Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Черноморченко Андрей
Интерферотрон Густава Эшера
Андрей Черноморченко
Интерферотрон Густава Эшера
Этот файл - моя первая попытка написания романа. Сейчас я испытываю сомнения - а стоит ли продолжать? Буду признателен, если кто-нибудь отзовется с советом (желателно - дружеским).
Читательские отклики присылайте по
Email: kolbistr@spidernet.com.cy
Date: 29 Apr 1997
Севастополь
1997
Why are immoral childish well-intentioned
easygoing eloquent sisters like authentic
tensions? because sisters
scrutinize generously. a balance is
like a kind of sexy connoisseur, it
sings to God he lights up he
clouds their ferocious commotion's
defenestration does, must many
luxurious failures need ordinarily and
with ease? must purple aggravations adore?
must innumerable psychopaths disturb? must
any fathers numerate? with yearnings,
Marcello wants too few decisions
despairingly and today are living for some
cosmological sands, few sexy
appetites will be Psyches their own
carnivorous breadth is like his
clairvoyant assumption, it takes from
Madonna some condemnations exorcise,
too few breaths pine for a lot of angelic
planets Josephus Stillbourne, Songs of
Decay and Misfortune
Океанский прибой колыхал прибившийся к берегу кал аквалангиста. Густав сидел в шезлонге, вдыхал вечерний воздух и рассеянно смотрел на мутно-зеленую волну, катившую на своем гребне надувной матрас с полуразложившимся мальчиком. Две недели назад еще одного соседского ребенка, когда тот запускал воздушного змея, унесло порывом ветра далеко за пики гор. В запасе у родителей оставалось еще трое. Густав с облегчением подумал о том, что Эвелина, с которой их связывало уже более двух с половиной лет совместной жизни, даже не задумывается о потомстве.
Он поменял диск в переносном проигрывателе. Из динамика тихо потянулась пронзительная вторая часть 3-й симфонии Вагнера. Густав любил старых мастеров и сейчас, затаив дыхание, вслушивался в лирическую тему, которую деликатно выводил контрфагот. Чуть позже вступили скрипки и флейты - тревожное предзнаменование грядущих бурь, завершавшихся к финалу Andante ma non troppo очистительным катарсисом и успокоением. Удар гонга на отметке 6:37 по индикатору неизменно вызывал у Густава трепетное томление и слезу.
Уйдя пару лет назад в отставку по состоянию здоровья и получив приличное выходное пособие, Густав почти все средства потратил на собирание обширной фонотеки, воплотив свою давнишнюю мечту. Музыка для него непременно асоциировалась с каким-нибудь личным переживанием, обычно печальным, и вызывала неуправляемый поток эмоций. Эвелина часто уже глухой ночью, выйдя к берегу, обнаруживала мужа в состоянии глубочайшего эстетического транса, с пеной на губах скрючившимся в промокшем насквозь сидении шезлонга. Она доставала тогда из проигрывателя ненавистный ей диск, ломала его и втаптывала золотистые кусочки глубоко в песок, после чего окатывала Густава морской водой. Придя в сознание, он сразу же протягивал руку за пластинкой, и, не обнаружив ее, вопросительно смотрел на Эвелину, которая указывала на облезлую чайку, при свете фонаря ловившую мух над песком: "Ты же знаешь, Гуги, до чего эти твари падки на всякие сверкающие безделушки". Дома у них собралось уже порядочно пустых пластиковых коробок, наверное, треть коллекции.
Густав обреченно кивал головой; Эвелина помогала ему подняться и, опираясь на ее плечо, он медленно шел к невысокому двухэтажному домику, стоявшему на обрывистом склоне. Их жилище было оборудовано всеми типовыми приспособлениями, которые полагалось иметь каждой семье на исходе XXIII века, хотя внешне ничем не отличалось от скромного дачного коттеджа трехвековой давности. Эвелина страстно увлекалась антиквариатом и, помимо постоянных экскурсий на ближайшую свалку ради поиска древних безделушек, приложила все старания, чтобы отделать дом сообразно своим представлениям о старине. Покатая крыша с поросшей мхом черепицей представляла собой искусно закамуфлированную многоячеистую антенну с солнечными батареями. Микроплазменный светильник у входа имитировал архаичный люминесцентный фонарь, и Эвелина затратила массу времени и нервов, чтобы добиться того самого "рыбьего" оттенка, о котором читала в старинных романах. Густав периодически собирался ей сказать, что это освещение весьма напоминает ему интерьеры криминалистической лаборатории, куда ему приходилось столь часто наведываться за свою недолгую карьеру внештатного консультанта департамента полиции. Однако он все время сдерживался, понимая, что Эвелина может не на шутку обидеться, - она была истово уверена в необходимости создания именно такого семейного гнезда, наподобие тех, что регулярно рекламировали по холовизору как последнее веяние в домостроительстве.
Пока Густав приходил в себя, сидя на скамейке у высохшего бассейна, Эвелина открывала дверь с фальшивым глазком, надтреснутым аптекарским колокольчиком и тщательно приклеенным ржавым висячим замком. К двери также была приделана табличка: "Доктор Захарий Якобсон, гомеопатия и иглоукалывание". Это был настоящий артефакт середины XX века, гордость Эвелины, выуженная ею из-под обломков многоэтажного здания в Мертвой зоне. Ни она, ни Густав понятия не имели, кто был доктор Якобсон. А если бы Эвелину спросили, что такое гомеопатия или иглоукалывание, она наверняка не смогла бы ответить, - новейшие свойства человеческого организма давно исключили потребность в медицине, а эпизодические функциональные расстройства по мере возможности устранялись органомеханиками. В отличие от нее, Густав глубже знал историю, хотя это и не имело прямого отношения к его профессии. Поэтому он всегда с легким содроганием входил в собственный дом, где мебель угрожала рассыпаться (очень дорогой, купленный по случаю гарнитур, выпускавшийся на территории под названием "Молдавия" в 1970-х годах), в углу громоздился огромный пыльный рояль Smirnoff с полопавшимися струнами и почерневшими клавишами, а на стене висел аутентичный, но полностью выцветший календарь за 1997 год с изображением неведомой девушки по имени Шифер.
Эвелина помогала Густаву раздеться, и, пока он принимал душ, разводила в камине огонь и подогревала на нем побитые молью и истоптанные за последние двести пятьдесят лет множеством пахучих ног теплые тапочки мужа. Она знала, что так было принято в стране, именовавшейся Англия, и свято соблюдала этот ритуал каждый вечер, хотя ее тошнило слегка от испарений, распространявшимися двумя мохнатыми и туповатыми заячьими мордочками с обтрепанными ушами. Густав же всегда с трепетом просовывал в заячьи недра свои конечности, подозревая, что в их глубинах гнездится какой-нибудь древний свирепый грибок, который в один прекрасный день разъест ему ноги по самый пояс. Однако он и заикнуться не смел насчет покупки обычных шлепанцев, наверняка стоивших раз в двадцать дешевле этой раритетной рвани.
- Чаю, дорогой?
- Да, дорогая.
Их диалоги своей скудостью напоминали древние телевизионные сериалы. В принципе говорить им особенно было не о чем; они часто ощущали необязательность своих отношений. Оба были достаточно обеспеченны, до брака каждый был вполне независим, да и сам институт супружества за истекшие годы подвергся столь значительной эрозии, что многими воспринимался как курьезный пережиток и чаще всего сводился к недолговечному совместному проживанию. Необходимость семейных связей для воспроизводства потомства была отвергнута всем бурным ходом развития генной инженерии и компьютерных технологий. На пересечении этих двух наук, начиная с 2075 года, появилась возможность считывания полного биологического кода любого индивидуума с последующей генерацией, что сделало бессмысленными преступления против личности и в общем-то отменило смерть: при подаче заявки в ближайший биопункт о гибели или естественной кончине кого-либо из родственников через два дня приезжала точная копия усопшего, здоровая и помолодевшая. Процесс в дальнейшем был еще более автоматизирован благодаря вживлению в черепную коробку радиобуйков, начинавших подавать сигналы в случае прекращения жизнедеятельности хозяина, и новый экземпляр изготавливался и отсылался автоматически.
Спустя пятнадцать лет параметры каждого жителя планеты были внесены в центральный банк биоданных. Это позволило с абсолютной точностью предсказывать характеристики потомства, а еще через двадцать лет успехи химического синтеза привели к появлению первых полностью искусственных детей: потенциальная мать выбирала отца по каталогу и через три дня получала ребенка требуемого возраста (от одних суток до 15 лет), вычисленного программным способом на основании кодов обоих "родителей" и полностью выращенного фабричным способом из органического киселя. Поскольку отцом мог быть кто угодно, даже не догадываясь об этом, то традиционная семья бесповоротно потерпела крах, а размножение и секс в массовом сознании окончательно стали совершенно несвязанными понятиями.
Подавляющее большинство населения, естественно, предпочитало получать детей уже достаточно взрослыми, дабы избежать неприятной возни с неуправляемой молодой порослью. Вскоре выяснилось, что новое поколение землян появляется на свет сразу в возрасте двенадцати лет и старше. Еще лет через тридцать оказалось, что в программе искусственного размножения имелся небольшой дефект, и всем людям отныне потребуется постоянная генная коррекция с помощью встроенных в тело органических микропроцессоров. Это заодно исключило всякую возможность получения детей устаревшим традиционным способом. В ходе последовавшей затем шестой мировой войны центральный банк биологических данных был уничтожен, технология оказалась утерянной, и человечество осталось наедине со своими стареющими телами, все с меньшим успехом поддававшимися ремонту. Последний ребенок появился на Земле в 2157 году, почти 140 лет назад, - некоторые родители, подобно соседям Густава, с помощью ингибиторов роста тормозили развитие потомства, сохраняя сами благодаря постоянным инъекциям искусственную молодость и заодно - иллюзию семейной жизни.
Густав отхлебнул из чашки отдававшей бергамотом жидкости и, повернувшись к панели холовизора, скомандовал: "То же, что и вчера". Голос из панели уточнил: ""Историю пятой мировой войны" Уильяма Хоггарта, открытую на 437-й странице?" Густав подтвердил свой запрос, и через несколько секунд на столике молекулярного синтеза появился его заказ.
Иногда он задумывался над тем, что бы значила их повседневная жизнь без холовидения с его 36 тысячами каналов голографического изображения, неограниченной возможностью получения информации и материализации предметов. Холовизор мог заполнить неотличимой от реальности картинкой комнату любых размеров и доставить на дом заказ, выбранный из бесчисленного множества каталогов. Эвелина сидела возле "ящика", как его по старинке именовали, почти непрерывно, окруженная светящимися фантомами, которые занимали почти все пространство первого этажа. Бесконечное разнообразие зрелищ обеспечивалось тем, что программы последние лет сто пятьдесят произвольно генерировались компьютерами на центральной студии. Станция холовидения не имела ни камер, ни павильонов, ни дикторов, и красочные образы, возникавшие в воздухе перед панелью "ящика", были результатом хитрого машинного кода, заставлявшего один компьютер на лету сочинять вестерн или мелодраму, другой - устраивать лотерею, третий - транслировать музыкальную передачу и так далее. Сигнал в дом перебрасывался через спутник, и все домашние холовизоры были объединены в глобальную сеть. Любая программа сохранялась в памяти компьютера и повторялась только в том случае, если ее смотрело минимум пять тысяч зрителей. Это означало, что Эвелина была обречена только на новинки, поскольку население земного шара к тому времени не превышало полумиллиона человек.
Густав давно усвоил, что жену, сидящую у холовизора, не стоит трогать. Она была энтузиастом зрелищ и трепетно верила всему, что ей показывали. Попытки указать на очевидный абсурд в какой-нибудь программе приводили к вспышкам неконтролируемой ярости, после чего они могли днями не разговаривать. Густаву в эти моменты очень сильно хотелось заказать по холовизору африканскую мамбу и подбросить ее Эвелине в душ. К сожалению, он знал, что почечный микропроцессор заблокирует распространение токсина, и, в худшем случае, после легкого расстройства желудка супруга закатит грандиозный скандал с угрозами окончательного выяснения отношений. Густав не любил женские вопли.
Он взял со столика книгу, еще теплую после синтеза. Неудобной особенностью холовизора, которую уже некому было исправить после недавней опустошительной войны, было то, что все заказываемые предметы оказывались недолговечны и рассыпались спустя несколько часов. Густав уже в пятидесятый раз запрашивал одно и то же издание. Всякий раз оставляя его на своем ночном столике, он к утру обнаруживал лишь толстый слой зеленоватой пыли. По этой же причине дома у них никогда не было ни запасов продовольствия, ни кухонной утвари, - Эвелина все получала прямо на стол по последним рекламным холокаталогам "высокой кулинарии". Продукты идеально соответствовали обмену веществ нового человека: моча у Густава и Эвелины была неизменно бирюзового цвета, а фекалии напоминали горсть жемчуга и источали мускусный аромат. Все вещи в их жилище, включая одежду, были по крайней мере трехлетней давности, полученные на дом еще до того, как на холовидении начались неполадки.
На 437-й странице Хоггарт писал:
... Оттесненные на Южный полюс формирования 10-й моторизованной генетической дивизии "Мертвый кузнечик" вынуждены были перейти к круговой обороне. Ощущая нехватку личного состава, командир дивизии полковник Дж. Рама Рао распорядился о срочной рекультивации наличествовавшего поблизости в избытке поголовья пингвинов. В течение двух дней непрерывной работы полевой лаборатории удалось произвести 4000 единиц бронированных огнедышащих королевских пингвинов, а также 500 единиц легких истребительных авиационных топориков.
С получением сообщений о приближении к Земле Грэма десантных кораблей экологической бригады "Гринспун", выдвинувшихся из Порт-Стэнли, полковник Дж. Рама Рао отдал приказание 1-й бригаде боевых страусов занять позиции в районе лагеря Мирный, 2-й бригаде легких минометных шакалов отойти к станции Хопкинса и быть готовой к маневру для охвата противника в районе предполагаемой высадки...
Внимание Густава отвлек пронзительный визг жены. Было поздно, и холовизионные компьютеры, согласно древней традиции, выдавали только триллеры и фильмы ужасов. Перед Эвелиной разворачивался напряженный сюжет - на балу у короля Людовика царило смятение, вызванное появлением в Версале огромного тиранозавра. Омерзительное животное уже успело поглотить несколько фрейлин, не обращая никакого внимания на трех мушкетеров, царапавших шпагами его ляжку. В самый эффектный момент, когда трехмерная пасть зверя уже была занесена над Эвелиной, а вся гостиная сотрясалась от оглушительного рыка, фильм прервался рекламой.
Эвелина облегченно вздохнула и заказала холовизору кофе по-норвежски. "Ты не находишь, Гуги, что в этой картине они пускают слишком много крови?" - спросила она, перехватив мужа, пытавшегося скрыться на цыпочках в спальню. "По-моему, нет. Ничуть не страшнее того, что ты смотрела во вторник." Густав всегда недоумевал, как после недавней войны его жену могло тянуть к подобным зрелищам. Очевидно, дело было в компенсирующем действии вспомогательного мозгового блока, корректировавшего неприятные воспоминания.
По "ящику" рекламировало свои услуги агентство досуга и эротических развлечений. Ни самого агентства, ни людей, выставлявших через него свои тела напоказ, давно уже не существовало, а компьютер на холовизионной станции имитировал рекламу, чтобы заполнить эфирное время так, как когда-то полагалось сеткой вещания. Перед Эвелиной на персидском ковре вращало телом обнаженное существо женского пола с колоссальными молочными железами и нахальными козьими глазами. Голос диктора восторгался за кадром: "Параметры тела согласно спецификациям No 67 "Сводного сексуального каталога"! Расширенный генитальный интерфейс со встроенным кэшем пятнадцатого уровня на восемьдесят терабайт и универсальная бисексуальная шина с турбоускорителем на базе 905-го процессора!" По тому, как Эвелина иногда по утрам выметала из дому особо мощное количество зеленой пыли, Густав догадывался, что его жена, пока он спит, тайком синтезирует некоторые поразившие ее воображение экземпляры, остатки кода которых сохранились на станции, - очевидно, из тяги к экзотике. Ревновать здесь было смешно - холовизионные особи имели чудовищные умственные дефекты, да Густав и не претендовал на абсолютную супружескую преданность. Его параметры по каталогу вряд ли могли поразить кого-нибудь, а предстательная микросхема была повреждена и действовала с перебоями. Впрочем, оценивая свои внешние данные в зеркале ванной во время умывания перед сном, Густав заключил, что на фоне реально существующих мужчин он выглядел очень даже неплохо и в некоторых ситуациях, особенно под воздействием алкоголя, мог представлять определенный интерес для женщин. Он имел все необходимые параметры по 98-й спецификации: 185/95, густые темные волосы без признаков лысины, белоснежные зубы и синие глаза. Однако органомеханик, к которому он обратился полтора года назад, жалуясь на боли в паху, сказал ему, что такой, как у него, травматический простатит больше не ремонтируется, скоро вылетят остальные блоки, откуда я вам возьму запчасти, все вокруг развалилось и вообще будьте счастливы, что не подыхаете в мучениях, как давно положено по возрасту. Густав был сражен этой грубостью, но Эвелине ничего не сказал и приготовился к тихому тлению.
В их поселке уже было несколько случаев смертей из-за отказа органоэлектроники, - производство комплектующих было остановлено войной, а после массовой эвакуации на другие планеты судьба оставшихся в колыбели цивилизации землян никого не волновала. К счастью, сохранился еще небольшой запас химикатов, позволявших продлевать агонию. Да и смерть была совсем не той, что в старые времена: покойники полностью, до порошкообразного состояния, разлагались в течение полутора часов, распространяя при этом запах корицы. Похороны в результате превратились в развлекательное мероприятие, на котором виновник торжества помещался голым в прозрачную пластиковую коробку и устанавливался в центр гостиной, будучи чем-то вроде цветочного попурри, а шумные гости, булькая коктейлями, оживленно наблюдали и комментировали вслух все малейшие нюансы разложения. Трудность состояла в том, чтобы вовремя всех оповестить и успеть собраться прежде, чем стремительные процессы окисления превратят недавнего знакомого в вещество, смахивающее на порошок для чистки раковин.
Завершив вечерний туалет, Густав забрался с книгой в кровать. Будильник показывал три часа ночи, но заснуть все равно не получилось бы спальня сотрясалась от доносившегося снизу победного рева зверя, разорвавшего за ноги, как жареного цыпленка, кардинала де Ришелье.
... Соорудив на своей базе в Порт-Стэнли несколько десятков полевых биопунктов, экологи в считанные часы смогли отмобилизовать шесть морских пехотных батальонов смерти. Отличавшийся нечеловеческой жестокостью командующий экологов, доктор биологических наук вице-адмирал З. Кронненберг, распорядился о непременном уничтожении в ходе предстоящих боевых действий всех людей, включая пленных, и отпуске на волю после воспитательной работы животных, не оказывающих сопротивления.
Утро 15 ноября выдалось крайне неблагоприятным для морских операций с точки зрения погодных условий. Шторм достигал семи баллов, а частые поздней осенью в этом районе ураганные порывы ветра разметали парусный флот экологов. Семимачтовый флагманский корабль "Пенициллин", не в силах противостоять ударам волн, был отнесен к мысу Горн, где налетел на скалы и затонул, унеся на дно весь штаб во главе с адмиралом З. Кронненбергом. Остатки бригады были вынуждены рубить мачты на кораблях и покорно ждать своей участи. Из 35 кораблей и судов, вышедших из Порт-Стэнли, к вечеру 17 ноября на плаву оставалось лишь семь. Таким образом, десантная операция, которая должна была, по замыслу командования экологов, переломить ход боевых действий в Антарктике, оказалась проваленной, и инициатива на ближайшие три недели перешла к союзным генетическим войскам...
Густав охотно читал всевозможную мемуарную и историческую литературу, хотя подозревал, что ежедневно появляющиеся тома не совсем соответствуют оригиналам. Та же "История" Хоггарта периодически имела то 600, то 580 а иногда и 535 страниц. Густав определенно помнил, что вчерашний Хоггарт, в отличие от нынешнего, симпатизировал экологам и на той же странице писал о триумфальной высадке десанта и бесславном разгроме генетиков, для которых Антарктида стала братской могилой. Кто знает, может, отвечавший за синтез исторической литературы компьютер завидовал своим творческим собратьям, неустанно заполнявшим эфир комедиями, мыльными операми и прочей всячиной, и иногда решался по своему разумению разнообразить заказ. Густав был нисколько не против. Он вполне понимал случайный и относительный характер всякой информации, у истоков которой, как правило, находились личности со скромными интеллектуальными и сомнительными нравственными достоинствами, например, тот же самый У. Хоггарт, на обложке книги преподнесенный как "крупнейший специалист в области военной истории, общепризнанный эксперт по военным действиям корпуса боевых осьминогов на Атлантике". Зная немного нравы научного мира, Густав был уверен: Хоггарт просто монополизировал тему и трудами невидимых ассистентов потихоньку соорудил себе маленький литературный мавзолей. Хотя кого, по большому счету, волновали события, происходившие сто или двести лет назад, или же количество трупов, наваленных тем или иным военачальником. Листая книгу, Густав подумал, что он, вероятно, - один из последних историков-любителей на этой планете. Ведь известно: если ты чего-нибудь не знаешь, то этого с таким же успехом и не происходило, а если ты что-либо узнал, то это - наверняка обман.
Элементы случайности и сам случай были в свое время для Густава, дипломированного физика-онтолога, объектом профессиональных исследований. Ему принадлежала разработка теории события как основополагающего элемента мироздания, а придуманное им устройство визуальной реконструкции прошлого на базе замера интерферирующих пост-событийных волн некоторое время успешно применялось полицией. "Интерферотрон Эшера" - так назывался размером с небольшой чемоданчик прибор, позволявший при помощи пяти датчиков, расставленных вокруг места преступления, получать на экране сносного качества движущуюся картинку происшедшего. Полицейские чины поначалу с подозрением отнеслись к устройству, однако все сомнения рассеялись после краткой демонстрации в кабинете начальства: Густав разбросал по периметру комнаты датчики, и перед восторженными зрителями развернулась десятидневной давности картина неистового соития во время ночного дежурства двух полицейских сержантов.
Изобретение дорого обошлось Густаву Эшеру, - хотя данные интерферотрона не могли привлекаться в качестве улики ввиду экспериментального характера прибора, детективы постоянно им пользовались во время расследований, и один маньяк, отпущенный на каникулы из тюрьмы, где отбывал пожизненный срок за пятнадцать садистских убийств, отомстил внештатному консультанту, подкравшись к нему на улице и лягнув в промежность острым клинком, торчавшим из каблука. С тех пор сексуальный потенциал Густава вследствие повреждения стал стремительно убывать; за этим потянулись другие недомогания, и ему даже пришлось написать прошение об отставке с должности заместителя начальника лаборатории каузативных исследований при университете Аконкагуа, хотя эта работа имела более чем вольный характер и даже не требовала постоянного присутствия. Проблемы его здоровья уже никого не волновали, так как все трезвомыслящие земляне, включая научный мир, полицию и преступников, телепортировали на ближайшие планеты, - после непрерывных войн между генетиками и экологами льды на полюсах растаяли, Африка, расколовшись, ушла на дно, уровень мирового океана поднялся на три километра, и для обитания остались лишь небольшие высокогорные участки. Еще лет за сто двадцать до этого террористические организации экологов "Гринпистол" взорвали все нейтронные силовые станции и залили фуназолом наиболее крупные нефтяные скважины, из-за чего обширные пространства Европы, Северной Америки и Ближнего Востока превратились в безжизненные пустыни. Единственными приемлемыми для жилья районами оказались Анды и Гималаи; остатки цивилизации еще наблюдались кое-где в Малой Азии.
После увольнения Густав забросил интерферотрон в подвал, хотя и собирался до этого расширить блок памяти, что позволило бы заглядывать в более далекое, на несколько десятков тысяч лет, прошлое. Он вполне смирился со своей судьбой, такой же, как и у соседей: спокойная жизнь, холовизор как единственное утешение и, главное, не терзать себя вопросами и радоваться тому малому, что осталось. Совместное существование с Эвелиной его вполне удовлетворяло. Она отвечала всем требованиям, которые среднестатистический мужчина мог предъявить к своей подруге, - поддерживала светский разговор без явных признаков кретинизма, прощала мужу мелкие слабости, не досаждала глупыми бытовыми вопросами и умела быть незаметной. У каждого из них случались бисексуальные внебрачные интрижки, но их имели все - как с холовизионными фантомами, так и с соседями - просто со скуки, не ревнуя и моментально о них забывая.
Интерферотрон Густава Эшера
Этот файл - моя первая попытка написания романа. Сейчас я испытываю сомнения - а стоит ли продолжать? Буду признателен, если кто-нибудь отзовется с советом (желателно - дружеским).
Читательские отклики присылайте по
Email: kolbistr@spidernet.com.cy
Date: 29 Apr 1997
Севастополь
1997
Why are immoral childish well-intentioned
easygoing eloquent sisters like authentic
tensions? because sisters
scrutinize generously. a balance is
like a kind of sexy connoisseur, it
sings to God he lights up he
clouds their ferocious commotion's
defenestration does, must many
luxurious failures need ordinarily and
with ease? must purple aggravations adore?
must innumerable psychopaths disturb? must
any fathers numerate? with yearnings,
Marcello wants too few decisions
despairingly and today are living for some
cosmological sands, few sexy
appetites will be Psyches their own
carnivorous breadth is like his
clairvoyant assumption, it takes from
Madonna some condemnations exorcise,
too few breaths pine for a lot of angelic
planets Josephus Stillbourne, Songs of
Decay and Misfortune
Океанский прибой колыхал прибившийся к берегу кал аквалангиста. Густав сидел в шезлонге, вдыхал вечерний воздух и рассеянно смотрел на мутно-зеленую волну, катившую на своем гребне надувной матрас с полуразложившимся мальчиком. Две недели назад еще одного соседского ребенка, когда тот запускал воздушного змея, унесло порывом ветра далеко за пики гор. В запасе у родителей оставалось еще трое. Густав с облегчением подумал о том, что Эвелина, с которой их связывало уже более двух с половиной лет совместной жизни, даже не задумывается о потомстве.
Он поменял диск в переносном проигрывателе. Из динамика тихо потянулась пронзительная вторая часть 3-й симфонии Вагнера. Густав любил старых мастеров и сейчас, затаив дыхание, вслушивался в лирическую тему, которую деликатно выводил контрфагот. Чуть позже вступили скрипки и флейты - тревожное предзнаменование грядущих бурь, завершавшихся к финалу Andante ma non troppo очистительным катарсисом и успокоением. Удар гонга на отметке 6:37 по индикатору неизменно вызывал у Густава трепетное томление и слезу.
Уйдя пару лет назад в отставку по состоянию здоровья и получив приличное выходное пособие, Густав почти все средства потратил на собирание обширной фонотеки, воплотив свою давнишнюю мечту. Музыка для него непременно асоциировалась с каким-нибудь личным переживанием, обычно печальным, и вызывала неуправляемый поток эмоций. Эвелина часто уже глухой ночью, выйдя к берегу, обнаруживала мужа в состоянии глубочайшего эстетического транса, с пеной на губах скрючившимся в промокшем насквозь сидении шезлонга. Она доставала тогда из проигрывателя ненавистный ей диск, ломала его и втаптывала золотистые кусочки глубоко в песок, после чего окатывала Густава морской водой. Придя в сознание, он сразу же протягивал руку за пластинкой, и, не обнаружив ее, вопросительно смотрел на Эвелину, которая указывала на облезлую чайку, при свете фонаря ловившую мух над песком: "Ты же знаешь, Гуги, до чего эти твари падки на всякие сверкающие безделушки". Дома у них собралось уже порядочно пустых пластиковых коробок, наверное, треть коллекции.
Густав обреченно кивал головой; Эвелина помогала ему подняться и, опираясь на ее плечо, он медленно шел к невысокому двухэтажному домику, стоявшему на обрывистом склоне. Их жилище было оборудовано всеми типовыми приспособлениями, которые полагалось иметь каждой семье на исходе XXIII века, хотя внешне ничем не отличалось от скромного дачного коттеджа трехвековой давности. Эвелина страстно увлекалась антиквариатом и, помимо постоянных экскурсий на ближайшую свалку ради поиска древних безделушек, приложила все старания, чтобы отделать дом сообразно своим представлениям о старине. Покатая крыша с поросшей мхом черепицей представляла собой искусно закамуфлированную многоячеистую антенну с солнечными батареями. Микроплазменный светильник у входа имитировал архаичный люминесцентный фонарь, и Эвелина затратила массу времени и нервов, чтобы добиться того самого "рыбьего" оттенка, о котором читала в старинных романах. Густав периодически собирался ей сказать, что это освещение весьма напоминает ему интерьеры криминалистической лаборатории, куда ему приходилось столь часто наведываться за свою недолгую карьеру внештатного консультанта департамента полиции. Однако он все время сдерживался, понимая, что Эвелина может не на шутку обидеться, - она была истово уверена в необходимости создания именно такого семейного гнезда, наподобие тех, что регулярно рекламировали по холовизору как последнее веяние в домостроительстве.
Пока Густав приходил в себя, сидя на скамейке у высохшего бассейна, Эвелина открывала дверь с фальшивым глазком, надтреснутым аптекарским колокольчиком и тщательно приклеенным ржавым висячим замком. К двери также была приделана табличка: "Доктор Захарий Якобсон, гомеопатия и иглоукалывание". Это был настоящий артефакт середины XX века, гордость Эвелины, выуженная ею из-под обломков многоэтажного здания в Мертвой зоне. Ни она, ни Густав понятия не имели, кто был доктор Якобсон. А если бы Эвелину спросили, что такое гомеопатия или иглоукалывание, она наверняка не смогла бы ответить, - новейшие свойства человеческого организма давно исключили потребность в медицине, а эпизодические функциональные расстройства по мере возможности устранялись органомеханиками. В отличие от нее, Густав глубже знал историю, хотя это и не имело прямого отношения к его профессии. Поэтому он всегда с легким содроганием входил в собственный дом, где мебель угрожала рассыпаться (очень дорогой, купленный по случаю гарнитур, выпускавшийся на территории под названием "Молдавия" в 1970-х годах), в углу громоздился огромный пыльный рояль Smirnoff с полопавшимися струнами и почерневшими клавишами, а на стене висел аутентичный, но полностью выцветший календарь за 1997 год с изображением неведомой девушки по имени Шифер.
Эвелина помогала Густаву раздеться, и, пока он принимал душ, разводила в камине огонь и подогревала на нем побитые молью и истоптанные за последние двести пятьдесят лет множеством пахучих ног теплые тапочки мужа. Она знала, что так было принято в стране, именовавшейся Англия, и свято соблюдала этот ритуал каждый вечер, хотя ее тошнило слегка от испарений, распространявшимися двумя мохнатыми и туповатыми заячьими мордочками с обтрепанными ушами. Густав же всегда с трепетом просовывал в заячьи недра свои конечности, подозревая, что в их глубинах гнездится какой-нибудь древний свирепый грибок, который в один прекрасный день разъест ему ноги по самый пояс. Однако он и заикнуться не смел насчет покупки обычных шлепанцев, наверняка стоивших раз в двадцать дешевле этой раритетной рвани.
- Чаю, дорогой?
- Да, дорогая.
Их диалоги своей скудостью напоминали древние телевизионные сериалы. В принципе говорить им особенно было не о чем; они часто ощущали необязательность своих отношений. Оба были достаточно обеспеченны, до брака каждый был вполне независим, да и сам институт супружества за истекшие годы подвергся столь значительной эрозии, что многими воспринимался как курьезный пережиток и чаще всего сводился к недолговечному совместному проживанию. Необходимость семейных связей для воспроизводства потомства была отвергнута всем бурным ходом развития генной инженерии и компьютерных технологий. На пересечении этих двух наук, начиная с 2075 года, появилась возможность считывания полного биологического кода любого индивидуума с последующей генерацией, что сделало бессмысленными преступления против личности и в общем-то отменило смерть: при подаче заявки в ближайший биопункт о гибели или естественной кончине кого-либо из родственников через два дня приезжала точная копия усопшего, здоровая и помолодевшая. Процесс в дальнейшем был еще более автоматизирован благодаря вживлению в черепную коробку радиобуйков, начинавших подавать сигналы в случае прекращения жизнедеятельности хозяина, и новый экземпляр изготавливался и отсылался автоматически.
Спустя пятнадцать лет параметры каждого жителя планеты были внесены в центральный банк биоданных. Это позволило с абсолютной точностью предсказывать характеристики потомства, а еще через двадцать лет успехи химического синтеза привели к появлению первых полностью искусственных детей: потенциальная мать выбирала отца по каталогу и через три дня получала ребенка требуемого возраста (от одних суток до 15 лет), вычисленного программным способом на основании кодов обоих "родителей" и полностью выращенного фабричным способом из органического киселя. Поскольку отцом мог быть кто угодно, даже не догадываясь об этом, то традиционная семья бесповоротно потерпела крах, а размножение и секс в массовом сознании окончательно стали совершенно несвязанными понятиями.
Подавляющее большинство населения, естественно, предпочитало получать детей уже достаточно взрослыми, дабы избежать неприятной возни с неуправляемой молодой порослью. Вскоре выяснилось, что новое поколение землян появляется на свет сразу в возрасте двенадцати лет и старше. Еще лет через тридцать оказалось, что в программе искусственного размножения имелся небольшой дефект, и всем людям отныне потребуется постоянная генная коррекция с помощью встроенных в тело органических микропроцессоров. Это заодно исключило всякую возможность получения детей устаревшим традиционным способом. В ходе последовавшей затем шестой мировой войны центральный банк биологических данных был уничтожен, технология оказалась утерянной, и человечество осталось наедине со своими стареющими телами, все с меньшим успехом поддававшимися ремонту. Последний ребенок появился на Земле в 2157 году, почти 140 лет назад, - некоторые родители, подобно соседям Густава, с помощью ингибиторов роста тормозили развитие потомства, сохраняя сами благодаря постоянным инъекциям искусственную молодость и заодно - иллюзию семейной жизни.
Густав отхлебнул из чашки отдававшей бергамотом жидкости и, повернувшись к панели холовизора, скомандовал: "То же, что и вчера". Голос из панели уточнил: ""Историю пятой мировой войны" Уильяма Хоггарта, открытую на 437-й странице?" Густав подтвердил свой запрос, и через несколько секунд на столике молекулярного синтеза появился его заказ.
Иногда он задумывался над тем, что бы значила их повседневная жизнь без холовидения с его 36 тысячами каналов голографического изображения, неограниченной возможностью получения информации и материализации предметов. Холовизор мог заполнить неотличимой от реальности картинкой комнату любых размеров и доставить на дом заказ, выбранный из бесчисленного множества каталогов. Эвелина сидела возле "ящика", как его по старинке именовали, почти непрерывно, окруженная светящимися фантомами, которые занимали почти все пространство первого этажа. Бесконечное разнообразие зрелищ обеспечивалось тем, что программы последние лет сто пятьдесят произвольно генерировались компьютерами на центральной студии. Станция холовидения не имела ни камер, ни павильонов, ни дикторов, и красочные образы, возникавшие в воздухе перед панелью "ящика", были результатом хитрого машинного кода, заставлявшего один компьютер на лету сочинять вестерн или мелодраму, другой - устраивать лотерею, третий - транслировать музыкальную передачу и так далее. Сигнал в дом перебрасывался через спутник, и все домашние холовизоры были объединены в глобальную сеть. Любая программа сохранялась в памяти компьютера и повторялась только в том случае, если ее смотрело минимум пять тысяч зрителей. Это означало, что Эвелина была обречена только на новинки, поскольку население земного шара к тому времени не превышало полумиллиона человек.
Густав давно усвоил, что жену, сидящую у холовизора, не стоит трогать. Она была энтузиастом зрелищ и трепетно верила всему, что ей показывали. Попытки указать на очевидный абсурд в какой-нибудь программе приводили к вспышкам неконтролируемой ярости, после чего они могли днями не разговаривать. Густаву в эти моменты очень сильно хотелось заказать по холовизору африканскую мамбу и подбросить ее Эвелине в душ. К сожалению, он знал, что почечный микропроцессор заблокирует распространение токсина, и, в худшем случае, после легкого расстройства желудка супруга закатит грандиозный скандал с угрозами окончательного выяснения отношений. Густав не любил женские вопли.
Он взял со столика книгу, еще теплую после синтеза. Неудобной особенностью холовизора, которую уже некому было исправить после недавней опустошительной войны, было то, что все заказываемые предметы оказывались недолговечны и рассыпались спустя несколько часов. Густав уже в пятидесятый раз запрашивал одно и то же издание. Всякий раз оставляя его на своем ночном столике, он к утру обнаруживал лишь толстый слой зеленоватой пыли. По этой же причине дома у них никогда не было ни запасов продовольствия, ни кухонной утвари, - Эвелина все получала прямо на стол по последним рекламным холокаталогам "высокой кулинарии". Продукты идеально соответствовали обмену веществ нового человека: моча у Густава и Эвелины была неизменно бирюзового цвета, а фекалии напоминали горсть жемчуга и источали мускусный аромат. Все вещи в их жилище, включая одежду, были по крайней мере трехлетней давности, полученные на дом еще до того, как на холовидении начались неполадки.
На 437-й странице Хоггарт писал:
... Оттесненные на Южный полюс формирования 10-й моторизованной генетической дивизии "Мертвый кузнечик" вынуждены были перейти к круговой обороне. Ощущая нехватку личного состава, командир дивизии полковник Дж. Рама Рао распорядился о срочной рекультивации наличествовавшего поблизости в избытке поголовья пингвинов. В течение двух дней непрерывной работы полевой лаборатории удалось произвести 4000 единиц бронированных огнедышащих королевских пингвинов, а также 500 единиц легких истребительных авиационных топориков.
С получением сообщений о приближении к Земле Грэма десантных кораблей экологической бригады "Гринспун", выдвинувшихся из Порт-Стэнли, полковник Дж. Рама Рао отдал приказание 1-й бригаде боевых страусов занять позиции в районе лагеря Мирный, 2-й бригаде легких минометных шакалов отойти к станции Хопкинса и быть готовой к маневру для охвата противника в районе предполагаемой высадки...
Внимание Густава отвлек пронзительный визг жены. Было поздно, и холовизионные компьютеры, согласно древней традиции, выдавали только триллеры и фильмы ужасов. Перед Эвелиной разворачивался напряженный сюжет - на балу у короля Людовика царило смятение, вызванное появлением в Версале огромного тиранозавра. Омерзительное животное уже успело поглотить несколько фрейлин, не обращая никакого внимания на трех мушкетеров, царапавших шпагами его ляжку. В самый эффектный момент, когда трехмерная пасть зверя уже была занесена над Эвелиной, а вся гостиная сотрясалась от оглушительного рыка, фильм прервался рекламой.
Эвелина облегченно вздохнула и заказала холовизору кофе по-норвежски. "Ты не находишь, Гуги, что в этой картине они пускают слишком много крови?" - спросила она, перехватив мужа, пытавшегося скрыться на цыпочках в спальню. "По-моему, нет. Ничуть не страшнее того, что ты смотрела во вторник." Густав всегда недоумевал, как после недавней войны его жену могло тянуть к подобным зрелищам. Очевидно, дело было в компенсирующем действии вспомогательного мозгового блока, корректировавшего неприятные воспоминания.
По "ящику" рекламировало свои услуги агентство досуга и эротических развлечений. Ни самого агентства, ни людей, выставлявших через него свои тела напоказ, давно уже не существовало, а компьютер на холовизионной станции имитировал рекламу, чтобы заполнить эфирное время так, как когда-то полагалось сеткой вещания. Перед Эвелиной на персидском ковре вращало телом обнаженное существо женского пола с колоссальными молочными железами и нахальными козьими глазами. Голос диктора восторгался за кадром: "Параметры тела согласно спецификациям No 67 "Сводного сексуального каталога"! Расширенный генитальный интерфейс со встроенным кэшем пятнадцатого уровня на восемьдесят терабайт и универсальная бисексуальная шина с турбоускорителем на базе 905-го процессора!" По тому, как Эвелина иногда по утрам выметала из дому особо мощное количество зеленой пыли, Густав догадывался, что его жена, пока он спит, тайком синтезирует некоторые поразившие ее воображение экземпляры, остатки кода которых сохранились на станции, - очевидно, из тяги к экзотике. Ревновать здесь было смешно - холовизионные особи имели чудовищные умственные дефекты, да Густав и не претендовал на абсолютную супружескую преданность. Его параметры по каталогу вряд ли могли поразить кого-нибудь, а предстательная микросхема была повреждена и действовала с перебоями. Впрочем, оценивая свои внешние данные в зеркале ванной во время умывания перед сном, Густав заключил, что на фоне реально существующих мужчин он выглядел очень даже неплохо и в некоторых ситуациях, особенно под воздействием алкоголя, мог представлять определенный интерес для женщин. Он имел все необходимые параметры по 98-й спецификации: 185/95, густые темные волосы без признаков лысины, белоснежные зубы и синие глаза. Однако органомеханик, к которому он обратился полтора года назад, жалуясь на боли в паху, сказал ему, что такой, как у него, травматический простатит больше не ремонтируется, скоро вылетят остальные блоки, откуда я вам возьму запчасти, все вокруг развалилось и вообще будьте счастливы, что не подыхаете в мучениях, как давно положено по возрасту. Густав был сражен этой грубостью, но Эвелине ничего не сказал и приготовился к тихому тлению.
В их поселке уже было несколько случаев смертей из-за отказа органоэлектроники, - производство комплектующих было остановлено войной, а после массовой эвакуации на другие планеты судьба оставшихся в колыбели цивилизации землян никого не волновала. К счастью, сохранился еще небольшой запас химикатов, позволявших продлевать агонию. Да и смерть была совсем не той, что в старые времена: покойники полностью, до порошкообразного состояния, разлагались в течение полутора часов, распространяя при этом запах корицы. Похороны в результате превратились в развлекательное мероприятие, на котором виновник торжества помещался голым в прозрачную пластиковую коробку и устанавливался в центр гостиной, будучи чем-то вроде цветочного попурри, а шумные гости, булькая коктейлями, оживленно наблюдали и комментировали вслух все малейшие нюансы разложения. Трудность состояла в том, чтобы вовремя всех оповестить и успеть собраться прежде, чем стремительные процессы окисления превратят недавнего знакомого в вещество, смахивающее на порошок для чистки раковин.
Завершив вечерний туалет, Густав забрался с книгой в кровать. Будильник показывал три часа ночи, но заснуть все равно не получилось бы спальня сотрясалась от доносившегося снизу победного рева зверя, разорвавшего за ноги, как жареного цыпленка, кардинала де Ришелье.
... Соорудив на своей базе в Порт-Стэнли несколько десятков полевых биопунктов, экологи в считанные часы смогли отмобилизовать шесть морских пехотных батальонов смерти. Отличавшийся нечеловеческой жестокостью командующий экологов, доктор биологических наук вице-адмирал З. Кронненберг, распорядился о непременном уничтожении в ходе предстоящих боевых действий всех людей, включая пленных, и отпуске на волю после воспитательной работы животных, не оказывающих сопротивления.
Утро 15 ноября выдалось крайне неблагоприятным для морских операций с точки зрения погодных условий. Шторм достигал семи баллов, а частые поздней осенью в этом районе ураганные порывы ветра разметали парусный флот экологов. Семимачтовый флагманский корабль "Пенициллин", не в силах противостоять ударам волн, был отнесен к мысу Горн, где налетел на скалы и затонул, унеся на дно весь штаб во главе с адмиралом З. Кронненбергом. Остатки бригады были вынуждены рубить мачты на кораблях и покорно ждать своей участи. Из 35 кораблей и судов, вышедших из Порт-Стэнли, к вечеру 17 ноября на плаву оставалось лишь семь. Таким образом, десантная операция, которая должна была, по замыслу командования экологов, переломить ход боевых действий в Антарктике, оказалась проваленной, и инициатива на ближайшие три недели перешла к союзным генетическим войскам...
Густав охотно читал всевозможную мемуарную и историческую литературу, хотя подозревал, что ежедневно появляющиеся тома не совсем соответствуют оригиналам. Та же "История" Хоггарта периодически имела то 600, то 580 а иногда и 535 страниц. Густав определенно помнил, что вчерашний Хоггарт, в отличие от нынешнего, симпатизировал экологам и на той же странице писал о триумфальной высадке десанта и бесславном разгроме генетиков, для которых Антарктида стала братской могилой. Кто знает, может, отвечавший за синтез исторической литературы компьютер завидовал своим творческим собратьям, неустанно заполнявшим эфир комедиями, мыльными операми и прочей всячиной, и иногда решался по своему разумению разнообразить заказ. Густав был нисколько не против. Он вполне понимал случайный и относительный характер всякой информации, у истоков которой, как правило, находились личности со скромными интеллектуальными и сомнительными нравственными достоинствами, например, тот же самый У. Хоггарт, на обложке книги преподнесенный как "крупнейший специалист в области военной истории, общепризнанный эксперт по военным действиям корпуса боевых осьминогов на Атлантике". Зная немного нравы научного мира, Густав был уверен: Хоггарт просто монополизировал тему и трудами невидимых ассистентов потихоньку соорудил себе маленький литературный мавзолей. Хотя кого, по большому счету, волновали события, происходившие сто или двести лет назад, или же количество трупов, наваленных тем или иным военачальником. Листая книгу, Густав подумал, что он, вероятно, - один из последних историков-любителей на этой планете. Ведь известно: если ты чего-нибудь не знаешь, то этого с таким же успехом и не происходило, а если ты что-либо узнал, то это - наверняка обман.
Элементы случайности и сам случай были в свое время для Густава, дипломированного физика-онтолога, объектом профессиональных исследований. Ему принадлежала разработка теории события как основополагающего элемента мироздания, а придуманное им устройство визуальной реконструкции прошлого на базе замера интерферирующих пост-событийных волн некоторое время успешно применялось полицией. "Интерферотрон Эшера" - так назывался размером с небольшой чемоданчик прибор, позволявший при помощи пяти датчиков, расставленных вокруг места преступления, получать на экране сносного качества движущуюся картинку происшедшего. Полицейские чины поначалу с подозрением отнеслись к устройству, однако все сомнения рассеялись после краткой демонстрации в кабинете начальства: Густав разбросал по периметру комнаты датчики, и перед восторженными зрителями развернулась десятидневной давности картина неистового соития во время ночного дежурства двух полицейских сержантов.
Изобретение дорого обошлось Густаву Эшеру, - хотя данные интерферотрона не могли привлекаться в качестве улики ввиду экспериментального характера прибора, детективы постоянно им пользовались во время расследований, и один маньяк, отпущенный на каникулы из тюрьмы, где отбывал пожизненный срок за пятнадцать садистских убийств, отомстил внештатному консультанту, подкравшись к нему на улице и лягнув в промежность острым клинком, торчавшим из каблука. С тех пор сексуальный потенциал Густава вследствие повреждения стал стремительно убывать; за этим потянулись другие недомогания, и ему даже пришлось написать прошение об отставке с должности заместителя начальника лаборатории каузативных исследований при университете Аконкагуа, хотя эта работа имела более чем вольный характер и даже не требовала постоянного присутствия. Проблемы его здоровья уже никого не волновали, так как все трезвомыслящие земляне, включая научный мир, полицию и преступников, телепортировали на ближайшие планеты, - после непрерывных войн между генетиками и экологами льды на полюсах растаяли, Африка, расколовшись, ушла на дно, уровень мирового океана поднялся на три километра, и для обитания остались лишь небольшие высокогорные участки. Еще лет за сто двадцать до этого террористические организации экологов "Гринпистол" взорвали все нейтронные силовые станции и залили фуназолом наиболее крупные нефтяные скважины, из-за чего обширные пространства Европы, Северной Америки и Ближнего Востока превратились в безжизненные пустыни. Единственными приемлемыми для жилья районами оказались Анды и Гималаи; остатки цивилизации еще наблюдались кое-где в Малой Азии.
После увольнения Густав забросил интерферотрон в подвал, хотя и собирался до этого расширить блок памяти, что позволило бы заглядывать в более далекое, на несколько десятков тысяч лет, прошлое. Он вполне смирился со своей судьбой, такой же, как и у соседей: спокойная жизнь, холовизор как единственное утешение и, главное, не терзать себя вопросами и радоваться тому малому, что осталось. Совместное существование с Эвелиной его вполне удовлетворяло. Она отвечала всем требованиям, которые среднестатистический мужчина мог предъявить к своей подруге, - поддерживала светский разговор без явных признаков кретинизма, прощала мужу мелкие слабости, не досаждала глупыми бытовыми вопросами и умела быть незаметной. У каждого из них случались бисексуальные внебрачные интрижки, но их имели все - как с холовизионными фантомами, так и с соседями - просто со скуки, не ревнуя и моментально о них забывая.