Мальков отошел в сторонку, поглядывая на неподвижно сидящих «заложников», и решил обратиться с вопросом к Оленеву.
– Игорь, а прямо сейчас нас не штурманут?
– Не должны. – Заместитель начальника пресс-службы сдвинул брови. – Переговоры только начались, они еще попытаются уговорить нас сдаться…
– Ты б хоть намекнул, когда штурма ждать, – попросил Егор.
– Пара-тройка часов в запасе у нас есть. Чем дольше мы здесь сидим, тем больше устаём.
– А ты уже бывал террористом?
– Неоднократно, – ухмыльнулся Оленев. – И террористом бывал, и заложником, и с группой захвата бегал…
– Ну, и чего нам ждать? – с невинным видом спросил Мальков, надеясь на то, что Игорь проговорится.
– Сам увидишь, – хохотнул майор, поймал неодобрительный взгляд Хватова и посерьезнел. – Ты давай не шатайся без дела, а придумывай, как осложнить штурмовикам задачу.
Попытка вытянуть у Оленева подробности предстоящего освобождения захваченного самолета не удалась. Мальков вздохнул про себя и, держа пистолет стволом вниз, отправился в нос, к кабине пилотов.
Дверь в кабину оказалась заперта.
Старший лейтенант потоптался в тамбуре, подергал ручку и присел на откидное сиденье у стойки с кофеваркой.
«Да-а, не выходит что-то каменный цветок, – грустно подумал референт ИАС. – Может, под кресла зашхериться и оттуда по спецназёрам палить? – Егор вытянул шею и визуально оценил расстояние от пола до сиденья. – Не пойдет. Не помещусь… Взрывчатку нам тоже не дали, так что двери не заминируешь. Эх, доля моя горькая… Что ж делать-то, как говаривал товарищ Чернышевский?»
По сути же Борисов был не кем иным, как лидером диаспоры, подмявшей под себя всю торговлю наркотиками в портовом городе и издревле промышляющей мелкими кражами и попрошайничеством.
Конечно же, цыгане никуда не кочевали, представляя собой оседлый клан с отличными от классических традициями. Каждая семья жила в добротном кирпичном доме, мужчины гордо раскатывали на подержанных, но сверкающих лаком «Мерседесах» и «Ауди», многие женщины отказались от цветастых юбок и платков и носили одежду европейского покроя, детей старались пристроить в школу, дабы те получили хоть какое-нибудь образование.
Традиции вспоминались только тогда, когда это было выгодно.
Например, при редких милицейских облавах. Заехавших в «джипси-таун»[58] стражей порядка окружала толпа орущих женщин, оттягивающих на себя внимание для того, чтобы подростки успели перетащить мешки с коноплей и маковой соломкой из выбранного для обыска дома в соседние.
Но милицейские проверки были редки.
Блюстители закона – тоже люди, тоже хотят вкусно кушать и хорошо одеваться, так что с милицейским и прокурорским начальством у Борисова и К° было достигнуто полное взаимопонимание. Дабы не портить показатели отчетности, местному ОБНОНу[59] время от времени сдавали десяток-другой наркоманов, не представлявших более интереса для торговцев зельем по причине финансовой опустошенности. Торчков с шумом задерживали, быстро выбивали признания в соучастии в распространении наркотиков, формировали из числа арестованных две-три «группы» и бодро докладывали наверх о невиданных успехах на ниве борьбы с наркопреступностью. Сверху щедро лился дождь наград и внеочередных званий, а Черноморское УВД регулярно ставилось в пример на московских совещаниях у министра.
Верхушка цыганской ОПГ даже занималась политикой, как представители «угнетенного народа».
Сию светлую мысль в начале девяностых годов подал ближайший помощник Герцога Андрей Мечко, прочитавший многостраничный труд одного исследователя о геноциде разных народов. Борисов согласился с Мечко в том, что цыгане ничуть не хуже евреев, их также преследовали в фашистской Германии и целыми таборами расстреливали и загоняли в концлагеря, и приказал организовать общественное движение, которое будет отстаивать права соплеменников.
Партнеры у свежесозданной структуры, бесхитростно названной «Угнетенный народ», нашлись быстро.
Давно страдающие от скудного финансирования и не пользующиеся массовой поддержкой населения местные отделения «Демократического российского выбора» и «Социал-демократической России» сами обратились к цыганам с предложениями о сотрудничестве, получили милостивое согласие и присосались к ручейку наркоденег, наконец начав издавать собственные газеты.
О Черноморской инициативе узнали в центре, и в город зачастили эмиссары от других политических партий и объединений, почувствовавших запашок легких денег. Борисов принимал всех в шикарном офисе на первом этаже гостиницы «Звездочка», со всеми подробно беседовал, но абы с кем договоры о совместной деятельности не заключал. Его интересовали только те организации, что имели хоть какие-то шансы на присутствие на политической сцене.
Иным мягко отказывали.
Создание фонда борьбы за права «лиц цыганской национальности» приносило свои плоды. Теперь любое задержание наркоторговца, каждый из которых имел в кармане удостоверение общественной организации «Угнетенный народ», превращалось в политическое дело. На защиту интересов задержанного вставали лидеры псевдодемократического движения Черноморска во главе с вице-мэром, бывшим активным членом «Демросвыба», о «ментовском беспределе» вопили все местные газеты, и немногие оставшиеся честными опера и следователи были вынуждены спускать расследование на тормозах, отпуская пойманного с поличным дилера под подписку о невыезде, а затем и прекращать дело в связи с «недостатком улик».
С параллельно существовавшими в том же городе другими преступными группировками цыгане почти не общались.
По причине разных сфер деятельности.
Чеченцы контролировали порт и наркотиками практически не интересовались, разве что для личного потребления, азербайджанцы курировали торговлю продуктами питания и ширпотребом, немногочисленные славянские группировки почитали для себя западло заниматься «травой» и прилагали усилия на ниве «крышевания» бизнесменов и банковских операций.
Поэтому прибытие двух светловолосых дам из Прибалтики, которых вчера встретили и привезли в отель «Предпортовый» ближайшие подельники Турпала-Али Баграева, возглавлявшего чеченскую ОПГ, не могло не насторожить Борисова.
– Ты пей чай. – Роман лично налил душистый «Липтон» в кружку Алика Звездоцветова, принесшего цыганскому лидеру весть о приезде непонятных гостей.
Сидевший напротив Алика Андрей Мечко подвинул глазастому соплеменнику вазочку с вареньем.
– А ты уверен, – Борисов грузно опустился в резное кресло, обитое малиновым плюшем, – что это не проститутки?
– Не похожи, – с должным почтением ответил Звездоцветов, отхлебывая чай и придерживая большим пальцем серебряную ложечку, которая так и норовила попасть ему прямо в глаз.
– Почему не похожи? – подал голос Мечко.
– Они такие… ну, серьезные, что ли. И сам Леший их встречал. А Леший просто так никуда не поедет.
Лёма Атгиреев по кличке «Леший» был правой рукой у Баграева и действительно крайне редко выезжал на малозначительные мероприятия, предпочитая отсиживаться за четырехметровой бетонной стеной своего особняка, по верху которой шла спираль из колючей проволоки. Говорили, что Атгиреев боится какого-то кровника, пообещавшего отрезать Лёме голову за убитого в Дагестане брата. Леший три года воевал против федералов и участвовал в бесславном походе банд Басаева и Хаттаба на Махачкалу, в процессе которого и засветился, расстреляв нескольких милиционеров-даргинцев и получив черную метку от их родственников.
– Проститутки разные бывают, – вымолвил Мечко, регулярно катавшийся с поручениями в Москву и не понаслышке знающий категории столичных «жриц любви». – Есть и простушки, но есть и вип-герлухи. Таких от секретарши какого-нибудь министра не отличишь.
– Зачем Чечену элитные шлюхи? – буркнул Борисов. – Ему местных хватает.
– Кто знает, – протянул Мечко. – Деньги есть, может себе позволить…
– У них еще багажа прилично с собой было, – добавил Звездоцветов. – И «черные» им помогали нести.
– М-м-м, – Андрей изогнул брови. – И как девицы на это отреагировали?
– На что? – не понял Алик.
– На то, что чичики взяли их вещи…
– Нормально. Как будто так и надо.
– Леший тоже помогал?
– Не, Леший нет. Он с ними базарил о чем-то…
– О чем базарил, не слышал? – спросил Борисов.
– Я далеко стоял, а те глазами так и зыркали по сторонам. Решил не засвечиваться, а то вдруг что…
– Правильно решил, – похвалил Роман. – Леший тебя в лицо знает, мог насторожиться.
– Поезд откуда? – Мечко облокотился на стол.
– Из Москвы.
– Тогда с чего ты взял, что тетки из Прибалтики?
– Лилька с Розой на площади работали, они и сказали, что акцент у обеих сильный. Слышали, когда те в машины садились…
На шныряющих повсюду цыганок с привязанными к спинам младенцами никто обычно не обращает никакого внимания. Максимум – бросают брезгливо-презрительный взгляд и проходят мимо, торопливо кинув копеечку в грязную ладонь.
И мало кто отдает себе отчет в том, что горластые цыганки и их чумазые и частенько завшивевшие отпрыски – это разветвленная агентурная сеть, тщательно просеивающая всю доступную им информацию и подробно докладывающая обо всем виденном и слышанном мужьям и старшим братьям, которые затем доносят все сколь бы то ни было важные сведения до цыганского барона.
– Отправь завтра гадалок на площадь перед «Предпортовой», – дал Борисов указание Мечко. – Пусть пару дней покрутятся да посмотрят, куда эти бабы ходить будут. У нас в гостинице люди есть?
– Найдем…
– В номерах пошерстить надо. Но незаметно. – Роман погрозил помощнику пальцем. – Знать, зачем к чичикам эти бабы приехали, не помешает.
– Я выясню, – пообещал Мечко.
Неадекватность террориста – явление распространенное.
На захват заложников часто решаются люди с расстроенной психикой, которые для храбрости накачиваются алкоголем или наркотиками. С одной стороны, их немного заторможенное состояние помогает штурмовой группе быстро и без потерь провести операцию по освобождению пленников, с другой – несет в себе опасность непредсказуемых действий. Взрыв ярости может вызвать совершенно невинная фраза, трансформирующаяся в затуманенном мозгу террориста в нечто противоположное по смыслу. Поэтому почти все, даже самые необычные требования преступников стараются выполнить, чтобы до поры до времени поддерживать в них ощущение безнаказанности и развития успеха задуманного.
– А нам действительно икру принесут? – удивился Мальков.
– Без вопросов. – Хватов погладил живот в предвкушении трапезы. – Вот только коньяк пить нельзя.
– Что-нибудь усыпляющее подмешают? – догадался старший лейтенант.
Остальные «террористы» засмеялись.
– Да-а-а, – Оленев легонько хлопнул Егора по плечу, – молод ты еще и неопытен. Ничего подмешивать не будут. Ни нам, ни настоящим злодеям. Это ж легко вычисляется… Просто наша задача – не клюкнуть по маленькой, а приготовить коллегам достойную встречу. В подогретом состоянии у нас это хуже получится. Но ты, если хочешь, можешь принять на грудь… Однако учти: алкоголиков мы в своем коллективе не терпим и безжалостно уничтожаем собственными руками.
– Я просто спросил, – надулся Мальков.
– Не обижайся, – миролюбиво сказала Алена. – Игорь шутит.
– А нам можно выпить, если вы не будете? – спросил кто-то из курсантов.
– Еще одно слово – и голышом побежишь по морозу, – не поворачивая головы, отрезала Незабудкина. – Сделаю из тебя парламентера-активиста. Усек?
Говорун засопел, но спорить не стал. Единственная дама среди «террористов» играла роль редкостной стервы и строго выполняла свои обещания, в чем «заложники» могли убедиться на примере двух курсантов, с прохладцей отнесшихся к словам Незабудкиной, а затем проползших на брюхе из одного конца самолета в другой, подгоняемые пинками Иванидзе и Хватова.
Егор показал Оленеву кулак:
– Ты б мне еще пыхнуть[60] предложил…
– О траве базара не было. – Майор повернулся к Хватову: – Кстати, Боря, а что ты в этот раз «дури»[61] не заказал?
– А надо? – Дед Пихто заговорщицки ухмыльнулся. – Ты только скажи, мне несложно.
– Мы, по объявке, не наркушники, – вмешался Иванидзе. – Так что с нас и коньяку хватит.
– Ты фляжку взял? – серьезно спросил Оленев у референта-новичка.
– Зачем? – растерялся Мальков.
– Как зачем? Коньяк туда перельем, потом выпьем. Бутылки, скажем, при штурме разбились…
– Не взял, – огорчился старший лейтенант, будучи совершенно не в курсе традиций контртеррористических учений.
– Эх, молодо-зелено… – Заместитель начальника пресс-службы сделал грустное лицо. – Никакого уважения к традициям. Даже флягу не прихватил. Придется грелку искать.
– Да ну тебя! – Мальков понял, что майор опять решил приколоться.
– Умный! – Оленев взъерошил себе пятерней волосы. – Второй раз быстрее сообразил. Чувствуется аналитический склад ума…
Посматривающий в иллюминатор Иванидзе сделал предупредительный жест рукой:
– По местам. Идут…
Глава 7
– Игорь, а прямо сейчас нас не штурманут?
– Не должны. – Заместитель начальника пресс-службы сдвинул брови. – Переговоры только начались, они еще попытаются уговорить нас сдаться…
– Ты б хоть намекнул, когда штурма ждать, – попросил Егор.
– Пара-тройка часов в запасе у нас есть. Чем дольше мы здесь сидим, тем больше устаём.
– А ты уже бывал террористом?
– Неоднократно, – ухмыльнулся Оленев. – И террористом бывал, и заложником, и с группой захвата бегал…
– Ну, и чего нам ждать? – с невинным видом спросил Мальков, надеясь на то, что Игорь проговорится.
– Сам увидишь, – хохотнул майор, поймал неодобрительный взгляд Хватова и посерьезнел. – Ты давай не шатайся без дела, а придумывай, как осложнить штурмовикам задачу.
Попытка вытянуть у Оленева подробности предстоящего освобождения захваченного самолета не удалась. Мальков вздохнул про себя и, держа пистолет стволом вниз, отправился в нос, к кабине пилотов.
Дверь в кабину оказалась заперта.
Старший лейтенант потоптался в тамбуре, подергал ручку и присел на откидное сиденье у стойки с кофеваркой.
«Да-а, не выходит что-то каменный цветок, – грустно подумал референт ИАС. – Может, под кресла зашхериться и оттуда по спецназёрам палить? – Егор вытянул шею и визуально оценил расстояние от пола до сиденья. – Не пойдет. Не помещусь… Взрывчатку нам тоже не дали, так что двери не заминируешь. Эх, доля моя горькая… Что ж делать-то, как говаривал товарищ Чернышевский?»
***
Сияющего золотыми зубами, толстого и слегка неопрятного Романа Борисова в разных местах величали по-разному: в городской администрации – уважаемым коммерсантом и председателем общественных организаций «Союз цыган города Черноморска» и «Угнетенный народ», на страницах газет – «цыганским бароном», в таборах – Герцогом, в милицейских сводках – «лидером преступного сообщества лиц цыганской национальности», старые воры между собой – по забытой давным-давно кличке «Ромка-Лисапед», прилипшей к оборотистому цыгану за удивительную способность в течение одного дня спереть и перепродать десяток педальных машин, причем иногда он воровал велосипеды у тех, кому полчаса назад и продал.По сути же Борисов был не кем иным, как лидером диаспоры, подмявшей под себя всю торговлю наркотиками в портовом городе и издревле промышляющей мелкими кражами и попрошайничеством.
Конечно же, цыгане никуда не кочевали, представляя собой оседлый клан с отличными от классических традициями. Каждая семья жила в добротном кирпичном доме, мужчины гордо раскатывали на подержанных, но сверкающих лаком «Мерседесах» и «Ауди», многие женщины отказались от цветастых юбок и платков и носили одежду европейского покроя, детей старались пристроить в школу, дабы те получили хоть какое-нибудь образование.
Традиции вспоминались только тогда, когда это было выгодно.
Например, при редких милицейских облавах. Заехавших в «джипси-таун»[58] стражей порядка окружала толпа орущих женщин, оттягивающих на себя внимание для того, чтобы подростки успели перетащить мешки с коноплей и маковой соломкой из выбранного для обыска дома в соседние.
Но милицейские проверки были редки.
Блюстители закона – тоже люди, тоже хотят вкусно кушать и хорошо одеваться, так что с милицейским и прокурорским начальством у Борисова и К° было достигнуто полное взаимопонимание. Дабы не портить показатели отчетности, местному ОБНОНу[59] время от времени сдавали десяток-другой наркоманов, не представлявших более интереса для торговцев зельем по причине финансовой опустошенности. Торчков с шумом задерживали, быстро выбивали признания в соучастии в распространении наркотиков, формировали из числа арестованных две-три «группы» и бодро докладывали наверх о невиданных успехах на ниве борьбы с наркопреступностью. Сверху щедро лился дождь наград и внеочередных званий, а Черноморское УВД регулярно ставилось в пример на московских совещаниях у министра.
Верхушка цыганской ОПГ даже занималась политикой, как представители «угнетенного народа».
Сию светлую мысль в начале девяностых годов подал ближайший помощник Герцога Андрей Мечко, прочитавший многостраничный труд одного исследователя о геноциде разных народов. Борисов согласился с Мечко в том, что цыгане ничуть не хуже евреев, их также преследовали в фашистской Германии и целыми таборами расстреливали и загоняли в концлагеря, и приказал организовать общественное движение, которое будет отстаивать права соплеменников.
Партнеры у свежесозданной структуры, бесхитростно названной «Угнетенный народ», нашлись быстро.
Давно страдающие от скудного финансирования и не пользующиеся массовой поддержкой населения местные отделения «Демократического российского выбора» и «Социал-демократической России» сами обратились к цыганам с предложениями о сотрудничестве, получили милостивое согласие и присосались к ручейку наркоденег, наконец начав издавать собственные газеты.
О Черноморской инициативе узнали в центре, и в город зачастили эмиссары от других политических партий и объединений, почувствовавших запашок легких денег. Борисов принимал всех в шикарном офисе на первом этаже гостиницы «Звездочка», со всеми подробно беседовал, но абы с кем договоры о совместной деятельности не заключал. Его интересовали только те организации, что имели хоть какие-то шансы на присутствие на политической сцене.
Иным мягко отказывали.
Создание фонда борьбы за права «лиц цыганской национальности» приносило свои плоды. Теперь любое задержание наркоторговца, каждый из которых имел в кармане удостоверение общественной организации «Угнетенный народ», превращалось в политическое дело. На защиту интересов задержанного вставали лидеры псевдодемократического движения Черноморска во главе с вице-мэром, бывшим активным членом «Демросвыба», о «ментовском беспределе» вопили все местные газеты, и немногие оставшиеся честными опера и следователи были вынуждены спускать расследование на тормозах, отпуская пойманного с поличным дилера под подписку о невыезде, а затем и прекращать дело в связи с «недостатком улик».
С параллельно существовавшими в том же городе другими преступными группировками цыгане почти не общались.
По причине разных сфер деятельности.
Чеченцы контролировали порт и наркотиками практически не интересовались, разве что для личного потребления, азербайджанцы курировали торговлю продуктами питания и ширпотребом, немногочисленные славянские группировки почитали для себя западло заниматься «травой» и прилагали усилия на ниве «крышевания» бизнесменов и банковских операций.
Поэтому прибытие двух светловолосых дам из Прибалтики, которых вчера встретили и привезли в отель «Предпортовый» ближайшие подельники Турпала-Али Баграева, возглавлявшего чеченскую ОПГ, не могло не насторожить Борисова.
– Ты пей чай. – Роман лично налил душистый «Липтон» в кружку Алика Звездоцветова, принесшего цыганскому лидеру весть о приезде непонятных гостей.
Сидевший напротив Алика Андрей Мечко подвинул глазастому соплеменнику вазочку с вареньем.
– А ты уверен, – Борисов грузно опустился в резное кресло, обитое малиновым плюшем, – что это не проститутки?
– Не похожи, – с должным почтением ответил Звездоцветов, отхлебывая чай и придерживая большим пальцем серебряную ложечку, которая так и норовила попасть ему прямо в глаз.
– Почему не похожи? – подал голос Мечко.
– Они такие… ну, серьезные, что ли. И сам Леший их встречал. А Леший просто так никуда не поедет.
Лёма Атгиреев по кличке «Леший» был правой рукой у Баграева и действительно крайне редко выезжал на малозначительные мероприятия, предпочитая отсиживаться за четырехметровой бетонной стеной своего особняка, по верху которой шла спираль из колючей проволоки. Говорили, что Атгиреев боится какого-то кровника, пообещавшего отрезать Лёме голову за убитого в Дагестане брата. Леший три года воевал против федералов и участвовал в бесславном походе банд Басаева и Хаттаба на Махачкалу, в процессе которого и засветился, расстреляв нескольких милиционеров-даргинцев и получив черную метку от их родственников.
– Проститутки разные бывают, – вымолвил Мечко, регулярно катавшийся с поручениями в Москву и не понаслышке знающий категории столичных «жриц любви». – Есть и простушки, но есть и вип-герлухи. Таких от секретарши какого-нибудь министра не отличишь.
– Зачем Чечену элитные шлюхи? – буркнул Борисов. – Ему местных хватает.
– Кто знает, – протянул Мечко. – Деньги есть, может себе позволить…
– У них еще багажа прилично с собой было, – добавил Звездоцветов. – И «черные» им помогали нести.
– М-м-м, – Андрей изогнул брови. – И как девицы на это отреагировали?
– На что? – не понял Алик.
– На то, что чичики взяли их вещи…
– Нормально. Как будто так и надо.
– Леший тоже помогал?
– Не, Леший нет. Он с ними базарил о чем-то…
– О чем базарил, не слышал? – спросил Борисов.
– Я далеко стоял, а те глазами так и зыркали по сторонам. Решил не засвечиваться, а то вдруг что…
– Правильно решил, – похвалил Роман. – Леший тебя в лицо знает, мог насторожиться.
– Поезд откуда? – Мечко облокотился на стол.
– Из Москвы.
– Тогда с чего ты взял, что тетки из Прибалтики?
– Лилька с Розой на площади работали, они и сказали, что акцент у обеих сильный. Слышали, когда те в машины садились…
На шныряющих повсюду цыганок с привязанными к спинам младенцами никто обычно не обращает никакого внимания. Максимум – бросают брезгливо-презрительный взгляд и проходят мимо, торопливо кинув копеечку в грязную ладонь.
И мало кто отдает себе отчет в том, что горластые цыганки и их чумазые и частенько завшивевшие отпрыски – это разветвленная агентурная сеть, тщательно просеивающая всю доступную им информацию и подробно докладывающая обо всем виденном и слышанном мужьям и старшим братьям, которые затем доносят все сколь бы то ни было важные сведения до цыганского барона.
– Отправь завтра гадалок на площадь перед «Предпортовой», – дал Борисов указание Мечко. – Пусть пару дней покрутятся да посмотрят, куда эти бабы ходить будут. У нас в гостинице люди есть?
– Найдем…
– В номерах пошерстить надо. Но незаметно. – Роман погрозил помощнику пальцем. – Знать, зачем к чичикам эти бабы приехали, не помешает.
– Я выясню, – пообещал Мечко.
***
Получивший ценные указания Деда Пихто посредник оделся и убыл, дабы передать условия освобождения части заложников оперативному штабу во главе с начальником УФСБ. Хватов потребовал миллион долларов аванса, две бутылки коньяка «Арарат», причем обязательно в хрустальных литровых бутылках, килограмм икры и несколько свежих лавашей. Психолог долго не мог взять в толк, почему именно лаваши, а не примитивные булки, на что майор-спецназовец разорался о каких-то «национальных пристрастиях» в пище и чуть не «пристрелил» одного курсанта, желая продемонстрировать, что добивается четкого исполнения своих распоряжений.Неадекватность террориста – явление распространенное.
На захват заложников часто решаются люди с расстроенной психикой, которые для храбрости накачиваются алкоголем или наркотиками. С одной стороны, их немного заторможенное состояние помогает штурмовой группе быстро и без потерь провести операцию по освобождению пленников, с другой – несет в себе опасность непредсказуемых действий. Взрыв ярости может вызвать совершенно невинная фраза, трансформирующаяся в затуманенном мозгу террориста в нечто противоположное по смыслу. Поэтому почти все, даже самые необычные требования преступников стараются выполнить, чтобы до поры до времени поддерживать в них ощущение безнаказанности и развития успеха задуманного.
– А нам действительно икру принесут? – удивился Мальков.
– Без вопросов. – Хватов погладил живот в предвкушении трапезы. – Вот только коньяк пить нельзя.
– Что-нибудь усыпляющее подмешают? – догадался старший лейтенант.
Остальные «террористы» засмеялись.
– Да-а-а, – Оленев легонько хлопнул Егора по плечу, – молод ты еще и неопытен. Ничего подмешивать не будут. Ни нам, ни настоящим злодеям. Это ж легко вычисляется… Просто наша задача – не клюкнуть по маленькой, а приготовить коллегам достойную встречу. В подогретом состоянии у нас это хуже получится. Но ты, если хочешь, можешь принять на грудь… Однако учти: алкоголиков мы в своем коллективе не терпим и безжалостно уничтожаем собственными руками.
– Я просто спросил, – надулся Мальков.
– Не обижайся, – миролюбиво сказала Алена. – Игорь шутит.
– А нам можно выпить, если вы не будете? – спросил кто-то из курсантов.
– Еще одно слово – и голышом побежишь по морозу, – не поворачивая головы, отрезала Незабудкина. – Сделаю из тебя парламентера-активиста. Усек?
Говорун засопел, но спорить не стал. Единственная дама среди «террористов» играла роль редкостной стервы и строго выполняла свои обещания, в чем «заложники» могли убедиться на примере двух курсантов, с прохладцей отнесшихся к словам Незабудкиной, а затем проползших на брюхе из одного конца самолета в другой, подгоняемые пинками Иванидзе и Хватова.
Егор показал Оленеву кулак:
– Ты б мне еще пыхнуть[60] предложил…
– О траве базара не было. – Майор повернулся к Хватову: – Кстати, Боря, а что ты в этот раз «дури»[61] не заказал?
– А надо? – Дед Пихто заговорщицки ухмыльнулся. – Ты только скажи, мне несложно.
– Мы, по объявке, не наркушники, – вмешался Иванидзе. – Так что с нас и коньяку хватит.
– Ты фляжку взял? – серьезно спросил Оленев у референта-новичка.
– Зачем? – растерялся Мальков.
– Как зачем? Коньяк туда перельем, потом выпьем. Бутылки, скажем, при штурме разбились…
– Не взял, – огорчился старший лейтенант, будучи совершенно не в курсе традиций контртеррористических учений.
– Эх, молодо-зелено… – Заместитель начальника пресс-службы сделал грустное лицо. – Никакого уважения к традициям. Даже флягу не прихватил. Придется грелку искать.
– Да ну тебя! – Мальков понял, что майор опять решил приколоться.
– Умный! – Оленев взъерошил себе пятерней волосы. – Второй раз быстрее сообразил. Чувствуется аналитический склад ума…
Посматривающий в иллюминатор Иванидзе сделал предупредительный жест рукой:
– По местам. Идут…
Глава 7
Вальс в спальных мешках
В сторону самолета по полю двигалась целая процессия, состоявшая из психолога с бутылями коньяка в руках, заместителя Панина генерала-майора Сидорова, несшего икру и лаваши, сотрудника Сбербанка с большой холщовой сумкой и двух мрачных охранников с эмблемами федерального казначейства на рукавах черных курток.
Охранники были вооружены итальянскими помповыми ружьями SPAS 12[62].
Хватов и Оленев синхронно выдернули из кресел ближайших к ним заложников, приставили пистолеты к шеям курсантов и протолкнули в тамбур у двери.
– Открывай, – приказал Дед Пихто.
– Кто, я? – не сообразил Мальков.
– Ну не я же! – Заместитель начальника пресс-службы чуть присел, полностью спрятавшись за спиной курсанта.
Егор распахнул дверь и наставил на подошедших к трапу людей свой пистолет.
– Положите всё и проваливайте! – крикнул Хватов, не показываясь из проема.
– Я должен удостовериться, что вы получили деньги и их количество соответствует вашим требованиям, – громко сказал «инкассатор», которого изображал капитан Мартиросов с позывным «Скази».
Рашид Мартиросов, тридцатилетний крепыш с добрым круглым лицом, был специалистом в деле нейтрализации противника голыми руками или с помощью подручных предметов, и, если бы он попал в салон «ИЛа», террористам пришлось бы совсем кисло.
Дед Пихто улыбнулся.
Скази был его приятелем, с которым они прошли немало горячих точек и который однажды протащил на себе раненного в ногу Хватова почти двадцать километров, отбиваясь от наседавших со всех сторон таджикских боевиков.
– Не пойдет! – возопил Мальков, поигрывая пистолетом. – Мы верим вам на слово! Положите деньги у трапа и отойдите на сто метров!
– Далековато ты их посылаешь, – заявил Оленев. – Но правильно.
Бойцы из силового подразделения казначейства переглянулись. В отличие от инкассатора, они были настоящими, как и деньги в мешке.
– Отходим, – пожал плечами Мартиросов. – Ничего не поделаешь.
Сидоров и переговорщик опустили припасы рядом с миллионом долларов и двинулись в обратном направлении.
– Но… – замялся один из охранников.
– Ничего с вашим миллионом не случится, – поморщился Скази. – Или вы думаете, что настоящие террористы пустили бы нас в самолет? Был, конечно, шанс, однако он нам не достался.
– Вам по два раза повторять надо?! – крикнул Егор.
– Всё, уходим.
Мартиросов поднял руки и пошел вслед за Сидоровым и психологом. Недовольные охранники бросили сумрачный взгляд на нахально ухмыляющегося Егора и потопали восвояси.
Хватов толкнул своего курсанта стволом пистолета под ребра:
– Бегом вниз и тащи всё сюда…
Незнакомый Роману Исакову молодой парень, видимо из числа недавно принятых на работу в Контору, что-то говорил Хватову, указывая рукой на здание аэровокзала.
Дед Пихто, естественно, под пули не подставлялся, хотя Цейс мог зацепить своего товарища рикошетом от стальной поверхности полуоткрытой двери самолета.
В метре от Исакова зашевелился прикрывавший снайпера Кайзер.
– Ты чего? – не отрываясь от окуляра, спросил Роман.
– Греюсь. – Старший лейтенант Сундуков убрал руку с цевья «Винтореза»[64] и несколько раз сжал в кулак озябшие пальцы.
– Купи нормальные перчатки, – посоветовал Цейс.
– Ага, купи! – передразнил Кайзер. – За хорошие перчатки восемьсот целковых отдать надо. А у меня дети…
– У всех дети, – философски заметил Роман.
Ситуация с финансированием специальных подразделений ФСБ мало отличалась от общероссийских реалий, связанных с материальным обеспечением государственных учреждений и армии. Средств хронически не хватало, так что бойцы были вынуждены покупать многие необходимые вещи, выделяя деньги из своих скудных зарплат. Некоторым, у кого супруги трудились в коммерческих фирмах, дышалось полегче, другие, отягощенные потомством, экономили каждую копейку и в свободное от службы время подрабатывали. Кто-то «бомбил» на собственном автомобиле, кто-то разгружал вагоны, кто-то ремонтировал бытовую технику, кто-то преподавал рукопашный бой в спортивном клубе.
На полученные помимо ведомственной кассы деньги спецназовцы в основном приобретали нормальные комбинезоны, обувь и разгрузочные жилеты, кардинально отличающиеся по качеству от тех образцов, что предлагались им родным государством. До чиновников всё никак не доходило, что бойцы секретных служб не могут ходить на операции в громко шуршащих при любом движении сине-серых курточках, коими снабжаются ОМОН и патрульные милиционеры и в которые упорно пытались обрядить штурмовиков «Града».
– У меня мать заболела, – грустно сказал Кайзер. – Две сотни «бакинских»[65] за лекарства отдали. И через месяц надо еще столько же…
– Найдем. – Цейс, как и большинство снайперов, обладал олимпийским спокойствием.
Для подобных случаев, связанных с болезнью члена группы или кого-нибудь из близких, существовала общая касса, куда каждый сбрасывал, сколько мог. Деньги также расходовались на закупки самого необходимого для жизнедеятельности отряда, на помощь семьям погибших, получавшим мизерные пенсии и брошенным правительством страны фактически на произвол судьбы.
Руководство ведомства старалось изменить ситуацию и хотя бы обеспечить нормальное страхование бойцов, чтобы те были уверены в получении женами достаточно крупной суммы в случае собственной гибели, но дело двигалось медленно. Присосавшимся к сладкому пирогу бюджетных денег чиновникам всех мастей сильные спецслужбы были невыгодны, поэтому любая инициатива, направленная на малейшее улучшение жизни сотрудников ФСБ, тормозилась на всех уровнях. Бюрократы требовали сотни согласований и бумажек, забалтывали вопросы на бесконечных слушаниях и комиссиях, перебрасывали пакеты подготовленных документов от одного чинуши к другому, а в финале ссылались на отсутствие денег и переносили рассмотрение проблемы на следующий год. И так до бесконечности.
– Тарзан – Цейсу, – вдруг ожила рация.
– Цейс на связи.
– Как обстановка? – поинтересовался майор Агеев.
– Без изменений, – бесстрастно сказал Цейс.
– Маэстро и Освальд на матрацах[66], – сообщил Тарзан.
– Принято.
Исаков оторвался от прицела и глянул в мощный бинокль, лежавший рядом с ним на поролоновой подстилке.
Освальда он заметил сразу.
Стас Коробов и прикрывавший его капитан Агеев с позывным «Лёлик» еще не успели слиться с окружавшими их кустами, занимая избранный рубеж.
А вот Маэстро, как обычно, замаскировался мгновенно, и теперь только оставалось гадать, какая куча снега рядом с ВПП или какой выступ на крыше старого ангара является притаившимся майором Антоном Михалёвым. К тому же Маэстро принципиально работал в одиночку, а вычислить одного человека гораздо сложнее, чем пару.
– Освальда вижу. Маэстро – нет, – резюмировал Цейс.
– Хорошо. Продолжай наблюдение, – пробубнил Агеев и отключился.
Роман отложил бинокль и снова сосредоточился на проеме двери самолета.
– Быстро ты посчитал, – удивился Мальков.
– А он раньше прикинул. – Хватов отвел курсанта на место и плотоядно уставился на банку с икрой, – Ну что, удивим желудки?
– Пора, пора, – согласился Иванидзе.
– Мы подежурим, – кивнул Оленев Малькову.
– Замётано. – Дед Пихто махнул рукой Незабудкиной и Иванидзе. – Пошли…
Первая смена едоков удалилась в салон эконом-класса.
– Тише! – гаркнул Оленев на расслабившихся «заложников», начавших обсуждать происходящее. – Сидеть молча!
Старший лейтенант проверил надежность запора на двери, опять прогулялся до запертой двери кабины пилотов и вернулся обратно.
При взгляде на багажные полки, расположенные над креслами у иллюминаторов, ему в голову пришла интересная мысль.
В день их назначалось обычно два-три, не считая летучек.
Стиль проведения совещаний был заимствован из виденных Григорьевым американских фильмов, где главным действующим лицом был Президент США. Станислав Романович демократично садился не в торце, а в середине длинного стола и оттуда раздавал ценные указания. Места рядом с ним считались весьма престижными, и каждый из приглашенных старался занять именно эти стулья, оттесняя конкурентов.
Генерал-майор (который в случае начала войны или объявления чрезвычайного положения в общероссийском масштабе и призыва на действительную службу оказался бы всего-навсего капитаном железнодорожных войск[67], откуда он уволился пятнадцать лет назад и пришел работать в милицию, устав от безденежья и сложностей с расхищением вверенного имущества) литрами поглощал крепчайший кофе, одну за другой курил сигареты «Парламент» и выслушивал бесконечные доклады, делая вид, что старается вникнуть в каждую мелочь.
Охранники были вооружены итальянскими помповыми ружьями SPAS 12[62].
Хватов и Оленев синхронно выдернули из кресел ближайших к ним заложников, приставили пистолеты к шеям курсантов и протолкнули в тамбур у двери.
– Открывай, – приказал Дед Пихто.
– Кто, я? – не сообразил Мальков.
– Ну не я же! – Заместитель начальника пресс-службы чуть присел, полностью спрятавшись за спиной курсанта.
Егор распахнул дверь и наставил на подошедших к трапу людей свой пистолет.
– Положите всё и проваливайте! – крикнул Хватов, не показываясь из проема.
– Я должен удостовериться, что вы получили деньги и их количество соответствует вашим требованиям, – громко сказал «инкассатор», которого изображал капитан Мартиросов с позывным «Скази».
Рашид Мартиросов, тридцатилетний крепыш с добрым круглым лицом, был специалистом в деле нейтрализации противника голыми руками или с помощью подручных предметов, и, если бы он попал в салон «ИЛа», террористам пришлось бы совсем кисло.
Дед Пихто улыбнулся.
Скази был его приятелем, с которым они прошли немало горячих точек и который однажды протащил на себе раненного в ногу Хватова почти двадцать километров, отбиваясь от наседавших со всех сторон таджикских боевиков.
– Не пойдет! – возопил Мальков, поигрывая пистолетом. – Мы верим вам на слово! Положите деньги у трапа и отойдите на сто метров!
– Далековато ты их посылаешь, – заявил Оленев. – Но правильно.
Бойцы из силового подразделения казначейства переглянулись. В отличие от инкассатора, они были настоящими, как и деньги в мешке.
– Отходим, – пожал плечами Мартиросов. – Ничего не поделаешь.
Сидоров и переговорщик опустили припасы рядом с миллионом долларов и двинулись в обратном направлении.
– Но… – замялся один из охранников.
– Ничего с вашим миллионом не случится, – поморщился Скази. – Или вы думаете, что настоящие террористы пустили бы нас в самолет? Был, конечно, шанс, однако он нам не достался.
– Вам по два раза повторять надо?! – крикнул Егор.
– Всё, уходим.
Мартиросов поднял руки и пошел вслед за Сидоровым и психологом. Недовольные охранники бросили сумрачный взгляд на нахально ухмыляющегося Егора и потопали восвояси.
Хватов толкнул своего курсанта стволом пистолета под ребра:
– Бегом вниз и тащи всё сюда…
***
Цейс чуть-чуть передвинул ствол «SG 550»[63] и поймал в перекрестье прицела голову уже виденного им «террориста».Незнакомый Роману Исакову молодой парень, видимо из числа недавно принятых на работу в Контору, что-то говорил Хватову, указывая рукой на здание аэровокзала.
Дед Пихто, естественно, под пули не подставлялся, хотя Цейс мог зацепить своего товарища рикошетом от стальной поверхности полуоткрытой двери самолета.
В метре от Исакова зашевелился прикрывавший снайпера Кайзер.
– Ты чего? – не отрываясь от окуляра, спросил Роман.
– Греюсь. – Старший лейтенант Сундуков убрал руку с цевья «Винтореза»[64] и несколько раз сжал в кулак озябшие пальцы.
– Купи нормальные перчатки, – посоветовал Цейс.
– Ага, купи! – передразнил Кайзер. – За хорошие перчатки восемьсот целковых отдать надо. А у меня дети…
– У всех дети, – философски заметил Роман.
Ситуация с финансированием специальных подразделений ФСБ мало отличалась от общероссийских реалий, связанных с материальным обеспечением государственных учреждений и армии. Средств хронически не хватало, так что бойцы были вынуждены покупать многие необходимые вещи, выделяя деньги из своих скудных зарплат. Некоторым, у кого супруги трудились в коммерческих фирмах, дышалось полегче, другие, отягощенные потомством, экономили каждую копейку и в свободное от службы время подрабатывали. Кто-то «бомбил» на собственном автомобиле, кто-то разгружал вагоны, кто-то ремонтировал бытовую технику, кто-то преподавал рукопашный бой в спортивном клубе.
На полученные помимо ведомственной кассы деньги спецназовцы в основном приобретали нормальные комбинезоны, обувь и разгрузочные жилеты, кардинально отличающиеся по качеству от тех образцов, что предлагались им родным государством. До чиновников всё никак не доходило, что бойцы секретных служб не могут ходить на операции в громко шуршащих при любом движении сине-серых курточках, коими снабжаются ОМОН и патрульные милиционеры и в которые упорно пытались обрядить штурмовиков «Града».
– У меня мать заболела, – грустно сказал Кайзер. – Две сотни «бакинских»[65] за лекарства отдали. И через месяц надо еще столько же…
– Найдем. – Цейс, как и большинство снайперов, обладал олимпийским спокойствием.
Для подобных случаев, связанных с болезнью члена группы или кого-нибудь из близких, существовала общая касса, куда каждый сбрасывал, сколько мог. Деньги также расходовались на закупки самого необходимого для жизнедеятельности отряда, на помощь семьям погибших, получавшим мизерные пенсии и брошенным правительством страны фактически на произвол судьбы.
Руководство ведомства старалось изменить ситуацию и хотя бы обеспечить нормальное страхование бойцов, чтобы те были уверены в получении женами достаточно крупной суммы в случае собственной гибели, но дело двигалось медленно. Присосавшимся к сладкому пирогу бюджетных денег чиновникам всех мастей сильные спецслужбы были невыгодны, поэтому любая инициатива, направленная на малейшее улучшение жизни сотрудников ФСБ, тормозилась на всех уровнях. Бюрократы требовали сотни согласований и бумажек, забалтывали вопросы на бесконечных слушаниях и комиссиях, перебрасывали пакеты подготовленных документов от одного чинуши к другому, а в финале ссылались на отсутствие денег и переносили рассмотрение проблемы на следующий год. И так до бесконечности.
– Тарзан – Цейсу, – вдруг ожила рация.
– Цейс на связи.
– Как обстановка? – поинтересовался майор Агеев.
– Без изменений, – бесстрастно сказал Цейс.
– Маэстро и Освальд на матрацах[66], – сообщил Тарзан.
– Принято.
Исаков оторвался от прицела и глянул в мощный бинокль, лежавший рядом с ним на поролоновой подстилке.
Освальда он заметил сразу.
Стас Коробов и прикрывавший его капитан Агеев с позывным «Лёлик» еще не успели слиться с окружавшими их кустами, занимая избранный рубеж.
А вот Маэстро, как обычно, замаскировался мгновенно, и теперь только оставалось гадать, какая куча снега рядом с ВПП или какой выступ на крыше старого ангара является притаившимся майором Антоном Михалёвым. К тому же Маэстро принципиально работал в одиночку, а вычислить одного человека гораздо сложнее, чем пару.
– Освальда вижу. Маэстро – нет, – резюмировал Цейс.
– Хорошо. Продолжай наблюдение, – пробубнил Агеев и отключился.
Роман отложил бинокль и снова сосредоточился на проеме двери самолета.
***
– Моя зарплата за шестьсот двадцать пять лет беспорочной службы, – выдал майор Оленев, запихивая холщовый мешок на полку для багажа.– Быстро ты посчитал, – удивился Мальков.
– А он раньше прикинул. – Хватов отвел курсанта на место и плотоядно уставился на банку с икрой, – Ну что, удивим желудки?
– Пора, пора, – согласился Иванидзе.
– Мы подежурим, – кивнул Оленев Малькову.
– Замётано. – Дед Пихто махнул рукой Незабудкиной и Иванидзе. – Пошли…
Первая смена едоков удалилась в салон эконом-класса.
– Тише! – гаркнул Оленев на расслабившихся «заложников», начавших обсуждать происходящее. – Сидеть молча!
Старший лейтенант проверил надежность запора на двери, опять прогулялся до запертой двери кабины пилотов и вернулся обратно.
При взгляде на багажные полки, расположенные над креслами у иллюминаторов, ему в голову пришла интересная мысль.
***
Совещания для первого заместителя начальника УВД Черноморска генерал-майора Григорьева, озабоченного исключительно продвижением по карьерной лестнице и наполнением деньгами собственного кармана, были смыслом жизни.В день их назначалось обычно два-три, не считая летучек.
Стиль проведения совещаний был заимствован из виденных Григорьевым американских фильмов, где главным действующим лицом был Президент США. Станислав Романович демократично садился не в торце, а в середине длинного стола и оттуда раздавал ценные указания. Места рядом с ним считались весьма престижными, и каждый из приглашенных старался занять именно эти стулья, оттесняя конкурентов.
Генерал-майор (который в случае начала войны или объявления чрезвычайного положения в общероссийском масштабе и призыва на действительную службу оказался бы всего-навсего капитаном железнодорожных войск[67], откуда он уволился пятнадцать лет назад и пришел работать в милицию, устав от безденежья и сложностей с расхищением вверенного имущества) литрами поглощал крепчайший кофе, одну за другой курил сигареты «Парламент» и выслушивал бесконечные доклады, делая вид, что старается вникнуть в каждую мелочь.