Чейни Дэвид. Путь меча

   Чикара выдвинулся благодаря тому, что он настиг и казнил принца Мочихито; теперь из героя, ожидающего награды, он превратился в обыкновенного безземельного члена Совета.
 
   В восемнадцатый день первого месяца, следующий после голосования о Миидере, заседание Совета закончилось рано, так что советники имели возможность присутствовать на соревновании по стрельбе из лука, которым отмечался официальный конец новогодних празднеств.
   Это событие происходило ежегодно во дворике напротив длинного павильона в Девятивратном граде. Красные стенные панели Императорского павильона были отделаны черными и золотыми украшениями. Вдоль здания шла веранда шириной в шесть футов, по краю которой шли покрытые черным лаком перила, вели на нее десять широких ступеней. Император сидел за специальной ширмой в обогреваемом пространстве над лестницей; сверху золоченые карнизы, вырезанные в виде звериных голов, защищали веранду от снега. Жаровни обогревали павильон внутри и давали достаточно тепла, чтобы на открытых частях веранды тепло одетые зрители не страдали от холода. Советники пятого разряда и выше присутствовали там с женами, младшими женами и любовницами. Из сановников двора отсутствовал только князь Чикара. Он был рассержен и раздосадован своим поражением и не хотел дать своим противникам возможности злорадствовать в его присутствии по поводу его неудачи. Соревнование происходило между командами, представлявшими Внутреннюю и Наружную охрану дворца. Будучи командиром Внутренней охраны дворца, Кагасуке не мог не присутствовать. Отсутствие означало бы неявку на состязание с Наружной охраной, а такая неявка повлекла бы недопустимую потерю престижа.
   Согласно традиции, каждый командир должен был отобрать четырех человек из своих подчиненных в спортивную команду. Кагасуке, скрывая злость под маской равнодушия, быстро сделал выбор.
   Полоса шириной в десять футов была очищена от снега на протяжении шестидесяти ярдов, и в одном конце ее были поставлены ярко разукрашенные мишени.
   Воины охраны были одеты в броню самых ярких цветов: Наружная охрана — в светло-зеленом с белым галуном, Внутренняя охрана — в фиолетовом с черным кожаным галуном. У каждого был колчан со стрелами того же цвета, что его одеяние.
   Император дал знак начинать состязание. Тянули жребий, и Внутренняя охрана под командой Кагасуке вытянула право стрелять первыми. Йоши, находившийся с несколькими советниками Минамото на одном из концов веранды, заметил, что все участники состязания были прекрасными стрелками из лука. Каждый из них стрелял из лука размером не менее пятнадцати ладоней, и каждый, натягивая тетиву и пуская стрелу, дышал легко, только небольшое облачко пара появлялось в холодном воздухе. Счет колебался, команды стреляли по очереди. Йоши показалось забавным, что многие придворные дамы, выражавшие глубокое презрение к этим грубым воинственным зрелищам, все же подглядывали сквозь ставни и выкрикивали поощряющие слова участникам состязания.
   Наружная охрана была немного впереди, когда оба командира приготовили свои стрелы в конце состязания. Кагасуке выстрелил первым; казалось, без всякого напряжения он стрелял из лука в семнадцать ладоней. Его плечи и руки выглядели огромными в ярких латах. Тетива прижалась к его щеке, застыла миг и была отпущена. Стрела, как бы по своей воле, полетела к самому центру мишени; она вздрагивала в холодном воздухе. Кагасуке улыбнулся и опустил лук.
   Хотя Йоши терпеть не мог Кагасуке, он один из первых приветствовал его. Это был великолепный выстрел, лучший результат был почти невозможен.
   Другой командир натянул тетиву со спокойным, сосредоточенным лицом. Кагасуке, уверенный в победе, уже поднимался по ступеням, направляясь к празднованию победы, которое предлагалось в павильоне позади ширмы императора.
   Стрела вылетела из лука.
   Присутствующие ахнули от изумления, когда стрела вонзилась точно в цель, вытолкнув стрелу Кагасуке прочь.
   Раздались громкие аплодисменты. Кагасуке застыл на ступенях. Шея у него покраснела, когда он понял, что произошло. Он повернулся и посмотрел на стрелу соперника, глубоко сидевшую в самом центре мишени. У него вырвали из рук победу. Он свирепо воззрился на бешено аплодирующих зрителей. Прямо перед ним был новый представитель, Тадамори Йоши, аплодировавший сильнее всех. Но Кагасуке хорошо выстрелил. Он заслужил награды и призы, полагавшиеся победителю. Этот выскочка на веранде имел какое-то отношение к его неудаче. Смысла в этом предположении не было, но он знал, что это верно. Чикара назвал Йоши злым духом, проклятием. В этот момент Кагасуке решил, что, независимо от того, что говорили Кийомори и Чикара, он добьется удовлетворения.

ГЛАВА 58

   После состязания Йоши отправился в павильон среди разноцветной толпы гостей. Он впервые окунулся в жизнь двора после приезда в столицу неделей ранее. Он был так занят формальностями, связанными с его постом, что за пределами Совета не виделся ни с кем, за исключением Хироми. Здесь он был окружен гостями в расшитых китайских куртках, элегантных костюмах для верховой езды, нарядно раскрашенных плащах и верхней одежде синего, алого и зеленого цвета. Рядом с яркими одеждами мужчин платья дам отличала более мягкая гамма: светло-зеленого, персикового, цвета сливы и чайной розы.
   Йоши давно забыл, что представляли собой приемы при дворе: изобилие и небрежное растрачивание богатства. Император заготовил лакомства из самых отдаленных областей Японии, Кореи и Китая для услаждения вкуса. Для слуха — хорошо подобранные ансамбли исполнителей музыки на флейтах, барабанах, лютнях и цитрах. Для зрения — танцовщиц из Кореи и Индии, акробатов из Китая. Обильно текло сакэ, и гости смеялись и теснились, переходя от одного роскошного увеселения к другому. И Йоши бродил от одной группы к другой… От пяти музыкантов, игравших трогательное переложение песни «Был ли такой день?», к индийским танцовщицам, аккомпанировавшим себе надетыми на пальцы пластинками…
   Время шло, гости постарше разошлись, и веселье стало свободнее: молодые люди просили музыкантов дать им инструменты и пели для компаний своих друзей; другие состязались в импровизированных танцах. В какой-то момент растерявшегося Йоши затащили в группу занимавшихся чтением стихов, где его легко победили другие участники.
   С наступлением вечера были зажжены огни и фонари на веранде и во дворе. Воздух согрелся, и тепло одетые гости могли гулять по двору, очищенному от снега, и любоваться луной.
   Йоши собирался уходить, но в это время у входа произошло какое-то волнение: старая императрица Кен-Шун-мон-ин прибыла со своими фрейлинами. В свете огней разноцветные костюмы замелькали вокруг прибывших, гости старались занять места поближе к императрице.
   Йоши был недалеко от входа, когда проходила свита. Он увидел среди фрейлин императрицы Нами. Нами! У него сделалось сухо во рту и забилось сердце. Он пытался поймать ее взгляд, но это не удалась. Она исчезла в середине группы, не подав знака, заметила ли она его.
   Он не мог уйти. Ему было необходимо поговорить с ней, дать ей знать, что он близко.
   Императрица пошла к Го-Ширакаве в его комнату, отделенную от остального пространства павильона подвижными ширмами, и все потянулись в этом направлении.
   За ширмами император устроил особый прием для команд лучников Внутренней и Наружной охраны. В конце приема предстояло публично приветствовать победителей. А до этого Го-Ширакава угощал их особой едой и винами. Семеро участников состязания прекрасно чувствовали себя, купаясь в лучах внимания к ним императора. Восьмой человек, Кагасуке, пил, не переставая. Его лицо было покрыто красными пятнами, его толстые губы расплылись от действия сакэ.
   Когда Нами вошла с Кен-Шун-мон-ин, Кагасуке поздоровался угрюмым кивком. Веселая улыбка невестки только ухудшила его настроение. Почему она здесь без мужа? И, кстати, о Чикаре… почему он покинул родного брата, когда была необходима поддержка? Нет, это несправедливо. Кагасуке знал, почему Чикара не пришел на празднество. Жаль, что он сам не мог отсутствовать тоже. Он нахмурился по-пьяному… Нами не должна была приходить без мужа, даже если императрица пожелала, чтобы она присутствовала. Ей надо было сказать, что она нездорова. Что происходило с основами общества? Разве жена не должна уважать мужа?
   Было поздно. Го-Ширакава приказал убрать ширмы и велел командам лучников встать перед собравшимися для двух тостов: один за победу, другой за проигрыш. Кагасуке, полупьяный, встал, шатаясь, и постарался стоять перед императором прямо. Это не получалось. Он пошатнулся и упал бы, если бы его помощник не схватил его за локоть. Он нечетко видел окружающее. Он заметил, однако, что перед его платья намок от пролитого вина, и покраснел от замешательства.
   Присутствующие столпились близ участников состязания. Они аплодировали стройному и красивому командиру Наружной охраны и посмеивались, закрываясь веерами, когда Кагасуке отхлебнул горькое вино поражения. Кагасуке почувствовал горький вкус желчи, смешанный с ароматом вина; это был тяжелый момент. Он рыгнул, и к его ужасу вино струйкой потекло у него изо рта помимо его воли. Он постарался остановить его, и в этот момент увидел, как его невестка кому-то в толпе улыбнулась сияющей улыбкой. Ее губы сложились в слова: «Приходи повидаться, когда сможешь», — и обозначили воздушный поцелуй.
   Налитыми кровью глазами Кагасуке искал того, кому это было адресовано. Тадамори Йоши, вечный преследователь! Неужели возможно, что Нами и Йоши — любовники? Это ее выражение лица! Это — не сдержанные родственные отношения! С ужасающей достоверностью он знал, что перехватил любовный сигнал, посланный в общественном месте. Кто еще видел его?
   Он не сможет сказать брату об этом вероломстве. Ему придется одному принять меры для спасения чести семьи. После состязания в стрельбе из лука он решил уничтожить Йоши ради самого себя. Теперь это был вопрос семейной чести. Йоши должен умереть, а после его смерти Кагасуке позаботится о том, чтобы его невестка понесла наказание.
 
   Йоши понял беззвучное послание Нами. Но не догадывался, что его понял и Кагасуке. Он был рад, что Нами хорошо выглядела и занимала важное положение в свите императрицы. Он знал также, что, пока она в окружении императрицы, подойти к ней нельзя. Тем не менее он был обрадован. При первой возможности он пошлет ей письмо и договориться о встрече.
   Пора уже было уходить. Йоши надел свой плащ и вышел на веранду. Был приятный вечер, совсем не холодный. Жаровни и фонари добавляли свой свет к сиянию зимней луны. Он вдохнул воздух, наполненный ароматом благовоний, и выдохнул облачко пара.
   — Вот еще один достойный конкурент, — произнес веселый голос.
   — Держу пари, это новый талант, — сказал другой.
   Йоши стоял наверху лестницы, в центре группы придворных и дам, которые настаивали, чтобы он принял участие в их состязании в сочинении стихов. Призрачные белые напудренные лица с зачерненными зубами кивали ему в тени карнизов; придворные неумеренно смеялись собственным шуткам и замахали веерами, когда Йоши попробовал отказаться.
   — Не уйдете, пока не скажете стишок, — сказал зачинщик нетвердо.
   Йоши улыбнулся, ему было смешно… ну… они же все были совсем пьяны. Он наморщил лоб, делая вид, что серьезно обдумывает. Если за то, чтобы уйти, он должен заплатить стихами, ну что же, он охотно заплатит. Придворные посмеивались в веселом ожидании.
   — Это будет прелестно, — сказала бледная дама, — я чувствую, что так будет.
   Никто не заметил, что на веранду вышел Кагасуке и решительно зашагал по темной стороне. Расстояние было невелико, и Кагасуке прошел сквозь группу придворных, как будто их вообще не было. Йоши был готов прочесть стихи, а в следующий миг он чуть не потерял равновесие на лестнице и схватился за перила, чтобы не скатиться вниз на снег.
   — Неуклюжий, калека несчастный, — проревел Кагасуке, — учись убираться с дороги перед теми, кто выше тебя.
   Йоши удалось встать на ноги. Придворные и дамы испуганно замерли, пока он почистил платье и спокойно прочел стихи, посвященные данному случаю.

 
Есть мохнатые звери,
Прячущиеся в самых густых потемках.
Благодаря закрытым ртам, они прячут
Зловещий свет, отражающийся
От их острых зубов.
 

   Кто-то нервно засмеялся. Кто-то еще поаплодировал, и вся группа уже болтала, как будто ничего не случилось.
   Отвергнутый, гигант Кагасуке стоял отдельно от группы.
   — Может быть, я не умею читать стихи, — прорычал он, — но я мужчина, и мне не надо прятаться за женскими платьями.
   Йоши медленно поднял голову и посмотрел на Кагасуке с грустью и сожалением. Придворные дамы внезапно замолчали. По знаку, который Йоши дал рукой, они отступили, оставив пустое пространство между двумя мужчинами.
   — Кагасуке, — спокойно сказал Йоши. — Ты не понимаешь, что ты делаешь. У тебя разум помутился от вина и от неудачи в сегодняшнем состязании. Самым разумным было бы извиниться и уйти, пока это возможно.
   У зрителей перехватило дыхание, когда Кагасуке впал в неуемную ярость, так что вены на его шее разбухли. Взревев, он три раза тяжело шагнул к Йоши и занес мясистый кулак над его головой, Почти небрежно Йоши присел, скользнул за спину Кагасуке и как будто совсем слегка толкнул его. Этот прием был рассчитан на то, чтобы использовать инерцию размахнувшейся руки Кагасуке. К ужасу зрителей, движение, казалось, медленно продолжается. Кагасуке споткнулся о ногу Йоши, перелетел через низкие перила и исчез за ними.
   Те, что стояли близ перил, видели, как Кагасуке упал в сугроб и почти исчез в нем.
   В течение десяти секунд стояла полная тишина. Луна освещала бледные лица и раскрытые рты.
   Кагасуке вылез из сугроба — некое первобытное чудовище — и перелез назад через перила. Его волосы были в беспорядке, комки липкого снега медленно стаивали с его лица. Никто не смеялся. Рука Кагасуке была на рукоятке наполовину вытянутого меча; он весь дрожал от сдерживаемой ярости.
   — Я Тайра Кагасуке. Потомок одиннадцати поколений воинов Тайра. Мой отец служил под начальством Кийомори в битве при Хоген. Его отец приобрел землю и богатства в войнах против Емиши. Я никого не боюсь и буду защищать свою честь до самой смерти. Я вызываю этого выскочку встретиться со мной завтра в единоборстве в час зайца.
   — Да будет так, — сказал Йоши, смиренно поклонись.

ГЛАВА 59

   Кагасуке был один у себя дома. Действие вина рассеялось. Он был трезв и физически вполне здоров; правда, в желудке ворчало и побаливало. На стене над ним мерцала единственная масляная лампа, бросавшая неверные тени на его нахмуренное лицо. Он пристально смотрел в огонь жаровни; по краю сознания скользнула мысль, беспокоившая его. Что-то было не так. Йоши должен был испугаться. А вместо этого он был очень самоуверен, и это раздражало. Кагасуке выполнил то, что он собирался сделать. Почему же он не чувствовал удовлетворения?
   Дело было не в вине и противном вкусе, который оно оставило во рту. Он хотел, чтобы его считали героем, а вместо этого вел себя по-дурацки.
   Кагасуке не считал себя плохим человеком. Согласно своим взглядам, он жил честно, однако многие из придворных считали его неспособным на тонкие чувства и грубым. О да, он знал о прозвище, которое они придумали ему. Молодой Мясник! У этого прозвища был горький привкус, как у испорченного вина. Они со своей поэзией и духами считали себя выше его. Возможно, у него не было хорошего почерка, и в других бабьих занятиях он не отличался, но он был настоящим мужчиной и владел военным делом. Они говорили, что он лакей своего брата. Да, это так, а разве это не почетное положение для человека, который относился с уважением к авторитетности высокого чина? Он гордился именем Тайра и старался жить так, как требовалось от человека, носящего это имя. Да, он завидовал своему брату, той легкости, с какой тот вращался в двух абсолютно несхожих мирах — придворных и воинов. И, действительно, ему хотелось быть таким же. Как удивились бы придворные, узнав, что Молодой Мясник ночами не спит, мучаясь, потому что он не может состязаться с придворными в остроумии и хороших манерах.
   Завтра в час зайца он восстановит честь семьи, убив Йоши. Как он ненавидит этого самоуверенного представителя Окитсу! Чикара назвал Йоши злым духом, посланным на землю, чтобы их преследовать. Ну, завтра этот злой дух будет отправлен назад в Йоми. Пусть постранствует десять тысяч лет по преисподней до своего следующего рождения.
   Кагасуке не боялся завтрашнего дня. Он был победителем в поединках столько раз, что не было оснований сомневаться в своих воинских качествах. Мало было людей, которые бы равнялись ему в умения владеть мечом, копьем, луком или просто голыми руками. Он повеселел, представив себе картину предстоящего поединка; он не сомневался в своих способностях. Только силы преисподней смогли бы спасти Йоши. Кагасуке лег на свою постель, натянул одеяло до подбородка и через несколько секунд громко храпел, уверенно улыбаясь во сне.
 
   Представители Минамото окружили Йоши. Хироми один молчал, а другие нервно забрасывали Йоши советами.
   — Вам не надо было принимать его вызов. Он один из самых опасных воинов Тайра. Ваш единственный шанс — уйти из Киото. Уходите, пока не поздно… спрячьтесь, — сказал один.
   — Может быть, если принести извинение, он согласится отменить поединок, — сказал другой неуверенно. — Иначе вас постигнет та же судьба, что и Айтаку.
   — Мы не воины; мы юристы и политики. Йоритомо следовало бы посылать представителями самураев.
   — Несправедливо требовать от нас, чтобы мы погибали от руки убийц Тайра.
   Йоши спокойно слушал, угощая своих гостей чаем и рисовыми вафлями. Они не знали о его прошлой жизни и искренне старались спасти его. Они считали Йоши спокойным, скромным человеком, готовым оставаться на заднем плане. Они слышали, что он говорит как человек образованный, восхищались его каллиграфией, им нравилась его тонкая поэзия. Совершенно очевидно, Йоши был человеком мирным, не имеющим отношения к военному делу, и если он завтра встретится с Кагасуке в утренней мгле, это будет самоубийство.
   — Я поступлю так, как должен, — отвечал Йоши на их дружеские уговоры.
   Понемногу советники исчерпали свои возражения, которым их обреченный коллега противопоставлял упрямое спокойствие. Наконец, сказать уже было нечего, и, грустно покачивая головами, гости попрощались с Йоши.
   Хироми ушел последним. Он на один миг обнял Йоши, потом отступил на шаг и поклонился.
   — Да будет с вами Амида завтра, — сказал он, и поспешил за другими.
 
   Луна сияла холодным светом над хрустящим снегом. Ее резкий свет создавал таинственный мир в белых и черных тонах. То тут, то там тянулись вверх деревья в снежном венце, затерянные в волнообразном море снегов. Уханье сов в холмах, лежащих к северу, звучало как жуткий контрапункт к завыванию ветра.
   Колокола храма возвестили час зайца, когда горизонт окрасился первым жемчужным светом зари. К ним присоединились другие колокола с самых дальних мест горы Хией. Ветром несло легкие снежинки, которые прилипали, как звездочки, к волосам и одежде двух людей, двигавшихся навстречу друг другу… Движущиеся фигуры на фоне сонного пейзажа.
   На Йоши был мягкий шерстяной плащ поверх свободного нижнего платья. Его одежда не защищала, но зато давала возможность свободно и быстро двигаться по снегу. Он первым дошел до середины поля и стоял, подобно ангелу-мстителю, глядя на приближающегося Кагасуке.
   Кагасуке представлял ужасающее зрелище; он облачился в полное боевое снаряжение: на нем была фиолетового цвета броня, в лунном свете казавшаяся мертвенно-серой. На его шлеме был вырезан двурогий дьявол. Клепаная пластинка закрывала его шею, все туловище от груди до низу было защищено панцирем и юбкой из металлических полос, соединенных декоративными скрепами и подбитых кожей; его правый бок был закрыт железными полосами на кожаной подкладке, а на спине была тоже железная полоса на сыромятной коже. На плечах был закреплен кожаный передник, спускавшийся до голеней, а голени, защищенные сапогами из медвежьего меха, были еще покрыты тремя металлическими пластинами, закрашенными черным лаком. С ног до головы он представлял собой бронированную военную машину, почти неуязвимую в бою, почти не являющуюся человеком.
   Ветер и снег усилились и покрывали противников белой пеленой. Кагасуке вытянул свой меч легким движением кисти руки. Тяжесть панциря почти не отражалась на его силе и быстроте движений. Йоши молниеносно отпарировал и в свою очередь нанес удар, отозвавшийся звоном панциря.
   Серый горизонт посветлел с появлением холодного желтого солнца; противники двигались взад и вперед, продолжая схватку. У Йоши было преимущество в быстроте движений, но оно частично снижалось снежной поверхностью, из-за которой сложные движения были опасны: любое отлично рассчитанное движение могло сорваться из-за того, что под снегом окажется небольшой оледеневший участок. С другой стороны, снаряжение Кагасуке затрудняло его тем, что снег проникал в щели, прилипал к прокладке, это мешало движению.
   Раз за разом меч Йоши звенел, ударяясь о кожаные и металлические полосы. Раз за разом Кагасуке нацеливал удар на неуловимый призрак, беззвучно исчезавший из-под удара. Поединок продолжался бы до тех пор, пока один из них не упал бы от усталости, но вдруг Йоши потерял равновесие, из-за своего больного бедра поскользнувшись на льду. Он упал на бок и сразу покатился в сторону. С торжествующим ревом Кагасуке бросился вперед, и с ним произошло то же самое. Он упал на ледяную поверхность с ужасающим треском и лежал, как огромная перевернутая черепаха. Меч вылетел у него из руки, он был оглушен и слабо махал руками.
   Йоши мгновенно оказался на ногах. Он бросился на лежащего Кагасуке, поставил колено на его грудь, приставил меч к горлу. На мгновение Йоши заколебался, и острие дрогнуло. Но когда Кагасуке с выпяченными от ненависти глазами подался вперед, Йоши скрипнул зубами и, прошептав: «За Генкая! За Айтаку!», воткнул лезвие под защитную полосу в горло. Тело Кагасуке вздрогнуло в страшной конвульсии и упало в снег.
   Солнце было теперь достаточно высоко, чтобы осветить расплывающееся красное пятно, густо распространявшееся по снегу вокруг головы мертвеца.
 
   Совет заседал уже почти час, когда недавно утвержденный представитель вошел и занял свое место. Подушка рядом с министром Левой стороны оставалось пустой. Представители Минамото, увидев Йоши живым, решили, что он благоразумно постарался избежать самоубийственного поединка с Кагасуке, но Хироми сдержанно улыбнулся и сжал рукой плечо Йоши. Князь Чикара, министр Левой стороны, произнося речь, вдруг сжал губы и замолчал. Где Кагасуке? Он всегда приходил вовремя, за исключением тех случаев, когда у него были поединки с Минамото. Чикара не знал о происшествии предыдущего вечера, но он заметил улыбку Хироми, его прикосновение к плечу Йоши и легкий утвердительный кивок. Внутреннее чувство подсказало ему, что он больше никогда не увидит брата живым. Он невольно вздрогнул. На его пути легла длинная тень призрака из прошлого. Неужели это никогда не кончится?

ГЛАВА 60

   Когда нашли командира Внутренней охраны, с обескровленным, когда-то красным лицом, клан Тайра гудел от рассказов о вызове, брошенном Кагасуке. Люди Тайра собирались по двое, трое и обсуждали, как могло получиться, что их непобедимого воина мог кто-то одолеть. Как могло быть, что этот человек из Окитсу, ничтожество, сразил могучего Кагасуке в честном бою? Хотя Кагасуке никогда не пользовался популярностью даже в своем клане, все, признавали его прекрасное владение мечом и стрелами; он был самым лучшим воином, за исключением князя Чикары.
   Минамото, наоборот, были в восторге. Они расспрашивали Хироми о прошлом Йоши, и он неохотно рассказал им все. Сторонники Минамото ходили по залам дворца без страха впервые с того времени, как они были приняты в Большой Совет.
   Йоши сидел у себя дома, очень расстроенный. Ханзо приучил его к мысли, что меч является отражением души его владельца. Злой меч означал злую душу. До смерти Айтаки Йоши отказывался применять свое умение фехтовальщика-профессионала против своих врагов. Да, обычные самураи могли биться на поединках и убивать противников менее сильных или менее умелых; так было среди самураев. Однако Йоши был чем-то большим — он был учителем фехтования, и он обязан был придерживаться более строгих моральных правил.
   Айтака был отомщен. Йоши повторял это себе бесконечное число раз, но не получал от этого удовлетворения. Кагасуке, распростертый на снегу, с горлом, открытым для удара, — вспоминать это не было приятно. Йоши взял кисточку и лист бумаги багрового цвета:

 
Странный пушистый зверь
Сидит глубоко внутри меня,
Отвернув морду
От смерти, которая скоро придет
И окутает меня тьмой.
 

   Он вздрогнул, окончив последние строчки своего мрачного стихотворения. Отодвинул чернильный камень и вымыл кисточку. Этот бесплодный самоанализ продолжался слишком долго. Он собрался лечь спать, но ничего не получилось: сна не было. Он смотрел на неровное пламя свечи, и его мысли перешли к дяде Фумио, матери и Нами, особенно Нами. В течение многих таких же холодных одиноких ночей он думал об их последнем разговоре в Фукухаре. Часто, засыпая, он вспоминал, как она говорила: «Пора забыть ребенка и смотреть на меня как на женщину», и еще: «Может быть, как многие другие, я заведу себе любовника, чтобы мне не было скучно». Сегодня вечером Йоши представлял ее себе такой, какой она была во время празднования победы лучников в Императорском павильоне. Как хороши были ее губы, когда она послала ему воздушным поцелуй и слова: «Приходи повидаться, когда сможешь». Какие у нее блестящие глаза, какой изящный нос, мягкие очертания подбородка, красивые волосы. Йоши стремился к тому, что казалось недостижимым, и в этот момент понял то, что он должен был понять давно. Несмотря на брак с Чикарой, Нами отвечала ему любовью. Лежа одиноко в своей холодной постели, он понимал, что она открыла свои чувства, и он тяжело вздыхал, думая о том, как глуп он был, не поняв этого. Ему надо пойти к ней… Каковы бы ни были последствия, он должен увидеть Нами и сказать, что любит ее. Жизнь фехтовальщика вдруг показалась пустой по сравнению с тем, какова была бы жизнь, если бы Нами принадлежала ему. Счастье постоянной любви, тепло и близость, которые она могла дать, — ради этого стоило жить, и ни честь, ни долг не могли этого заменить.