Женщина с благодарностью взглянула на него. Наверное, это была любовь
с первого взгляда. Она покраснела, отвела глаза и едва слышно поблагодарила его. Они вышли на одной и той же остановке, и обоими это воспринималось как нечто совершенно естественное.
Анна Федоровна, стройная и привлекательная сорокалетняя женщина, была психиатром и работала в одной известной московской клинике. В молодости она подавала большие надежды, защитила кандидатскую диссертацию, однако вскоре потеряла интерес к традиционной науке, увлеклась психоанализом и нейролингвистическим программированием, собирала образцы творчества душевнобольных. Несколько пережитых неудачных романов сделали ее недоверчивой, колючей, и она перестала думать о замужестве. Встреча с Голубевым возродила в ней подсознательное желание любить и быть любимой, создать семью.
Голубев и Анна встречались почти ежедневно. Они не могли оторваться
друг от друга, с радостью обнаруживая, что у них очень много общего.
Голубев познакомил Анну с Аленой. Он опасался их встречи, помня Аленину
реакцию на женщин, которых он приводил в дом раньше. Но, к его приятному
удивлению, Алена предстала перед ней в образе милой, воспитанной и
скромной девочки. Особой близости между ними не возникло; Анна держалась
предельно корректно, но несколько отстраненно и холодновато, Алена
отвечала ей тем же, однако не позволяла себе никаких выходок. Голубев
подозревал, что к этим изменениям в Алене приложила руку Эвелина,
и был ей благодарен за это.
Его жизнь напоминала бы идиллию, если бы не события последних
недель, о которых он боялся рассказать даже самым близким. Голубев
вдруг стал замечать на улицах, в магазинах, около своего дома одних
и тех же людей. В его подъезде между этажами почти ежедневно собиралась
компания из двух-трех человек. Молодые люди курили, пили пиво, и было
похоже, что они кого-то ожидают. Первое время академик не относил
к себе их появление, но вскоре стал замечать, что его телефонные разговоры
прерываются, а из трубки раздаются странные шумы. Он обратил внимание,
что около его дома часами стоит микроавтобус с затемненными стеклами.
Однажды, когда дверца его была приоткрыта, Голубев увидел стеллаж с аппаратурой.
Академик подумал было, что у него расшатались нервы и ему следует обратиться за советом к Анне как к психиатру. Но спустя неделю поздно вечером вернулась Алена и, смеясь, рассказала, что "какой-то сумасшедший" целый день ездил за ней на шикарной "Вольво", но так и
побоялся познакомиться. Голубев сразу же вспомнил, что темно-зеленая "Вольво" постоянно попадалась ему на глаза, где бы он ни был.
Он понял, что психиатр ему не нужен. Голубев бессильно опустился
в кресло, чувствуя боль в левой половине груди; лоб покрыла испарина,
а дыхание стало затрудненным. Он быстро достал из кармана ингалятор
и вдохнул лекарство. Приступ отступил, но панический страх мешал сосредоточиться,
принять решение. Больше всего его беспокоила безопасность Аленки,
Анны и Эвелины. Но прежде всего нужно было понять, что же происходит вокруг него, чего хотят эти люди и кто они.
Немного успокоившись, академик прошел на кухню и поставил на плиту чайник. Открыв дверцу кухонного шкафа, выбрал из ряда пестрых баночек с разнообразными сортами чая свой любимый, с бергамотом, и не спеша заварил в тонком фарфоровом чайнике. Для Голубева чаепитие было целым ритуалом. Он пристрастился к нему в своих многочисленных длительных поездках по Дальнему и Среднему Востоку, Юго-Восточной Азии. Церемония заваривания чая успокаивала, помогала сосредоточиться. Академик пытался проанализировать, что в его жизни или работе могло заинтересовать либо спецслужбы, либо криминальный мир. Возможность интереса из-за бывшей жены и ее израильского мужа Голубев отмел сразу: не то время, родственники за границей уже никого не удивляют. Академик так же не входил в число бизнесменов или просто богатых людей, на которых, если верить средствам массовой информации, была объявлена настоящая охота. Их взрывали вместе с дорогими автомобилями. Поджидавшие в подъездах домов киллеры расстреливали их из автоматов вместе с охраной. Выпив чая, академик вошел в кабинет и включил компьютер. Внезапно картинка на экране монитора замигала, и высветилась надпись, сообщавшая, что пароль доступа взломан, а информация с некоторых файлов исчезла. Информация, касающаяся месторождения урана на Среднем Востоке. Теперь все стало на свои места. Голубев понял, что именно интересовало похитителей. Однако, кто они, разобраться было невозможно. Логично было бы предположить, что наиболее заинтересованными заказчиками окажутся Китай, Индия и Пакистан. Нельзя было сбрасывать со счетов сующие во все нос США и их союзника Израиля, а также, в противовес им, арабские страны. Ну и, что могло быть наиболее вероятным, - родная ФСБ. Голубев знал, что полной информации из его персоналки получить было невозможно, так как основные сведения и карты были зашифрованы, а ключ к ним в компьютере отсутствовал. Поэтому нужно было быть готовым ко всему. Кроме того, на днях пропала его папка с набросками разработок.
Голубев вошел в гостиную, открыл дверцу старинных напольных часов
с маятником и нажал на скрытую в задней стенке корпуса кнопку. Резная
панель сдвинулась, обнажив узкую нишу. Академик достал свернутые
в трубку бумаги и вновь закрыл тайник. Поколебавшись, он набрал
номер Анны.
ГЛАВА 5
Москва, 1998 год
Алена сидела в низком мягком кресле в кабинете Эвелины. Как всегда бесшумно, появился Станислав, поставив на резной столик вазу с фруктами, кофейник с крошечными чашечками и тарелку с ореховым печеньем. Он избегал смотреть Алене в глаза, зафиксировав взгляд на ее подбородке.
В его присутствии Алена всегда чувствовала себя неуютно.
- Мне кажется, с папой что-то происходит. Он стал нервным, дерганым, требует, чтобы я нигде не задерживалась, вечера проводила дома. Может, ты поговоришь с ним?
Эвелина вздохнула, достала колоду Таро, разложила карты веером "рубашками" вверх. Сосредоточившись, вынула три карты и перевернула их. Не дав заинтересованно следившей за ее руками Алене увидеть карты, она быстро смешала их.
- Сегодня плохой день для гадания, черт знает что выпадает.
- Эва, ну скажи, там что-то плохое?
- Я же сказала, сегодня ничего нельзя узнать, - раздраженно ответила Эвелина.
За чашкой кофе они немного поболтали о новых поклонниках Алены, а
затем тепло попрощались. После ее ухода Эвелина вынула из стола смешанные арканы и нашла перевернутые три карты. Затем зажгла ароматические свечи и, бросив в огонь щепотку порошка, взяла в руки хрустальный шар и вгляделась в него. То, что она в нем увидела, совершенно не обрадовало ее. "Нужно предупредить Виктора", - подумала она и сняла трубку.
- Как ты себя чувствуешь, Виктор? Как Анна? - Выслушав ответ, она предложила: - У меня завтра маленький праздник, я приглашаю вас к себе. Нет-нет, не день рождения, подарков не нужно. Всего лишь два года моему магическому салону. Хочу встретиться с самыми близкими, посидеть, поговорить. Нет, никого кроме вас с Аленой. Можешь пригласить от моего имени и Анну, ведь она почти твоя жена.
Удовлетворенно кивнув, она назначила время и положила трубку.
Эвелина любила принимать гостей, но ненавидела готовить. Поэтому она позвонила в китайский ресторан и заказала там обед на четыре персоны: китайское вино с добавлением змеиной желчи и разнообразные варианты закусок: креветки, жаренные в тесте в чесночном соусе, суп из морепродуктов, свинину с грибами и молодыми побегами бамбука по-гонконгски, а на десерт экзотические фрукты и крошечные китайские пирожные с запеченными внутри предсказаниями судьбы. Она подумала, что это будет для гостей приятным сюрпризом, так как знала, что ее брат обожает китайскую кухню. Эвелина попросила приехать дизайнера, который украсил ее столовую красными фонарями, расписными шелковыми ширмами и сделал сервировку стола. Она распорядилась, чтобы обед подавали китаянки, одетые в красные национальные костюмы. Было так приятно предвкушать восторг и удивление гостей, а она не сомневалась, что они будут в восторге. Эвелина была мастерицей устраивать приятные неожиданности.
Хозяйка салона дернула шелковый шнур, и через минуту появился Станислав.
- Станислав, завтра у меня гости. Так как я заказала обед и обслуживание
в ресторане, можешь взять на завтра свободный день. Только
предварительно обзвони клиентов и перенеси встречи.
Молодой человек кивнул и бесшумно выскользнул из комнаты.
День прошел в приятных хлопотах. Утром приехал дизайнер,
маленького роста пожилой китаец, подчеркнуто любезный и услужливый.
Рабочие внесли в столовую круглый вертящийся стол, шелковые ширмы и огромные красные фонари. Эвелина наблюдала за работой, ни во что не вмешиваясь: она предпочитала не лезть с советами, когда работал профессионал. Ее столовая, решенная в классическом стиле, преобразилась: исчезла тяжелая дубовая мебель, громоздкие резные стулья, картины, оставшиеся от Рудольфа. Спустя два часа просторную комнату невозможно было узнать, она стала похожей на обеденный зал во дворце китайского императора: шелковые ковры, яркие фонари, висящие на разной высоте, на стенах развернутые свитки с иероглифами, расписные веера и ширмы. Эвелину немного раздражало изобилие красного и золотого, но стиль есть стиль, и ничего менять она не стала.
Эвелина надела шелковое черное платье, вышитое золотыми драконами, привезенное ею из Китая. Оно было страшно неудобным, с многочисленными драпировками, с длинными широкими рукавами, но, чтобы не разрушать образ, Эва решила потерпеть. Она убрала свои густые черные волосы в высокую прическу, украсив ее живыми цветами. Затем нанесла на лицо светлый тон и, замаскировав брови, положила на щеки розовые румяна. Черной подводкой провела линии от век к вискам, полностью изменив контур глаз, высоко и тонко нарисовала брови. В зеркало на нее смотрела настоящая китаянка. Чем-чем, а искусством макияжа Эвелина владела в совершенстве.
Она еще раз оглядела столовую и осталась довольна. Ровно в семь вечера раздался мелодичный звонок, и Эвелина, немного путаясь в своем длинном широком платье, бросилась открывать дверь.
У стоявшего на пороге с огромным букетом Голубева от изумления вытянулось лицо. Единственное, что он смог сказать:
- Извините, а где Эвелина?
Сдерживая смех, Эвелина изобразила поклон в китайском стиле и пригласила компанию в дом. Немного растерянные гости вошли, и уже через минуту Алена бросилась "китаянке" на шею с воплем:
- Да это же ты! Тебе меня не обмануть!
Пока гости восхищенно разглядывали убранство столовой, две китаянки зажгли алые фонари и красные с золотом ароматические свечи. Эвелина тихо сказала брату:
- После обеда мне нужно будет с тобой поговорить.
Все сели за стол. Звучала тихая китайская музыка, официантки были предупредительны, двигаясь бесшумно и легко. Гости наслаждались экзотической едой и атмосферой, непринужденно болтали и шутили. Даже обычно сдержанная и молчаливая Анна оживилась и с удовольствием принимала участие в общей беседе. Она была необычайно хороша в строгом цвета топленого молока костюме, подчеркивавшем ее великолепную фигуру. Все чувствовали, что вечер удался на славу. Когда девушка-китаянка внесла десерт, Эвелина объявила, что, согласно традиции, в пирожные запечены записки с предсказаниями и предложила всем взять по одному. Гости разобрали предложенное лакомство. Первой не выдержала, естественно, Алена. Она разломила пирожное и вытащила узкий листочек.
- Читай скорее, - сказала Эвелина. - Я ведь
тоже не знаю, что там, я к этому руку не прикладывала.
Алена торжественно прочитала:
- "Скоро вы встретитесь с двумя мужчинами, которые безумно влюблены в вас".
- Конечно, ей только о любви, - ехидно прокомментировала
Эвелина. - Может быть, теперь ты, Аня?
Анна нерешительно разломила пирожное и после паузы прочитала:
- "Потеря покажется невосполнимой, но тяжесть ее вы будете переживать недолго". Да, мне, как всегда, не везет. Что же такого особенного я могу потерять? - Она вздохнула и отложила пирожное в сторону.
- Твоя очередь, Виктор, - предложила Эвелина.
Голубев, прочитав предсказание, побледнел и скомкал записку.
- Папа, что там? - спросила Алена.
- Так, ерунда всякая, не стоит придавать этому значение.
Эвелина встала из-за стола и развернула скомканный листок. Там было только одно слово: "Смерть".
Чтобы разрядить обстановку, Эвелина пригласила всех в гостиную пить кофе с ликером, а Виктора попросила зайти к ней в кабинет. Она не стала включать электрический свет и вместо этого зажгла свечи.
- Посиди здесь, я распоряжусь, чтобы кофе нам подали
сюда. Я хочу с тобой поговорить.
Выходя, Эвелина по обыкновению бросила в огонь свечей щепотку ароматического порошка.
Отдав распоряжение официантке насчет кофе, она зашла в гостиную.
- Девочки, поболтайте пока здесь. Анна, пожалуйста, не расстраивайся
из-за этих глупых предсказаний. Я не думала, что все так получится.
Но ты же понимаешь, что эти китайские пирожные на самом деле ерунда. Кстати, зайди к Виктору, он в моем кабинете, и спроси, какой ликер ему подать?
Анна поднялась с кресла:
- Конечно, Эва, хотя, по-моему, он любит "Боллз", но я обязательно спрошу.
Через минуту женщины услышали громкий отчаянный крик Анны. Они побежали в кабинет, и Эвелина рывком распахнула дверь. В полумраке, прижавшись к стене, стояла Анна и хватала ртом воздух. Глаза ее были широко раскрыты. На полу у кресла в неестественной позе скорчился Голубев. Было видно, что он мертв. Около него валялся ингалятор, которым он, видимо, не успел воспользоваться.
* * *
Похороны пришлись на рождественскую неделю. Всеобщее оживление, сверкание витрин и наряженных елок только усугубляло тяжесть потери и горе близких профессора. Алена была в растерянности. Она то бросалась звонить матери в Америку, то часами просиживала у Эвелины, бесцельно перебирая магические атрибуты на ее столе. Анна не появлялась
ни дома, ни на работе, не отвечала на телефонные звонки. Эвелина позвонила ее подруге и коллеге по работе Марине Алексеевне.
- Здравствуйте, Марина Алексеевна. Я сестра Голубева, с которым
была близка Анна. Я знаю, что вы ее ближайшая подруга, поэтому
и звоню. Дело в том, что мы не можем найти ее, и, что самое странное,
она не пришла на похороны Виктора.
- Я не хотела беспокоить ее в эти дни, была уверена, что ей
не до нас. Но это действительно очень странно. У Анны почти нет ни родственников, ни друзей, и я не представляю, где она может быть.
- Марина! Я могу вас так называть? Давайте я сейчас к вам
приеду, и мы все обсудим.
- Да, конечно, войдете в старый двухэтажный корпус. Второй этаж налево - кабинет заведующего. Я вас жду.
Спустя сорок минут Эвелина вошла в старое здание психиатрической клиники.
В нос ей ударил застоявшийся запах лекарств и больничной
пищи, запах страдания. Эвелина поморщилась: такой разительный контраст составляла эта обитель душевнобольных с миром, в котором жила она сама. Она с трудом представляла себе в этих стенах утонченную, изысканную Анну.
Марина Алексеевна сидела за письменным столом, на котором стоял компьютер. Перед ней дымилась чашка кофе, а в пепельнице тлела недокуренная сигарета. Она приветливо улыбнулась и указала рукой на свободное кресло.
- Здравствуйте, Эвелина, я много слышала о вас от Анны и примерно так вас себе и представляла. Я очень волнуюсь! Что же могло случиться с Анной? Она обязательный, организованный человек и не могла бы не прийти на работу, никого не предупредив. Особенно меня смущает, что ее не было на похоронах Голубева. - Марина затушила сигарету и тут же взяла другую.
- Знаете что, Марина, давайте вместе к ней съездим, - предложила
Эвелина. - Возможно, ей плохо и нужна наша помощь.
Марина быстро собрала со стола бумаги и заперла их в большом старом
сейфе. Сняла белый халат и набрала телефонный номер:
- Любочка, это Марина Алексеевна. Принеси мне, пожалуйста, что-нибудь,
что сейчас есть из антидепрессантов и седативов. Мне нужно срочно
уехать. Спасибо, жду.
Через десять минут темно-синяя "Рено-Лагуна" Эвелины выехала из ворот больницы.
Анна жила в старом доме на Садовом кольце. Женщины поднялись в дребезжащем лифте на пятый этаж. Поскольку звонок не работал, Марина постучала, а затем толкнула дверь, которая внезапно открылась. В коридоре было темно и тихо.
- Анна, ты дома? - позвала Эвелина.
Никто не ответил. Войдя в квартиру, они увидели страшный беспорядок. Все было перевернуто вверх дном, вещи вытряхнуты из шкафов и разбросаны по комнатам, посуда разбита, диванные подушки вспороты. Книги из стеллажей грудами валялись на полу, из некоторых были вырваны страницы. Поверх книг беспорядочной смятой кучей валялись какие-то рисунки, принадлежавшие явно сумасшедшим. Посредине комнаты стоял стул, к которому липкой лентой было приклеено тело Анны. Легкий халат был изодран в клочья, под ним были видны страшные следы пыток - ожоги, порезы и кровоподтеки. На голову Анны был надет полиэтиленовый мешок, сквозь который можно было разглядеть искаженные страданием и страхом черты ее лица. Марина и Эвелина не сказали друг другу ни слова. Мертвые глаза привязанной к стулу женщины наводили на них ужас и оцепенение.
Первой очнулась Марина и безжизненно произнесла:
- У меня дочь следователь, я знаю, что ничего нельзя трогать. Я звоню в милицию.
Она размотала шарф, достала из кармана пальто смятую пачку сигарет.
Долго не могла прикурить - дрожали руки. Затем внезапно разрыдалась, повторяя:
- Господи! Ну кому это было нужно? Что же у нее можно взять?..
Эвелина молчала, прислонившись к дверному косяку. Она была уверена, что обе смерти - и Анны, и ее брата - связаны между собой. И еще она подумала, что смерть Анны не последняя. Вспомнилось дурацкое китайское предсказание: "Потеря покажется невосполнимой, но переживать ее будешь недолго".
ГЛАВА 6
Москва, 1998 год
Серафима, выпускница юридического института, а нынче следователь прокуратуры, лихорадочно рылась в сумке, которая больше напоминала баул, в поисках хоть какой-нибудь завалящей сигаретки. Затем, обреченно вздохнув,
в сердцах сказала:
- Ну, мамочка, опять мои сигареты увела!
С тех пор как мать и дочь перестали скрывать взаимное пристрастие
к курению, они периодически "стреляли" друг у друга сигареты
без спроса. Совместная жизнь Марины Алексеевны и Симы иногда напоминала
боевые действия. Мать, сильная, властная женщина, не терпящая необязательности, занудства, жалоб и неискренности, еще лет двадцать назад в одночасье выгнала из дома хлюпика мужа, обнаружив вдруг, что он безумно надоел ей со своими вечными недомоганиями, жалобами, нытьем, брюзжанием и недовольством. Она воспитала дочь под стать себе, и поэтому ничего удивительного, что вначале легкие разногласия между ними порой перерастали в грандиозные, шумные скандалы с битьем посуды, хлопаньем дверей и уходами к любовникам. Однако ни та, ни другая с любовниками жить
не могли, они изводили тех своими стальными характерами и жесткими требованиями. Они возвращались домой, за чем следовала трогательная сцена примирения. Скандалы вносили в их жизнь разнообразие. Мать и дочь нежно любили друг друга, и в стенах своего дома реализовывали эмоции, которые были вынуждены скрывать на службе.
Одним из основных камней преткновения в их отношениях был профессиональный выбор Серафимы. Марина Алексеевна была фанатично предана психиатрии
и иного выбора для дочери не могла и представить. Это даже не обсуждалось - после окончания школы девушка должна поступить в медицинский институт.
Однако свободолюбивая Симка питала стойкое отвращение к медицине вообще
и к психиатрии в частности. В пылу семейных сцен она часто
ехидно замечала матери, что работа в клинике явно наложила на нее
отпечаток, за что регулярно получала вдогонку всем, что попадалось
той под руку. Марина Алексеевна сокрушалась, что дочь выросла хоть
и здоровая, но непутевая да еще с ужасным характером, на что получала
незамедлительный ответ о необыкновенном семейном сходстве. Уже став
следователем, Сима как-то заявила, что из-за врачей-психиатров многие
преступники и убийцы вместо того, чтобы отбывать наказание, прохлаждаются
в больницах. Этим она вызвала бурную дискуссию, где аргументами служило
все, что угодно: от воззвания к гуманности и человеколюбию до попыток
рукоприкладства.
Пока Симка искала сигареты, зазвонил телефон, и шеф сообщил радостную новость - наконец-то ей доверяют вести дело об убийстве. Если бы не старания казаться солидной, Симка подпрыгнула бы до потолка от счастья. Но после того, как она узнала, что потерпевшая - подруга и коллега ее матери, Симкин пыл несколько поубавился. К ее ужасу, мать оказалась свидетелем по делу. Наверное, с этической точки зрения это было не очень корректно, но все же ей пришлось допрашивать собственную мать.
К ее удивлению, на допросе Марина Алексеевна была тиха и немногословна. Она очень коротко и сухо сообщила, что Анна не приходила на работу в течение трех дней, но разыскивать ее не стали, зная о постигшем ее горе. И только потом приехала родственница ее жениха и предложила навестить Анну. Когда они приехали, дверь была открыта. Войдя, они обнаружили тело Анны Рогозиной. Вот, собственно, и все. Марина вытащила из сумки сигареты. Посмотрев на Симу, которой определенно тоже хотелось курить, она без слов протянула ей пачку. Обе закурили.
- Мама, как ты думаешь, что могли искать у нее? - спросила Сима.
- Даже не представляю. Ты же помнишь Анну: тишайшее создание.
Ни врагов, ни завистников, ни денег - вообще ничего!
- И все-таки у нее что-то искали. Ведь ее даже пытали!
- Да уж, я видела, - поморщилась Марина, вспомнив жуткую картину.
- Послушай, ведь незадолго до этого случая умер ее друг Виктор Голубев. Очень странно, что почти сразу за одной смертью последовала другая.
- Наверное, простое совпадение. Голубев умер от приступа астмы.
Скорее всего здесь нет никакой связи.
- А как тебе вообще их семейка и ближайшее окружение?
- Я видела только Эвелину. По-моему, милейшая женщина, беспокоилась
об Анне. Правда, меня смущает ее род занятий, но, в конце концов,
это не преступление.
- А чем она занимается? - поинтересовалась Сима.
- Магией, - с некоторой долей сарказма ответила Марина. - Она хозяйка магического салона.
В ее голосе звучало извечное презрение врачей и ученых к магам и целителям, которых они считали шарлатанами.
Сима присвистнула, выразив свое удивление. Как бы там ни было, Эвелину надо было вызывать на допрос.
* * *
Сима с деловым видом разложила на столе бумагу и поправила стоящие в стаканчике остро заточенные карандаши. Прокашлялась, чтобы голос звучал посолиднее, выкрикнула в коридор:
- Войдите!
Эвелина вошла, осторожно прикрыв за собой дверь, и
присела на жесткий неудобный стул. Обстановка в кабинете, где Сима проводила свой первый самостоятельный допрос, была удручающе убога. Облупленные стены, выкрашенные казенной грязно-зеленой краской, обшарпанная перекосившаяся мебель, допотопный облезлый железный огромных размеров сейф в углу - все это производило впечатление запущенности и явно требовало ремонта. Эвелина существовала как бы в другой жизни, где не говорили об уголовных делах, преступлениях, трупах и результатах судебно-медицинских вскрытий. Не ругали экспертов, криминалистов и медиков, от которых никогда не дождешься вовремя заключений. Не беспокоились о продлении срока содержания под стражей. Поэтому все происходящее вокруг: странного вида люди, сидящие вдоль стен в коридорах, помещения с невыветриваемым запахом сигаретного дыма и общественного туалета, общая атмосфера неуверенности и тревоги, - угнетало ее.
Следователь прокуратуры, Серафима Григорьевна, молодая
спортивного вида девица, и была дочерью Марины Алексеевны. Она заметно нервничала и, чтобы казаться более серьезной, беспрерывно курила, прищуривая правый глаз от сигаретного дыма.
Сима еще не решила, как вести себя с Эвелиной. Теория
допроса как-то плохо подходила к этой спокойной, уверенной в себе женщине. Сима знала, чем занимается Эвелина, и, хотя сама она не верила ни в Бога, ни в черта, ни в черную магию, чувствовала некоторую неуверенность при виде этой дамы, и это мешало ей сосредоточиться.
Чувствуя ее напряжение, Эвелина дружелюбно улыбнулась Симе, и вскоре разговор потек непринужденно и плавно. Эвелина подробно рассказала о своем знакомстве с Анной, подчеркнув, что считала ее почти членом семьи, рассказала о своем приезде в психиатрическую клинику, а затем об их с Мариной визите к Анне. Сима была несколько удивлена тем, как эта женщина держала себя в руках: она не упустила ни одной подробности, в деталях рассказала, как они нашли тело Анны, на что она обратила внимание, находясь в той квартире. При этом была сдержанна и даже бесстрастна.
с первого взгляда. Она покраснела, отвела глаза и едва слышно поблагодарила его. Они вышли на одной и той же остановке, и обоими это воспринималось как нечто совершенно естественное.
Анна Федоровна, стройная и привлекательная сорокалетняя женщина, была психиатром и работала в одной известной московской клинике. В молодости она подавала большие надежды, защитила кандидатскую диссертацию, однако вскоре потеряла интерес к традиционной науке, увлеклась психоанализом и нейролингвистическим программированием, собирала образцы творчества душевнобольных. Несколько пережитых неудачных романов сделали ее недоверчивой, колючей, и она перестала думать о замужестве. Встреча с Голубевым возродила в ней подсознательное желание любить и быть любимой, создать семью.
Голубев и Анна встречались почти ежедневно. Они не могли оторваться
друг от друга, с радостью обнаруживая, что у них очень много общего.
Голубев познакомил Анну с Аленой. Он опасался их встречи, помня Аленину
реакцию на женщин, которых он приводил в дом раньше. Но, к его приятному
удивлению, Алена предстала перед ней в образе милой, воспитанной и
скромной девочки. Особой близости между ними не возникло; Анна держалась
предельно корректно, но несколько отстраненно и холодновато, Алена
отвечала ей тем же, однако не позволяла себе никаких выходок. Голубев
подозревал, что к этим изменениям в Алене приложила руку Эвелина,
и был ей благодарен за это.
Его жизнь напоминала бы идиллию, если бы не события последних
недель, о которых он боялся рассказать даже самым близким. Голубев
вдруг стал замечать на улицах, в магазинах, около своего дома одних
и тех же людей. В его подъезде между этажами почти ежедневно собиралась
компания из двух-трех человек. Молодые люди курили, пили пиво, и было
похоже, что они кого-то ожидают. Первое время академик не относил
к себе их появление, но вскоре стал замечать, что его телефонные разговоры
прерываются, а из трубки раздаются странные шумы. Он обратил внимание,
что около его дома часами стоит микроавтобус с затемненными стеклами.
Однажды, когда дверца его была приоткрыта, Голубев увидел стеллаж с аппаратурой.
Академик подумал было, что у него расшатались нервы и ему следует обратиться за советом к Анне как к психиатру. Но спустя неделю поздно вечером вернулась Алена и, смеясь, рассказала, что "какой-то сумасшедший" целый день ездил за ней на шикарной "Вольво", но так и
побоялся познакомиться. Голубев сразу же вспомнил, что темно-зеленая "Вольво" постоянно попадалась ему на глаза, где бы он ни был.
Он понял, что психиатр ему не нужен. Голубев бессильно опустился
в кресло, чувствуя боль в левой половине груди; лоб покрыла испарина,
а дыхание стало затрудненным. Он быстро достал из кармана ингалятор
и вдохнул лекарство. Приступ отступил, но панический страх мешал сосредоточиться,
принять решение. Больше всего его беспокоила безопасность Аленки,
Анны и Эвелины. Но прежде всего нужно было понять, что же происходит вокруг него, чего хотят эти люди и кто они.
Немного успокоившись, академик прошел на кухню и поставил на плиту чайник. Открыв дверцу кухонного шкафа, выбрал из ряда пестрых баночек с разнообразными сортами чая свой любимый, с бергамотом, и не спеша заварил в тонком фарфоровом чайнике. Для Голубева чаепитие было целым ритуалом. Он пристрастился к нему в своих многочисленных длительных поездках по Дальнему и Среднему Востоку, Юго-Восточной Азии. Церемония заваривания чая успокаивала, помогала сосредоточиться. Академик пытался проанализировать, что в его жизни или работе могло заинтересовать либо спецслужбы, либо криминальный мир. Возможность интереса из-за бывшей жены и ее израильского мужа Голубев отмел сразу: не то время, родственники за границей уже никого не удивляют. Академик так же не входил в число бизнесменов или просто богатых людей, на которых, если верить средствам массовой информации, была объявлена настоящая охота. Их взрывали вместе с дорогими автомобилями. Поджидавшие в подъездах домов киллеры расстреливали их из автоматов вместе с охраной. Выпив чая, академик вошел в кабинет и включил компьютер. Внезапно картинка на экране монитора замигала, и высветилась надпись, сообщавшая, что пароль доступа взломан, а информация с некоторых файлов исчезла. Информация, касающаяся месторождения урана на Среднем Востоке. Теперь все стало на свои места. Голубев понял, что именно интересовало похитителей. Однако, кто они, разобраться было невозможно. Логично было бы предположить, что наиболее заинтересованными заказчиками окажутся Китай, Индия и Пакистан. Нельзя было сбрасывать со счетов сующие во все нос США и их союзника Израиля, а также, в противовес им, арабские страны. Ну и, что могло быть наиболее вероятным, - родная ФСБ. Голубев знал, что полной информации из его персоналки получить было невозможно, так как основные сведения и карты были зашифрованы, а ключ к ним в компьютере отсутствовал. Поэтому нужно было быть готовым ко всему. Кроме того, на днях пропала его папка с набросками разработок.
Голубев вошел в гостиную, открыл дверцу старинных напольных часов
с маятником и нажал на скрытую в задней стенке корпуса кнопку. Резная
панель сдвинулась, обнажив узкую нишу. Академик достал свернутые
в трубку бумаги и вновь закрыл тайник. Поколебавшись, он набрал
номер Анны.
ГЛАВА 5
Москва, 1998 год
Алена сидела в низком мягком кресле в кабинете Эвелины. Как всегда бесшумно, появился Станислав, поставив на резной столик вазу с фруктами, кофейник с крошечными чашечками и тарелку с ореховым печеньем. Он избегал смотреть Алене в глаза, зафиксировав взгляд на ее подбородке.
В его присутствии Алена всегда чувствовала себя неуютно.
- Мне кажется, с папой что-то происходит. Он стал нервным, дерганым, требует, чтобы я нигде не задерживалась, вечера проводила дома. Может, ты поговоришь с ним?
Эвелина вздохнула, достала колоду Таро, разложила карты веером "рубашками" вверх. Сосредоточившись, вынула три карты и перевернула их. Не дав заинтересованно следившей за ее руками Алене увидеть карты, она быстро смешала их.
- Сегодня плохой день для гадания, черт знает что выпадает.
- Эва, ну скажи, там что-то плохое?
- Я же сказала, сегодня ничего нельзя узнать, - раздраженно ответила Эвелина.
За чашкой кофе они немного поболтали о новых поклонниках Алены, а
затем тепло попрощались. После ее ухода Эвелина вынула из стола смешанные арканы и нашла перевернутые три карты. Затем зажгла ароматические свечи и, бросив в огонь щепотку порошка, взяла в руки хрустальный шар и вгляделась в него. То, что она в нем увидела, совершенно не обрадовало ее. "Нужно предупредить Виктора", - подумала она и сняла трубку.
- Как ты себя чувствуешь, Виктор? Как Анна? - Выслушав ответ, она предложила: - У меня завтра маленький праздник, я приглашаю вас к себе. Нет-нет, не день рождения, подарков не нужно. Всего лишь два года моему магическому салону. Хочу встретиться с самыми близкими, посидеть, поговорить. Нет, никого кроме вас с Аленой. Можешь пригласить от моего имени и Анну, ведь она почти твоя жена.
Удовлетворенно кивнув, она назначила время и положила трубку.
Эвелина любила принимать гостей, но ненавидела готовить. Поэтому она позвонила в китайский ресторан и заказала там обед на четыре персоны: китайское вино с добавлением змеиной желчи и разнообразные варианты закусок: креветки, жаренные в тесте в чесночном соусе, суп из морепродуктов, свинину с грибами и молодыми побегами бамбука по-гонконгски, а на десерт экзотические фрукты и крошечные китайские пирожные с запеченными внутри предсказаниями судьбы. Она подумала, что это будет для гостей приятным сюрпризом, так как знала, что ее брат обожает китайскую кухню. Эвелина попросила приехать дизайнера, который украсил ее столовую красными фонарями, расписными шелковыми ширмами и сделал сервировку стола. Она распорядилась, чтобы обед подавали китаянки, одетые в красные национальные костюмы. Было так приятно предвкушать восторг и удивление гостей, а она не сомневалась, что они будут в восторге. Эвелина была мастерицей устраивать приятные неожиданности.
Хозяйка салона дернула шелковый шнур, и через минуту появился Станислав.
- Станислав, завтра у меня гости. Так как я заказала обед и обслуживание
в ресторане, можешь взять на завтра свободный день. Только
предварительно обзвони клиентов и перенеси встречи.
Молодой человек кивнул и бесшумно выскользнул из комнаты.
День прошел в приятных хлопотах. Утром приехал дизайнер,
маленького роста пожилой китаец, подчеркнуто любезный и услужливый.
Рабочие внесли в столовую круглый вертящийся стол, шелковые ширмы и огромные красные фонари. Эвелина наблюдала за работой, ни во что не вмешиваясь: она предпочитала не лезть с советами, когда работал профессионал. Ее столовая, решенная в классическом стиле, преобразилась: исчезла тяжелая дубовая мебель, громоздкие резные стулья, картины, оставшиеся от Рудольфа. Спустя два часа просторную комнату невозможно было узнать, она стала похожей на обеденный зал во дворце китайского императора: шелковые ковры, яркие фонари, висящие на разной высоте, на стенах развернутые свитки с иероглифами, расписные веера и ширмы. Эвелину немного раздражало изобилие красного и золотого, но стиль есть стиль, и ничего менять она не стала.
Эвелина надела шелковое черное платье, вышитое золотыми драконами, привезенное ею из Китая. Оно было страшно неудобным, с многочисленными драпировками, с длинными широкими рукавами, но, чтобы не разрушать образ, Эва решила потерпеть. Она убрала свои густые черные волосы в высокую прическу, украсив ее живыми цветами. Затем нанесла на лицо светлый тон и, замаскировав брови, положила на щеки розовые румяна. Черной подводкой провела линии от век к вискам, полностью изменив контур глаз, высоко и тонко нарисовала брови. В зеркало на нее смотрела настоящая китаянка. Чем-чем, а искусством макияжа Эвелина владела в совершенстве.
Она еще раз оглядела столовую и осталась довольна. Ровно в семь вечера раздался мелодичный звонок, и Эвелина, немного путаясь в своем длинном широком платье, бросилась открывать дверь.
У стоявшего на пороге с огромным букетом Голубева от изумления вытянулось лицо. Единственное, что он смог сказать:
- Извините, а где Эвелина?
Сдерживая смех, Эвелина изобразила поклон в китайском стиле и пригласила компанию в дом. Немного растерянные гости вошли, и уже через минуту Алена бросилась "китаянке" на шею с воплем:
- Да это же ты! Тебе меня не обмануть!
Пока гости восхищенно разглядывали убранство столовой, две китаянки зажгли алые фонари и красные с золотом ароматические свечи. Эвелина тихо сказала брату:
- После обеда мне нужно будет с тобой поговорить.
Все сели за стол. Звучала тихая китайская музыка, официантки были предупредительны, двигаясь бесшумно и легко. Гости наслаждались экзотической едой и атмосферой, непринужденно болтали и шутили. Даже обычно сдержанная и молчаливая Анна оживилась и с удовольствием принимала участие в общей беседе. Она была необычайно хороша в строгом цвета топленого молока костюме, подчеркивавшем ее великолепную фигуру. Все чувствовали, что вечер удался на славу. Когда девушка-китаянка внесла десерт, Эвелина объявила, что, согласно традиции, в пирожные запечены записки с предсказаниями и предложила всем взять по одному. Гости разобрали предложенное лакомство. Первой не выдержала, естественно, Алена. Она разломила пирожное и вытащила узкий листочек.
- Читай скорее, - сказала Эвелина. - Я ведь
тоже не знаю, что там, я к этому руку не прикладывала.
Алена торжественно прочитала:
- "Скоро вы встретитесь с двумя мужчинами, которые безумно влюблены в вас".
- Конечно, ей только о любви, - ехидно прокомментировала
Эвелина. - Может быть, теперь ты, Аня?
Анна нерешительно разломила пирожное и после паузы прочитала:
- "Потеря покажется невосполнимой, но тяжесть ее вы будете переживать недолго". Да, мне, как всегда, не везет. Что же такого особенного я могу потерять? - Она вздохнула и отложила пирожное в сторону.
- Твоя очередь, Виктор, - предложила Эвелина.
Голубев, прочитав предсказание, побледнел и скомкал записку.
- Папа, что там? - спросила Алена.
- Так, ерунда всякая, не стоит придавать этому значение.
Эвелина встала из-за стола и развернула скомканный листок. Там было только одно слово: "Смерть".
Чтобы разрядить обстановку, Эвелина пригласила всех в гостиную пить кофе с ликером, а Виктора попросила зайти к ней в кабинет. Она не стала включать электрический свет и вместо этого зажгла свечи.
- Посиди здесь, я распоряжусь, чтобы кофе нам подали
сюда. Я хочу с тобой поговорить.
Выходя, Эвелина по обыкновению бросила в огонь свечей щепотку ароматического порошка.
Отдав распоряжение официантке насчет кофе, она зашла в гостиную.
- Девочки, поболтайте пока здесь. Анна, пожалуйста, не расстраивайся
из-за этих глупых предсказаний. Я не думала, что все так получится.
Но ты же понимаешь, что эти китайские пирожные на самом деле ерунда. Кстати, зайди к Виктору, он в моем кабинете, и спроси, какой ликер ему подать?
Анна поднялась с кресла:
- Конечно, Эва, хотя, по-моему, он любит "Боллз", но я обязательно спрошу.
Через минуту женщины услышали громкий отчаянный крик Анны. Они побежали в кабинет, и Эвелина рывком распахнула дверь. В полумраке, прижавшись к стене, стояла Анна и хватала ртом воздух. Глаза ее были широко раскрыты. На полу у кресла в неестественной позе скорчился Голубев. Было видно, что он мертв. Около него валялся ингалятор, которым он, видимо, не успел воспользоваться.
* * *
Похороны пришлись на рождественскую неделю. Всеобщее оживление, сверкание витрин и наряженных елок только усугубляло тяжесть потери и горе близких профессора. Алена была в растерянности. Она то бросалась звонить матери в Америку, то часами просиживала у Эвелины, бесцельно перебирая магические атрибуты на ее столе. Анна не появлялась
ни дома, ни на работе, не отвечала на телефонные звонки. Эвелина позвонила ее подруге и коллеге по работе Марине Алексеевне.
- Здравствуйте, Марина Алексеевна. Я сестра Голубева, с которым
была близка Анна. Я знаю, что вы ее ближайшая подруга, поэтому
и звоню. Дело в том, что мы не можем найти ее, и, что самое странное,
она не пришла на похороны Виктора.
- Я не хотела беспокоить ее в эти дни, была уверена, что ей
не до нас. Но это действительно очень странно. У Анны почти нет ни родственников, ни друзей, и я не представляю, где она может быть.
- Марина! Я могу вас так называть? Давайте я сейчас к вам
приеду, и мы все обсудим.
- Да, конечно, войдете в старый двухэтажный корпус. Второй этаж налево - кабинет заведующего. Я вас жду.
Спустя сорок минут Эвелина вошла в старое здание психиатрической клиники.
В нос ей ударил застоявшийся запах лекарств и больничной
пищи, запах страдания. Эвелина поморщилась: такой разительный контраст составляла эта обитель душевнобольных с миром, в котором жила она сама. Она с трудом представляла себе в этих стенах утонченную, изысканную Анну.
Марина Алексеевна сидела за письменным столом, на котором стоял компьютер. Перед ней дымилась чашка кофе, а в пепельнице тлела недокуренная сигарета. Она приветливо улыбнулась и указала рукой на свободное кресло.
- Здравствуйте, Эвелина, я много слышала о вас от Анны и примерно так вас себе и представляла. Я очень волнуюсь! Что же могло случиться с Анной? Она обязательный, организованный человек и не могла бы не прийти на работу, никого не предупредив. Особенно меня смущает, что ее не было на похоронах Голубева. - Марина затушила сигарету и тут же взяла другую.
- Знаете что, Марина, давайте вместе к ней съездим, - предложила
Эвелина. - Возможно, ей плохо и нужна наша помощь.
Марина быстро собрала со стола бумаги и заперла их в большом старом
сейфе. Сняла белый халат и набрала телефонный номер:
- Любочка, это Марина Алексеевна. Принеси мне, пожалуйста, что-нибудь,
что сейчас есть из антидепрессантов и седативов. Мне нужно срочно
уехать. Спасибо, жду.
Через десять минут темно-синяя "Рено-Лагуна" Эвелины выехала из ворот больницы.
Анна жила в старом доме на Садовом кольце. Женщины поднялись в дребезжащем лифте на пятый этаж. Поскольку звонок не работал, Марина постучала, а затем толкнула дверь, которая внезапно открылась. В коридоре было темно и тихо.
- Анна, ты дома? - позвала Эвелина.
Никто не ответил. Войдя в квартиру, они увидели страшный беспорядок. Все было перевернуто вверх дном, вещи вытряхнуты из шкафов и разбросаны по комнатам, посуда разбита, диванные подушки вспороты. Книги из стеллажей грудами валялись на полу, из некоторых были вырваны страницы. Поверх книг беспорядочной смятой кучей валялись какие-то рисунки, принадлежавшие явно сумасшедшим. Посредине комнаты стоял стул, к которому липкой лентой было приклеено тело Анны. Легкий халат был изодран в клочья, под ним были видны страшные следы пыток - ожоги, порезы и кровоподтеки. На голову Анны был надет полиэтиленовый мешок, сквозь который можно было разглядеть искаженные страданием и страхом черты ее лица. Марина и Эвелина не сказали друг другу ни слова. Мертвые глаза привязанной к стулу женщины наводили на них ужас и оцепенение.
Первой очнулась Марина и безжизненно произнесла:
- У меня дочь следователь, я знаю, что ничего нельзя трогать. Я звоню в милицию.
Она размотала шарф, достала из кармана пальто смятую пачку сигарет.
Долго не могла прикурить - дрожали руки. Затем внезапно разрыдалась, повторяя:
- Господи! Ну кому это было нужно? Что же у нее можно взять?..
Эвелина молчала, прислонившись к дверному косяку. Она была уверена, что обе смерти - и Анны, и ее брата - связаны между собой. И еще она подумала, что смерть Анны не последняя. Вспомнилось дурацкое китайское предсказание: "Потеря покажется невосполнимой, но переживать ее будешь недолго".
ГЛАВА 6
Москва, 1998 год
Серафима, выпускница юридического института, а нынче следователь прокуратуры, лихорадочно рылась в сумке, которая больше напоминала баул, в поисках хоть какой-нибудь завалящей сигаретки. Затем, обреченно вздохнув,
в сердцах сказала:
- Ну, мамочка, опять мои сигареты увела!
С тех пор как мать и дочь перестали скрывать взаимное пристрастие
к курению, они периодически "стреляли" друг у друга сигареты
без спроса. Совместная жизнь Марины Алексеевны и Симы иногда напоминала
боевые действия. Мать, сильная, властная женщина, не терпящая необязательности, занудства, жалоб и неискренности, еще лет двадцать назад в одночасье выгнала из дома хлюпика мужа, обнаружив вдруг, что он безумно надоел ей со своими вечными недомоганиями, жалобами, нытьем, брюзжанием и недовольством. Она воспитала дочь под стать себе, и поэтому ничего удивительного, что вначале легкие разногласия между ними порой перерастали в грандиозные, шумные скандалы с битьем посуды, хлопаньем дверей и уходами к любовникам. Однако ни та, ни другая с любовниками жить
не могли, они изводили тех своими стальными характерами и жесткими требованиями. Они возвращались домой, за чем следовала трогательная сцена примирения. Скандалы вносили в их жизнь разнообразие. Мать и дочь нежно любили друг друга, и в стенах своего дома реализовывали эмоции, которые были вынуждены скрывать на службе.
Одним из основных камней преткновения в их отношениях был профессиональный выбор Серафимы. Марина Алексеевна была фанатично предана психиатрии
и иного выбора для дочери не могла и представить. Это даже не обсуждалось - после окончания школы девушка должна поступить в медицинский институт.
Однако свободолюбивая Симка питала стойкое отвращение к медицине вообще
и к психиатрии в частности. В пылу семейных сцен она часто
ехидно замечала матери, что работа в клинике явно наложила на нее
отпечаток, за что регулярно получала вдогонку всем, что попадалось
той под руку. Марина Алексеевна сокрушалась, что дочь выросла хоть
и здоровая, но непутевая да еще с ужасным характером, на что получала
незамедлительный ответ о необыкновенном семейном сходстве. Уже став
следователем, Сима как-то заявила, что из-за врачей-психиатров многие
преступники и убийцы вместо того, чтобы отбывать наказание, прохлаждаются
в больницах. Этим она вызвала бурную дискуссию, где аргументами служило
все, что угодно: от воззвания к гуманности и человеколюбию до попыток
рукоприкладства.
Пока Симка искала сигареты, зазвонил телефон, и шеф сообщил радостную новость - наконец-то ей доверяют вести дело об убийстве. Если бы не старания казаться солидной, Симка подпрыгнула бы до потолка от счастья. Но после того, как она узнала, что потерпевшая - подруга и коллега ее матери, Симкин пыл несколько поубавился. К ее ужасу, мать оказалась свидетелем по делу. Наверное, с этической точки зрения это было не очень корректно, но все же ей пришлось допрашивать собственную мать.
К ее удивлению, на допросе Марина Алексеевна была тиха и немногословна. Она очень коротко и сухо сообщила, что Анна не приходила на работу в течение трех дней, но разыскивать ее не стали, зная о постигшем ее горе. И только потом приехала родственница ее жениха и предложила навестить Анну. Когда они приехали, дверь была открыта. Войдя, они обнаружили тело Анны Рогозиной. Вот, собственно, и все. Марина вытащила из сумки сигареты. Посмотрев на Симу, которой определенно тоже хотелось курить, она без слов протянула ей пачку. Обе закурили.
- Мама, как ты думаешь, что могли искать у нее? - спросила Сима.
- Даже не представляю. Ты же помнишь Анну: тишайшее создание.
Ни врагов, ни завистников, ни денег - вообще ничего!
- И все-таки у нее что-то искали. Ведь ее даже пытали!
- Да уж, я видела, - поморщилась Марина, вспомнив жуткую картину.
- Послушай, ведь незадолго до этого случая умер ее друг Виктор Голубев. Очень странно, что почти сразу за одной смертью последовала другая.
- Наверное, простое совпадение. Голубев умер от приступа астмы.
Скорее всего здесь нет никакой связи.
- А как тебе вообще их семейка и ближайшее окружение?
- Я видела только Эвелину. По-моему, милейшая женщина, беспокоилась
об Анне. Правда, меня смущает ее род занятий, но, в конце концов,
это не преступление.
- А чем она занимается? - поинтересовалась Сима.
- Магией, - с некоторой долей сарказма ответила Марина. - Она хозяйка магического салона.
В ее голосе звучало извечное презрение врачей и ученых к магам и целителям, которых они считали шарлатанами.
Сима присвистнула, выразив свое удивление. Как бы там ни было, Эвелину надо было вызывать на допрос.
* * *
Сима с деловым видом разложила на столе бумагу и поправила стоящие в стаканчике остро заточенные карандаши. Прокашлялась, чтобы голос звучал посолиднее, выкрикнула в коридор:
- Войдите!
Эвелина вошла, осторожно прикрыв за собой дверь, и
присела на жесткий неудобный стул. Обстановка в кабинете, где Сима проводила свой первый самостоятельный допрос, была удручающе убога. Облупленные стены, выкрашенные казенной грязно-зеленой краской, обшарпанная перекосившаяся мебель, допотопный облезлый железный огромных размеров сейф в углу - все это производило впечатление запущенности и явно требовало ремонта. Эвелина существовала как бы в другой жизни, где не говорили об уголовных делах, преступлениях, трупах и результатах судебно-медицинских вскрытий. Не ругали экспертов, криминалистов и медиков, от которых никогда не дождешься вовремя заключений. Не беспокоились о продлении срока содержания под стражей. Поэтому все происходящее вокруг: странного вида люди, сидящие вдоль стен в коридорах, помещения с невыветриваемым запахом сигаретного дыма и общественного туалета, общая атмосфера неуверенности и тревоги, - угнетало ее.
Следователь прокуратуры, Серафима Григорьевна, молодая
спортивного вида девица, и была дочерью Марины Алексеевны. Она заметно нервничала и, чтобы казаться более серьезной, беспрерывно курила, прищуривая правый глаз от сигаретного дыма.
Сима еще не решила, как вести себя с Эвелиной. Теория
допроса как-то плохо подходила к этой спокойной, уверенной в себе женщине. Сима знала, чем занимается Эвелина, и, хотя сама она не верила ни в Бога, ни в черта, ни в черную магию, чувствовала некоторую неуверенность при виде этой дамы, и это мешало ей сосредоточиться.
Чувствуя ее напряжение, Эвелина дружелюбно улыбнулась Симе, и вскоре разговор потек непринужденно и плавно. Эвелина подробно рассказала о своем знакомстве с Анной, подчеркнув, что считала ее почти членом семьи, рассказала о своем приезде в психиатрическую клинику, а затем об их с Мариной визите к Анне. Сима была несколько удивлена тем, как эта женщина держала себя в руках: она не упустила ни одной подробности, в деталях рассказала, как они нашли тело Анны, на что она обратила внимание, находясь в той квартире. При этом была сдержанна и даже бесстрастна.