Страница:
Сергей ЧИЧИН
ГНЕВ ГЕНЕРАЛА ПАНКА
* * *
Ливень только что кончился, и окрестные леса засияли изумрудным блеском отмытой листвы, и несказанно свежий, потрескивавший после грозы воздух приятно обжигал грудь, и прозрачный парок вился от напитавшейся влагой земли. Солнце, умытое дождём, выпрыгнуло наконец из-за туч и осветило замшелые стены громадного замка, что уныло, но всё так же грозно высился посреди бескрайней лесной чащобы. Десятки обветшалых башен, сложенных из сероватого с прожилками гранита, коим исстари богаты были близлежащие Железные Горы, всерьёз озадачили бы — а то и устрашили — всякого грамотного полководца, дерзнувшего…
А впрочем, едва ли устрашили бы. Давно минули те времена, когда Хундертауэр, зловещая гоблинская твердыня, если и упоминалась, то исключительно дрожащим шёпотом; да знаменитые хумансовые и даже эльфийские полководцы в бессильной ярости скрежетали зубами над картами, не видя ни шанса выбить гоблинов, извечных пограничны нарушителей спокойствия, из их оплота. Пусть ни них так и не взял Хундертауэр на копье, ни приступом, ни измором, ни излюбленным методом хумансов — подлостью и подкупом. Пусть по-прежнему безмолвной стражей стояли на севере Железные Горы, на западе жирно чавкала Гиблая Топь, глухой стеной высился на востоке Злой Лес, а единственный торный путь посуху, пролёгший с юга всё по тому же Злому Лесу, был узок и извилист и предоставлял всякому, кто только пожелал бы, тысячи удобных мест для засад и засек. Уж давненько не обновлялись старые стены и не звучала на них выразительная гоблинская ругань, сама по себе составляющая не самый бедный язык. Давно уже некого стало опасаться Пришлым, и Хундертауэр всё ещё стоял лишь потому, что эльфы, злейшие и непримиримые враги гоблинов, ушли из Дримланда ещё раньше. Они обещали вернуться — и вернутся, но когда?..
Дождина, зарядивший, казалось, на весь день, вдруг унялся, и сонные хумансы в дешёвых практичных латах буйволовой кожи — стражи-наёмники из Аракана — гурьбой вывалились из караулки. Пора на стену, хоть с неё, кроме осточертевших лесов, сам Всевидящий Кано ни шиша не увидит. Однако не хватало ещё, чтобы начальник стражи застукал за игрой в полудурка! Он, начальник, молод да ретив, и разговор у него короткий: неделя без жалованья, а вздохнешь от такой несправедливости — так еще и дюжину плетей пропишет для профилактики. В дождь-то он не страшен — дома сидит, а то и лежит, зачем иначе завёз с собой аж полдюжины наложниц? А вот выглянуло солнце — теперь только и жди, когда явится, демонстрируя поселенцам золочёные свои латы и пышный плюмаж.
Немолодой вислоусый страж добрался, переваливаясь, до гребня стены и сунулся было в бойницу, дабы по традиции плюнуть вниз; плюнуть, однако, забыл и только челюсть отвесил так, что заготовленная слюна измарала подбородок и свесилась мало не до подножия стены.
К замку приближался всадник. Не то чтобы событие века — всадники-гонцы, а также торговцы да и просто искатели приключений прибывали в Хундертауэр почти каждую неделю, даром что край мира. Но с этим что-то было сильно не так… Страж раздумчиво отёр челюсть рукавом, скрипнул мозгами и понял — что именно. Сторона! Всадник ехал со стороны заката, от Гиблой Топи, хотя всякому заведомо понятно, что проехать там он не мог. Да там и опытнейшие болотники на своих испытанных двоих не раз с концами гикались, потому что какой-то паршивец (по всему, из бесподобно вредных гоблинских друидов) наложил на Топь заклятие Заворота, так что, попавши в неё, будешь блуждать до самой смерти. А этот прёт верхом, да ещё с заводным конем, да в придачу, кажись, песню горланит — уже можно разобрать кой-какие звуки, откровенно гнусные звуки, честно говоря, да и слова — не гулгитское благостное песнопение. В общем, пренеприятнейшая фигура, и движется спорой конской рысью прямо к закатным малым воротам, что открыты нараспашку, а закрыть — так их уже лет тридцать не закрывали, просто не от кого. В лесах окрестных зверья крупнее зайца едва ли сыщешь, а двуногие все с амбициями — хоть вовсе стены обрушь, всё едино будут долбиться в Главные ворота, и чтоб непременно каждому выносили хлеб-соль и чуть ли не ключи от замка.
— Э-ээй, други! — воззвал страж жалобно. — Гляньте, экий прется! Впустим, что ли, али как?
Двое соратников дружно прильнули к бойницам.
— Этого впустим, — сразу авторитетно заявил самый старший, седобородый муж, уже лет двадцать бессменно дежуривший на стенах Хундертауэра. — Таковского поди не впусти…
И был он прав. Всадника уже можно было рассмотреть в подробностях. Был он высок и так мощно сложен, что стражников слаженно пробрал мороз, а в голове вислоусого, сообщим по секрету, промелькнуло желание немедленно сдаться в плен либо вовсе сменить профессию на менее рисковую. Седые короткие волосы приезжего выдавали немалые лета, но из-за спины недвусмысленно торчала рукоять двуручного меча, так что годы, по-видимому, помехой ему но были. Доспеха на нём не имелось — только чёрный камзол, расшитый местами серебром, а вот наручи явно боевые, из железных чешуй. Голова зачем-то перехвачена широкой цветастой лентой. Конь тоже густо-чёрный, толстоногий, знаменитой западной породы, которую специально разводят вольные бароны на берегу Иаф-Дуина. Заводной такой же, только каурой масти, тоже под седлом, несет изрядный тюк.
А вот лицо визитёра… Вмиг всю троицу стражей хватил приступ дежа вю: ну, не такого точно, но явно его родного брата… или там деда… и не одного… я видел… видел…
Песня по мере приближения всадника звучала всё громче, слышно было уже даже такт, отбиваемый кулаками певца но собственному твёрдому, как дерево, брюху. Язык тоже был не то чтобы совсем незнакомый, не похожий только что на гномье тайноречие да эльфийский изящный слог, а в целом вполне понятный. Общий смысл баллады сводился к незамысловатому рассуждению: хорошо бы, собравшись гуртом, напасть на ближайшее поселение врагов, мужчин истребить, женщин поиметь, детей продать в рабство, скот угнать, добро разграбить, пиво выпить, дома и всё, что горит, сжечь, а всё, что останется, повредить дубинами да топорами и сбежать, прежде чем к врагам прибудет подкрепление. Младшего из стражей, не растерявшего еще юношеской романтичности, аж перекосило от такого цинизма, присущего разве что…
— Гоблин!!! — выдохнул он, холодея от ужаса. — Это… это же…
И точно! Рожи эти вот — горбоносые и остроухие, с подбородками обухом и раскосыми глазами — украшают две стены в Малом зале во дворце Наместника, там-то каждый страж их и видел, отбывая свою очередь в карауле. К слову, Наместник содержал гоблинскую портретную галерею вовсе не по причине дико извращённого чувства прекрасного. Просто портреты остались с тех пор, когда дворец еще принадлежал Лорд-Гоблину, то бишь одному из их маркграфов, возглавлявшему в былые дни этот форпост. Наместник же, будучи гномом рассудительным, счел пользительным сохранить картины, дабы все знали, как выглядит ВРАГ. Однако ж гоблинов не видели ни в самом Хундертауэре, ни в окрестностях уже лет двадцать — с тех пор, как ушли последние, получив от Наместника неслабые откупные… Правда, намедни прискакал на взмыленном коне ободранный гонец, так тот клялся, что видал на Южном тракте гоблина и якобы тот гоблин увёл у гонца грамоту Ордена Гулга, кою тот вёз Наместнику, а также кошель, кинжал, флягу с вином и даже шляпой с редким пером не побрезговал. Наместник не изволил поверить и в два счёта повелел оттяпать болвану голову, поскольку известий ожидал дюже важных и утрата грамоты огорчила его несказанно. А тут — гляньте! — и впрямь гоблин! Впрочем, гонец описывал худого и некрупного, только что ловкого непомерно, а этот вон какой солидный да важный! Но чтобы сразу двое?
— И-йех! — фальшиво взвизгнул гоблин, и кони его синхронно прянули ушами. — И-йех! Тра-ля-ля и ВСЁ ТАКОЕ!
Видимо, это был такой припев, поскольку объяснений, какое именно всё, не последовало. Стражи переглянулись, чувствуя себя вконец обескураженными. Хоть выходи с цветами встречай этого горе-менестреля!
Тут гоблин и сам приметил на стене круглые шлемы, усиленно замахал им обеими руками и завопил:
— Эгей, служивые!! Вольно! Встречайте! Вот он я! Генерал Панк вернулся! Я здесь!!
И пришпорил коня, направив его в ворота. Конь пошел ходко — явно предвидя избавление от немалой туши седока и порцию свежего овса. А стражи стояли столбами и морщили лбы в недоумении. Генерал Панк? Генералов в Дримланде всегда было по пальцам перечесть, а уж гоблина в генералы произвести — это ж и вовсе нечто несусветное, какой монарх мог бы эдак отчудить? Вот вам и новейшее изобретение неугомонных хумансов — ДЕМОКРАТИЯ — в действии… Впрочем, они-то, стражи, живут здесь, в глуши, безвылазно, а ежели случается расспросить кого из Большого Мира, так есть темы и поважнее — бабы и пиво, к примеру. Так что могли и упустить кой-чего…
— Панк, — младший наморщил лоб. — Знакомое имя… Гм, мм… Лет десять как я тут, угу? Вот, стало быть, лет десять тому и мог слышать… Генерал — оно вряд ли, а поди что и вовсе никак… А вот просто Панк-гоблин — это слыхал… То ли рыцарство отхватил, то ли не отхватил, а не то подвиг какой? Оне, гоблины, слыхал я, как чего сломать да порушить, герои из первых…
— Цыц! — пришел в себя седой многоопытный ветеран. — Я те дам — герои! А ну, дуй к сотнику, да к тем внизу заскочи — пущай проследят за сим генералом… Был указ — гоблинские попытки сеять смуту пресекать на корню безо всякой жалости…
Молодой резво ринулся вниз, прыгая через три ступеньки и после третьего прыжка оскользнулся, дальше съехал кубарем, хрустя, звеня, бренча и грюкая. Ветеран досадливо крякнул, но прыгун покопошился под лестницей, с завидным проворством подобрался и похромал к караулке, костеря на ходу треклятых гоблинов.
Вислоусый потянулся было почесать затылок, гулко стукнул пальцами по шлему. Опомнился, чертыхнулся, стащил шлем, с наслаждением поскрёб в жидких волосах.
— Что, гришь, за указ такой?
— Да был вот, — ответствовал пожилой раздражённо. — Не при тебе разве?.. А ведь, пожалуй что, и нет… Тогда гоблинов тут еще изрядно было, и все недовольство выражали, ну Наместник и выдал сие высочайшее распоряжение…
— Ну-у-у-у?…
— Вот те и нууу. Ты, того, этого, чего варежку раззявил? Меч небось туп, как болотный тролль? Когда точил последний раз?
— Да лаадно… На кой мне? С этим вот?… бррррр… на мечах? Да ни за какие коврижки!
— Да, радости мало… Я раз схлестнулся с гоблином — молодой был, глупый, так еле ноги унёс… не зевай, словом!
Между тем генерал Панк галопом влетел в ворота Хундертауэра. Шитая золотом перевязь, купленная специально на предмет парадных выездов, была явно рассчитана на непомерно толстое брюхо и по могучей, но сухой генеральской фигуре подгоняться не желала. Как следствие — рукоять меча то и дело больно заезжала гоблину между ухом и затылком. Генерал шипел и с нежностью вспоминал перевязь боевую, из потертой кожи, перештопанную и перелатанную, зато надёжную и удобную. Но это что! К битью — и даже более чувствительному — по поводу и без оного Панк уже успел привыкнуть, а сейчас под копытами коня лежала мощённая булыжником земля родного города… Сорок лет минуло с тех пор, как молодой любознательный гоблин Панк покинул стены главного поселения Гобляндии, дабы поглядеть на белый свет и предъявить его обитателям собственную персону. Сорок лет, долгих, как полёт арбалетного болта, и вместе с тем коротких, как вопль врага под ударом секиры… За немалый этот срок Панк взматерел, многое постиг, ещё больше повидал, но постичь не смог в силу удивительного гоблинского менталитета; участвовал в одиннадцати войнах, командовал отрядами, а потом и армиями; достиг небывалого для гоблина положения в обществе — заслужил дворянство, баронат далеко на западе, само собой — чин генерала и славу одного из первых наёмных мечей Дримланда… Но вот выдалось затишье, а на единственную идущую далеко на юге войну генерал не покусился — не любил он, уроженец севера, воевать в зной, и жала тамошних москитов пугали его куда больше, нежели ятаганы и луки бедуинов. Поскучав пару месяцев в благозаслуженном поместье и почти всё там от безделья переломав, Панк решительно оседлал пару коней и прикинул на походной карте примерный путь до родного замка. Вышло не так уж чтобы кошмарно, и генерал не стал задерживаться дольше необходимого. От свиты, которую настойчиво рекомендовал приятель и сосед, барон Морт Талмон, разумеется, пренебрежительно отмахнулся: чай, не трусливый гном и не выпендрёжник-хуманс. Испытанный меч за плечом, боевой топор на седле заводного коня да броня в мешке на случай чего — какая еще свита нужна воину? В качестве подорожной вполне сойдёт и зловещая гоблинская физиономия, а буде кому мало покажется, так есть еще и пара пудовых кулачищ, самый доступный аргумент в любом толковище.
Две недели в седле — ехал Панк неспешно, со вкусом, не отказывая себе в удовольствии переболтать по пути со встречным людом, выпить с особо приглянувшимися, а о приглянувшихся не особо почесать кулаки — дались безо всяких потерь. Единственно, последние два дня пришлось путать по Топи, но там, где сгинул бы любой эльф, почитаемый непревзойденным следопытом, генерал всё же шел, припомнив тайные метки, которые сам же и понаставил, играя в детстве на болотах. Пока ломился сквозь туман — часть зловещего заклятия, гибельного для всякого, дерзнувшего испытать на себе мощь древних друидов, — слышал совсем рядом хриплое дыхание кого-то ну очень крупного — с колокольню, пожалуй, ростом, да раз обдало таким жестоким потоком страха, что волосы встали дыбом, меч сам прыгнул в руку, а кони рванулись в панический аллюр, насилу удержал и выправил… Эк, однако, запустили! Вот отдохнуть немного, промочить глотку знатным местным элем, взять пяток ребят покрепче да и сходить выкорчевать этих страшных… вот тоже моду взяли — генералов пугать! Панку-то что, он привычен ко всему на свете, а вот кто другой может и впрямь испугаться! Вконец обленились братья гоблины — такое соседство терпеть!
Но вот Топь осталась, как и весь прочий путь, позади, и генерал чуть более поспешно, чем планировал, влетел в распахнутые настежь и в таком виде заклиненные насмерть ворота родного замка.
За прошедшие годы внутреннее устройство замка, в отличие от внешнего, изменилось разительно. Если неприхотливые и мало склонные к архитектуре гоблины селились как придется, наспех и вразнобой возводя бревенчатые или — реже — каменные бараки, то вселившиеся на их место хумансы по вечному своему обыкновению разбили внутренности замка на небольшие, идеально ровные кварталы, на полученные от гномьей управы средства старательно и аккуратно выстроили небольшие домики и, дойдя до крайнего обалдения, даже развесили на улочках таблички с их названиями. Хундертауэр вообще для замка был велик чрезвычайно, башен в его стенах и впрямь было сто — скорее уж небольшой городок посреди леса. Была в нём даже главная площадь — в самом центре, вокруг Башни Лорда, которую занял лично Наместник, отреставрировав предварительно в лучших традициях Подгорного Королевства. Предлагалось мастерам — дварфам заняться и стенами, но непревзойдённые каменщики долго разглядывали неведомую им кладку, озадаченно переговаривались, стукали гранитные глыбы молотками, вслушиваясь в неслышные другим отзвуки, — и наконец отказались, хоть Наместник и обещал не поскупиться. Легендарный оплот гоблинов, даром что покинутый своими создателями, хранил ещё немало секретов… Но все они мирно спали, никем не потревоженные, а новые жители вели свою размеренную и спокойную жизнь. Было теперь в замке очень тихо и чисто, не было заметно никаких пережитков гоблинского присутствия, и даже бригада плотников, подновлявшая здание у самых ворот, производила шума меньше, нежели один глухонемой гоблин преклонных лет. Впрочем, генерал в это с ходу не въехал, будучи занят личной проблемой. Широкая лента, повязанная по новой моде, дабы показаться провинциальным дамочкам столичной штучкой, внезапно сползла со лба на глаза и полностью скрыла от них окружающий мир. Не подумайте, будто у умудрённого жизнью Панка не хватило ума поправить повязку! Это пришло ему в голову четыре раза подряд. Но увы… обе руки знаменитого полководца судорожно цеплялись за переднюю луку седла, ибо ездить верхом генерал не любил и почти не умел, а разогнавшийся конь скакал так резво, что содержимое генеральского желудка впало в панику. Генерал тихо ахал и морщил в раздумьях и без того невысокий лоб.
«Вот влип-то, — думал он. — Давненько уже эдак не попадал… Пожалуй, что с самого Туманного Ущелья… Вот уж где влип так влип, аж вспомнить приятно — кругом враги, и даже меча нету… А тут — вот он, меч-то, эвон как ни уху колотит. Щас выну и… Хмммм!»
Мысль зашла в тупик. Генерал с досады сморщился так, что повязка сползла ещё ниже — на нос. И очень вовремя — бестолковый конь явно собирался махнуть через телегу, перегородившую путь. Ай да чудо-зверь лошадка: башка как колода, а мозгов хоть у гоблина занимай! В поводу второй конь трусит, в седле офицер мается, как сноп сена, а он скачет, что твой суслик. Панк нащупал узду, потом плюнул и ухватил коня за голову неслабыми своими лапищами. Конь содрогнулся в ужасе, взвился на дыбы — генерал удержался в седле только милостью Железнохвостого Мотаро.
— Тпггу, твою бать, — просипел он очень в нос, поскольку повязка теперь закупорила ему ноздри. — Бобгыгай у бедя, сдейкбедаб бгодаб да колбасу!! Бодял, дет?
Конь его, как ни странно, понял — даже не задумавшись, где хозяин планирует отыскать снейкмена, да ещё такого дурня, чтобы купил у гоблина лошадь, да и колбасу, если по большому счету, змеелюди никогда не производили. Глупая скотина ржанула для порядка и приняла конскую стойку «вольно» — упор на три ноги, четвёртая бьет копытом. Генерал убедился, что держаться больше не надо, и яростно рванул проклятую повязку вниз. Чуть не оторвал ухо, в носу что-то скрипнуло, он яростно чертыхнулся и содрал-таки её через макушку. Сразу стало легче дышать. Окружающие дома были Панку незнакомы — впрочем, это ничего, мелочи, в былые дни Хундертауэр отстраивался по-новому едва ли не каждый месяц — зато хорошо знакома была ближайшая вывеска. Что значат причудливые фигурки, выписанные чёрным, генерал не знал; не смог бы он даже сказать, буквы ли это, резы, руны или иероглифы. Читать бравый генерал, понятное дело, не умел, зато умел писать своё имя на Всеобщем и почему-то китонском языках. Но зрительная память у него была дай бог каждому, особенно на вывески питейных заведений. Лоснящийся красный кувшин под буквицами — это у нас, стало быть, таверна Ордена Гулга или, как сами хозяева ее обзывают, кантина. Генерал умеренно помрачнел. Орден Гулга — организация чисто гномья, и какого чёрта они ставят свои заведения в самом сердце Гобляндии — это требовало немедленного разъяснения. Гном — это небось не то страшное в тумане, это серьёзно. Зазеваешься — и, глядь, уже отращиваешь бороду на их манер и бьёшь поклоны этому их нечестивому Шан Цунгу. Видывал Панк в походах всякое… С другой стороны, цены в гномьей пивнухе всегда были умеренные, напитки крепкие, да и вот ещё чего — крушить по пьяни лучше гномье, нежели своё, народное.
Генерал с облегчением ссыпался с седла на брусчатку — пятки приятно ударились в твёрдое. Хорошо же стоять на своих двоих (трёх, чётырех), не опасаясь дикого фортеля подседельной скотины! Для карьеры Панк избрал авиацию, а точнее, воздушно-десантные войска, и летал по долгу службы главным образом на больших боевых драконах, а это зверюга, которая крылами накроет средних размеров село, на таком хоть пляши вприсядку. Ко всякой твари, неспособной поднять дюжину воинов зараз, генерал относился с пренебрежением, даже собираясь на родину, долго перетряхивал мошну, тщетно надеясь наскрести монет на прокат привычного зверя. Не наскрёб, а сейчас вот смекнул, что оно и к лучшему — совсем забыл, что сажать дракона тут негде, а ежели забрать севернее, в горы, так почует вольный дух и дёрнет дальше на север, на историческую родину, в Земли Вечного Холода, тут уж точно не расплатишься. Пришлось ехать на конях, хотя предприимчивый после пятого кувшина Морт Талмон искушал смотаться недалече на юг, в метрополию — купить слона, зверя куда как более солидного. Генерал, мужик неглупый, от слона однако отказался. Лошадь не так жалко, ежели чего повредит и придется бросить, к тому же ее в крайнем случае можно, поднатужившись, и на плечи взвалить — всё же гоблин, не хлипкий эльф.
У коновязи при кантине вяло хрупали овсом три лохматых приземистых зверя — конь не конь, волк не волк, но зубы такие, что за неимением овса сожрут сами ясли, перегрызут коновязь, перережут всё городское население и убегут в родную Гзурию. Кони к таким страшилам подходить не пожелали, упёрлись — забыли со страху, что у самих зубы ничуть не хуже, а уж копыта вообще на зависть.
— Вы, голокожие! — зашипел Панк свирепо. — Какого вам ещё рожна? Мяса не жрёте, летать не умеете, бегаете — бррр! — и ещё рыпаетесь?! Один вам путь, помяните мои слова — к снейкменам в котлы!
Так, вероятно, и останется тайной, с чего генерал вообще взял, что снейкмены делают из коней колбасу. Змеелюди и ездить-то, ввиду наличия хвоста, на конях отродясь не умели, а питались спокон веков пищей исключительно вегетарианской. Но уж коли гоблин что вбил в свою крепкую голову, он не уймётся, пока не вколотит это знание и в остальные окружающие котелки. Так что кони его, хоть ни разу снейкменов и не видели, но заочно боялись их до судорог. Последний аргумент подействовал, и генерал смог подтащить коняг к свободному концу коновязи. Привязывать пришлось собственноручно. А в былые времена выскочил бы гоблинёнок, за медяк привязал бы зверей приезжего да за спиной владельца пошарил бы в седельных сумках. Кражи генерал совершенно не боялся — мешок сам не мог развязать уже пятый день, щиты гоблинята не крадут принципиально, а боевой топор не всякий ещё поднимет. А ежели вдруг попадётся силач — пускай утаскивает, Панк благоразумно полагал, что всё едино пропьёт весь арсенал. Да и с тех пор, как он простым латником давно и далеко отсюда получил меч, прикипел гоблин к этому оружию героев, перепробовал сотни разных, и самый неказистый меч предпочитал любому топору.
Закончив с конями, генерал повёл плечами, пристраивая поудобнее любимый клинок (всё ухо отдавил, проклятущий), пощупал кошель на поясе, прикрыл на всякий случай голову жёстким блоком и решительно вломился в кантину.
К слову о генерале. Панк был идеальным созданием для вхождения в любое заведение, занятое врагами либо подвыпившими братьями — гоблинами. Ростом генерал был изряден — на два дюйма выше шести футов, считая подкованные каблуки и седой ёжик на макушке. Был он тяжёл в плечах, нагружен толстыми, как корабельные канаты, мышцами, а беззаветная любовь к пиву чудесным образом обошла его обычной толстопузостью — Панк с годами лишь раздался в поясе, но о брюхо его с успехом можно было ломать оглобли, что, кстати, не раз проверялось на практике. Нельзя сказать, что руки гоблина свисают до земли, как ядовито пишут в проэльфийских пропагандистских сказочках, но чтобы почесать колено, генералу не пришлось бы даже особо сутулиться. Ноги у него были мощные и кривые, приспособленные для устойчивого стояния на спине дракона под тугой струей встречного ветра. А голова гоблина — о, об этом феномене сложено немало легенд, что о крепости оной, что о том безобразии, кое творится в её недрах и именуется всякими умниками «рваной логикой»…
Так вот, генерал Панк вступил в кантину, мудро прикрывшись локтями практически ото всех возможных направлений удара. Однако удара не последовало, только кто-то изрёк с ярко выраженным гзурским акцентом:
— Этот странный какой-то, да?
Сам ты странный, вражина загорская, хотел было ответить Панк, безошибочно распознав выговор (гзур? В Хундертауэре? Совсем, что ли, умом слаб? Гномы по всему миру кантины ставят, так хоть сами где попало не появляются, не испытывают терпения местных), но не успел — в голову, подобно булаве, стукнула мысль:
«Что-то тут не так».
Только вот что?
Так, разберёмся. Странный. Почему? Потому что входит, приготовившись к битью. Однако что тут странного? Генерал обоснованно полагал, что в любой корчме гоблинского замка есть риск получить по голове кувшином — просто так, за здорово живёшь. Так было всегда и иначе быть не могло, ибо в этом — весь гоблин. Схлопотать кувшином было не опасно, почти не больно и совсем не обидно, просто генерал не любил, когда эль заливается за шкирку и потом на твою шкуру роями пикируют мухи. Да он сам хватил бы следующего, кто войдет! Что там хватил бы — хватал, бил, в смысле, почем зря, не считаясь с чинами, наградами и социальным статусом этого самого следующего, на всяком пиру в своих ленных землях, в гостях, на приемах и банкетах, не говоря уже о многочисленных питейных заведениях! Не все понимали, ибо гоблины попадались куда как редко, а иные расы не больно поощряли гоблинскую манеру поведения. Не раз доходило до обид, судилищ, двобоев, иначе именуемых еще дуэлями — странный народ эти Пришлые, ну подумаешь, облили пивом, ну чуть погудит в ушах от смачной плюхи, так ведь неймется им — за мечи хватаются, ну и, конечно, приходится доделывать дело, а потом на тебя ярлык злодея вешают… Хитроумные корчмари Нейтральной Зоны, где частенько попадаются гоблины-наёмники, для них удумали отводить специальную часть корчмы — подальше от двери, но всё равно по сию пору от гоблинских народных ритуалов горючими слезами умываются…
А впрочем, едва ли устрашили бы. Давно минули те времена, когда Хундертауэр, зловещая гоблинская твердыня, если и упоминалась, то исключительно дрожащим шёпотом; да знаменитые хумансовые и даже эльфийские полководцы в бессильной ярости скрежетали зубами над картами, не видя ни шанса выбить гоблинов, извечных пограничны нарушителей спокойствия, из их оплота. Пусть ни них так и не взял Хундертауэр на копье, ни приступом, ни измором, ни излюбленным методом хумансов — подлостью и подкупом. Пусть по-прежнему безмолвной стражей стояли на севере Железные Горы, на западе жирно чавкала Гиблая Топь, глухой стеной высился на востоке Злой Лес, а единственный торный путь посуху, пролёгший с юга всё по тому же Злому Лесу, был узок и извилист и предоставлял всякому, кто только пожелал бы, тысячи удобных мест для засад и засек. Уж давненько не обновлялись старые стены и не звучала на них выразительная гоблинская ругань, сама по себе составляющая не самый бедный язык. Давно уже некого стало опасаться Пришлым, и Хундертауэр всё ещё стоял лишь потому, что эльфы, злейшие и непримиримые враги гоблинов, ушли из Дримланда ещё раньше. Они обещали вернуться — и вернутся, но когда?..
Дождина, зарядивший, казалось, на весь день, вдруг унялся, и сонные хумансы в дешёвых практичных латах буйволовой кожи — стражи-наёмники из Аракана — гурьбой вывалились из караулки. Пора на стену, хоть с неё, кроме осточертевших лесов, сам Всевидящий Кано ни шиша не увидит. Однако не хватало ещё, чтобы начальник стражи застукал за игрой в полудурка! Он, начальник, молод да ретив, и разговор у него короткий: неделя без жалованья, а вздохнешь от такой несправедливости — так еще и дюжину плетей пропишет для профилактики. В дождь-то он не страшен — дома сидит, а то и лежит, зачем иначе завёз с собой аж полдюжины наложниц? А вот выглянуло солнце — теперь только и жди, когда явится, демонстрируя поселенцам золочёные свои латы и пышный плюмаж.
Немолодой вислоусый страж добрался, переваливаясь, до гребня стены и сунулся было в бойницу, дабы по традиции плюнуть вниз; плюнуть, однако, забыл и только челюсть отвесил так, что заготовленная слюна измарала подбородок и свесилась мало не до подножия стены.
К замку приближался всадник. Не то чтобы событие века — всадники-гонцы, а также торговцы да и просто искатели приключений прибывали в Хундертауэр почти каждую неделю, даром что край мира. Но с этим что-то было сильно не так… Страж раздумчиво отёр челюсть рукавом, скрипнул мозгами и понял — что именно. Сторона! Всадник ехал со стороны заката, от Гиблой Топи, хотя всякому заведомо понятно, что проехать там он не мог. Да там и опытнейшие болотники на своих испытанных двоих не раз с концами гикались, потому что какой-то паршивец (по всему, из бесподобно вредных гоблинских друидов) наложил на Топь заклятие Заворота, так что, попавши в неё, будешь блуждать до самой смерти. А этот прёт верхом, да ещё с заводным конем, да в придачу, кажись, песню горланит — уже можно разобрать кой-какие звуки, откровенно гнусные звуки, честно говоря, да и слова — не гулгитское благостное песнопение. В общем, пренеприятнейшая фигура, и движется спорой конской рысью прямо к закатным малым воротам, что открыты нараспашку, а закрыть — так их уже лет тридцать не закрывали, просто не от кого. В лесах окрестных зверья крупнее зайца едва ли сыщешь, а двуногие все с амбициями — хоть вовсе стены обрушь, всё едино будут долбиться в Главные ворота, и чтоб непременно каждому выносили хлеб-соль и чуть ли не ключи от замка.
— Э-ээй, други! — воззвал страж жалобно. — Гляньте, экий прется! Впустим, что ли, али как?
Двое соратников дружно прильнули к бойницам.
— Этого впустим, — сразу авторитетно заявил самый старший, седобородый муж, уже лет двадцать бессменно дежуривший на стенах Хундертауэра. — Таковского поди не впусти…
И был он прав. Всадника уже можно было рассмотреть в подробностях. Был он высок и так мощно сложен, что стражников слаженно пробрал мороз, а в голове вислоусого, сообщим по секрету, промелькнуло желание немедленно сдаться в плен либо вовсе сменить профессию на менее рисковую. Седые короткие волосы приезжего выдавали немалые лета, но из-за спины недвусмысленно торчала рукоять двуручного меча, так что годы, по-видимому, помехой ему но были. Доспеха на нём не имелось — только чёрный камзол, расшитый местами серебром, а вот наручи явно боевые, из железных чешуй. Голова зачем-то перехвачена широкой цветастой лентой. Конь тоже густо-чёрный, толстоногий, знаменитой западной породы, которую специально разводят вольные бароны на берегу Иаф-Дуина. Заводной такой же, только каурой масти, тоже под седлом, несет изрядный тюк.
А вот лицо визитёра… Вмиг всю троицу стражей хватил приступ дежа вю: ну, не такого точно, но явно его родного брата… или там деда… и не одного… я видел… видел…
Песня по мере приближения всадника звучала всё громче, слышно было уже даже такт, отбиваемый кулаками певца но собственному твёрдому, как дерево, брюху. Язык тоже был не то чтобы совсем незнакомый, не похожий только что на гномье тайноречие да эльфийский изящный слог, а в целом вполне понятный. Общий смысл баллады сводился к незамысловатому рассуждению: хорошо бы, собравшись гуртом, напасть на ближайшее поселение врагов, мужчин истребить, женщин поиметь, детей продать в рабство, скот угнать, добро разграбить, пиво выпить, дома и всё, что горит, сжечь, а всё, что останется, повредить дубинами да топорами и сбежать, прежде чем к врагам прибудет подкрепление. Младшего из стражей, не растерявшего еще юношеской романтичности, аж перекосило от такого цинизма, присущего разве что…
— Гоблин!!! — выдохнул он, холодея от ужаса. — Это… это же…
И точно! Рожи эти вот — горбоносые и остроухие, с подбородками обухом и раскосыми глазами — украшают две стены в Малом зале во дворце Наместника, там-то каждый страж их и видел, отбывая свою очередь в карауле. К слову, Наместник содержал гоблинскую портретную галерею вовсе не по причине дико извращённого чувства прекрасного. Просто портреты остались с тех пор, когда дворец еще принадлежал Лорд-Гоблину, то бишь одному из их маркграфов, возглавлявшему в былые дни этот форпост. Наместник же, будучи гномом рассудительным, счел пользительным сохранить картины, дабы все знали, как выглядит ВРАГ. Однако ж гоблинов не видели ни в самом Хундертауэре, ни в окрестностях уже лет двадцать — с тех пор, как ушли последние, получив от Наместника неслабые откупные… Правда, намедни прискакал на взмыленном коне ободранный гонец, так тот клялся, что видал на Южном тракте гоблина и якобы тот гоблин увёл у гонца грамоту Ордена Гулга, кою тот вёз Наместнику, а также кошель, кинжал, флягу с вином и даже шляпой с редким пером не побрезговал. Наместник не изволил поверить и в два счёта повелел оттяпать болвану голову, поскольку известий ожидал дюже важных и утрата грамоты огорчила его несказанно. А тут — гляньте! — и впрямь гоблин! Впрочем, гонец описывал худого и некрупного, только что ловкого непомерно, а этот вон какой солидный да важный! Но чтобы сразу двое?
— И-йех! — фальшиво взвизгнул гоблин, и кони его синхронно прянули ушами. — И-йех! Тра-ля-ля и ВСЁ ТАКОЕ!
Видимо, это был такой припев, поскольку объяснений, какое именно всё, не последовало. Стражи переглянулись, чувствуя себя вконец обескураженными. Хоть выходи с цветами встречай этого горе-менестреля!
Тут гоблин и сам приметил на стене круглые шлемы, усиленно замахал им обеими руками и завопил:
— Эгей, служивые!! Вольно! Встречайте! Вот он я! Генерал Панк вернулся! Я здесь!!
И пришпорил коня, направив его в ворота. Конь пошел ходко — явно предвидя избавление от немалой туши седока и порцию свежего овса. А стражи стояли столбами и морщили лбы в недоумении. Генерал Панк? Генералов в Дримланде всегда было по пальцам перечесть, а уж гоблина в генералы произвести — это ж и вовсе нечто несусветное, какой монарх мог бы эдак отчудить? Вот вам и новейшее изобретение неугомонных хумансов — ДЕМОКРАТИЯ — в действии… Впрочем, они-то, стражи, живут здесь, в глуши, безвылазно, а ежели случается расспросить кого из Большого Мира, так есть темы и поважнее — бабы и пиво, к примеру. Так что могли и упустить кой-чего…
— Панк, — младший наморщил лоб. — Знакомое имя… Гм, мм… Лет десять как я тут, угу? Вот, стало быть, лет десять тому и мог слышать… Генерал — оно вряд ли, а поди что и вовсе никак… А вот просто Панк-гоблин — это слыхал… То ли рыцарство отхватил, то ли не отхватил, а не то подвиг какой? Оне, гоблины, слыхал я, как чего сломать да порушить, герои из первых…
— Цыц! — пришел в себя седой многоопытный ветеран. — Я те дам — герои! А ну, дуй к сотнику, да к тем внизу заскочи — пущай проследят за сим генералом… Был указ — гоблинские попытки сеять смуту пресекать на корню безо всякой жалости…
Молодой резво ринулся вниз, прыгая через три ступеньки и после третьего прыжка оскользнулся, дальше съехал кубарем, хрустя, звеня, бренча и грюкая. Ветеран досадливо крякнул, но прыгун покопошился под лестницей, с завидным проворством подобрался и похромал к караулке, костеря на ходу треклятых гоблинов.
Вислоусый потянулся было почесать затылок, гулко стукнул пальцами по шлему. Опомнился, чертыхнулся, стащил шлем, с наслаждением поскрёб в жидких волосах.
— Что, гришь, за указ такой?
— Да был вот, — ответствовал пожилой раздражённо. — Не при тебе разве?.. А ведь, пожалуй что, и нет… Тогда гоблинов тут еще изрядно было, и все недовольство выражали, ну Наместник и выдал сие высочайшее распоряжение…
— Ну-у-у-у?…
— Вот те и нууу. Ты, того, этого, чего варежку раззявил? Меч небось туп, как болотный тролль? Когда точил последний раз?
— Да лаадно… На кой мне? С этим вот?… бррррр… на мечах? Да ни за какие коврижки!
— Да, радости мало… Я раз схлестнулся с гоблином — молодой был, глупый, так еле ноги унёс… не зевай, словом!
Между тем генерал Панк галопом влетел в ворота Хундертауэра. Шитая золотом перевязь, купленная специально на предмет парадных выездов, была явно рассчитана на непомерно толстое брюхо и по могучей, но сухой генеральской фигуре подгоняться не желала. Как следствие — рукоять меча то и дело больно заезжала гоблину между ухом и затылком. Генерал шипел и с нежностью вспоминал перевязь боевую, из потертой кожи, перештопанную и перелатанную, зато надёжную и удобную. Но это что! К битью — и даже более чувствительному — по поводу и без оного Панк уже успел привыкнуть, а сейчас под копытами коня лежала мощённая булыжником земля родного города… Сорок лет минуло с тех пор, как молодой любознательный гоблин Панк покинул стены главного поселения Гобляндии, дабы поглядеть на белый свет и предъявить его обитателям собственную персону. Сорок лет, долгих, как полёт арбалетного болта, и вместе с тем коротких, как вопль врага под ударом секиры… За немалый этот срок Панк взматерел, многое постиг, ещё больше повидал, но постичь не смог в силу удивительного гоблинского менталитета; участвовал в одиннадцати войнах, командовал отрядами, а потом и армиями; достиг небывалого для гоблина положения в обществе — заслужил дворянство, баронат далеко на западе, само собой — чин генерала и славу одного из первых наёмных мечей Дримланда… Но вот выдалось затишье, а на единственную идущую далеко на юге войну генерал не покусился — не любил он, уроженец севера, воевать в зной, и жала тамошних москитов пугали его куда больше, нежели ятаганы и луки бедуинов. Поскучав пару месяцев в благозаслуженном поместье и почти всё там от безделья переломав, Панк решительно оседлал пару коней и прикинул на походной карте примерный путь до родного замка. Вышло не так уж чтобы кошмарно, и генерал не стал задерживаться дольше необходимого. От свиты, которую настойчиво рекомендовал приятель и сосед, барон Морт Талмон, разумеется, пренебрежительно отмахнулся: чай, не трусливый гном и не выпендрёжник-хуманс. Испытанный меч за плечом, боевой топор на седле заводного коня да броня в мешке на случай чего — какая еще свита нужна воину? В качестве подорожной вполне сойдёт и зловещая гоблинская физиономия, а буде кому мало покажется, так есть еще и пара пудовых кулачищ, самый доступный аргумент в любом толковище.
Две недели в седле — ехал Панк неспешно, со вкусом, не отказывая себе в удовольствии переболтать по пути со встречным людом, выпить с особо приглянувшимися, а о приглянувшихся не особо почесать кулаки — дались безо всяких потерь. Единственно, последние два дня пришлось путать по Топи, но там, где сгинул бы любой эльф, почитаемый непревзойденным следопытом, генерал всё же шел, припомнив тайные метки, которые сам же и понаставил, играя в детстве на болотах. Пока ломился сквозь туман — часть зловещего заклятия, гибельного для всякого, дерзнувшего испытать на себе мощь древних друидов, — слышал совсем рядом хриплое дыхание кого-то ну очень крупного — с колокольню, пожалуй, ростом, да раз обдало таким жестоким потоком страха, что волосы встали дыбом, меч сам прыгнул в руку, а кони рванулись в панический аллюр, насилу удержал и выправил… Эк, однако, запустили! Вот отдохнуть немного, промочить глотку знатным местным элем, взять пяток ребят покрепче да и сходить выкорчевать этих страшных… вот тоже моду взяли — генералов пугать! Панку-то что, он привычен ко всему на свете, а вот кто другой может и впрямь испугаться! Вконец обленились братья гоблины — такое соседство терпеть!
Но вот Топь осталась, как и весь прочий путь, позади, и генерал чуть более поспешно, чем планировал, влетел в распахнутые настежь и в таком виде заклиненные насмерть ворота родного замка.
За прошедшие годы внутреннее устройство замка, в отличие от внешнего, изменилось разительно. Если неприхотливые и мало склонные к архитектуре гоблины селились как придется, наспех и вразнобой возводя бревенчатые или — реже — каменные бараки, то вселившиеся на их место хумансы по вечному своему обыкновению разбили внутренности замка на небольшие, идеально ровные кварталы, на полученные от гномьей управы средства старательно и аккуратно выстроили небольшие домики и, дойдя до крайнего обалдения, даже развесили на улочках таблички с их названиями. Хундертауэр вообще для замка был велик чрезвычайно, башен в его стенах и впрямь было сто — скорее уж небольшой городок посреди леса. Была в нём даже главная площадь — в самом центре, вокруг Башни Лорда, которую занял лично Наместник, отреставрировав предварительно в лучших традициях Подгорного Королевства. Предлагалось мастерам — дварфам заняться и стенами, но непревзойдённые каменщики долго разглядывали неведомую им кладку, озадаченно переговаривались, стукали гранитные глыбы молотками, вслушиваясь в неслышные другим отзвуки, — и наконец отказались, хоть Наместник и обещал не поскупиться. Легендарный оплот гоблинов, даром что покинутый своими создателями, хранил ещё немало секретов… Но все они мирно спали, никем не потревоженные, а новые жители вели свою размеренную и спокойную жизнь. Было теперь в замке очень тихо и чисто, не было заметно никаких пережитков гоблинского присутствия, и даже бригада плотников, подновлявшая здание у самых ворот, производила шума меньше, нежели один глухонемой гоблин преклонных лет. Впрочем, генерал в это с ходу не въехал, будучи занят личной проблемой. Широкая лента, повязанная по новой моде, дабы показаться провинциальным дамочкам столичной штучкой, внезапно сползла со лба на глаза и полностью скрыла от них окружающий мир. Не подумайте, будто у умудрённого жизнью Панка не хватило ума поправить повязку! Это пришло ему в голову четыре раза подряд. Но увы… обе руки знаменитого полководца судорожно цеплялись за переднюю луку седла, ибо ездить верхом генерал не любил и почти не умел, а разогнавшийся конь скакал так резво, что содержимое генеральского желудка впало в панику. Генерал тихо ахал и морщил в раздумьях и без того невысокий лоб.
«Вот влип-то, — думал он. — Давненько уже эдак не попадал… Пожалуй, что с самого Туманного Ущелья… Вот уж где влип так влип, аж вспомнить приятно — кругом враги, и даже меча нету… А тут — вот он, меч-то, эвон как ни уху колотит. Щас выну и… Хмммм!»
Мысль зашла в тупик. Генерал с досады сморщился так, что повязка сползла ещё ниже — на нос. И очень вовремя — бестолковый конь явно собирался махнуть через телегу, перегородившую путь. Ай да чудо-зверь лошадка: башка как колода, а мозгов хоть у гоблина занимай! В поводу второй конь трусит, в седле офицер мается, как сноп сена, а он скачет, что твой суслик. Панк нащупал узду, потом плюнул и ухватил коня за голову неслабыми своими лапищами. Конь содрогнулся в ужасе, взвился на дыбы — генерал удержался в седле только милостью Железнохвостого Мотаро.
— Тпггу, твою бать, — просипел он очень в нос, поскольку повязка теперь закупорила ему ноздри. — Бобгыгай у бедя, сдейкбедаб бгодаб да колбасу!! Бодял, дет?
Конь его, как ни странно, понял — даже не задумавшись, где хозяин планирует отыскать снейкмена, да ещё такого дурня, чтобы купил у гоблина лошадь, да и колбасу, если по большому счету, змеелюди никогда не производили. Глупая скотина ржанула для порядка и приняла конскую стойку «вольно» — упор на три ноги, четвёртая бьет копытом. Генерал убедился, что держаться больше не надо, и яростно рванул проклятую повязку вниз. Чуть не оторвал ухо, в носу что-то скрипнуло, он яростно чертыхнулся и содрал-таки её через макушку. Сразу стало легче дышать. Окружающие дома были Панку незнакомы — впрочем, это ничего, мелочи, в былые дни Хундертауэр отстраивался по-новому едва ли не каждый месяц — зато хорошо знакома была ближайшая вывеска. Что значат причудливые фигурки, выписанные чёрным, генерал не знал; не смог бы он даже сказать, буквы ли это, резы, руны или иероглифы. Читать бравый генерал, понятное дело, не умел, зато умел писать своё имя на Всеобщем и почему-то китонском языках. Но зрительная память у него была дай бог каждому, особенно на вывески питейных заведений. Лоснящийся красный кувшин под буквицами — это у нас, стало быть, таверна Ордена Гулга или, как сами хозяева ее обзывают, кантина. Генерал умеренно помрачнел. Орден Гулга — организация чисто гномья, и какого чёрта они ставят свои заведения в самом сердце Гобляндии — это требовало немедленного разъяснения. Гном — это небось не то страшное в тумане, это серьёзно. Зазеваешься — и, глядь, уже отращиваешь бороду на их манер и бьёшь поклоны этому их нечестивому Шан Цунгу. Видывал Панк в походах всякое… С другой стороны, цены в гномьей пивнухе всегда были умеренные, напитки крепкие, да и вот ещё чего — крушить по пьяни лучше гномье, нежели своё, народное.
Генерал с облегчением ссыпался с седла на брусчатку — пятки приятно ударились в твёрдое. Хорошо же стоять на своих двоих (трёх, чётырех), не опасаясь дикого фортеля подседельной скотины! Для карьеры Панк избрал авиацию, а точнее, воздушно-десантные войска, и летал по долгу службы главным образом на больших боевых драконах, а это зверюга, которая крылами накроет средних размеров село, на таком хоть пляши вприсядку. Ко всякой твари, неспособной поднять дюжину воинов зараз, генерал относился с пренебрежением, даже собираясь на родину, долго перетряхивал мошну, тщетно надеясь наскрести монет на прокат привычного зверя. Не наскрёб, а сейчас вот смекнул, что оно и к лучшему — совсем забыл, что сажать дракона тут негде, а ежели забрать севернее, в горы, так почует вольный дух и дёрнет дальше на север, на историческую родину, в Земли Вечного Холода, тут уж точно не расплатишься. Пришлось ехать на конях, хотя предприимчивый после пятого кувшина Морт Талмон искушал смотаться недалече на юг, в метрополию — купить слона, зверя куда как более солидного. Генерал, мужик неглупый, от слона однако отказался. Лошадь не так жалко, ежели чего повредит и придется бросить, к тому же ее в крайнем случае можно, поднатужившись, и на плечи взвалить — всё же гоблин, не хлипкий эльф.
У коновязи при кантине вяло хрупали овсом три лохматых приземистых зверя — конь не конь, волк не волк, но зубы такие, что за неимением овса сожрут сами ясли, перегрызут коновязь, перережут всё городское население и убегут в родную Гзурию. Кони к таким страшилам подходить не пожелали, упёрлись — забыли со страху, что у самих зубы ничуть не хуже, а уж копыта вообще на зависть.
— Вы, голокожие! — зашипел Панк свирепо. — Какого вам ещё рожна? Мяса не жрёте, летать не умеете, бегаете — бррр! — и ещё рыпаетесь?! Один вам путь, помяните мои слова — к снейкменам в котлы!
Так, вероятно, и останется тайной, с чего генерал вообще взял, что снейкмены делают из коней колбасу. Змеелюди и ездить-то, ввиду наличия хвоста, на конях отродясь не умели, а питались спокон веков пищей исключительно вегетарианской. Но уж коли гоблин что вбил в свою крепкую голову, он не уймётся, пока не вколотит это знание и в остальные окружающие котелки. Так что кони его, хоть ни разу снейкменов и не видели, но заочно боялись их до судорог. Последний аргумент подействовал, и генерал смог подтащить коняг к свободному концу коновязи. Привязывать пришлось собственноручно. А в былые времена выскочил бы гоблинёнок, за медяк привязал бы зверей приезжего да за спиной владельца пошарил бы в седельных сумках. Кражи генерал совершенно не боялся — мешок сам не мог развязать уже пятый день, щиты гоблинята не крадут принципиально, а боевой топор не всякий ещё поднимет. А ежели вдруг попадётся силач — пускай утаскивает, Панк благоразумно полагал, что всё едино пропьёт весь арсенал. Да и с тех пор, как он простым латником давно и далеко отсюда получил меч, прикипел гоблин к этому оружию героев, перепробовал сотни разных, и самый неказистый меч предпочитал любому топору.
Закончив с конями, генерал повёл плечами, пристраивая поудобнее любимый клинок (всё ухо отдавил, проклятущий), пощупал кошель на поясе, прикрыл на всякий случай голову жёстким блоком и решительно вломился в кантину.
К слову о генерале. Панк был идеальным созданием для вхождения в любое заведение, занятое врагами либо подвыпившими братьями — гоблинами. Ростом генерал был изряден — на два дюйма выше шести футов, считая подкованные каблуки и седой ёжик на макушке. Был он тяжёл в плечах, нагружен толстыми, как корабельные канаты, мышцами, а беззаветная любовь к пиву чудесным образом обошла его обычной толстопузостью — Панк с годами лишь раздался в поясе, но о брюхо его с успехом можно было ломать оглобли, что, кстати, не раз проверялось на практике. Нельзя сказать, что руки гоблина свисают до земли, как ядовито пишут в проэльфийских пропагандистских сказочках, но чтобы почесать колено, генералу не пришлось бы даже особо сутулиться. Ноги у него были мощные и кривые, приспособленные для устойчивого стояния на спине дракона под тугой струей встречного ветра. А голова гоблина — о, об этом феномене сложено немало легенд, что о крепости оной, что о том безобразии, кое творится в её недрах и именуется всякими умниками «рваной логикой»…
Так вот, генерал Панк вступил в кантину, мудро прикрывшись локтями практически ото всех возможных направлений удара. Однако удара не последовало, только кто-то изрёк с ярко выраженным гзурским акцентом:
— Этот странный какой-то, да?
Сам ты странный, вражина загорская, хотел было ответить Панк, безошибочно распознав выговор (гзур? В Хундертауэре? Совсем, что ли, умом слаб? Гномы по всему миру кантины ставят, так хоть сами где попало не появляются, не испытывают терпения местных), но не успел — в голову, подобно булаве, стукнула мысль:
«Что-то тут не так».
Только вот что?
Так, разберёмся. Странный. Почему? Потому что входит, приготовившись к битью. Однако что тут странного? Генерал обоснованно полагал, что в любой корчме гоблинского замка есть риск получить по голове кувшином — просто так, за здорово живёшь. Так было всегда и иначе быть не могло, ибо в этом — весь гоблин. Схлопотать кувшином было не опасно, почти не больно и совсем не обидно, просто генерал не любил, когда эль заливается за шкирку и потом на твою шкуру роями пикируют мухи. Да он сам хватил бы следующего, кто войдет! Что там хватил бы — хватал, бил, в смысле, почем зря, не считаясь с чинами, наградами и социальным статусом этого самого следующего, на всяком пиру в своих ленных землях, в гостях, на приемах и банкетах, не говоря уже о многочисленных питейных заведениях! Не все понимали, ибо гоблины попадались куда как редко, а иные расы не больно поощряли гоблинскую манеру поведения. Не раз доходило до обид, судилищ, двобоев, иначе именуемых еще дуэлями — странный народ эти Пришлые, ну подумаешь, облили пивом, ну чуть погудит в ушах от смачной плюхи, так ведь неймется им — за мечи хватаются, ну и, конечно, приходится доделывать дело, а потом на тебя ярлык злодея вешают… Хитроумные корчмари Нейтральной Зоны, где частенько попадаются гоблины-наёмники, для них удумали отводить специальную часть корчмы — подальше от двери, но всё равно по сию пору от гоблинских народных ритуалов горючими слезами умываются…