Тишина была недолгой, человек позади низким голосом спросил:
– Что вам нужно?
Рори облегченно выдохнул: тот, кто собирается ударить, не тратит время на слова. Инициатива переходила к Рори, он решил не оборачиваться, руки непроизвольно скомкали салфетку, и только этот жест выдал напряжение Инча. Позади тишина, только слышно дыхание чужака, и даже кажется, что по затылку под волосами пробегает теплое дуновение.
Время сорвалось с крючка и сразу набрало свой обычный темп. Женщина с подносом увидела, как за стол Инча садится светловолосый человек с бородкой клинышком, худой, нервический, но вполне приличный и не имеющий выраженно враждебных намерений; прижав поднос к костистому боку, женщина засеменила к кухне.
Инч поднял глаза и увидел напротив Найджела Сэйерса, свет падал тому в лицо, волосы на висках, тонкие и завивающиеся, и жесткие в темную медь волосы бороды, казалось, не могли принадлежать одному человеку; профиль Сэйерса достаточно зловещий – мефистофельский: крючковатый нос и выдвинутый вперед подбородок, но Рори не пришло бы в голову такое сравнение, он подумал только, что многое знал о Сэйерсе, но не представлял, как звучит его речь, а голос Найджела оказался неожиданно низким, не вяжущимся с худобой и тонкими чертами лица.
– Что вам нужно? – повторил Сэйерс.
– Я ужинаю, – миролюбиво ответил Рори; тембр собственного голоса ему нравился, при габаритах Инча он имел право рокотать на самых низких нотах, не то что этот человек, будто вырезанный тонким резцом из слоновой кости.
– Не делайте вид, что не знаете меня. – Усталость и разочарование сквозили в каждом жесте Сэйерса, в каждом движении, усталостью полнились не только, глаза, но даже коло, вяло опущенные углы губ, съежившиеся веки, иссеченные морщинами, – все свидетельствовало о стойком недуге, о нервах, долго натянутых до предела.
– Я и не делаю вид… Найджел Сэйерс… – Рори окончательно пришел в себя, скользнул взглядом по тени трубача на голубоватом плакате и, как признак полнейшего владения собой, отметил, что ему снова хочется есть.
– Кто вы? – Сэйерс впился двумя пальцами в кон чик бороды, напоминающий хорошо промытую, высушенную колонковую кисточку.
– Неважно, – Рори заглянул в усталые глаза. – Смит, если вам угодно… или Джонс… или…
Сэйерс прервал протестующим жестом:
– Вас прислал Сидней?
– Впервые слышу, – Рори не лгал.
Сэйерс оглянулся – вошла пара подростков, пробравшись по узкому проходу меж столов, уселась в дальнем конце зала. Найджел припомнил этого толстяка и его машину – алый «бронко», заглохший прямо под окнами дома Сэйерса. «Ну и клешни у этого парня – будто отлиты из бронзы, лапищи!» Тонкая кисть самого Сэйерса лежала на скатерти, почти касаясь кулака детины, и от этой близости казалась еще более беззащитной, кричаще детской.
Инч разглядывал Сэйерса не таясь, в упор: Рори-то чего стесняться? Такие мальчики, как Сэйерс, жили вдалеке от загаженных кварталов; такие мальчики видели женщин вроде Джипси Гэммл только по телевизору, да и то думали: этих девиц, чтобы пощекотать нервы зрителям, выдумали продюсеры; такие мальчики проживали совсем другую жизнь, и Рори не винил их, не ненавидел и не симпатизировал, они были безразличны ему, как безразличны жители дальних стран, которых никогда не увидишь!
– Что вам поручил Сидней? – Сэйерс оттащил руку от кулака Инча, именно оттащил, будто рука и не принадлежала Найджелу.
– Бросьте! – Рори пожал плечами. – Не знаю ни какого Сиднея… здесь мясо отменное, вот что я вам скажу.
«Прикидывается идиотом, – Сэйерс откинулся на спинку стула, – не худшая тактика, да и я хорош – вцепился в детину, как несмышленыш в сласти, ясно, что тот не признается… Сидней – не Сидней… может, Сидней действует через подставных лиц?»
– Вы следите за мной?
Рори кивнул.
– Зачем? – Сэйерс понимал, как наивно, если не глупо звучит его вопрос.
– Так надо. – Рори щелкнул пальцами, подзывая женщину с подносом, вынырнувшую из подсобных помещений. – Мясо будете? – И, не дожидаясь ответа Сэйерса, бросил: – Принесите две порции… и соуса…
Сэйерсу показалось, что над ним издеваются.
– Вы с ума сошли! Какое к чертям мясо?!
– А что такого? – удивился Рори. – За свое мясо заплатите сами, всех дел-то.
Сэйерс ковырнул мясо и никак не мог ответить себе, зачем выследил Рори и пришел сюда: хотел же задать громиле какие-то вопросы, что-то прояснить, нащупать…
– А если я вызову полицию?
Вместо ответа Рори обильно полил мясо соусом, время от времени макая в соусницу куски хлеба.
– Полицию! Полицию! Вы меня понимаете? – злоба захлестнула Сэйерса при виде этих мерно пережевывающих челюстей.
Инч отложил вилку, нож, сцепил пальцы в корзиночку, упер подбородок в мощные суставы:
– Вызовете полицию?.. Это интересно. И что же скажете?.. Что я ужинаю? Или что? Поясните.
Сэйерс устало улыбнулся. Глупо все безмерно, но и его можно понять, с его прошлым любой бы задергался, убедившись в слежке.
– Кто вас прислал?
– Какая разница?
«Он прав. – Найджел попробовал так же, как человек напротив, обмакнуть хлеб в соус. – И правда вкусно. Он прав, какая разница, кто прислал?»
– Вы хотите убить меня? – Сэйерс проговорил это спокойно, с въедливостью, которая, как он надеялся, досадит громиле.
– Бросьте, – Рори умял еще кусок мяса, – все помешались на убиениях. Это вот я сейчас позвоню в полицию скажу, что какой-то псих без разрешения плюхнулся за мой стол и несет околесицу. Вы же уселись за мой стол… я вас не звал, вон та подтвердит, – Рори кивнул на женщину с подносом, – вот вас-то и заберут.
Сэйерс не мог не согласиться: все верно, на всякий случай спросил:
– И что же дальше вы намерены делать?
– Ничего.
– Будете следить за мной?
– Не знаю.
– А кто знает?
– Не знаю, – Рори вытер тарелку хлебным мякишем, смачно прожевал и только тогда продолжил: – Да отвяжитесь вы от меня!
Сэйерс не хотел говорить, но не сдержался:
– Я не мальчик и смогу постоять за себя.
– Рад за вас, – кивнул Рори, сожалея, что еще одна порция не полезет. И еще Рори подумал о Сандре и о том, как редко выпадает счастье возвращаться в дом, где тебя ждут…
Сэйерс исподлобья изучал Рори Инча: «Наверное, такой может придушить голыми руками без труда, безо всякой подушки или петли, просто сломает шейные позвонки, и делу конец. Неужели рядом с таким есть женщина? Неужели она не понимает, что ей досталось животное, грубое и жестокое? А может, как раз это ее и устраивает более всего? Женщины любят, когда партнер надежен, крепок, и готовы поступиться многим ради этого… Почему костолом не уходит? Ждет, чтобы первым покинул кабак я? Или прикидывает, что мне сказать? Или ему вообще на меня плевать, он и думать забыл обо мне… Даст же бог такую рыжую проволоку вместо волос и щеки, будто надутые изнутри, а на руки лучше не смотреть».
Подошла женщина с подносом. Руки мужчины потянулись к бумажнику.
– Я плачу, – решительно заявил Сэйерс, и по его тону Рори сразу смекнул, что Сэйерс достиг успеха не случайно, и денежные дела его идут отменно тоже не случайно, и то, что Сэйерс минуту назад казался растерянным мальчиком из богатого предместья, – мимолетная слабость, а может, и продуманная тактика; Сэйерс – человек жесткий, как и Рори, только жесткость Инча одной природы, а Сэйерса – совсем другой, вроде как марки стали с разными добавками, но сталь остается сталью, ее никогда не перепутаешь с оловом.
Вышли вместе: небо над головой черно, и звезды рассыпаны повсюду с неравномерной густотой, из леса накатывают волны пропахшего хвоей воздуха, и кажется, мир пуст…
Рори, не оборачиваясь, направился к машине, Сэйерс стоял на бетонированной площадке, задрав, голову к небу, и думал, что с появлением толстяка в его жизни, похоже, началась последняя глава.
Такого Сандра не ожидала услышать. Кто бы мог подумать, что Рори Инч способен на изощренность.
Сандра сидела в кресле, подобрав ноги, и смотрела телевизор: в кадре президент, первая леди и… на руках первой леди первая собака страны. Смешно. Светлые волосы Сандры, пушистые и легкие, казалось, парили над красивым лицом. Сандра легко поднялась, как раз тогда, когда ключ Рори заворочался в замке. Дверь в стальной раме на штырях, утопленных в косяке, раскрылась, Рори увидел, как мисс Петере босая бежит по коридору, она повисла у него на шее, и Рори терпеливо ждал, когда разожмутся руки, расцепятся пальцы под его волосами. Инч устал, быстро поужинали, перебросились ничего не значащими словами, и только засыпая – первым, что случалось с Рори не часто, – он успел услышать: «Покойной ночи» – и ощутил на ухе влажные губы Сандры.
Сэйерс знал, что предстоит бессонная ночь. Дом встретил хозяина гулкой пустотой, свет полился из-за деревянных панелей, стоило Сэйерсу переступить порог; дочь с фотопортрета смотрела на отца. Сэйерс направился к телефону, нажал кнопку памяти и номер, с которого звонил лечащий врач дочери. Скрипучий голос врача, говорившего часа четыре назад, ожил: «Вашей дочери хуже. Делаем все возможное» – и еще что-то: обычные уверения, ненужные утешения, присказки об искрах надежды на хороший исход, примеры других больных, у которых не было шансов и вдруг…
Сэйерс выключил телефон. В зубах застряли волокна мяса, которым его попытался угостить громила. Сэйерс вошел в ванную, вынул зубочистку, прополоскал рот. Из зеркала, утонувшего в лепнине, смотрел исхудавший человек с кожей серого оттенка. Может ли он помочь дочери? Если ее не станет, жизнь Сэйерса потеряет смысл, Найджел, не раздеваясь, улегся на кровать, закрыл глаза и увидел Эвелин, он часто беседовал с ней по ночам, обсуждая свою жизнь и рассказывая, каково ему приходится без нее.
Найджел видел Эвелин такой же, как в первый раз: лицо, волосы, походка, но непременно одетую в лиловые одеяния, ниспадающие мягкими складками к ногам, как у латинянок.
Эвелин слушала внимательно, не перебивала, она вообще умела слушать. Солнце плясало на шелковой ткани. Сэйерс не утаил, что дочери хуже. Эвелин печально улыбнулась, как бы говоря: видишь, и после моей смерти мы находим возможность встречаться.
Сэйерс резко поднялся, отер ладонью взмокший лоб: конечно, он нормален, но если бы кто-нибудь услышал, как он разговаривает с Эвелин? Если бы все знали о том, что вытворяют другие наедине с собой, создалось бы впечатление, что кругом одни сумасшедшие.
Когда Сэйерс вновь улегся на кровать, Эвелин уже ушла, но остров остался: Найджел бродил по его гористому центру, скрывался в лесах, шел вдоль вод, искрящихся радужно и ослепляюще, и всегда старался оказаться спиной к ящикам с вирусами. Найджел вышагивал по острову так, будто об урагане еще не подозревал, но все же неведомо откуда знал, что опасность, затаившаяся в пробирках, опасность, упакованная в тонкие стеклянные стенки, обязательно вырвется наружу: похоже на то, как каждый из живущих не допускает собственной смерти, о которой наслышан с детства, и в то же время уверен, что гибель неизбежна. Это было двойное видение будущего: оно и произошло и не произошло.
Боже, как давно это было! 1964 год… Тихоокеанский проект совсем крошка, ему едва перевалило за два года. 1964-й! Безумно давно, еще жива Эвелин, еще не родилась дочь, еще Сэйерс совсем молод и Сидней безмятежно прыгает, покрыв голову панамой, еще не обрушился на остров ураган, еще целы все пробирки, и только птицы в клетках, если заглянуть им в глаза, тоскуют. Может, птицы уже знают о беде, пока неведомой человеку? Может, они за полгода знают об урагане, как кошки и другая живность, начиная метаться перед землетрясением, знают, что земля вскоре разверзнется?
В апреле шестьдесят четвертого научным сотрудникам Гринтаунского института сказали, что им нужно сделать серию прививок, некоторым прививки делали в бактериологическом центре. Содержание пробирок на острове и пробирок в центре было идентичным. В служебной записке, составленной в апреле шестьдесят четвертого и озаглавленной на удивление кратко – «Прививки. Секретная информация», сотрудник института Чарлз Элай писал: «Решено как можно скорее сделать прививки всем, кто занят в проекте, без отзыва людей из экспедиции. Особенно следует позаботиться о мерах секретности, чтобы не привлекать к этому внимания. Как указал мне компетентный человек, работающий на правительство (может быть, Сидней?), запрещено обсуждать подробности по телефону».
Сэйерс привык, что Сидней есть Сидней. Чарлз Элай никогда не встречался с Сэйерсом, а Сиднея знал только в лицо, не догадываясь о его подлинном имени. Впрочем, подлинного имени Сиднея не знал и Сэйерс.
Однако Сидней остался доволен Элаем, уделявшим большое внимание скрытности операции: «После недавнего совещания в столице, посвященного вопросам безопасности, военные объявили некоторые аспекты нашей программы секретными, поэтому становится важным, чтобы наши люди проявили еще большую осторожность при обсуждении проекта с посторонними. Никто не хочет, чтобы в результате праздной беседы его обвинили в нарушении мер безопасности». Большинство лиц работали над узкой проблемой и ориентировались только на своем участке. Представить масштаб исследований мог далеко не каждый, но человек, который снял копии с семнадцати квадратных футов секретных документов, знал все и мог нанести ущерб неизмеримо больший, чем неосторожные болтуны или любители говорильни по телефону.
Инч семенил по частым ступеням и, с каждым шагом опускаясь ниже и ниже, ощущал, что труднее дышится; на ступенях громоздились обрывки газет, скомканные пластиковые пакеты, цветные карточки тотализаторов. За мутными, грязными стеклами седоголовое нечесаное существо с серьгами, почти касающимися плеч, продавало входные жетоны. Сандра наскребла мелочь на два жетона по девяносто центов. Рори застыл рядом, неприязненно прикидывая, какая же грязь ожидает их на платформе. Инч не ошибся: на путях, меж тускло поблескивающих рельсов, валялись пивные банки, бумажные тарелки и такие же смятые стаканы, обломок теннисной ракетки, обод баскетбольной корзины с обрывками сетки, две половины мужского ботинка, рассеченного как раз посередине.
Рори и Сандра ехали в разные стороны. Рори хотел посоветовать Сандре выбрать один из двух головных вагонов – обычно в них челночат полицейские, но подумал, что Сандра годами пользовалась метро и знает все не хуже его.
Из конца в конец платформы, лениво поглядывая по сторонам, шествовали двое полицейских – коротышка белый и дюжий негр; казалось, коротышка пристегнут к наручникам на поясе, к рации, к запасной обойме и дубинке, а не наоборот; у верзилы-негра выпала записная книжка, он пригнулся и ловко подхватил ее длиннющей рукой.
В ожидании поезда Рори разглядывал плакаты на выщербленной, в подтеках стене: «Удешевляйте смерть! Нептун сосайети. Самая крупная похоронная фирма к вашим услугам! Обряды! Кремация! Транспорт! Бесплатный проспект по требованию!»
Полицейские остановились рядом, и коротышка медленно, будто процеживая тушу Рори сквозь зрачки, начал оглядывать Инча. Рори с детства знал, как вести себя с быками, он дружелюбно улыбнулся и прижал Сандру к себе. Если его обыщут, то непременно потащат в участок, и, хотя на Беретту у Рори есть разрешение, возни не оберешься. Коротышка протянул руку к Рори, наблюдая за реакцией. Инч – само спокойствие – также улыбался, хотя чувствовал, как дрожит Сандра. По-лицейский-кегр нехорошо посмотрел на Сандру, и руки Рори невольно напряглись,
Сандра сорвалась:
– Что надо?
Негр посмотрел на нее с отсутствующим выражением, чуть приправленным удивлением, будто на его глазах заговорил неодушевленный предмет, коротышка потянулся к дубинке, и Рори успел подумать, что, дойди до драки, он пошвыряет обоих прямо на пути, тут же выскочит поезд, кругом десятки свидетелей, и тогда жизнь его превратится в досиживание за тюремной решеткой. Рори сжал локоть Сандры – молчи! Негр тяжело посмотрел на Инча, потом на напарника, перевел взгляд на плакат и напевно, с издевкой прогнусавил: «Удешевляйте стоимость смерти!»
Когда быки удалились, Рори чертыхнулся:
– Это утром они такие смелые, а вечерами трясутся, как паршивые трусы, их только и волнует, чтобы сзади кто не треснул по башке.
Из туннеля выполз поезд Сандры, Рори с облегчением отметил, что она вошла в последнюю дверь головного вагона, и побрел на противоположную сторону платформы. Надо поскорее раскачать «бронко», не дело плутать под землей. Рори вспотел, пока отирал лоб и шею, пропустил поезд и сел только в следующий.
Инч собирался посетить Мелани Николей. У Мелани общее прошлое с Найджелом Сэйерсом, Мелани делала ставку на Сэйерса – они прожили два года – и просчиталась, такие, как Мелани, прощать не умели, к тому же Инч знал, что деньги у мисс Николей водятся в избытке. Рори позвонил ей вчера и, не представляясь, сказал, что, если ей интересно жареное из жизни Найджела Сэйерса, он мог бы предложить свои услуги. Мисс Николей раздумывала недолго, согласилась, даже не спросив, кто дал Рори ее телефон и кто он такой. Беспечность многих всегда поражала Инча, но, сколько ни поражайся, число таких людей не убывает.
Рори вылез на поверхность как из ада, озлобленно поддал пустую банку, с грохотом покатившуюся вниз, и зашагал по направлению к дому мисс Николей, дав себе слово обратно вернуться на такси.
Что он ей скажет? Будет ходить вокруг да около или сразу предложит то, ради чего пришел.
Рори остановился напротив табачной лавки, захотел купить шоколад, чтобы отбить неприятный привкус во рту. Давным-давно, еще во времена, когда Джипси Гэммл посылала Рори замаливать ее грехи, он обожал часами торчать у витрин табачных лавок, рассматривая сокровища, разложенные в них; в воображении ребенка это была чудная, изобильная страна необыкновенных вещиц, ярких оберток, возможностей и всего того, от чего у любого мальчишки их квартала захватывало дух.
Сейчас лавочник смотрел сквозь витрину на тучного, прилично одетого мужчину с рыжими волосами, замершего со стороны улицы. Лавочник не волновался: Рори смотрелся слишком внушительно, чтобы подозревать его в недобрых намерениях по отношению к скромной лавке.
Рори скользнул взглядом по приспособлениям, предназначенным потребителям наркотиков: резиновые трубки и трубочки, жгуты, нагреватели для опиума, аптекарские весы, шприцы для подкожных инъекций, лактоза, которую подмешивают к кокаину, часто продавались в таких лавчонках. Упаси боже, сами наркотики! Что касается остального, тут каждый торговец в своем праве, никто не притянет. Закон запрещает продажу наркотиков, но… не сопутствующих товаров. Рори уперся взглядом в самодельный плакатик: «Не спрашивай наркотики! Их здесь нет!» Лавочник перехватил взгляд Инча и погрустнел. Рори сразу понял причины: или надеялся, что это клиент, которому можно сбыть пару пакетиков, или, того хуже, смиряясь с потерей клиента – Рори никак не походил на наркота, – хозяин подумал: «Не агент ли бюро это?» Рори по бегающим глазкам торгаша определил: «Сбывает дурь, но с опаской», – толкнул дверь, вошел, ткнул в шоколадку. Торговец с готовностью протянул плитку, Рори качнул никелированную чашку аптечных весов:
– Чем богат?
Торговец сделал вид, что не понял.
– Стесняешься? – Рори расплылся. – Порошка не держишь?
Торговец изобразил напускное негодование. Инч тут же развернул шоколадку, отломил половину, запихнул в рот, вторую половину тщательно завернул в фольгу и сунул в карман: он не спешил уходить вовсе не потому, что хотел попугать шалеющего от страха лопоухого типа по ту сторону прилавка, вовсе нет, Рори, пережевывая шоколад, прикидывал, как пройдет встреча с мисс Николей и между делом отпускал реплики:
– Подмешиваешь безбожно?
– О чем вы? – торговец попытался отступить в тень.
– Подмешиваешь… подмешиваешь… я же вижу. У меня на улице фургон, а в нем собачка, чует порошок через дорогу. Хочешь, приведу собачку сюда? – Рори измывался над торговцем, зная, что тот спровадил немало людей на дно, Инч ненавидел его и ему подобных, Джипси Гэммл тоже не без их участия сошла в могилу.
Торговец непроизвольно прянул к прилавку, стараясь через витрину оглядеть улицу и разобраться, блефует ли покупатель насчет фургона или говорит правду. По лицу торговца разлилась бледность, губы задрожали. Рори обернулся, едва не покатился со смеху, – в двух шагах от входа в лавку у бровки тротуара синел тупорылый фургон.
– Ну и как? – Рори победно оглядел торговца, передразнил: – Не спрашивай наркотики! Здесь их нет!
– Я заплачу… – торговец зыркнул на номер фургона и полез под прилавок.
– Дача взятки должностному лицу при исполнении? Рисковый парень… – Рори рассмеялся.
Торговец пошел пятнами. Рори не раз переживал в юные годы такое – страх корежит человека, переворачивая нутро вверх дном. Лавочник перешел на сдавленный шепот:
– Чего ты хочешь? Чего… я… в общем… я готов… ты скажи… и… – Он замолчал и, как человек, окончательно загнанный в угол, уже с оттенком угрозы взмолился: – Чего ты хочешь?
– Да ничего… Вот взъелся. – Рори ухватил пиджак за лацканы и потянул их навстречу друг другу, будто сомневался, хорошо ли сидит пиджак. – Дай шоколадку бесплатно! Только не из дешевых.
Торговец соображал натужно, сразу не поняв, чего добивается рыжеволосый увалень.
– И все? – изумление вытеснило страх.
– И все. Ты же неплохой в общем человек… – Рори засунул дар в карман. – Душегуб, конечно, но… покажи мне хоть одного святого в этом городе, и я брошусь с висячего моста в самой высокой его точке от избытка чувств и восторга.
Глаза торговца сузились от злобы. Рори недаром прожил столько лет в кварталах бедноты и знал, что есть доброхоты с квадратными челюстями, которые охраняют таких лавочников, Рори давно прошел эту школу и не боялся, но на всякий случай предостерег:
– Не вздумай стукнуть защитничкам… я не из бюро, мне законы соблюдать ни к чему, в случае чего, я вытряхну тебя отсюда прямехонько в мусорный бак и сам присыплю сверху барахлом… никто не раскопает. Привет!
Инч вышел на улицу и сразу выбросил торговца из головы, солнце пригревало, дул ветерок, доносивший из чайна-тауна запах рыбы, креветок, жаренных в кунжутном масле, рисовой лапши и маринованных утиных лапок. Сразу после часовни начиналась маленькая Италия: из ростиччерий и тратторий тянуло другими, не менее волнующими запахами; старушки, болтающие на сицилийском диалекте, протягивали статуэтки святых, вывезенные из Неаполя, и лопотали не переставая.
Рори подумал было сунуть шоколад, выторгованный у перепуганного лавочника, мисс Николей, но прикинул, что будет выглядеть слишком игриво, без той уверенности в себе, от которой шаг до угрозы другому. Рори подозвал мальчишку с крупными завитками черных волос и влажными глазами на оливковом лице, мальчик с готовностью подошел. Рори положил руку ему на макушку:
– Чего у тебя такая грязная шея?
Мальчик пожал плечами. Рори протянул ему шоколадку:
– Возьми!
Мальчик ухватил плитку черными от грязи пальцами, задрал голову, пытаясь заглянуть в глаза Рори:
– Чего сделать?
– Да ничего.
Мальчик не поверил, он мялся, переступая с ноги на ногу, и не отходил от Рори.
– Знаешь, – сказал Инч, – одно-то дельце у меня к тебе есть.
Глаза мальчика погрустнели: так он и знал, неспроста же этот дядька отвалил ему сласти, мальчик уже привык, что без смысла ничего не делается, на всякий случай отступил на шаг, чтобы в случае чего дать стрекача, не расставаясь с шоколадкой, если поручение окажется слишком рискованным.
– Вот что, старина… – Рори мысленно был уже в доме мисс Николей и пытался представить, как она выглядит и как поведет себя, услышав предложение Инча. – Вымой шею, вот моя просьба, – Инч потрепал мальчика за вихры и двинулся по направлению к дому, где его ждали. Мальчик переглянулся со старухой, торгующей статуэтками, и покрутил пальцем у виска.
В доме мисс Николей четыре крыльца, скорее всего, четыре семьи; Ррри нажал кнопку переговорного устройства под медным крабом – именно так рекомендовала найти ее вход мисс Николей – и проговорил медленно, стараясь избавиться от тянущегося шлейфом из детства просторечного акцента:
– Что вам нужно?
Рори облегченно выдохнул: тот, кто собирается ударить, не тратит время на слова. Инициатива переходила к Рори, он решил не оборачиваться, руки непроизвольно скомкали салфетку, и только этот жест выдал напряжение Инча. Позади тишина, только слышно дыхание чужака, и даже кажется, что по затылку под волосами пробегает теплое дуновение.
Время сорвалось с крючка и сразу набрало свой обычный темп. Женщина с подносом увидела, как за стол Инча садится светловолосый человек с бородкой клинышком, худой, нервический, но вполне приличный и не имеющий выраженно враждебных намерений; прижав поднос к костистому боку, женщина засеменила к кухне.
Инч поднял глаза и увидел напротив Найджела Сэйерса, свет падал тому в лицо, волосы на висках, тонкие и завивающиеся, и жесткие в темную медь волосы бороды, казалось, не могли принадлежать одному человеку; профиль Сэйерса достаточно зловещий – мефистофельский: крючковатый нос и выдвинутый вперед подбородок, но Рори не пришло бы в голову такое сравнение, он подумал только, что многое знал о Сэйерсе, но не представлял, как звучит его речь, а голос Найджела оказался неожиданно низким, не вяжущимся с худобой и тонкими чертами лица.
– Что вам нужно? – повторил Сэйерс.
– Я ужинаю, – миролюбиво ответил Рори; тембр собственного голоса ему нравился, при габаритах Инча он имел право рокотать на самых низких нотах, не то что этот человек, будто вырезанный тонким резцом из слоновой кости.
– Не делайте вид, что не знаете меня. – Усталость и разочарование сквозили в каждом жесте Сэйерса, в каждом движении, усталостью полнились не только, глаза, но даже коло, вяло опущенные углы губ, съежившиеся веки, иссеченные морщинами, – все свидетельствовало о стойком недуге, о нервах, долго натянутых до предела.
– Я и не делаю вид… Найджел Сэйерс… – Рори окончательно пришел в себя, скользнул взглядом по тени трубача на голубоватом плакате и, как признак полнейшего владения собой, отметил, что ему снова хочется есть.
– Кто вы? – Сэйерс впился двумя пальцами в кон чик бороды, напоминающий хорошо промытую, высушенную колонковую кисточку.
– Неважно, – Рори заглянул в усталые глаза. – Смит, если вам угодно… или Джонс… или…
Сэйерс прервал протестующим жестом:
– Вас прислал Сидней?
– Впервые слышу, – Рори не лгал.
Сэйерс оглянулся – вошла пара подростков, пробравшись по узкому проходу меж столов, уселась в дальнем конце зала. Найджел припомнил этого толстяка и его машину – алый «бронко», заглохший прямо под окнами дома Сэйерса. «Ну и клешни у этого парня – будто отлиты из бронзы, лапищи!» Тонкая кисть самого Сэйерса лежала на скатерти, почти касаясь кулака детины, и от этой близости казалась еще более беззащитной, кричаще детской.
Инч разглядывал Сэйерса не таясь, в упор: Рори-то чего стесняться? Такие мальчики, как Сэйерс, жили вдалеке от загаженных кварталов; такие мальчики видели женщин вроде Джипси Гэммл только по телевизору, да и то думали: этих девиц, чтобы пощекотать нервы зрителям, выдумали продюсеры; такие мальчики проживали совсем другую жизнь, и Рори не винил их, не ненавидел и не симпатизировал, они были безразличны ему, как безразличны жители дальних стран, которых никогда не увидишь!
– Что вам поручил Сидней? – Сэйерс оттащил руку от кулака Инча, именно оттащил, будто рука и не принадлежала Найджелу.
– Бросьте! – Рори пожал плечами. – Не знаю ни какого Сиднея… здесь мясо отменное, вот что я вам скажу.
«Прикидывается идиотом, – Сэйерс откинулся на спинку стула, – не худшая тактика, да и я хорош – вцепился в детину, как несмышленыш в сласти, ясно, что тот не признается… Сидней – не Сидней… может, Сидней действует через подставных лиц?»
– Вы следите за мной?
Рори кивнул.
– Зачем? – Сэйерс понимал, как наивно, если не глупо звучит его вопрос.
– Так надо. – Рори щелкнул пальцами, подзывая женщину с подносом, вынырнувшую из подсобных помещений. – Мясо будете? – И, не дожидаясь ответа Сэйерса, бросил: – Принесите две порции… и соуса…
Сэйерсу показалось, что над ним издеваются.
– Вы с ума сошли! Какое к чертям мясо?!
– А что такого? – удивился Рори. – За свое мясо заплатите сами, всех дел-то.
Сэйерс ковырнул мясо и никак не мог ответить себе, зачем выследил Рори и пришел сюда: хотел же задать громиле какие-то вопросы, что-то прояснить, нащупать…
– А если я вызову полицию?
Вместо ответа Рори обильно полил мясо соусом, время от времени макая в соусницу куски хлеба.
– Полицию! Полицию! Вы меня понимаете? – злоба захлестнула Сэйерса при виде этих мерно пережевывающих челюстей.
Инч отложил вилку, нож, сцепил пальцы в корзиночку, упер подбородок в мощные суставы:
– Вызовете полицию?.. Это интересно. И что же скажете?.. Что я ужинаю? Или что? Поясните.
Сэйерс устало улыбнулся. Глупо все безмерно, но и его можно понять, с его прошлым любой бы задергался, убедившись в слежке.
– Кто вас прислал?
– Какая разница?
«Он прав. – Найджел попробовал так же, как человек напротив, обмакнуть хлеб в соус. – И правда вкусно. Он прав, какая разница, кто прислал?»
– Вы хотите убить меня? – Сэйерс проговорил это спокойно, с въедливостью, которая, как он надеялся, досадит громиле.
– Бросьте, – Рори умял еще кусок мяса, – все помешались на убиениях. Это вот я сейчас позвоню в полицию скажу, что какой-то псих без разрешения плюхнулся за мой стол и несет околесицу. Вы же уселись за мой стол… я вас не звал, вон та подтвердит, – Рори кивнул на женщину с подносом, – вот вас-то и заберут.
Сэйерс не мог не согласиться: все верно, на всякий случай спросил:
– И что же дальше вы намерены делать?
– Ничего.
– Будете следить за мной?
– Не знаю.
– А кто знает?
– Не знаю, – Рори вытер тарелку хлебным мякишем, смачно прожевал и только тогда продолжил: – Да отвяжитесь вы от меня!
Сэйерс не хотел говорить, но не сдержался:
– Я не мальчик и смогу постоять за себя.
– Рад за вас, – кивнул Рори, сожалея, что еще одна порция не полезет. И еще Рори подумал о Сандре и о том, как редко выпадает счастье возвращаться в дом, где тебя ждут…
Сэйерс исподлобья изучал Рори Инча: «Наверное, такой может придушить голыми руками без труда, безо всякой подушки или петли, просто сломает шейные позвонки, и делу конец. Неужели рядом с таким есть женщина? Неужели она не понимает, что ей досталось животное, грубое и жестокое? А может, как раз это ее и устраивает более всего? Женщины любят, когда партнер надежен, крепок, и готовы поступиться многим ради этого… Почему костолом не уходит? Ждет, чтобы первым покинул кабак я? Или прикидывает, что мне сказать? Или ему вообще на меня плевать, он и думать забыл обо мне… Даст же бог такую рыжую проволоку вместо волос и щеки, будто надутые изнутри, а на руки лучше не смотреть».
Подошла женщина с подносом. Руки мужчины потянулись к бумажнику.
– Я плачу, – решительно заявил Сэйерс, и по его тону Рори сразу смекнул, что Сэйерс достиг успеха не случайно, и денежные дела его идут отменно тоже не случайно, и то, что Сэйерс минуту назад казался растерянным мальчиком из богатого предместья, – мимолетная слабость, а может, и продуманная тактика; Сэйерс – человек жесткий, как и Рори, только жесткость Инча одной природы, а Сэйерса – совсем другой, вроде как марки стали с разными добавками, но сталь остается сталью, ее никогда не перепутаешь с оловом.
Вышли вместе: небо над головой черно, и звезды рассыпаны повсюду с неравномерной густотой, из леса накатывают волны пропахшего хвоей воздуха, и кажется, мир пуст…
Рори, не оборачиваясь, направился к машине, Сэйерс стоял на бетонированной площадке, задрав, голову к небу, и думал, что с появлением толстяка в его жизни, похоже, началась последняя глава.
* * *
Сандре Петере нравилась квартира Рори: как раз то, что надо для двоих. Дня три назад Рори предложил Сандре уйти с работы – слишком тяжела и жрет прорву времени, рассказал о своих планах.Такого Сандра не ожидала услышать. Кто бы мог подумать, что Рори Инч способен на изощренность.
Сандра сидела в кресле, подобрав ноги, и смотрела телевизор: в кадре президент, первая леди и… на руках первой леди первая собака страны. Смешно. Светлые волосы Сандры, пушистые и легкие, казалось, парили над красивым лицом. Сандра легко поднялась, как раз тогда, когда ключ Рори заворочался в замке. Дверь в стальной раме на штырях, утопленных в косяке, раскрылась, Рори увидел, как мисс Петере босая бежит по коридору, она повисла у него на шее, и Рори терпеливо ждал, когда разожмутся руки, расцепятся пальцы под его волосами. Инч устал, быстро поужинали, перебросились ничего не значащими словами, и только засыпая – первым, что случалось с Рори не часто, – он успел услышать: «Покойной ночи» – и ощутил на ухе влажные губы Сандры.
* * *
Сэйерс приехал домой к полуночи, у соседки напротив горел свет, и Найджелу показалось, что он заметил тень старухи за портьерой. Толстяк мог закупить старуху или просто попросить доглядеть за Сэйерсом: миссис Бофи, скорее всего, с ума сходит от скуки. Найджел долго не уходил от машины, но портьера ни разу не дрогнула.Сэйерс знал, что предстоит бессонная ночь. Дом встретил хозяина гулкой пустотой, свет полился из-за деревянных панелей, стоило Сэйерсу переступить порог; дочь с фотопортрета смотрела на отца. Сэйерс направился к телефону, нажал кнопку памяти и номер, с которого звонил лечащий врач дочери. Скрипучий голос врача, говорившего часа четыре назад, ожил: «Вашей дочери хуже. Делаем все возможное» – и еще что-то: обычные уверения, ненужные утешения, присказки об искрах надежды на хороший исход, примеры других больных, у которых не было шансов и вдруг…
Сэйерс выключил телефон. В зубах застряли волокна мяса, которым его попытался угостить громила. Сэйерс вошел в ванную, вынул зубочистку, прополоскал рот. Из зеркала, утонувшего в лепнине, смотрел исхудавший человек с кожей серого оттенка. Может ли он помочь дочери? Если ее не станет, жизнь Сэйерса потеряет смысл, Найджел, не раздеваясь, улегся на кровать, закрыл глаза и увидел Эвелин, он часто беседовал с ней по ночам, обсуждая свою жизнь и рассказывая, каково ему приходится без нее.
Найджел видел Эвелин такой же, как в первый раз: лицо, волосы, походка, но непременно одетую в лиловые одеяния, ниспадающие мягкими складками к ногам, как у латинянок.
Эвелин слушала внимательно, не перебивала, она вообще умела слушать. Солнце плясало на шелковой ткани. Сэйерс не утаил, что дочери хуже. Эвелин печально улыбнулась, как бы говоря: видишь, и после моей смерти мы находим возможность встречаться.
Сэйерс резко поднялся, отер ладонью взмокший лоб: конечно, он нормален, но если бы кто-нибудь услышал, как он разговаривает с Эвелин? Если бы все знали о том, что вытворяют другие наедине с собой, создалось бы впечатление, что кругом одни сумасшедшие.
Когда Сэйерс вновь улегся на кровать, Эвелин уже ушла, но остров остался: Найджел бродил по его гористому центру, скрывался в лесах, шел вдоль вод, искрящихся радужно и ослепляюще, и всегда старался оказаться спиной к ящикам с вирусами. Найджел вышагивал по острову так, будто об урагане еще не подозревал, но все же неведомо откуда знал, что опасность, затаившаяся в пробирках, опасность, упакованная в тонкие стеклянные стенки, обязательно вырвется наружу: похоже на то, как каждый из живущих не допускает собственной смерти, о которой наслышан с детства, и в то же время уверен, что гибель неизбежна. Это было двойное видение будущего: оно и произошло и не произошло.
Боже, как давно это было! 1964 год… Тихоокеанский проект совсем крошка, ему едва перевалило за два года. 1964-й! Безумно давно, еще жива Эвелин, еще не родилась дочь, еще Сэйерс совсем молод и Сидней безмятежно прыгает, покрыв голову панамой, еще не обрушился на остров ураган, еще целы все пробирки, и только птицы в клетках, если заглянуть им в глаза, тоскуют. Может, птицы уже знают о беде, пока неведомой человеку? Может, они за полгода знают об урагане, как кошки и другая живность, начиная метаться перед землетрясением, знают, что земля вскоре разверзнется?
В апреле шестьдесят четвертого научным сотрудникам Гринтаунского института сказали, что им нужно сделать серию прививок, некоторым прививки делали в бактериологическом центре. Содержание пробирок на острове и пробирок в центре было идентичным. В служебной записке, составленной в апреле шестьдесят четвертого и озаглавленной на удивление кратко – «Прививки. Секретная информация», сотрудник института Чарлз Элай писал: «Решено как можно скорее сделать прививки всем, кто занят в проекте, без отзыва людей из экспедиции. Особенно следует позаботиться о мерах секретности, чтобы не привлекать к этому внимания. Как указал мне компетентный человек, работающий на правительство (может быть, Сидней?), запрещено обсуждать подробности по телефону».
Сэйерс привык, что Сидней есть Сидней. Чарлз Элай никогда не встречался с Сэйерсом, а Сиднея знал только в лицо, не догадываясь о его подлинном имени. Впрочем, подлинного имени Сиднея не знал и Сэйерс.
Однако Сидней остался доволен Элаем, уделявшим большое внимание скрытности операции: «После недавнего совещания в столице, посвященного вопросам безопасности, военные объявили некоторые аспекты нашей программы секретными, поэтому становится важным, чтобы наши люди проявили еще большую осторожность при обсуждении проекта с посторонними. Никто не хочет, чтобы в результате праздной беседы его обвинили в нарушении мер безопасности». Большинство лиц работали над узкой проблемой и ориентировались только на своем участке. Представить масштаб исследований мог далеко не каждый, но человек, который снял копии с семнадцати квадратных футов секретных документов, знал все и мог нанести ущерб неизмеримо больший, чем неосторожные болтуны или любители говорильни по телефону.
* * *
Утром машина Рори Инча не завелась. «Бронко-П» стоял бездыханным, и после того, как Рори залез под капот и неуверенно тронул две-три клеммы, назначение которых ему было смутно известно, мотор не ожил. Как раз сегодня Рори задумал начать осуществление своего плана. Вторую машину Рори отогнал еще неделю назад на профилактику, и потому Инч и Сандра шагали сейчас к метро. Инч припомнил, что уже много лет не опускался под землю, и чернеющий поодаль невзрачный вход, скорее лаз, казался зевом преисподни; лица людей, входящих и выходящих из метро, не внушали радости.Инч семенил по частым ступеням и, с каждым шагом опускаясь ниже и ниже, ощущал, что труднее дышится; на ступенях громоздились обрывки газет, скомканные пластиковые пакеты, цветные карточки тотализаторов. За мутными, грязными стеклами седоголовое нечесаное существо с серьгами, почти касающимися плеч, продавало входные жетоны. Сандра наскребла мелочь на два жетона по девяносто центов. Рори застыл рядом, неприязненно прикидывая, какая же грязь ожидает их на платформе. Инч не ошибся: на путях, меж тускло поблескивающих рельсов, валялись пивные банки, бумажные тарелки и такие же смятые стаканы, обломок теннисной ракетки, обод баскетбольной корзины с обрывками сетки, две половины мужского ботинка, рассеченного как раз посередине.
Рори и Сандра ехали в разные стороны. Рори хотел посоветовать Сандре выбрать один из двух головных вагонов – обычно в них челночат полицейские, но подумал, что Сандра годами пользовалась метро и знает все не хуже его.
Из конца в конец платформы, лениво поглядывая по сторонам, шествовали двое полицейских – коротышка белый и дюжий негр; казалось, коротышка пристегнут к наручникам на поясе, к рации, к запасной обойме и дубинке, а не наоборот; у верзилы-негра выпала записная книжка, он пригнулся и ловко подхватил ее длиннющей рукой.
В ожидании поезда Рори разглядывал плакаты на выщербленной, в подтеках стене: «Удешевляйте смерть! Нептун сосайети. Самая крупная похоронная фирма к вашим услугам! Обряды! Кремация! Транспорт! Бесплатный проспект по требованию!»
Полицейские остановились рядом, и коротышка медленно, будто процеживая тушу Рори сквозь зрачки, начал оглядывать Инча. Рори с детства знал, как вести себя с быками, он дружелюбно улыбнулся и прижал Сандру к себе. Если его обыщут, то непременно потащат в участок, и, хотя на Беретту у Рори есть разрешение, возни не оберешься. Коротышка протянул руку к Рори, наблюдая за реакцией. Инч – само спокойствие – также улыбался, хотя чувствовал, как дрожит Сандра. По-лицейский-кегр нехорошо посмотрел на Сандру, и руки Рори невольно напряглись,
Сандра сорвалась:
– Что надо?
Негр посмотрел на нее с отсутствующим выражением, чуть приправленным удивлением, будто на его глазах заговорил неодушевленный предмет, коротышка потянулся к дубинке, и Рори успел подумать, что, дойди до драки, он пошвыряет обоих прямо на пути, тут же выскочит поезд, кругом десятки свидетелей, и тогда жизнь его превратится в досиживание за тюремной решеткой. Рори сжал локоть Сандры – молчи! Негр тяжело посмотрел на Инча, потом на напарника, перевел взгляд на плакат и напевно, с издевкой прогнусавил: «Удешевляйте стоимость смерти!»
Когда быки удалились, Рори чертыхнулся:
– Это утром они такие смелые, а вечерами трясутся, как паршивые трусы, их только и волнует, чтобы сзади кто не треснул по башке.
Из туннеля выполз поезд Сандры, Рори с облегчением отметил, что она вошла в последнюю дверь головного вагона, и побрел на противоположную сторону платформы. Надо поскорее раскачать «бронко», не дело плутать под землей. Рори вспотел, пока отирал лоб и шею, пропустил поезд и сел только в следующий.
Инч собирался посетить Мелани Николей. У Мелани общее прошлое с Найджелом Сэйерсом, Мелани делала ставку на Сэйерса – они прожили два года – и просчиталась, такие, как Мелани, прощать не умели, к тому же Инч знал, что деньги у мисс Николей водятся в избытке. Рори позвонил ей вчера и, не представляясь, сказал, что, если ей интересно жареное из жизни Найджела Сэйерса, он мог бы предложить свои услуги. Мисс Николей раздумывала недолго, согласилась, даже не спросив, кто дал Рори ее телефон и кто он такой. Беспечность многих всегда поражала Инча, но, сколько ни поражайся, число таких людей не убывает.
Рори вылез на поверхность как из ада, озлобленно поддал пустую банку, с грохотом покатившуюся вниз, и зашагал по направлению к дому мисс Николей, дав себе слово обратно вернуться на такси.
Что он ей скажет? Будет ходить вокруг да около или сразу предложит то, ради чего пришел.
Рори остановился напротив табачной лавки, захотел купить шоколад, чтобы отбить неприятный привкус во рту. Давным-давно, еще во времена, когда Джипси Гэммл посылала Рори замаливать ее грехи, он обожал часами торчать у витрин табачных лавок, рассматривая сокровища, разложенные в них; в воображении ребенка это была чудная, изобильная страна необыкновенных вещиц, ярких оберток, возможностей и всего того, от чего у любого мальчишки их квартала захватывало дух.
Сейчас лавочник смотрел сквозь витрину на тучного, прилично одетого мужчину с рыжими волосами, замершего со стороны улицы. Лавочник не волновался: Рори смотрелся слишком внушительно, чтобы подозревать его в недобрых намерениях по отношению к скромной лавке.
Рори скользнул взглядом по приспособлениям, предназначенным потребителям наркотиков: резиновые трубки и трубочки, жгуты, нагреватели для опиума, аптекарские весы, шприцы для подкожных инъекций, лактоза, которую подмешивают к кокаину, часто продавались в таких лавчонках. Упаси боже, сами наркотики! Что касается остального, тут каждый торговец в своем праве, никто не притянет. Закон запрещает продажу наркотиков, но… не сопутствующих товаров. Рори уперся взглядом в самодельный плакатик: «Не спрашивай наркотики! Их здесь нет!» Лавочник перехватил взгляд Инча и погрустнел. Рори сразу понял причины: или надеялся, что это клиент, которому можно сбыть пару пакетиков, или, того хуже, смиряясь с потерей клиента – Рори никак не походил на наркота, – хозяин подумал: «Не агент ли бюро это?» Рори по бегающим глазкам торгаша определил: «Сбывает дурь, но с опаской», – толкнул дверь, вошел, ткнул в шоколадку. Торговец с готовностью протянул плитку, Рори качнул никелированную чашку аптечных весов:
– Чем богат?
Торговец сделал вид, что не понял.
– Стесняешься? – Рори расплылся. – Порошка не держишь?
Торговец изобразил напускное негодование. Инч тут же развернул шоколадку, отломил половину, запихнул в рот, вторую половину тщательно завернул в фольгу и сунул в карман: он не спешил уходить вовсе не потому, что хотел попугать шалеющего от страха лопоухого типа по ту сторону прилавка, вовсе нет, Рори, пережевывая шоколад, прикидывал, как пройдет встреча с мисс Николей и между делом отпускал реплики:
– Подмешиваешь безбожно?
– О чем вы? – торговец попытался отступить в тень.
– Подмешиваешь… подмешиваешь… я же вижу. У меня на улице фургон, а в нем собачка, чует порошок через дорогу. Хочешь, приведу собачку сюда? – Рори измывался над торговцем, зная, что тот спровадил немало людей на дно, Инч ненавидел его и ему подобных, Джипси Гэммл тоже не без их участия сошла в могилу.
Торговец непроизвольно прянул к прилавку, стараясь через витрину оглядеть улицу и разобраться, блефует ли покупатель насчет фургона или говорит правду. По лицу торговца разлилась бледность, губы задрожали. Рори обернулся, едва не покатился со смеху, – в двух шагах от входа в лавку у бровки тротуара синел тупорылый фургон.
– Ну и как? – Рори победно оглядел торговца, передразнил: – Не спрашивай наркотики! Здесь их нет!
– Я заплачу… – торговец зыркнул на номер фургона и полез под прилавок.
– Дача взятки должностному лицу при исполнении? Рисковый парень… – Рори рассмеялся.
Торговец пошел пятнами. Рори не раз переживал в юные годы такое – страх корежит человека, переворачивая нутро вверх дном. Лавочник перешел на сдавленный шепот:
– Чего ты хочешь? Чего… я… в общем… я готов… ты скажи… и… – Он замолчал и, как человек, окончательно загнанный в угол, уже с оттенком угрозы взмолился: – Чего ты хочешь?
– Да ничего… Вот взъелся. – Рори ухватил пиджак за лацканы и потянул их навстречу друг другу, будто сомневался, хорошо ли сидит пиджак. – Дай шоколадку бесплатно! Только не из дешевых.
Торговец соображал натужно, сразу не поняв, чего добивается рыжеволосый увалень.
– И все? – изумление вытеснило страх.
– И все. Ты же неплохой в общем человек… – Рори засунул дар в карман. – Душегуб, конечно, но… покажи мне хоть одного святого в этом городе, и я брошусь с висячего моста в самой высокой его точке от избытка чувств и восторга.
Глаза торговца сузились от злобы. Рори недаром прожил столько лет в кварталах бедноты и знал, что есть доброхоты с квадратными челюстями, которые охраняют таких лавочников, Рори давно прошел эту школу и не боялся, но на всякий случай предостерег:
– Не вздумай стукнуть защитничкам… я не из бюро, мне законы соблюдать ни к чему, в случае чего, я вытряхну тебя отсюда прямехонько в мусорный бак и сам присыплю сверху барахлом… никто не раскопает. Привет!
Инч вышел на улицу и сразу выбросил торговца из головы, солнце пригревало, дул ветерок, доносивший из чайна-тауна запах рыбы, креветок, жаренных в кунжутном масле, рисовой лапши и маринованных утиных лапок. Сразу после часовни начиналась маленькая Италия: из ростиччерий и тратторий тянуло другими, не менее волнующими запахами; старушки, болтающие на сицилийском диалекте, протягивали статуэтки святых, вывезенные из Неаполя, и лопотали не переставая.
Рори подумал было сунуть шоколад, выторгованный у перепуганного лавочника, мисс Николей, но прикинул, что будет выглядеть слишком игриво, без той уверенности в себе, от которой шаг до угрозы другому. Рори подозвал мальчишку с крупными завитками черных волос и влажными глазами на оливковом лице, мальчик с готовностью подошел. Рори положил руку ему на макушку:
– Чего у тебя такая грязная шея?
Мальчик пожал плечами. Рори протянул ему шоколадку:
– Возьми!
Мальчик ухватил плитку черными от грязи пальцами, задрал голову, пытаясь заглянуть в глаза Рори:
– Чего сделать?
– Да ничего.
Мальчик не поверил, он мялся, переступая с ноги на ногу, и не отходил от Рори.
– Знаешь, – сказал Инч, – одно-то дельце у меня к тебе есть.
Глаза мальчика погрустнели: так он и знал, неспроста же этот дядька отвалил ему сласти, мальчик уже привык, что без смысла ничего не делается, на всякий случай отступил на шаг, чтобы в случае чего дать стрекача, не расставаясь с шоколадкой, если поручение окажется слишком рискованным.
– Вот что, старина… – Рори мысленно был уже в доме мисс Николей и пытался представить, как она выглядит и как поведет себя, услышав предложение Инча. – Вымой шею, вот моя просьба, – Инч потрепал мальчика за вихры и двинулся по направлению к дому, где его ждали. Мальчик переглянулся со старухой, торгующей статуэтками, и покрутил пальцем у виска.
В доме мисс Николей четыре крыльца, скорее всего, четыре семьи; Ррри нажал кнопку переговорного устройства под медным крабом – именно так рекомендовала найти ее вход мисс Николей – и проговорил медленно, стараясь избавиться от тянущегося шлейфом из детства просторечного акцента: