Нюську затошнило, она зажала рот ладонью.
   — Иди проблюйся, — бросил ей Вадик, снимая пиджак для свободы движений и склоняясь над трупом.
   Он присел на корточки и стал выкалывать Вахтангу глаза.
   — Вадя, — жалобно попросила Сонька, — можно и мне уйти?
   — Сиди, — трудясь, сказал Вадик. — Пересядь на диван, чтобы я тебя видел.
   Сонька встала, прошла к дивану, стоящему рядом с местом расправы над Вахом, и плюхнулась на него.
   Вадик косо взглянул на нее и приказал:
   — Сними юбку и блузку.
   Та суетливыми пальцами стащила с себя одежду, оставшись лишь в поясе-чулках.
   Лицо Вадика конвульсивно подергивалось, судороги бледного пятна лица под слипшимися волосами корежили его лоб, переносицу и подглазья в такт ударам, которые Вадик наносил ножом по лицу Вахтанга. От усилий у Вадика на спине открылась рана и расплылась кровавым пятном сзади на рубашке.
   — Иди ко мне, — пересохшими губами выдохнул он.
   — Как?! — не поняла его Сонька.
   Вадик расстегнул брюки, приспустил их вместе с трусами и встал на колени.
   — Бери у меня в рот.
   Он так же содрал брюки с мертвеца, обнажив его гениталии, и воткнул в них нож.
   Сонька подползла к Вадику на карачках, дрожа от ужаса и омерзения.
   — Бери! — крикнул Вадик.
   Член у него отлично, ломово стоял, чего Сонька никогда не видела. Она вобрала его в губы.
   Вадик начал безудержно втыкать Соньке в рот, она стала задыхаться. А рукой с ножом Вадик резал, кромсал половые органы Вахтанга. Это был апофеоз шизофренического безумия и страсти маньяка, возбужденного убийством, глумлением над трупом и одновременным диким желанием. Вадик потерял контроль над собой.
   Сонька видела, что у Вадика крыша съехала. Он безудержно садил ей в рот, доставая до горла, она уже слабела от удушья. Видя, как Вадик терзает труп, Сонька решила, что палач и ее затрахает в полном смысле этого слова.
   Мокрое от пота и экстаза лицо Вадика было обращено к расчленению ненавистных ему органов Вахтанга. Свободной рукой он держал за гриву Соньку, колошматя ей во рту членом, окрепшим едва ли не в такую же сталь, как нож, втыкающийся в кроваво обмякший клубок у мертвеца.
   Теряющая сознание Сонька стащила свой туфель и что было силы ударила им по лицу Вадика. Длинный тонкий каблук неожиданно легко вошел в левый глаз палача.
   Вадик взвыл от боли. Бросил нож, пытаясь выдрать вонзившийся каблук. Сонька отпрянула, схватила нож и молниеносно всадила его в мошонку Вадика, так же ненавистную ей, как тому плоть Вахтанга!
   Вадик ойкнул и лапнул Соньку железной рукой за горло. Она стала бить ножом ему в живот, как когда-то детдомовец Вадик — своей первой мальчишеской жертве. Киллер сомкнул у Соньки на шее две руки, но слабел от огненных ударов снизу.
   Сонька вырвалась, вскочила. Вадик лежал на полу, по-детски прижав коленки к располосованному животу. Он тихо умер.
 
* * *
   Сидящий на улице с подслушкой оперативник набрал домашний номер Кострецова:
   — Сергей! У Вахтанга крутая расправа! По-моему, и грузина, и еще кого-то уделали.
   — Сейчас там что? — спросил Кострецов, одеваясь и натягивая на себя перевязь с кобурой.
   — Затихли, но, наверное, море крови.
   — Ничего не предпринимай, — распорядился капитан. — Выезжаю. Сам туда зайду.
   Он тут же набрал номер павильона. Трубку подняла мычащая Сонька.
   — Соня, — крикнул Кострецов, — ты чего? Что еще стряслось?
   — О-ох, Сере-ега… Вадик Ваха замочил, а я в крайняке — Вадика… Чего ж делать?! Мне теперь и от Нодарика, и от Маэстро кранты…
   — Жди меня. Я еду.
   Кострецов выскочил из квартиры и ринулся вниз, перепрыгивая через ступеньки.
 
* * *
   Около дома Вахтанга капитан приказал оперативнику вызвать опербригаду и ждать его указаний. Сам же взбежал на нужный этаж и зазвонил в дверь. Ему открыла зеленая от пережитых кошмаров Нюська и махнула рукой в сторону гостиной.
   На залитом кровью ковре рядом, по-братски валялись трупы «режиссера», не успевшего осознать свою гибель, и скрюченного киллера. Окровавленная Сонька голышом сидела за столом, лихорадочно глотая водку.
   Кострецов приземлился на диван, грустно усмехнулся:
   — Конец твоей карьере, Соня.
   Та закурила, дрожащими пальцами потрогала гири грудей в пятнах крови.
   — Ой, Сереня, хоть живой осталась.
   — С какой стати Вадик заявился? — спросил Кость.
   — Маэстро начал разбор с Нодаром по нашей хате. Я на днях с его человеком, Мадерой, стрелку имела. Объяснила политику Нодара и Вахтанга, встала под руку Маэстро. Мадера намекнул: жди дел. Вот и дождалась.
   — Что за Мадера? — уточнял капитан нового фигуранта.
   — Цепной Маэстро, в авторитете. По банкам за коммерсанта выступает, вид солидный, хотя канает как-то вприпрыжку. И лысый, уши торчат. Хороший вообще мужик.
   — Все мы хорошие пока зубами к стенке спим. А ты чего на Вадика напала?
   — Я-я?! Он, псих, такое начал чудить! Махнул пером глотку Ваху и давай над мертвяком измываться: глаза колоть, яйца резать. Меня заставил ему в этот момент сосать. Ой, Сереня, не дай Бог кому даже это увидеть… А я-то в самой кровище раком стою и чую: перекрывает бивень кислород, задыхаюсь. Вот-вот амба… Ну и рубанула его каблуком в спину, у него там, видать, рана кровянила. Он перо кинул, я за перо…
   — Самообороной это называется. Так что по убийству Вадика можешь оправдаться. Но на тебе и другие крутые дела.
   — Ты это, Сергей, к чему? Какие дела?!
   Кострецов достал свое удостоверение, показал издали Соньке. Та выронила из зубов сигарету.
   — О-о, легаш!
   Усмехнулся опер.
   — А ты говорила, что любого мужика можешь рассечь.
   — О-о, то-то ты меня барать не стал… Я ж из-за этого сразу тебя заподозрила, а потом, думаю, цену ты себе набиваешь… Все одно не верится. Ну ты и легавый, Сереня!
   — Прижми язык, сучка! На тебе соучастие в доведении до смерти Марины, квартиру для которой Вахтангу ты сняла. И здесь вы с Вахтангом девиц не щадили. Еще расскажешь, как убивали их.
   Сонька ошеломленно смотрела на Кострецова. Он сказал:
   — Одевайся, можешь помыться. Ты арестована.
   Нюська, прижавшаяся в углу, спросила:
   — Мне тоже с мамой?
   — Ты оставайся, — ответил Кострецов. — Будем вызывать на допросы. И постарайся вычеркнуть из сердца такую маму, она юность тебе изуродовала. Но молодость впереди.
   — Господи, спаси-и! — заголосила пьяная Сонька.
   — Бог, Соня, — внушительно произнес Кость, — дарует спасение только души.
   Сонька Медь встала, пошатываясь, из-за стола. Расставила точеные колонны ног, затянутые в синее, заляпанное разводами крови. Тряхнув побуревшими куполами бюста, погладила задорно торчащие рыжие кудри лобка и бойко сказала:
   — А в тюряге да на зонах не пропаду. Что, мужичков, вертухаев на такой товар не найдется?! Проживу и там как-нибудь.
   — Проживешь, — усмехнулся Сергей. — И можешь называть себя за сплошную толоконность Сонькой Медной Ручкой.
   Сонька, изогнувшись, показала ему голый зад и побрела в ванную.
   В углу плакала Нюся. Она сидела на полу, поджав ноги, почти так, как перед смертью Вадик. У нее тоже был располосован незримо живот. А то, что между ног у девиц иногда считается веселым местом, было для Нюськи кошмаром, никогда не чувствовала она ни возбуждения, ни наслаждения.
   Кострецов вызывал по переговорнику бригаду снизу и думал о нелегком деле милиционера, когда самым первым надо брать на себя грязь, кровь за все общество, так любящее отделять себя от «ментов». Обычные люди, налогоплательщики, обыватели чистенько держатся в стороне. А если случайно или по материальной заинтересованности мажутся в гной, пованивают, все равно живут в хате с краю.
   Сидел опер Кость над трупами, слушая Нюськины всхлипы, Сонькино удалое напевание в ванной, и ощущал, что среди людей «мент» особенно одинок.
 
* * *
   На следующий день первым из «опекунов» на секс-хату позвонил Мадера. Нюська, пришедшая в себя, подробно рассказала ему о случившемся.
   Больше всего заинтересовал Мадеру Кострецов:
   — Значит, подсадным был тот Серега? А много ль Сонька ему назвонила?
   — Не знаю. Она с ним втихую от Вахтанга встречалась, сговаривалась вместе хату вести. Серега должен был телок из своего ночного клуба поставлять.
   — Какой там клуб?! Кого поставлять?! Маханшу твою мент этот на кичу поставил. И ты, Нюся, ставь на мамке крест. Не скоро она волю увидит. Как этот Серега выглядит?
   Нюська подробно описала внешность Кострецова и спросила:
   — А мне чего дальше делать?
   — Пока жди. Сейчас высокие разборки пойдут, неизвестно чем кончатся. Сама шевели умишком. Менты будут пытать, лишнего не базарь, а то мамке своей довесишь. Толкуй лишь по завалу Вахтанга и Вадика. А так полную несознанку лепи: мол, все дела у Вахтанга и мамки были, от меня все скрывали. Тебе восемнадцать уже есть?
   — Еще не исполнилось.
   — Ну, Нюся, всухую отмажешься. Обрати внимание, что хату менты могут прослушивать. И по телефону, и так говори с понятием. Бывай здорова.
 
* * *
   Потом позвонили от Нодара.
   — Нюся, это от старого друга Сони беспокоят. Знаем про ваши дела. Приезжай в гостиницу «Кольцо» около Садового. Разговор будет.
   Нюська собралась, оделась в строгое темное платье, превратившись со своим бледным большеглазым лицом во взаправдашнюю гимназистку. Прибыла в «Кольцо», где ее проводили в кабинет Нодара.
   Пахан встретил ее, стоя посреди кабинета. Всплеснул руками, подошел и обнял.
   — Знаешь, кто я?
   Нюська поглядела на грузина, о котором мать ей часто по-разному рассказывала.
   — Нодар.
   Он провел ее, отцовски держа за плечи, к дивану, усадил.
   — Кофе выпьешь?
   Нюська кивнула. Подали кофе.
   — Рассказывай с деталями, дэвушка, — проговорил Нодар, сочувственно щуря лужицы черно-желтых глаз на усатом лице.
   После изложения Нюськой кровавых событий пахан веско произнес:
   — Теперь я тебе серьезный вопрос задам. Отвечай в масть, мне врать не выйдет. Соня насчет завала Вахтанга с Маэстро сговорилась?
   Нюська, несмотря на свои семнадцать, была не промах. Бомбя с матерью будущих секс-узниц, она наловчилась быстро соображать и искусно подыгрывать собеседникам. Несмотря на грозность Нодара, Нюся прикидывала, как ей лучше себя вести. Решила, что от него нужно скрыть только то, как она предала Вахтанга, и нынешний звонок Мадеры, пахан которого, как и Нодар, могли пригодиться в ее дальнейшей жизни.
   — Насчет завала не знаю, дядя Нодар, — светя своими чистыми глазами, проговорила она. — Но то, что мать решила вести бизнес с Маэстро, это точно. Она хотела помощи у него просить.
   — И попросила! — злобно сказал грузин. — Отольются ей на нарах такие дела. Я ж ей толковал, чтоб меня держалась. А что вышло?! Или она на того мента, который под делового косил, надеется?
   — Дядя Нодар! — искренне воскликнула Нюська. — Этот Серега сплошь темным для мамы был. Вы не подумайте. Я ж при ее аресте была. Он только тогда ксиву засветил. Мама сильно расстроилась.
   — Такую блатхату спалили! — дернул усами Нодар и завращал на пальце перстень. — Одно верно Соня доказывала: мудак этот Вахтанг. И бабу, и себя распустил. Сам мента в дом привел!
   Подробности о Кострецове его не интересовали, все внимание было обращено в сторону Маэстро. Пахан спросил:
   — От Маэстро звонили?
   — Нет.
   — На кого из шестерок Маэстро твоя мать выходила?
   — Мадерой, вроде б, его звать.
   — Ага-а, — протянул грузин, вспоминая это имечко по киданию подведомственного ему банка.
   Нодар покрутил глазами, размышляя вслух:
   — Маэстро вы больше не нужны. Вадика потерял, другого надрочит… Я тебе, дэвушка, так скажу: держись подальше от кодлы Маэстро. Мать твоя из-за него спалилась… Как, ты говоришь, Вадик держался? Будто б на дело пришел?
   — Ну да. Очень сдержанный был. Обычно-то он глаз с мамы не спускает, а тут на Вахтанга, как на хорька, смотрел. Я, говорит, на тебя, Вахтанг, обижаюсь, что ты Соню до кровавых ссак побил, — у нее навернулись неподдельные слезы.
   Нодар усмехнулся.
   — Понтовал. Так и так приканал он валить Вахтанга.
   Нюська с вызовом поглядела на него.
   — Вадик маму любил.
   Немного опустил глаза грузин.
   — Это возможно. Но без приказа Маэстро не имеет он право никого мочить. Совпало у Вадика, конечно, здесь… Теперь, дэвушка, в ментовку затаскают тебя. Ты малолетка, от всего там отказывайся. Ни моего имени, ни Маэстро не упоминай. Это наши с ним разборки, наши дела. Чем я тебе могу помочь?
   — Не знаю, — потупила глаза Нюся.
   — Живи пока на хате. Потом что-нибудь придумаю. Дядя Нодар тебя не оставит. Вспоминала мать меня?
   — Часто о вас говорила.
   Нодар прикрыл глаза.
   — Такое, что мы с ней испытали, не забудешь. Большие у меня к Соне появились в последнее время претензии, но она всегда фартовой была. Как это Соня мента не просекла?! Но доброе дело замастырила: мочканула Вадика. Увидишь мать на свиданке, скажи, что за завал гниды Нодарик кланяется и многое прощает… Ништяк, пусть она и зоны попробует. Надо через нее пройти, чтобы жизнь понять.
   Он достал из стола пачку денег, бросил ее на колени Нюське.
   — Это тебе на первое время.
   Нюся встала, сжимая в руке деньги. Нодар обнял ее и поцеловал в щеку на прощание.

Глава 4

   Все последние дни Нодар проводил в размышлениях, анализировал не меньше Маэстро.
   Узнав о проколе в Грузии, воодушевился, что может натравить на того серьезных воров. Но сначала Нодар, как просчитал и Маэстро, решил задействовать против врага низовых блатных из бывшей бригады Грини Духа. Гибель Вахтанга для Нодара стала досадной неприятностью, потерей своего свидетеля показаний Камбуза (Нюське он все же не доверял), но надеялся, что воровское чутье Грининых парней подтвердит его правоту.
   Причем всплыл новый сокрушительный факт — с Сонькой взаимодействовал мент. И хотя Кострецова ввел на хату Вахтанг, вполне очевидным казалось, что раз Сонька скрывала и от Вахтанга, и от Нодара свою связь с этим Серегой, то тот мог быть заслан со стороны Маэстро. Нодар думал, что опер, скорее всего, действовал по своим нуждам, но грузину было очень удобно замазать этим Маэстро. Случайность дала ему в руки оглушительный козырь на суку Маэстро, — теперь Нодар мог восстановить против него весь блатной мир Москвы.
   Пригласил Нодар к себе в «Кольцо» на разговор двоих, возглавивших бывшую Гринину бригаду: Тосика и Дуплета.
   Тосик был нервным духовым блатяком с длинной шеей и острым носом, напоминающим Веревку, если б у того побольше плескалось масла в башке. Дуплет, в соответствие своей кличке, обозначающей хитрый бильярдный удар, слыл расчетливым уголовником, на которого при разработке угонов в основном и опирался покойный Гриня. Этот был кряжистого сложения, любителем говорить редко и точно.
   Для таких гостей в кабинете Нодара богато накрыли выпивкой стол, за который те с достоинством уселись.
   — Будем живы! — провозгласил Нодар, поднимая рюмку с водкой.
   Визитеры покивали, выпили. Стали медленно закусывать, все еще находясь в недоумении по поводу приглашения их таким могущественным человеком.
   Грузин объяснил:
   — Призвал я вас, браты, чтоб расколоть всю раскрутку по Грине Духу, царствие ему небесное.
   Тосик бросил:
   — Не рано ли похоронил Гриню?
   Покачал головой Нодар.
   — В самый цвет. Творил над Духом, а потом над Веревкой и Камбузом ваш же Маэстро.
   — Что можешь предъявить? — угрюмо поинтересовался Дуплет.
   — Камбуз мог бы в полной натуре обсказать, но и его Маэстро через Вадика-мокрушника быстро прибрал, как до того и Гриню, и Веревку ваших, — сказал Нодар и налил еще по одной.
   Гости не прикоснулись к рюмкам, внимательно смотрели на него. Нодар сверкнул глазами.
   — Слушайте и сами решайте, теперь все карты открыты. Приказал Маэстро завалить сначала Духа, потому как продался Маэстро ментам. Когда у вас Веревку с Камбузом повязали, думаю, мусора их обоих иль кого-то одного раскололи. Так получили легаши наколку через все ваши бригадные дела на самого Маэстро. Обратились менты к Маэстро: помогай или хвост прижмем. Я Маэстро до дна знаю. Он на воровские понятия давно с прибором кладет, он одной масти — барышной. Ни с кем из авторитетов, воров не кентует. Ни разу ни с одним из верхних не встретился, не выпил. Вот и пошел в суки. Вы-то много ль о Маэстро знаете?
   Тосик отвел глаза, а Дуплет сказал:
   — Базарь дале.
   — Короче, завязался тогда с ментами Маэстро. А ваш Гриня, я мыслю, его стал рассекать. Дела у них по автопартии, что Гриня с театров снимал, близкие были. Из чего я это вывожу? Из того, что та автопартия спалилась ныне на Грузии. Всех причастных к ней деловых там повязали. Гриня еще раньше Маэстро в нехороших делах заподозрил, но тачки, как с ним сговорился, в Грузию перекидывал. Это у мусоров обычная операция: дать товару по всей цепочке пройти, чтоб хевру в отделку закрыть. Маэстро и ждал, пока Гриня это смастачит, а потом выходило ему Духа валить.
   — Это почему ж? — осведомился Дуплет. — В таком раскладе он мог бы и Гриню мусорам сдать.
   — Что да как до точки, это вы у самого Маэстро можете спросить иль у мусоров, какие и за вами скоро появятся, — раздраженно проехал по гостям жидкими глазами Нодар.
   — А мы при чем? — спросил Тосик.
   — При том, что Маэстро все ваши дела знает, а последнее знаменитое, с «роллсом», я слыхал, мокрое было. Неужели вашей бригаде за такое менты гулять на воле дадут?! Я так мыслю, что завалить Маэстро решил Духа, потому как Гриня был готов своими подозрениями о нем с братанами поделиться. А это не только для авторитета, для любого жулика похуже ломовой кичи. Ссученного наши под землей достают.
   Дуплет уточнил:
   — Значит, нет у тебя, Нодар, человека, что на Маэстро за Духа докажет?
   — Нет. То знали лишь Веревка да Камбуз, за что моментально с жистянкой простились. Камбуз после завала Веревки на одну блатхату приканал и о том заяву сделал.
   Тосик иронически ощерился.
   — Во какие пацаны! Мы их за шестерню держали, а они крутые дела между Маэстро и Гриней разбирали.
   Нодар дернул усами.
   — Потому и разбирали, что сначала они ментам вас вложили! Веревка с Кабузом не разлей стакан были, свое паскудство меж собой заморозили, а уши вострили. После пропажи Духа и смикитили, откуда нитка идет. Попробовали наехать на Вадика-мокрушника, а он их тоже положил. Этот Вадик, я считаю, у Маэстро самым крутым был. Лишь по случайности «трещина» его на блатхате урыла. Слыхали о том? Вадика знаете?
   Тосик промолчал, Дуплет ответил:
   — Гриня перед пропажей что-то за него говорил. На блатхате они, вроде, вместе гудели. Знаем, что на той блатхате хозяина завалили и Вадика этого.
   — Теперь то неважно. Ныне о себе думайте и за Гриню, если хотите поквитаться, — тигрино взглянул Нодар.
   Дуплет рассудительно произнес:
   — И Веревка, и Камбуз — так и так гниль. О них базарить не будем. А насчет Грини надо б убедиться.
   — Дуплет! — воскликнул Тосик. — А заныры-то Вадика мы можем надыбать да и обшмонаем их. Может, там чтой-то по Грине найдем?! Мадеру я знаю. Он подскажет.
   — Обязательно подскажет, — мрачно проговорил Дуплет, — когда яйца наизнанку выверНем. Нодар вставил:
   — О Мадере я тоже слыхал. Он сейчас, после завала Вадика, основной, я мыслю, у Маэстро.
   Тосик сидел уже как на иголках. Нодар предложил:
   — Выпейте на дорожку.
   — Не, — мотнул головой Дуплет, — не до бухалова. Мы по Грине все ноги сбили, возьмемся за раскрутку твоей наколки немедля.
   Они с дружком встали, по очереди признательно пожали руку вору.
   После их ухода Нодар с удовольствием погладил свой золотой перстень.
 
* * *
   Тосик предложил Дуплету заехать к Мадере домой без предварительного телефонного звонка, чтобы эту рыбу не спугнуть. Дуплет одобрительно кивнул, поправил пистолет в кобуре под курткой, они сели в машину.
   Мадера оказался дома и впустил их, сначала увидев через глазок только знакомого ему Тосика. В прихожей Дуплет, внезапно заруливший вслед дружку, аккуратно вытер ноги о половичок и безмятежно посмотрел на хозяина.
   — Дуплет, корешок мой, — представил его Тосик. — Ты один?
   Мадера насторожился. Визит малознакомого ему Тосика с неизвестным крепышом без предварительной договоренности, да еще начавшийся таким вопросом, был подозрителен. Но он встретил гостей по-домашнему, в майке и джинсах, оружие лежало под подушкой в спальне, и Мадере пришлось изобразить радушие.
   — Ништяк, будем знакомы. Один я, — проговорил он, ведя визитеров в гостиную.
   Там Мадера гостеприимно кивнул на диван у стены.
   — Садитесь, сейчас пивка принесу.
   Он попытался подстраховаться, зайдя сначала в спальню за пистолетом, и более подпрыгивающей, чем обычно, походкой, направился к ней.
   — А у тебя пиво, что ли, не на кухне? — вырастая на его пути, спросил Дуплет.
   Мадера внимательно рассмотрел человека, вставшего перед ним и не собирающегося пропустить. Лицо Дуплета было каменным, а в глазах посверкивали искры.
   Пошел Мадера на кухню, бросив:
   — Да я хотел рубаху накинуть, зябну.
   Туда за ним и направился Тосик, остановившийся у двери и пронаблюдавший, как доставал Мадера пиво из холодильника. Он так и простоял под притолокой, пока хозяин не вынес на стол в гостиную пиво и стаканы.
   Мадера осознал, что влип. Он корил себя за то, что пустил Тосика. А ошибся он, потому что, как и Нодар со своими приближенными, так и Маэстро с Мадерой в первую очередь напружинились в отношении лишь главной вражеской группировки. Гринина бригада для Мадеры такой не являлась. В последнем разговоре с Соней он узнал: Духа руками Вадика убрал Маэстро, — но не думал, что это может выплыть наружу. А если догадаются о том кореша Грини, считал Мадера, то не смогут предъявлять претензий лично к нему, не имевшему к этому никакого отношения. Но ухватки явившейся парочки убеждали: что-то пронюхавшие Гринины бойцы решили его тряхнуть.
   Они сели за стол, налили пиво, и Тосик спросил Мадеру:
   — Ты хорошо Вадика знал?
   Тот, понявший вопрос, небрежно кинул:
   — Да так, только внешне. На дела с ним не ходил. У меня своя работа.
   — Значит, мокруха была на Вадике? — ухмыльнулся Тосик.
   — Не понял, — угрюмо ответил Мадера, дерзко приподняв голову, отчего грозно блеснула его лысина.
   — Чего понимать?! Он мочил тех, на кого Маэстро указывал? — с расстановкой произнес Тосик.
   Мадера усмехнулся.
   — Это ты у Маэстро спроси, коль такой крутой.
   Тосик злобно посмотрел на него, а Дуплет лениво произнес:
   — А чего у тебя, Мадера, уши топориками?
   И тут ощутил Мадера, что резко за него эти двое возьмутся, раз Дуплет начал издеваться. Но он был в воровской иерархии повыше них, ложкомоев, и с подобающим вызовом:
   — Чего завякали? Сявки должны свое место знать.
   Кипишной Тосик сразу же двинул его в лицо!
   Мадера ждал этого, уклонился, вскочил. Молниеносно саданул бутылку о край стола и оказался с зажатым в руке горлышком, оттороченным осколками стекла. Удар таким оружием называется звездочкой и куда как живописно расписывает лицо противника.
   Дуплет медленно вытащил пистолет.
   — Брось стекло, сука. Сядь или свинца схлопочешь.
   Взглянул Мадера на зрачок ствола, отшвырнул горлышко. Тосик метнулся к нему и ударил головой в лицо! Мадера отлетел, обливаясь кровью. Тосик подскочил к нему, сбил на пол и долго молотил ногами в лицо и под ребра.
   Когда Мадера захрипел, теряя сознание, Дуплет проговорил:
   — Хорош. Пора и за дело побазарить.
   Тосик пододвинул стул, сел, склонившись к лежащему Мадере. — Где хата Вадика, где его заныры?
   Вытирая кровь с лица, Мадера с достоинством произнес:
   — Иди ты на хер. Мочите, сявки, если правы.
   Дуплет и Тосик по воровским понятиям были б «неправы», если б убили блатного только за то, что он, возможно, знал нужную им информацию, но скрыл ее. Им оставалось лишь пытать Мадеру. Тот и бросил эту фразу, чтобы проверить, насколько шатко его положение.
   Дружки переглянулись. Дуплет встал, сунул пистолет за пояс и снял куртку. Мадера уверился, что лично против него эти двое ничего не имеют, убивать вряд ли будут, и приготовился держаться, так как знал, где жил Вадик.
   — Ты чего стекла-то набил? — проговорил Дуплет Мадере. — Ну-ка, Тосик, вяжи его и поставим мальчонку лысого на горох в наказание.
   Быстро скрутил Тосик Мадеру прихваченной капроновой веревкой по рукам и ногам. Дуплет раздробил каблуком бутылочные осколки на полу в крупное крошево. Они подволокли Мадеру к нему и поставили на шипы стекла коленями.
   Боль, пронзившая до костей коленные чашечки, стегнула Мадеру, но он лишь сжал зубы. Цыгане, негры, китайцы пониженно воспринимают боль, как и рецидивисты-преступники. Если такой медицинский факт в отношении черных и желтых можно объяснить расовыми биоособенностями, то у уголовников это связано, возможно, с той самой эмоциональной тупостью, бесчувственностью, которая делала убийцей-роботом Вадика.
   Проходившие тюремные университеты Дуплет и Тосик знали об этом, поэтому больше рассчитывали, что сломают волю Мадеры. От боли же, в крайнем случае, можно улететь, потеряв сознание.
   Дупель проговорил:
   — Мадера, ты духовой. Мы тебя уважаем, но пойми и нас. Есть крутая наколка, что Вадик Гриню Духа завалил и гдей-то спрятал. Кем нам Гриня был, ты сам петришь. Доведись тебе за своего пахана разбираться, и ты б на все шел.