групп боевиков отвлекали на себя внимание, запуская с земли ракеты и поливая «Ми-8» из пулеметов, что, впрочем, не нанесло ему никакого вреда, схоронившиеся под пологом леса Кроме и Лиликите всадили покрытые тефлоном бронебойные пули точно в головы пилотам, и потерявшая управление машина рухнула с полукилометровой высоты.
Тогда погибли два генерала, восемь полковников и трое членов экипажа.
А ведомство чеченского «доктора Геббельса» еще и пустило слух, что вертолет был сбит «диверсантами ГРУ» по приказу командующего федеральной группировкой генерала Грошева, якобы испугавшегося той финансовой проверки, с которой приезжала инспекция Генштаба.
– Мы всё исправим, – тихо сказал Леший. – Какое нужно оружие?
– «Эс-эс-гэ – шестьдесят девять»[114]. – Инга легко встала и прошлась по комнате. – И обеспечьте полигон для пристрелки.
– Всё будет, – пообещал Атгиреев. – Что со сроками?
– От вас зависит, – подняла брови Лиликите. – Мы будем готовы через двенадцать часов после получения оружия. Вы должны будете только обеспечить информацию об объекте и группу прикрытия. Остальное – наши заботы… И проследите, чтобы возле наших номеров не крутились ваши соплеменники. Раздражают.
Уроженка Клайпеды наморщила нос, вспомнив, как накануне вечером мокрым полотенцем отлупила двоих излишне нахальных «детей гор», пытавшихся прорваться к ней с бутылкой шампанского, букетом увядающих роз и предложениями озолотить в обмен на бурную ночь.
– Это даги[115], – пробубнил Цагароев, чьи люди отвлеклись от наблюдения за коридором гостиницы и не обеспечили почетным гостьям должный покой. – Наши тут ни при чем…
– А мне без разницы, – отрезала Инга. – Я им в паспорта заглядывать не собираюсь.
Арслан опустил голову и промолчал.
***
– Разрешите, товарищ генерал-майор? – Полковник Кречетов остановился на пороге кабинета Щербакова.– Входите, входите.
Начальник СЭБ захлопнул папку с бумагами, сунул ее в верхний ящик стола и вышел навстречу начальнику ССБ и капитану третьего ранга Петренко.
– Чай, кофе? – спросил хозяин кабинета, делая приглашающий жест рукой в сторону журнального столика, окруженного с трех сторон мягкими креслами.
– Пожалуй, чай, – сказал Кречетов.
– Мне тоже, – кивнул Петренко, пряча за спину забинтованную руку.
Генерал-майор уместился в кресле, извлек с полочки чашки, сахарницу, блюдечко с нарезанным лимоном и вазочку с печеньем и нажал кнопку на двухлитровом чайнике «Philips».
– Что у вас с пальцем, Сергей Сергеевич? – вежливо спросил Щербаков, когда вызванные им сотрудники расположились поудобнее.
Петренко пошел красными пятнами.
– Бандитская пуля, – невесело пошутил Кречетов, раз в квартал подписывающий парочку больничных для своего невезучего подчиненного.
– Штабель с досками развалился, – вздохнул начальник третьего отдела ССБ. – Сам виноват. Неудачно скрепил и… Сами видите.
– Вы б поаккуратнее со стройматериалами. – Щербаков склонил голову. – Так и покалечиться недолго. – Серьезно относящийся к разного рода приметам заместитель начальника УФСБ постучал костяшками пальцев по столешнице, дабы предположение не переросло в реальность.
– Я стараюсь, – потупился Петренко. Генерал-майор выключил мгновенно вскипевший чайник и разлил кипяток по чашкам с пакетиками «Эрл Грея».
Формальности были соблюдены, и Щербаков перешел к предмету разговора.
– Как продвигается ситуация с расследованием гибели Гордеенко?
– Мы еще раз проверили все возможные варианты утечки информации, – доложил кап-три, отделу которого было поручено взяться за это дело. – Пока новостей нет. Формальный запрос на «капитана Покрышева» приходил, но не более того.
– Кстати, а с чем был связан этот запрос? – Генерал-майор подцепил ложечкой дольку лимона и опустил ее в чай.
– С допуском к оперативным документам местного ОРБ. – Петренко взял печенье. – Полномочия были подтверждены, больше запросов не поступало.
– Мы проверили схему прохождения запроса, – добавил Кречетов. – С приходом нового министра в МВД усилен внутренний контроль и такие перепроверки – рядовое явление.
– Что ж, это разумно. – Щербаков выставил на столик пепельницу. – По крайней мере, сократится число случаев использования «потерянных» удостоверений.
– Вряд ли, – начальник ССБ отхлебнул чаю, – пока эта система действует только в отношении командированных из других регионов. Внутри областных или городских управлений никто ничего не проверяет. Как были разброд и шатание, так и остаются…
– Недочеты у всех имеются. – Генерал-майор закурил. – И это надо признавать, иначе ситуацию не исправишь. Наши коллеги тоже не ангелы. Возьмите хотя бы дело Никитченко…
Капитан второго ранга в отставке и по совместительству «эколог» Никитченко целых четыре года проходил по «утраченному» удостоверению в различные закрытые ведомства, и никому в голову не пришло поинтересоваться, состоит такой человек на действительной службе в ВМФ или нет. «Экологу» предоставляли кипы совсекретных документов, многие из которых он фотографировал встроенным в зажигалку «Миноксом»[116] или копировал прямо на ксероксах архивов, ничуть не таясь занятых своими делами сотрудников.
Когда Никитченко всё же арестовали, разразился громкий скандал.
Правозащитники, кто по глупости, кто по причинам, находящимся в компетенции врачей-психиатров, а кто – и за немалые суммы в валюте, бросились отстаивать права «эколога», взятого контрразведчиками с поличным при попытке выноса из здания Военно-морской академии двух секретных карт, на которых были обозначены маршруты прохода многоцелевых подводных лодок российского флота через Гибралтарский пролив в Средиземное море и отмечены координаты нескольких до сей поры неизвестных командованию США и НАТО подземных баз, куда субмарины предполагалось заводить для мелкого ремонта и пополнения запасов топлива, продовольствия и пресной воды. На сторону Никитченко встали почти все СМИ и псевдодемократические объединения, обвинившие спецслужбы в попытке задушить свободу слова, хотя о ней речи вообще не шло. «Эколог» не был журналистом, а все добытые материалы за немалые деньги продавал улыбчивым кадровым офицерам норвежской и британской разведок, действовавших под крышей организации «Норге-Беллуниум», созданной именно для таких целей.
На суд было оказано беспрецедентное давление, и вместо нормального приговора преступнику, имевшему мотив, умысел и возможности для совершения деяния и уличенному в государственной измене в форме шпионажа всем необходимым набором доказательств, Никитченко получил нечто вроде «общественного порицания».
– Давно пора изменить систему допусков на режимные объекты, – с досадой заявил Кречетов. – Я об этом пять лет талдычу. По крайней мере, касательно наших сотрудников. Должна быть схема быстрой проверки подлинности удостоверений. А то с начала года у нас уже два сигнала о появлении в районных отделах милиции лиц, не имеющих к Управлению никакого отношения, но пользующихся нашими удостоверениями. И из-за отсутствия оперативной схемы до сих пор ни один не взят. Хотя на первых порах было бы достаточно трех смен из двух сотрудников в каждой и пары компьютеров, где бы мы ежедневно обновляли базу данных. Ну, и две-три выделенные телефонные линии, разумеется, на один номер. Чтобы можно было в течение десяти минут перепроверить человека, предъявляющего корочки… Но мне и этого не дают. Нет ни денег, ни штатных единиц.
– Я наслышан о ваших предложениях, – проворчал Щербаков, – и полностью вас поддерживаю. Однако я тоже не в состоянии повлиять на финансирование. Как и начальник Управления. Эти вопросы, увы, решаются только в Москве… Но давайте вернемся к делу Гордеенко.
– Неформальных проверок не отмечено. На телефоне «Покрышева», который давался в справочной службе, сидел наш человек. – Петренко неумело помешал сахар зажатой в левой руке ложечкой. – Туда никто не звонил, «Покрышевым» не интересовался. Равно как никто не пытался войти и в личный контакт с сотрудником. Что, в общем-то, понятно… Документы прикрытия Гордеенко введены в базу МВД несколько лет назад, фотография соответствует, личное дело успело обрасти массой сопутствующих бумажек. Мы даже пару раз ему выговоры вписывали, дабы он не слишком выделялся из основной массы.
Генерал-майор стряхнул пепел с сигареты.
– За что выговоры?
– За появление на работе в нетрезвом состоянии и за нарушения в сроках подачи годового отчета. Естественно, были и благодарности.
– То есть с этой стороны Гордеенко расшифровать не могли? – Щербаков сделал глубокую затяжку и потушил окурок.
– Вероятность близка к нулю, – осторожно подтвердил Петренко.
– Но вот в том, что его смерть была случайной, я начинаю сомневаться всё больше и больше, – высказался Кречетов.
– Основания?
– Наши эксперты провели еще одну независимую проверку всех материалов дознания и тел погибших. И возникла одна деталь, которая не укладывается в картину трагического происшествия.
Начальник СЭБ сдвинул брови к переносице:
– Какая именно деталь?
– След прокола шеи водителя маршрутного такси металлическим предметом диаметром ноль целых четыре десятых миллиметра. – Кречетов закашлялся. – Извините… Прокол имеет глубину более десяти сантиметров. В кабине микроавтобуса не найдено ничего, что могло бы вызвать подобное повреждение. Тем более – прокол расположен сзади, под основанием черепа.
– Почему это не обнаружили черноморские эксперты?
– Тело сильно обгорело, и даже наши специалисты с большим трудом установили наличие данного повреждения. Обратили внимание на косвенные признаки, – начальник ССБ сам едва не запутался в отчете патологоанатомов, где чуть ли не в каждой фразе встречались латинские термины и ссылки на неизвестные полковнику методики анализа, – а затем составили общую картину. Орудие, которым нанесено повреждение, напоминает заточенную проволоку из высоколегированной стали.
– Так. – Щербаков сжал зубы. – Заключение экспертов у вас с собой?
– Конечно.
Петренко подал генерал-майору непрозрачную пластиковую папку с тремя листами машинописного текста внутри.
***
Мальков закончил набирать на компьютере текст справки для Рыжикова, выделил курсивом пункт насчет Пидмаева и буддистского храма, дал принтеру команду печатать документ и хихикнул себе под нос.– Ты чего? – Заславский отвлекся от статьи в журнале «Лица».
– Вспомнил последнюю шутку насчет высшей степени опьянения сотрудника нашей службы…
– Какую именно?
– Не попасть курсором мыши по рабочему полю дисплея.
Старший референт хрюкнул и вернулся к работе.
Глава 13
Ему, невинному тогда еще,
попались гнусные товарищи…
В столовой Егор взял столичный салат, солянку и стакан апельсинового сока, заплатил за всё это изобилие тридцать семь рублей сорок копеек и подсел к Малахову, расположившемуся за столиком возле окна напротив сосредоточенно жующего капитана Смирнова из Службы собственной безопасности.
– А что, Касьян, – майор сдвинул поднос, освобождая место Малькову, – невесты в академии[117] есть?
– Кому и кобыла – невеста, – тут же отреагировал Смирнов, процитировав дворника из «Двенадцати стульев». – Кстати, а зачем тебе это? Хотя да, ты ж развелся недавно…
– Мне как раз незачем, а вот моему подопечному… – Малахов кивнул на Малькова. – До сих пор не окольцован.
– Непорядок, – сохраняя серьезное выражение лица, заявил капитан ССБ. – С таким отношением к браку и семье мы его на работу за границей не утвердим.
– И это правильно! – На стул рядом со Смирновым опустился майор Кривин, заместитель начальника третьего отдела ССБ, который возглавлял Сергей Сергеевич Петренко. – Нет «заложника» – сиди дома.
Егор проглотил салат и молча принялся за солянку.
Шуточки насчет «заложников» в виде членов семей, без которых в КГБ-ФСБ якобы не отпускали сотрудников работать за рубежом, были стандартны. Основой для них послужили многочисленные истеричные статьи и «показания очевидцев», выплеснувшиеся на страницы газет в первый год перестройки. Тогда большой популярностью пользовались субъекты с замутненными галоперидолом и аминазином глазами, вещавшие о своей «работе на КГБ» и о тех «преследованиях», коим они подверглись после того, как решили «порвать с бериевскими последышами».
По причине полного идиотизма публикаций их даже не попытались опровергнуть, и тупой стереотип утвердился в сознании псевдодемократической общественности на многие годы.
– А ведь действительно, – капитан облизал вилку, – почему наш юный друг не женится?
– Ist das Verhor[118]? – Мальков на секунду отвлекся от солянки. – Тогда я буду отвечать только в Присутствии своего адвоката. И что это за намеки на работу за границей? У нас что, теперь есть иностранное представительство ИАСа?
– Нет, серьезно. – Кривин приступил к винегрету. – Тебе уже двадцать пять, пора бы…
– А его девушки боятся, – засмеялся Малахов. – Как представят себе, что им до конца дней своих придется именоваться «мадам Малькова», так и отваливают.
– Хамское замечание, – хмыкнул Егор, чья фамилия во все времена была предметом для шуток. – Я внесу тебя в список своих личных врагов…
Над столом у Малькова действительно висел исполненный разноцветной тушью маленький плакатик с заголовком «Враги ст. лейт. Е. В. Малькова», в котором значились директора ЦРУ, АНБ, ФРС, Ми-5[119] и DGSE[120], несколько видных российских демократов во главе с правозащитником по кличке «Очкарик», он же – «Адамыч», и парочка смывшихся от греха подальше из России владельцев медиа-холдингов – Индюшанский и Березинский.
Референт был далеко не единственным сотрудником Управления, кто художественно оформлял свое рабочее место.
У заместителя начальника Службы контрразведки, к примеру, слева от его рабочего стола висел разделенный пополам вертикальной чертой лист ватмана размером два на полтора метра, в левой части которого был нарисован человек в белой тоге, с лирой за пазухой и с нимбом над головой, а в правой – небритый субъект в черном плаще, из-под которого выглядывали оканчивающиеся копытами ноги, с рогами и окровавленным ножом в руке.
Над «святошей» значилось «Наш агент», над его противоположностью, соответственно, – «Их агент».
– Но хоть девушка у тебя есть? – спросил Смирнов.
– И не одна, – бодро ответил Егор. – Не переживай.
– «Не одна» значит, что ты морально неустойчив. – Кривин поскреб ложечкой в стакане со сметаной. – И легко можешь угодить в "медовую ловушку[121]".
– А что, Касьян, – майор сдвинул поднос, освобождая место Малькову, – невесты в академии[117] есть?
– Кому и кобыла – невеста, – тут же отреагировал Смирнов, процитировав дворника из «Двенадцати стульев». – Кстати, а зачем тебе это? Хотя да, ты ж развелся недавно…
– Мне как раз незачем, а вот моему подопечному… – Малахов кивнул на Малькова. – До сих пор не окольцован.
– Непорядок, – сохраняя серьезное выражение лица, заявил капитан ССБ. – С таким отношением к браку и семье мы его на работу за границей не утвердим.
– И это правильно! – На стул рядом со Смирновым опустился майор Кривин, заместитель начальника третьего отдела ССБ, который возглавлял Сергей Сергеевич Петренко. – Нет «заложника» – сиди дома.
Егор проглотил салат и молча принялся за солянку.
Шуточки насчет «заложников» в виде членов семей, без которых в КГБ-ФСБ якобы не отпускали сотрудников работать за рубежом, были стандартны. Основой для них послужили многочисленные истеричные статьи и «показания очевидцев», выплеснувшиеся на страницы газет в первый год перестройки. Тогда большой популярностью пользовались субъекты с замутненными галоперидолом и аминазином глазами, вещавшие о своей «работе на КГБ» и о тех «преследованиях», коим они подверглись после того, как решили «порвать с бериевскими последышами».
По причине полного идиотизма публикаций их даже не попытались опровергнуть, и тупой стереотип утвердился в сознании псевдодемократической общественности на многие годы.
– А ведь действительно, – капитан облизал вилку, – почему наш юный друг не женится?
– Ist das Verhor[118]? – Мальков на секунду отвлекся от солянки. – Тогда я буду отвечать только в Присутствии своего адвоката. И что это за намеки на работу за границей? У нас что, теперь есть иностранное представительство ИАСа?
– Нет, серьезно. – Кривин приступил к винегрету. – Тебе уже двадцать пять, пора бы…
– А его девушки боятся, – засмеялся Малахов. – Как представят себе, что им до конца дней своих придется именоваться «мадам Малькова», так и отваливают.
– Хамское замечание, – хмыкнул Егор, чья фамилия во все времена была предметом для шуток. – Я внесу тебя в список своих личных врагов…
Над столом у Малькова действительно висел исполненный разноцветной тушью маленький плакатик с заголовком «Враги ст. лейт. Е. В. Малькова», в котором значились директора ЦРУ, АНБ, ФРС, Ми-5[119] и DGSE[120], несколько видных российских демократов во главе с правозащитником по кличке «Очкарик», он же – «Адамыч», и парочка смывшихся от греха подальше из России владельцев медиа-холдингов – Индюшанский и Березинский.
Референт был далеко не единственным сотрудником Управления, кто художественно оформлял свое рабочее место.
У заместителя начальника Службы контрразведки, к примеру, слева от его рабочего стола висел разделенный пополам вертикальной чертой лист ватмана размером два на полтора метра, в левой части которого был нарисован человек в белой тоге, с лирой за пазухой и с нимбом над головой, а в правой – небритый субъект в черном плаще, из-под которого выглядывали оканчивающиеся копытами ноги, с рогами и окровавленным ножом в руке.
Над «святошей» значилось «Наш агент», над его противоположностью, соответственно, – «Их агент».
– Но хоть девушка у тебя есть? – спросил Смирнов.
– И не одна, – бодро ответил Егор. – Не переживай.
– «Не одна» значит, что ты морально неустойчив. – Кривин поскреб ложечкой в стакане со сметаной. – И легко можешь угодить в "медовую ловушку[121]".