что на раздумья у нее было очень мало времени.
После обеда начался настоящий тропический ливень. Потоки
воды шумно стекали с покатой крыши, а небо и океан стали свинцово-серыми. Ветер трепал верхушки кокосовых пальм, и те время от времени роняли тяжелые орехи; звук прибоя стал угрожающим. Эвелина поняла, почему герои Джека Лондона в этом тропическом раю либо спивались, либо сводили счеты с жизнью. Но эти размышления не привели ее в отчаяние, а, напротив, встряхнули ее. Приняв душ, расчесав мокрые волосы, Эвелина оделась и спустилась вниз.
Самир, которого Мохаммед оставил следить за ней, сидел
в плетеном кресле. Он смотрел по спутниковому телевидению какой-то
музыкальный канал и потягивал виски из широкого стакана. Судя по ополовиненной бутылке "Блэк Лэйбла", разбушевавшаяся стихия действовала
на него не лучшим образом.
- Что, употребляем, пока мулла не видит?
не удержалась от комментариев Эвелина.
- Я, конечно, мусульманин, но отнюдь не фанатик, - с достоинством
ответил Самир, гремя кубиками льда в стакане, - к тому же в
Коране ничего не сказано о ячменных напитках.
- Ну, тогда поделись.
Эвелина уселась в кресло напротив и взяла другой стакан. Самир бросил ей в стакан несколько кубиков льда и налил виски.
- Ну и погодка, голова не выдерживает. У нас в Аравии
такого не бывает, - мечтательно произнес он, видимо, вспоминая родные пустыни. - Обедать будешь? Я распоряжусь.
* * *
Все утро следующего дня она плавала с маской между коралловыми рифами, разглядывая необыкновенной красоты рыб, которые совершенно не боялись ее. Потом долго лежала у кромки прибоя, наблюдая за крабами и другой морской живностью. Она чувствовала, что океан возвращает ей силы.
Она вновь приобретала способность думать и анализировать.
Перебирая все возможные варианты, она решила, что карты остались у
Анны. Они находились либо у нее дома, либо дома у Марины, которая взяла себе часть ее вещей на память.
Вернувшись в прохладный и уютный в своей почти деревенской простоте дом, Эвелина с аппетитом позавтракала нежнейшими местными фруктами и налила себе чашку кофе. Самир ни о чем ее не спрашивал, но она была уверена, что он уже успел позвонить Мохаммеду. Эвелина вдруг поверила, что все закончится благополучно.
Она взяла свою пухлую записную книжку, телефон и отправилась пить кофе на террасу.
Знакомый голос ответил по-русски:
- Агентство "Поиск", слушаю вас.
- Василий, это Эвелина.
- Боже мой, Линка, где ты? Тут все на ушах стоят! - завопил Василий, ее старый приятель, в прошлом опер, а нынче частный детектив. В свое время именно ему она поручала следить за Голубевым.
- Неважно. Вася, ты единственный человек, которого я могу попросить об одном важном деле. Ты знаешь - я заплачу любую сумму, но результат мне нужен очень быстро. Бросай все и отправляйся на квартиру к Анне Рогозиной, адрес ты знаешь. Она погибла, квартира, возможно, еще опечатана, но ты разберешься сам. Найди в ее бумагах что-то напоминающее схемы или карты. Как это выглядит, я точно не знаю. Если ничего не найдешь, садись на хвост двум другим дамочкам: Марине Алексеевне Бовиной, она психиатр, работает в загородной частной клинике, и ее дочери Серафиме Григорьевне Бовиной, та следователь прокуратуры. Адреса их я тебе дам. Ты выяснишь все их близкие контакты и обыщешь квартиру и рабочий кабинет Марины. Я почти уверена, что то, что мы ищем, находится у нее. Будь очень внимателен, не ошибись. Позвоню тебе через два дня. - Эвелина положила трубку.
Ей оставалось только ждать.
Через два дня она позвонила Василию.
- Ну что, нашел? - нетерпеливо спросила Эвелина.
- Да черт его знает, - в голосе детектива не слышалось особого энтузиазма, - перерыл всю квартиру. Рисковал, между прочим!
- Не отвлекайся, за риск свое получишь. Нашел что-нибудь? - перебила его Эвелина.
- Ничего похожего на карты. Ничего!
- Этого не может быть, ты должен был найти! - разозлилась Эвелина. А у Бовиных?
- У них в доме только книги, картины, рисунки. И ничего похожего
на карты.
- А на работе?
- Да что на работе! Истории болезни, журналы, книги по психиатрии, какие-то каляки сумасшедших. Вот и все.
- Ладно. А контакты? Могли они еще кому-то передать? - деловито спросила Эвелина.
- Ну, старшая, у той - работа, дом. Почти никуда не ходит,
смотрит дома телевизор и читает детективы. Младшая носится как угорелая - "Фигаро тут, Фигаро там". Замотался за ней бегать. В основном явно по своим следовательским делам. Но не чурается и мужского пола.
- Значит, иди и ищи опять. Возьми все, что могло принадлежать
Анне. Потом разберемся. Будь внимательным!
* * *
Во второй раз оказавшись в квартире Бовиных, Василий быстро нашел какой-то коричневый конверт из плотной бумаги, большую толстую книгу "Клиническая психиатрия", какой-то старый потрепанный учебник, пожелтевшую от времени тоненькую брошюрку - автореферат кандидатской диссертации. Автор - Анна Федоровна Рогозина... Вещи Анны! Попалось несколько фотографий: молодая улыбающаяся Анна, немного застенчивая и грустная; Анна и Марина, обе в белых халатах, на фоне старого здания больницы; Анна и Голубев на каком-то приеме - судя по качеству фотографий, снимал профессионал. Среди вещей он обнаружил пластиковую папку с какими-то дурацкими картинками. "Ах да, Анна собирала рисунки душевнобольных", вспомнил Василий слова Эвелины. Он бегло просмотрел их. Рисунки определенно принадлежали одному и тому же человеку и были скорее абстрактными. Во всяком случае, никаких узнаваемых объектов на них изображено не было. Но какое-то беспорядочное переплетение линий, черно-белый хаос порождали тревогу и смутное беспокойство. На каждом из рисунков в разных местах были изображены мистические знаки древних египтян, что-то вроде визитной карточки автора. Детектив положил рисунки обратно в папку и тщательно упаковал книги и фотографии.
Дома он удобно расположился в кресле, открыл конверт и с интересом начал изучать содержимое. Книги и авторефераты его не заинтересовали. Он бегло взглянул на фотографии, а затем достал из розовой пластиковой папки рисунки. Без сомнения, это и были те самые бумаги, которые искала Эвелина. И хотя они совершенно не напоминали карты местности, чутье подсказывало ему, что ошибки нет. Рисунки были выполнены тушью на плотной бумаге. И хотя рука художника была твердой, впечатление, которое производили его творения, нельзя назвать приятным. На первый взгляд это было хаотичное переплетение линий различной толщины. На каждом рисунке был египетский символ. Василий пока не понимал смысла в этих рисунках. Их было всего двенадцать.
Он поставил чайник, чтобы с комфортом подумать над этими рисунками за чашечкой кофе. Включил "Пентиум", оснащенный различными наворотами, и, используя сканер, перенес рисунки в компьютер. Он пробовал применить различные редакторы изображений, однако это не привело ни к какому результату. Василий крутил их и так, и этак, раскладывал изображения на составные части, пытался подобрать ключ через древнеегипетские символы, но все без толку.
Он набрал номер электронной почты Эвелины, и она тут же откликнулась.
"Все в порядке, они у меня", - быстро напечатал Василий.
"Отлично. Передай мне их". - Эвелина не отходила от
компьютера в ожидании вызова.
"Все в порядке. Я передаю тебе изображения", - вывел
детектив.
Эвелина внимательно осмотрела рисунки. Затем набрала номер его телефона.
- Ты уверен, что это то самое? - в замешательстве
спросила она. - Что с этим делать?
- Уверен, что эти рисунки - то, что ты ищешь. Если хочешь,
подумаем вместе, здесь есть и мой интерес. У тебя есть карты с файла
Голубева в компьютере? Сколько их?
- Есть, конечно. Их двенадцать.
- Столько же, сколько и рисунков. Думаю, здесь есть связь.
Надо попробовать обработать их попарно с помощью разных программ.
- Все карты и рисунки я загрузила. Но как их обрабатывать?
- Ты видишь на рисунках египетские символы?
- Да, такие же есть и на картах, - подтвердила Эвелина.
- Ищи одинаковые символы, накладывай друг их на друга и пытайся
отредактировать изображение.
Эвелина послушно выполнила все операции и спустя минуту возбужденно закричала в трубку:
- Да-да, получилось!
Эвелина совместила карту с рисунком, стараясь, чтобы изображенные на них символы - "глаза Бога" - точно совпали. Она щелкнула кнопкой, и картинка преобразилась, превратившись в точную карту какой-то местности, испещренную специальными знаками. Глаза исчезли, а хаотичные линии сумасшедшего художника слились в точно и профессионально выполненный чертеж.
- Не клади трубку, не клади. - Эвелина уже не могла остановиться, пока не повторила эту операцию еще одиннадцать раз. Попрощавшись
с Василием и пообещав ему положенный гонорар, Эвелина положила трубку.
Она в нетерпении набрала номер мобильного Мохаммеда.
- Все получилось! Получилось! Я смогла! - не здороваясь,
воскликнула Эвелина.
- Вылетаю через час. Буду вечером. - В его голосе
чувствовалось еле сдерживаемое возбуждение.
* * *
Мохаммед и Эвелина, усталые, счастливые, лежали на смятых простынях, пытаясь охладить влажные тела легким морским ветерком из окна. Стояла жаркая тропическая ночь. Эвелина чувствовала такое облегчение, такую свободу, что даже все переживания прошедших месяцев воспринимались иначе.
- Но как тебе это удалось, дорогая?
- О, все так сложно. - Эвелине не хотелось рассказывать все с самого начала. - К нам попали только половинки настоящих карт, ну, не совсем половинки, а как бы расщепленное изображение. Другая половинка представляла собой рисунки, на которые тогда никто не обратил внимания. Их надо было найти и совместить в компьютере, чтобы получить истинное изображение.
- Эвелина, ты необыкновенная женщина и знаешь все! - с восторгом произнес Мохаммед. - Ты разбираешься даже в загадках мироздания.
- Да, я во многом разбираюсь, и ты даже не подозреваешь насколько, скромно, но с чувством собственного достоинства ответила Эвелина.
- Если хочешь, можешь пригласить своих друзей, ведь ты наверняка
скучаешь по ним?
Эвелина задумалась и погрустнела. В Москве почти не осталось друзей.
Они все ушли в небытие. Она порывисто обняла Мохаммеда и зашептала:
- У меня нет никого, кроме тебя...
Сквозь сон она слышала, как Мохаммед негромко говорил по
телефону, иногда мешая арабские слова с английскими. Она не все понимала,
но все равно стало ясно, что Мохаммед вызывает вертолет. Она резко
открыла глаза и спросила:
- Мы уезжаем?
- Я уезжаю, - поправил он ее. - Если хочешь, можешь
здесь остаться.
- Но я не хочу оставаться здесь без тебя.
- К сожалению, милая, мне нужно вернуться в Сингапур. Впрочем,
если хочешь, могу тебя туда подбросить. Сингапур - это перекресток
мира - все дороги открыты. Ты ведь теперь богатая женщина.
Эвелина почувствовала, что задыхается. Она рывком поднялась с постели и открыла настежь окно.
- Я так понимаю, что в твои планы в Сингапуре я не вхожу, - сказала Эвелина, пытаясь казаться спокойной.
- Извини, дорогая, но бизнес есть бизнес. Поверь, я просто не
смогу уделять тебе достаточно времени и внимания.
- А потом?
- А потом мне надо вернуться к семье. Я свяжусь с тобой,
как только освобожусь.
- И как же ты планируешь меня найти? - с горечью спросила
Эвелина.
Мохаммед засмеялся:
- Найду, не сомневайся.
Может быть, она и преувеличивала, но сейчас Эвелине казалось, что ему не терпится от нее избавиться.
Она старалась быть милой и спокойной во время пути до Сингапура, но чувствовала, что продержится недолго. Поэтому, когда Мохаммед предложил остановиться в гостинице, чтобы обдумать планы, она отказалась и тут же, в аэропорту, купила билет до Мадрида. Она торопливо поцеловала его в щеку и, избегая прощальных слов, прошла к таможенному контролю. Потом обернулась и помахала ему рукой.
Маленький смуглый азиат-таможенник с удивлением смотрел на пассажирку, по лицу которой катились слезы и которая даже не пыталась их скрывать.
ГЛАВА 23
Испания - Франция, 1999 год
Почему она так внезапно улетела в Испанию, Эвелина и сама до конца не понимала. Она склонялась к мысли, что это был ближайший рейс из Сингапура в европейскую столицу. "Что ж, действительно я теперь богатая женщина", думала Эвелина, но почему-то это не приносило ей радости.
Она сняла небольшую белую виллу с маленьким бирюзовым бассейном недалеко от Малаги. Выяснилось, что среди соседей немало соотечественников. Некоторые дома, принадлежащие "новым русским", пустовали, в некоторых, по-видимому, жили их жены с детьми. Эвелина издалека слышала детскую возню в бассейне, радостные крики. Она частенько встречала некоторых мамаш в ближайшем супермаркете - русские вообще держались группкой, - но она с ними не заговаривала, и они не признали в ней соплеменницу. Впрочем, ее это вполне устраивало.
Хотя после приезда в Малагу прошло больше двух месяцев, она ни с кем не познакомилась и ни с кем не общалась, если не считать общением разговоры с лавочниками и посыльными. Она купила маленький "Сеат", хотя могла позволить себе что-нибудь и подороже, не интересовалась магазинами и развлечениями, которыми изобиловала Малага.
Дважды в неделю она выезжала в магазины за продуктами, покупая только самое необходимое.
Эвелина облюбовала уютный рыбный ресторанчик в двадцати километрах от города. Здесь всегда было тихо и пусто из-за не очень выгодного расположения. Хозяин ресторана Хорхе - настоящий "мачо" с горячей кровью поначалу считал своим долгом ухаживать за Эвелиной, а затем смирился с участью собеседника, и по вечерам, когда больше не было посетителей, они вели долгие разговоры ни о чем. Из-за ее имени Хорхе сразу счел Эвелину немкой, и она не разубеждала его.
На пляж Эвелина не ходила, предпочитая уезжать подальше. Она купалась в безлюдных местах, подолгу качаясь на волнах и размышляя о чем-то, чего даже сама не могла определить. Ей казалось, что она грезит наяву. В голове мелькали какие-то обрывки мыслей, образы причудливо смешивались. Вот Джонни надевает бриллиантовое колье на шею Алены, а вот Мохаммед и Анна - на палубе его длинной белоснежной яхты, и он галантно целует ей руку. В какие-то моменты она понимала, что на самом деле неотрывно думает о Мохаммеде, перебирая мысленно день за днем, что они провели вместе. Если раньше ей казалось, что все это она сделала из-за денег, чтобы чувствовать себя свободной и независимой, то сейчас у нее было чувство, что они ей вовсе и не нужны, что она могла бы довольствоваться малым.
Эвелина вышла на берег - узкую полоску песка перед возвышающимися скалами, - переоделась, подхватила полотенце и по извилистой тропинке поднялась к дороге, где стоял ее "Сеат".
Эвелина остановилась на самом краю обрыва и посмотрела вниз, на узкую полоску пляжа и выступающие из воды камни, о которые разбивались ленивые волны. Она покачалась на носках, как бы пробуя на прочность почву, и, слегка поскользнувшись на траве, отпрянула от обрыва. Эвелина ярко представила распростертое внизу на песке свое тело, напоминающее сломанную куклу, и решительно села в машину. "Такие мысли надо гнать от себя", сказала она, глядя в зеркальце заднего обзора и выезжая на серпантин, по которому неслись превышающие скорость жизнерадостные испанцы. Надо быть осторожной.
Больше она в это место не приезжала, предпочитая бесцельное времяпровождение у бассейна с учебником испанского языка, в котором она не продвинулась дальше третьего урока.
Ей так хотелось быть нужной Мохаммеду, сделать для него
что-то важное, значительное! Чувствовать, что он привязан к ней и любит ее. Очень хотелось верить в то, что он найдет ее и они будут вместе.
Повинуясь какому-то порыву, Эвелина набрала знакомый номер.
- Мистера Мохаммеда нет в офисе, - вежливо
ответил секретарь. - Могу я что-нибудь ему передать?
- Пожалуйста, скажите ему, чтобы он перезвонил
Эвелине. - Она продиктовала номер телефона.
Двое суток она не покидала виллу, таская с собой повсюду телефонную трубку. Ее била нервная дрожь. Она курила одну сигарету за другой, чего раньше с ней не случалось. По ночам она просыпалась каждые пятнадцать минут и проверяла, работает ли телефон. Перекатываясь на другую половину огромной кровати, она обнимала подушку и спрашивала:
- Где ты, Мохаммед? Ну позвони же мне наконец!
На третий день, посмотрев в зеркало, она с ужасом увидела свое отражение - с темными кругами под глазами и распухшими веками. Она провела щеткой по волосам, отметив, что не мыла их уже несколько дней. Подняла с
пола свою одежду. Последние недели она носила только шорты, джинсы
и несколько маек. Косметика так и осталась лежать в багаже нераспакованной. Взглянув еще раз на свое отражение, она грустно произнесла:
- Ну что, милая, вот тебя и использовали...
Несколько раз она порывалась позвонить в Москву, но, уже
подняв трубку, так и не решилась. Как-то вечером она все же набрала
номер матери.
- Здравствуй, мама.
- Здравствуй, - сухо поздоровалась мать.
Повисла натянутая пауза.
- Я в Испании, сняла виллу, - первой прервала молчание
Эвелина. - Приедешь ко мне? Ты уже была в отпуске?
- Ты только сейчас об этом спрашиваешь? А где ты была почти три
месяца? Ты не думала, что я волновалась?
- Прости, мама, у меня были серьезные проблемы. Сейчас все в
порядке.
- Я догадалась, что у тебя проблемы. Меня вызывали на допросы,
расспрашивали о тебе. Зачем ты сочинила себе другого отца? Тебе
не кажется, что тем самым ты предала память папы, который, между прочим,
любил тебя без памяти?
- Мама, я не могу тебе этого объяснить. Считай, что у меня что-то
случилось с головой.
- У тебя? С головой? - саркастически рассмеялась Маргарита Ильинична. - Да я не знаю человека, у которого бы голова работала лучше, чем у тебя. Между прочим, твой Станислав в тюрьме, оказывается, он убийца. Ты не знала?
- Нет, не знала.
- Твой дом до сих пор опечатан. Когда ты вернешься?
- Я еще не решила. Так ты приедешь? Ведь мы с тобой
единственные близкие люди.
- Хорошо, что ты об этом вспомнила, раньше ты так не думала, обиженно сказала мать.
- Ладно, подумай. Запишешь мой номер телефона?
- Нет, мне незачем тебе звонить, кроме того, ты прекрасно
знаешь, как дорого стоят международные переговоры.
- Я могу прислать тебе денег.
- Мне от тебя ничего не надо. - Не попрощавшись, мать положила
трубку.
Хотя Эвелина никогда не была особенно близка с матерью, этот разговор ее задел. Она очень тосковала по работе, по своему салону, в который вложила столько души. Вокруг себя она ощущала только вакуум и не знала, чем его заполнить. Внезапно она вспомнила о Марине и подумала, что та, похоже, была ее единственной подругой. Может быть, Марина приедет навестить ее? Она решила позвонить ей.
- Привет, дорогая, это Эвелина, - с наигранным энтузиазмом произнесла Эвелина, застав подругу в кабинете. Звонить ей домой она не стала из-за Симы.
Пауза несколько затянулась, но Марина все-таки ответила:
- Привет, привет.
- Я так соскучилась, но так погрязла в делах, что, поверь, ни минуты не было свободной.
- Бывает... - Марина была непривычно немногословна.
- Мариш, что у вас нового?
- У кого у нас? У меня на работе все по-старому - финансирование урезают, про кризис слышала? Сима в порядке. Не знаю, в курсе
ли ты, но твой помощник арестован за убийства Анны и двух других женщин.
Он пытался убить Алену, твою племянницу. - Марина специально подчеркнула последнее слово. - Кстати, зачем тебе понадобилась вся эта история?
- Ты же у нас психиатр, Марина, вот и разберись.
Может, недостаток любви в детстве - эмоциональная депривация, так, кажется? Может, я всегда хотела иметь старшего брата, семью... Не знаю.
- Зато я знаю. Если хочешь начистоту, то Сима уверена,
что именно ты приложила руку ко всей этой жуткой истории, и твое счастье, что доказать это невозможно.
- Ты что, Марина?! - возмутилась Эвелина.
Ты считаешь меня убийцей?!
- Конечно, убийцей был твой несчастный сумасшедший
Станислав. Но психологически он целиком зависел от тебя и делал все, что хотела ты. Тебе повезло, что его показания не имеют юридической силы.
- Очень жаль, что ты так думаешь, но поверь, все
это просто фатальное стечение обстоятельств.
- Конечно, и именно поэтому ты в течение трех месяцев скрываешься и носа в Москву не кажешь.
- Я не скрываюсь. Просто я решила провести лето в
Европе.
- Ну и проводи. Для тебя так даже лучше. Заметь,
я даже не спрашиваю, где ты. Ведь у меня дочь - следователь,
и я обязательно сказала бы ей об этом.
* * *
"Ну и ладно! - думала Эвелина. - Пусть остаются нищими, но гордыми". Она открыла шкаф, стала перебирать одежду. В Париж, надо ехать в Париж! Побродить по знакомым музеям, попить кофе в маленьких ресторанчиках, поболтать с незнакомыми людьми. Она живо представила себе праздничную атмосферу Парижа, наполненную ароматами круассанов, цветов, легкого флирта.
Эвелина поселилась в маленьком уютном отеле в центре Парижа. Через
окно был виден живописный бульвар. Этот вид что-то ей напомнил. Конечно, это же Писсарро! Как она могла забыть! Все чаще она вспоминала Рудольфа, тонкого ценителя и знатока искусства, глубоко чувствовавшего и понимавшего живопись, долгие беседы с ним. Теперь ей казалось, что годы, проведенные с Рудольфом, были самыми счастливыми в ее жизни. Тогда она чувствовала себя спокойной и защищенной. Жизнь была наполнена прекрасными впечатлениями от живописи, музыки, театра. Как далека она была тогда от выжигающих душу страстей и безумия, именуемых любовью! Как она хотела бы вернуть это время!..
Но слишком поздно, слишком поздно... Она хотела бы что-то исправить, но ни Джонни, ни Виктора, ни Анну, ни других неизвестных ей женщин уже не вернуть. А теперь оказалось, что Мохаммеду она больше не нужна. Впрочем, она никогда не была ему нужна, его интересовали только те проклятые карты. Но так не хотелось верить, что она никогда его не увидит! А деньги, она никогда не ставила их выше человеческих отношений. "Но я же не убийца, не убийца, - бесконечно повторяла Эвелина, - ведь я всего этого не хотела". Как легко, казалось, можно добыть эти карты. Каким изящным виделся ей ход со "сводной сестрой"! Одно ее утешало - Голубев так и не узнал правды, он до последнего вздоха считал ее своей сестрой и искренне любил ее.
* * *
Эвелина вошла в здание банка.
- Проводите меня, пожалуйста, в зал депозитных сейфов, - попросила она молодого любезного клерка.
- Конечно, мадам. - Они спустились по лестнице, миновали несколько дверей и охрану. Одновременным поворотом ключей Эвелина и служащий открыли ячейку. Она подождала, когда ее оставят одну, и вынула черный кожаный кейс. Щелкнула замками. В кейсе лежали аккуратные пачки зеленых купюр. Он был почти полон, не хватало всего нескольких пачек. Эвелина захлопнула кейс. В глаза ей бросилась металлическая табличка, на которой было написано: "John Gershovitch".
Перед глазами проплыла картинка: Джон подходит к ней у монастыря Святой Екатерины, у него такая по-детски счастливая улыбка... Вспомнился свой испуг, когда она узнала о гибели Джонни, его обреченная мудрость, а она тогда верила, что можно что-то изменить... Эвелина понимала, что его смерть была предопределена самим их знакомством, но чувство вины в случившемся было сильнее. Их последняя встреча, холодное расставание... Только сейчас она поняла, как ей близок был Джонни. Уронив голову на кейс, она горько заплакала, поглаживая табличку с его именем.
"Джонни, Джонни, прости меня. Я не знала, что все так закончится", обращалась она к кейсу, как будто это был сам Гершович.
В помещение заглянул клерк:
- Все в порядке, мадам?
- Да-да, я ухожу через минуту, - сказала Эвелина севшим
голосом.
Посмотрев в зеркальце, она быстро вытерла глаза и поправила макияж.
Придя в отель, Эвелина бросила кейс на кровать. Кажется, она перестала
жить в мире с самой собой. Ей казалось, что она раньше и она теперь
две совершенно разные женщины. Прежняя Эвелина всегда знала,
чего хочет, и всегда добивалась этого. Раньше ей было достаточно
любить только себя и заботиться только о себе. Она не знала, что значит
страдать от чувства вины, от неразделенной любви и от одиночества.
Теперешняя Эвелина не могла найти себе места от тоски и тревоги. Казалось,
тяжелый камень давит ей на грудь и не дает дышать. Внезапно она осознала,
что больше не хочет жить. Эвелина огляделась по сторонам, как будто
искала что-то... Достав из сумки упаковку снотворных таблеток, без
которых в последнее время уже не могла обходиться, она высыпала их
на ладонь. Маленькие белые ангелы, которые несут покой... сон...
смерть. Чтобы больше ни о чем не думать! Чтобы больше
ничего не чувствовать!
Эвелина нашла стакан, открыла мини-бар и вытащила из него непочатую бутылку джина. Не разбавляя, она большими глотками запила таблетки. Чистый джин был отвратителен и по вкусу напоминал одеколон. Сдерживая тошноту и головокружение, Эвелина легла на кровать, но тошнота не проходила, а голова закружилась сильнее. Она закрыла глаза и стала ждать спасительного сна. Внезапно, как от толчка, она села.
Стены плыли перед глазами и падали на нее, в ушах раздавался жуткий гул. Гул нарастал, но сквозь него пробивался голос. Это был голос Джонни, она узнала его. Он становился все громче и отчетливее.
- Ты не должна этого делать. Нужно исправить свою карму, пока не поздно. Я тебя простил. Послушайся меня и прощай.
Эвелина, сжав виски ладонями, кинулась в ванную. Там ее долго рвало, потом, в течение получаса стоя под ледяным душем, она почувствовала себя лучше.
- Спасибо, Джонни, - сказала она, почти уверенная в том, что он слышит ее.
* * *
"Мои маленькие друзья, - думала Эвелина, раскладывая карты Таро, - я вас совсем забросила". Она осторожно перевернула ключевой аркан расклада. Правосудие. На карте была изображена женщина, сидящая на троне, с короной на голове, состоящей из наконечников копий. В правой руке женщины - меч, в левой - весы. Это дочь повелителя истины и владыка равновесия. Эта карта только подтвердила то открытие, которое сделала для себя Эвелина:
Будь честен с самим собой.
Ведь ты уже знаешь, что за все придется отвечать.
Ты сам стремился узнать истину.
Что делать, если она лишила тебя последних иллюзий?
* * *
Париж настойчиво напоминал ей о прошлом. Знакомые маленькие галереи,
в которых Рудольф иногда покупал полотна, ресторанчики, где они отмечали удачные сделки. Но еще больше этого город связывал ее с Мохаммедом.
Она старалась не думать об этом, но ей на глаза как будто специально попадались места, связанные с ним. Бутик "Ван Клиф и
Арпель" на Елисейских полях, где он покупал ей подарки в последний их приезд, плавучий ресторанчик, где они однажды провели целую ночь. Летом в Париже всегда было много арабов, и каждый раз Эвелина вздрагивала при звуках их гортанной отрывистой речи.
Однажды, вернувшись в отель, она набрала номер виллы в пригороде Парижа. Ей ответил женский голос.
- Суад, дорогая, - обрадовалась Эвелина, - я позвонила наобум и очень рада, что застала тебя здесь!
- Эвелина! Ты в Париже?
- Да-да. Приехала неделю назад, остановилась в отеле на бульваре Монпарнас. Я так рада тебя слышать!
- Что же ты не позвонила сразу, не предупредила о приезде? Я
могла бы встретить тебя.
- Просто не думала, что ты здесь. Я слышала, что тебя выдали
замуж?
- Все так и есть. Я замужем. Но мне надо получить здесь диплом, впрочем, теперь это уже формальности.
- А ты здесь с мужем?
- Нет, дела требуют его присутствия в Риаде. Но, как замужняя
женщина, я теперь одна даже из дома выходить не могу, тем более путешествовать, - с некоторой долей грусти сказала Суад. - Только с кем-то из родственников.
- Да? И с кем же ты здесь? - поинтересовалась Эвелина.
- С Мохаммедом, - ответила Суад.
Чувствовалось, что она испытывает неловкость от этого разговора.
- Мохаммед здесь? - обрадовалась Эвелина.
Она почти не держала себя в руках, сердце колотилось так, что казалось, его стук слышит Суад на том конце провода. Счастье от того, что Мохаммед здесь, рядом, всего в получасе езды от нее, захлестнуло ее.
- Я позову его, - услышала она как во сне.
Эвелина плохо помнила, о чем говорила с Мохаммедом. Она слушала его объяснения, ссылки на страшную занятость и неудачные попытки дозвониться до нее, но мало что поняла. Главное, что он был здесь и он хотел ее видеть!
В странном почти полуобморочном состоянии она начала собираться: дрожащей рукой наложила макияж, негнущимися пальцами застегнула пуговицы костюма, с трудом надела на шею то самое бриллиантовое колье, которое когда-то подарил ей Мохаммед.
Быстро поймав такси, она уже через четверть часа подъехала к их любимому ресторану. Еще издалека она заметила неизменный белый "Мерседес" Мохаммеда. Как во сне расплатившись с таксистом и оставив ему на чай неприлично большую сумму, она вышла из машины. Мохаммед, как всегда, изысканно элегантный, помахал ей рукой. Видя перед собой только его глаза и улыбку, Эвелина рванула через дорогу. Внезапно она услышала страшный крик Мохаммеда и, как ей показалось, слишком плавно, словно в замедленной съемке, обернулась.
Последнее, что она увидела, было торжествующее лицо Чарльза Фридмана, сидящего за рулем несущегося на нее черного автомобиля...
После обеда начался настоящий тропический ливень. Потоки
воды шумно стекали с покатой крыши, а небо и океан стали свинцово-серыми. Ветер трепал верхушки кокосовых пальм, и те время от времени роняли тяжелые орехи; звук прибоя стал угрожающим. Эвелина поняла, почему герои Джека Лондона в этом тропическом раю либо спивались, либо сводили счеты с жизнью. Но эти размышления не привели ее в отчаяние, а, напротив, встряхнули ее. Приняв душ, расчесав мокрые волосы, Эвелина оделась и спустилась вниз.
Самир, которого Мохаммед оставил следить за ней, сидел
в плетеном кресле. Он смотрел по спутниковому телевидению какой-то
музыкальный канал и потягивал виски из широкого стакана. Судя по ополовиненной бутылке "Блэк Лэйбла", разбушевавшаяся стихия действовала
на него не лучшим образом.
- Что, употребляем, пока мулла не видит?
не удержалась от комментариев Эвелина.
- Я, конечно, мусульманин, но отнюдь не фанатик, - с достоинством
ответил Самир, гремя кубиками льда в стакане, - к тому же в
Коране ничего не сказано о ячменных напитках.
- Ну, тогда поделись.
Эвелина уселась в кресло напротив и взяла другой стакан. Самир бросил ей в стакан несколько кубиков льда и налил виски.
- Ну и погодка, голова не выдерживает. У нас в Аравии
такого не бывает, - мечтательно произнес он, видимо, вспоминая родные пустыни. - Обедать будешь? Я распоряжусь.
* * *
Все утро следующего дня она плавала с маской между коралловыми рифами, разглядывая необыкновенной красоты рыб, которые совершенно не боялись ее. Потом долго лежала у кромки прибоя, наблюдая за крабами и другой морской живностью. Она чувствовала, что океан возвращает ей силы.
Она вновь приобретала способность думать и анализировать.
Перебирая все возможные варианты, она решила, что карты остались у
Анны. Они находились либо у нее дома, либо дома у Марины, которая взяла себе часть ее вещей на память.
Вернувшись в прохладный и уютный в своей почти деревенской простоте дом, Эвелина с аппетитом позавтракала нежнейшими местными фруктами и налила себе чашку кофе. Самир ни о чем ее не спрашивал, но она была уверена, что он уже успел позвонить Мохаммеду. Эвелина вдруг поверила, что все закончится благополучно.
Она взяла свою пухлую записную книжку, телефон и отправилась пить кофе на террасу.
Знакомый голос ответил по-русски:
- Агентство "Поиск", слушаю вас.
- Василий, это Эвелина.
- Боже мой, Линка, где ты? Тут все на ушах стоят! - завопил Василий, ее старый приятель, в прошлом опер, а нынче частный детектив. В свое время именно ему она поручала следить за Голубевым.
- Неважно. Вася, ты единственный человек, которого я могу попросить об одном важном деле. Ты знаешь - я заплачу любую сумму, но результат мне нужен очень быстро. Бросай все и отправляйся на квартиру к Анне Рогозиной, адрес ты знаешь. Она погибла, квартира, возможно, еще опечатана, но ты разберешься сам. Найди в ее бумагах что-то напоминающее схемы или карты. Как это выглядит, я точно не знаю. Если ничего не найдешь, садись на хвост двум другим дамочкам: Марине Алексеевне Бовиной, она психиатр, работает в загородной частной клинике, и ее дочери Серафиме Григорьевне Бовиной, та следователь прокуратуры. Адреса их я тебе дам. Ты выяснишь все их близкие контакты и обыщешь квартиру и рабочий кабинет Марины. Я почти уверена, что то, что мы ищем, находится у нее. Будь очень внимателен, не ошибись. Позвоню тебе через два дня. - Эвелина положила трубку.
Ей оставалось только ждать.
Через два дня она позвонила Василию.
- Ну что, нашел? - нетерпеливо спросила Эвелина.
- Да черт его знает, - в голосе детектива не слышалось особого энтузиазма, - перерыл всю квартиру. Рисковал, между прочим!
- Не отвлекайся, за риск свое получишь. Нашел что-нибудь? - перебила его Эвелина.
- Ничего похожего на карты. Ничего!
- Этого не может быть, ты должен был найти! - разозлилась Эвелина. А у Бовиных?
- У них в доме только книги, картины, рисунки. И ничего похожего
на карты.
- А на работе?
- Да что на работе! Истории болезни, журналы, книги по психиатрии, какие-то каляки сумасшедших. Вот и все.
- Ладно. А контакты? Могли они еще кому-то передать? - деловито спросила Эвелина.
- Ну, старшая, у той - работа, дом. Почти никуда не ходит,
смотрит дома телевизор и читает детективы. Младшая носится как угорелая - "Фигаро тут, Фигаро там". Замотался за ней бегать. В основном явно по своим следовательским делам. Но не чурается и мужского пола.
- Значит, иди и ищи опять. Возьми все, что могло принадлежать
Анне. Потом разберемся. Будь внимательным!
* * *
Во второй раз оказавшись в квартире Бовиных, Василий быстро нашел какой-то коричневый конверт из плотной бумаги, большую толстую книгу "Клиническая психиатрия", какой-то старый потрепанный учебник, пожелтевшую от времени тоненькую брошюрку - автореферат кандидатской диссертации. Автор - Анна Федоровна Рогозина... Вещи Анны! Попалось несколько фотографий: молодая улыбающаяся Анна, немного застенчивая и грустная; Анна и Марина, обе в белых халатах, на фоне старого здания больницы; Анна и Голубев на каком-то приеме - судя по качеству фотографий, снимал профессионал. Среди вещей он обнаружил пластиковую папку с какими-то дурацкими картинками. "Ах да, Анна собирала рисунки душевнобольных", вспомнил Василий слова Эвелины. Он бегло просмотрел их. Рисунки определенно принадлежали одному и тому же человеку и были скорее абстрактными. Во всяком случае, никаких узнаваемых объектов на них изображено не было. Но какое-то беспорядочное переплетение линий, черно-белый хаос порождали тревогу и смутное беспокойство. На каждом из рисунков в разных местах были изображены мистические знаки древних египтян, что-то вроде визитной карточки автора. Детектив положил рисунки обратно в папку и тщательно упаковал книги и фотографии.
Дома он удобно расположился в кресле, открыл конверт и с интересом начал изучать содержимое. Книги и авторефераты его не заинтересовали. Он бегло взглянул на фотографии, а затем достал из розовой пластиковой папки рисунки. Без сомнения, это и были те самые бумаги, которые искала Эвелина. И хотя они совершенно не напоминали карты местности, чутье подсказывало ему, что ошибки нет. Рисунки были выполнены тушью на плотной бумаге. И хотя рука художника была твердой, впечатление, которое производили его творения, нельзя назвать приятным. На первый взгляд это было хаотичное переплетение линий различной толщины. На каждом рисунке был египетский символ. Василий пока не понимал смысла в этих рисунках. Их было всего двенадцать.
Он поставил чайник, чтобы с комфортом подумать над этими рисунками за чашечкой кофе. Включил "Пентиум", оснащенный различными наворотами, и, используя сканер, перенес рисунки в компьютер. Он пробовал применить различные редакторы изображений, однако это не привело ни к какому результату. Василий крутил их и так, и этак, раскладывал изображения на составные части, пытался подобрать ключ через древнеегипетские символы, но все без толку.
Он набрал номер электронной почты Эвелины, и она тут же откликнулась.
"Все в порядке, они у меня", - быстро напечатал Василий.
"Отлично. Передай мне их". - Эвелина не отходила от
компьютера в ожидании вызова.
"Все в порядке. Я передаю тебе изображения", - вывел
детектив.
Эвелина внимательно осмотрела рисунки. Затем набрала номер его телефона.
- Ты уверен, что это то самое? - в замешательстве
спросила она. - Что с этим делать?
- Уверен, что эти рисунки - то, что ты ищешь. Если хочешь,
подумаем вместе, здесь есть и мой интерес. У тебя есть карты с файла
Голубева в компьютере? Сколько их?
- Есть, конечно. Их двенадцать.
- Столько же, сколько и рисунков. Думаю, здесь есть связь.
Надо попробовать обработать их попарно с помощью разных программ.
- Все карты и рисунки я загрузила. Но как их обрабатывать?
- Ты видишь на рисунках египетские символы?
- Да, такие же есть и на картах, - подтвердила Эвелина.
- Ищи одинаковые символы, накладывай друг их на друга и пытайся
отредактировать изображение.
Эвелина послушно выполнила все операции и спустя минуту возбужденно закричала в трубку:
- Да-да, получилось!
Эвелина совместила карту с рисунком, стараясь, чтобы изображенные на них символы - "глаза Бога" - точно совпали. Она щелкнула кнопкой, и картинка преобразилась, превратившись в точную карту какой-то местности, испещренную специальными знаками. Глаза исчезли, а хаотичные линии сумасшедшего художника слились в точно и профессионально выполненный чертеж.
- Не клади трубку, не клади. - Эвелина уже не могла остановиться, пока не повторила эту операцию еще одиннадцать раз. Попрощавшись
с Василием и пообещав ему положенный гонорар, Эвелина положила трубку.
Она в нетерпении набрала номер мобильного Мохаммеда.
- Все получилось! Получилось! Я смогла! - не здороваясь,
воскликнула Эвелина.
- Вылетаю через час. Буду вечером. - В его голосе
чувствовалось еле сдерживаемое возбуждение.
* * *
Мохаммед и Эвелина, усталые, счастливые, лежали на смятых простынях, пытаясь охладить влажные тела легким морским ветерком из окна. Стояла жаркая тропическая ночь. Эвелина чувствовала такое облегчение, такую свободу, что даже все переживания прошедших месяцев воспринимались иначе.
- Но как тебе это удалось, дорогая?
- О, все так сложно. - Эвелине не хотелось рассказывать все с самого начала. - К нам попали только половинки настоящих карт, ну, не совсем половинки, а как бы расщепленное изображение. Другая половинка представляла собой рисунки, на которые тогда никто не обратил внимания. Их надо было найти и совместить в компьютере, чтобы получить истинное изображение.
- Эвелина, ты необыкновенная женщина и знаешь все! - с восторгом произнес Мохаммед. - Ты разбираешься даже в загадках мироздания.
- Да, я во многом разбираюсь, и ты даже не подозреваешь насколько, скромно, но с чувством собственного достоинства ответила Эвелина.
- Если хочешь, можешь пригласить своих друзей, ведь ты наверняка
скучаешь по ним?
Эвелина задумалась и погрустнела. В Москве почти не осталось друзей.
Они все ушли в небытие. Она порывисто обняла Мохаммеда и зашептала:
- У меня нет никого, кроме тебя...
Сквозь сон она слышала, как Мохаммед негромко говорил по
телефону, иногда мешая арабские слова с английскими. Она не все понимала,
но все равно стало ясно, что Мохаммед вызывает вертолет. Она резко
открыла глаза и спросила:
- Мы уезжаем?
- Я уезжаю, - поправил он ее. - Если хочешь, можешь
здесь остаться.
- Но я не хочу оставаться здесь без тебя.
- К сожалению, милая, мне нужно вернуться в Сингапур. Впрочем,
если хочешь, могу тебя туда подбросить. Сингапур - это перекресток
мира - все дороги открыты. Ты ведь теперь богатая женщина.
Эвелина почувствовала, что задыхается. Она рывком поднялась с постели и открыла настежь окно.
- Я так понимаю, что в твои планы в Сингапуре я не вхожу, - сказала Эвелина, пытаясь казаться спокойной.
- Извини, дорогая, но бизнес есть бизнес. Поверь, я просто не
смогу уделять тебе достаточно времени и внимания.
- А потом?
- А потом мне надо вернуться к семье. Я свяжусь с тобой,
как только освобожусь.
- И как же ты планируешь меня найти? - с горечью спросила
Эвелина.
Мохаммед засмеялся:
- Найду, не сомневайся.
Может быть, она и преувеличивала, но сейчас Эвелине казалось, что ему не терпится от нее избавиться.
Она старалась быть милой и спокойной во время пути до Сингапура, но чувствовала, что продержится недолго. Поэтому, когда Мохаммед предложил остановиться в гостинице, чтобы обдумать планы, она отказалась и тут же, в аэропорту, купила билет до Мадрида. Она торопливо поцеловала его в щеку и, избегая прощальных слов, прошла к таможенному контролю. Потом обернулась и помахала ему рукой.
Маленький смуглый азиат-таможенник с удивлением смотрел на пассажирку, по лицу которой катились слезы и которая даже не пыталась их скрывать.
ГЛАВА 23
Испания - Франция, 1999 год
Почему она так внезапно улетела в Испанию, Эвелина и сама до конца не понимала. Она склонялась к мысли, что это был ближайший рейс из Сингапура в европейскую столицу. "Что ж, действительно я теперь богатая женщина", думала Эвелина, но почему-то это не приносило ей радости.
Она сняла небольшую белую виллу с маленьким бирюзовым бассейном недалеко от Малаги. Выяснилось, что среди соседей немало соотечественников. Некоторые дома, принадлежащие "новым русским", пустовали, в некоторых, по-видимому, жили их жены с детьми. Эвелина издалека слышала детскую возню в бассейне, радостные крики. Она частенько встречала некоторых мамаш в ближайшем супермаркете - русские вообще держались группкой, - но она с ними не заговаривала, и они не признали в ней соплеменницу. Впрочем, ее это вполне устраивало.
Хотя после приезда в Малагу прошло больше двух месяцев, она ни с кем не познакомилась и ни с кем не общалась, если не считать общением разговоры с лавочниками и посыльными. Она купила маленький "Сеат", хотя могла позволить себе что-нибудь и подороже, не интересовалась магазинами и развлечениями, которыми изобиловала Малага.
Дважды в неделю она выезжала в магазины за продуктами, покупая только самое необходимое.
Эвелина облюбовала уютный рыбный ресторанчик в двадцати километрах от города. Здесь всегда было тихо и пусто из-за не очень выгодного расположения. Хозяин ресторана Хорхе - настоящий "мачо" с горячей кровью поначалу считал своим долгом ухаживать за Эвелиной, а затем смирился с участью собеседника, и по вечерам, когда больше не было посетителей, они вели долгие разговоры ни о чем. Из-за ее имени Хорхе сразу счел Эвелину немкой, и она не разубеждала его.
На пляж Эвелина не ходила, предпочитая уезжать подальше. Она купалась в безлюдных местах, подолгу качаясь на волнах и размышляя о чем-то, чего даже сама не могла определить. Ей казалось, что она грезит наяву. В голове мелькали какие-то обрывки мыслей, образы причудливо смешивались. Вот Джонни надевает бриллиантовое колье на шею Алены, а вот Мохаммед и Анна - на палубе его длинной белоснежной яхты, и он галантно целует ей руку. В какие-то моменты она понимала, что на самом деле неотрывно думает о Мохаммеде, перебирая мысленно день за днем, что они провели вместе. Если раньше ей казалось, что все это она сделала из-за денег, чтобы чувствовать себя свободной и независимой, то сейчас у нее было чувство, что они ей вовсе и не нужны, что она могла бы довольствоваться малым.
Эвелина вышла на берег - узкую полоску песка перед возвышающимися скалами, - переоделась, подхватила полотенце и по извилистой тропинке поднялась к дороге, где стоял ее "Сеат".
Эвелина остановилась на самом краю обрыва и посмотрела вниз, на узкую полоску пляжа и выступающие из воды камни, о которые разбивались ленивые волны. Она покачалась на носках, как бы пробуя на прочность почву, и, слегка поскользнувшись на траве, отпрянула от обрыва. Эвелина ярко представила распростертое внизу на песке свое тело, напоминающее сломанную куклу, и решительно села в машину. "Такие мысли надо гнать от себя", сказала она, глядя в зеркальце заднего обзора и выезжая на серпантин, по которому неслись превышающие скорость жизнерадостные испанцы. Надо быть осторожной.
Больше она в это место не приезжала, предпочитая бесцельное времяпровождение у бассейна с учебником испанского языка, в котором она не продвинулась дальше третьего урока.
Ей так хотелось быть нужной Мохаммеду, сделать для него
что-то важное, значительное! Чувствовать, что он привязан к ней и любит ее. Очень хотелось верить в то, что он найдет ее и они будут вместе.
Повинуясь какому-то порыву, Эвелина набрала знакомый номер.
- Мистера Мохаммеда нет в офисе, - вежливо
ответил секретарь. - Могу я что-нибудь ему передать?
- Пожалуйста, скажите ему, чтобы он перезвонил
Эвелине. - Она продиктовала номер телефона.
Двое суток она не покидала виллу, таская с собой повсюду телефонную трубку. Ее била нервная дрожь. Она курила одну сигарету за другой, чего раньше с ней не случалось. По ночам она просыпалась каждые пятнадцать минут и проверяла, работает ли телефон. Перекатываясь на другую половину огромной кровати, она обнимала подушку и спрашивала:
- Где ты, Мохаммед? Ну позвони же мне наконец!
На третий день, посмотрев в зеркало, она с ужасом увидела свое отражение - с темными кругами под глазами и распухшими веками. Она провела щеткой по волосам, отметив, что не мыла их уже несколько дней. Подняла с
пола свою одежду. Последние недели она носила только шорты, джинсы
и несколько маек. Косметика так и осталась лежать в багаже нераспакованной. Взглянув еще раз на свое отражение, она грустно произнесла:
- Ну что, милая, вот тебя и использовали...
Несколько раз она порывалась позвонить в Москву, но, уже
подняв трубку, так и не решилась. Как-то вечером она все же набрала
номер матери.
- Здравствуй, мама.
- Здравствуй, - сухо поздоровалась мать.
Повисла натянутая пауза.
- Я в Испании, сняла виллу, - первой прервала молчание
Эвелина. - Приедешь ко мне? Ты уже была в отпуске?
- Ты только сейчас об этом спрашиваешь? А где ты была почти три
месяца? Ты не думала, что я волновалась?
- Прости, мама, у меня были серьезные проблемы. Сейчас все в
порядке.
- Я догадалась, что у тебя проблемы. Меня вызывали на допросы,
расспрашивали о тебе. Зачем ты сочинила себе другого отца? Тебе
не кажется, что тем самым ты предала память папы, который, между прочим,
любил тебя без памяти?
- Мама, я не могу тебе этого объяснить. Считай, что у меня что-то
случилось с головой.
- У тебя? С головой? - саркастически рассмеялась Маргарита Ильинична. - Да я не знаю человека, у которого бы голова работала лучше, чем у тебя. Между прочим, твой Станислав в тюрьме, оказывается, он убийца. Ты не знала?
- Нет, не знала.
- Твой дом до сих пор опечатан. Когда ты вернешься?
- Я еще не решила. Так ты приедешь? Ведь мы с тобой
единственные близкие люди.
- Хорошо, что ты об этом вспомнила, раньше ты так не думала, обиженно сказала мать.
- Ладно, подумай. Запишешь мой номер телефона?
- Нет, мне незачем тебе звонить, кроме того, ты прекрасно
знаешь, как дорого стоят международные переговоры.
- Я могу прислать тебе денег.
- Мне от тебя ничего не надо. - Не попрощавшись, мать положила
трубку.
Хотя Эвелина никогда не была особенно близка с матерью, этот разговор ее задел. Она очень тосковала по работе, по своему салону, в который вложила столько души. Вокруг себя она ощущала только вакуум и не знала, чем его заполнить. Внезапно она вспомнила о Марине и подумала, что та, похоже, была ее единственной подругой. Может быть, Марина приедет навестить ее? Она решила позвонить ей.
- Привет, дорогая, это Эвелина, - с наигранным энтузиазмом произнесла Эвелина, застав подругу в кабинете. Звонить ей домой она не стала из-за Симы.
Пауза несколько затянулась, но Марина все-таки ответила:
- Привет, привет.
- Я так соскучилась, но так погрязла в делах, что, поверь, ни минуты не было свободной.
- Бывает... - Марина была непривычно немногословна.
- Мариш, что у вас нового?
- У кого у нас? У меня на работе все по-старому - финансирование урезают, про кризис слышала? Сима в порядке. Не знаю, в курсе
ли ты, но твой помощник арестован за убийства Анны и двух других женщин.
Он пытался убить Алену, твою племянницу. - Марина специально подчеркнула последнее слово. - Кстати, зачем тебе понадобилась вся эта история?
- Ты же у нас психиатр, Марина, вот и разберись.
Может, недостаток любви в детстве - эмоциональная депривация, так, кажется? Может, я всегда хотела иметь старшего брата, семью... Не знаю.
- Зато я знаю. Если хочешь начистоту, то Сима уверена,
что именно ты приложила руку ко всей этой жуткой истории, и твое счастье, что доказать это невозможно.
- Ты что, Марина?! - возмутилась Эвелина.
Ты считаешь меня убийцей?!
- Конечно, убийцей был твой несчастный сумасшедший
Станислав. Но психологически он целиком зависел от тебя и делал все, что хотела ты. Тебе повезло, что его показания не имеют юридической силы.
- Очень жаль, что ты так думаешь, но поверь, все
это просто фатальное стечение обстоятельств.
- Конечно, и именно поэтому ты в течение трех месяцев скрываешься и носа в Москву не кажешь.
- Я не скрываюсь. Просто я решила провести лето в
Европе.
- Ну и проводи. Для тебя так даже лучше. Заметь,
я даже не спрашиваю, где ты. Ведь у меня дочь - следователь,
и я обязательно сказала бы ей об этом.
* * *
"Ну и ладно! - думала Эвелина. - Пусть остаются нищими, но гордыми". Она открыла шкаф, стала перебирать одежду. В Париж, надо ехать в Париж! Побродить по знакомым музеям, попить кофе в маленьких ресторанчиках, поболтать с незнакомыми людьми. Она живо представила себе праздничную атмосферу Парижа, наполненную ароматами круассанов, цветов, легкого флирта.
Эвелина поселилась в маленьком уютном отеле в центре Парижа. Через
окно был виден живописный бульвар. Этот вид что-то ей напомнил. Конечно, это же Писсарро! Как она могла забыть! Все чаще она вспоминала Рудольфа, тонкого ценителя и знатока искусства, глубоко чувствовавшего и понимавшего живопись, долгие беседы с ним. Теперь ей казалось, что годы, проведенные с Рудольфом, были самыми счастливыми в ее жизни. Тогда она чувствовала себя спокойной и защищенной. Жизнь была наполнена прекрасными впечатлениями от живописи, музыки, театра. Как далека она была тогда от выжигающих душу страстей и безумия, именуемых любовью! Как она хотела бы вернуть это время!..
Но слишком поздно, слишком поздно... Она хотела бы что-то исправить, но ни Джонни, ни Виктора, ни Анну, ни других неизвестных ей женщин уже не вернуть. А теперь оказалось, что Мохаммеду она больше не нужна. Впрочем, она никогда не была ему нужна, его интересовали только те проклятые карты. Но так не хотелось верить, что она никогда его не увидит! А деньги, она никогда не ставила их выше человеческих отношений. "Но я же не убийца, не убийца, - бесконечно повторяла Эвелина, - ведь я всего этого не хотела". Как легко, казалось, можно добыть эти карты. Каким изящным виделся ей ход со "сводной сестрой"! Одно ее утешало - Голубев так и не узнал правды, он до последнего вздоха считал ее своей сестрой и искренне любил ее.
* * *
Эвелина вошла в здание банка.
- Проводите меня, пожалуйста, в зал депозитных сейфов, - попросила она молодого любезного клерка.
- Конечно, мадам. - Они спустились по лестнице, миновали несколько дверей и охрану. Одновременным поворотом ключей Эвелина и служащий открыли ячейку. Она подождала, когда ее оставят одну, и вынула черный кожаный кейс. Щелкнула замками. В кейсе лежали аккуратные пачки зеленых купюр. Он был почти полон, не хватало всего нескольких пачек. Эвелина захлопнула кейс. В глаза ей бросилась металлическая табличка, на которой было написано: "John Gershovitch".
Перед глазами проплыла картинка: Джон подходит к ней у монастыря Святой Екатерины, у него такая по-детски счастливая улыбка... Вспомнился свой испуг, когда она узнала о гибели Джонни, его обреченная мудрость, а она тогда верила, что можно что-то изменить... Эвелина понимала, что его смерть была предопределена самим их знакомством, но чувство вины в случившемся было сильнее. Их последняя встреча, холодное расставание... Только сейчас она поняла, как ей близок был Джонни. Уронив голову на кейс, она горько заплакала, поглаживая табличку с его именем.
"Джонни, Джонни, прости меня. Я не знала, что все так закончится", обращалась она к кейсу, как будто это был сам Гершович.
В помещение заглянул клерк:
- Все в порядке, мадам?
- Да-да, я ухожу через минуту, - сказала Эвелина севшим
голосом.
Посмотрев в зеркальце, она быстро вытерла глаза и поправила макияж.
Придя в отель, Эвелина бросила кейс на кровать. Кажется, она перестала
жить в мире с самой собой. Ей казалось, что она раньше и она теперь
две совершенно разные женщины. Прежняя Эвелина всегда знала,
чего хочет, и всегда добивалась этого. Раньше ей было достаточно
любить только себя и заботиться только о себе. Она не знала, что значит
страдать от чувства вины, от неразделенной любви и от одиночества.
Теперешняя Эвелина не могла найти себе места от тоски и тревоги. Казалось,
тяжелый камень давит ей на грудь и не дает дышать. Внезапно она осознала,
что больше не хочет жить. Эвелина огляделась по сторонам, как будто
искала что-то... Достав из сумки упаковку снотворных таблеток, без
которых в последнее время уже не могла обходиться, она высыпала их
на ладонь. Маленькие белые ангелы, которые несут покой... сон...
смерть. Чтобы больше ни о чем не думать! Чтобы больше
ничего не чувствовать!
Эвелина нашла стакан, открыла мини-бар и вытащила из него непочатую бутылку джина. Не разбавляя, она большими глотками запила таблетки. Чистый джин был отвратителен и по вкусу напоминал одеколон. Сдерживая тошноту и головокружение, Эвелина легла на кровать, но тошнота не проходила, а голова закружилась сильнее. Она закрыла глаза и стала ждать спасительного сна. Внезапно, как от толчка, она села.
Стены плыли перед глазами и падали на нее, в ушах раздавался жуткий гул. Гул нарастал, но сквозь него пробивался голос. Это был голос Джонни, она узнала его. Он становился все громче и отчетливее.
- Ты не должна этого делать. Нужно исправить свою карму, пока не поздно. Я тебя простил. Послушайся меня и прощай.
Эвелина, сжав виски ладонями, кинулась в ванную. Там ее долго рвало, потом, в течение получаса стоя под ледяным душем, она почувствовала себя лучше.
- Спасибо, Джонни, - сказала она, почти уверенная в том, что он слышит ее.
* * *
"Мои маленькие друзья, - думала Эвелина, раскладывая карты Таро, - я вас совсем забросила". Она осторожно перевернула ключевой аркан расклада. Правосудие. На карте была изображена женщина, сидящая на троне, с короной на голове, состоящей из наконечников копий. В правой руке женщины - меч, в левой - весы. Это дочь повелителя истины и владыка равновесия. Эта карта только подтвердила то открытие, которое сделала для себя Эвелина:
Будь честен с самим собой.
Ведь ты уже знаешь, что за все придется отвечать.
Ты сам стремился узнать истину.
Что делать, если она лишила тебя последних иллюзий?
* * *
Париж настойчиво напоминал ей о прошлом. Знакомые маленькие галереи,
в которых Рудольф иногда покупал полотна, ресторанчики, где они отмечали удачные сделки. Но еще больше этого город связывал ее с Мохаммедом.
Она старалась не думать об этом, но ей на глаза как будто специально попадались места, связанные с ним. Бутик "Ван Клиф и
Арпель" на Елисейских полях, где он покупал ей подарки в последний их приезд, плавучий ресторанчик, где они однажды провели целую ночь. Летом в Париже всегда было много арабов, и каждый раз Эвелина вздрагивала при звуках их гортанной отрывистой речи.
Однажды, вернувшись в отель, она набрала номер виллы в пригороде Парижа. Ей ответил женский голос.
- Суад, дорогая, - обрадовалась Эвелина, - я позвонила наобум и очень рада, что застала тебя здесь!
- Эвелина! Ты в Париже?
- Да-да. Приехала неделю назад, остановилась в отеле на бульваре Монпарнас. Я так рада тебя слышать!
- Что же ты не позвонила сразу, не предупредила о приезде? Я
могла бы встретить тебя.
- Просто не думала, что ты здесь. Я слышала, что тебя выдали
замуж?
- Все так и есть. Я замужем. Но мне надо получить здесь диплом, впрочем, теперь это уже формальности.
- А ты здесь с мужем?
- Нет, дела требуют его присутствия в Риаде. Но, как замужняя
женщина, я теперь одна даже из дома выходить не могу, тем более путешествовать, - с некоторой долей грусти сказала Суад. - Только с кем-то из родственников.
- Да? И с кем же ты здесь? - поинтересовалась Эвелина.
- С Мохаммедом, - ответила Суад.
Чувствовалось, что она испытывает неловкость от этого разговора.
- Мохаммед здесь? - обрадовалась Эвелина.
Она почти не держала себя в руках, сердце колотилось так, что казалось, его стук слышит Суад на том конце провода. Счастье от того, что Мохаммед здесь, рядом, всего в получасе езды от нее, захлестнуло ее.
- Я позову его, - услышала она как во сне.
Эвелина плохо помнила, о чем говорила с Мохаммедом. Она слушала его объяснения, ссылки на страшную занятость и неудачные попытки дозвониться до нее, но мало что поняла. Главное, что он был здесь и он хотел ее видеть!
В странном почти полуобморочном состоянии она начала собираться: дрожащей рукой наложила макияж, негнущимися пальцами застегнула пуговицы костюма, с трудом надела на шею то самое бриллиантовое колье, которое когда-то подарил ей Мохаммед.
Быстро поймав такси, она уже через четверть часа подъехала к их любимому ресторану. Еще издалека она заметила неизменный белый "Мерседес" Мохаммеда. Как во сне расплатившись с таксистом и оставив ему на чай неприлично большую сумму, она вышла из машины. Мохаммед, как всегда, изысканно элегантный, помахал ей рукой. Видя перед собой только его глаза и улыбку, Эвелина рванула через дорогу. Внезапно она услышала страшный крик Мохаммеда и, как ей показалось, слишком плавно, словно в замедленной съемке, обернулась.
Последнее, что она увидела, было торжествующее лицо Чарльза Фридмана, сидящего за рулем несущегося на нее черного автомобиля...